Текст книги "Злая река"

18

Во время следующего заседания начальник полиции П. Б. Перельман с новым интересом смотрел на коммандера Бо. Тот повел корабль к берегам Кубы – дерзкий шаг, что и говорить, – и вернулся, спровоцировав небольшой дипломатический инцидент, однако никаких результатов своего плавания предъявить не смог. Впрочем, человека на трибуне это ничуть не смутило. Нет, он даже стал еще самоувереннее прежнего, такой вот решительный, уверенный коммандер до мозга костей. Перельман подумал, что, может быть, именно это качество позволило ему подняться так высоко по служебной лестнице.

Но после инцидента в море коммандер сместил приоритеты, оставил мысль о кубинской тюрьме и стал разрабатывать версию, что обрубки сбросили в море с корабля.

Перельман оглянулся на Пендергаста, который, как обычно, стоял у задней стены, скрестив руки на груди и надвинув на лоб широкополую панаму, скрывавшую лицо.

Бо откашлялся, его хриплый голос наполнил зал:

– Я бы хотел представить вам доктора Боба Кендри, специалиста по океаническим течениям, который расскажет о новом направлении поисков. Доктор Кендри?

На трибуну поднялся очень высокий человек. Лысый, лет шестидесяти, он тем не менее был строен, хорошо сложен и одет в сшитый на заказ синий костюм. В нем было что-то от кинозвезды, а когда он заговорил, и голос у него оказался соответствующий – низкий, ровный и спокойный.

– Спасибо, коммандер Бо. – Он вытащил из кармана несколько листов бумаги и положил их на трибуну. – За три дня на берег острова Каптива – точнее сказать, в основном на берег острова Каптива – было выброшено сто двенадцать обрубков человеческих ног. Два обрубка прибило к острову Санибел, еще два выбросило на Северную Каптиву, один на Кайо-Коста и один на остров Гаспарилла. Задача расследования формулируется просто. Можем ли мы вернуться назад во времени на двадцать восемь – тридцать дней и указать, где обрубки попали в воду? Ответ: можем.

Свет потускнел, и доктор Кендри стал говорить о течениях, ветрах, приливах, действии волн, на экране появилось несколько карт вместе с грубоватой анимацией того, как несколько плавучих предметов размером и плавучестью обрубков ног могли быть вынесены течением на остров Каптива. Десять минут спустя Перельман сказал Моррису, сидевшему рядом с ним:

– «Зло превзошло себя в своем искусстве»[22]22
  Из трагедии У. Шекспира «Макбет». Акт II, сцена 3. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть].

Моррис закатил глаза:

– Я уже давно потерял нить.

Кендри замолчал, и Перельман понадеялся, что это уже конец.

– И теперь в завершение…

«Слава тебе господи», – подумал Перельман.

– …как видите, мы смогли проследить маршрут этих обрубков на их пути от места выброса на Каптиве. Мы называем вот этот район как источник.

Появилось изображение удлиненного штрихового овала, нарисованного не в заливе, а в Карибском море.

– «В неизведанные воды, к далеким и враждебным берегам»[23]23
  Из пьесы У. Шекспира «Зимняя сказка». Акт IV, сцена 3. Перевод В. Левика.


[Закрыть], – пробормотал Перельман.

– У вас цитата на каждый случай, да, шеф?

– Определенно.

– Он никогда не закончит, – заметил Таун.

Кендри продолжил:

– Этот район расположен в двухстах милях к западу от Каймановых островов и имеет площадь около шестисот квадратных миль.

– Спасибо, доктор Кендри, – сказал Бо, возвращаясь на трибуну, когда зажегся свет. – Наше расследование продолжилось на основе анализа доктора Кендри. К счастью, заштрихованная площадь на карте лежит не на транспортных путях. И это неудивительно: не стоило ожидать, что корабль для сброса такого груза выберет судоходный район с напряженным движением судов. Используя данные транспондеров Автоматической идентификационной системы, мы определили, что в интересующее нас время – двадцать восемь дней назад плюс-минус три дня – прошли четыре судна. Кроме того, мы изучили спутниковые съемки района и определили, что в это время там находились два других судна меньшего водоизмещения, не имевшие траспондеров. Нам удалось идентифицировать все шесть.

