Текст книги "Проклятие Батори"

Глава 21

Чахтицкий замок

15 декабря 1610 года

Уже несколько недель Брона давала Виде только пустую похлебку. Бывало, что мужеподобная повариха сжалится и положит туда вареную репку, хотя это вызывало сердитый взгляд бдительной Гедвики с пухлыми губами, жирными от мяса в собственной тарелке.

Вида умоляла дать ей чего-нибудь еще, уж так урчало у нее в животе. Неглубоко посаженные, как вдавленные в тесто изюминки, глаза Броны блестели от сострадания. Еда для нее – все, и ей невыносимо было видеть голодающую душу. Но ослушаться графиню?! Неповиновение было просто немыслимо.

Повариха отвернулась от девушки.

– Госпожа повариха, посмотрите на меня! – плакала Вида. Она протянула исхудавшую, как кость, руку; ее пальцы напоминали зимние ветви.

Брона захлопала тяжелыми веками. Когда в июне Вида явилась в замок, она была просто красавицей: на ее щечках будто розы цвели, а волосы блестели, как вороново крыло. Графиня отобрала ее лично, чтобы та несла ее шлейф от будуара до туалетной комнаты, где Зузана с изрытым оспой лицом колдовала над лосьонами и мазями. Теперь грудь Виды обвисла и сделалась плоской, лицо осунулось, и сквозь прозрачную кожу просвечивали скулы. Во впавших глазницах васильковые глаза, некогда такие живые и веселые, потемнели до сливового цвета. Она никогда не выглядела крупной, но теперь она скукожилась до размера ребенка.

Другие девушки тайком давали ей объедки с собственных тарелок. Кусочек мяса или корочка черствого хлеба путешествовали с одних колен на другие под столом, пока не добирались до голодающей Виды. Если б Гедвика заметила, то отхлестала бы служанок по щекам и, что гораздо страшнее, доложила бы графине об их предательстве.

Однажды, когда Гедвика задержалась в покоях графини, голод заставил Виду выйти из-за стола. Другие служанки не сказали ни слова, когда она подошла к холодной кладовой у входа на кухню. Кладовая была набита тушками птиц, копченым беконом, свежими яйцами, сырами; там стояли деревянные ведра со сливками и горшки со свежим сливочным маслом. Но самые страшные танталовы муки доставлял большой глиняный кувшин, наполненный желтым гусиным жиром, более густым и питательным, чем масло.

Ее изголодавшееся тело затрепетало от желания отведать лакомство, тощие руки взлетели к кувшину, как птицы на насест.

– Если только прикоснешься, будешь строго наказана, – раздался скрипучий голос.

Обернувшись, Вида заметила Брону с черпаком в руке, от которого в холодном воздухе поднимался пар. Несколько капель супа капнуло с черпака на гранитный пол, и Вида, упав на колени, пальцами вытерла мясной бульон и засунула их в рот.

– Я умираю с голода, – заплакала она, ее плечи затряслись, и из запавших глаз покатились слезы.

– Это не мое решение, – проговорила повариха. – Убирайся из моей кладовой.

Брона протянула руку, благоухающую запахами пищи, и поставила истощенную девушку на ноги. Пальцы поварихи нащупали только кости, и сердце старой женщины сжалось.

Брона отвела Виду на кухню, где от острых ароматов готовящейся еды у девушки подогнулись ноги.

– Посиди здесь, у огня, – сказала повариха, – погрей свои кости.

Вида опустилась на трехногий табурет у очага, ее лицо сморщилось, на покрасневших щеках блестели слезы.

– Но зачем графине морить меня голодом? – воскликнула она. – Я верно ей служила.

Дородная повариха подняла деревянную ложку и сильно ударила по железному котлу с супом.

– Твоя верность тут ни при чем, – сказала она, качая головой, отчего ее жирные подбородки заколыхались, и, наклонившись поближе, понизила голос. – Она ненавидит твою красоту. Это твое проклятие.

Запах мяса в ее дыхании был пыткой для изголодавшейся девушки.

