Текст книги "Я люблю Лондон"

Глава 2

Когда пару часов спустя в гостиной в сумке зазвонил мобильный, я была обнаженной и полусонной. Алекс рядом спал как убитый – хотелось думать, что это мое непревзойденное сексуальное мастерство так его вырубило. Ну а я, не в меру любопытная особа, скатилась с кровати, натянула трусы, достала телефон и потащилась в кухню, чтобы не ослеплять своим неглиже соседей напротив.

Естественно, мобильник перестал звонить сразу, как только оказался в моих потных лапах, но зато я увидела устрашающее количество пропущенных вызовов и сообщений от Луизы, моей давней лучшей подруги в Великобритании. Я провела пальцем по экрану айфона, силясь прогнать жуткие мысли, закружившиеся в голове. Наверняка кто-то умер, пока я тут дома динамлю работу ради дневного секса. Сообщения от Луизы ясности не добавили, в них лишь повторялась настойчивая просьба позвонить как можно быстрее, что всполошило меня окончательно. Мы с Луизой общались по скайпу раз в неделю и обменивались сообщениями, когда у нее были «окна» в расписании ухода за ребенком, и я твердо знала, что не пропустила очередного телефонного разговора. С тех пор как Луиза два месяца назад родила Грейс, мы болтали куда меньше обычного, поэтому семь сообщений «позвони немедленно», отправленных в десятом часу вечера по английскому времени, не предвещали ничего хорошего. Я ковырялась в «Контактах», намереваясь перезвонить Луизе, но мои попытки оборвал входящий звонок.

От моей матери.

Ну все, точно кто-то умер.

Или лежит при смерти.

С ужасно неприятным ощущением под ложечкой я нехотя нажала «ответить» и, схватив со стола кухонное полотенце, прикрыла грудь. Я физически не могу говорить полуголой по телефону с матерью. Слава Богу, трусы надела.

– Да, мам? Случилось что-нибудь?

Последний раз мать звонила мне в неурочное время, когда отец попал в больницу, переев освежающих «космических кексов»[3]3
  Пирожные с марихуаной.


[Закрыть] в доме моей тетушки. С тех пор я ожидаю от папы звонка с признанием, что он ушел от матери к молочнику или бросил выплачивать ипотеку, чтобы оставались деньги на наркоту, не берусь решить, что вероятнее.

– Энджел Кларк, ты ничего не хочешь мне сказать?

Сдерживаемое бешенство в голосе мамы сразу заставило меня предположить, что в опасности не отец, а как раз я. И я уже догадывалась почему. Сообщения от Луизы вдруг приобрели до ужаса ясный смысл, я сложила два и два и получила большую, толстую, сверкающую изумрудно-зеленую четверку.

– Да вроде нет, а что? – сладким голосом ответила я. Игра в дурочку меня очень выручила в восемнадцать лет, когда я ночью «одолжила» мамину машину и вернула ее с тремя оригинальными новыми вмятинами. Мне показалось, они добавляют машине характера, но мать сочла, что они добавляют денег к страховой премии.

– Ты… – сделав паузу, она очень глубоко и очень театрально вздохнула, – помолвлена со своим музыкантом или нет?

Черт…

Я не то чтобы хотела сохранить свое обручение в тайне от родителей. Просто так сложились обстоятельства, под которыми я подразумеваю леденящий ужас. Я звонила на Рождество, чтобы сообщить приятную новость, но мать была в такой ярости, что я не прилечу домой на сухую индейку и кипящую обиду, а остаюсь в «той» стране с «тем музыкантом», что я не смогла придумать подходящий способ сообщить, что только что приняла предложение от «того музыканта» остаться в «той» стране в обозримом будущем. А через несколько недель чем больше я проигрывала разговор в голове, тем меньше мне хотелось ненароком упомянуть о нашей помолвке.

– Помолвлена ли я?

– Да.

– С Алексом?

– Да, Энджел, с Алексом. Надеюсь, другим ты еще не успела обзавестись.

Она произнесла имя моего жениха с особым выражением, которое обычно предназначалось для соседки Сандры и Имонна Холмса. А надо сказать, что мать ненавидит Сандру и Имонна Холмса.

– Ну, зато я не умру бесплодной старой девой, правда? – Дразнить мать морковкой в виде внуков было нечестным приемом, но нужда всему научит, если дьявол гадит вам в чайник.