Таун наклонился и пробормотал:

– Похоже, коммандер наконец взялся за ум.

Перельман открыл было рот, но Таун поспешил сказать:

– Шеф, пожалуйста, не надо больше поэзии.

Перельман нахмурился:

– Филистер.

– Четыре судна, – продолжал Бо, – были крупные, под флагами всемирно известных судоходных компаний: теплоход «Перл Нори», танкер для перевоза химических веществ; контейнеровоз «Эмпайр кэрриер»; «Эверест», тоже контейнеровоз; теплоход «Первый морской волк», танкер для перевозки сжиженного газа. Два других судна были местные: одно – прогулочная яхта под названием… – Он помолчал, нахмурился. – «Обезьяна видит, обезьяна делает». Другое – восьмидесятифутовый траулер «Ирландское пробуждение». Оба приписаны к портам на побережье залива.

Он замолчал и, прищурившись, оглядел собравшихся.

– Таким образом, следующий этап расследования включает среди прочего обнаружение и допрос капитанов этих шести судов. – Его взгляд остановился на Пендергасте. – А, агент Пендергаст, рад, что вы вернулись после отсутствия. Допрос этих капитанов – идеальная работа для ФБР. Я бы хотел, чтобы вы и Бюро взяли это на себя.

Пендергаст не ответил и даже никак не дал понять, что слышал слова коммандера. Бо повысил голос:

– Агент Пендергаст! Эй-эй!

Агент ФБР продолжал стоять, скрестив руки на груди. Трудно было сказать, о чем он думает, его лицо все еще было скрыто под полями шляпы. Мгновение спустя он коротко кивнул.

– Как у вас дела? Есть успехи с базами данных Национального центра анализа насильственных преступлений?

– Похоже, мы имеем дело с чем-то беспрецедентным.

– А как продвигаются поиски изготовителя обуви?

– Прекрасно, спасибо. Мы отправили агента в Китай.

«Спасибо» почему-то прозвучало слегка презрительно, но, может быть, подумал Перельман, это только игра его воображения.

Коммандер принялся раздавать другие задания, и в этот момент Пендергаст предпочел выскользнуть из комнаты, как кот.

19

– Мне не хочется быть грубой, но это похоже… похоже на… – Гладстон замолчала, не зная, с чем сравнить.

– А я люблю быть грубым, – сказал Лэм. – Это похоже на взорвавшийся лобок.

«Возможно, он прав», – подумала Гладстон, глядя на изображение южной части залива на большом экране. Тысячи вертлявых черных линий начинались у Тёрнер-бич и направлялись во все мыслимые стороны.

– Какой хаос. Здесь невозможно установить закономерности.

– Я продолжаю дорабатывать программу, – обиженно сказал Лэм.

– И сколько еще это стоило нам по времени центрального процессора?

– Ну, около двух тысяч.

– Господи боже. Так в чем проблема?

Лэм покачал головой:

– Главным образом в том, что все математические решения уходят в воображаемое пространство.

– И это означает?…

– Анализ течений дает невероятные результаты. Похоже, нигде во всем Мировом океане нет места, где можно было бы сбросить сто с лишним обрубков ног, чтобы их вынесло на Тёрнер-бич так, как их вынесло. Такого места просто не существует.

– Оно должно существовать.

Лэм пожал плечами.

– А как насчет того мусора, который воняет в кладовке?

Лэм сделал вид, что его рвет:

– Я каталогизировал все, что поддавалось опознанию. Никаких дымящихся пистолетов.

– А что анализ? Ты внес это в уравнение?

