Текст книги "Злая река"

21

Констанс лежала в старой кровати с балдахином, стоящей на некотором расстоянии от окон в спальне второго этажа Мортлах-хауса. Адвокат, мистер Мейфилд, привлек целую армию уборщиков и декораторов, и викторианский дом стал светлым и наполнился воздухом. Хотя Констанс внимательно осмотрела его, она пока так и не увидела крови, просачивающейся сквозь обои, как обещала ей секретарь адвоката.

Ее окна были открыты для ветерка с залива и слабого шелеста волн на все еще закрытом полицией берегу. В остальном в доме стояла тишина. Все спальни находились на втором этаже, и Констанс обнаружила, что ее спальня ближе к спальне Алоизия, чем ей это было привычно. Дом был старый, надежно построенный, но ничуть не такой основательный, как особняк на Риверсайд-драйв в Нью-Йорке, где она жила. Прошедшая ночь была первая в этом доме; днем Пендергаст уехал в Ки-Уэст и должен был вернуться не раньше половины второго.

Констанс лежала в кровати и смотрела на щупальце лунного луча, протянувшееся по панельному потолку. Сна у нее не было ни в одном глазу. Она успела хорошо узнать себя за годы, прошедшие с ее рождения, и никакой тайны в этой бессоннице для нее не было: ее чувства пребывали в напряжении, она ждала, что в любую минуту может что-то случиться.

Тайна тем не менее была… в чем же она состояла?

Приехав к Алоизию, Констанс погрузилась в изучение расследуемого им дела: она лазала по Интернету, выражала свое мнение относительно версий, выдвинутых Пендергастом, и предлагала собственные. Но она обнаружила, что не испытывает к этому интереса. Сотня обрубков человеческих ног, вынесенных на берег, – это было невероятное и ужасное дело, но оно имело мало отношения к интеллектуальной и смертельной схватке умов, которой она так наслаждалась, помогая Пендергасту в его расследованиях. Смерть в таком масштабе скорее напоминала геноцид, а геноцид никогда не был умным или таинственным, он был самой уродливой, самой жестокой стороной человечества, проявлял себя жестоким и бессмысленным образом. Енох Ленг, ее первый опекун, изучал геноцид, и от него она узнала об этом предмете больше, чем хотела знать.

Она наконец призналась Пендергасту, что не испытывает особого интереса к этому делу и предпочитает заняться чем-то другим, пока они находятся на острове. Но была и еще одна причина, по которой она не хотела иметь ничего общего с этим делом и которой не хотела делиться с Пендергастом.

Если заглянуть поглубже в архивы и поискать сведения о регистрации смертей в конце девятнадцатого века во время эпидемии холеры в Нью-Йорке, бушевавшей в припортовых трущобах, то можно найти сведения о молодой семейной паре, умершей там в это время. Однако свидетельства о смерти рассказывали не всю историю. После того как муж, работавший стивидором, умер от болезни, его жена, лишившаяся разума от лихорадки и отчаяния, либо упала, либо спрыгнула в Ист-Ривер. Две маленькие девочки, Мэри и Констанс, видели, как тело их матери извлекали из грязной воды с помощью багров.

Она никогда и никому об этом не рассказывала. Даже доктору Ленгу. Но та картина всегда оставалась с ней, и Констанс не хотела, чтобы сотня напитанных водой обрубков обостряла те воспоминания.

И потому она стала играть роль туристки: бродила по улицам, заглядывала в магазины, посетила историческое общество, наконец, просто сидела на веранде Мортлах-хауса, смотрела на залив и читала книгу «На маяк». Она ненавидела эту книгу Вирджинии Вульф и никак не могла ее осилить, но теперь это стало мученичеством, через которое она с мрачной решимостью вознамерилась пройти, как император Священной Римской империи Генрих IV Германский, проделавший во власянице путь до Каноссы…

И тут ход ее мыслей резко пресекся.