– О Боже мой, Энджел, ты беременна? – завопила мать прямо в трубку и оглушительно крикнула немного в сторону: – Дэвид! Она беременна!

– Я не беременна, – безнадежно сказала я, уткнувшись головой в колени. Может, я и сижу полуголой на грязном кухонном полу с замызганным посудным полотенцем на сиськах, но я не беременна. Насколько мне известно. – Честное слово.

– О Боже, я должна была догадаться, – нудила мать, якобы не слыша. – Съехаться с этим музыкантом, не звонить, не приезжать… Какой у тебя срок?

– Я не беременна, – повторила я самым убедительным тоном, одновременно пытаясь вспомнить, приняла я утром противозачаточную таблетку или нет. – Ма-ам, я не беременна!

– Какой у нее срок? – послышался в трубке запыхавшийся голос отца, который чуть не бегом спустился по лестнице. – Это от ее музыканта? Она поэтому обручилась?

– Да прекратите, ради Бога! – Они не могли меня видеть, но я не удержалась от того, чтобы вытаращить глаза и энергично махнуть рукой. – Я правда не беременна. Алекс сделал мне предложение не потому, что я залетела. Насколько мне известно, он искренне хочет на мне жениться.

– Понятно, – процедила мать с едва уловимой ноткой сарказма.

– Спасибо, мама.

– Мне брать билет на самолет? Надо лететь и забирать ее? – Папа говорил, по-моему, уже от дверей. – Придется заехать на почту снять доллары.

– На почту!.. – прошипела мать. На почте тоже обитали ее заклятые враги. – Иди обратно к себе наверх. Она говорит, что не беременна.

– Пусть это лучше будет правдой, – сказал он достаточно громко, чтобы я слышала. – Она еще не настолько взрослая, чтобы я не мог ее выпороть. И ее музыкантишку тоже.

Я подавила желание напомнить, что выпорол он меня один раз в жизни, когда в пятилетнем возрасте я наведалась к нему в комнату, вышла в сад и выбросила его лучшие кожаные водительские перчатки в пруд, чтобы избежать поездки к тетке Шейле. Я была нахальная маленькая мисс. Но когда мне было двадцать пять, папа извинился и сказал, что я была права, ибо тетка Шейла, цитирую, «сущая заноза в заднице».

– А еще я никак не могу понять, с чего ты взяла, что матери лучше узнать о помолвке ни больше ни меньше с музыкантом, которого она, мать, в глаза не видела, потому что он живет за десять тысяч миль, от деревенских сплетниц в провинциальном «Уэйтроузе».

На это я не нашла что возразить.

Дело в том, что из-за периодической отмены моих визитов в родительский дом мимолетные придирки к Алексу и его выбору профессии превратились в откровенные нападки. К концу января мать записала его в дитя любви Гитлера и Мика Джаггера. Для большинства людей музыкант – это человек, умеющий играть на музыкальном инструменте. Для моей матери это непременно лживый, бесчестный наркоман, чья единственная цель в жизни – обрюхатить ее бедную глупую дочь и бросить без гроша с героиновыми «дорожками» на руках в придорожном мотеле. Это уже было откровенной натяжкой – Алекс даже от головной боли лекарств не пьет.

– Ты сказала Луизе раньше, чем родным родителям?

«Ну, Луиза, – подумала я, – младенец у тебя или нет, но тебе не жить».

– Слушай, я не то чтобы не хотела тебе говорить, – начала я, решив поменять тактику. И встать с кухонного пола – я ужасно отсидела задницу. – Я просто не хотела сообщать об этом по телефону. Мне это казалось неправильным.

Оцените, какая я почтительная дочь. Для импровизированного предлога очень даже неплохо. Я на цыпочках прошла к дивану и завернулась в одеяло вместо полотенца. Шикарно.

– Наверное, потому, что это и вправду неправильно, – ворчливо сказала мать, но у меня возникло ощущение, что наследства меня на этот раз не лишат. – Мы еще даже не знакомы с этим твоим Алексом. Так не годится.

– Он не «этот мой», он хороший. – Я глубоко вздохнула, представив, как после дождичка в четверг Алекс будет распивать чаи с моими мамашей и папашей. – Вот вы с ним познакомитесь и сразу полюбите.

– Когда?

Вот блин.

– Скоро? – полувопросительно отозвалась я таким высоким голоском, что заскулили собаки в соседней квартире.

