Текст книги "Леди-служанка"

– С чего вы взяли?

– Ну, сейчас, когда все так изменилось…

Она жутко побледнела, даже руки у нее дрожали, и Джайлз насторожился:

– Я… Да, полагаю, так.

Что же все-таки она имела в виду? Изменилось – потому что ее покровитель мертв, а саму ее подозревают в убийстве? Но Креншоу не верил в эти сплетни и был уверен, что она не убивала. Однако разве не мог он оказаться дважды обманутым?

– Почему вы решили, что я справлюсь со всеми делами без вас, миссис Монтфорд? Все пока остается без изменений.

– Могу я предложить в таком случае, – глядя в пол, тихо проговорила Обри, – запереть ворота замка?

Его удивила ее просьба, и, посмотрев ей в глаза, он увидел в них невысказанную тревогу и немую мольбу крошечной робкой зверушки, чью нору разворотили плугом. Ее гордость была оскорблена: это не вызывало сомнений, – но миссис Монтфорд все равно пошла на это. Почему? Что ее так беспокоит? Чего она боится.

Ему очень хотелось увидеть, как ее защитная оболочка разлетится вдребезги. И вот, наконец, она дала трещину, но почему это не принесло ему удовлетворения? Может, причина в его власти над ней? Он давал ей возможность существовать: деньги, кров и пищу. Осознание этого не только не доставило ему радости, а усугубило чувство вины.

– Об этом не может быть и речи, – кашлянув, заявил Уолрейфен и подошел к ней чуть ближе, чем следовало бы. – Существует какая-то причина, по которой вы не можете выполнять все мои требования?

Он так пристально смотрел на нее, что Обри на мгновение растерялась.

– Нет, ваша светлость. Впредь обещаю в точности выполнять все ваши распоряжения.

«Хороший ответ, – решил Джайлз. – Один из тех, что вызывают необыкновенно яркие картины определенного свойства».

– В таком случае у меня нет причины увольнять вас.

– Благодарю вас, милорд. – Обри слегка присела в реверансе, и он увидел у нее в глазах не просто напряженность, а… страх.

– Спасибо, миссис Монтфорд. Вы можете идти.

Уже взявшись за ручку двери, она на мгновение задержалась и тихо сказала:

– Милорд, а море вы все-таки сможете увидеть… когда туман рассеется. Оно только чуть-чуть дальше, вот и все.

Она вышла, прошуршав черными юбками и оставив в комнате странную пустоту.

Глава 5

Встреча с мировым судьей проходила официально, в кабинете хозяина замка. Джайлз специально посадил Хиггинса на противоположном конце стола.

– Убит ваш дядя, милорд, – начал судья, подавшись вперед в кресле. – И я не задавался целью кого-то обвинить, а просто хочу задать несколько вопросов о вашей экономке, поскольку, кроме нее, в доме никого не было.

– Я полностью отдаю себе отчет в том, что произошло, – холодно отозвался Джайлз, глядя через стол на судью. – И тоже заинтересован, чтобы убийца предстал перед судом. Также понимаю, сэр, что задавать вопросы – ваша работа. Но, мне кажется, вы подозреваете миссис Монтфорд совершенно безосновательно. Примите мои заверения: она невиновна.

Уолрейфен совершенно не понимал, почему так агрессивно защищает интересы миссис Монтфорд, ведь он едва знал эту женщину.

– Милорд, – возразил Хиггинс, печально разведя руками, – все знают, что у них были жестокие стычки. Вечером накануне смерти майора их крики были слышны по всему замку. Ваш дворецкий говорит, что был даже опрокинут поднос и разбита фарфоровая посуда.

– Свою точку зрения я изложил, мистер Хиггинс, – спокойно ответил Джайлз, откинувшись в кресле и пристально глядя на мирового судью. – Миссис Монтфорд и сэр Лоример ссорились постоянно. В своих письмах ко мне она часто жаловалась на его нездоровье и дурные привычки. Он чересчур много пил и не питался как следует, а это, да, создавало проблемы. И эта женщина, напротив, пыталась его вразумить, чтобы сохранить ему жизнь. Зачем ей в него стрелять?

– Полагаю, да, можно посмотреть на это и с такой точки зрения, – нехотя согласился Хиггинс.