Констанс замерла, вслушиваясь в тишину. И вот опять: стук. Слабый, но отчетливый. И стук этот доносился не снаружи, а из нижней части дома… может быть, из подвала, еще не обследованного Констанс.

И теперь, лежа в постели, Констанс поняла, чего она ждала: подтверждения того, что призрак Мортлаха существует.

Она села, одолеваемая двойственным чувством: с одной стороны, возбуждением, с другой – страхом. Ее глаза уже привыкли к темноте, и она сразу нащупала старинный итальянский стилет, который всегда держала под рукой. Констанс спустила ноги с кровати и беззвучно встала, одновременно надевая шелковый халат. С той же осторожностью дошла до двери, потом – очень медленно – открыла ее.

Коридор был пуст, горела только одна тусклая лампа. Держа стилет наготове, Констанс опять замерла и прислушалась.

Снова стук, и сразу же за ним – другой: вкрадчивый и глухой, исполненный осмысленности. Звуки определенно доносились из подвала, и Констанс показалось, будто кто-то постучал костлявой рукой по стенам старого особняка. Эти звуки напомнили ей больницу «Маунт-Мёрси» для страдающих безумием преступников, обитатели которой были печально известны из-за их…

Ветерок усилился, и неожиданный порыв поднял занавеси на окнах и захлопнул дверь с громким стуком.

Констанс замерла. Она ждала, не двигаясь, долго прислушивалась, но больше ничего не услышала.

Наконец она все так же бесшумно вернулась в кровать, положила голову на пуховые подушки и продолжила изучать путешествие лунного щупальца по потолку.

22

Окончательные лабораторные результаты прибыли прошлым вечером, когда Мойра Кроссли уже собиралась отправляться домой. Она просматривала их до девяти вечера и вернулась в офис в семь утра, чтобы закончить, прежде чем этот странный агент ФБР Пендергаст вернется для обновления информации. Кроссли знала, что он придет точно в условленное время, и что-то в нем заставляло ее нервничать, испытывать ощущение, что она должна быть очень осторожной, не совершать ошибок и быть готовой ответить на любой его вопрос.

Звонок прозвучал в тот момент, когда минутная стрелка пересекла черточку на двенадцати: пунктуальность на уровне обсессивно-компульсивного расстройства личности. Как ему это удавалось с таким отвратительным и непредсказуемым трафиком? Или же он приехал раньше и ждал с секундомером? Кроссли не понимала, почему ее так заботит его одобрение. На отношение к ней большинства людей ей было наплевать.

Она отперла дверь, и в офис вошел Пендергаст в превосходном шелковом костюме лимонного цвета и в той же панаме, в какой она уже видела его. Он раскланялся на старомодный манер, потом повесил панаму на крючок у двери.

– Хорошее утро, доктор Кроссли, – сказал он. – Мне нужно надеть халат?

– В этом нет необходимости, – ответила Кроссли. – Мы можем просмотреть обновления в моем кабинете. Пожалуйста, идите за мной.

Пендергаст двинулся следом, и Кроссли отперла кабинет.

– Садитесь, – сказала она, когда они вошли.

Пендергаст сел. Кроссли подошла к сейфу, набрала комбинацию цифр и, когда дверь сейфа открылась, вытащила изнутри несколько папок. По предложению Пендергаста она принимала дополнительные меры предосторожности. Сложив папки в стопку, она сказала:

– Я отправлю это в ФБР сегодня позднее, но, если хотите, мы можем просмотреть их сейчас.

– Хочу.

– Отлично. – Она передала ему верхнюю папку и открыла вторую у себя на столе. – Появилась новая и, я бы сказала, необычная информация.

– Отлично.

В этот момент снова раздался звонок. Кроссли раздраженно посмотрела на часы: 9:05. Это был не Пол – у того есть свои ключи. Возможно, один из этих чертовых репортеров.

– Извините, сейчас вернусь, только избавлюсь от того, кто там заявился, – сказала она и направилась к двери.

Через дверное стекло с проволочной сеткой она увидела очень высокого человека, стоявшего навытяжку, чисто выбритого, с недавней стрижкой под ежик, стройного и точеного, бронзовокожего и зеленоглазого. На нем был свежий синий костюм.