– Моя красота?

– Она выбрала тебя за красоту, а теперь уничтожит ее. А если ты умрешь, это ее ни капли не побеспокоит.

– Что же мне делать?

Старая Брона огляделась по сторонам и даже посмотрела вверх на стропила, словно там мог притаиться шпион.

– Беги, слечна Вида. Беги из Чахтицкого замка без оглядки, – шепнула она быстро.

Глаза Виды наполнились слезами.

– У меня больная мать. Те гроши, что я приношу, хоть как-то поддерживают в ней жизнь. В Чахтице мне не найти работы, разве что проституткой.

– Лучше голодать или продавать свое тело, чем увидеть гнев графини.

Быстрой походкой вошла Гедвика и потребовала еще один ломтик бекона. Заметив Виду, она состроила кислую мину.

– А ты что тут делаешь? Выпрашиваешь поесть?

– Она ничего не получила, – ответила повариха. – А тебе какое дело, Гедвика? Ты жрешь больше, чем гусь, которого кормят на убой.

– Графине нравится, что я полная, – вспыхнула Гедвика. – А этой – я знаю, что ей предписала графиня. Нечего ей тут делать.

– Здесь я хозяйка, шлюха, – прорычала повариха и замахнулась на нее ложкой. – Думаешь, я не знаю, чем ты занимаешься по ночам? Убирайся!

– Вида пойдет со мной, – огрызнулась та.

Повариха выпятила нижнюю губу, как карниз, и так потянула Виду к себе, что ослабшая девушка чуть не упала.

– Запомни мои слова, – шепнула ей Брона.

– Графиня узнает о твоем вероломстве, повариха, – пригрозила Гедвика.

Взгляд Броны утратил свою свирепость, и лицо ее исказил холодный страх.

Скользкой от бекона рукой Гедвика схватила Виду за костлявый локоть и потянула за собой с кухни. Та чуть не упала в обморок от аромата свинины. Она решила, что когда останется одна, то будет лизать жир со своего рукава…

* * *

По ночам Вида лежала на холодном каменном полу за дверью спальни своей госпожи, свернувшись, как собака, на грубой шерстяной подстилке. Кусочки высохшей травы и песчинки, застрявшие в ткани, кололи ее нежную кожу и не давали спать. Она слушала приглушенный шум ветра, гуляющего по темным коридорам замка.

Просыпаясь, она часто видела Дарвулию с факелом над головой, которая вела графиню в нижние этажи замка, в подземелье.

– Спи! – командовала ведьма, выдыхая кольца пара. – Эти прогулки тебя не касаются.

Покидать замок Вида могла только при ясном свете дня, когда графиня не нуждалась в ее услугах. Девушка уходила домой, шатаясь на своих тощих ногах в стоптанных кожаных туфлях, в лачугу матери в деревне Чахтице. За свои жалкие гроши она покупала кости для супа и овощи, да еще немного угля, чтобы поддерживать огонь в маленьком очаге больной матери, и расплачивалась с соседскими детьми тарелкой супа, чтобы те оставались с матерью на ночь. Несмотря на свой голод, Вида знала, что не может съесть ни капли этого супа, не поставив под угрозу едва тлеющую жизнь матери.

Однажды ночью она проснулась от приглушенного говора, доносящегося из спальни графини. Возможно, той что-то приснилось. Что могло ей присниться? Множество воздыхателей, умерший муж? Ее сундуки с золотом и замки? Пышный дом в Вене рядом с великим собором Святого Стефана?

И тут Вида заметила рядом чьи-то высокие сапоги из тонкой кожи. Над нею возвышался высокий мужчина. Он был весь в черном, его плечи окутывал широкий походный плащ с капюшоном.

Как такой человек смог подняться по ступеням, не разбудив ее?

Он без стука открыл дверь к графине и беззвучно проскользнул внутрь.