– Привези его домой на мой день рождения.

И это не было робкой просьбой.

– Мы будем отмечать – ничего особенного, праздник в саду для своих, – продолжала мать. – И я хочу, чтобы ты приехала. А если он собирается стать частью нашей семьи, ему тоже лучше появиться.

Я поставила маму на спикерфон и открыла свой календарь. Ее день рождения через три недели. Три очень коротких недели. Не то чтобы я забыла, просто пока мне «Фейсбук» не напомнит, я как-то игнорирую очевидное.

– Это слишком скоро, – медленно сказала я. – И перелет обойдется дорого…

– Перелет оплатим мы с отцом.

Запахло скандалом. Аннет Кларк не сдастся, пока добыча не перестанет трепыхаться.

– Вам обоим. В качестве подарка на обручение.

– Понятно! – Мне стало совсем худо. Дом. Лондон. Англия. Марк. Все, что я оставила в прошлом.

– И остановитесь вы у нас. – Мать уже откровенно наслаждалась победой. – Под одной крышей со мной и твоим отцом. Все, Энджел, ты будешь у меня на дне рождения. Дэвид, открывай «Экспедию»[4]4
  Интернет-компания, специализирующаяся на онлайн-продаже билетов, бронировании номеров в гостиницах и т. д.


[Закрыть], она едет домой!

В ту минуту я могла думать только о двух вещах: во-первых, что я убью Луизу, во-вторых, что Лондона мне не избежать.

* * *

– Не говорила я ей, – жалобно оправдывалась Луиза, когда утром я спешно садилась в такси. До метро далеко, а я уже опаздывала в офис, потому что накануне остаток вечера наливалась домашними «маргаритами», а Алекс гладил меня по голове и отговаривал прыгать из окна. – Это Тим сказал, по ошибке!

– И как же Тима угораздило проболтаться моей матери, что я обручилась? – осведомилась я, ощупью ища в сумке темные очки. Солнце было слишком ярким, а похмелье – слишком сильным. – Отомстил за то, что я ему руку сломала?

Каюсь, было дело. Практически случайно, в день их свадьбы. Не уверена, простил ли Тим меня хотя бы сейчас, два года спустя.

– Нет, – устало сказала Луиза. Говорят, усталость – один из побочных эффектов наличия младенца, и, если верить моей матери, я об этом все узнаю сполна. – Он был в супермаркете, его увидела мать Марка и начала распространяться, что ее Марк собирается в Нью-Йорк на конференцию…

– Марк? – Меня вдруг прошиб пот и затошнило. От ярости. – Тот самый Марк?

– Да, Энджел, тот самый Марк, с которым ты была помолвлена целую вечность.

– Марк, стало быть, – процедила я. – Я только хотела убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке.

– Да, Марк. – Это слово будто утратило все свое значение. – По словам его мамаши, он едет в Нью-Йорк на какую-то конференцию, потому что он важная шишка, и Тим упомянул, что ты тоже в Нью-Йорке. Ясное дело, она пристала к нему с расспросами, и он нечаянно проболтался, что ты обручилась. Не нарочно, клянусь, он и не подозревал, что она скажет твоей матери. Согласись, откуда ему было знать, что твоя мать тоже окажется в супермаркете?

– Моя мать там днюет и ночует, – ответила я, глядя, как позади остался Вильямсбург, сменившись магазинными вывесками «Гринпойнта» на польском языке и разнообразными изделиями из «кислотного» денима. – Она живет и умрет в «Уэйтроузе». Удивляюсь, как ей еще не дали там работу.

– Я только объясняю, что это вышло не специально. Честное слово, Тим пытался оказать тебе услугу, – повысила голос Луиза, перекрикивая музыкальную заставку «Топ гир». – Он всегда болел за команду «Энджел».

– Подожди, давай еще раз о важном. Значит, Марк прилетает в Нью-Йорк? – Мне не понадобилось смотреться в зеркало, чтобы убедиться – в моем лице не осталось красок. – Когда? Зачем?

– Я не знаю, – вздохнула Луиза. – Подробностей Тим не выяснил – мужчина, что с него взять?! К тому же сейчас они практически не общаются. Не волнуйся, не наткнешься ты на Марка в Нью-Йорке.