Это был не репортер.

– Кто вы? – спросила она в микрофон.

В ответ человек показал жетон:

– Специальный агент Колдмун, ФБР.

– Вот как. – В отличие от Пендергаста этот человек каждой своей клеточкой был похож на федерала. Она впустила его. – Я как раз собиралась обсудить лабораторные результаты с агентом Пендергастом. Вы тоже участвуете в расследовании этого дела?

– Мы напарники. – Его ослепительная улыбка была просто сногсшибательной.

Когда она пришла с ним в свой кабинет, Пендергаст поднялся.

– Рад вас видеть, агент Пендергаст, – сказал Колдмун. – Вижу, я очень вовремя.

– Я рассчитывал, что вы появитесь позднее, агент Колдмун, – откликнулся Пендергаст, с интересом разглядывая его.

Колдмун раскованно рассмеялся в ответ:

– Есть такая старая лакотская пословица: червячок достается ранней пташке.

– Верно. И я смотрю, у этой ранней пташки новые перышки.

Колдмун разгладил лацканы:

– «Уолмарт». Сто двадцать девять баксов.

На лице Пендергаста отразилось неприкрытое отвращение.

Колдмун сел на пустой стул, а Кроссли вернулась на свое место за столом, передала еще одну папку Колдмуну и приступила к резюмированию:

– Как я уже начала объяснять агенту Пендергасту, мы завершили тестирование ДНК и получили довольно интересные результаты. Ранее мы определили, что большинство обрубков принадлежат к одному генетическому наследию, которое мы находим в Центральной и Южной Америке – главным образом у коренных американцев с примесью европейцев с Иберийского полуострова и частично из Африки. Мы уточнили эти результаты, и вот что получилось. – Она достала большую сложенную карту. – Многие из этих людей – родственники, разброс степени родства довольно существенный. У нас есть братья и сестры, несколько родителей и взрослых детей, а также двоюродные родственники, троюродные, четвероюродные и даже пятиюродные. – Она пододвинула диаграмму ближе к агентам. – Это попытка показать родственные связи. Конечно, таблица очень сложна, потому что некоторые двоюродные родственники приходятся также троюродной и четвероюродной родней другим и так далее.

Колдмун с интересом потянулся за диаграммой, рассмотрел ее и передал Пендергасту.

– Мы планируем передать результаты по ДНК нескольким большим коммерческим базам генетических данных – возможно, им удастся установить имена этих людей. Это сложный процесс, но мы продвигаем его с максимально возможной скоростью и в ближайшем будущем получим результаты. – Она откашлялась. – Кроме результатов ДНК, у нас есть шесть случаев частичных или полных татуировок, которые мы изучаем. Некоторые мы опознали как символы принадлежности к бандитским или религиозным организациям в западных нагорьях Гватемалы. Использованные чернила совпадают с кустарными чернилами для татуировок, обычно используемыми в Центральной Америке. К сожалению, в связи с широким распространением таких банд получение подтверждаемой текущей информации затруднительно. Мы привлекли специалиста и делаем все возможное. Лак для ногтей, обнаруженный на некоторых обрубках, оказался опознаваемым – дешевые сорта, часто встречающиеся в Центральной Америке. Но самое, вероятно, важное свидетельство – вот это.

Кроссли достала из папки фотографию и положила на стол перед ними. И опять Колдмун проворно схватил снимок, рассмотрел и только потом передал Пендергасту.

– Это серебряное кольцо на палец ноги с изображением Девы Гваделупской, такие форма и стиль популярны среди народа майя в Гватемале. Гравировка на кольце… – она вытащила еще одну фотографию крупным планом, – название населенного пункта в Гватемале: Сан-Мигель-Акатан.

– Это где? – спросил Колдмун.

– Поселок на западном нагорье близ мексиканской границы, населенный в основном народом майя. – Она помолчала. – Вот, пожалуй, и все.

