Текст книги "Я найду тебя"

Глава 12

Зажав в ладонях кружку с мятным чаем, Эмили обвела взглядом залитую солнцем гостиную. В комнате было светло и тихо. Она была дома уже десять минут: заварила чай, сбросила больничную форму и попыталась смириться с тем, что к девяти часам утра, уже побывав на работе, вернулась домой, запятнанная позором. Дэллоуэй волновался за нее, и этого было достаточно, чтобы запаниковать. Ее работа висела на волоске. Эмили видела, как легко они избавились от Джима Лэннинга, когда тот опростоволосился на дежурстве. Она была еще новичком на испытательном сроке. Ее выставят в два счета, если сочтут, что она им не подходит.

Эмили отлично помнила, как вытряхнула таблетку в коробочку, помнила, как проверила карту назначений мистера Джеффриса и как потом ее прервали – пришлось ответить на звонок родственницы, справлявшейся о состоянии матери. Она заперла тележку с лекарствами и пошла поговорить с женщиной. Таблетка наверняка заперта в тележке с лекарствами, невинно лежа в коробочке, потому что Эмили так и не выдала ее Джеффрису и соответственно не расписалась за нее. Простая ошибка, какая может случиться с любой медсестрой. Сколько ошибок было вызвано тем, что медсестру отвлекли во время раздачи лекарств!

Именно по этой причине в больницах пытались сделать обязательным во время раздачи препаратов ношение красного жилета со словами «РАЗДАЧА ЛЕКАРСТВ. ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ» на спине. Лично Эмили никогда не надевала его – некоторые пациенты и родственники воспринимали это негативно. Почему-то они считали, что это самое удобное время обратиться к медсестре с вопросом.

Эмили взяла мобильник и набрала номер отделения. Ей повезло – трубку снял Рики.

– Извини, что беспокою тебя, Рики. Ты не мог бы кое-что для меня проверить?

– Привет, как ты? Бэрроуз сказала, что ты ушла на больничный.

– Я в порядке, просто жуткая головная боль. Извини, что спихнула свою работу на вас.

– Все нормально. У нас все отлично. Так в чем дело?

– Рикки, ты не мог бы открыть тележку с лекарствами и просто проверить, не стоит ли там коробочка с желтой таблеткой?

– Подожди секунду…

Эмили ждала, слушая в трубке больничные звуки: зазвонил еще один телефон, звякнул звонок вызова сестры, рядом со столом кто-то разговаривал. В следующий момент в трубке вновь раздался голос Рики:

– Да, желтая таблетка в коробочке. Что я должен с ней сделать?

Она с облегчением вздохнула:

– Выброси, если можешь.

– Так и сделаю. И, кстати, не переживай из-за мистера Пателя, он пойдет на операцию позже. Так что всё в порядке.

Ей тотчас стало спокойнее. По крайней мере, одна загадка разгадана. Зато ей все еще было неприятно, что другие думали, будто это ее вина в том, что мистера Пателя вчера не прооперировали.

Эмили не помнила, заходила ли она к нему до того, как закончила смену, и это ее тревожило. Должно быть, все же заходила, даже если только для того, чтобы бросить на него быстрый взгляд. Причиной всему – стресс последних двух недель, окончательно измотавший ее. Эмили ходила во сне по ночам, чего с ней не случалось уже давно.

Сегодня утром она нашла подтверждение лунатизма: остывшая кружка с чаем, все еще полная, стояла там, где она поставила ее на сушилку. Судя по темному осадку на дне кружки, Эмили налила холодную воду из-под крана, а не кипяченую из чайника. Как же нелепо и несправедливо иметь только один выходной между периодом ночных смен и началом дневных! Неудивительно, что она спит на ходу и не в состоянии ясно мыслить. Эмили чувствовала себя как пьяная. А теперь еще Дэллоуэй счел ее непригодной к работе… Эмили позвонила своему терапевту. Надо попробовать записаться на прием уже на сегодня и, если получится, уговорить Монику, ее доктора, объявить ее годной к работе.

