Текст книги "Невеста в алом"

Лиз Карлайл
Невеста в алом

Пролог

Относитесь к солдатам, как к своим детям, и они последуют за вами в самые глубокие долины, относитесь к ним, как к своим любимым сыновьям, и они будут защищать вас до самой смерти.

Суньцзы. Искусство войны

Лондон, 1837 год

В старинном доме на Уэллклоус-сквер светильники горели приглушенным светом, слуги, потупившись, скользили, словно безмолвные привидения, по коридорам; остро пахло мазью и камфорой – тем, что служит признаками приближающейся смерти.

Наверху, в роскошной комнате хозяйки, огонь в камине, который поддерживался в период с сентября по июнь, уже прогорел, и, устроив резкий, пусть и не такой сильный, как всегда, нагоняй, ей наконец-то удалось выгнать надоедливых посетителей – слезливых родственников, унылых священников и болтливых медиков.

Теперь, затерявшись на огромной средневековой постели, она лежит, как стеклянное украшение в коробке из ваты. Семь поколений ее семьи переходили из этого мира в мир иной на этой постели, потускнела отделка под орех, как и черные волосы, которые когда-то были у старухи. Но к ужасу ее семьи, возраст не изменил ее крючковатый нос, не уменьшил огонь в глазах и нисколько не ослабил силу воли.

Одетая в пышную шелковую с ручной вышивкой ночную рубашку, прижав к сердцу четки из черного янтаря, она задумалась о том, кто сможет продолжить ее династию. Она была стара, и была стара уже тридцать лет – или, возможно, родилась уже старой, как и многие из ее рода. Но старуха знала, что нельзя уйти, оставив что-то недосказанным, и положиться на волю случая. Трудные решения еще не приняты, а она никогда не уклонялась от своих обязанностей.

О, ее время еще не пришло, она была почти уверена в этом – несмотря на свои восемьдесят восемь лет и причитания докторов, которые устраивали ежедневный парад вокруг, как они считали, ее смертного ложа.

Но возможно, правы они, а она ошибается. Как знать?..

Однако, если признать такую возможность, это будет означать кончину Cофии Жозефины Кастелли.

– Мария! – сказала она, решительно протягивая руку. – Возьми мои четки и приведи мне ребенка. И принеси мне карты. Просто я… я напоследок хочу быть уверенной в том, что делаю.

Мария дернула шнурок и отослала вошедшую служанку выполнять приказание хозяйки, затем подошла к массивному платяному шкафу, достала оттуда маленькую шкатулку синьоры из эбенового дерева с крышкой на петлях, украшенную по краю чеканной медью, почти стершейся от старости.

Она отнесла ее к постели, но старуха взмахом руки отослала ее от себя.

– Очисти карты для меня, Мария, – приказала она.

– Конечно, синьора.

Мария покорно подошла к небольшой тумбочке. Взяв по щепотке сушеной травы из каждой из четырех фарфоровых ваз, она бросила их в неглубокую латунную чашку и подожгла свечой. Достав карты из шкатулки, она четыре раза провела колоду карт через белый дым, призывая четыре стихии – ветер, воду, землю и огонь – направлять ее руку.

Мария положила карты на покрывало около нее. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежала длинноногая черноволосая девочка в накрахмаленной белой блузе.

– Бабушка! – вскричала она, бросаясь на кровать. – Они сказали, что я не могу к тебе подняться!

– Но теперь ты здесь, Анаис, не так ли? – Старуха положила руку на детскую голову, но смотрела мимо нее, на женщину в сером, которая все еще медлила на пороге, неуверенно сжимая руки.

Гувернантка опустила взгляд и слегка присела в реверансе.

– Добрый вечер, синьора Кастелли. Синьора Витторио.

– Здравствуйте, мисс Адамс, – ответила старуха. – Я хотела бы остаться наедине со своей правнучкой. Надеюсь, вы не против?

– Да, конечно, но я… – Гувернантка слегка неодобрительно взглянула на карты.

– Надеюсь, вы не против? – повторила старуха на этот раз с ледяной надменностью, несмотря на свой болезненный внешний вид.

– Да, мадам. – Дверь быстро закрылась.