Колдмун положил фотографию:

– Очевидный вывод состоит в том, что мы имеем дело с группой эмигрантов и все они из одного городка – Сан-Мигель-Акатан.

Кроссли кивнула.

– Вы знаете, как это бывает, – сказал Колдмун. – Группа людей из маленького городка собралась и решила отправиться на север, к Соединенным Штатам. Экономические беженцы. И естественно предположить, что многие люди в таком маленьком городке – родственники. Я бы предположил, что во время путешествия на север они были захвачены плохими ребятами, а потом… потом случилось что-то ужасное и у них отрубили ноги.

– Как мне убедительно доказал агент Пендергаст, они сами ампутировали себе ноги, – сказала Кроссли.

Услышав это, Колдмун откинулся на спинку стула:

– Черт побери. Они сами себе отрубили ноги?

– Да.

– На них были кандалы? Они пытались убежать?

– Хорошая мысль, только кандалов на них не было. На обрубках нет никаких следов потертостей, синяков или царапин, оставляемых кандалами. Они прибегли к самокалечению по какой-то другой причине.

– Но что может заставить человека отрубить себе ногу? – недоуменно спросил Колдмун.

В этот момент заговорил Пендергаст:

– Как замечательно, что агент Колдмун наконец-то здесь, чтобы задать по-настоящему трудный вопрос.

За этим последовала короткая пауза. Потом Пендергаст спросил:

– Что-нибудь еще, доктор Кроссли?

– Пока все.

Два агента поднялись, и Колдмун последовал за Пендергастом. Несколько секунд спустя, когда закрылась дверь в коридор, в лаборатории на какое-то время установилась тишина. Последний вопрос, заданный Колдмуном (она и сама себе его не раз задавала), казалось, не имел ответа, вызывающего доверие, никакого ответа не имел.

23

Выйдя на улицу, Колдмун последовал за Пендергастом на парковку.

– У вас есть машина, агент Колдмун? – спросил Пендергаст.

– Не-а.

Колдмун предвидел этот вопрос. У него не было ни малейшего желания исполнять роль шофера, как во время расследования дела Брокенхартса.

– Жаль. Однако, предчувствуя ваш ответ, я сам взял машину, которая, надеюсь, покажет свою пригодность. Она способна не только двигаться по любой пересеченной местности, включая болота, пляжи и заводи, но и делать это с комфортом для находящихся в салоне.

Колдмун оглядел парковку, но не увидел ничего подходящего среди стоявших там «форд-эксплореров» и «джипов-чероки», отвечающих названным требованиям. Потом его взгляд упал на нечто стоящее в дальнем конце парковки.

– Нет, – сказал он, глядя в ту сторону.

– Да, – сказал Пендергаст, передавая ему брелок с ключами.

Там стоял, сверкая на солнце, новехонький, с иголочки, «рейнджровер» в версии «автобиография» жемчужно-белого цвета с красивой матовой отделкой. В этой машине имелись все доступные опции, чтобы приехать на премьеру в опере или на вершину Эвереста: светодиодные фары и ненасыщенные габаритные огни сзади, задняя противотуманная подсветка, шильдик, сообщающий, что под капотом находится пятилитровый двигатель «LR-V8» мощностью 557 лошадиных сил, форсированный, с турбонаддувом, – и это только качества, видимые снаружи.

Колдмун присвистнул:

– Классная тачка!

Пока он разглядывал машину снаружи, Пендергаст обошел ее сзади и уселся на пассажирское сиденье. Колдмун посмотрел, что там всунул ему в руку Пендергаст, и увидел брелок с ключами. «Сукин сын», – подумал он. Но не стал сразу отказываться – забросил свою сумку в багажник, устроился на водительском сиденье и мгновенно утонул в кремового цвета коже. Сообразив, как завести двигатель, он увидел, что пробег машины менее пятидесяти миль. В боковом водительском кармане лежала сложенная брошюра от дилера, и, когда заработал кондиционер, Колдмун из любопытства достал ее. В брошюре говорилось о таких вещах, как электронная воздушная подвеска, датчики глубины водного препятствия, контроль спуска по склонам, система предотвращения опрокидывания и список других особенностей, слишком длинный, чтобы его можно было прочесть. В конце стояла цена: $189 500.

