Текст книги "Мятежная королева"

– Вот, значит, как ты моего брата благодаришь?

– Его тут нет.

– Зато есть я! – В ее голосе послышались опасные нотки. – И тебе следовало бы проявить ко мне уважение.

Кива мигом пришла в себя и вспомнила, с кем разговаривает. Похоже, лекарство подействовало на нее сильнее, чем ожидалось, раз она вздумала злить одного из самых могущественных людей королевства. Тем более что принцесса права – принц Деверик действительно спас Киву, пусть даже не из самых серьезных соображений.

– Прошу прощения, ваше высочество, – выдавила Кива. Слова раскаленными углями обожгли ей язык. – Пожалуйста, передайте брату мою благодарность.

Миррин откинулась на стуле. Некоторое время она молчала, прищурив голубые глаза, а потом заговорила:

– Я разочарована. Я ожидала, что ты подольше сопротивляться будешь.

Кива нахмурилась.

– Вы хотели, чтобы я начала упрямиться?

– Я хотела, чтобы ты проявила ту же силу воли, которая заставила тебя подняться на виселицу, – ответила Миррин. – Хотела увидеть ту же храбрость, что и во время твоего прыжка со сторожевой башни. Хотела увидеть ту силу духа, за которую тебя бы похвалила моя девушка, а мой брат сохранил тебе жизнь.

– Вы же сказали, что ваш брат сохранил мне жизнь за красивое личико, – невозмутимо заметила Кива.

– А еще я сказала, что он глупый.

– Вы сказали, что мне жить надоело, – напомнила лекарь. – Дважды.

– И смотри-ка: ты жива! – парировала Миррин.

– Только благодаря вашему брату, – в голосе Кивы смешались упрек и замешательство. – Считается ли это вообще за победу в испытании? Мне не придется…

Принцесса Миррин прервала ее взмахом руки.

– В глазах закона ты испытание прошла. Ты выжила, а это самое главное.

Кива открыла было рот, чтобы заспорить, но Миррин остановила ее пронзительным взглядом.

– Не начинай. Мне и так прочитали целую лекцию по поводу моего вмешательства, а ведь это не я поступила необдуманно. Но меня, конечно же, не могли не втянуть!

Миррин продолжала что-то гневно бормотать себе под нос, а Кива тем временем оглядела пустой лазарет.

– А где принц Деверик? Почему он не пришел?

Принцесса зашлась звонким насмешливым смехом.

– Отличный вопрос! Мой брат – безрассудный, импульсивный дурак, и все же мало на свете людей лучше него. Он сейчас, верно, ищет себе среди преступников друзей на всю оставшуюся жизнь. – Миррин хитро улыбнулась: – Ты его, знаешь ли, очень заинтересовала. Иначе, как ты можешь догадаться, он бы тебя не спас.

Щеки Кивы тронул румянец: она вспомнила, как принц при огромной толпе заявил, что она ему нравится. Надеясь, что принцесса ничего не заметит, Кива сменила тему:

– А кто… кто устроил вам лекцию? Капитан Верис?

Стражник, услышав свое имя, скосил на них глаза, но ни выражением лица, ни жестом не выразил заинтересованности.

Миррин снова расхохоталась.

– Ты что, Верис у нас добряк! Я удивлена, что он сам с башни не спрыгнул, чтобы тебя поймать.

Кива промолчала: она боялась того, что может сорваться с ее языка, боялась, что принцесса узнает о ее первой встрече с этим человеком, узнает, чего он ее лишил во имя семьи Валлентисов. Семьи Миррин.

Семьи, которую Кива ненавидела и будет ненавидеть всю жизнь, до самой смерти.

– Нет, это смотритель Рук наградил нас с братом… парой ласковых слов, – пояснила Миррин.

Кива многое бы отдала, чтобы узнать, что это за слова. Если бы кто посмел вмешаться в ход Ордалии, его бы ждало серьезное наказание: тюремное заключение или даже смерть. Но принц? Да еще и наследник престола? Вряд ли Киве придется вырезать на его коже метку, даже если он разозлил самого Рука.