– Именно так, поверьте, поэтому рассмотрите другие версии, копните поглубже, поговорите с прислугой.

– Что ж, так и поступлю; наведу справки и в деревне: не видел ли кто чужаков. Только я не сомневаюсь, что убийца кто-то из своих: тот, кто знал, что в доме никого нет.

– Доктор Креншоу предположил, что это могли быть цыгане.

– В этой части Сомерсета цыган не было с прошлого Михайлова дня, милорд, – возразил Хиггинс. – А кроме того, цыгане воры, но не убийцы.

– А что, если это были грабители, которые наткнулись на дядю Элиаса по чистой случайности?

Джайлз хватался за соломинку и понимал это, но ему невыносимо было думать, что Лоримера убил кто-то из своих.

– Тогда как они проникли внутрь? – пожал плечами Хиггинс. – И откуда у них оружие?

– У дяди был пистолет, – вдруг вспомнил Уолрейфен. – Я помню, что он держал его запертым в столе в библиотеке, иногда доставал и чистил.

Наконец-то удалось заинтересовать мирового судью, и тот живо спросил:

– Он до сих пор там?

Джайлз не знал, как не знал многое из того, что должен был знать, поэтому предложил, вставая из-за стола:

– Пойдемте посмотрим.

Библиотека находилась в противоположном конце западного крыла, и через несколько минут они подошли к двери. На мгновение Джайлз в нерешительности остановился. Ему не хотелось входить в эту комнату: мысль, что сейчас он увидит то место, где его дядя испустил последний вздох, пугала.

Но, конечно, комната была безукоризненно чистой, и он не сомневался, что об этом позаботилась миссис Монтфорд. Не хватало только турецкого ковра, который многие годы лежал на полу, а все остальное оставалось на своих местах. Стол, как всегда, стоял у окна напротив двери, и Джайлз направился сразу к нему, потянул правый верхний ящик. Тот легко выдвинулся, что показалось ему странным: именно этот ящик всегда был заперт. У Джайлза остановилось сердце – ничего, кроме пустой бутылки из-под виски и нескольких пожелтевших писем, разбросанных по дну, здесь не было.

– Я спрашивал экономку об оружии, – сказал Хиггинс, когда Джайлз заглянул в глубину ящика. – Она ответила, что ничего не знает об этом.

– Разумеется. Откуда? – Джайлз нервно облизнул губы. – Она здесь совсем недавно.

– А когда вы в последний раз видели оружие, милорд? – вопросительно взглянул на графа судья.

– Много лет назад, – тихо ответил Джайлз и мысленно добавил: «С тех пор прошла целая вечность».

Завтрак в кругу семьи оказался для Джайлза еще более неприятным, чем обед. За столом стало еще многолюднее: прибыли друзья майора, знакомые и дальние родственники, но всеми ловко управляла Сесилия. Хорошо еще, что тетя Харриет и ее незамужние дочери – Сильвия и Соня – были в подавленном настроении из-за того, что кузину Сибиллу уложили в постель с мигренью, вызванной глубокой печалью, – во всяком случае, так объяснила их мать – от потери ее дорогого, дорогого дяди. «Дяди, которого никто из вас не удосужился навестить ни разу за последние десять лет», – подумал Джайлз, но оставил свое мнение при себе.

Место Сибиллы за столом занял двоюродный дед Джайлза Фредерик, который почти все время спал и в семейных встречах не участвовал. Родня из Бата не могла обходиться без сплетен, и за вторым блюдом разговор быстро превратился в настоящий кошмар.

– Надеюсь, все хорошо сегодня спали? – стараясь создать за столом непринужденную обстановку, поинтересовалась Сесилия, когда унесли первое блюдо. – Откровенно признаюсь: я так устала, что уснула, едва коснувшись подушки.

– О-о, Сесилия, как я вам завидую! – воскликнула кузина Сильвия – во всяком случае, Джайлз полагал, что это была Сильвия. – Я и глаз не могла сомкнуть. Стоило подумать, что бедного дядю Элиаса убили в собственной постели…

– Вообще-то это случилось в библиотеке, – прервала сестру Сесилия, передавая блюдо с гарниром дедушке Фредерику, но тот уже мирно похрапывал. – Думаю, что в «Королевской гавани» для вас нашлось бы место, если, конечно, они избавились от крыс и заменили простыни.