Колдмун еще раз посмотрел на брошюру, поняв наконец, как обстоят дела.

– Постойте, – сказал он. – Вы что, купили ее?

– Взял в лизинг, точнее говоря. В конце концов, с нами больше нет Акселя, чтобы возить нас по делам, а этот ваш конфискованный «мустанг» был не удобнее поезда, на котором раньше выезжали из города. Когда вы сказали, что готовы присоединиться к расследованию, я решил, что нам, как минимум, не помешает определенная степень удобства.

И тут Колдмун понял: от него по-прежнему ожидают, что он будет исполнять роль шофера, но Пендергаст подсластил пилюлю, добавив почти три тонны роскоши на колесах. Он пожал плечами и повернул большую круглую ручку, включив передачу.

– Я хочу представить вас океанографу, которого я частным образом привлек к расследованию дела, – сказал Пендергаст. – Она пытается отследить, в каком месте обрубки были сброшены в океан… к сожалению, пока без особого успеха.

– Конечно, я бы хотел с ней познакомиться.

– Но перед этим почему бы нам не закинуть ваш багаж в дом, снятый мною на время следствия? С нами будет моя подопечная Констанс Грин, но, я думаю, вы найдете дом просторным и дающим возможность для уединения.

– Да, конечно.

Подопечная? Это звучало странновато, но, с другой стороны, ничто в Пендергасте не было нормальным.

Пендергаст назвал ему адрес, и, повозившись немного с тачскрином на центральной панели приборного щитка, Колдмун сумел включить навигатор.

– Кондиционер? – спросил он.

– Нет, спасибо.

Пендергаст опустил свое окно, и Колдмун сделал то же самое. Они выехали из Форт-Майерса на дорогу штата номер 867 направлением на юг. Колдмун с любопытством осматривал окрестности. Они представляли собой типичную для Флориды смесь: некоторые дома богатые, некоторые – ветхие, большинство – ни то ни се, но застройка повсюду плотная. Поразительно, сколько народу умещалось в этом штате. В Южной Дакоте можно было проехать по шоссе сто миль и не увидеть ни одного дома.

И вдруг, совершенно неожиданно, они миновали пропускной пункт и выехали на мост, изгибавшийся дугой над мелководным заливом; в воде играли солнечные блики, а на горизонте вырастали низкие очертания острова Санибел. Учитывая размеры и вес, «рейнджровер» оказался на удивление чуткой машиной, он без труда разгонялся, и по салону гулял теплый ветерок. На короткое мгновение к Колдмуну пришло понимание того, почему некоторые хотят жить во Флориде.

Когда они выехали на остров, дома вокруг стали более престижными, и чем дальше, тем сильнее ощущалось богатство. У северного конца острова они подъехали к цепочке остановленных машин.

– Боюсь, что впереди еще один пропускной пункт, – сказал Пендергаст.

Но задержки не случилось, и вскоре они проехали, сверкнув своими жетонами. Короткий мост, перекинутый над проливом, привел их на остров Каптива. Берег и парковка слева от них превратились в некий плацдарм: там стояли палатки, трейлеры, мобильные кабинеты на колесах и фургон со спутниковыми тарелками. Два катера береговой охраны рассекали залив за линией прибоя.

– В этом месте на берег была выброшена большая часть обрубков, – сказал Пендергаст, когда Колдмун сбросил скорость. – Весь берег огорожен как место преступления, что вызывает большое неудовольствие местных жителей.

– Я бы тоже был недоволен. Такой красивый берег.

Они поехали дальше, оставив «плацдарм» позади. Когда они миновали конец пляжной зоны, открылся вид на громадный, выше других, викторианский дом с двумя башнями и прогулочной площадкой на крыше: он поднимался над пальмами и платанами, отбрасывая длинную тень на берег. Колдмун сразу же понял, что именно здесь и поселился Пендергаст: этот дом, с его устаревшей элегантностью, прекрасно соответствовал личности специального агента.