На ее счастье, кто-то отменил прием, и регистратор записала ее на два часа дня. Эмили понятия не имела, чем занять себя до тех пор. В квартире ни пылинки, корзина для белья пуста, само белье постирано и выглажено. В принципе можно посмотреть телевизор или почитать книгу, но ни то, ни другое не привлекало ее. Может, просто отдохнуть, как советовал Дэллоуэй, и даже немного поспать?

– Как ты думаешь, что мне делать? – Эмили перевела взгляд на фотографию Зои, стоявшую на почетном месте на второй полке книжного шкафа. Это было идеальное место – ночью, включив светильник, она видела перед собой сестру.

Правда, фотографии почему-то там не было. Эмили оглядела комнату. Последний раз она трогала ее, когда, вернувшись домой после сеанса с Эриком, расплакалась и, взяв с полки фотографию, наговорила сестре неприятных слов. Она была уверена, что поставила фотографию обратно на полку, что не бродила по комнате и не поставила ее куда-нибудь еще. Эмили прошлась из угла в угол, проверила по бокам дивана и под ним. Заглянула за подушки, под газету. Затем направилась в спальню, такую же полупустую, что и ее гостиная, но фотографии не было и там. Как не было ее в кухне и в ванной. Для успокоения совести Эмили даже заглянула в холодильник, морозильник, микроволновку и духовку.

Открыв дверь в запасную спальню, Эмили посмотрела на стену Зои и на ее вещи в мешках для мусора и картонных коробках на кровати напротив. На одном из пакетов лежала перевернутая фоторамка. Неужели она положила ее туда ночью? Похоже, что да. Другого объяснения просто не было. Взяв рамку в руки, она перевернула ее – и у нее тотчас перехватило дыхание. К стеклу скотчем был приклеен белый конверт.

Он не был запечатан. Подняв клапан, Эмили вытащила листок бумаги. Глаза ее тотчас полезли на лоб, тело бросило в дрожь. На листке было написано:

Я не вернусь, сестрица. Больше не ищи меня. З.

* * *

Новое здание полицейского управления открылось в Бате пару лет назад на той же улице, где раньше располагался старый полицейский участок. Отслужив верой и правдой пятьдесят лет, старое здание было передано в пользование местному университету. Было немного непривычно, что это уже не полиция и что на парковке перед ним теперь нет полицейских машин. Присутствие стражей правопорядка всегда успокаивало Эмили – возможно, потому, что сама она была в ладах с законом, и у нее не было поводов опасаться. Жаль, что их здесь больше нет.

Она подошла к стойке дежурного. Бледно-голубая низкая стойка имела гладкую, шелковистую поверхность и сияла чистотой. Эмили смогла даже заглянуть в небольшое офисное пространство, отчего ей тотчас стало чуть легче на душе. На задней стене за столом висела карта центра города, украшенная гербом полицейского управления графства. Сидевшая за столом молодая женщина-офицер подняла на Эмили глаза. Ее черно-белый галстук свободно висел на шее, небольшой вентилятор играл прядями светлых волос.

– Чем я могу вам помочь?

Эмили не узнала ее – по всей видимости, это кто-то из новеньких. Регулярно бывая здесь в прошлом году, она запомнила большинство здешних полицейских и по имени, и в лицо. В какой-то момент так хорошо запомнила планировку, что могла сказать, когда на стенах появлялись новые плакаты. Правда, ее не было здесь с января, когда рассматривалось дело об исчезновении Зои. С тех пор она несколько раз встречалась с Джеральдин, но их встречи, как правило, сводились к вежливой беседе о том, как поживает Эмили.

– У меня назначена встреча с детективом-инспектором Саттон.

Девушка вежливо улыбнулась:

– Да, она звонила. Сказала, что скоро будет здесь. Вы пока посидите.

Эмили кивнула и отошла от стойки. В ее сумочке, в прозрачном полиэтиленовом пакете лежали конверт и записка. Она додумалась положить их в пакет лишь после того, как они побывали в ее руках, после того, как она держала их, как дышала на них, пытаясь ощутить оставленный сестрой запах. Первоначальный шок прошел, и теперь голова гудела от вопросов.