– О-о, нет-нет, я совсем не то имела в виду, – побледнев и запинаясь, пробормотала Сильвия. – Я хотела сказать, что все очень загадочно, то есть смерть дяди Элиаса. А вдруг тот, кто это сделал, все еще в доме?

– Говорят, это дело рук экономки, – заметила тетя Харриет, с хрустом прожевав кусок маринованного огурца. – Моя горничная Адди слышала это от Милсона, третьего лакея.

– Он сегодня же будет уволен без рекомендации, – угрожающе тихим голосом произнес Джайлз, с громким стуком положив вилку на стол. – А вы, тетушка, ровным счетом ничего не знаете о миссис Монтфорд, так что попрошу вас впредь не высказываться подобным образом.

– Да ведь она как бельмо у тебя на глазу, старина, – развалившись на стуле с бокалом вина в руках, пробормотал Делакорт. – Быть может, Хиггинс избавит тебя от нее.

– Думаю, так и будет, – тихо откликнулась леди Харриет. – Адди говорила, что эта женщина не раз угрожала бедняге Элиасу. Об этом знает вся прислуга.

– Харриет, дорогая, – рассмеялась Сесилия, – если бы это сделала миссис Монтфорд, то вы никогда бы ее не заподозрили, поверьте мне. Я разговаривала с ней, и меня поразило ее хладнокровие и выдержка.

– Совершеннейшая чушь. – Джайлз почувствовал, что теряет терпение. – Прошу вас, давайте сменим тему.

– Но мама права, – вставила Соня. – Эта экономка угрожала ему, о чем старший садовник, который все слышал, и сообщил мистеру Хиггинсу.

– Соня, – взглянул на девушку Джайлз, – вы и дня не пробыли в этом доме, но уже все знаете? Зачем бы миссис Монтфорд угрожать дяде? Это просто смешно.

Сидевшая рядом с Соней тетушка Харриет изобразила святую невинность, и Джайлз мгновенно насторожился, поскольку по собственному опыту знал, что самые отвратительные сплетни, как правило, распространяются с исключительно простодушным видом.

– Думаю, это очевидно, принимая во внимание слухи, которые ходят о ней и покойном, – не унималась леди Харриет. – Всем известно, что мой брат никогда не был святым.

– Нет, – снова вмешалась Соня, – я уверена, что это как-то связано с разрушением башни. Адди говорила, что, когда начали падать камни, сын экономки успел предупредить дядю Элиаса, иначе бы его завалило, а сам мальчик чуть не погиб. Неизвестно по какой причине экономка могла вбить себе в голову, что во всем виноват дядюшка.

«О чем это они? Кто чуть не погиб?» – не мог взять в толк Уолрейфен.

– И воровство тоже было, – со знанием дела кивнула леди Харриет, не дав возможности Джайлзу вставить ни слова. – Пропали золотые часы Элиаса – те, которые подарил ему лейтенант Кенросс после Тулузы. Я уверена, что это дело рук экономки.

– Знаете, тетушка, – стараясь удержаться от прямой грубости, резко заявил Джайлз, – вы глубоко заблуждаетесь, уверяю вас.

– Нет, дорогой мой мальчик, – покачала та головой, – я знаю таких, как она. Красива, умна, горда – ни одно из этих качеств не годится для служанки. Я не раз предупреждала тебя: везде нужен контроль, нельзя предоставлять дом в распоряжение слуг…

– Боже правый, взгляните на часы! – перебил ее Делакорт и поднялся из-за стола. – Дорогая кузина Соня – могу я вас так называть? – мне говорили, что неподалеку есть утес, с которого открывается великолепный вид на море. Не знаете ли, где он?

– О, конечно, знаю! – взмахнула ресницами Соня. – Оттуда и правда такой вид, что дух захватывает.

– Обожаю это состояние! – улыбнулся Делакорт, обнажив крупные, безупречно белые зубы. – А кроме того, вы обещали сегодня днем составить мне компанию на прогулке. Могу я рассчитывать на вас? Леди Харриет, Сильвия, я буду счастлив, если и вы присоединитесь к нам.