– Мортлах-хаус?

– Верно. Заезжайте, пожалуйста, в porte cochère[25]25
  Въездная арка, крытое крыльцо для удобного подъезда автомобиля к входной двери (фр.).


[Закрыть] и остановитесь у двери.

Колдмун не знал, что такое porte cochère, но свернул на дорожку, шедшую вдоль дома и заворачивавшую под навес. Он остановил внедорожник перед высокими двойными дверями с овальными окнами.

– Ух ты, – сказал Колдмун, выйдя из машины и оглядываясь. – Здесь, наверное, водятся привидения.

– Действительно, – пробормотал Пендергаст.

Двери открылись, и Колдмун застыл как вкопанный. На крыльцо вышла женщина в длинном платье, с темными, коротко подстриженными волосами и фиалковыми глазами, устремленными на гостя.

– Вы, должно быть, агент Колдмун, – сказала она низким певучим голосом, шагнув вперед. Она остановилась и оглядела его с головы до ног. – По описанию Алоизия я ожидала увидеть человека немного более… неформального.

Колдмун усмехнулся:

– Не волнуйтесь, я еще тот неряха. Это просто маска, чтобы обмануть вышестоящих лиц.

Его слова вызвали едва заметную улыбку. В этой молодой женщине было что-то абсолютно интригующее, она казалась не по годам уверенной в себе и говорила с необычным произношением, напомнившим Колдмуну о старых фильмах.

– У вас нет чемодана? – спросила она.

Колдмун понял, что стоит перед ней, как пень.

– Ах да. В багажнике.

Он обошел машину, открыл заднюю дверь и вытащил свою сумку.

– Я провожу вас в вашу комнату, – сказала Констанс и, повернувшись, пошла в дом.

Колдмун последовал за ней.

– Я ухожу к себе, – сказал Пендергаст у них за спиной. – Оставляю вас в надежных руках миз Грин.

И куда-то исчез.

Войдя в тусклую прохладу дома, Колдмун почувствовал себя так, будто вернулся назад во времени. Внутри пахло полиролью для мебели, тканью и старым деревом. За входом, дальше по коридору, он увидел большую гостиную с персидскими коврами и старинной мебелью. Ряд окон выходил на веранду, в свою очередь выходящую на море, откуда доносился отдаленный шум прибоя и крик чаек.

Констанс поднялась по небольшому лестничному пролету справа от входа:

– Сюда, агент Колдмун.

Колдмун последовал за ней в небольшую гостиную, к которой примыкали три комнаты – две спальни и ванная.

– Жилая часть для прислуги, – сказала Констанс. – Отделенная от остального дома.

– Жилая часть для прислуги, – повторил Колдмун ироническим тоном.

Констанс опять уставилась на него своими фиалковыми глазами:

– Вы ведь младший напарник агента Пендергаста, мистер Колдмун?

Колдмун не мог не рассмеяться, услышав это дерзкое замечание, произнесенное с такой хитрецой.

– Полагаю, я кто-то вроде прислуги. – Он поставил свою сумку. – Кстати, можете называть меня Армстронг, если хотите.

Эти слова сорвались у него с языка, прежде чем он понял, что произнес их. Зачем он выложил ей эту информацию? Он почти никогда не называл людям своего имени.

– А вы можете называть меня Констанс. Ваша спальня здесь. В другой спальне есть стол – используйте его как рабочее место. – В ее изящной белой руке появился ключ. – Ваш ключ, Армстронг.

– Спасибо, Констанс. – Он взял ключ. – А скажите, этот дом и вправду посещают привидения?

– Говорят, что да.

– Какая за этим стоит история?

Констанс лукаво улыбнулась ему:

– Это мое расследование. Как только я доведу его до конца, мы затопим камин в гостиной и я посвящу вас в подробности.