Текст книги "Безумная ночь"

Раннок опешил, но все же проворчал:

– Но я, черт возьми, мужчина. Общество позволяет нам некоторые вольности. И хотя я всем сердцем люблю Зою, меня совсем не радуют обстоятельства ее рождения. Моя дочь страдает из-за моего легкомыслия, вынужденная нести тяжелый крест незаконнорожденной. Ты прекрасно знаешь, что это такое.

Эви опять наклонилась к кузине:

– Захочешь ли ты, чтобы и твой ребенок пережил то, что пришлось пережить тебе, дорогая? В Англии очень большую роль играет общественное мнение, и тебе это известно не хуже, чем мне.

Из глаз Фредерики покатились слезы, прокладывая дорожки по щекам, и она едва слышно проговорила:

– О да, я знаю, поэтому прошу вас: отправьте меня куда-нибудь подальше, например, на родину, в Фигейро. Законность не имеет там особого значения, и никому нет дела, в браке ты рожден или нет.

Эви отпрянула, как будто ее ударили:

– Ах, Фредди, неужели ты считаешь, что мы были неправы, оставив тебя здесь? Это было сделано исключительно в твоих интересах…

– Довольно! – остановил ее Раннок. – Фредди сама не знает, что говорит. О возвращении в Португалию не может быть и речи.

– Но почему? – в отчаянии выкрикнула Фредерика.

Раннок вскочил с кресла.

– Если ты еще не слышала, то могу сказать: на твоей родине опять идет война. – Он говорил резко, не скрывая ярости. – Кровавая гражданская война, которая едва ли скоро закончится. Как и во время твоего рождения, в Португалии сейчас отсутствует стабильность и безопасность. Именно поэтому офицеры, товарищи твоего отца, и вывезли тебя из этого ада. И именно поэтому ты останешься под моей защитой по меньшей мере до своего замужества. Ясно?

В этот момент открылась дверь, в комнату вошел Гас и, поклонившись, объяснил свое вторжение:

– Я прошу прощения, но хотелось бы кое-что взять… Силы небесные! Что случилось с Георгом?

– Он упал, – буркнул Раннок.

– Что, через окно? – Гас хохотнул, что было весьма неразумно с его стороны. – Все это не менее странно, чем поведение Маклауда! Вы видели, с чем он ходит по дому? На серебряном подносе, словно утренняя почта, у него лежит нож и аккуратно сложенный кнут.

Эллиот встал и непринужденно повернулся к нему:

– Он выполняет мое распоряжение, хотя я пока не уверен, что найду применение этим предметам.

Гас удивленно заморгал:

– Извините, не понял, сэр?

– Фредди, выйди! – рявкнул маркиз. – А ты, Гас, садись, надо поговорить.

Это была уже не просьба, и Фредерика обрадовалась возможности удалиться. Когда она поднялась, Гас заметил ее опухшие от слез глаза, а когда ушла, с печальным сочувствием спросил:

– Что, черт возьми, произошло с Фредди?

Эллиот все в той же воинственной позе: широко расставив ноги, скрестив на груди руки, – прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Она ждет ребенка.

– Господь милосердный! – изумился Гас. – Ты, должно быть, шутишь?

– Напротив, серьезен, как никогда, – буркнул Раннок. – И я считаю, что это произошло по твоей вине.

Гас, совершенно ошарашенный, аж подскочил в кресле:

– Что вы такое говорите, сэр? Я воспринимаю это как оскорбление! Как вам в голову могло такое прийти? Это… это возмутительно!

– Ох, Гас, – устало вздохнула Эви, – он не это имел в виду.

Раннок сел и в упор уставился на кузена. В воздухе повисло тяжелое молчание.

– Что действительно возмутительно, скажу я тебе, так это то, что невинная девочка оказалась беззащитной под крышей собственного дома, – заявил наконец маркиз. – По твоей вине мы все попали в эту историю, и теперь я подумываю, не заставить ли жениться на ней тебя.

– Не слишком ли сурово, сэр? – возмутился Гас. – Я не имел к этому никакого отношения, но готов пристрелить мерзавца, который это сделал!