– Внес. Не всё – выбрал такие предметы, чтобы получить достаточно широкое представительство. И опять те же невозможные результаты.

– Но мы знаем, что обрубки таки прибило к берегу!

Лэм вздохнул:

– Как я тебе уже сказал, это невозможно.

– Это не может быть невозможно! – Гладстон готова была вцепиться себе в волосы.

– Не кричи на меня!

– Я не кричу. Я акцентирую.

– И не акцентируй на меня! Ты же знаешь, какой я чувствительный.

Гладстон закатила глаза:

– Ты должен найти, в чем ошибка, и вернуться к анализу.

– Ладно. Мне-то что. Но каждый раз, когда я сажусь за компьютер, нам это обходится в пять сотен.

Гладстон замолчала, задумавшись. В лаборатории воцарилось молчание. Потом она вытащила свой телефон, набрала номер и включила громкую связь, чтобы слышал Лэм.

– Могу я поговорить с агентом Пендергастом? – спросила она, когда ей ответили.

– Слушаю.

– Это Гладстон. Рада, что дозвонилась, – сказала она. – Мы работаем над анализом, о котором вы просили.

– И как продвигаются дела?

– Мм… хорошо. Очень хорошо. Мы приготовили полный каталог мусора, вынесенного на берег, а теперь дорабатываем математические модели. Прогресс огромный.

Лэм скорчил гримасу.

– Рад это слышать.

– Но обработка больших чисел – дело дорогое. У нас уже немаленький счет за использование университетского компьютера.

– Позвольте узнать сколько?

– Мы потратили несколько тысяч и, возможно, перейдем черту в десять тысяч, прежде чем получим результат.

– Я даю вам разрешение потратить до пятнадцати тысяч.

– Вау. Спасибо, это здорово. Правда здорово. – Она помолчала. – Есть одна вещь, которая очень помогла бы нам улучшить расчеты. Эта вещь крайне необходима, если откровенно.

– И что же это может быть?

– Нам нужен обрубок. Вообще-то, даже два. Чтобы точно моделировать поведение плавучего предмета с учетом нескольких других переменных.

Последовала долгая пауза.

– На какой срок они вам понадобятся?

Гладстон посмотрела на Лэма. Тот поднял обе руки и растопырил пальцы.

– На десять часов.

– Думаю, я смогу предоставить их вам, но только на половину этого времени, и я должен буду присутствовать при них постоянно. Это приемлемо?

– Пресвятая богоро… – начал Лэм тихим голосом, но тут же замолчал и кивнул ей.

– Да. Спасибо. Спасибо огромное.

– В таком случае я постараюсь быть у вас не позже чем через час. И я искренне надеюсь, что дополнительное финансирование поможет вам и доктору Лэму продвинуться дальше. Доброго вам дня, доктор Гладстон.

Она опустила телефон:

– Не могу понять, откуда он знает, что мы никуда не продвинулись.

– Не знаю, но я тебе говорил: у него есть деньги.

– Эти пятнадцать тысяч не из его кошелька.

– Я бы не был так уверен.

Мойра Кроссли ждала, пока специальный агент Пендергаст закончит разговор и уберет телефон в карман.

– Извините, что пришлось прерваться, – сказал он.

«Какой странный человек», – подумала Кроссли. Его южные джентльменские манеры и мягкий акцент действовали на нее успокаивающе. Но в его зорких серебристых глазах не было ничего мягкого или особо джентльменского.

– Из лаборатории пришло довольно много отчетов. Я отправила их в ваш офис для проверки.

– Я их получил, но был бы благодарен за резюме.

– Конечно. Пройдемте ко мне в кабинет, там мы сможем поговорить приватно.

