Текст книги "Кто ты, Гертруда?"

В этот момент на крыльцо дома вышли Гертруда и Эл, за ними лениво плелся Ганс.

– Как-то не очень получилось, они все слышали, кажется, – шепнул на ухо жене Пит.

– Мне все равно, – нарочито громко, ответила ему Жанна.

Эл и гадалка подошли к столику. Баба Гертруда держала в руках банку меда и какой-то флакон.

– Вот, это тебе Лев, обещанный мед, – сказала гадалка, ставя на стол банку.

Лев открыл глаза и приосанился.

– Спасибо, сколько я Вам должен?

– Ты мне ничего не должен, это подарок, но для меня важно, чтобы до побережья Гертруда доехала с вами, – сказала гадалка и неожиданно строго посмотрела на Жанну. Та сделала вид, что не поняла намека, и театрально-громко вздохнув, отвернулась от женщин.

– Конечно-конечно, не беспокойтесь, мы уже наметили маршрут, нам по пути, – влился в разговор Пит, желая скрасить очередную неловкость момента за Жанну. Она вопросительно посмотрела на мужа.

– Я тебе потом все объясню, – негромко ответил ей Пит.

– Прекрасно, тебя на сеанс не зову, все равно не пойдешь, – сказала гадалка, обращаясь ко Льву.

– Вы проницательны, – учтиво ответил ей Лев, – ну что? За мед и гостеприимство, Вам от всех нас «спасибо», за Гертруду не волнуйтесь, счастливо оставаться!

Лев поднялся со своего места, пожал руку гадалке, потрепал за ухом Ганса и взяв со стола банку с медом, пошел к калитке. За ним, дежурно поблагодарив бабу Гертруду, направились молодожены.

– Возьми эту мазь, сама делала, синяк через три дня исчезнет, – сказала гадалка Эл, протягивая флакон.

– Спасибо, Вам, за все, – ответила Эл, – не знаю, свидимся ли еще с Вами, но нашу встречу я не забуду никогда.

– Как Бог даст! Ступай и ничего не бойся.

И женщины пошли за остальными.

Баба Гертруда еще долго стояла у калитки, глядя вслед уходящим гостям.

– Иди с Богом, девочка, – негромко произнесла она вслух, перекрестив в воздухе силуэт, удаляющейся Эл.

Казбек колдовал у мангала. За длинным столом сидела пестрая компания из шести человек, о чем-то громко разговаривая, смеясь, и постоянно перебивая друг друга. Зарина, со свойственной ей легкостью, сервировала стол.

– А! Вот и вы, загостились на пасеке! – приветствовал Казбек Эл «со товарищи».

– Мы! – ответила Жанна, не глядя на дядю Казбека, а изучая новую компанию.

– Присоединяйтесь! – предложил шашлычник, указывая в сторону стола.

– Спасибо, мы поедем, и так много времени потратили, – ответил за всех Пит.

– Напрасно потратили, – весла свою лепту Жанна.

– Да, что-то меда немного взяли, – подмигнув, ответил Казбек.

Шашлычник вытер руки о фартук, и поочередно, пожал руки всей компании.

– Вон ваша машина, в целости и сохранности. Счастливого пути, гости дорогие, приезжайте еще!

– Спасибо! Как-нибудь, – ответил за всех Пит.

– Поедем уже, – слегка дернув, мужа за руку, сказала Жанна, и капризно пропищала – Хочу на море!

«А я как хочу!», – подумала про себя Эл, но тут же вспомнила, что ее купальник остался в чемодане. «Не страшно, деньги пока есть, будет и купальник, теперь главное доехать до моря». На какое-то мгновение ей стало тепло и приятно на душе, но на смену этим чувствам, пришло такое знакомое чувство вины. «Какая же я жена и мать, если сейчас не с семьей, а с совершенно посторонними людьми еду неизвестно куда? Господи! Помоги мне! Эл вспомнила слова “Темнее всего перед рассветом”, надеюсь это ответ», подумала она.