Раннок прищурился и мрачно пробурчал:

– В таком случае заручись Божьей помощью, потому что стреляет он практически без промаха.

Эви поднесла руку ко лбу, как будто у нее разболелась голова, и прояснила ситуацию:

– Отец ребенка – Ратледж.

Гас изумленно взглянул на нее и переспросил:

– Ратледж? Ушам своим не верю… Наш старина Бентли, гулена, каких мало, и… Фредди?

Раннок опять вскочил с кресла:

– Именно! А теперь она заявляет, что не хочет выходить за него замуж.

– Здесь что-то не то, – с сомнением произнес Гас. – Он хоть и распутник, но никогда не сделал бы ничего подобного.

На лице Раннока застыло страдальческое выражение.

– Тем не менее он это сделал, – скривившись, заявил Раннок. – И теперь, черт возьми, я намерен приволочь его сюда, даже если придется приставить нож к горлу! Я должен заставить его выполнить свой долг по отношению к этому ребенку. Я не могу выносить ее слез. Она говорит, что муж из него никудышный, и я не могу с ней не согласиться. Но что делать? Боже мой, Гас, ты хоть понимаешь, что мне не терпится убить этого мерзавца?

Эви подошла к мужу и потребовала:

– Сядь, дорогой. Мы сейчас должны думать о Фредди и о том, каким образом свести ущерб к минимуму.

– Хотел бы я знать, как, – пробормотал Раннок.

Эви принялась, расхаживая по комнате, излагать свои соображения.

– Фредерика попросила, чтобы ее отослали отсюда. Сама я не приняла бы такого решения, но многое говорит в его пользу. Пожалуй, мы смогли бы пойти на одну уловку. Что, если мы отошлем Фредерику во Фландрию? Там по крайней мере безопасно. Дядюшка Питер позаботится о девочке, к тому же там у нас много преданных друзей. И дом моих родителей в данный момент пустует.

– В чем же уловка? – не понял Раннок.

– А в Лондоне мы распустим слух, будто она помолвлена с иностранцем и уезжает, чтобы выйти за него замуж на континенте.

– У нас нет такой родни, – с сомнением сказал Раннок.

Эви пожала плечами:

– Ну, скажем, за какого-то дальнего кузена. Или за старого друга семьи. Мы будем говорить уклончиво, давая понять, что познакомились они, когда мы были за границей.

Гас вздохнул с облегчением:

– Думаю, это хорошая мысль.

– Уинни и Майкл могли бы на пару недель взять с собой Фредди в Брюгге якобы для того, чтобы окончательно утрясти детали бракосочетания, – предложила Эви. – А потом, как только закончится сезон Зои, к ним могли бы присоединиться и все остальные.

Раннок покачал головой:

– Эви, любовь моя, слухов не избежать, как только она вернется с младенцем на руках, но без мужа.

Эви печально взглянула на мужа:

– Фредди не сможет сюда вернуться. А если вернется, то не сразу. Я ее, конечно, не оставлю до тех пор, пока не родится ребенок, да и потом буду приезжать к ней, как только смогу. А через год-другой мы сможем распустить слух, что ее муж погиб в какой-нибудь катастрофе, и она станет молодой вдовой.

Гасу эта затея, кажется, пришлась по душе.

– И тогда безутешная вдова сможет вернуться к своей семье. Это не лишено здравого смысла.

Раннок кисло улыбнулся обоим, но все же согласился:

– Можно попробовать. Но это лишит ее последней надежды сделать хорошую партию.

Лицо Эви опечалилось.

– Да уж. Одно дело заткнуть рты сплетникам, и совсем другое – обмануть потенциального супруга. Впрочем, кому придет в голову задавать лишние вопросы?

– Уж конечно, не Ратледжу, – горько рассмеялся Гас.

Раннок презрительно фыркнул:

– Скорее он будет вне себя от радости, когда узнает, что мы не потащим его, связанного по рукам и ногам, к алтарю. И я не сомневаюсь, что этот негодяй никогда больше не появится на пороге нашего дома.