Мария повернулась к приставному столику и очистила серебряный сервировочный поднос от нетронутого обеда старухи, состоящего из крепкого мясного бульона и заварного сладкого крема из яиц и молока. Серьезно наблюдая за приготовлениями, девочка поставила локти на кровать и, склонившись над ними, задумчиво положила подбородок на одну руку.

– Ну, дорогая, забирайся-ка ко мне. – Синьора провела рукой по спутанным черным кудрям ребенка. – Как ты всегда делала, когда была совсем маленькой.

Серьезное личико искривилось.

– Но папа сказал, что я не должна тебя беспокоить, – сказала она. – Ты плохо себя чувствуешь.

Старуха хрипло рассмеялась и вздохнула.

– Нет, милая, ты не причинишь мне боль, – ответила она. – Так они тебе сказали? Ну-ка, свернись калачиком рядом со мной и давай вместе посмотрим, что скажут карты. Мария нашла нам поднос, видишь?

Старуха смогла с помощью Марии слегка подвинуться, и вскоре они устроились рядом на подушках. Только ее левая рука, сжатая в кулак от боли, выдавала, чего стоило ей это перемещение.

Девочка, сидящая высоко на краю матраса, поджав под себя длинные ноги, взяла колоду и начала ее перетасовывать, как маленький шулер.

Старуха снова с улыбкой прохрипела:

– Ну хватит, Анаис. Не порть их, потому что однажды они тебе понадобятся. Три стопки. Так же, как всегда.

Девочка разделила карты на серебряном подносе на три части, откладывая каждый раз налево.

– Вот, бабушка, – произнесла она. – Теперь ты расскажешь про мое будущее?

– Тебя ждет счастье, – уверенно ответила старуха, зажав подбородок ребенка между большим и указательным пальцами. – И карты сейчас это подтвердят.

– Но ты никогда не объясняла мне, как они предсказывают судьбу, – возразила девочка, слегка выпятив полную нижнюю губу. – Ты обычно говоришь сама с собой, бабушка. И я не понимаю.

– Это должно быть исправлено, – сказала старуха. – С завтрашнего дня кузина Мария начнет работать над твоим языком. Мария, обучи ее правильному тосканскому наречию, а не той мешанине, которую можно услышать в доках.

– Как пожелаете, синьора. – Мария склонила голову. – Конечно.

– Но мисс Адамс говорит, что молодой леди достаточно знать французский, – сказала Анаис, перетасовывая колоду.

– Ах, Анаис, что такое робкое существо может знать о мире? – проворчала старуха, наблюдая за тем, как работают маленькие ручки. Дрожащей рукой старуха спрятала упругий черный завиток за ухо ребенка. – Давай, дорогая, разложи для меня карты. Ты же знаешь, как это сделать, да?

Девочка важно кивнула и начала выкладывать карты на серебряный поднос, образуя сначала круг, затем пересекая его по центру семью картами.

– Придвинь кресло, Мария, – сказала старуха требовательным тоном. – Ты будешь свидетелем.

Когда ножки кресла проскрипели по половицам и остановились, старуха перевернула одну из перекрестных карт.

Мария упала в кресло с тихим стоном и закрыла глаза.

– Это, наверное, Арман, – прошептала девочка, осеняя себя крестом. – Они близнецы, синьора. Это, должно быть, его судьба.

Старуха, прищурившись, язвительно взглянула на нее.

– Королева мечей, – сказала она. – Всегда в пересечении семи карт.

– Королева мечей, – повторила девочка, протянула руку и осторожно прикоснулась к карте, на которой была изображена женщина в красном с золотой короной на голове, держащая меч с золотой рукояткой в правой руке. – Теперь я королева, бабушка, да?

– Конечно, дорогая. – Старуха слабо улыбнулась. – Королева справедливости и чести.

– Но она – девочка. – Мария сжала кружевной платок.

– Как и все королевы, – сухо возразила старуха. – Что касается Армана, его предназначение в другом. Быть красивым. Сделать нас богатыми.

– Мы уже богаты, – угрюмо возразила Мария.

– Чтобы сделать нас еще более богатыми, – исправилась старуха.

– Я ведь красивая, да, бабушка? – задумчиво спросила девочка.

Старуха покачала головой, разметав длинные седые локоны по подушке.

– Не в этом счастье, милая, не в этом.