– Еще как наткнусь! – шумно и длинно выдохнула я. Мой «экс» в Нью-Йорке. Да как он посмел? Разве нет закона, запрещающего изменившим бойфрендам подходить к нам ближе, чем на пять тысяч миль? – Сработает закон подлости. Вот увидишь, я буду шагать на работу в зажеванной задницей юбке, а он невзначай выйдет из-за угла.

– Не выйдет, не глупи! – У Луизы уже прорезался строгий голос. Из нее получится прекрасная мать. – Даже если и выйдет, пройдешь мимо, не повернув головы.

– Или заору, как банши, и врежу ему ниже пояса, – предположила я.

– На мой взгляд, это будет вполне уместно, – согласилась Луиза. – Видит Бог, я тоже об этом думала.

– Хорошо, что он изменил мне до того, как я открыла в себе склонность к насилию, – сказала я, хотя на самом деле горько жалела об этом. – Луиза, какого лешего ты смотришь «Топ гир» днем во вторник?

В голосе Луизы послышалось напряжение – она подняла что-то тяжелое. Видимо, младенца.

– Это единственное, от чего она перестает плакать. Я иногда гадаю, что из нее вырастет.

– Крошечный Джереми Кларксон женского пола? – содрогнулась я. Меня ужасно пугала сама мысль о ребенке Луизы, а он, оказывается, еще и успокаивается исключительно при виде взрослых мужчин с плохими волосами, которые превращают «форд мондео» в трейлер. – Слушай, на всякий случай ты об этом почитай.

– «Топ гир» и «Только Эссекс», – вздохнула Луиза. – Три месяца от роду – и уже готовый гонщик с фальшивым загаром и стразами на гениталиях.

– Я не поняла и половины того, что ты сказала, – запротестовала я. Витрины магазинов сменились складами, склады уступили место автострадам, и впереди показались мост и мой любимый Манхэттен. Давление у меня немного упало, и во мне затеплилась надежда, что в машине я сегодня не помру. Если пассажира вырвет в салоне, таксист слупит с него на пятьдесят долларов больше; боюсь даже представить, во сколько обошелся бы инфаркт. – И не хочу понимать.

Луиза засмеялась, отчего ребенок тут же заорал. Луиза всхлипнула.

– Я понимаю, это чистой воды эгоизм, но мне ужасно хочется с тобой повидаться, – сказала она. – Пора тебе познакомиться с моей малышкой. Тебя слишком долго не было, Кларк.

– Я и сама хочу увидеть ее личико. – Я проводила взглядом Эмпайр-стейт-билдинг, мелькнувший за окном, когда мы пронеслись по мосту. – Просто как-то странно возвращаться.

– Ничего странного, – возразила Луиза. – Ты в наши края, конечно, давно не наведывалась, но раз у тебя теперь есть виза и Алекс, вряд ли тебя остановят на таможне и не выпустят из Англии.

– Алекс у меня есть, но он еще не знаком с моей мамашей, – мрачно сказала я. – А отец, по-моему, собирается связать меня садовым шлангом и запереть в сарае.

– Он может, – признала Луиза. – Да и я могу. Я по тебе ужасно соскучилась.

– Я по тебе тоже, – сказала я, сгорая от стыда за то, что это абсолютная неправда.

Я скучала по Луизе, честное слово, но я скучала по прежней Луизе. Мне не хватало наших пятничных посиделок за бутылочкой вина и ее звонков во время показа «Аббатства Даунтаун» – она пересказывала мне серии, которые еще не вышли в Америке. Никто не умеет так тонко разбирать по косточкам исторические драмы, как Луиза. Но сейчас все изменилось. У нее настоящий живой младенец, а мне с нашим бешеным ритмом жизни не найти и пяти минут, чтобы всласть похандрить о былом. Работа, свадьба, которую я еще даже не начинала планировать, попытки не дать Дженни выпить все спиртное в Нью-Йорке, а себе – одеваться по-взрослому, – я буквально разрывалась и с трудом находила время даже на сон.

И мне было не до детей. Более того, я даже не представляла, а когда мне будет до них дело. Когда у Луизы появилась Грейс, общаться с ней стало сложнее. Иногда мы говорили только о ребенке. Конечно, в жизни Луизы это отныне самое важное, но как-то глупо теперь жаловаться подруге на похмелье или цены на сумки, когда она должна нести ответственность за жизнь человечка. Я-то и о сумке не могу позаботиться, думала я, поглаживая любимую и до неприличия истрепанную «Марк Джейкобс» со всей нежностью, которая досталась бы моему первенцу. Которым она для меня и была.