Виду охватила дрожь. Девушка вспомнила деревенские рассказы о высоком незнакомце в черном, который посещал Чахтицкий замок много лет назад, еще до смерти Ференца Надашди. Говорили, что графиня сбежала куда-то с таинственным незнакомцем на несколько месяцев. Когда она вернулась к мужу, слуги затаили дыхание, ожидая побоев, поскольку граф Надашди был известен своей яростью и жестокостью.

Но графиня не получила побоев и вообще не понесла никакого наказания.

Ференц Надашди принял ее назад, ничего не сказав. Никаких синяков на ее лице никто не заметил. Деревенские жители были потрясены.

Не тот ли это незнакомец в черном вернулся, чтобы снова забрать ее с собой?

У Виды свело желудок. Ей казалось, что желудок переваривает сам себя, сжимаясь от пустоты и тщетно ища себе пропитания.

Вспомнив про кувшин с гусиным жиром, она облизнулась.

Глава 22

Карбондейл, штат Колорадо

17 декабря 2010 года

Самолет Джона задержался в Денвере.

Сразу после полуночи начался сильный снегопад, и с тех пор снег уже валил не переставая. Большие мокрые снежинки плотно покрыли лыжные трассы, но затрудняли видимость и сделали невозможной посадку в Аспене, известном своей непростой взлетно-посадочной полосой – короткой и окруженной высокими горами.

Ожидая в аэропорту, Бетси смотрела на падающий снег. Жирные снежинки резво кружились в воздухе. Она зашла в небольшое кафе выпить чашечку кофе.

Почему она все-таки согасилась? После развода они старались изо всех сил держаться подальше друг от друга, признавая, что брак, заключенный еще до окончания университета, был просто ошибкой молодости. Теперь Джон был адъюнкт-профессором[38]38
  Адъюнкт-профессор – в США преподавательская должность, соответствующая доценту в РФ.


[Закрыть] в Массачусетском технологическом институте и получал гранты на исследования. А у Бетси собственная практика.

Они многого добились.

Черт возьми! Бетси скрипнула зубами, не понимая, что на нее нашло.

Развод так повлиял на нее, что она терпеть не могла Боулдер[39]39
  Боулдер – город на севере центральной части штата Колорадо, где расположен Колорадский университет.


[Закрыть]. Не могла ходить по кампусу, не думая о студенческих днях, когда они с Джоном весной лежали в тени дубов на одеяле, пьяные от молодой любви.

В минуты слабости Бетси по-прежнему вспоминала прикосновение его рук, когда он проводил пальцем по ее подбородку, обводил контуры ее плеч. Она чувствовала его пьянящее теплое дыхание у себя на шее. От него пахло сосновой хвоей и теплым солнцем, прогулками в горах. Они целовались нежно, как только можно, и смотрели друг другу прямо в глаза. Студенты в обрезанных выше колена джинсах перебрасывались летающими тарелками, и между ними носилась собака в ошейнике, пытаясь поймать диск. Вдали на фоне лазурного колорадского неба вздымались Флэтайронские утесы, красные скалы. Когда они с Джоном перекатывались, ловя переместившуюся тень, то видели облицованный песчаником фасад Норлинской библиотеки. Ребята с рюкзаками, полными книг, входили через турникет, повернувшись спиной к солнцу, летающим тарелкам и молодой любви.

Над входом в библиотеку были высечены слова Цицерона: «Кто знает только собственное поколение, вечно остается ребенком»[40]40
  Вероятно, это неточный перевод слов Цицерона из «Трактата об ораторе»: Historiam nescire hoc est semper puerum esse – «Не знать истории – значит быть всегда ребенком».


[Закрыть].

Теперь эти слова преследовали Бетси.

«Мы были просто детьми, – думала она, ожидая прибытия Джона в аэропорту. – И к тому же глупыми».

– Чем могу быть вам полезен? – спросил официант в кафе.

– Капучино с двухпроцентным молоком, – заказала она.

На столике лежала измятая развернутая местная газета «Аспентаймс». Кто-то записал на полях телефонный номер, и Бетси обратила внимание на статью рядом:

Хард-рокеры, готы и хард-дай панки!