У девочки дрогнула нижняя губа.

– Бабушка, а кто-нибудь женится на мне? – спросила она. – Я слышала, как Нелли шептала Нейту, что ты умеешь предсказывать.

– Вот еще! Нелли – глупая судомойка. – Мария пренебрежительно махнула рукой.

– Дурочка, – спокойно сказала старуха. – И Натаниель должен прекратить флиртовать. Да, дитя, ты выйдешь замуж. За хорошего, сильного тосканского юношу. Я видела это в своих картах много раз.

– Как же так? Я не знаю никакого юношу из Тосканы.

– Еще узнаешь – сказала старуха, показывая соседние карты. – Смотри, он ждет. Ждет тебя, Анаис, и только тебя. Князь мира в алом. Человек внутренней силы, в чьих руках будущее. – Старуха пристально посмотрела на ребенка. – Здесь, видишь? Твой принц вышел за пределы мистического и теперь безмятежен и могущественен. Тебе суждено стать его спутницей жизни.

Девочка наморщила лоб.

– Я не понимаю, бабушка.

– Да, да, – пробормотала старуха. – Но имей терпение, дитя. И ты все поймешь.

Без каких-либо объяснений старуха медленно открыла следующую карту и заговорила более сдержанным тоном:

– Карта победы, завоеванной с трудом. Анаис, ты будешь тщательно выбирать сражения и гордо выносить свои кровоточащие раны.

Мария отвела взгляд.

– Боже мой! – прошептала она.

Старуха проигнорировала ее и продолжала открывать карты.

– Тебе придется приложить много усилий, дорогая, много учиться и осуществить много преобразований. Ты должна повзрослеть до того, как сможешь пройти через белые ворота в свою следующую жизнь.

– Но этот человек – кузнец, – с удивлением произнесла девочка. – Видишь? Он бьет по наковальне.

– По-видимому, он перековывает свое орало в меч, – горько сказала Мария. – Ну же, София, подумайте, что вы делаете! Разве такой спутник жизни предназначен для настоящей английской леди?

Старуха посмотрела на кузину глазами-бусинками.

– Какой у меня выбор, Мария? – спросила она резко. – Ты неоднократно видела карты ребенка. Бог определил ей важную задачу. Ее предназначение – выполнить ее. Открой следующую, Анаис.

Девочка перелистнула следующую карту и открыла изображение ангела, укладывающего тяжелую кучу золотых дисков в большой сундук.

– Так, – прошептала старуха. – А следующая?

Ребенок открыл следующую карту. Теперь Мария начала завязывать на платке узел.

– Вентурио – рыцарь жезлов, – обреченно сказала старуха. – Ах, Анаис, ты начинаешь свой долгий путь.

– Но, бабушка, куда же я отправлюсь? – спросила девочка, осторожно рассматривая карты. – А ты поедешь со мной?

Долгое время старуха ничего не говорила, терзаемая чувством глубокой вины.

– Нет, дитя, с тобой поедет Мария, – сказала она, откидываясь на облако из пуховых подушек. – Потому что я уже не могу. Да простит меня Бог.

Но Мария лишь впилась в нее взглядом, сидя в кресле.

– Бабушка, – прошептал ребенок, – ты умираешь?

– Нет, нет, милая, – сказала старуха. – Если Бог будет милостив, то в течение нескольких лет я не умру. – Затем она судорожно вздохнула. – Но не думаю, что нам стоит продолжать открывать карты.

– Конечно, не стоит, – сказала Мария. – Поскольку вы для себя уже все решили.

– Нет, кузина. Решила судьба. – Старуха закрыла глаза, и ее руки безвольно упали на покрывало. – И, Мария, завтра ты напишешь Джованни Витторио. Он передо мной в долгу, как кровный родственник. Ты скажешь ему, что мы решили. И какого ребенка ему отдаем. Обещай мне.

Неловкая тишина повисла в воздухе.

– Хорошо, – наконец сказала Мария. – Я напишу. Но пусть это будет на вашей совести.

– Да, – печально ответила старуха. – Это будет на моей совести.

Глава первая

Только просвещенные государи и мудрые полководцы, у которых есть умные шпионы, обязательно достигнут великих результатов.