Тем временем, все четверо сидели уже в машине, раскаленной за это время на солнце, как сковорода. Кипарис не оправдал ожиданий Льва. Оставалась надежда на кондиционер. Внедорожник снова мчался к Черному морю по Федеральной трассе М4.

14 Глава

Гравий шуршал под колесами, периодически выстреливая об днище машины. По обочинам дороги проносились яркие развалы, с пляжными принадлежностями. Надувные игрушки, оляпистые полотенца с фото Дикаприо и Уинслет из «Титаника», что вызывало удивление у Эл, насколько это уместно, в тематике «морского отдыха». Самодельные, деревянные прилавки, с сушеной, вяленной, копченной и еще неизвестно какой рыбой, переливающейся на солнце, рыбьим жиром, обильно выделяющимся, под палящими лучами. Эл вспомнилась ее первая поездка с папой и его друзьями на рыбалку. Ей было лет десять. Главный организатор и заядлый рыболов дядя Слава, был категорически против брать с ними Эл, но разве мог отец отказать своей любимой дочурке?

Встали рано утром, когда еще было темно, но по-летнему хорошо, остатки ночной прохлады, перед наступлением знойного дня. Долго ехали на электричке до реки Сырдарья. Разбили лагерь. Эл не досталось настоящей удочки, а она была настроена рыбачить наравне со всеми. Отец соорудил ей удочку из длинной палки, найденной здесь же, на берегу, лески, крючка, и даже нашелся запасной поплавок. Удочка была не казиста, но Эл это не смущало. Отец объяснил азы рыбацкой науки и, пожелав, друг другу хорошего улова, мужчины разошлись вдоль берега, на почтительное расстояние, чтобы не нарушать личное пространство друг друга. Солнце к тому времени взошло, и его блики на воде слепили Эл, отвлекая ее от маленького, красного поплавка. Дядя Слава попросил ее не брать червей, а ловить на хлеб. Да Эл и самой не хотелось прокалывать несчастных, извивающихся, розовато-красных червяков, которых они накануне накопали с отцом. Эл не была рафинированной девочкой, она росла во дворе, где основной костяк составляли мальчишки. Она рано научилась свистеть, лазать по деревьям, играть в лянгу. Не боялась она и живность никакую, кроме пауков. Кстати, орахнофобия осталась с ней и во взрослой жизни, с чем это было связано, Эл не знала, но факт оставался фактом, у нее была паническая боязнь пауков. И когда Эл стала интересоваться астрологией, удивилась еще больше, выяснив, что она по гороскопу скорпион. Нельзя сказать, что она любила всяких гадов, но спокойно относилась к червякам, тараканам, жукам, мышам и иже с ними. Вот кстати, ужас многих женщин перед мышами, Эл не понимала совсем, ведь они такие милые, маленькие пушистики, с блестящими черными глазками. Вдобавок к недоумению по поводу мышей, уже в юности Эл отказывалась верить в искренность страха некоторых женщин перед видом крови. Как? Неужели несколько дней, каждый месяц, эти женщины прибывали в глубоком обмороке?

Эл скатала хлебный шарик, чуть больше горошины, и ловко закинула крючок с наживкой в воду. Течение все время относило поплавок в сторону, и Эл переживала, что пропустит ту секунду, когда «начнет клевать». В какой-то момент, она готова была уже сдаться, решив, что «удочка просто не та», как красная точка, которую было трудно держать все время в поле зрения, резким рывком ушла под воду. Нарушая все правила настоящих рыболовов, Эл закричала: «Папа! У меня клюет!» Отец, который, естественно рыбачил неподалеку, тут же подбежал к ней, со словами «Подсекай, подсекай!» Слово «подсекай» было новым для Эл, и она растерялась. Какая-то сила тянула удочку в воду, сработал дух соперничества, и Эл изо всех сил рванула леску из воды. Пролетев над их головами, маленькая, сверкающая рыбка, приземлилась на траву.

– Я поймала, поймала! – счастью Эл не было предела.