Они находились в секционном зале, и несколько помощников все еще работали с последними оставшимися обрубками: осторожно срезали обувь, искали идентификационные отметины, фотографировали, брали образцы тканей, а если считали необходимым, то анатомизировали и стабилизировали останки, чтобы удалить мертвых морских существ и малых паразитов, пробравшихся в плоть. Пендергаст помедлил немного, наблюдая за процессом – его беспокойные глаза ни на мгновение не останавливались на одном месте, впитывая все, – потом повернулся к Кроссли и кивнул, извиняясь.

Она провела его по лаборатории в свой кабинет с единственным окном, выходящим на парковку. Пространство было маленькое, но она содержала его в тщательной чистоте и простоте – привычка, выработанная годами жизни в доме на воде близ Яхтенной гавани Ки-Корал.

– Садитесь, пожалуйста.

Пендергаст сел, Кроссли заняла свое место за столом, на котором с военной точностью было разложено несколько папок. Она раскрыла первую:

– Вы задали вопрос, не были ли обрубки заморожены. Были. Их заморозили сразу после отрубания. По крайней мере, те, что в настоящий момент уже исследованы. Микросрезы тканей указывают, что они были заморожены сразу же до низких температур, около минус тридцати градусов Цельсия. Это гораздо ниже того, что дают домашние морозилки, и мы можем сказать, что обрубки были заморожены в профессиональной морозилке глубокой заморозки или в лабораторной морозилке.

– И как вы это узнали?

– При заморозке микрокристаллы льда растут в клетках и разрывают различные мембраны. По рисунку разрывов мы можем определить, как быстро и глубоко была сделана заморозка. Для данных обрубков заморозка была быстрой и глубокой.

Пендергаст коротко наклонил голову.

– Мы получили также некоторые интересные результаты по ДНК, – продолжила Кроссли, беря другую папку. – Если вкратце: большинству личностей, которых мы проверили на данный момент, около шестидесяти лет, у них разный процент коренной американской крови – от девяти до девяноста, а в среднем около семидесяти процентов. Что касается европейских ДНК, то большинство ведет нас к Иберийскому полуострову – к Испании – или на юго-запад Европы. В ряде образцов есть некоторое количество африканской ДНК – от трех до пятнадцати процентов. Такая смесь характерна для населения Центральной Америки, в особенности Гондураса, Никарагуа, Гватемалы и Эль-Сальвадора. В меньшей степени – Панамы и Коста-Рики. Белиз, Мексику, Колумбию и Венесуэлу мы отбрасываем, но все же и их нельзя исключать. Мы сейчас анализируем митохондриальную ДНК, пытаемся выяснить, не было ли среди них родственников, и результаты будут у меня не позже чем завтра. В любом случае Центральная Америка представляется наиболее вероятным местом происхождения.

Еще один неторопливый кивок.

– На нескольких обрубках имеется татуировка. Некоторые татуировки широко распространены – всякие браслеты и тому подобное, но есть и другие – религиозные или гангстерские символы. Один из экземпляров обрублен выше над лодыжкой, чем остальные, поэтому нам удалось получить почти полное представление по этому лицу.

– Интересно.

– Все обрубки принадлежат взрослым людям, скорее всего – здоровым, количество мужчин и женщин приблизительно одинаково. На ногтях некоторых обрубков сохранились следы педикюрного лака. По химическому составу и цвету мы пытаемся найти производителя, но пока это не удалось.

Она взяла следующую папку.

– Вот тут кое-что любопытное. На многих ступнях и на подошвах обуви обнаружены следы пестицида – ДДТ или хлордана, которые уже много лет запрещены в Штатах. Присутствуют заметные следы и другой химии – гидроксида натрия. Кроме остатков пестицида, никаких других общих свойств не выявлено.

Она сверилась с папкой, проведя пальцем по пунктам документа.

– Мы выявили также волоски, волокна, пыльцу и другие осадки. Ничего примечательного, кроме одного: пыльца представляет собой типичную смесь местной флоры – не центрально-американской. Образцы пыльцы указывают на весенний сезон, вероятно – на весну нынешнего года, судя по свежести пыльцы.