Суньцзы. Искусство войны

Ночь опустилась на Уоппинг почти бесшумно, небо слилось с дымкой, которая, как томная кошка, уселась на голые мачты кораблей, стоящих на якоре. Несмотря на поздний час, ритмичное шуршание отступающего прилива было легко узнаваемо, поскольку он перекатывался через грязь, гравий и полоску берега внизу и пока еще едва угадывался.

Стоя на набережной Темзы, лорд Бессетт раздавил каблуком ботинка окурок манильской сигары, затем приподнял воротник пальто, пытаясь защититься от порывистого, зловонного ветра, шедшего от Темзы. Стало не так холодно, но это не уменьшило запаха гнили и промышленных сточных вод.

Слава Богу, ночь была зябкой.

Вода ударила снова, в этот раз сильнее, обнажив на миг последнюю ступеньку с зелеными водорослями. Именно тогда натренированное ухо Бессетта уловило звук. Он вскинул глаза и бегло осмотрелся. Ничего. Ничего, кроме нескольких далеких судовых фонарей, неясных желтых пятен, слабо покачивающихся на волне, и случайного всплеска хриплого смеха, который доносил ветер.

Затем из мрака выскользнул лодочник, тихий как могила, и пошел вдоль берега реки, пока корпус его лодки чуть не наткнулся на мель. Костлявый дрожащий палец указал на лестницу. Его пассажир – большой неуклюжий мужчина в длинном темном плаще – повернулся, бросил несколько сверкающих монет в воздух, затем прыгнул и с глухим стуком приземлился на последнюю ступеньку.

Лодочник скользнул назад во мрак так же тихо, как и появился оттуда, и, казалось, был рад, что ему удалось скрыться.

Бдительный Бессетт склонился с набережной и протянул руку в тот самый момент, когда гость начал карабкаться по лестнице в свете фонаря. Тот ухватился за нее и поднялся на мощеную поверхность с ворчанием, в котором чувствовался оттенок усталости.

Судя по всему, немолодой человек.

Это стало понятно, когда он повернулся лицом к газовому фонарю, который качался на балконе «Проспекта», прибрежной гостиницы. У него было изнуренное и обветренное лицо, с маленькими жесткими глазами и носом, свисающим с его лица, как грушеподобный кусок колбасы. Словно для завершения обескураживающей картины, его подбородок был рассечен шрамом, который шел вверх через рот, страшно изуродовав нижнюю губу.

Теперь понятно, почему лодочник так испугался.

– Прекрасная погода нынче, не так ли? – сказал Бессетт.

– Да, но я слышал, что в Марселе идет дождь, – прозвучал скрипучий голос с сильным и явно французским акцентом.

Бессетт почувствовал, как внутреннее напряжение ослабло, но не до конца. Да, фраза была правильной. Но вдруг что-то не так, и тогда может возникнуть проблема, к тому же он никогда полностью не доверял французам.

– Я – Бессетт, – сказал он просто. – Добро пожаловать в Лондон.

Мужчина положил тяжелую ладонь на правое плечо Бессетта.

– Пусть ваша рука, брат, будет как правая рука Бога, – произнес он на безупречной латыни. – И все ваши дни будут посвящены Братству, а также службе Ему.

Не ощущая никакой враждебности, Бессетт вытащил левую руку из кармана, выпуская рукоять кинжала, за которую инстинктивно схватился.

– Итак, вы – Дюпон, – продолжил он. – Сэр, ваша репутация опережает вас.

– Я заслужил свою репутация давно, – сказал француз. – Еще в молодости.

– Надеюсь, ваше путешествие прошло без происшествий?

– Да, быстрая, легкая переправа. – Гость наклонился к нему. – Итак, я наслышан о новом безопасном доме, который вы здесь держите. Даже мы, французы, не можем не восхищаться вашими достижениями.

– Это гораздо больше, чем безопасный дом, Дюпон. – Бессетт поманил его вниз по узкому проходу, соединяющему Пеликан-Стейрс с Уоппинг-Хай-стрит. – Мы нацелены на восстановление этой секты. Мы живем практически в открытую под видом своего рода интеллектуального общества.

Гость фыркнул с галльским презрением.

– Удачи, брат мой, – сказал он, шагнув в свет газового фонаря. – Как вы знаете, мы во Франции не настолько смелы, но на это у нас есть веские причины.