– Не кричи так, Лиса, всю рыбу распугаешь, – сказал отец, пытаясь изобразить строгость, через счастливую гордость, за нее.

На крики Эл прибежал дядя Слава.

– Да, это ж маринка, мелочь пузатая, я-то думал!

Рыбка трепыхалась на траве.

– Папочка, давай ее выпустим обратно, – Эл вдруг стало, безумно жаль свою добычу, и слезы уже наворачивались на глаза.

– А что, давай, ухи с нее не сваришь.

Отец аккуратно извлек крючок из оттопыренной рыбьей губы и передал рыбку Эл. Маринка была еще влажная и прохладная на ощупь. Эл поднесла ее к самым губам и тихо сказала: «У меня нет сейчас никаких желаний, но если в будущем мне что-то понадобится, ты мне поможешь?» Рыба продолжала из последних сил трепыхаться в ладонях Эл.

– Вижу, поможешь, а теперь плыви к своим деткам, – и Эл отпустила рыбу в воду, где она замерла на мгновение, как бы, не веря своему счастью, а потом стремглав ушла на глубину.

– Поздравляю! – сказал отец, и «официально» пожал руку Эл, – Слав, а у тебя как?

– Да, пока никак. Место не очень, хочу дальше по берегу пройти.

– Ну, давай, – сказал отец и похлопал друга по плечу.

Когда дядя Слава скрылся из вида, папа подмигнул Эл, со словами: «Переживает».

– Почему? – удивилась Эл, ей казалось, что всех должен был обрадовать ее первый рыболовный успех.

– Ну, как? Он же еще не поймал.

Эл сделала вид, что поняла.

Ближе к полудню дядя Слава реабилитировался, поймал огромного сома. Эл, конечно, предложила и «сомика» выпустить, но ее никто не поддержал. К слову, уха получилась отменная. Эл запомнила этот день навсегда, потом много купались, обгорели все на солнце, и вернулись домой красные, как раки, уставшие и счастливые. Эл с отцом остались без улова, чем обрадовали маму и огорчили их кота Зяму. Больше Эл не напрашивалась с отцом на рыбалку и не без гордости говорила «из гуманных соображений». В следующий раз она оказалась на рыбалке, уже в «другой жизни», когда ее сынок, так же как когда-то сама Эл, захотел «половить рыбу». Запомнился ли ему этот день, также как запомнилась Эл ее первая рыбалка, она не знала, но решила при случае спросить его об этом, так как считала себя «неидеальной матерью», все время, сравнивая свое детство и детство своего сына.

«За рыбкой осталось одно желание, – подумала Эл и улыбнулась, – может загадать? Или уже срок давности истек? Буду оптимисткой и загадаю все-таки – найти свой путь, и свернуть на этом перекрестке жизни, в правильном направлении. Рыбка, помоги!»

Тем временем проехали Горячий Ключ, только один раз остановились купить одноименную воду. Эл воспользовавшись моментом, позвонила сыну, и узнала, что Николай уже доехал. Никакой тревоги и настороженности, в голосе сына Эл не услышала. «Значит в их с мужем вранье поверили», подумала Эл. У сына все было хорошо, а это единственное, что по-настоящему, сейчас беспокоило Эл. Звонить Николаю она не стала.

День шел на убыль. Солнце начало садиться, а серебристый внедорожник, все ехал и ехал.

– Лёвушка, ты не устал? – на редкость искренне спросила Жанна, нарушив молчание.

– Все нормально, а вы как там, пассажиры?

– У нас все превосходно, – ответил Пит, приоткрыв один глаз.

– Ты как? – спросил Лев Эл.

– Хорошо, жду, когда станет видно море.

– Думаю, скоро, – вмешался Пит, глядевший уже в планшет жены, потом посмотрел в окно, и спросил – где мы?

– Какой-то населенный пункт, – Эл тоже смотрела в окно.

– Дефановка, – ответила Жанна, успев первой прочесть указатель.