– Продолжайте, пожалуйста.

Кроссли перевернула страницу:

– Все токсикологические анализы дали отрицательный результат, по крайней мере в отношении обычных токсинов и веществ. Кажется, у вас есть список того, на что мы делали анализ.

– Да, есть. А теперь давайте еще раз поговорим о том, как были ампутированы ноги.

Она недовольно поморщилась:

– Как я уже говорила, ампутация была жестокой, в ряде случаев удары наносились, видимо, топором, к тому же тупым, другие ноги ампутированы, вероятно, тяжелым мачете. Место ампутации разнится, начиная от лодыжки до… у большинства почти до колена. В большинстве своем ничто не указывает на использование жгута, но в нескольких случаях жгут перед ампутацией все же накладывался, примитивный и неэффективный. Никаких свидетельств профессионального медицинского сопровождения. Высока вероятность того, что большинство жертв умерли от кровопотери.

– Угол нанесения ударов?

– Большинство находится в диапазоне от сорока до семидесяти градусов по отношению к горизонтали, иными словами, под наклоном.

– А направление ампутации?

Раздражение Кроссли усилилось. Она уже обсуждала это с Пендергастом.

– Ампутация начиналась снаружи нижней части ноги, справа налево.

– И удары наносились сверху.

– Да, да, вы все это знаете – мы об этом говорили.

– Мы и в самом деле говорили. А теперь, доктор Кроссли, пожалуйста, порадуйте меня, представив мысленно процесс ампутации с учетом всех факторов, которые вы перечислили.

Наконец раздражение в ней взяло верх.

– Я не вижу в этом смысла.

Голос, медоточивый и ровный, стал тише.

– Доктор Кроссли, я обещаю, что смысл станет вам ясен. Я подведу вас к этому, облегчу ваш путь к пониманию. Закройте глаза, сделайте пять глубоких, неторопливых вдохов, а потом представьте процесс ампутации. Взвесьте все известные подробности и представьте зрительную картинку ампутации с участием реального человека.

– Это необычно и ненаучно.

– Прошу вас, сделайте мне одолжение… – Его голос приобрел какое-то странно-гипнотическое звучание. – Закройте глаза.

Почти против воли Кроссли закрыла глаза.

– Сделайте неторопливый, глубокий вдох…

Она вдохнула.

– А теперь медленный выдох.

Она проделала это пять раз, как он и просил. Удивительно, но она почувствовала, как уходит раздражение, напряженность, ее мысли успокаиваются.

Пендергаст продолжал вполголоса давать указания. Несколько минут спустя он начал тем же спокойным, нейтральным голосом перечислять удивительные подробности ампутаций. Он просил Кроссли представить медленное движение топора, опускающегося сверху; повторяющиеся удары; рассекаемую плоть; дробление и расщепление костей; отделение нижней части конечности, фонтан крови… Представлять это было слишком ужасно: Кроссли потратила годы, чтобы научиться воспринимать аутопсию как работу, которая осуществляется на неживых предметах, а не на существах, которые были живы и страдали, – другого способа сохранить эмоциональное равновесие она не знала. Но под мягким руководством Пендергаста она обнаружила наконец, что может вернуть человеческое существо к жизни в момент ампутации.

Ее глаза широко раскрылись, когда пришло шокирующее понимание.

– О нет! – выдохнула она.

На несколько мгновений у нее пропал дар речи. Пендергаст смотрел на нее со смесью любопытства и озабоченности.

Наконец она обрела голос:

– Эти ампутации – следствие самокалечения. Господи боже, эти люди сами поотрубали себе ноги.

– Так оно и было, – подтвердил Пендергаст. – Самым жестоким и топорным способом, какой можно вообразить. Вопрос только: почему?