Неужели Зои приходила к ней домой? Тогда где же она? Почему не вернулась домой? Значит ли это, что она жива? И как она могла так поступить с ней? Заставить ее пройти через год страданий, страха, неведения… Неужели Зои насколько жестока?

Сидя в полицейском участке, Эмили вспомнила те первые полные ужаса дни. Джеральдин Саттон приехала домой к ее родителям, чтобы встретиться с семьей пропавшей девушки. Полицейские постоянно звонили в дверь, чтобы задать новые вопросы или держать в курсе расследования. Почти каждый день в доме родителей появлялась офицер полиции по имени Рут, одна из задач которой состояла в том, чтобы отпугивать от входной двери журналистов. В те первые недели пишущая братия жаждала продолжения истории: «тело найдено, идет расследование убийства»…

Эмили временно, на пару недель, вернулась домой – морально поддержать родителей и при необходимости помочь им ответить на любые вопросы. Она была искренне благодарна Рут, что та всегда находилась рядом.

Лицо Зои постоянно смотрело на них с телеэкрана. Эмили знала: если сестра увидит фото, которое родители передали полиции, она наверняка придет в ярость, а все потому, что на этом фото у нее на лбу виден прыщик. Первые недели ожидания и надежды, что полиция вот-вот найдет Зои, были самыми напряженными в жизни Эмили. Затем их поначалу кипучая деятельность медленно, но неуклонно сошла на нет. Репортеры как будто испарились. Рут перестала приходить. У полиции не было зацепок. Зои растворилась в воздухе…

Сглотнув комок в горле, Эмили попыталась успокоиться. Обнаружив конверт, она тотчас же позвонила Джеральдин Саттон и попросила о личной встрече, сказав, что кое-что нашла. Детектив согласилась увидеться с ней через час. Эмили шла в участок на автопилоте, слепо и оцепенело.

Наконец, увешанная блестящими пластиковыми и бумажными пакетами магазинов – «Некст», «H amp;M», «Карен Миллен» и «Хауз оф Фрейзер» – прибыла Джеральдин Саттон. Она кивнула Эмили и подошла к стойке дежурной:

– Не могли бы вы поставить это к себе? Я заберу их позже.

Дежурная взяла у нее сумки, и Саттон повернулась, чтобы поздороваться с Эмили.

– Прошу прощения. Я приглашена на свадьбу и не могу найти ничего подходящего. Вы не поверите, но когда я начала здесь работать, у меня был десятый размер [12]12
  Соответствует размеру М, или российскому 44.


[Закрыть].

Эмили улыбнулась. Она считала Джеральдин Саттон весьма привлекательной женщиной. Хорошие формы, слегка загорелая и сияющая кожа, густые темно-каштановые волосы, лицо, которое почти не требовало макияжа, чтобы подчеркнуть красоту больших карих глаз и полных губ. То, что у нее был десяток кило лишнего веса, ничуть умаляло ее привлекательности. Эмили знала, что ей уже за сорок и у нее двое детей до четырех лет. С тех пор как Зои пропала, Джеральдин стала частью ее жизни. Эмили не раз плакала на плече этой женщины.

– Не хотите чашечку кофе? – спросила детектив. В здании управления не было комнаты для допросов, поэтому, возникни вдруг необходимость записать разговор, им пришлось бы идти в другой участок. Но сейчас подойдет и кафе. Они не раз встречались в таких местах, когда Эмили хотела узнать о ходе расследования.

Они зашагали по Манверс-стрит в сторону железнодорожного вокзала, пересекли площадь Брунель и вышли к заведению под названием «Грейз». Большой современный ресторан-бар, построенный вокруг арок железной дороги, он был популярен у любителей наблюдать за поездами, поскольку зона ожидания на открытом воздухе была отгорожена перилами, примыкавшими к платформе номер два.

В окно было видно, как к платформе подъехал скоростной поезд. Двери вагонов открылись, выплескивая поток пассажиров. Поскольку утренние часы пик уже прошли, бо́льшую часть этой толпы составляли туристы, прибывшие посетить знаменитый город.