Глава 6

Более тридцати лет брокерская фирма «Гольдштейн и Стоддард» была расположена на расстоянии плевка от Королевской биржи и Английского банка, в самом центре лондонского финансового района, который так же отличается от Мейфэра, как мел от сыра. В Сити улицы носили основательные, без излишних украшательств названия, напоминавшие об их прежнем предназначении: Корнхилл[3]3
  Пшеничный вал.


[Закрыть], Треднидл[4]4
  Нитка с иголкой.


[Закрыть], Полтри[5]5
  Домашняя птица.


[Закрыть], а также брокерский рай – Эксчейндж-Элли[6]6
  Менялы.


[Закрыть]. Контора Стоддарда находилась на Ломбард-стрит, названной так в честь ее первых обитателей, ломбардских ростовщиков, которые появились там в XIII веке и постепенно не только сильно разбогатели сами, но и позволили разбогатеть некоторым другим счастливчикам.

Теперь в Сити крайне редко осуществлялись сделки с зерновыми или домашней птицей, однако на Ломбардстрит мало что изменилось. Старый Гольдштейн давно умер, но по мраморным ступенькам лестницы в контору поднимались, сменяя один другого, способные Стоддарды, последний из которых, Игнатиус, с голосом, подобным скрежету металлической мочалки для чистки кастрюль, обладал не традиционным ангельским зеленым большим пальцем[7]7
  Характеристика умелого садовода, у которого растет все, что бы он ни посадил.


[Закрыть], а кое-чем получше – указательным пальцем из чистого золота. В этот момент Стоддард, этим самым указательным пальцем пересчитав пачку банкнот, проскрипел, обращаясь к джентльмену, сидевшему возле его стола:

– Да-да, все правильно, ровно три тысячи.

Неуловимым профессиональным жестом он выровнял деньги в пачке, хлопнув о крышку стола, и передал их клерку, стоявшему рядом:

– Отнеси в бухгалтерию и внеси запись в кассовую книгу.

Когда клерк ушел, Стоддард снял очки и, неодобрительно взглянув на клиента, с упреком проскрежетал:

– По правде говоря, мистер Ратледж, вы просто вводите в искушение воров: такие суммы носите в карманах!

– Полно вам, Стоддард, – махнул рукой Ратледж. – Неужели с таким, как я, захочет связываться какой-то жалкий карманный воришка?

Стоддард внимательно всмотрелся в циничную физиономию Ратледжа, окинул взглядом плащ на его широких плечах, грубые пыльные сапоги, из-за кожаного отворота одного из которых выглядывал кончик ножа. Несмотря на кажущуюся вялость этого добродушного лентяя, взгляд его почему-то был напряженным.

– Нет, – честно признался Стоддард, – если прикинуть ущерб, который вы можете причинить, с вами, пожалуй, не стоит связываться.

Клиент громко расхохотался:

– Правильно! Именно из-за вашей непоколебимой честности я и нанял вас.

Стоддард с кислой улыбкой придвинул к себе толстый кожаный гроссбух.

– Теперь перейдем к делу. У нас есть несколько вопросов, которые требуют вашего внимания.

Ратледж выпрямился на стуле:

– Ну вот он я, черт побери! Но не превращайте меня, Стоддард, в своего раба!

– Даже не думал, – язвительно пробормотал Стоддард, подвигая к нему какие-то бумаги. – Это последний документ Ллойда. Изменений немного, но они есть…

– Силы небесные! – Ратледж сердито взглянул на бумаги. – Неужели я должен все это прочесть?

Стоддард, надо отдать ему должное, не стал возмущенно таращить на него глаза и спокойно сказал:

– Да, если вы рискуете такими большими суммами, особенно если хотите оставаться членом страхового объединения Ллойда. Позвольте еще раз предупредить вас, что инвестиции в морское страхование – очень рискованное предприятие.

Ратледж лениво потянулся:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, Стоддард. Я хочу сказать, что мы, конечно, можем потерять завтра всю прибыль, но ведь до сих пор нам чертовски везло, разве не так?