Сесилия строила глазки Джайлзу, однако, к счастью, заигрываний ее мужа оказалось вполне достаточно, чтобы положить конец этим ужасным разговорам. Дамы тоже поднялись из-за стола, и хихикающая компания сплетниц потянулась за Делакортом, совершенно позабыв повод, по которому они здесь собрались.

Наблюдая за дедушкой Фредериком, который проснулся и, пошатываясь, побрел к бильярдной, Джайлз почувствовал, что облегчение от окончания трапезы не смогло рассеять окутавшее его черное облако тревоги. В это утро он безошибочно определил ход мыслей Хиггинса. Мировой судья определенно избрал своей целью миссис Монтфорд, и не без причины его подвигли к этому сплетни слуг.

Джайлз вернулся в кабинет, чтобы обдумать, как лучше положить этому конец, но не пробыв там и четверти часа, позвонил дворецкому, а когда тот явился, спросил:

– Скажите, Певзнер, кто сейчас здесь старший садовник?

– По-прежнему Дженкс, сэр, – подобострастно улыбнулся тот. – А Фелпс – второй.

– Так я и думал. – Покрутив перо в пальцах, Джайлз помолчал, потом сказал: – Певзнер, пришлите ко мне Дженкса. У меня возникли кое-какие идеи по поводу реконструкции поместья. Хочу с ним обсудить. Знаете, фонтаны, обнаженные нимфы, журчащие водопады, что-то в таком роде.

– Сию минуту, милорд! – Певзнер не сдержал испуганного вздоха.

Вслед за тем как дворецкий ушел, Джайлз услышал стук колес экипажа по булыжнику подъездной дорожки, встал и, выглянув в окно, увидел въезжавшую коляску. Из парадного выпорхнула Сесилия и поспешила навстречу двум пожилым джентльменам в черных цилиндрах и развевающихся плащах, а миссис Монтфорд привела лакеев, чтобы те позаботились о багаже и лошадях. «Вероятно, это уэльские кузены из Суонси со стороны бабушки», – решил Джайлз, хотя видел их всего пару раз.

Итак, все собрались, завтра похороны, а затем гости разъедутся, и все останется позади. С формальностями будет покончено, и все время Джайлз собирался посвятить расследованию, пока не узнает правду.

– Милорд?

Обернувшись, Джайлз увидел на пороге Дженкса, который переминался с ноги на ногу и мял в руках шляпу из грубой парусины.

– А, Дженкс, входите и закройте дверь, – сказал граф, возвращаясь обратно к столу.

– Да, сэр.

Джайлз знал садовника всю свою жизнь: тот никогда не был сплетником. И поскольку необходимости ходить вокруг да около не было, сразу приступил к делу.

– Скажите, Дженкс, что за чепуху болтают о том, будто вы слышали, как миссис Монтфорд угрожала моему дяде, и сказали об этом мировому судье?

– Нет, сэр, ничего такого я не говорил, – твердо сказал старший садовник, вздрогнув как от удара. – Это Фелпс сболтнул Певзнеру, а я не успел его удержать. Теперь он сожалеет об этом, сэр, но что сделано, то сделано.

– Но почему Фелпс решил, что это она? Ведь это очень серьезное обвинение. Это правда, что миссис Монтфорд угрожала дяде сразу после разрушения башни, что…

– О нет, сэр! – не дал ему договорить садовник. – Она просто испугалась за своего мальчика, сэр. Он сломал ребра и повредил ногу. Правду сказать, сэр, парнишка был в ужасном состоянии. Мы думали, не выживет, когда вытащили его из-под камней.

– Боже мой, – прошептал Джайлз. – Так у нее есть сын? Дженкс, давайте по порядку, со всеми подробностями, а главное – что именно говорила миссис Монтфорд. Итак?

Садовник еще крепче вцепился в свою шляпу и, густо покраснев, начал:

– Вы знаете, милорд, что я добросовестно работал на вас, а до того – на вашего отца и деда. Сорок лет, все подтвердят.

– Да, Дженкс, я знаю, – мягко заметил Уолрейфен. – И всегда работали примерно.

– Будущей весной я собираюсь покинуть имение: Мэри задумала купить домик в Пензансе.

– Очень рад за вас обоих, хотя и сожалею, что останусь без такого преданного работника, – постарался улыбнуться Джайлз. – Даю вам слово джентльмена: ничто из того, что вы здесь скажете, не сможет перечеркнуть сорокалетнюю преданную службу.