Женщины прошли в дальний конец ресторана, к столику с полукруглой кожаной кушеткой, где можно было удобно расположиться. Эмили заказала чай с мятой, надеясь, что напиток согреет ее горло. Джеральдин заказала карамельный латте и тосты.

– Умираю с голоду. Я пропустила завтрак в надежде на то, что смогу влезть в платье четырнадцатого размера [13]13
  XL, или российский 48.


[Закрыть].

– Вам не нужно худеть, – сказала Эмили.

– Вам легко говорить, когда вы стройны, как тростинка. – Джеральдин придирчиво посмотрела на нее. – Хотя я рада сказать, что вы больше не выглядите так, будто вас вот-вот сдует ветром. Отлично выглядите, Эмили.

Та окинула себя критическим взглядом:

– Хотелось бы надеяться… Кстати, спасибо за цветы.

Месяц назад, в первую годовщину исчезновения сестры, Джеральдин послала ей цветы – скромный подарок, призванный уменьшить ее печаль, – чем крайне удивила Эмили. Этот жест не вязался в ее представлении с сотрудником полиции; очень хотелось надеяться, что это не попытка загладить вину за то, что Зои до сих пор не найдена. Она ни в чем не винила Джеральдин.

– Пожалуйста.

Подошел официант, поставил напитки и тарелку с тостами, и пока он не отошел от их столика, обе женщины молчали.

– Итак, – сказала Джеральдин. – Что вы нашли?

Эмили положила на стол прозрачный полиэтиленовый пакет. Она вложила в него лист бумаги так, чтобы записку можно было прочитать, не вынимая.

– Господи… И когда вы это получили? – Джеральдин изумленно посмотрела на Эмили.

– Я нашла это сегодня в девять утра. Я вернулась с работы, потому что у меня болела голова. Конверт был прикреплен к фоторамке с фотографией Зои, а сама рамка, вместо того чтобы стоять на своем обычном месте, почему-то оказалась в другой комнате. – Эмили не стала говорить, что, возможно, рамку переместила она сама. Она не хотела ничего напутать.

Джеральдин удивленно разинула рот. Брови ее поползли на лоб.

– В вашей квартире? Кто-то побывал в вашей квартире? Вы хотите сказать, что это не бросили в прорезь для почты в вашей двери?

– Нет, – со вздохом ответила Эмили.

Глаза Джеральдин впились в записку.

– Вот это сюрприз, скажу я вам… Совсем не то, чего я ожидала. Вы узнаёте ее почерк?

Эмили пожала плечами:

– Написано заглавными буквами, поэтому трудно сказать. Может быть… Она называет меня сестрицей. Да, она так меня называла… Неплохо бы найти старую открытку на день рождения или что-нибудь с ее подписью и сравнить. Наверное, вы думаете, что я знаю почерк сестры, но мы лишь слали друг другу эсэмэски. Сейчас никто не пишет от руки, все печатают. Нужно будет перебрать ее вещи, вдруг что-то найдется…

– Вы считаете, что записка подлинная?

Эмили широко раскрыла глаза, стараясь не расплакаться. Она знала, что Джеральдин лишь делает свою работу, но от ее слов Эмили стало больно в груди. Впервые за целый год у нее появилась реальная надежда, что сестра не лежит в могиле, что ее тело не ждет, когда его найдут. Эта записка была единственным свидетельством того, что Зои, возможно, еще жива.

– А вы – нет?

Джеральдин поджала губы и с тревогой посмотрела на нее:

– Не знаю. Но как она попала к вам в квартиру? Кто-нибудь еще имеет доступ в нее? Вы встречаетесь с кем-нибудь?

– У нее есть запасные ключи. Думаю, она воспользовалась ими. Они есть лишь у нее и домовладельца. Я дала ей запасной комплект, чтобы она кормила моих рыбок, когда меня не будет. Не то чтобы она это делала… Она вечно забывала. – Эмили сделала виноватое лицо. – После того как она исчезла, я сама забыла про них. Однажды утром все они плавали в аквариуме брюхом вверх. А еще она приходила ко мне заниматься; там ее никто не отвлекал.

Джеральдин отпила кофе и вытерла с верхней губы пену.