– Превосходно, – Пит продолжал изучение карты, – из более-менее крупных городов, осталось проехать Горское и Джубгу, и мы на побережье.

– Скорее бы, – вслух сказала Эл.

– Ты торопишься? – повернувшись, спросил Лев.

– Гертруда хочет от нас поскорее избавиться, – съехидничала Жанна.

– Был очень долгий день, хочется приехать уже, вот и все, – сказала Эл, а про себя подумала, – вот от тебя, я бы точно хотела поскорее избавиться.

– Все хотят поскорее приехать. Мы в двух шагах от цели, посмотрите, как изменился ландшафт, никаких тебе полей, подсолнухов. Предгорья, горы, – резюмировал Пит, – жаль, что точного места пребывания у нас нет.

– Почему же нет? – Лев посмотрел на Эл, – у Гертруды есть адрес.

«Только не это!», напряглась Эл, которой совсем не хотелось тащить всю компанию к какой-то тете Зое. Настасья Филипповна дала ей этот адрес, стало быть, рассчитывала, что там поселится одна Эл.

«Только не это!», – вертелось в голове у Эл, – она молчала.

– Гертруда, как ты говорила, называется место, Лермонтово? – продолжая изучать карту, спросил Пит, не уловивший возникшей неловкости момента.

– Лермонтово, – ответила Эл, – только меня необязательно туда везти, я могу в Джубге, пересесть на другую машину.

– Конечно, тебе не привыкать, – подколола Жанна.

Эл решила проигнорировать эту реплику.

– Нет-нет, Гертруда, – настаивал Лев, – я обещал и, Настасье Филипповне, и гадалке, что довезу тебя до места, в целости и сохранности! Мне мед, за это дали, – сказал он, и с улыбкой подмигнул Эл.

– Ну, хорошо, Лев, мед меня убедил, но, если у знакомой Настасьи Филипповны не будет места, она может подсказать, кто еще в Лермонтово сдает комнаты.

– Комнаты?! – Жанна вернулась в свое, обычное состояние, – а что гостиниц в этом Лермонтово нет?

– Сейчас посмотрим, – Пит открыл карту поселка, – ты, можешь быть совершенно спокойна, здесь полно гостиниц.

– А пять звезд есть? – изображая гламурность, не унималась Жанна.

– Ну, зачем обязательно пять звезд, дорогая?

– У меня медовый месяц!

– Давай на месте сориентируемся, хорошо?

– А у меня есть выбор?

Жанна была, как всегда неотразима, в своих притязаниях на Дольче вита.

«Почему она такая противная?», думала Эл снова и снова, сравнивая Льва и Жанну. «Откуда столько понтов? Если, такая понтовая, почему едешь сейчас в Лермонтово, а не на Бали? Хотя, в сущности, что я о них знаю? Я не знаю, ни из какой они семьи, ни где работают, ничем зарабатывают на жизнь? Ладно, не суди, да не судим, будешь».

В молчании и под попсу, из радиоприемника, прошло еще часа два. И вот, наконец, за очередным поворотом, на горизонте показалось море.

– Кто заказывал море? – весело спросил Лев.

«Господи, наконец-то», подумала Эл. Она очень устала. Ей хотелось принять горизонтальное положение и отключиться. Пожалуй, только открывшийся вид Черного моря давал теперь силы, чтобы завершить это нежданное, нелогичное, безумное путешествие, в которое она попала, так внезапно.

– Мы заказывали! – молодожены оживились.

– Вы хотели море, море есть у меня, – Лев с улыбкой смотрел через зеркало заднего вида на сестру и зятя.

– Лёвушка, смотри на дорогу!

– Не переживай, сестренка, и не называй меня «Лёвушка», я же тебя просил.

– Буду называть, Лев – слишком официально. Лев ты для чужих, а для меня, Лёвушка.

– С тобой бесполезно бороться, упертая, как барашек.

– Но, но! Полегче!

– Слушаюсь и повинуюсь! – сказал Лев и демонстративно обеими руками крепко сжал руль.