– Смотритель был крайне недоволен поступком моего брата, и ясно дал понять, что нас… не желают видеть на следующих трех Ордалиях, – продолжала Миррин. – Между нами говоря, не очень-то и хотелось. – Она вздохнула и поморщилась, словно даже воздух здесь казался ей противным.

Киву не удивляло ни то, что Рук отчитал принца с принцессой, ни то, что они согласились с его требованием уехать. Навряд ли Эвалоновские правители горели желанием испортить отношения с человеком, который держал за решеткой их страшнейших врагов.

– А почему вы здесь, принцесса? – в конце концов задала вопрос Кива. Ей требовались ответы. С чего бы Миррин приходить в лазарет, тем более если Рук отослал королевских наследников прочь, и почему она вообще снизошла до разговора с заключенной? – Ваш брат меня спас, потому что… потому что у него на то была какая-то своя дурацкая причина. И я благодарна, правда. Но это не объясняет, почему вы сидели у моей койки и ждали, пока я проснусь. Вы чего-то недоговариваете.

Принцесса подняла руку, и Кива машинально отшатнулась, словно ожидая удара. Глаза Миррин блеснули за маской, но она не сказала ни слова и только медленно сжала руку в кулак. Воздух вокруг них тут же пошел рябью, уши у Кивы заложило от давления, голову как будто наполнили ватой.

– Я поместила нас в воздушный карман, чтобы никто не подслушал. – Миррин кивнула на Вериса, который разглядывал двор и даже не подозревал о том, что за его спиной ведется разговор.

Восхитившись способностями принцессы, Кива попыталась зевнуть, чтобы избавиться от заложенности в ушах, но неприятное ощущение не исчезло.

– У нас совсем мало времени: скоро он задастся вопросом, почему тут так тихо, и поймет, что я сделала, – в мягком, интеллигентом голосе принцессы слышалась несвойственная ему спешка. – Скажи, насколько ты уверена, что у тебя получится пройти три оставшихся испытания?

Кива так удивилась, что прекратила зевать и заставила себя смириться со странностями воздушного кармана.

– По-моему, верней будет спросить, насколько я не уверена.

– Я серьезно, лекарь.

– И я, принцесса, – в тон ей ответила Кива. – Никто еще не переживал все четыре испытания.

Она не собиралась высказывать свои надежды на то, что ей не придется проходить испытания, что семья придет за ней раньше.

Миррин покачала головой.

– Неправда. Когда-то давно люди их проходили.

Кива фыркнула: маковое молоко возобладало над ее инстинктом самосохранения.

– Конечно, проходили – когда люди еще умели колдовать. Не хочу вас разочаровывать, но в моих венах нет ни капли стихийной магии, только если мы с вами не давно разлученные сестры.

– Значит, тебе нужно пустить в ход другие навыки, – Миррин явно начинала злиться. – Что ты умеешь?

Кива раскинула руки и тут же пожалела об этом, потому что тело пронзила боль.

– Оглянитесь! Вот они, мои навыки. Я умею лечить людей, и все.

– Тогда ты умрешь.

Три слова, и воздух застыл у Кивы в легких.

Миррин откинулась на спинку стула с безразличным выражением лица, как будто не она только что огласила Киве смертельный приговор.

– Сама знаешь, это правда, – холодно произнесла принцесса. – И может, ты такого конца не заслуживаешь, зато все уверены, что его заслуживает она. – Миррин ткнула грациозным пальчиком в сторону задернутой занавески Тильды.

Кива сглотнула.

– Ты умрешь, – повторила принцесса, – и вместе с тобой умрет она. – В ее глазах не было ни капли сострадания. – И, если честно, своей смертью ты значительно упростишь нам всем жизнь.

Кива втянула воздух, но Миррин еще не закончила.

– Однако, – принцесса протяжно, громко вздохнула, – похоже, я слишком великодушна даже для себя.

Кива изогнула брови:

– Что?

Миррин снова вздохнула:

– Смотритель Рук сказал, что ты здесь уже десять лет. Ты боец, Кива Меридан, и если ты пережила десять лет заключения, то еще шесть недель точно продержишься. Особенно с чужой помощью.

Обезболивающее мешало Киве поспевать за мыслью принцессы. Звучит так, будто…

– Вот, – Миррин запустила руку под плащ и, быстро оглянувшись на все еще ничего не подозревающего Вериса, достала и протянула лекарю блестящий амулет.