– Предлагаю поступить следующим образом. Вы найдете образец почерка Зои, чтобы мы могли сравнить его с этой запиской. Я проверю, есть ли рядом с вашей улицей камеры видеонаблюдения, и если да, то, надеюсь, она будет хотя бы на одной из них. Если она побывала в вашей квартире сегодня утром, это будет легкий поиск. Надеюсь, вы не пытались позвонить ей?

Эмили покачала головой:

– Мне даже в голову не пришло… Я уже забыла, когда звонила ей в последний раз. Хотя все еще ищу ее в «Фейсбуке». Публикую ее фотографии, спрашиваю, видел ли ее кто-нибудь… – Эмили вытащила мобильный телефон и секунду спустя набрала номер Зои. Они тотчас услышали записанное сообщение: «Пожалуйста, повесьте трубку и попробуйте снова».

Джеральдин хмыкнула:

– Что и следовало ожидать. Как вы знаете, с момента ее исчезновения мы не обнаружили никакой активности ни с ее мобильного телефона, ни в социальных сетях, ни в банке. Ее нет вот уже тринадцать месяцев, и эта записка, похоже, первая попытка контакта с ее стороны. Но почему именно сейчас?

– Может, потому, что ей только что исполнилось двадцать? – с надеждой в голосе сказала Эмили. – В общем, не знаю. Возможно, ее не было в стране, а теперь она вернулась и заметила один из моих плакатов… Или, как сказано в записке, хочет, чтобы я перестала ее искать…

Джеральдин снова вздохнула:

– Вам будет тяжело. Я не советовала бы вам тешить себя надеждой. Мы сделаем все возможное, чтобы проверить, подлинная эта записка или нет. Мне тут в голову пришла еще одна мысль: не мог ли это сделать кто-то из ее подружек? Например, как проявление доброты? Вдруг они нашли ваш ключ и подумали о том, как вам нелегко… Мы, конечно, спросим их, был ли кто-нибудь из них с ней в контакте. Думаю, мы также должны проверить фоторамку на наличие отпечатков и отправить записку и конверт в лабораторию. У нас есть отпечатки пальцев Зои и образцы ее ДНК. А вот образца ее почерка, если память мне не изменяет, – нет.

Пока Джеральдин жевала тост, Эмили потягивала свой чай.

События развивались слишком стремительно. Возможно, вскоре она узнает, жива ли ее сестра.

Джеральдин с тревогой посмотрела на нее:

– Итак, вы пришли домой с работы, потому что вам было плохо. А как вы чувствуете себя сейчас?

– У меня просто болела голова. Но сейчас прошла. – Эмили решила не упоминать последние две недели, предшествовавшие настоящей причине, по которой ее отправили домой, – озабоченность поисками так называемой пропавшей пациентки. Она была страшно рада, что у нее есть ответ на этот конкретный вопрос, и теперь, когда нужно сосредоточиться на Зои, ей не нужно думать о чем-то другом. Поиски той девушки и возвращение ей браслета больше не занимали ее мысли. Тем более что вряд ли это дорогая вещь. Для нее же слишком большая роскошь думать о ком-то, кто ненадолго вошел в ее жизнь, когда ее главная задача – найти Зои. Вот на чем она должна сосредоточиться. Ее год поисков подходит к концу.

Глава 13

Джеральдин остановилась на светофоре, ожидая, когда загорится зеленый свет, чтобы перейти улицу. Куда ни посмотришь, повсюду туристы. Даже если закрыть глаза, их гомон все равно настигал ее. Взволнованно говоря на самых разных языках, они любовались историческими зданиями. Джеральдин же, к своему стыду, воспринимала этот красивый город как должное и ругала его холмистые улочки, особенно после похода по магазинам.

Наконец загорелся зеленый, и она продолжила путь обратно на работу, чтобы забрать свои сумки. Пластиковый пакетик с запиской и конвертом теперь был у нее. Она отправит их в лабораторию, причем попросит исследовать немедленно. Затем подождет, пока Эмили найдет что-нибудь с почерком Зои, и приступит к анализу. Жаль, правда, что эта записка почти не обрадовала ее.