«Почему они оба ей во всем потакают? За какие, такие заслуги? – думала Эл, – мне никогда, так скажем, “после детства”, никто так не потакал. Почему они с любовью и снисхождением, воспринимают все ее выходки? Не понимаю!».

– Все внимательно читаем указатель, – скомандовал Лев.

– Джубга! – хором прочли молодожены.

– Молодцы!

– А ты довольна, Гертруда? – спросил Лев.

– Я буду довольна в Лермонтово, – устало ответила она, общаться сейчас не хотелось совсем.

Эл смотрела в окно, а море с ней играло «в прятки», то появляясь, то исчезая за поворотом. Это умиротворяло Эл, мысли путались в голове, но ни одна, не приобретала четкого очертания. Прошло еще, примерно полчаса, когда машина выехала на побережье, и море теперь неотступно сопровождало их с правой стороны. Серебристый внедорожник ехал теперь по трассе А147. Наконец, указатель с названием «с. Лермонтово».

– Штурман, говорите адрес, – сказал Лев, обращаясь к Эл.

Эл заметила, что теперь, не смотря на улыбку, Лев выглядел усталым. Она достала из сумки тетрадный листок.

– А где мы? – в ответ спросила Эл.

– Прямо сейчас мы проезжаем мост через реку Шапсухо.

– А нам нужна улица Морская дом 11.

– Не нам, а тебе.

– Конечно, Жанна, ты как всегда права, – у Эл уже не было сил на перепалку с Жанной. «Или я тоже начинаю ей потакать?», мысленно ужаснулась Эл.

– Едем все время прямо, до автобусной остановки «Лермонтово», – Пит был погружен в изучение карты, – потом поворачиваем налево на улицу Морская, и считай, Гертруда, ты на месте.

– Спасибо, Пит, – Эл не отводила взгляда от моря.

– Так, автобусная остановка, а вот и поворот, – Лев свернул налево.

Они проехали еще немного, когда увидели дом номер 11.

– Что за курятник? – Жанна не скрывала злорадства.

«То, что нужно», – не без удовольствия, отметила Эл, глядя, на неказистый одноэтажный домик, с кирпичной трубой и серой, черепичной крышей, так отличающийся от «царства сайдинга, металлочерепицы и профнастила», заполонившего все вокруг.

Внедорожник остановился перед невысоким, металлическим забором, с калиткой, на которой висел проржавевший почтовый ящик, с нарисованной «от руки» цифрой «11».

– Приехали! – сказал Лев и заглушил мотор.

Эл открыла дверцу машины и опьянела от запахов и звуков. Морской, соленый воздух наполнял все вокруг. С побережья доносилась какофония из ресторанной музыки и голосов отдыхающих, время от времени, перебиваемая сигналами машин, и ревом проносящихся по трассе большегрузов. Где-то поодаль, устроили перекличку собаки, а в соседнем дворе, какая-то женщина громко выясняла отношения с каким-то мужчиной.

Эл забрала из машины свою сумку. Лев тоже вышел.

– Лёвушка, мы тебя в машине подождем.

– Давай выйдем, ноги разомнем, – сказал Пит жене.

– Ну, давай, старичок, выйдем, разомнем старческие ножки, – подшутила в ответ над мужем Жанна и вышла из машины.

В окнах дома горел свет.

– Что-то я не вижу звонка, – сказала Эл и сильно постучала в калитку.

Почти сразу послышался женский голос в ответ.

– Иду, иду!

Из дома вышла женщина средних лет, скорее всего ровесница Настасьи Филипповны, но более моложавая и стройная, с копной рыжих волос на голове. Она была в розовом спортивном костюме, выйдя на крыльцо, обулась в розовые же кроссовки и пошла навстречу непрошенным гостям.

– Иду, – повторила она, открывая калитку, – Ну, здравствуйте, гости!

– Здравствуйте, Вы Зоя? – спросила женщину Эл.

– Зоя, Зоя.

Она как-то странно повторяла все слова по два раза, отметила про себя Эл.