Собираемся сегодня вечером в «Кверху пузом».

Блэк-метал-группа «Веном» играет трибьют «Батори».

Батори?

С колотящимся сердцем она принялась читать.

– Вот ты где!

Джон положил свою сумку, схватил Бетси за руки и обнял; несмотря на длительный перелет, его кожа пахла сосновым мылом. Он обнимал ее дольше, чем ей бы хотелось, и наверняка ощутил, как у нее вдруг напряглась спина.

Джон отпустил ее и посмотрел в лицо.

– Ты похудела. Я нащупал твои ребра.

Пожав плечами, Бетси посмотрела на его видавшую виды матерчатую сумку, знакомую со студенческих дней.

– Я всегда худею с наступлением холодов.

– Хм-м. – Он внимательнее рассмотрел ее с расстояния вытянутой руки. – Обычно нет, только во второй половине января, после нескольких недель катания на лыжах.

Бетси отвела глаза. Ей хотелось поднять воротник своей фланелевой рубашки, но она знала: это будет признаком, что она что-то скрывает. За время замужества она научила Джона многому из области психологии.

Тому, что изучила сама, но и тому, чему за годы научил ее отец. Ей не хотелось давать ему ключ к догадке.

– Что такого захватывающего в местной желтой прессе? – спросил Джон, мотнув подбородком в сторону газеты. – Ты выглядела так, будто только что прочла известие о собственной смерти.

Бетси пожала плечами.

Он посмотрел на газету.

– «Батори»?

– Панк-группа. А может быть, готическая. Не знаю.

– Угу. Я слышал про этих ребят – «Батори». Пожалуй, еще в восьмидесятые. Давай-ка что-нибудь съедим. Не могу есть дрянь, которую они подают в этих упаковках.

«Джон во всей своей красе», – подумалось ей. Его не взволновало, что в газете появилось имя Батори или что газета оказалась раскрыта именно на той странице, где размещено это объявление.

«Совпадение», – сказал бы он, если бы она пристала.

После того как брак распался, Джон защитил диссертацию по математической статистике в Массачусетском технологическом институте и не верил в многозначительные совпадения. Совпадения относились к вероятности – в статистике она обозначалась как маленькая p. Вытрем доску и возьмемся за новую задачу, не стоит останавливаться на совпадениях. Они не влияют на статистику.

В статистике это называется выброс.

На Бетси нахлынула волна горьких воспоминаний – сверхрациональный склад ума ее бывшего мужа сталкивался с ее интуитивным юнгианским подходом. Ей вспомнился их последний спор, который и положил конец браку.

– Мой отец! Мой отец в опасности, я чувствую!

– Чепуха, – сказал он. – Ты нервничаешь от усталости, готовясь к экзаменам. Ничего с твоим отцом не случилось, иначе твоя мать наверняка позвонила бы сюда.

– Но, Джон…

– Что с тобой? Приди в себя и плюнь на предчувствия. Ты совершенно иррациональна, Бетси. И к тому же поглощена собой! Земля не перестанет вращаться от твоих снов.

– Я? А ты-то сам! Не все в жизни логично, Джон. На диаграммах рассеяния бывают выбросы, феномены, которые нельзя предугадать. Ты никогда не видел дальше мира причинности и вероятности. Я знаю, что что-то случилось.

– Ты истеричка, – сказал он. – Ты позволяешь своим эмоциям руководить тобой. Как при таком образе мыслей ты можешь заниматься практической психиатрией?

– Почему ты никогда не отважишься шагнуть за пределы рационального? Может быть, тебе следует сделать некоторый самоанализ.

– Какая туфта!

А когда они узнали о гибели ее отца, Джон отвернулся. Он не знал, как утешить Бетси. Для них это было началом конца.

* * *

Они проехали в долину и остановились у таверны Вуди-Крик, где взяли гамбургеров и пива. В таверне было пусто, если не считать одного столика с туристами и толпы местных придурков со сдвинутыми на затылок козырьками бейсболок; сидя у стойки бара, они смотрели телевизор.