Обладатель золотого пальца скупо улыбнулся и кивнул:

– Что правда, то правда. Итак, если этот вопрос решен, то перейдем к другим делам. Как я и надеялся, Тидуэлл предложил весьма хорошую цену за «Королеву Кашмира», если, конечно, вы все еще намерены ее продать.

– Конечно, продавайте! – воскликнул Бентли и, закинув руки за голову, сплел пальцы на затылке. – Вы ведь знаете, что мне она досталась совершенно случайно, и хотя очень забавно владеть суденышком…

– Кораблем, – теряя терпение, поправил его Стоддард. – Это торговый корабль, Ратледж, а не какой-то там старый ялик.

– Пусть будет так, – пожал плечами Ратледж. – В любом случае пора с ним расстаться. Мне он надоел.

– Морскими перевозками я не занимаюсь, – проворчал Стоддард, подвинул Ратледжу вторую стопку документов и вручил перо. – А вот размещение капиталовложений – это мое.

– Вы о чем? – не понял Ратледж.

– Я хочу сказать, что намерен реинвестировать вашу выручку в американскую строительную промышленность, – нетерпеливо пояснил Стоддард. – Вы всегда вкладываете капитал в слишком рискованные предприятия. В Балтиморе и Огайо наблюдается значительный спрос на сталь, и он неуклонно растет.

– Продолжают строить железные дороги, да? – уточнил Ратледж. – Им все еще мало?

– Это в ваших же интересах, – пояснил Стоддард. – Ведь в них вложено двадцать процентов вашего капитала. Если же вы хотите пустить свои деньги по ветру, то распродайте все и возвращайтесь к азартным играм.

Ратледж улыбнулся, показав два ряда безупречно белых зубов, и добродушно хмыкнул.

– Я их никогда и не оставлял, Стоддард. Уж не думаете ли вы, что эти три тысячи фунтов оставили под моей подушкой добрые феи? Да и вся ваша контора, если быть честным, есть не что иное, как большая коробка с игральными костями. А наши друзья по ту сторону улицы? – кивнул он на Корнхилл. – Ведь они всего лишь букмекеры, не так ли? Хорошо одетые, правда, но у Ллойда…

– Букмекеры? – прошипел Стоддард.

Ратледж улыбнулся еще шире:

– Азартная игра есть азартная игра, как ее ни назови.

Он принялся быстро просматривать страницы документов, будто даже не читая, но он читал, каждое слово, и Стоддард знал это, как знал и то, что Ратледж вовсе не такой бесшабашный и беспечный, каким хотел казаться. Было только непонятно, почему он не стригся, как принято, и не завел себе приличный гардероб, хотя мог себе это позволить.

Ратледж подписывал документы, и в тишине конторы слышался лишь скрип его пера, а закончив, откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу, и это почему-то выглядело почти угрожающе.

– Что еще от меня требуется?

Стоддард нажал кнопку звонка на своем столе. Явился клерк, забрал бумаги и тихо вышел из комнаты.

– Я работаю на вас, мистер Ратледж, – проворчал Стоддард. – Умоляю, не смотрите на меня как на свою гувернантку.

– У меня никогда не было гувернантки, – засмеялся Бентли, зевнув. – По крайней мере до сих пор. Как выдумаете, сколько может стоить молоденькая привлекательная гувернанточка?

Оставив Стоддарда в одиночестве переживать за будущее своего клиента, Бентли отправился на другой конец города, на Пэлл-Мэлл, в клуб, где надеялся найти хоть немного покоя. «Травеллерз» – один из немногих фешенебельных клубов, где можно было по-настоящему расслабиться. Бентли нравилось, что члены клуба из разных сословий.

На ступенях лестницы перед входом он вспомнил о своем не слишком презентабельном внешнем виде и, вытащив носовой платок, кое-как протер сапоги. В холле он сбросил плащ на руки стоявшему наготове швейцару и прошел в утреннюю гостиную. Народу было немного. Он сел за свободный столик возле окна и чуть было по привычке не закинул ноги на полированную поверхность, но вовремя одумался.