– Вот увидишь, все будет прекрасно, – уверяла Луиза. – Конечно, твоя мать поворчит пару дней, зато отец будет счастлив тебя увидеть. А я хочу, чтобы ты познакомилась с Грейс. И сама хочу познакомиться с Алексом. Честно, Эйндж, все будет отлично!

– Наверное, – сказала я, пытаясь заразиться позитивным настроем. – Просто я долго отсутствовала, мне все покажется чужим и непривычным. Все так изменилось.

– Ничего не изменилось, – возразила Луиза. – Брюс по-прежнему ведет танцевальное шоу, все помешались на «Перси пигз»[5]5
  Жевательный фруктовый мармелад.


[Закрыть], жизнь в городах по-прежнему замирает, когда показывают «Икс-фактор». Все как прежде.

Я улыбнулась настойчивости Луизы, но ее уговоры уже ничего не решали. Хочу я того или нет, а лететь придется.

– Дело не только в этом, у меня ведь работа, – сказала я, надеясь, что работа у меня еще есть. Боб так и не позвонил до сих пор. – Я работаю по двенадцать часов в сутки. Просто не представляю, как взять целую неделю отпуска.

– Другие же берут, – ответила Лу. – Кроме того, тебе необходимо отдохнуть. Так вкалывать вредно для здоровья.

Может, и вредно, но необходимо, чуть не огрызнулась я. Когда Луиза сообщила, что подумывает бросить работу и посвятить себя ребенку, я неделю не хотела с ней разговаривать. Такой поступок был немыслим для той Луизы, которую я знала. Для меня карьера на первом месте. А Луиза горячилась, заявляя, что я ничего не пойму, пока сама не рожу. Брр…

– Обещаешь вдоволь поить меня английским чаем? – торжественно спросила я.

– Клянусь, – ответила Луиза с такой же серьезностью.

– И приветливо встретить Алекса?

– Тебе повезет, если я с ним не сбегу.

– И обеспечить мне алиби, если я не удержусь и пришью мою мамашу?

– Обещаю, – поклялась она. – Только приезжай домой, Кларк. Здесь есть пузатая мелочь, по совместительству дерьмомашина, у которой прорезался вкус ко всякому быдлу. Ей отчаянно требуется твое положительное влияние.

– Слушай, называй ее Грейс, – предложила я. – Это гораздо красивее.

– Да садитесь уже в самолет и звони сразу, как будете в Хитроу, – велела Луиза. – Я заберу вас из аэропорта.

– И заберешь, – сказала я. – Это как минимум.

Глава 3

Вторник и среда оказались не лучше понедельника. Ни слова от мистера Спенсера по поводу нашего журнала. Ни слова от Дженни по поводу сомнительной связи, спровоцировавшей достопамятный психоз. Очень много слов от моей матери по поводу времени и дат авиарейсов в Великобританию. После очень длинного дня, полного электронных таблиц, идей для статей и острого желания получить наконец хорошие новости от Боба, я ввалилась домой в десятом часу и сразу заметила, что свет не горит. Алекса дома не было.

Я утопила разочарование в наскоро выпитом бокале белого и пошла набирать ванну, сбросив по пути платье-рубашку от «Сплендид» и балетки «Френч соло». Пока ванна наполнялась прелестными пузырьками «Блисс», пахнувшими лимоном и шалфеем, я отбросила волосы с лица, отскребла скрабом прожитый день и уставилась на себя в зеркало. Два года это лицо не видело Англии. Два года прошло с тех пор, как я наткнулась на своего жениха, занимавшегося сексом со своей любовницей на заднем сиденье нашей машины. Два года с того вечера, как я уснула в слезах в номере отеля. Два года с тех пор, как я села в самолет, чтобы оказаться как можно дальше, и очутилась здесь. Дома. Я нахмурилась. Имею ли я право называть Нью-Йорк своим домом? Я же выросла в Англии, там остались моя семья, школьный аттестат и DVD с «Баффи». «Званый ужин» тоже остался там. Разве дом не означает семью, друзей и «Маркс энд Спенсер»?