Бессетт тонко улыбнулся:

– Я понимаю, куда вы клоните, Дюпон. Скоро уже все будут задаваться вопросом, закончится ли когда-нибудь политический переворот во Франции.

Француз приподнял широкое плечо.

– Только не на моем веку, – ответил он спокойно. – И все ваши прекрасные достижения здесь, в Лондоне, никогда не изменят этого факта.

– Да, к сожалению, возможно, вы правы, – сказал Бессетт. – Что касается дома – он называется Общество Сент-Джеймс. Любого брата из Общества золотого креста, который путешествует по Англии, мы будем рады приветствовать в резиденции. И даже тех, кто не поддерживает объединение.

– Благодарю, но я не должен задерживаться. – Француз тревожно повел плечами. – Итак, мой новый брат, мы идем? Есть ли у вас экипаж?

Бессетт кивнул головой в сторону трактира.

– Общество пришло на встречу с вами, Дюпон. Они ждут внутри.

И тут дверь в «Проспекте» распахнулась, и оттуда вывалилась парочка безвкусно одетых хохочущих девиц, под руки держащих с двух сторон моряка – незадачливого молодого лейтенанта. Он казался богатым, пьяным и совершенно одураченным, а это, как известно, – легкая добыча любой проститутки.

Француз оценивающе посмотрел им вслед, а затем пренебрежительно проворчал:

– Ах, брат мой, жизнь одинакова во всем мире, не так ли?

– Да, после этой парочки бедолаге до Дня всех святых будет больно мочиться, – проворчал Бессетт. – Пойдемте, Дюпон. Здесь, в «Проспекте», сносный бренди и всегда тепло.

Внутри, в пивной публичного дома стоял гул – вокруг шершавых, разбитых столов сидели мужчины из верфей, а трактирные служанки шуршали платьями, лавируя между столами с изящно поднятыми высоко над головой подносами с пивными кружками. Грузчики, корабельные плотники, моряки всех национальностей, даже случайно оказывавшиеся здесь судовые магнаты – все они в конце концов приходили в «Проспект», где можно было в хорошей компании съесть горячее блюдо и запить его пинтой пива.

Бессетт повел Дюпона, и, обогнув бар, они попали в более тихую комнату, где столы стояли вдоль ряда маленьких застекленных окон, выходящих на реку. Трое его коллег тут же поднялись со своих мест и пожали руку Дюпону, приветствуя его. Но Бессетт, хорошо зная своих приятелей, видел натянутость в каждом движении их мускулов и проявлении чувств в общепринятом смысле, – каждый выдавал привычную настороженность. Даже если Дюпон и был представителем Братства, он все равно приехал как агент Галльской конфедерации, радикальной и скрытной секты.

– Добро пожаловать в Англию, сэр. – Священник, преподобный мистер Сазерленд, указал на пустой стул. – Приятно встретиться с одним из наших братьев за морем. Мои коллеги, Рутвейн и Лейзонби.

Последовал обмен рукопожатиями, а затем Рутвейн щелкнул пальцами одной из девушек, отправив ее за бутылкой бренди.

– Итак, Дюпон, я услышал от своих католических соотечественников в Париже, что надвигается беда, – начал Сазерленд, как только бутылка и бокалы были расставлены на столе. – Вы приехали из-за этого?

Дюпон глотнул бренди, и его покрытый шрамами рот еще больше изогнулся. Он сразу же опустил бокал.

– Вы правы, ребенок попал в чужие руки, – сказал он. – Нам требуется ваша помощь.

– Ребенок? – Темное лицо Рутвейна окаменело. – Дар, вы имеете в виду?

Француз поскреб рукой по тому, что выглядело как однодневная щетина.

– Похоже, что так, – согласился он. – Хотя ребенку нет еще и девяти лет, обстановка… внушает беспокойство.

– Какое же? – Лорд Лейзонби, грубый широкоплечий мужчина, откинулся на стуле, расставил свои обутые в ботинки ноги пошире и начал рассеянно крутить бокал, стоящий на поцарапанном дубовом столе. – Хранители в Париже не могут поспевать за своими расходами?

Дюпон ощетинился.