За столиком рядом сидели и болтали за чаем и газетами одетые по последней моде молодые люди. Среди них был и его друг лорд Роберт Роленд вместе со своим старшим братом маркизом Мерсером. Они вежливо поздоровались, и Мерсер даже пригласил его присоединиться к ним. Бентли, не настроенный ни с кем общаться, покачал головой, и они, пожав плечами, вернулись к прерванному разговору.

Персоналу были хорошо известны привычки Бентли, и перед ним сразу же появился официант с чашкой кофе и свежим экземпляром «Таймс». Он успел пробежать глазами полдюжины страниц, когда молодые люди поднялись, собираясь уходить.

Проходя мимо, лорд Роленд наклонился к Бентли и, дружески похлопав по спине, с усмешкой спросил:

– Плохи дела у старины Уэйдена, а? Скучнейшая, на мой взгляд, обязанность, да и сезон едва начался.

– Не понял?

– Как? – удивился Роленд. – Разве Уэйден тебе не сказал?

– Уже сказал – что?

– Мы с Робертом видели его вчера у Лафтона, – объяснил Мерсер. – Он со всем семейством уезжает в Брюгге на свадьбу.

– Гас женится? – фыркнул Бентли. – Никогда не поверю!

Роберт покачал головой:

– Да нет же, не Гас! Кузина Уэйдена выходит замуж за кого-то там с континента.

– За банкира, – вставил Мерсер. – Вроде как швейцарца, по словам графа Трента.

– Нет-нет, за прусского дворянина, – поправил его брат. – Это племянник матери леди Раннок.

Бентли помахал газетой и раздраженно пробормотал, давая понять, что разговор окончен.

– Роб, ты заслоняешь мне свет. Но если вы, друзья, наконец выясните, кто женится и на ком, то сообщите мне: пошлю невесте в подарок половник с монограммой или еще какую-нибудь чепуху.

– Из этого не делают секрета, – мрачно произнес лорд Мерсер. – В том-то все и дело, Ратледж!

Бентли охватило нехорошее предчувствие, и, отложив газету, он уставился на братьев.

– Замуж выходит эта милашка мисс де Авийе, – серьезно пояснил Роберт. – Думаю, посаженым отцом будет юный Трент.

У Бентли замерло сердце, и он хрипло переспросил:

– Мисс де Авийе?

Роберт кивнул:

– Мы слышали, что девушка была почти помолвлена с каким-то ничтожеством из Эссекса.

Мерсер рассмеялся, но не слишком весело, и признался:

– В прошлом сезоне мне говорил об этом сам Уэйден. Я считаю, это неправильно – распускать слухи, что леди помолвлена, когда на самом деле это не так.

– Ну да ладно, – вздохнул Роберт. – Все равно ни у кого не хватило смелости ухаживать за ней. Неудивительно, что она уезжает из Лондона.

Молодые люди двинулись к выходу. Бентли отодвинул кофейную чашку и вскочил со стула. Силы небесные! Этого не может быть! Она бы не осмелилась.

Мерсер удивленно взглянул на него.

– Теперь это уже не имеет значения, правда? – услышал его Бентли. – Они уезжают в конце недели.

Бентли некоторое время молчал, пытаясь овладеть собой. Как могла Фредди так поступить? О чем думала?

Одно ему было ясно: необходимо ее разыскать, и как можно скорее они должны поговорить. Бентли осознал, что уходит из клуба, в коридоре на полпути к выходу. В холле он стрелой промчался мимо лорда Мерсера и его удивленных приятелей, потом бегом спустился по ступеням.

– Сэр, ваш плащ! – крикнул ему вслед швейцар.

Ему удалось нагнать Бентли, когда, щелкнув пальцами, тот приказал слуге привести его коня. В ожидании он принялся расхаживать взад-вперед, пытаясь принять решение. В ярости он не замечал грохота проезжавших по Пэлл-Мэлл экипажей и телег. Наконец подвели коня. На полпути к Воксхоллу его ярость превратилась в панику: он осознал, что его предали, но назад не повернул и ни разу не усомнился в разумности своих действий.