Хотя Джеральдин была готова к любому развитию событий – люди исчезали каждый день, но их находили, – исчезновение Зои с самого начала казалось ей зловещим. Она полагала, что в тот день молодая медсестра встретила кого-то, кто убил ее, и рано или поздно тело Зои Джейкобс будет найдено. Это лишь вопрос времени. Ее исчезновение совсем не походило на бегство.

Долги или неудачные экзамены толкали многих к самоубийству или к бегству от проблем, но, судя по словам друзей, семьи, коллег, лечащего врача, преподавателя, Зои была человеком жизнелюбивым. Ее характер предполагал, что она способна стойко выдержать разочарования и удары судьбы и пережить их. Ничто в ней не давало оснований предполагать, что она бросит свою семью, особенно сестру, и скроется. Таково было всеобщее мнение. Именно это отсутствие индикатора серьезной проблемы в жизни Зои заставило Джеральдин предположить, что Зои исчезла не по своей воле.

Но если это так и Зои давно мертва, кто подбросил записку в квартиру Эмили? Очевидно, тот, кто имел туда доступ. Домовладелец? Друг? Кто-то более зловещий?

Джеральдин не раз поручали дела об исчезновении людей. Она знала, как надежда тает с каждым днем, пока в глазах родных, ожидающих известий, окончательно не гас свет. В глазах Эмили свет не погас. Она была готова страдать и дальше, лишь бы он продолжал гореть, и значительную роль в его поддержании играло чувство вины. Ну почему? Обычно люди винили и терзали себя, поскольку им казалось, что они могли предотвратить исчезновение близкого человека. Ну почему они не сделали то или не сделали это? Люди начинали перечислять все, что они могли сделать, но не сделали. Своим самоедством Эмили довела себя до болезни. Превратилась в ходячий скелет. Дошла до такой крайности, что залезла в холодильник в морге. Джеральдин не сомневалась: будь у Эмили в первые дни после исчезновения Зои возможность вскрыть свежие могилы, она бы это сделала.

Пойди дела лучше с самого начала расследования, возможно, сейчас все было бы иначе. Возможно, загадка исчезновения Зои была бы раскрыта. Лучшее, что Джеральдин могла сделать для Эмили, – это найти Зои. Увы, она не надеялась, что это произойдет в ближайшее время. Ее изначально большая команда теперь скукожилась до нее одной, плюс удастся привлечь пару помощников, если вдруг появятся новые обстоятельства. По сути, Джеральдин стала кем-то вроде связной между полицией и семьей. Уже через три дня после того, как Зои пропала, ее дело было оценено как сопряженное с высоким риском.

К тому времени «золотой час» [14]14
  «Золотой час» – ограниченный промежуток времени после тяжелой травмы, позволяющий наиболее эффективно оказать медицинскую помощь. В данном случае – наиболее удачный период для поисков.


[Закрыть] давно прошел. Так же как пропали и кадры с больничных камер видеонаблюдения, на которых было видно, как Зои направляется к короткой дороге для грузового транспорта. К сожалению, их не удалось просмотреть снова – на следующий день в больнице произошел скачок напряжения, а цифровые данные не были скопированы и сохранены на сервере. Тот факт, что полицейский, отвечавший за отснятый материал, имел возможность, впервые посмотрев его, скопировать либо на собственный мобильник, либо поручить кому-нибудь в больнице загрузить запись с видеокамеры на флешку, серьезно раздражал Джеральдин. Этот растяпа обнаружил проблему с отснятым материалом, лишь когда Джеральдин попросила его принести ей видеозаписи. Помнится, он, поджав хвост, вернулся из больницы и промямлил, что там ничем не смогли ему помочь.

Это было бесценное свидетельство: там просматривались все транспортные средства на дороге в то воскресное утро, примерно в то же время, когда по ней шагала Зои. Увы, запись пропала, и ее уже не восстановить. А на главной дороге, на которую вышла девушка, видеокамер не было. Джеральдин с самого начала склонялась к тому, что ее подобрали еще до того, как она дошла до главной дороги. И тот, кто подобрал ее, либо по-прежнему держал ее у себя, либо где-то избавился от ее тела.