– А я, – Эл замялась, она поняла, что еще немного и назвала бы свое настоящее имя, – Гертруда.

– Знаю, знаю, кто ты. Настена еще в обед позвонила, про тебя сказала.

– Настена? – Эл не сразу поняла, что Зоя так называет Настасью Филипповну.

– Ну да, ты же подруга ее Натальи, так? Тоже в Италии работаешь?

– А, ну да, – Эл поняла, что погрязает во лжи окончательно.

«Знать бы еще, кем мы с Натальей там работаем», подумала озадаченная таким поворотом Эл. Она взглянула на стоящего рядом Льва, но он как, истинный джентльмен, поздоровавшись с Зоей, хранил молчание.

– Ну, проходите в дом, проходите! – сказала Зоя и широко распахнула калитку.

– Спасибо, Зоя, – ответил Лев, – но мы поедем, нам еще гостиницу до ночи найти надо, а вот Гертруду оставляем в Ваших заботливых руках.

– Ну, как хотите, – Зоя была немного удивлена, – тогда всего вам хорошего, а мы с Гертрудой пойдем устраиваться, а гостиницу у нас не проблема найти, возвращайтесь на трассу, и вдоль побережья в любую сторону, на любой вкус и цвет отели и гостевые дома.

Лев поблагодарил Зою, пожав ей руку.

– Спасибо, тебе Лев, за все! – сказала Эл.

– Пустяки, не за что, – ответил он, – ну что, увидимся еще.

– То есть? – не поняла его слова Эл.

– Не прощаюсь, говорю, увидимся на пляже.

– Когда?

– Не знаю, как-нибудь. Думаю, в Лермонтово мы точно не потеряемся, – ответил Лев, – и подмигнул Эл.

– Пока, – сказала она в ответ, не вполне понимая это «увидимся», из последних сил, пытаясь быть любезной.

Зоя закрыла калитку, и приобняв Эл, пошла с ней к дому.

Лев вернулся к машине.

– Ну, что? Едем дальше? – спросил он ворковавшую парочку.

– Поехали уже, Лёвушка, – ответила Жанна, и села в машину.

– Выбирайте, налево, направо, – сказал Лев, – Зоя говорит, что все едино, отелей полно здесь.

– Наше дело правое, – процитировал Пит известное выражение, – едем направо.

– Давайте, – ответил Лев, – и на разворот ехать не придется.

Внедорожник вернулся на трассу.

Зоя провела Эл, в дальнюю комнату, включила свет, зашторила окно, которое выходило в сад.

– Ну вот, – сказала она, – Нравится? Подойдет?

– Очень нравится, спасибо, – ответила Эл, поймавшая себя на том, что не может отвести взгляд от кровати, – Спасибо, еще раз, Вам Зоя!

– Но-но-но! Никаких «Вы», я для всех просто «Зоя», договорились?

– Хорошо, договорились.

– Ну, давай, располагайся, а потом я покажу, где у меня душ, с дороги умыться.

«Ну, конечно! Вот то, чего хотелось сейчас Эл, сильнее, чем спать. Помыться!»

– Спасибо, я быстро, – сказала она гостеприимной Зое, которую знала всего несколько минут, но уже испытывала к ней симпатию.

Зоя вышла, закрыв за собой дверь. Эл огляделась вокруг. Убранство комнаты было очень скромным. Типичная комната для сдачи отдыхающим. Ничего лишнего. Торшер, журнальный столик, старое кресло, с протертой местами, гобеленовой обивкой, двухстворчатый шкаф, стул у кровати. Все дизайна годов семидесятых, двадцатого столетия. Кровать была железная, панцирная, с высокими, никелированными спинками и покрыта хлопчатобумажным покрывалом, сотню раз постиранным и от этого очень мягким. На покрывале возвышались две большие, квадратные подушки. Эл поняла, что отвыкла от квадратных подушек, давно заменив все свои на прямоугольные, «запоминающие анатомические особенности человека», как обещала реклама. Она повесила свою «почтальонскую» сумку на стул у кровати, и произнесла вслух:

«Расположилась».