Так и не успев решить, что делать, Бентли проехал под башенкой с часами и оказался на мощенном булыжником внутреннем дворе Страт-хауса. Быстро спешившись, он бросил поводья груму в ливрее цветов дома Раннока. Две лестницы огибали с обеих сторон великолепный фонтан и поднимались к классическому парадному входу рыцарских времен. Бентли побывал здесь всего один раз, но особняк произвел на него незабываемое впечатление. Быстро поднявшись по лестнице – той, что справа, – он стукнул по двери висячим молотком и сказал открывшему дверь лакею:

– К мисс де Авийе.

Но в Страт-хаусе в отличие от Чатема соблюдался строгий этикет.

– Мисс нет дома, – с поклоном ответил лакей. – Не желаете ли увидеться с леди Раннок?

Бентли на мгновение задумался. Но что он мог сказать леди Раннок? «Я лишил вашу кузину девственности, так что она по праву принадлежит мне»? Нет, даже в таком состоянии Бентли понимал, что это глупо.

– Я настаиваю, чтобы вы сообщили мисс де Авийе о моем приходе.

Лакей едва заметно улыбнулся:

– Извините, сэр, но, как я уже сказал, юной мисс нет дома.

Бентли покачал головой:

– Нет, я уверен, что она дома, но приказала вам спровадить меня. Идите и скажите ей, что я не уйду, пока не поговорю с ней.

Лакей нетерпеливо вздохнул и, взяв в руки небольшой серебряный поднос, протянул его визитеру, всем своим видом показывая, как тот его достал.

Только тут Бентли осознал, что не только не дал лакею визитную карточку, но даже не потрудился представиться! Лакей его не знал. Кроме того, он явился сюда в не слишком презентабельном виде и требовал свидания с незамужней леди, которой, возможно, действительно не было дома. А он, наверное, выглядел как деревенский дурачок или какой-нибудь еще более неприглядный персонаж.

– Сэр! – прервал его размышления лакей. – Ваша визитная карточка?

Бентли почувствовал, что краснеет, и пробормотал:

– Похоже, я забыл эти чертовы карточки. Сейчас привезу.

Он направился к лестнице. За его спиной дверь захлопнулась так громко, словно хотела сказать на прощание: «Скатертью дорога!» Бентли был унижен, но, черт возьми, не обескуражен. Он сел на коня и направился к реке, стараясь привести в порядок разбредавшиеся мысли. Ему необходимо увидеться с Фредди, хотя он почти не сомневался, что она попытается избежать этой встречи. Как же быть? Что придумать?

Пока ехал по Ричмонду, его наконец осенило. Это было какое-то воспоминание, словно он уже думал об этом, но потом забыл – то ли по рассеянности, то ли по какой-то иной причине.

Да, это то, что надо!

Бентли пришпорил коня, и мощное животное ринулось вперед так резво, как будто его только что оседлали. На этот раз он доехал до Вестминстерского моста и повернул к Стрэнду. На Лондон опускался вечер, солнце садилось за крыши домов, и под воздействием лондонского воздуха розоватый цвет закатного неба превратился в красную дымку. Стрэнд был тоже забит транспортом, и Бентли потребовалось не менее десяти минут, чтобы добраться до места назначения. Спешившись, он сунул шиллинг в ладонь грязному, но весьма жизнерадостному мальчишке, бесцельно слонявшемуся возле фонарного столба, и сказал, положив руку на его узкое плечо:

– Получишь еще столько же, если посторожишь лошадь.

Рабочий день закончился, и Ратледжу пришлось буквально проталкиваться сквозь толпу испачканных чернилами клерков и усталых продавщиц, хлынувшую в направлении Чаринг-Кросс. Протиснувшись между двумя затянутыми в корсеты матронами с черными зонтиками, он наконец добрался до нужного дома. Бентли задержался перед входом ровно настолько, чтобы прочесть надпись на неприметной медной пластинке: «Мистер Джордж Джейкоб Кембл. Элегантная одежда и изящные аксессуары для любых случаев».