Детектив не переставала укорять себя, как будто это она, а не тот чертов ротозей, проворонила запись. Их команда сделала все возможное: была проведена полномасштабная поисковая операция с участием вертолетов, собак, ныряльщиков и поисковых групп. Были опрошены все свидетели. Посланы все запросы. Сделаны заявления для прессы. Отсняты телевизионные обращения. Во время первого отчета четыре недели спустя им было нечего показать, нечем оправдать долгие часы работы и понесенные расходы. У них не было абсолютно ничего, кроме их собственного прокола с видеозаписью и болвана, которому даже в голову не пришло скопировать ключевое свидетельство, впоследствии уничтоженное. Дальше было только хуже. Этот тупица даже не смог вспомнить, что он видел на пленке. Джеральдин хорошо помнила, что Эмили пыталась вспомнить любые машины, которые могла видеть на тех кадрах, но безуспешно.

Инспектору очень хотелось верить, что эта записка подлинная. По крайней мере, она отнесется к ней, как будто так и есть. И все же, прокрутив события на несколько дней вперед, она так и не смогла представить себе, как делает для прессы заявление о том, что Зои Джейкобс найдена.

* * *

Моника Саммерс обняла вошедшую пациентку, а затем отступила на шаг, окидывая ее взглядом с головы до ног.

– Вы не похожи на больную; надеюсь, это просто визит вежливости.

Эмили села и посмотрела на своего врача и друга, о которой она почти не думала эти несколько последних месяцев. Они подружились, когда Моника работала один день в неделю в их отделении экстренной помощи, чтобы отточить свои клинические навыки. Высококвалифицированный врач общей практики, не первый год ставившая своим пациентам диагнозы, лечившая и направлявшая их к специалистам, она чувствовала, что ей не хватает практических навыков в чрезвычайных ситуациях, представляющих угрозу жизни пациентов. Она тенью ходила за Эмили, используя любую возможность прибрести новые умения – ставила канюли, катетеры, капельницы, зашивала раны, скрепляла их края, ставила на место вывихнутые плечи, накладывала на сломанные конечности гипс.

В первый день Моника пришла в отделение нервная, с липкими от пота руками, чувствуя себя вытащенной из воды рыбой. Эмили взяла под свое крыло эту миниатюрную женщину с мелкими чертами лица и мышиного цвета волосами, которая, как оказалось позже, если требовалось, не лезла за словом в карман и обладала интеллектом, какому можно только позавидовать. Их отношения были теплыми, и до исчезновения Зои они поддерживали постоянный контакт. Эмили бывала у нее в гостях, познакомилась с ее мужем и сыном и на какое-то время стала частью этой дружной, любящей семьи. Увы, в последний раз она видела свою старую подругу, уже будучи в роли пациентки.

– Я бы хотела, чтобы вы объявили меня годной к работе.

Моника растерянно разинула рот и насупила тонкие брови.

– Похоже, меня на некоторое время занесло не туда. Или нет, не так: я зациклилась на пропавшей пациентке, но сейчас со мной всё в порядке. Более того, я прекрасно себя чувствую.

Моника быстро заморгала, явно не понимая, что пытается сказать ее пациентка.

Вздохнув, Эмили начала с самого начала. Через десять минут лицо Моники по-прежнему сохраняло ошарашенное выражение, только теперь ее брови уползли вверх почти до самых волос.

– О боже, бедная вы моя… Страшно подумать, что вы пережили, а теперь из-за этого письма, которое вы нашли, у вас появилась и новая надежда, и новые причины для тревоги… Вы уверены, что хотите работать, пока все это не закончится? Я могла бы открыть вам больничный. Это не проблема. Это было бы вполне естественно в свете вашей сегодняшней находки.

Эмили покачала головой.

– Если мне понадобится отдых, я, пожалуй, взяла бы неоплачиваемый отпуск. Нет, мне нужно работать, Моника. Я в состоянии сделать и то, и другое – и помогать полиции, и продолжать работать. Быть чем-то занятой – лучшее для меня лекарство.

– По крайней мере, выглядите вы хорошо. Вы обсуждали это с Эриком Хадсоном?