– Спасибо, сэр, – успокоился Дженкс, – потому что Фелпс неправильно все понял. Миссис Монтфорд угрожала не майору, милорд, а желала смерти вам, и то лишь в тот момент, когда решила, что ее мальчик умирает, понимаете?

Да, Уолрейфен боялся, что начинает понимать, и его охватил такой стыд, что стало трудно слушать.

– Она очень хорошая, умная, справедливая, сэр. Она ужасно переживала из-за того, что после всех ее писем вы не позаботились о ремонте башни. И откровенно говоря, я тоже боялся, что она рухнет. И это произошло. Бедного маленького Айана едва не придавило насмерть.

Значит, мальчика зовут Айан.

– Я не стану оправдываться: зачем попусту сотрясать воздух. – Джайлз резко опустился в кресло. – Послушайте, Дженкс, мировой судья намерен заново опросить всех, и я прошу вас сказать ему правду, тем более что миссис Монтфорд пожелала мне смерти в состоянии шока, а на самом деле никого убивать не хотела.

– Да, сэр, – с удивлением согласился Дженкс.

– А теперь можете идти. И еще… спасибо вам за честность, Дженкс. В следующем году с удовольствием навещу вас и миссис Дженкс в Пензансе.

Все еще несколько озадаченный, садовник кивнул и повернулся к двери, но Джайлз, натянуто кашлянув, остановил его:

– Минуту, Дженкс. Хочу узнать ваше мнение, но пусть это останется между нами: другие слуги не любят миссис Монтфорд?

– Ну, поначалу да, не любили, не буду врать, милорд, – немного подумав, признался Дженкс. – Во всяком случае те, кто привык отлынивать от работы. Но она справедливая и не требует ни от кого ничего такого, что не входило бы в его обязанности.

– Спасибо за информацию, – сказал Джайлз, когда садовник взялся за ручку двери. – Да, вот что: Певзнеру я сказал, что мы с вами должны обсудить возможность изменений на территории замка. Это чтобы не возникало лишних вопросов.

– Да, я понял, сэр, – широко улыбнулся Дженкс и покинул, наконец, кабинет.

Было уже за полночь, когда Джайлз закончил свои послания в Уайтхолл и отпустил Огилви спать. День был тяжелый, и часть его Джайлз потратил, чтобы разобрать личные вещи дяди, но так и не нашел ничего важного. Он и сам не знал, что именно ищет: может, какие-то улики. Не раз ему приходило в голову послать за Максом или, может, за его помощником Джорджем Кемблом, у которого нюх как у ищейки, если надо разобраться в скандальной истории.

С этой мыслью Джайлз решил отправиться спать и, сняв сюртук и жилет, щедро налил себе в рюмку бренди. Этого оказалось мало, и он налил вторую, но даже намека на сон так и не почувствовал, зато постепенно набрался хмельной храбрости сделать то, что собирался с момента своего приезда. И теперь для этого было самое подходящее время.

От его спальни до восточного крыла замка, где располагались изысканные парадные залы, было далеко, а из-за того, что западная башня рухнула, кратчайший путь пролегал через помещения для прислуги. Джайлз пользовался им с момента приезда и нисколько не возражал. Благодаря этому у него была возможность часто встречаться с миссис Монтфорд, а иногда даже перекинуться несколькими словами на ничего не значившие темы, которые удавалось выудить из памяти за короткое время.

Утренняя гостиная представляла собой большой зал, строго выдержанный во французском стиле времен начала правления Георга III. На памяти Джайлза этой гостиной пользовались лишь в исключительных случаях.

Двустворчатые двери бесшумно распахнулись, и Джайлз увидел за ними мерцающий свет не менее дюжины свечей, аккуратно расставленных вокруг гроба из твердого английского дуба, установленного в центре зала на постаменте, задрапированном темным дорогим бархатом. С благоговением, но без особого трепета Джайлз приблизился к нему и глазам своим не поверил, пораженный увиденным.

Тело Элиаса, высохшее до костей, не было похоже на когда-то крепкое, да и лицо стало чужим, причем, скорее всего, задолго до того, как смерть унесла его обладателя. Господи, как Элиас мог настолько измениться?