Бентли вовсе не собирался предпринимать ничего подобного, но, не в состоянии придумать ничего лучшего, решительно повернул ручку двери и вошел внутрь так стремительно, что над головой бешено заплясал маленький колокольчик. Из-за ширмы появился молодой элегантный красавец с великолепной прической и словно подплыл к двери, едва касаясь ногами пола.

С сомнением окинув взглядом одеяние посетителя, он произнес:

– Бонжур, месье. Чем могу помочь? Драгоценности? Серебро? Антикварный фарфор? У нас имеется исключительно красивая египетская керамика, недавно найденная на раскопках неподалеку от Каира.

– Нет, благодарю вас, – прервал его Бентли.

Приказчик задрал нос еще выше:

– Может быть, что-нибудь традиционное? Коллекция китайской вышивки шестнадцатого столетия, только что приобретенная на распродаже одного поместья?

– Спасибо, нет, – отмахнулся Бентли.

Внимание его привлекли экспонаты, представленные в этой маленькой лавке древностей. Она немного напомнила ему церковь Святого Михаила запахом старинных вещей, но здесь этот запах перебивался свежим ароматом пчелиного воска и уксуса. Пол – по крайней мере та его часть, которую не покрывали турецкие ковры, – был натерт до ослепительного блеска. Стеклянные витрины вдоль стен сверкали. Вообще лавка выглядела так, словно сент-джеймсский антиквар скупил Британский музей: здесь все было забито самым разным антиквариатом. Бо́льшая его часть экспонировалась в стеклянных витринах, но множество предметов или размещалось на столах, или было подвешено на стенах и даже потолке.

Приказчик снисходительно улыбнулся и предложил:

– Ну хорошо. Не желаете ли чашечку улуна[8]8
  Полуферментированный чай, который по китайской классификации занимает промежуточное положение между красным и желтым.


[Закрыть], пока делаете выбор?

– Нет-нет, ничего не надо! – отказался Бентли, возвращаясь к действительности. – Кембл у себя?

Бархатные шторы позади конторки неожиданно распахнулись, и тихий голос произнес:

– Стоит помянуть дьявола, и он тут как тут!

Надо отдать ему должное, это был эффектный выход.

– Добрый вечер, Кембл, – поклонился Бентли щегольски одетому джентльмену, стоявшему в обрамлении зеленого бархата штор. – Можно поговорить с тобой с глазу на глаз?

Джентльмен приподнял бровь и, постучав кончиком безупречно отполированного ногтя по губе, спросил, не слишком, впрочем, доброжелательно:

– Хотелось бы мне знать, что могло привести ко мне, простому лавочнику, известного своим дурным нравом Ратледжа?

Совсем другим тоном Кембл крикнул приказчику:

– Жан Клод, поставь чайник на огонь!

Как только они уселись у письменного стола, Бентли сбивчиво изложил суть дела и заявил:

– Мне нужна твоя помощь!

– О, в этом я не сомневаюсь, – буркнул Кембл. – Что случилось на сей раз, Ратледж? Контрабанда драгоценностей? Торговля оружием? Или труп в темном переулке?

– Ничего похожего, – пробормотал Бентли, втайне сожалея, что все не так просто.

Кембл склонил голову набок и осторожно поинтересовался:

– Неужели ты опять связался с торговцами опиумом?

– Побойся бога, Кем! Я даже не подозревал, что они подсунули мне тот опиум, и ты это знаешь!

– Значит, тебя послал сюда твой зять? – презрительно фыркнул Кембл. – Поверь, мальчик мой, я не могу больше позволить себе быть замешанным в политических интригах, уголовном сыске и всяких прочих авантюрах Макса. Видишь ли, некоторые мои партнеры по бизнесу начинают нервничать, когда речь заходит о политике, не говоря уже обо всех этих реформаторах.

– Нет, Макс тут ни при чем. Дело совсем другого рода, – вздохнул Бентли, уставившись на носки своих сапог. – Видишь ли, мне просто нужно попасть на бал.

Кембл сложил ладонь чашечкой и театральным жестом приложил к уху:

– Я не ослышался?