– Толпа уже не та, что раньше, – сказал Джон, осматриваясь.

Старые фотографии на стене пожелтели, многих не стало. Где-то здесь было и их фото двадцатилетней давности – двое студентов, любителей лыжного спорта, с белыми пятнами вокруг глаз от солнечных очков – след проведенных на склоне дней, – в совершенно беззаботном настроении.

– Сегодня будний день, люди на работе. Но ты прав: с тех пор как сменился персонал, и сама толпа тоже изменилась.

Джон залпом выпил свое бочковое пиво – «Флаинг Дог Догги Стайл» из местной пивоварни. Он не узнал никого за стойкой бара, хотя, насколько поняла, хотел отыскать знакомое лицо.

– Расскажи, что тебе удалось узнать о матери.

– Ничего. От посольства никакого толку. В воскресенье она была в Братиславе. Собиралась наведаться в один из замков, которым в начале семнадцатого века владела графиня Батори.

– Один из замков?

– В ее списке их было полдюжины. Мама упоминала Бецковский и Чахтицкий. Но скорее всего, в Чахтицкий.

– Почему?

– Потому что большинство своих убийств графиня совершила там.

– Ты все еще планируешь туда поехать?

– Да. Я искала в Интернете горящие билеты. Цены просто астрономические.

– Я поеду с тобой.

– Что? Нет, ты не можешь. Ты…

– Спасибо. Заходите еще, – прервала ее официантка, кладя на стол чек. – Хорошего вам дня!

Бетси и Джон переглянулись: они еще не притронулись к еде.

Джон прыснул:

– Это определенно не та таверна Вуди-Крик. Хантер Томпсон, наверное, застрелил бы эту официантку[41]41
  Основатель гонзо-журналистики Хантер Томпсон жил в Вуди-Крик, штат Колорадо, и застрелился в своем доме в 2005 г.


[Закрыть].

– Джон, ну в самом деле! Как ты можешь бросить работу?

– Но у меня же есть отпуск. Я только что подал заявку на новый грант, и сроки вполне позволяют.

Бетси задумчиво жевала жареный картофель. Из толпы у стойки донесся рев, когда «Бронкос»[42]42
  «Денвер бронкос» – футбольная (американский футбол) команда из столицы штата Колорадо.


[Закрыть] сделали тач-даун[43]43
  Тач-даун – в американском футболе занесение мяча в зачетное поле противника.


[Закрыть].

Джон забрал из руки своей бывшей пакетик с картошкой и теперь жевал, поглядывая на Бетси.

– Позволь мне помочь.

Она крепко зажмурилась, чтобы не заплакать, потом кивнула, вся дрожа от нахлынувших эмоций.

– Пошли, – сказал он, – прочь отсюда.

* * *

Когда они подъезжали к дому, Бетси заметила внутри движение.

Не вернулся ли опять тот тип?

Набрав в грудь воздуха, она быстро распахнула дверь, и сердце ее в груди неистово заколотилось.

На полу кабинета сидела Дейзи с раскрытой перед собой огромной книгой. Бетси увидела на странице какой-то цветной образ.

– О боже! – воскликнула Бетси, поднося руку к груди. – Дейзи, а ты-то что здесь делаешь? Я же отменила сеанс.

Дейзи взглянула на нее.

– Мне просто захотелось снова вас увидеть. Эй, Бетси, нужно запирать дверь. Особенно после того, как тот чертов домушник устроил здесь шмон. – Она перевела взгляд на Джона. – А это что за парень? Ваш бойфренд?

«Прекрати вмешиваться в мою личную жизнь, – подумала Бетси. – Ты ни во что не ставишь отношения между врачом и пациентом».

– Это… это мой старый друг. Джон, это Дейзи Харт.

Джон подошел и выгнул шею, чтобы рассмотреть образ на полу.

– Это что же, мандала?

– Да, наверное. Это нарисовал Юнг. Он пытался исследовать свою душу, – с дьявольским видом ответила девочка.