Кто-то – наверное, миссис Монтфорд – положил на грудь покойному ветку лабазника. Джайлз уже потянулся, намереваясь коснуться ее, но вдруг почувствовал, что в темной глубине комнаты кто-то есть. Он кашлянул и, подняв взгляд, увидел женщину в черном. Она не встала, не заговорила и даже не сделала ни малейшей попытки дать знать о своем присутствии, но он догадался, кто это, всем своим существом ощутил.

Безусловно, согласно обычаю, покойник не должен оставаться в одиночестве, и Джайлза порадовало, что слуги следуют ему. Заговаривать с пришедшим в эти минуты личной скорби не было никакой необходимости, и даже более того: считалось неприличным, – поэтому Джайлз, склонив голову, мысленно прочитал молитву над телом покойного.

Должно быть, он провел у гроба больше времени, чем ему казалось, поэтому едва не ослеп от яркости свечей, когда поднял голову и открыл глаза. Сразу вслед за этим он услышал стук каблуков по мраморному полу и, отвернувшись от гроба, увидел, как девушка, в которой он узнал Иду, входит в комнату.

Заметив его, служанка остановилась и, прикрыв рукой рот, низко присела в реверансе, а сидевшая в темноте женщина встала, подошла к ним, и, кивнув Джайлзу, чуть сдвинула назад черную накидку, открыв сияние рыжих волос, уже частично распущенных, как будто для сна, шепотом сказала служанке:

– Бетси сменит вас в четыре. Если почувствуете, что не можете больше бодрствовать, пошлите кого-нибудь за мной.

Девушка кивнула и направилась к освободившемуся креслу.

Перед дверью зала Обри оглянулась: лорд Уолрейфен сейчас стоял к ней спиной, и она безошибочно почувствовала его печаль, которой не замечала раньше: плечи опущены, голова поникла. И это совсем не соответствовало тому образу, в каком он предстал перед ней раньше, хотя она и не думала, что Уолрейфен останется равнодушным к смерти дяди.

Поддавшись минутному порыву, Обри вернулась к гробу. Граф не взглянул на нее, а только еще крепче ухватился за край гроба. Заметив при свете свечей, как побелели у него костяшки пальцев, она непроизвольно коснулась его руки. Это был довольно интимный жест, хотя и вполне уместный в этой ситуации, но когда граф слегка повернул к ней все еще склоненную голову и их взгляды встретились, Обри отдернула руку и тихо сказала:

– Да упокоится он с миром.

– Пусть то, чего он был лишен здесь, на земле, теперь пребудет с ним вечно, – прошептал Джайлз и, выпрямившись, сжал пальцами переносицу, словно боль могла остановить слезы.

– Не нужно стыдиться своего горя, милорд, – шепотом сказала Обри. – Ваша потеря неизмерима. Он был хорошим человеком.

– Думаете, я этого не знаю? – Уолрейфен издал короткий горький смешок, который эхом разнесся по огромному залу, но в его словах не было сарказма.

– Я и не сомневалась, но бывает, когда слышишь это от других, становится легче на душе.

– Неужели за свою столь короткую жизнь вы потеряли так много дорогих вам людей, миссис Монтфорд? – поинтересовался он, пристально взглянув на Обри. – Слишком хорошо вы знаете, что при этом чувствуешь. Ах, простите. – Его лицо внезапно застыло. – Я забыл, что вы похоронили мужа.

Обри растерялась, потом все же сказала:

– Я потеряла обоих родителей и сестру, за которой ухаживала несколько лет. Да, милорд, мне известно не понаслышке, что значит потерять любимого человека, когда винишь в его смерти себя, и что при этом чувствуешь.

– Ваша сестра болела? – незаметно разглядывая ее, спросил Джайлз.

– У нее была изнурительная болезнь мышц, – ответила Обри, удивляясь, зачем рассказывает графу о Мюриел, – и астма. В конце концов, сестра просто… растаяла.

– Мне очень жаль. У вас вообще не осталось семьи?

– Нет, – прошептала Обри, – только Айан.

Уолрейфен долго молчал, а потом заговорил, снова обратив взгляд на покойного:

– Неужели такими сомнениями потом мучаются все? Каждый спрашивает себя, нельзя ли было сделать что-то иначе, как-то помочь… Теперь я боюсь, что совершил ошибку, когда пошел навстречу желанию дяди остаться здесь одному. Но, в конце концов, он же здесь родился.