– Бал, – повторил Бентли. – Мне необходимо попасть на бал, Кембл, а у меня нет камердинера. Вот я и хочу, чтобы ты, так сказать, экипировал меня: приодел во что-нибудь элегантное. Ты же в этом спец…

Услышав это, Кембл запрокинул голову и рассмеялся, потом воскликнул:

– Боже мой, тут наверняка замешана женщина! – Вскочив с места, он взмахнул руками, словно дирижируя хором. – Ну что ж, тогда за дело! Я в долгу перед стариком Максом, так что давай-ка посмотрим, с каким материалом придется работать. «Жиро и Шено» с Сэвил-Роу обошьют тебя в мгновение ока, но сначала придется снять необходимые мерки.

Чувствуя себя громадным неуклюжим быком рядом с субтильной фигурой Кембла, Бентли наблюдал, как тот ловко снует вокруг него, словно производит инвентаризационную опись, и бормочет:

– Боже мой, ну ты и гигант! Чем, интересно, кормят мальчиков в Глостершире? А покрой твоего плаща – настоящий кошмар! Сними его сейчас же! Жан Клод использует его для полировки серебра. Не надо бросать на меня такие свирепые взгляды! Жилет лучше тоже сними.

Бентли, пребывая в отчаянии, вздохнул и подчинился.

– Пока мы этим занимаемся, я поручу Морису смастерить тебе на скорую руку что-нибудь для повседневной носки, – пробормотал Кембл, пока шарил в ящике стола в поисках коробки с портновскими булавками. – Нельзя вечно рассчитывать только на свою привлекательную внешность, Ратледж, приходится и одеваться.

«Или раздеваться», – раздраженно подумал Бентли. К тому времени, как, раздвинув портьеры, появился высокомерный Жан Клод, он был уже раздет до нижнего белья.

– Ух ты, какой чудесный зад, – одобрительно пробормотал по-французски приказчик, поставив на стол поднос с чаем.

– Даже не думай об этом, – предупредил Кембл с набитым булавками ртом. – Этот парень лишь разобьет тебе сердце.

Бентли подозрительно прищурился:

– Что он сказал?

– Он сказал, что больше всего тебе подойдет голубой цвет, – ответил Кембл, выплевывая последнюю булавку, а Жан Клод игриво улыбнулся и принялся разливать чай. – Твое тело под этим бесформенным тряпьем в прекрасном состоянии.

Кембл отступил на шаг, оценивая результаты своей работы – тщательно подогнанную по фигуре Бентли сорочку.

– Пожалуй, если убрать немного здесь и вот здесь, то это недоразумение, которое ты носишь, может послужить Морису в качестве выкройки.

– Ты хочешь сказать, что он ее разрежет? – возмутился Бентли.

Это была его любимая сорочка, хотя воротник и локти уже изрядно поистерлись.

– Ну конечно, причем на мелкие кусочки, – заявил Кембл, изображая пальцами работу ножниц. – Кстати, я тоже думаю, что голубой – это твой цвет.

Бентли пожал плечами:

– Голубой так голубой. Мне нравится.

– Это не имеет значения, – отмахнулся Кембл, улыбнувшись ему так, будто он и впрямь деревенский дурачок. – Ты отдал себя в мои руки, так что скажи лучше, когда должно произойти это чудо перевоплощения.

– Я не помню точно, – пожал плечами Бентли. – Приглашение пришло несколько недель назад, и я его куда-то забросил. Но вроде бы бал назначен на эту пятницу.

– Пятницу? – переспросил Кембл. – Но я всего лишь бывший камердинер, а не Господь всемогущий! А ведь даже ему потребовалось шесть дней, чтобы сотворить мир!

– Но у вас с Морисом два дня, – заявил Бентли. – Вам не надо делать из меня совершенство – достаточно, если я буду всего лишь презентабельным. Это бал по случаю выезда в свет дочери Раннока Зои.

– Дочери Раннока? – в ужасе воскликнул Кембл. – О боже, ты, должно быть, сошел с ума!