– Как вы знаете, в нашей стране царит беспорядок, – лязгнул он зубами. – Наш король в настоящее время проживает здесь – в полном изгнании, и даже в наше время мы с трудом можем удерживать чернь от того, чтобы они не выкатили проклятую гильотину снова. Да, милорд Лейзонби. Мы не всегда можем поспевать за своими расходами. На самом деле мы часто боимся за свои головы.

Рутвейн провел темной рукой с длинными пальцами по столу.

– Довольно! – скомандовал он. – Будем вести себя, как цивилизованные люди. Дюпон, расскажите нам, что произошло. И постарайтесь изложить покороче. У нас не так много времени.

– Да, у тебя ведь, мой друг, через несколько дней свадьба, – сухо заметил Лейзонби. – А после этого ты отправишься домой в Калькутту. Думаю, мы с Бессеттом догадываемся, на кого будет возложена эта задача.

– Именно. – Голос Рутвейна стал напряженным. – Теперь скажите, как зовут этого ребенка и насколько сильна ваша уверенность, что он является Даром?

– Ребенка зовут Жизель Моро. Что касается другого, мы достаточно уверены, чтобы бояться за нее. Дар обладает силой из-за отцовской крови. Ее мать, Шарлотта, – англичанка.

– Англичанка? – резко спросил Рутвейн. – Какого она происхождения?

– Обедневшие дворяне около Колчестера, – ответил француз. – Они нашли деньги, чтобы отправить ее в школу в Париж, и она отблагодарила их тем, что влюбилась в скромного клерка при королевском дворе – незаконнорожденного племянника виконта де Лезанна. С тех пор она мало общалась со своей семьей.

– Они отреклись от нее?

– Кажется, так.

– Лезанн? – Лорд Бессетт обменялся тревожными взглядами с мистером Сазерлендом. – Я слышал это имя. Оно часто звучит в судебной хронике, не так ли?

Дюпон кивнул.

– Пока что беды обходят его стороной, его ни в чем не обвиняли, – сказал он с горечью. – Он умный дьявол, наш Лезанн. Пережил падение Луи-Филиппа, теперь внушил к себе любовь бонапартистов, даже несмотря на то, что все шепчут, что на самом деле он – сторонник свергнутого режима.

– А что вы думаете на этот счет? – спросил Бессетт.

Француз пожал плечами:

– Я думаю, что он – таракан, а тараканы всегда выживают. В общем-то мне наплевать на его дела. Но он взял эту англичанку под свое крыло, чтобы использовать ее ребенка, а вот это для меня очень важно. И теперь он отправил их в Брюссель, где служит эмиссаром при дворе короля Леопольда.

Руки Бессетта невольно сжались в кулаки.

– Из одной страны с политической неопределенностью в другую, – пробормотал он. – Мне не нравится, как это звучит. Дюпон, именно этого мы и хотели избежать во имя объединения нашего Братства.

– Я понимаю, но это – Франция, о которой мы говорим, – сказал Дюпон спокойно. – Никто никому не доверяет. Наша организация в Париже – пока мы еще существуем – связана по рукам. Лезанн не блещет отзывчивостью. Если он взял этого ребенка, то это было сделано ради его собственных интересов. Именно поэтому меня и послали сюда. Вы должны вернуть ребенка.

– Конечно, мы хотим помочь, – мягко сказал Сазерленд. – Но почему именно мы?

– Как я сказал, мать – англичанка, – ответил Дюпон. – Ваша королева желает, чтобы ее подданные за границей находились под защитой, не так ли? Полагаю, у вас есть право на это.

– Не знаю, что и сказать, – осторожно заметил Рутвейн.

Француз высокомерно приподнял бровь.

– Мы знаем, кто вы, лорд Рутвейн, – сказал он. – Наслышаны и о вашей работе в Индостане. Вы пользуетесь благосклонным вниманием вашей королевы и ее покровительством. Король бельгийцев – ее любимый дядя. Вы что, действительно собираетесь наказать Галльскую конфедерацию только потому, что мы остаемся верны себе? Единственное, о чем мы просим, – воспользоваться вашим влиянием, чтобы вырвать наш Дар из рук дьявола. Чтобы этот негодяй не занимался ее воспитанием и не использовал в гнусных целях.