20

Пендергаст вел взятую напрокат машину на северо-восток по дороге № 1, известной также как «трасса на поверхности морей». Это название казалось удивительно подходящим: весь тот час, что он ехал из аэропорта Ки-Уэст, дорога № 1 представляла собой скорее мост, чем шоссе. Время от времени трасса проходила по твердой земле – некоторые острова были достаточного размера, чтобы вместить целый поселок, другие представляли собой лишь клочок земли с пальмами и травой, – но потом земля оставалась позади и дорога продолжала свой путь над зеленовато-синим океаном.

После протяженного участка над водой дорога № 1 пролегла по острову Марафон, а еще через несколько миль подошла к Айламораде. Нижние острова архипелага Флорида-Кис имели тропический вид, словно отдельная земля: сонная, закаленная штормами среда обитания, которая, хотя и зависела от туризма, ничуть не напоминала изощренную роскошь Палм-Бич. Айламорада явно относилась к более высокому классу, чем другие острова; Пендергаст миновал несколько курортных заведений, монополизировавших берега острова. Но северная оконечность принадлежала местным жителям – тут находилась школа, жилые кварталы тянулись до океана, иногда среди деревьев мелькал жилой автоприцеп.

Пендергаст сверился с навигатором на телефоне, и, когда дорога уже уходила вверх, на мостовую часть, он свернул налево и поехал по узким дорогам, отчасти асфальтированным, отчасти грунтовым, среди зарослей кустарников. Здесь не было пансионатов – только жилые автоприцепы и дома разной степени разрухи, мастерские по ремонту автомобилей, маленькие бизнесы, дорожные знаки, выжженные солнцем.

Он проехал с полдюжины кварталов, и дорога закончилась на посыпанной гравием парковке рыболовной фирмы. Пендергаст остановился около ряда грузовичков, вышел и огляделся. На юге лежали на бимсах ржавеющие корпуса старых рыболовных лодок, образуя что-то вроде ограждения. На севере, где земля переходила в заболоченное прибрежное пространство, он увидел пестрое собрание обиталищ: односкатные сараи с гофрированными крышами, потрепанные жилые автоприцепы, одна-две хижины в стиле маори – такую с удовольствием мог бы нарисовать Гоген. Береговое сообщество, казалось, выросло здесь поневоле, как усоногие рачки, поселившиеся на корпусе корабля. Пендергаст снова сверился с навигатором и направился к маленькой группке домов.

Подойдя ближе, он остановился. Среди запахов дизельного топлива, мертвой рыбы и застойной воды появился новый запах: едкий, горький, более подходящий для химического завода, чем тропического острова. Жженый кофе. Правда, слово «жженый» едва ли верно передавало то, что он чувствовал: это был кофе, который кипел и кипел, так что о каких-либо вкусовых достоинствах говорить уже не приходилось. Пендергаст убрал телефон и осторожно двинулся к источнику запаха. Запах тянулся из хижины на краю расчищенной площадки, где перед полосой заболоченного берега заканчивались деревья. Дальше не было ничего, кроме зеленой воды, отмели и Мексиканского залива.

Пендергаст подошел к лачуге. Там, развалившись на шезлонге, сидел молодой человек, небритый и неопрятный, с солнцезащитными очками на носу, в драных выцветших джинсах, обрезанных до середины бедра. Он был без рубашки, словно демонстрировал мускулистую бронзовую грудь. По его животу проходил длинный узкий шрам (судя по характеру оставшихся следов, швы были недавно удалены), словно проведенная тонкой кисточкой белая линия на оливковой коже. Черные волосы были зачесаны назад и завязаны в плотный хвостик, а на шее красовалась алая бандана. С одной стороны шезлонга стояла большая кружка кофе, с другой – полупустая бутылка пива «Корона» с капельками воды на запотевшем стекле. Из тьмы хижины доносилось слабое потрескивание полицейского УКВ-сканера.

Почувствовав приближение Пендергаста, человек оглянулся. Несколько секунд эти двое просто смотрели друг на друга. Потом человек в шезлонге кивнул.