Кива взяла его и покрутила между пальцев. Осознав, что это, обдумала, может ли она кинуть его в лицо принцессе или даже для макового молока это будет слишком.

На сверкающей цепочке она увидела безупречный герб Валлентисов. Меч, стрела, корона и четыре поля были изготовлены из чистого золота, а стихии обозначены разноцветными драгоценными камнями: сапфир для воды, изумруд для земли, топаз для воздуха и рубин для огня.

Он был прекрасен.

Но представлял собой все – все – что Кива ненавидела.

– Очень красивый, – выдавила она и протянула амулет обратно.

Миррин не стала его забирать. Вместо этого она сказала:

– Почти все в моей семье владеют одной стихией, но мне подвластны две. Воздух, как тебе уже известно… – она примолкла, словно хотела убедиться, что Кива слушает, – и огонь.

Еще раз взглянув на капитана Вериса, Миррин повернулась обратно к лекарю и раскрыла ладонь. Над ее рукой загорелось пламя. Нет, даже не над рукой – прямо на руке. Огонь обвил ее плоть, танцевал на коже, пока она двигала запястьем из стороны в сторону, и языки пламени уже перебрались на ее предплечье, как вдруг принцесса щелкнула пальцами – и все потухло.

На ее коже не осталось ни следа ожогов, и даже рукав плаща только слегка почернел.

– Впечатляет, – с трудом выговорила Кива, догадавшись, что принцесса ждет от нее какой-то реакции.

Миррин усмехнулась и кивнула на амулет в руке Кивы.

– Если кто-нибудь – например, я – вложит в него огненную магию, то рубин сверху ее поглотит. – Ее улыбка стала шире, и Киве сразу стало ясно, к чему она ведет. – Не знаю, что тебя ждет в Ордалии огнем, но пока ты носишь его при себе, – она снова указала на герб, – магия внутри защитит тебя.

Кива, потеряв дар речи, вылупилась на принцессу, затем перевела взгляд на амулет.

– Только не показывай никому, а то подумают еще, что ты его украла, – предупредила Миррин. Секунду помолчав, она продолжила: – Больше помощи от меня не жди. Последние два испытания тебе придется проходить самой.

Кива молча кивнула – она все еще не знала, что сказать. Однако она накрыла амулет пальцами и спрятала его в складках одеяла. Как только она его убрала, Миррин подняла руку и снова сжала кулак, как несколько минут назад, когда создавала воздушный карман. Уши у Кивы снова заложило, но на этот раз от спада давления, и она догадалась, что они больше не в пузыре.

– Крайне… любопытно было… с тобой познакомиться, лекарь. – Принцесса встала и разгладила невидимые складки на одежде. – Жду новостей о твоих успехах в последующих Ордалиях, как бы твоя судьба ни сложилась.

Миррин не стала ни ободрять Киву, ни желать ей удачи. Напротив, она как будто искренне радовалась, что может забыть о Залиндове и всех его обитателях, включая тюремного лекаря. И все же Кива не удержалась и, обретя дар речи, окликнула принцессу, когда та двинулась к выходу.

– Подождите!

Миррин замерла и повернулась в пол-оборота.

– Почему вы мне помогаете? – воскликнула Кива. Амулет под одеялом едва ли не жег ей кожу. – Вы же говорили, что вам нет до меня дела. Я не… я не понимаю, – она сглотнула и заставила себя добавить: – Если выживу я, будет жить и Тильда. С чего бы вам так рисковать?

Позже, когда маковое молоко выветрится, Кива, наверное, удивится собственной храбрости. Но сейчас она жаждала ответов.

Знала ли Миррин, что именно из-за семьи Валлентисов Кива попала в эту заварушку? Фарана Меридана арестовали за «подозрение в измене против короны». Не было ни доказательств, ни гнусных заговоров; его просто увидели на рынке рядом не с тем человеком не в то время. За подозрение в преступлении его посадили в Залиндов, и Киву вместе с ним. Они оба оказались жертвами обстоятельств… а Керрин – всего лишь случайным пострадавшим.