Ей не во что было переодеться, не во что переобуться, все, что у нее было, с собой, было сейчас на ней. Эл открыла дверь своей комнаты и окликнула хозяйку:

– Зоя! Я расположилась, – попыталась улыбнуться Эл.

– Прекрасно, прекрасно. Иди сюда, я на кухне, – ответила Зоя, – пойдем, покажу, где можно помыться, пока я ужин грею.

– Спасибо, Зоя, я не голодна, мне бы лучше полотенце, а завтра я куплю свое.

– Сейчас дам, ты смотрю, налегке приехала, – ответила она, пройдя в комнату, рядом с кухней. Открылся и закрылся, какой-то шкаф, по скрипучему, протяжному звуку, напомнивший Эл, звук бабушкиного комода. Зоя вынесла два идеально отглаженных полотенца, для лица и банное, розового цвета, с красными цветами, – Держи и пойдем.

Эл прошла за Зоей, в небольшой коридор, и они оказались в чистой ванной комнате, очень маленькой, но уютной. С душевой современной кабиной и небольшим умывальником рядом. Были здесь и удобства. Все очень компактно и чисто. На противоположной стене от раковины висел шкаф, с прозрачными дверцами и массой всевозможных бутылочек и баночек.

– Ну, вот. Разберешься?

– Да, смогу.

– Мойся, а я пока на стол соберу, и не возражай, хотя бы чай с бутербродами, с дороги попьешь, – сказала гостеприимная Зоя.

– Чай попью, спасибо, а можно мне шампунь взять, а завтра я куплю себе?

– Бери, конечно, не переживай так, я все понимаю, – ответила Зоя и загадочно улыбнувшись, вышла из комнаты.

«Вот только я, по-прежнему, ничего не понимаю, зачем я здесь? Что дальше?» Чернота неопределенности и вопросов без ответов опять нависала над уставшей Эл, пока она раздевалась.

«Надо смыть с себя этот день, может, что и прояснится», думала она, войдя в душевую кабину. Эл включила воду, сверху полилась вода, а вместе с ней музыка из радио, вмонтированного в устройство кабины. Музыка звучала довольно громко и Эл убавила звук, но не стала выключать совсем, потому что поняла, что начинает рыдать, вслух, и сдержать свои рыданья, она уже была не в состоянии. Вода и какая-то песня о лете должны были заглушить ее плач. Эл стояла под теплыми струями и плакала. Она не пыталась успокоиться, потому что понимала, что пока она не выплачет сегодняшний день, слезы не закончатся. Капли воды падали на лицо, смывая слезы, и доставляя боль, попадая на синяк. Эл выпала из реальности. Сколько прошло минут, Эл не знала, прежде чем осознала, что уже намыливает волосы, привычными движениями рук. Рыдания прекратились, а Эл «про себя» подпевала словам, известной песни. «Хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю, знаю…»

«Как странно, второй раз за сегодня, я слышу эту песню. Мама, это ты говоришь со мной? Мамочка, как мне тебя не хватает! Мама!» Эл показалось, что она вслух позвала мать, но ответом ей было, все тоже «Хорошо, все будет хорошо…»

Намотав на голову одно розовое полотенце, и обернувшись в другое, Эл пришла на кухню. Зоя сидела за небольшим столом и смотрела телевизор.

– С легким паром! – сказала она, вошедшей Эл, – а, что это ты в полотенце, давай я тебе халат дам, а лучше ночную рубашку, пойдем, пойдем.

Они вошли в комнату, и Эл увидела комод, как две капли воды, похожий на комод ее бабушки, большой, темного дерева, с четырьмя массивными, выдвижными ящиками, с металлическими ручками по краям. Эл часто видела во сне этот комод, не зная почему. Она хотела бы забрать его себе, но после смерти бабушки, ее тетя, которая жила с бабушкой в одной квартире, уехала из Ташкента, продав квартиру, и мебель, должно быть, когда Эл с семьей была уже в Москве. Потерялся не только комод, но и тетя, родная младшая сестра ее мамы, с двумя своим сыновьями, двоюродными братьями Эл. То ли по стечению обстоятельств, то ли от нежелания продолжать общение с Эл, тетя не оставила нового адреса. Так в жизни Эл стало еще на трех родственников меньше.