Эмили машинально поднесла ко рту большой палец.

– Конечно, – пробормотала она, грызя уголок ногтя.

– И как он воспринял ваш рассказ?

Эмили пожала плечами:

– Я пока еще не сказала ему, что нашла объяснение, почему я видела в моей палате пропавшую пациентку.

Моника обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.

– Было приятно вас увидеть. Я так волновалась за вас… Вы уверены, что у вас все хорошо?

Эмили энергично кивнула. Тревога Моники передалась и ей.

– Да. Просто верните меня на работу. Остальное – мои проблемы.

Со справкой от лечащего врача, в которой говорилось, что она здорова, Эмили медленно вышла из кабинета. Волнение насчет того, что Зои может быть жива, потихоньку отпускало ее. Зато жутко раздражало внимание людей. Ну сколько можно беспокоиться за нее?

* * *

Джеральдин встала, уступая констеблю Рут Мур свое место перед мониторами. По поручению инспектора та занималась поиском кадров видеозаписи, возможно запечатлевших Зои Джейкобс, так как была лучше знакома с внешностью Зои. В свое время Рут приставили к Джейкобсам, чтобы всегда быть с ними на связи. Правда, никто из них уже давно к ней не обращался. Вместо этого, если им хотелось получить информацию, они обращались прямо к самой Джеральдин.

Пункт управления системой видеонаблюдения находился всего в пяти минутах ходьбы от полицейского участка, и Джеральдин пришла сюда, чтобы лично начать поиск. Пока что Зои Джейкобс она не обнаружила. Просмотрев кадры с четырех уличных камер в том районе, детектив увидела лишь Эмили: сегодня утром та покидала свою квартиру и потом вернулась в нее. Теперь Джеральдин хотела, чтобы Рут вновь проверила дорогу Эмили, но только днем раньше. Если это не даст результатов, она попросит ее вернуться еще на один день раньше. Пока констебль устраивалась в кресле поудобнее, Джеральдин смотрела ей через плечо. Вид улицы был четким, а вот вход в квартиру Эмили не попадал в кадр. Она спросит у Эмили, когда та в последний раз видела фотографию на своем обычном месте. Это поможет точнее определить, когда записка могла попасть в дом. Эмили нашла ее сегодня утром, но записка могла быть там несколько дней. Инспектор легонько постучала по плечу констебля.

– Я пока пойду. Позвони мне, если что-нибудь найдешь.

Рут кивнула:

– Как там Эмили? Похоже, она в шоке. В последний раз, когда я ее видела, ее было не узнать. Как будто у нее поехала крыша.

Джеральдин поморщилась:

– Давай не будем так говорить.

Рут наморщила лоб, но потом до нее дошло:

– Не будем, конечно.

– Насколько я знаю, у нее все хорошо. Она вернулась на работу.

– Это надо же! – Голос Рут звучал с неподдельным изумлением. – Молодчина. Мне нравится ее психотерапевт. Такого я порекомендовала бы любому. Вы помните, когда Эмили почти поселилась у нас в участке? Он приходил и говорил с ней, потому что мы не могли сообщить ей ничего нового. Сразу видно, что и человек хороший, и специалист превосходный…

Выходя из ратуши, Джеральдин увидела на ступеньках целующуюся парочку. Великолепное здание, в котором, помимо прочего, располагался круглосуточный диспетчерский пункт видеонаблюдения, вмещало в себя приемную мэра, городской архив и ЗАГС. Похоже, именно это и было причиной их страстных объятий на ступеньках, решила Джеральдин, увидев в руке у женщины букетик белых роз. Отведя взгляд, она прокрутила на экране телефона список контактов и набрала номер Эрика Хадсона.

– Добрый день, инспектор Саттон, – ответил ей голос в трубке.

Джеральдин улыбнулась. Ей нравился звук его голоса – размеренный, теплый и с легкими нотками юмора. Если б она была способна влюбиться в мужчину только по его голосу, Эрик победил бы с большим отрывом от остальных. Говор ее мужа был чисто бристольским. Впрочем, она уже привыкла и к его акценту, и к словечкам. Главное, чтобы дети их не копировали.