Я умылась, надеясь отмыть себя до счастливого выражения лица, но обнаружила лишь тонкие морщинки вокруг глаз и слегка обгоревшие на солнце скулы. Я легонько провела пальцами по коже, разглядывая себя в надежде найти что-нибудь новое. Те же голубые глаза, те же щеки, те же волосы, разве что длиннее и светлее. Та же Энджел, все еще в поисках успеха. Не зная ответа, от которого в животе запорхали бы бабочки, я легла в ванну. В жизни мало на что можно положиться, но пенные ванны, котята и игра «Упрямый мул» вас никогда не подведут. К сожалению, котят у нас не было, а в «мула» сыграть было не с кем.

Лежа в теплой мыльной воде, я закрыла глаза и поставила ступни на краны. Рай. Ничего плохого не произойдет, пока вы в ванне, – во всяком случае, пока не изобретут водонепроницаемый айфон. Я крутила кольцо большим пальцем, ритмично постукивая им о бортик. Да, нам нужно получить благословение Боба, но, как сказала Делия, у него нет причин нам отказать. Да, Дженни сходит с ума, но ее трудно винить в этом. Со временем все устроится, и я всегда приду ей на помощь. И я по-настоящему помолвлена с тем, кого я люблю. С тем, который любит меня. Это очень, очень хорошо. А что до возвращения в Англию… Хм. Не открывая глаз, я сморщилась и тяжело вздохнула.

– Господи, для кого это у тебя такое лицо?

Я подскочила, едва не выпрыгнув из кожи и разбрызгав хлопья белой пены по всей ванной, и плюхнулась обратно в воду.

– Алекс? – поразилась я, выныривая с мокрой головой и значительно укороченной жизнью. – Я не слышала, как ты вошел!

– Неудивительно. – Мой жених, стоя в дверном проеме, стянул кожаную куртку и швырнул ее на пол поверх моего платья. Мы – гармоничная пара жутких нерях. Как хорошо, что мы нашли друг друга. – Ты будто величайшую тайну жизни разгадывала. Небось старалась понять, из чего делают «Не верю, что это не сливочное масло»[6]6
  Название заменителя масла, выпускаемого «Юнилевер».


[Закрыть]?

– Это было-то всего однажды, – проворчала я, ликвидируя дыры в своем пенном покрывале. – И ты, между прочим, признался, что тоже не знаешь.

– Нет, я признался, что мне без разницы, – поправил он с улыбкой и присел рядом с ванной. – Так что стряслось? Тяжелый день в офисе?

– Да нет! – Я наклонила голову принять приветственный поцелуй, подавив желание обрызгать Алекса. Желание было очень сильным. – Все еще ждем звонка, включит ли Боб Делию в конференцию рекламщиков. До нее меньше месяца, нужно побыстрее что-то решать.

– Он скажет «да», – заверил Алекс, нежно погладив меня по волосам. – Вы столько труда вложили в свой проект. Надо быть сумасшедшим, чтобы его отклонить.

– Я знаю, – промурлыкала я. Поглаживание было таким приятным. – Я просто хочу, чтобы он словесно это подтвердил.

– Ясно, – кивнул Алекс. – Тогда что означало твое выражение лица, когда я вошел?

Порой я начинаю ненавидеть наше соглашение о полной откровенности. Иногда девушке надо полежать в ванне сердитым голодным бегемотом. А сейчас придется рассказывать о своих нелепых опасениях и позволять себя утешать. Глупый умный красивый мальчик.

– Да вот, думала о возвращении в Англию, – сказала я, шевеля пальцами ног. – Накручивала себя, можно сказать.

– Хм… – Алекс положил подбородок на край ванны и посмотрел на меня яркими зелеными глазами. – Не хочешь говорить – не говори, но мне кажется, в этом кроется проблема. Что происходит между тобой и твоей матерью? С чего ты так психуешь?

Хороший вопрос. Я ждала, что слова сами пойдут с языка, но они не пошли. Впервые за всю мою жизнь.

– Не то чтобы у меня самого не было проблем с родителями, – продолжал Алекс, заполняя молчание вместо меня. – Но тебе придется мне помочь. Ты не хочешь возвращаться домой или просто не хочешь встречаться с матерью?

– Не знаю, – ответила я. Пользы в таком ответе было мало, но зато честно.

– Вы не ладите?

– Раньше в принципе все было нормально, – сказала я, вспоминая воскресные обеды под сразу несколько серий «Жителей Ист-Энда». – Она же моя мама. Она может быть настоящей язвой, но мне… меня мучает совесть.