– Вот, бери, бери, все чистое, стиранное, – сказала не без гордости Зоя, протянув Эл оляпистую, трикотажную ночную рубашку.

– Спасибо, я быстро.

Эл прошла в свою комнату. Надела ночную рубашку, длинную и просторную. Развесила на спинках кровати полотенца, расчесала волосы и вернулась на кухню.

– Ну, вот! Совсем другое дело! Присаживайся. Чай, булка, колбаса, сыр, все очень свежее и очень вкусное. Давай, давай, смелее!

Эл села напротив Зои. Сделала бутерброд и отпила чай, уже слегка остывший, как раз такой, какой любила Эл.

Зоя, подперев рукой голову, с копной медно-рыжих волос, смотрела на Эл.

– Кто же это так тебя разукрасил, деточка? Не тот, что привез? Синяк свежий, я смотрю.

– Нет, не он. Другой. – Эл не знала, что говорить, а сил на новые фантазии уже не было.

– Понятно. Этот что привез, и правда, не похож на «кухонного бойца».

Они обе молчали. Эл доедала бутерброд.

– Имя какое-то странное у тебя, и не выговоришь, – прервала тишину Зоя.

– Угу, – ответила Эл, так как ничего внятного сейчас сказать уже не могла.

– Ну что, зай, устала, иди, отдыхай тогда что ли, завтра обо всем договорим.

– Хорошо, спасибо, Зоя, я только выйду на воздух, подышу немного.

– Давай, давай, подыши. Воздух у нас прекрасный, – сказала Зоя и подмигнула Эл.

Эл вышла на крыльцо дома, и ее обдуло соленым, морским ветерком. Она присела на ступеньку.

«Как хорошо», пронеслось в голове у Эл. «Я на море! Фантастика, что-то нереальное. Еще вчера я была у себя дома, с мужем и друзьями. Мы собирались в дорогу, выпивали, и совсем не здесь, я должна была оказаться, в конце этого пути. Неужели все, что со мной произошло, произошло из-за спиртного и вчерашних обильных возлияний? Неужели все так просто и тупо, и никакой судьбоносности и мистификаций нет, в том, что я сейчас здесь? В голове зазвучала песня «Аквариума»:

 
Не пей вина, Гертруда –
Пьянство не красит дам
Нажрешься в хлам – и станет противно
Соратникам и друзьям
Держись сильней за якорь –
Якорь не подведет
А ежели поймешь, что сансара – нирвана,
То вся-ка печаль пройдет!
Пускай проходят века
По небу едет река
И всем, кто откроет глаза,
Из лодочки машет рука
Пускай на сердце разброд,
Но всем, кто хочет и ждет,
Достаточно бросить играть
– И сердце с улыбкой споет…
 

«Да уж, Б. Г. знает, о чем поет…», вслух сказала Эл. Еще раз, глубоко вдохнув, она вернулась в дом.

– Зай, ты рано встаешь?

– Нет, – ответила Эл.

– Это, хорошо, я тоже, ну давай, давай, отдыхай. Спи на новом месте, приснись, жених, невесте, – сказала Зоя, и опять подмигнула Эл, – Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Зоя, и спасибо, за приют.

Эл вошла в свою новую комнату. Достала из сумки баночку с мазью, которую ей дала баба Гертруда и помазала синяк.

«Говорите, через три дня синяк исчезнет», вспомнила Эл слова бабы Гертруды. Оставив банку на журнальном столике, она погасила торшер, и легла на кровать. Эл залезла под одеяло, даже не сняв покрывала. Последние силы оставляли ее. Эл потянулась, закрыла глаза и провалилась в глубокий сон.