– Ну разумеется. – Голос Рутвейна стал напряженным. – Никто из нас не хочет этого.

– Но что с мужем этой женщины? – спросил Бессетт.

На мгновение Дюпон крепко сжал свои деформированные губы.

– Моро мертв, – наконец ответил он. – Убит спустя две недели после отречения короля. Однажды поздно ночью он был вызван в свой кабинет рядом с дворцом – кем, мы не знаем, – но, так или иначе, шторы загорелись. Ужасная трагедия. Никто не верит в то, что это был несчастный случай.

Лорд Рутвейн застыл.

– Покойник был Хранителем?

– Да, – раздался шепот. – Человек, обладающий небольшим Даром, но добрым сердцем и большой отвагой. Нам всем очень его не хватает.

– Он был близок со своим дядей?

Дюпон горько улыбнулся.

– Дядя едва признавал его, – сказал он. – Пока при дворе не появились слухи о таланте Жизели.

– Боже мой, об этом стало известно? – воскликнул Бессетт.

Француз глубоко вздохнул.

– Как это будет по-английски? – пробормотал он. – Устами младенца? Малышка Жизель предсказала отречение Луи-Филиппа – сболтнула это очень наивно, но, увы, очень публично, перед половиной его придворных.

– Боже мой! – Мистер Сазерленд схватился за голову. – Как же такое могло случиться?

– На королевском пикнике в Гранд-парке, – ответил француз. – Был приглашен весь королевский двор с семьями – точнее, всем приказали явиться. Конечно, король вышел на несколько минут пообщаться с массами – положение обязывает. Прискорбно, что он направился прямо к мадам Моро и решил поговорить с Жизель, взяв ее рукой за подбородок. Он смотрел ей прямо в глаза и не отводил взгляда.

Бессетт и Рутвейн застонали в унисон.

– Дальше – хуже, – сказал Дюпон, теперь слова так и лились из него. – Он спросил, почему у нее такие грустные глаза в такой прекрасный день. Когда она не ответила, он поддразнил ее, сказав, что она обязана говорить, когда ей приказывает сам король. И малышка Жизель поняла его буквально и предрекла не только падение Июльской монархии, но, продолжив, сказала, что его отречение от престола будет сопровождаться второй ужасной потерей – смертью его дочери, Луизы-Марии.

– Боже, королевы бельгийцев?

– Да, прошел слух, что Луи-Филипп занимался этим, – сказал Дюпон. – Он хотел, чтобы его дочь стала королевой Бельгии в обмен на принятие Францией независимости Бельгии.

– Я думал, что это только слухи, – заметил Рутвейн.

– Возможно. – Француз выразительно развел руками. – Но французская армия отступила, Леопольд порвал со своей морганатической женой, а Луиза-Мария уютно устроилась на бельгийском престоле. Между тем говорят, что королева становится с каждым днем все слабее.

– Итак, предсказание ребенка опять сбывается, – пробормотал Бессетт.

– По слухам, у нее туберкулез, – сказал Дюпон. – Королева вряд ли проживет до конца года, и любовница короля уже обладает определенным влиянием при дворе.

Ощущение ледяного ужаса уже охватило Бессетта. Это было то, чего Хранители Братства больше всего опасались: использование самых слабых среди ватейи – древней секты провидцев, большинство из которых были женщины и дети.

На протяжении всей истории злые люди пытались контролировать Дар с корыстными целями. Вот почему организация должна существовать и в дальнейшем. Не важно, что в основе Братства лежало темное друидское начало. За века оно превратилось в почти монашескую милицию, чья миссия заключалась в охране своих. Но за долгие годы многое изменилось. А теперь вот выяснилось, что ребенок – этот Дар – оказался в большой опасности.

Дюпон словно прочел его мысли.

– Брат мой, Лезанн, чтобы обрести власть и влияние, способен совершить тысячи опасных поступков, – сказал он низким голосом. – Войти в контакт со старыми Бурбонами, раздуть пламя дальнейших революций на континенте, возможно, даже вбить клин между Англией и Бельгией – ах, уму непостижимо, на что он способен! А если он сможет предсказывать будущее – или если какая-нибудь невинная, ничего не подозревающая особа будет делать это для него, то это будет совсем просто.