У Кивы ушло десять лет на то, чтобы смириться с событиями той ночи и прийти к осознанию, что можно сколько угодно размышлять о судьбе своей семьи, но долго на этом не протянешь. Да, несправедливость горечью лежала на языке, но Кива сумела забыть о ней и сконцентрироваться на гораздо более важной проблеме: на выживании. Только благодаря этому она могла трезво осознавать, что, если семья не вызволит ее до следующей Ордалии, то принцесса только что сделала ей бесценный подарок, который позволит дожить до третьего испытания.

Но… Кива не понимала, почему она так поступила.

Повернувшись к лекарю лицом и поймав ее взгляд, Миррин поразмыслила над ответом и наконец проговорила:

– В некоторой степени потому, что у моего братца доброе сердце – слишком доброе, как по мне. Особенно для наследного принца, – Миррин закатила глаза за маской. – Но будь он хоть сто раз похотливым идиотом, я все равно перед ним в долгу.

Действительно, похотливый идиот. Кива не представляла, чем принц Деверик думал. Она, конечно, была ему благодарна, но она никогда не просила его о помощи и, так как он происходил из семьи Валлентисов, возвращать долг ему не собиралась. Никогда.

– А еще… – продолжала принцесса. – В тебе живет дух бойца, и я не могу тебя за это не уважать. Думаю, при других обстоятельствах мы бы с тобой сошлись. Возможно, даже подружились бы.

От удивления Кива судорожно вдохнула, иначе бы она рассмеялась. Может, Миррин ей и подарила амулет для защиты, но Кива никогда в жизни, ни за что не…

– Но этому не суждено быть, – прервала принцесса возмущенный внутренний монолог Кивы. – Признаться, мне кажется, даже с моей помощью тебе испытания не пройти. Поэтому я и даю тебе шанс, пусть и бессмысленный. – Она пожала плечами, и в ее жесте не было ни капли сожаления. – Вероятность того, что вы с Тильдой переживете еще шесть недель и что Тильда за это время не умрет от болезни… ну, ты и сама знаешь.

Сущая правда, и Кива это понимала. Ей оставалось только уповать на то, о чем принцесса не знала. На тех, о ком принцесса знала.

На семью.

И на мятежников.

Береги себя.

Не дай ей умереть.

Мы идем.

– Я всегда симпатизировала неудачникам, – почти мечтательно протянула Миррин. – А ты, Кива Меридан, самая большая неудачница, какую я только встречала.

– Вынужден с тобой согласиться, – перебил ее новый голос.

Киве не оставалось ничего, кроме как уставиться на наследника престола, перешагнувшего через порог лазарета. Он держался прямо, высоко подняв голову, и зимний плащ драматично развевался за его спиной, пока он неторопливым, спокойным шагом подходил к девушкам.

– Ну наконец-то, – съязвила Миррин.

– Мои извинения, дорогая Мирри. Я был занят, – извинился принц. – Здесь так много интересных личностей. И у каждого своя удивительная история.

Деверик обменялся с принцессой взглядами, и Киве подумалось, что они понимают друг друга без слов. Ее укололо обидой: когда-то и она со своими братьями и сестрами так общалась.

– Ну приве-ет, красавица! – Принц остановился у койки Кивы и улыбнулся ей идеальной улыбкой. Его маска скрывала все, кроме рта и кобальтовых глаз, в которых плескалось нечто похожее на веселье. – Выглядишь прекрасно. – Он подмигнул. – Прекрасней некуда.

Интересно, подумала Кива, он считает себя обаятельным? Что до нее, то она была совершенно не впечатлена. И не заинтересована. Миррин назвала брата импульсивным и безрассудным. Судя по всему, он еще слегка и подлец. Не то чтобы Киву это удивляло, тем более что он спас ее только из-за внешности. Однако она все равно не собиралась смотреть дареному коню в зубы, даже если этот конь измазан слизью.

– Ваше высочество, – холодно ответила она. – Спасибо, что спасли мне жизнь.

Принц Деверик, не переставая улыбаться, махнул рукой.

– Ну что ты, не стоит благодарности!

– Лекарь тут жаловалась на самочувствие, – сообщила Миррин брату, разглядывая ногти. – Тебе очень повезло вообще услышать от нее слова благодарности.