– Почему?

– Потому что я переехала сюда. Я ее бросила. Несмотря на придирки, я знаю, что она скучает по мне, и я чувствую себя виноватой. Мама всегда принимала мою сторону. – Мне вспомнилась свадьба Луизы. Кто еще станет укладывать вас в постель, приговаривая, что все наладится, если вы только что разорвали десятилетние отношения, устроили сцену и сломали руку жениху каблуком туфли? Только родная мать.

– В тот день, когда ты не будешь испытывать чувство вины перед родителями, Земля перестанет вращаться, – сказал Алекс. – По-моему, съездить на родину – святое дело. Это покажет твоей матери, что ты ее по-прежнему любишь. Ты не на Луне, вас с ней разделяет только длинный перелет. Может, она и перестанет давить на твое чувство вины.

– Ага, может. – А еще утром за окном пролетит сандвич с беконом. Какой же Алекс глупый! – Просто все это… странно. Мне кажется, мне там будут не рады.

– Ну, это глупо! – засмеялся он, подергав меня за собранные в хвост волосы. – Я ни на что не намекаю, но я уже получил два имейла от Луизы и запрос на дружбу в «Фейсбуке» от твоего отца. Они тебя ждут не дождутся.

– Родителям следует запретить вход на «Фейсбук», – сказала я, силясь улыбнуться. – Не стесняйся проигнорировать запрос. Они очень хотят увидеть меня, а я хочу увидеть их…

– Но?

Я оглядела ванную. Посмотрела на полотенца на батарее, на все мои кремы на подоконнике, на моего бойфренда на полу и на секунду представила себе жизнь без этого.

– Но я все равно не хочу лететь, – сказала я наконец.

– Почему?

– Потому что я уехала, – сказала я с глубоким вздохом. – И я боюсь, что если вернусь назад в Англию, придется забыть о Нью-Йорке.

Алекс длинно присвистнул.

– Ничего себе.

Я повернула голову, чтобы увидеть его лицо. Его выражение меня не обрадовало.

– Ты знаешь, что это самая большая глупость, какую ты когда-либо изрекала? – спросил Алекс. – А ведь ты наговорила немало ерунды за годы нашего знакомства. Так что это без вариантов.

– Знаю, – заныла я, опуская пальцы ног в воду и взбивая пузырьки. – Но ты просто не понимаешь. Когда я сюда приехала, все изменилось. Я встретила Дженни, я начала писать, я встретила тебя. Я стала другой. Я уже не прежняя Энджел. Раньше я бы сидела в пижаме, смотрела «Секс в большом городе» и ждала, пока небеса ниспошлют мне счастливый случай.

– А что ты делала вчера вечером?

– Сидела на кушетке в пижаме и смотрела «Секс в большом городе». Но это же совсем другое! – возмутилась я. – И я другая.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – начал Алекс, тщательно подбирая слова. Видимо, старался минимизировать шансы, что я макну его физиономией в ванну. Он балансировал на очень тонкой грани. – Но ты сама себя послушай. Ты изменилась, стала другой. Ну и что, если ты вернешься, а они там все прежние?! Я догадываюсь, что до приезда в Америку дела у тебя шли не блестяще. Люди обычно не садятся вдруг на самолет, летящий в другую страну, если они довольны жизнью, но то, что ты приобрела здесь, то, чего ты добилась, у тебя никто отнять не сможет.

Я прикусила губу и кивнула.

– Никто не может отнять меня у тебя. – Он потянулся и поднял из воды мою левую руку, выставив на свет кольцо. – И никто не отнимет тебя у меня.

Я залилась краской с головы до ног. Иногда я просто не верю в сказку, о которой говорит Алекс.

– Мы съездим в Лондон, ты всем покажешь кольцо, я обаяю твою мамашу до полного восторга, и она полюбит меня так, что сама затолкает тебя в самолет до США. И – назад в Нью-Йорк, к работе над журналом, ко всем твоим подругам, и, нравится тебе или нет, я намерен жениться на твоей печальной физии.

– Ага, давай-давай, – сказала я, стараясь удержать недовольную мину, но это было сложно, когда он сидел рядом и говорил разумные вещи с самым очаровательным видом.