– Закадычный друг, – сказал он.

– Агент Колдмун.

– Хорошая у нас стоит погода.

– Совершенно восхитительная.

Человек по имени Колдмун показал на одну из пустых нефтяных бочек:

– Прошу, садитесь.

– Огромное спасибо, но я предпочту постоять.

– Как хотите. Тогда, может, кофе? – Он показал на большой стальной чайник, кипевший в темноте хижины.

Пендергаст не ответил.

Колдмун сделал большой глоток пива:

– Забавно. Я думал, больше вас не увижу. По крайней мере, здесь, во Флориде.

– Мне пришлось задержаться. И я мог бы то же самое сказать о вас. Помнится, вас выпустили из больницы неделю назад. Почему вы все еще здесь?

Колдмун пожал плечами:

– Я выздоравливаю. Снега Колорадо могут подождать.

– А как вы оказались в этом живописном месте? – Пендергаст повел рукой в сторону жилых прицепов, песка и болотной травы.

– Думаю, мне просто повезло. Арендная плата практически нулевая. Я сел на автобус «Грейхаунд» направлением на юг от Майами в поисках подходящего места, чтобы очистить голову от мыслей о мистере Брокенхартсе и его убийствах. Решил сойти здесь.

Экстравагантность такого решения сделала для Пендергаста его поиски гораздо более трудными, чем они могли бы быть.

– Значит, вы решили закончить ваше выздоровление превращением в коренного, – сказал Пендергаст.

– Осторожнее с выбором слов, Пендергаст. Я и без того коренной – лакота.

– Конечно. Но давайте не будем забывать вашу дорогую матушку-итальянку.

Пендергаст знал, что у Колдмуна двойственное отношение к этому факту: он считал, что его индейское происхождение подпорчено европейской кровью.

– Non mi rompere i coglioni[24]24
  Не морочьте мне голову (ит.).


[Закрыть], – ответил Колдмун, сопровождая свои слова оскорбительным итальянским жестом.

– Позвольте мне перейти к делу. Вы следили за историей необычного плавучего мусора, вынесенного недавно на берег острова Каптива?

– Это вы про обрубки ног? Читал в газетах. Слышал по сканеру.

Пендергаст вздохнул:

– Я заинтересовался этим делом.

– И?…

– Я обнаружил, что это действительно самое обескураживающее дело, с каким я когда-либо сталкивался, даже уникальное. Поскольку я знал, что вы все еще здесь, и понимал, что вы, вероятно, не против набраться еще кое-какого опыта, мне показалось, что вы сочтете интересной возможность понаблюдать день-другой за развитием ситуации. Конечно, неофициально. И…

Его речь была оборвана смехом. Колдмун был не из тех людей, которые часто смеются, и его смех звучал необыкновенно мелодично. Он закончил смеяться, допил пиво и бросил бутылку на песок:

– Ладно. Давайте разберем эту вашу маленькую речь и извлечем из нее истинный смысл. Пикетт вынудил вас взяться за это дело, верно?

– Ничего похожего он не сделал, – раздраженно сказал Пендергаст. – Он предложил показать мне местные достопримечательности. А дело я принял, потому что почувствовал интерес к нему.

– Хорошо, хорошо. И теперь вы погрязли в нем по колено и решили, что вам нужен ваш прежний напарник Колдмун.

– Как вы знаете, я не работаю с напарниками. Я просто предлагаю вам шанс стать консультантом.

– А, консультантом. Вам нужна моя помощь, а с учетом того, что вы юлите вокруг да около, эта конкретная помощь вряд ли мне понравится.

– Если вы считаете, что я лукавлю, то я возражаю.

– Ну а я возражаю против того, чтобы вы прерывали мой отпуск. И к тому же загораживали от меня солнце.

Он посмотрел на Пендергаста, подняв бровь.

Немного помедлив, Пендергаст отошел в сторону и присел на пустую бочку, от чего отказывался прежде.