Бетси вдруг ясно поняла, что лежит на полу кабинета.

«Красная книга».

– Я увидела здесь дарственную надпись от вашей мамы, – сказала Дейзи, словно читая ее мысли. – У вас несколько недель назад был день рождения – значит, вы Скорпион. Я тоже!

Бетси с трудом глотнула. В ушах звенел голос гадалки Таро: «Рассказывайте о кошмарах!»

Бетси покачала головой, отгоняя мысль.

– Зачем ты взяла… Что ты делаешь?

– Я увидела ее на полке, – сказала Дейзи. – И подумала: «Вау, какое совпадение!» Пару дней назад моя сестра прислала мне экземпляр. Похоже на синхронию…

– Твоя сестра? – переспросила Бетси.

– Я рассказала ей, что Юнг – это круто. Она пошла на шоу в городе, где знаменитостей анализируют на сцене, показывая рисунки Юнга.

– «Диалоги о «Красной книге»»… – прошептала Бетси.

Джон присел на корточки рядом с Дейзи и провел пальцем по сверкающей мандале.

– Да, Юнг был настоящий художник. А я и не догадывался. Похоже на средневековый манускрипт.

– Точно! – воскликнула Дейзи, сияя, и посмотрела ему в глаза. – Впервые в кои-то веки Морган и я нашли какой-то общий интерес. И действительно, в кои-то веки.

Бетси заметила, как покоробился макияж ее пациентки, когда она выделила последние слова.

– Это так по-готически, – сказал Джон, глядя на страницу. – Напоминает мне древнюю «Келлскую книгу»… [44]44
  Келлская книга – иллюстрированная рукописная книга, созданная ирландскими монахами примерно в 800 г.


[Закрыть]

– Правда? Его нужно короновать как короля готического мира, – сказала Дейзи. – Посмотрите…

Она осторожно перевернула страницу.

Там была другая иллюстрация, с лодкой с колоссальным золотым кругом и человеком у румпеля. Под лодкой виднелась огромная рыба или морское чудовище с бульдожьими зубами.

– Вау! – прошептал Джон. – Только посмотрите на это!

Бетси судорожно глотнула, глядя, как ее бывший возлюбленный – ее бывший муж, человек, которого гипнотизировали только числа и математические формулы, – провел ладонью по образу.

– Что вы видите? – спросила Бетси, опускаясь на колени рядом с ними.

– Большой золотой гонг и морское чудище, – начал Джон.

– Это не чудище, – обиженно сказала Дейзи. Она намотала на пальцы нитку своего крестика.

– О чем ты говоришь? Видишь эти клыки, – запротестовал Джон.

– Это нижние зубы – напротив клыков. У рыбины доброжелательный свет в глазах. Она не нападает на лодку, а защищает путешественника.

– А кто, по-твоему, устроил кораблекрушение? – спросил Джон.

– Какое кораблекрушение? – заинтересовалась Бетси.

– Вон, в глубине. Там лодка, которая напоролась на риф и затонула.

Бетси захлопала глазами. Пока Джон не сказал этого, она ничего не видела. А она там была. Затонувшая лодка. И вдруг, при взгляде на Джона и Дейзи со склоненными вместе головами, Бетси пронзила мысль.

Если б мы родили дочку, когда только поженились, сейчас она была бы того же возраста, что и Дейзи.

– Вау, Джон! Вы правы, крушение корабля! – воскликнула Дейзи, глядя на темно-зеленые водовороты, а потом посмотрела на своего психоаналитика: – Бетси, давайте теперь вы. Что вы видите?

Бетси в нерешительности помедлила. Она думала о визите Морган.

О пропавшей в Словакии матери.

И из сотен книг на забитых полках Дейзи вытащила «Красную книгу», мамин подарок, который она прислала на день рождения в прошлом месяце.

К черту отношения между пациентом и врачом.

– Я вижу глаза. Глаза в море, глаза на небе. Наблюдающие, – ответила Бетси.

Дейзи медленно покачала головой.

– Да. Я тоже вижу их.