Кива широко раскрыла глаза.

– Признаю, я едва успел, – согласился принц. – Еще несколько секунд, и… – Он хлопнул в ладони, и Киву от его жеста замутило. – Но ты жива, а это самое главное. Было бы неприятно лишить мир такой очаровательной…

– Боги, пощадите, – тяжело вздохнула Миррин, наморщившись. – Мы можем уже ехать? А то мне и так сто лет отмываться придется. Я в жизни не избавлюсь от этой вони.

– Народная принцесса! – насмешливо продекламировал Деверик Киве. – Терпеливая, кроткая, радостная, лучащаяся любовью, добротой и…

– Ой, замолкни, – Миррин взяла брату за руку и потащила прочь от койки Кивы. – Нравится же тебе собственный голос слушать!

– А что, очень даже приятный голос, – парировал принц. – А ты как считаешь, Кива?

Кива подскочила, услышав из его уст свое имя. Он на удивление беззаботно к ней обратился, словно они были знакомы уже много лет. Она промолчала, отчего улыбка принца стала только шире.

– Занятный вышел денек, – сказал Деверик, хотя сестра продолжала тащить его из комнаты. – Надеюсь, наши пути еще пересекутся, Защитница.

А потом Миррин, толкнув брата мимо Вериса за дверь, расправила плащ и повернулась к Киве:

– Я все еще убеждена, что тебе жить надоело. Можешь доказать мне обратное.

Глава тринадцатая

Когда королевские наследники ушли из лазарета, Кива попыталась выбраться из постели, но тело болело так, что это оказалось ей не по силам. Некоторое время она ворочалась, но в конце концов даже от этого у нее все разболелось, и тогда она замерла, размышляя о событиях прошедшего дня, пока маковое молоко не утянуло ее в сон.

Когда Кива вновь проснулась, в лазарете было гораздо темнее. Страшнейшие из ночных теней рассеивал только тусклый свет люминиевых фонарей – и в нем же Кива увидела, что она в лазарете не одна.

– Что ты здесь делаешь? – прохрипела Кива: голос осип после сна.

Перед койкой на табуретке сидел Джарен и смотрел на свои руки, но как только Кива подала голос, он взметнул голову, и на его лице отразилось облегчение.

– Почему ты вечно об этом спрашиваешь?

– Вероятно, потому что я каждый раз удивляюсь, что ты до сих пор жив.

Его уголки губ тронула полуулыбка, которая тут же угасла, скрылась за каменной маской.

– Я мог бы то же самое сказать после твоей сегодняшней выходки.

Киве не хотелось говорить об этом лежа. Ей в принципе не хотелось говорить об этом, но в особенности пока она была в столь уязвимом положении.

Напрягшись, Кива поднялась и едва не поморщилась от боли, разом пронзившей ей руки, тело и голову. Она аккуратно села, прислонившись спиной к стене – так же, как во время разговора с принцессой.

– Выглядело больно.

Кива наградила Джарена мрачным взглядом.

– Впечатления бывают обманчивы.

Она сама не знала, почему всегда начинает с ним препираться, почему не хочет, чтобы он видел ее слабые стороны.

Джарен вздохнул и запустил пальцы в волосы, торчавшие под разными углами, словно он не раз уже их взъерошивал. Приглядевшись, Кива поняла, что грязи на нем еще больше, чем тогда возле виселицы. Выходит, он работал в тоннелях и до, и после Ордалии. Под глазами Джарена залегли тени, и даже его позе чувствовалось изнеможение. Залиндов начинал его пронимать, хотя еще и не сломал.

– Могу ли я… могу ли что-нибудь тебе достать? – тихо поинтересовался Джарен.

Помня о его отвращении к обезболивающим, Кива покачала головой; она подождет, пока он уйдет, и тогда примет маковое молоко. Вдобавок ко всему, ей хотелось сохранять в присутствии Джарена здравый рассудок.

– Не надо, – ответила Кива. – А теперь ответь: почему ты здесь?

Джарен уставился на нее, не веря своим глазам.

– А сама-то как думаешь? – Он указал на нее пальцем и упрекнул: – Ты сегодня чуть не умерла, Кива.

– И что?