Еще вчера Обри обвиняла Уолрейфена в том, что он бросил дядю на произвол судьбы, а сегодня ее мнение о нем в корне изменилось.

– Но вы никак не могли повлиять на его жизнь. – Она опять коснулась его руки. – Он был очень упрямым, милорд: поверьте, я это знаю. С ним постоянно приходилось воевать, чтобы заставить хоть что-нибудь съесть, уговорить не… – Она недоговорила.

– Не пить? – закончил граф за нее. – Я знаю из ваших писем, что вы часто ссорились из-за этого. Случалось, мне было почти страшно их вскрывать.

– Время от времени мы даже обменивались словами, которые неприемлемы для дамы, – призналась Обри.

Сейчас Уолрейфен выглядел настолько же растерянным, насколько самоуверенным был всего несколькими часами ранее.

– Наверное, мне следовало настоять, чтобы он переехал в Лондон. Я, конечно же, не допустил бы, чтобы он дошел до этого, – кивнул в сторону гроба Джайлз.

– Майор был сильным духом до самого последнего вздоха, чего не скажешь о теле, – покачав головой, мягко возразила Обри.

Возразить было нечего, и Джайлз промолчал. После долгой паузы заговорила Обри, хотя и понимала, что ступает на тонкий лед:

– Солдаты видят все самое страшное, милорд, и продолжают с этим жить. Защищая нас, они платят страшную цену, и если не погибают в битве, то потом умирают дома один за другим. Мы должны всегда помнить, что в долгу перед ними.

– Вы очень мудрая женщина, миссис Монтфорд, умеете чувствовать чужую боль и сострадать. Кстати, ваш муж был военным?

Обри только покачала головой, не решаясь рассказать правду, и они надолго погрузились в молчание.

– Спасибо вам, миссис Монтфорд, – наконец сказал Уолрейфен, отвернувшись от гроба, и ушел, а Обри задержалась, чтобы прочесть еще одну, последнюю молитву.

Выполнив печальную миссию, она тоже покинула зал и, к своему изумлению, обнаружила, что граф еще стоит в темном коридоре. В простой белой рубашке с закатанными по локоть рукавами, обнажавшими крепкие мускулистые руки, Уолрейфен казался проще и ближе. «Должно быть, занимается спортом – возможно, боксом», – подумала Обри.

– Вы хотите остаться, милорд? – спросила она. – Я могу отослать Иду, если вам нужно побыть одному.

– Нет-нет, я закончил, – тихо ответил Джайлз, – просто я ждал вас.

Возвращались они вместе, и звук их шагов эхом раздавался в пустом сводчатом каменном коридоре.

– Уже очень поздно, а вы еще на ногах, – заметил граф.

– Как и вы, милорд.

– Спасибо, что организовали бдение слуг у тела моего дяди.

– Кому-то это может показаться старомодным, ваша светлость, – не замедляя шага, заметила Обри, как-то странно взглянув на него, – но я считаю, что это необходимо как знак уважения, что ли…

– А для вас это очень важно, да?

– Чтобы все делалось надлежащим образом? Да.

Уолрейфен резко остановился, и ей пришлось последовать его примеру. Эта часть замка с высокими арочными окнами освещалась настенными светильниками, и в неровном мерцающем свете она увидела, что граф смотрит на нее.

– Знаете, я не такое уж чудовище, – сказал он тихо.

– Знаю, ваша светлость, и вам ни к чему доказывать это мне, – застигнутая врасплох, пробормотала Обри, слегка приподняв брови.

– Тогда почему же, когда вы рядом, я чувствую необходимость оправдаться? – едва заметно улыбнулся Джайлз.

– Простите, милорд, но я к этому не прилагаю ни малейших усилий.

– Миссис Монтфорд, почему вы скрыли, что ваш сын пострадал при обрушении башни?

Его вопрос почему-то разозлил Обри, и она ответила гораздо резче, чем следовало:

– Вряд ли состояние моего сына может вас заботить, милорд.

– Вы не правы, – возразил Уолрейфен, – ведь он живет под моей крышей. Знаете, что я думаю, миссис Монтфорд?