– Вы думаете, это он убил своего племянника? – Бессетт почувствовал, что на смену ледяному страху под ложечкой пришла ледяная ярость, охватившая его целиком.

– Уверен, что это сделал он, – ответил мрачно француз. – Ему нужно держать Жизель в своих руках, в своей власти. Теперь она и ее мать под его крышей, и они живут за счет его благотворительности. Наш человек в Роттердаме, конечно, послал своих шпионов, но пока еще никому не удалось проникнуть внутрь. Однако будьте уверены – Лезанн готовит ребенка к определенной деятельности.

– Вы работаете с ван дер Вельде? – спросил Сазерленд. – Он опытный человек.

– Самый надежный, – подтвердил француз. – И, согласно донесениям его агентов, похоже, Лезанн ухаживает за женой своего племянника.

– Боже мой, он что, собирается жениться на английской вдове? – спросил Рутвейн. – Но… что насчет родства и канонического права? Что говорит ваша церковь?

Снова галльское пожатие плеч.

– Лезанна мало заботит мнение церкви, – продолжил он. – К тому же Моро был незаконнорожденным. Существуют ли бумаги, которые нельзя сжечь или подделать? Кто действительно знает правду о его рождении? Возможно, даже его жена не в курсе.

– Все хуже и хуже, – сказал Сазерленд. Священник глубоко вздохнул и обвел взглядом присутствующих. – Господа? Что вы предлагаете?

– Похитить ребенка и покончить с этим, – высказал мнение лорд Лейзонби, следя за покачивающимися бедрами ближайшей официантки. – Привезем ее в Англию – с разрешения королевы, конечно.

– Целесообразно, но чрезвычайно глупо, – сказал Рутвейн. – Кроме того, королева не может санкционировать такое явное нарушение дипломатии.

– Это не будет иметь значения, если нас не поймают, не так ли, старина? – Но голос Лейзонби звучал отдаленно, а его взгляд был направлен куда-то к входной двери. Внезапно он резко поднялся со своего стула. – Прошу прощения, господа. Боюсь, я должен оставить вас.

– Боже мой, какой кобель! – Бессетт срезал друга мрачным взглядом. – Этот ребенок значит гораздо больше, чем соблазнительная задница официантки.

Усевшись в конце стола, Лейзонби положил руку на плечо Бессетта и склонился к нему.

– Кажется, за мной следили, – спокойно сказал он. – И это была вовсе не распутная девка. Я отдаю свой голос тебе, а сам попытаюсь сбить ищейку с нашего следа.

С этим Лейзонби выскользнул из комнаты и растворился в море столов с большим скоплением людей.

– Какого дьявола? – Бессетт посмотрел через стол на Рутвейна.

– Черт побери! – Рутвейн наблюдал лишь краешком глаза. – Не оборачивайтесь. Это опять тот парень из проклятой газеты.

Даже мистер Сазерленд беззвучно выругался.

– Из «Кроникл»? – Голос Бессетта звучал низко и недоверчиво. – Как он мог разнюхать о Дюпоне?

– Он пока еще не в курсе, полагаю. – Раздраженно сверкая глазами, Рутвейн намеренно отвернулся. – Но как мне кажется, этот парень слишком сильно интересуется Обществом Сент-Джеймс.

– И к тому же именно Рэнсом, – пожаловался Бессетт. – Что касается Рэнса, я часто беспокоюсь, не слишком ли азартно он наслаждается этой игрой. Что нам делать?

– Сейчас – ничего, – ответил Рутвейн. – Рэнс играет в кости у камина, усадив к себе на колени девку. Колдуотер все еще опрашивает буфетчика. Он не видел ни одного из нас.

– Пусть Рэнс устроит ему веселую охоту, и гарантирую, что тот не устоит, – предложил Сазерленд. – Возвращаясь к нашей проблеме, Дюпон, скажите нам, что точно вы бы хотели, чтобы мы сделали?

Глаза француза сузились.

– Пошлите Хранителя в Брюссель, чтобы забрать девочку, – сказал он. – Лезанн не знает никого из вас. Мы взяли на себя смелость арендовать дом недалеко от королевского дворца – это рядом с Лезанном – и распустили слухи, что скоро его займет английская семья. Слуги уже на месте – проверенные слуги из наших хозяйств в Роттердаме и Париже.