Слова сорвались с ее губ прежде, чем она сумела их остановить.

– «И что»? – недоверчиво переспросил он. – «И что»?! Ты что, издеваешься?

Кива, удивленная его яростью, не нашлась с ответом.

– Ты собиралась умереть? – допытывался он. – Этого ты хотела, да?

Кива отшатнулась:

– Нет, конечно.

Она краем глаза заметила, что дверь в комнату с карантинными пациентами открылась и закрылась, но взгляда от Джарена не оторвала.

– Тогда почему, Кива? Почему ты решила пожертвовать своей жизнью? Почему решила рискнуть всем ради женщины, которую даже не знаешь? – Джарен ткнул пальцем в сторону задернутой занавески вокруг койки Тильды. – Почему ради нее ты хотела бросить все?

– А тебе какое дело, Джарен? – сорвалась Кива. – Ты меня совсем не знаешь. С чего бы тебе так расстраиваться?

– Зато т-тебя знаю я!

Кива отвернулась от обиженного лица Джарена к Типпу, стоящему в дверях карантинной зоны. При виде его слез она мигом сникла.

– Типп…

– Почему ты это сд-сделала, Кива? – Его голос дрожал, а веснушки ярко краснели на бледном лице. – Ты же говорила, что ник-никто не пережил Ордалии. Что это смертный п-приговор.

– Типп, подойди ко мне. – Кива протянула ему руку. Та слегка дрожала – и от боли, и от перепалки. Принц Деверик, может, и замедлил падение Кивы, но явно его не смягчил.

Типп медленно приблизился. По щекам у него текли слезы.

– Почему, Кива? – его голос дрожал. – Ты же об-обещала моей маме, что защитишь меня. Как ты это сд-сделаешь, если умрешь?

Кива не собиралась рассказывать Типпу об угрозах Кресты, но все равно жалела, что не может поговорить с ним наедине. Она метнула быстрый взгляд на Джарена, но тот только скрестил руки на груди и твердо посмотрел ей в глаза. Наари тоже наблюдала за ними, стоя в дверях лазарета, и даже не собиралась притворяться, что не подслушивает.

– Ты прав, я пообещала твоей матери присмотреть за тобой, – тихо проговорила Кива, взяв Типпа за руку. – И я не собираюсь отступаться от своего обещания, даже когда переживу все Ордалии.

Типп отвернулся, но Кива сжала его пальцы, привлекая его внимание, и продолжила:

– Эй, я серьезно. Одно испытание я уже пережила – думаешь, остальные три будут сложнее? – Она старалась говорить уверенно, скрыв все следы сомнений, но и не выдавая надежды, что остальные Ордалии ей, возможно, вообще не придется проходить.

Береги себя.

Не дай ей умереть.

Мы идем.

– А потом что? – всхлипнул Типп. – Ты в-выйдешь на свободу, и я останусь один.

Кива пока не могла сказать ему правду или открыть свой план. Как минимум до тех пор, пока не поговорит со смотрителем. И даже тогда она будет молчать, чтобы не вселять в Типпа лишнюю надежду. Впереди еще долгий путь, и Кива не могла предсказать, что ждет их в конце. Всех их.

Охрипшим голосом она ответила:

– Это проблема будущих нас, а значит, беспокоиться об этом сейчас нет никакого смысла.

– Тогда давайте подумаем о настоящем, – вмешался Джарен. – Ты до сих пор не призналась, почему так поступила.

Киве пришлось досчитать до десяти, иначе бы она прикрикнула на Джарена, чтобы тот не лез не в свое дело и вообще выметался из лазарета. По правде говоря, ей было приятно проснуться и обнаружить у койки Джарена. Ей было приятно, что он переживал за нее, что от беспокойства не мог на нее не злиться. Очень немногих в Залиндове заботило состояние Кивы – обычно это она за всеми ухаживала, а не наоборот.