– Не думаю, что это мое дело, милорд. – Она отошла в сторону, и луч лунного света упал ей на плечо.

– И все-таки я скажу. Вы скрыли это, чтобы иметь основание считать меня черствым.

– Честно говоря, милорд, мне ничего подобного и в голову не приходило.

– Не могу сказать, что мне приятно это слышать.

– Не мое дело обсуждать черты характера работодателя, – побледнев, поспешила поправиться Обри, когда осознала то, что сказала. – Я, сэр, стараюсь добросовестно выполнять свои обязанности.

– Да-да, понимаю. Давайте не будем ссориться, – мягко остановил ее Джайлз. – Я благодарен вам за участие и доброту и просто хочу, чтобы вы знали: я вам сочувствую и желаю здоровья вашему сыну. Моя халатность привела к трагедии, и я себе этого никогда не прощу.

– Вы не должны себя винить. Это я вам благодарна за то, что позволили Айану жить здесь, милорд, – прошептала Обри, потупившись.

– Миссис Монтфорд, ребенок должен жить вместе с матерью, – тихо сказал Уолрейфен. – Как же иначе? Даст бог, он поправится.

– Доктор Креншоу заверил меня, что с ним все будет хорошо, – сказала Обри, и ей очень захотелось убежать. – А теперь, ваша светлость, с вашего позволения я удалюсь: мне нужно спуститься в кухню.

Она сделала реверанс и хотела уже уйти, но он задержал ее, положив руку на плечо.

– Подождите, – попросил Джайлз и почувствовал, как она вздрогнула от его прикосновения.

Естественно, Обри повиновалась, как же иначе?

– У вас необычное, но очень красивое имя, – проговорил Джайлз, вглядываясь в ее лицо в неверном свете луны.

Она в смятении взглянула на Уолрейфена, но ничего не сказала, а он поднял было руку, словно хотел коснуться ее лица, но тут же опустил.

– Я не могу понять, – сказал он хрипло. – Вы… все время куда-то спешите или прячетесь в темноте, делаете что-то такое, что меня раздражает. – Он помолчал, но так и не дождавшись от нее ни слова, опять поймал ее взгляд и продолжил: – Можете честно ответить мне на один вопрос, миссис Монтфорд?

Он физически ощутил, как она напряглась.

– Да…

– Вчера в моей спальне… – Он замолчал, с трудом сглотнул и продолжил: – Мне показалось, что, когда я подавал вам кофе, между нами что-то возникло. Скажите, вы… почувствовали что-нибудь?

– Нет, – пробормотала Обри, медленно покачав головой. – Во всяком случае такого, что осталось бы у меня в памяти.

Джайлз любовался ее посеребренными луной волосами, мягкими завитками, обрамлявшими лицо, таинственно мерцавшими глазами со следами усталости. Испуг и настороженность никуда не исчезли. Он не сомневался, что она понимает, какие мысли не дают ему покоя…

Он хотел ее и не мог взять в толк, как получилось, что экономка, которая еще сегодня утром его безумно раздражала, завладела всем его существом. Господи, она же его служанка!

Только вот ее услужливость могла сыграть с ним злую шутку. Он никогда не пользовался своим положением, чтобы добиться желаемого, не собирался делать этого и сейчас, но только святой мог не воспользоваться преимуществом, чтобы попросить – а если быть честным, то взять, – желаемое. Это было волнующее, острое, почти болезненное искушение.

В какой-то момент молчаливого бодрствования у гроба ему показалось, что Обри плакала, и сейчас еще можно было различить следы слез, хотя и едва заметные. О боже, как же ему хотелось узнать, что она думает о нем, как к нему относится, что чувствует рядом с ним, и главное – была ли она любовницей его дяди.

Впрочем, теперь это уже не важно, важно другое: станет ли она его любовницей, не будет ли ей противно прийти к нему в постель. Насколько она дорожит своим местом? От такого направления мыслей у Джайлза по коже побежали мурашки, и он подумал, что это посещение Кардоу может превратиться в настоящий кошмар. Как он мог позволить себе поддаться таким эмоциям? Как мог чувствовать одновременно горе и вожделение, вину и раскаяние? Он не знал, а только чувствовал, что ее слова проникали в какую-то зияющую пустоту в его душе, заполняли ее, и он не мог и не хотел этому противиться.