– Итак, список причин развеселиться. – Он стиснул мою руку. – Ты увидишься с матерью и перестанешь заниматься самоуничтожением. Увидишься с Луизой и познакомишься с малышкой. Посмотришь, как хорошо я управляюсь с детьми. Получишь одобрение своего сногсшибательного журнала, и поедем в Лондон. По мне, так это круто. Меня зацепило.

Существует миллион причин выйти замуж за Алекса Рейда, и одна из главных – его способность найти нужные слова и заставить меня улыбнуться, когда я вдруг перестаю видеть любимый лес за этими чертовыми деревьями!

– И если ты не скажешь, что тебя тоже зацепило, я вытащу тебя из ванны и брошу в Ист-Ривер, – заявил он.

– Болтать-то легко, Рейд! – Я перебирала ногами по стенке ванны, забираясь поглубже под пузырьки.

– Вот как? – Он вскочил на ноги и выпрямился во все свои шесть с чем-то футов, в узких джинсах и старой черной футболке. – Ты напрашиваешься!

– Отвали, иди чайник ставь, – зевнула я. – Через минуту выйду.

– Не-ет, ты все испортила. Вытаскивай задницу из ванны и ставь чайник сама.

Без предупреждения Алекс нагнулся и поднял меня. Я инстинктивно схватилась за его шею, а половина воды покинула ванну вместе со мной.

– Алекс, положи меня, положи! – завизжала я, мокрая и совершенно голая. – Положи меня в ванну!

– Ни за что! – Он обнял меня гораздо крепче, чем имел право, увернувшись от моих молотящих распаренных ног. – Довольно на сегодня дуться в ванне. Иди готовь мне ужин, женщина.

Меня душил смех, мешая препираться и дальше, и вывернуться из объятий Алекса я тоже не могла, хотя и была скользкой после ванны. Пришлось позволить отнести себя в спальню – за нами тянулась мокрая дорожка – и бросить на кровать.

– Так мы договорились? – спросил Алекс, стаскивая мокрую футболку и кидая ее в меня. – Не будешь больше кретинкой?

– Только если ты поставишь чертов чайник и вытрешь пол в ванной, – мстительно парировала я, отдышавшись.

– Вот знал же, что жениться на тебе – ошибка! – Алекс в сердцах показал мне средний палец и вышел из спальни. Я сидела на кровати с его футболкой в руках, пока не услышала, как открылся кухонный кран и щелкнул чайник. Я улыбнулась.

Все-таки дела, наверное, наладятся.

* * *

Дня через два благодаря энтузиазму Алекса и вопреки энтузиазму моей матери я начала понемногу проникаться идеей побывать дома. В перерывах между лихорадочным бдением над электронными таблицами в офисе я ловила себя на фантазиях о роллах с сосисками или оргии покупок в бельевом отделе «Маркс энд Спенсер». Никто не выпускает такие трусики, как «М энд С». Чем больше я об этом думала, тем больше мне хотелось взять с собой Алекса. Он будет моим талисманом на удачу. Он прав, я изменилась. Не превращусь же я за пару дней в прежнюю серую мышку, домоседку Энджел, в понимании которой классно проведенный вечер означал шопинг в «Асде»[7]7
  Сетевой универмаг.


[Закрыть]. Отметимся в Лондоне, я торжественно проведу Алекса по городу, как выставочного пони, и улетим домой, накупив столько пакетов «Монстр манч», что понадобится дополнительный чемодан. Или два.

К субботе я наконец пришла в норму. Походка стала энергичной, а необходимость в хайлайтере «Туш экла» (я готовилась к бранчу с девочками) почти отпала. От Дженни всю неделю не было ни слуху ни духу, она не отвечала на письма и сообщения, но Эрин сказала, что на работе она все-таки взяла себя в руки: всю неделю приходила вовремя, проснувшаяся, вроде бы трезвая и – что немаловажно – подобающе одетая. У нее не только не было видно нижнего белья, более того, его прикрывала дизайнерская одежда, достойная шопоголика уровня Дженни. Я вздохнула с облегчением. Малоприятно, что подруга не отвечает на мои звонки, но слава Богу, что она хоть как-то функционирует. В качестве награды я решила сводить ее сегодня куда-нибудь, покормить омлетом и осторожно предложить ей обратиться к психологу, чтобы быстрее оправиться после Джеффа. Оставалось надеяться, что она не врежет мне кулаком по физиономии.