Но, с другой стороны, она всерьез считала, что Джарен слишком плохо ее знает, чтобы расстраиваться. Кива не понимала, что происходит между ними, и гадала, не привязался ли Джарен к ней только потому, что она была самым первым человеком в Залиндове, с которым он познакомился. Среди новых заключенных подобное явление встречалось нередко, даже несмотря на то, что Кива вырезала у них на руках метку. Для них она была единственным знакомым лицом во время нелегкого перехода в новую жизнь. Можно сказать, единственным их утешением. Но спустя несколько недель их доверие сходило на нет, а Кива не выходила с ними на контакт, если только они не оказывались в лазарете с каким-нибудь недугом – или мертвые, и тогда ей уже приходилось отправлять их в морг.

Однако Джарен пробыл в Залиндове уже почти три с половиной недели и даже не думал исчезать из ее жизни. Даже наоборот: чем больше времени проходило, тем чаще они виделись. Возможно, дело было отчасти в том, что Типп взял Джарена под опеку, решив помочь новенькому выжить. А так как Типп общался с Кивой, то и Джарен через общего знакомого оказался с ней связан.

И все же… Кива чувствовала себя не в своей тарелке и совершенно не представляла, что ей ответить на его вопрос – нет, требование. Она была признательна Джарену за беспокойство, но излишнее внимание приводило ее в ужас. Кива провела достаточно времени в Залиндове, чтобы твердо усвоить: не стоит ни к кому прикипать душой. Исключением был Типп, хотя даже его Кива не подпускала слишком близко. И она не собиралась ничего менять.

Впрочем, при виде встревоженного взгляда Джарена, слез в глазах Типпа и напряженной морщинки даже на лице Наари, вслушивавшейся в их разговор, Кива не смогла найти в себе грубости, чтобы не ответить.

– Поможешь мне? – мягко попросила она. – Хочу вам кое-что показать.

Она бы, конечно, предпочла, чтобы ей помог Типп, но Джарен был куда сильнее, так что пришлось Киве забыть на время о гордости и дать ему обхватить ее рукой, пока она, пошатываясь, слезала с койки.

Ноги пронзили разряды электричества, и Кива не удержалась от тихого стона. Сами нервы восставали против того, чтобы она двигалась. Хотя ни одна кость у нее не была сломана, казалось, сломано было все.

– Ты как? – забеспокоился Джарен.

Кива подняла на него взгляд и только сейчас поняла, насколько он близко – его голубо-золотые глаза были совсем рядом – и твердо сказала себе, что не переживет, если покраснеет в его объятиях.

– Я ведь уже сказала, все со мной хорошо.

– Ничего с тобой не хорошо, – заспорил Джарен, наморщив лоб. – Мне даже лекарем быть не надо, чтобы это понять.

– Ну и зачем тогда спрашивать, как я себя чувствую? – огрызнулась Кива, пытаясь – впрочем, безуспешно – держать себя в руках. Однако заметив, как у Джарена дернулась щека, она выдохнула и уже терпеливее сказала: – Я упала с пятнадцати метров, Джарен, и я жива – так что, учитывая прочие варианты развития событий, у меня действительно все хорошо. – Помолчав, она неохотно добавила: – Но я все еще чувствую себя так, словно я упала с пятнадцати метров, так что «хорошо» – понятие относительное.

Джарен обхватил ее покрепче, прижал к себе, будто только так он мог точно уберечь ее от дальнейших травм.

– Принц должен был поймать тебя раньше, – глухо произнес он.

Кива не стала спрашивать, откуда он знает. Должно быть, слухи как лесной пожар уже разнеслись по тюрьме. Оставалось лишь надеяться, что Джарен не в курсе, почему принц ее спас. Еще одного унижения Кива за день не вынесет.

– Он вообще не обязан был меня ловить.

Джарен удивленно поднял брови:

– Ты что, защищаешь…

– Только благодаря ему я еще жива, – отрезала Кива, хотя если кого и удивили ее слова, так это ее саму. Она в жизни представить не могла, что будет защищать Валлентиса.

– Но…

– Что ты хотела нам п-показать, Кива? – перебил Джарена Типп. – Тебе не стоит надолго вставать.

От слов Типпа у Кивы потеплело на сердце, и она ему едва заметно улыбнулась. Типп на улыбку не ответил, по-прежнему старательно отводя взгляд.

Мысленно вздохнув, Кива обратилась к Джарену:

– Поможешь мне дойти до Тильды?