– У вас подозрительный и циничный характер. В обычной ситуации я бы рассматривал этот факт как ценное обстоятельство. Но в данной ситуации, мне кажется, вы просто используете это как дымовую завесу для симуляции.

Колдмун улыбнулся, но в его голосе послышались резкие нотки:

– Для симуляции? Вы думаете, что пуля в грудь и змеиный укус – это для меня повод побездельничать?

– Я думаю, что вы, вероятно, привыкли к отдыху в шезлонге, попиванию пивка и отвратительного кофе и вам не хочется консультировать по важному делу.

Оба замолчали. Издалека доносились звуки механизмов, машин на дороге, крики чаек и скрежещущие вопли фламинго.

Наконец Колдмун сказал:

– Ладно, Пендергаст. Для чего я вам нужен? Только говорите прямиком. Без вранья.

– У вас особенный – нетрадиционный – взгляд на вещи. Взгляд, который дополняет мой собственный.

– Почему бы вам просто не сказать: «Мне нужна ваша помощь»?

– Именно это я и пытаюсь сделать, – ледяным тоном произнес Пендергаст.

Колдмун покачал головой:

– Что скажет об этом Пикетт? О том, что вы привлекаете меня?

– Я заручился его полной поддержкой в этом вопросе.

– А если я скажу «нет»? Просьба не превратится в приказ?

– Давайте перейдем этот мост, когда дойдем до него.

Колдмун перевел взгляд на море:

– Хорошо. Меня очень даже интересуют эти обрубки, вынесенные на берег. А кого бы они не заинтересовали? И да, у меня есть некоторое время, прежде чем я должен явиться в Колорадо. Но я больше не буду изображать кретина. Никаких консультаций, ничего неофициального. Это другое название для мальчика на побегушках. Если я буду вам помогать, я хочу участвовать. В полной мере. Либо равноправные напарники, либо ничего.

– Вы знаете мои методы. Я предлагал вам нечто более… как бы сказать, более вспомогательное.

– Забудьте об этом.

Вместо ответа Пендергаст закрыл глаза. На этот раз молчание растянулось на минуты. Потом он сказал, не открывая глаз:

– Ноги предварительно были заморожены.

– Это странно.

– И ампутации осуществлялись очень грубо – с помощью мачете или топора, без какого-либо медицинского сопровождения или последующей первой помощи.

Повисла глубокая пауза.

– Вот это уже какая-то безумная хрень.

– Я вам гарантирую, это дело имеет исключительно любопытные аспекты.

– И все же: либо равноправные напарники, либо ничего.

Наконец Пендергаст открыл глаза и посмотрел на Колдмуна:

– Хорошо. На время расследования этого дела.

– Или пока одного из нас не убьют.

– Славная мысль. – С этими словами Пендергаст встал, отряхнул брюки от пыли, словно брезгливая кошка, и повернулся к своей арендованной машине. – Можете провести вечер здесь и развлекаться в том дешевом стиле, к которому вы привыкли. Но я жду вас завтра на острове Каптива к ланчу. Скажем, в час.

– Где?

Пендергаст открыл дверь машины:

– Я буду в Мортлах-хаусе у берега, за мостом Блайнд-пасс. Я взял этот дом в аренду, и там много места, так что можете не искать, где вам остановиться. – Пендергаст перевел глаза на жалкую хижину Колдмуна. – Если вам будет удобнее, я раздобуду для вас большую картонную коробку и матрас – засуну их в щель под крыльцом.

– Ха-ха.

– У вас есть какой-нибудь транспорт?

– Я приеду, можете не волноваться, – усмехнулся Колдмун. – До встречи в час, напарник.

Со страдальческим видом Пендергаст сел за руль, захлопнул дверь, завел двигатель и поехал назад по грунтовой дороге, оставив после себя облако пыли, медленно оседавшее на развалины и заброшенные лодки.