Джарен плотно сжал губы, одной лишь мимикой выразив все свои мысли по поводу женщины. Однако он без споров помог Киве, для которой каждый шаг отдавался болью, пересечь комнату и отдернул штору, за который скрывалась спящая Мятежная королева.

Пока они шли, Кива всеми силами старалась не думать о его крепком теле, об уверенности, которую приносили державшие ее сильные руки. Она не даст его прикосновениям ее успокоить, сколь бы безопасно и защищенно не чувствовала себя в его объятиях.

Оттолкнув Джарена – теперь, когда их разделяло хоть какое-то расстояние, Кива могла вздохнуть спокойней, – она села на табуретку возле койки Тильды, подождала, пока Типп подойдет поближе, и указала на женщину:

– Что вы видите, когда смотрите на нее? Что она для вас представляет?

Наари придвинулась к ним, словно не желала упустить ни единого Кивиного слова. Лекарь не стала на нее даже внимания обращать – после столкновения с принцессой Эвалона и последующего знакомства с распутным наследным принцем тюремная надзирательница пугала ее уже гораздо меньше. Ну что она может сделать? Приговорит к смерти? Смерть Киву и так ждет в Ордалиях, а больше бояться ей нечего. К тому же Кива уже поняла, что из всех надзирателей о Наари стоит волноваться меньше всего. Если янтарноглазая надзирательница хочет послушать, то пусть слушает.

– О ч-чем ты? – Типп отбросил рыжую челку с глаз. – Я вижу просто Т-Т-Тильду.

– Приглядись, – настаивала Кива. – Кто она?

Типп растерялся.

– М-Мятежная королева?

Джарен окаменел, лишь его взгляд метался между Кивой и Тильдой. Словно боясь ее ответа, он медленно проговорил:

– Ты что… ей сопереживаешь? Поэтому ей помогла?

Кива тщательно взвесила свои слова, вспомнив и о сложных отношениях своей семьи с мятежниками, и о своем месте в этой истории, и о том, во что она верила. С каждым мигом Джарен напрягался все больше, пока Кива наконец не ответила:

– Я не из мятежных сошек, если ты об этом.

Джарен тут же расслабился.

– Тем не менее не могу сказать, что не сопереживаю, – признала Кива, отчего он снова оцепенел. С его взглядами все было понятно. О его нелюбви к мятежникам Кива догадалась еще по той вспышке гнева вскоре после приезда Тильды.

– Как ты можешь…

– Я в тюрьме уже давно и успела наслушаться аргументов с обеих сторон, – прервала его Кива. – Ты же был в лазарете тем вечером, когда мы говорили об истории Эвалона, о том, как Торвин Корентин с Сараной Валлентис стали врагами, о том, откуда возникли мятежники. Мот верно сказал: они правда могут претендовать на престол. – Кива взглянула на Тильду и тихо добавила: – Она может претендовать на престол.

– Но…

И вновь Кива его перебила:

– Еще раз повторю: я не мятежница. – Она не собиралась сообщать ни о том, что ее семья с мятежниками как раз-таки связана, ни о своих надеждах на то, что последователи Тильды ее спасут. Лучше уж она даст Джарену ответ, который того успокоит. А заодно успокоит и Наари, потому что надзирательница тоже всерьез насторожилась. – Мне было всего семь, когда меня посадили, забыл? Думаешь, они стали бы меня вербовать в этом возрасте? – Она едва заметно улыбнулась, призывая их обоих расслабиться.

– Если ты не мятежница, то почему тебя не трогает то, что они творят? Из-за них столько смуты… – Джарен определенно был раздосадован. – Ты в тюрьме уже десять лет и не знаешь, как обстоят дела снаружи, насколько опасно там стало. Эвалон практически разваливается. Многие союзники закрыли от них границы из страха, что мятежи дойдут и до них. А до некоторых уже дошли. Если бы не горы Танестра, через которые едва проведешь армию… – Он примолк, качая головой.

Киву обожгло обидой от напоминания о том, как мало она знала о внешнем мире. В зашифрованных записках о политике не писали, так что Киве приходилось надеяться лишь на говорливость новых заключенных или неосмотрительно оброненные Руком новости во время их встреч. Но… Джарен не виноват в том, что она была не в курсе событий, поэтому Киве пришлось призвать в голос терпение: