Текст книги "Ближний круг госпожи Тань"

По окончании наших тайных уроков мы выходим на улицу к нашему любимому месту – мостику над ручьем в четвертом дворе.

– Там были акробаты и лучники, а еще фокусники и кукловоды, – рассказывает Мэйлин, распахнув глаза от восторга, о празднике в честь сезона цветения вишни в горах над озером Тай, куда они ездили с мамой.

Я задаю свой любимый вопрос:

– Что вы ели?

– Блины с гребешком и мясо на огне. Такая вкуснотища!

– А что еще вы делали?

– Ходили к пагоде.

Я беру подругу за руку и прижимаю к своему сердцу. Мы тихонько переговаривались, слушая журчание воды и ветерок, шелестящий в кронах деревьев.

– Прошло много времени с нашего последнего визита, – наконец говорит она. – Ты готова к порции ужасов?

– Мне никогда не снятся кошмары! – протестую я, хотя ее рассказы распаляют мое воображение.

Она смеется.

– Я просто дразню тебя. – Потом она заводит свою «страшную историю»: – В здании за пределами особняка недалеко отсюда нашли повешенной служанку.

– Слугам живется нелегко, – говорю я. – Наверняка многие стремятся сбежать.

– Так сказал ее хозяин, но слова и поступки могут разниться. Мы с мамой помогли дознавателю провести вскрытие, но перед тем он показал нам свою находку. Если бы служанка покончила с собой, веревка осталась бы на месте, когда тело упало. Но пыль на балке по обе стороны от веревки оказалась стерта.

Я обдумываю эту деталь.

– То есть после смерти ее передвинули, поэтому и пыли нет.

– Правильно! Оказалось, что семья хозяина повесила девушку, чтобы отвлечь внимание от того, что произошло в их доме.

Мэйлин с матерью изучили, были ли глаза жертвы открыты или закрыты, руки сжаты в кулак или разжаты, язык прижат к зубам или высунут изо рта.

– Все это помогло нам определить, действительно ли девушка умерла от самоубийства, задушил ли ее кто‑то или же причина смерти была совершенно иной. Как думаешь, что произошло?

Я снова задумалась…

Я отчетливо помню тот день.

Всякий раз, когда Мэйлин рассказывала мне подобную историю, это делало нас ближе. Наши умы были связаны, хотя мы вели совершенно разный образ жизни. Возможно, бабушка всегда хотела именно этого. Чтобы мой разум раскрылся, покинул пределы Особняка и я научилась использовать Четыре проверки не только для определения медицинских симптомов, но и в прочих сферах жизни – будь то расследование убийства или самоубийства или умение справиться с жизненными сложностями в доме мужа. Я вздыхаю, всем сердцем скучая по подруге. Попробую написать ей еще раз… Я сажусь за стол, обмакиваю кончик кисти в тушь и подношу к бумаге.

Дорогая Мэйлин!

Ты обещала навестить меня, но до сих пор не удостоила своим присутствием. Возможно, в твоем детском дворце поселился малыш и ты остаешься дома в безопасности. Если это так, я надеюсь, что ты себя чувствуешь хорошо. Если же нет и тебе что‑то нужно, пожалуйста, сообщи бабушке Жу или мне.

За последние месяцы я неоднократно писала тебе, но ты ни разу не ответила. Твое молчание, словно дождь, подпитывает и взращивает мою тревогу. Я не могу понять, что произошло. Неужели я чем‑то обидела или разозлила тебя? Неужели те переживания, о которых ты говорила в день моей свадьбы, все еще беспокоят тебя? Если бы ты только знала, как я одинока, ты бы сразу примчалась ко мне. Я уверена в этом. Я запуталась. Такое чувство, будто я качусь по наклонной. Я навсегда останусь твоей подругой.

Юньсянь

Я перечитываю письмо, проверяя, не написала ли незнакомый Мэйлин иероглиф. Далее я пишу бабушке: сообщаю, что здорова – не хочу, чтобы старушка беспокоилась о моем благополучии, и описываю, как я хотела бы лечить Инин, прилагая список ингредиентов, которые прошу прислать мне для отвара, если я права, и несколько трав лично для меня. Травы для меня – это уловка, призванная сбить с толку госпожу Ко, если меня поймают с поличным.

– Маковка, – зову я, – отнеси это бабушке. Она передаст Мэйлин.

Я рассчитываю, что Маковка вернется с запиской от бабушки, в которой та, как обычно, напишет, что все в порядке: госпожа Чжао помогает ей в аптеке, Ифэн усердно учится. А заодно пришлет мне травы, которые я просила. Но принесет ли она письмо от Мэйлин? С тех пор как я переехала в дом мужа, от подруги нет никаких вестей, и вот уже семь месяцев меня это гнетет. Даже если Мэйлин больна или беременна, она все равно нашла бы в себе силы взять в руки кисть!..

Муж – это Небеса [39]39
  Небеса – это высшая сила в китайской традиции, подобную характеристику можно истолковать, как «царь и Бог».


[Закрыть] для жены. Я хочу угодить Маожэню. Я хочу сделать его счастливым. Я хочу, чтобы наша жизнь была похожа на те сцены супружеского блаженства, которые изображены на шелковых картинах и крошечных резных панелях, окружающих мою кровать, но мы с Маожэнем не часто остаемся наедине. Днем он занят с учителями. Вечерами продолжает заниматься в библиотеке и приходит очень поздно. А вскорости и вовсе мой муж покинет Благоуханную усладу, чтобы сделать последний рывок перед сдачей муниципального экзамена на звание цзюйжэня. Хотя мы проводим вместе совсем немного времени, я верю, что нравлюсь мужу. Он мне тоже нравится. Надеюсь, со временем наша привязанность перерастет в глубокое чувство любви, о котором постоянно говорят наложницы.

Маковка еще не вернулась от бабушки, а потому я подаю Маожэню простой суп, утку, глазированную соком кумквата, шпинат, обжаренный в имбире и чесноке, и тофу с черными грибами и маринованной репой. Когда я наливаю ему вино, он касается моей руки.

– Посиди со мной сегодня вечером, – просит он. – Позволь мне угостить тебя.

Это не совсем прилично. Жены не едят вместе с мужьями, но никто не видит, чем мы занимаемся. Палочками он подцепляет кусочек утки и подносит кусочек к моему рту. Маожэнь наблюдает, как я жую, и я краснею от смущения, что, похоже, радует его еще больше. Я не менее очарована им: точностью, с которой он подцепляет гриб, нежностью, с которой аккуратно засовывает его между моими губами, тем, как он смотрит на меня. Он первый мужчина, не считая моих отца и деда, с которым я провожу время. Подозреваю, хотя и не могу быть уверена, что я первая женщина, с которой Маожэнь наслаждается роскошью впитывать каждую прелестную черту и каждый изъян. В такие моменты я чувствую себя более обнаженной, чем когда мы на самом деле обнажены.

Маковка возвращается как раз вовремя, чтобы убрать посуду. Когда Маожэнь удаляется в спальню, она отдает мне письмо и пакет от бабушки, которые я прячу в ящик. Затем Маковка помогает мне снять многослойное дневное платье, протягивает мой любимый шелковый спальный халат, чтобы я просунула в рукава руки, а затем свободно завязывает поясок на моем бедре. Напоследок служанка помогает мне переобуться в пару тапочек, на которых я вышила цветущие лилии. Маковка ведет меня к кровати, поддерживая, пока я ступаю в переднюю. Когда я пересекаю гардеробную, Маковка заходит внутрь и ставит фонарь на скамью.

– Я буду здесь, маленькая госпожа, – говорит она с поклоном.

Пока мы с мужем забираемся под одеяла, Маковка расстилает матрас в прихожей и укладывается. Я не знаю – да и не хочу знать, – что она думает о звуках, которые мы с Маожэнем издаем, когда предаемся постельным утехам.

Муж берет в ладонь одну из моих ступней и ласкает сквозь шелк. Он восхищается вышивкой и говорит:

– Когда я вижу прекрасные лепестки, которые ты вышила, я вспоминаю, что при каждом шаге под тобой распускаются золотые лотосы.

Он подносит мою ногу к носу и вдыхает ее аромат. Все происходит так, как мне всегда говорили. Мои ноги – вещественное доказательство того, как я страдала, чтобы подарить мужу это сокровище. Он никогда не увидит мои ступни босыми, но из книг, обучавших его постельным делам, он знает, что внутри, под слоем ткани скрывается глубокая расщелина, образовавшаяся там, где пальцы ног встречаются с пяткой. Я не могла этого знать, когда в детстве Досточтимая госпожа рассказывала мне о важности бинтования ног, но теперь понимаю, что форма и глубина этой расщелины возбуждают мужа.

Мне пока не приходилось изгибаться в странных позах, которые я видела в книгах, показанных мне госпожой Чжао до замужества, но Маожэнь, должно быть, читал некоторые из них, потому что он внимателен к моим желаниям и заботится о том, чтобы я получала удовольствие.

После этого, когда мы лежим, повернувшись друг к другу, и наши Кровь и Эссенция смешиваются, я набираюсь смелости и спрашиваю:

– Можно мне пригласить в гости мою подругу Мэйлин?

Он отвечает теми же словами, как обычно:

– Это должна решить моя мать.

Сегодня я не отстаю так просто:

– Мне не хватает доверительных бесед с Мэйлин. Долгие годы наши сердца бились как единое целое.

– Моя мама сказала бы, что теперь твое сердце должно биться в унисон только с моим, – сочувственно говорит он, но почти сразу же добавляет: – Но я поговорю с ней.

На следующее утро я выполняю все обычные ритуалы для свекрови, а затем возвращаюсь в свою комнату, где достаю из ящика пакет, принесенный Маковкой. Бабушка вложила короткую записку: «Ты правильно поставила диагноз и наметила план лечения. Приступай». Я смешиваю ингредиенты и ставлю кастрюльку на огонь.

Запах лекарств, наполняющий комнату, мгновенно переносит меня в аптеку бабушки и дедушки. Аромат одновременно облегчает и усиливает тоску по дому. К тому времени, когда приходит Инин, у меня уже все готово.

– Открою тебе секрет. Я учусь на врача.

Она хихикает.

– Это не секрет. Все знают.

Это значит, что госпожа Ко запретила другим обитательницам женской половины обсуждать это со мной или просить моей помощи. Ну, хотя бы Инин получит пользу от лекарства.

– Я планирую атаковать твою болезнь с разных сторон, – сообщаю я. – Сначала сделаем прижигание. Ты знаешь, что это? – Когда девочка качает головой, я беру в руки небольшой конус, сделанный из толченой полыни. – Я приложу это к твоему телу и сожгу.

Ее глаза расширяются.

– Обещаю, это не больно, – говорю я, но Инин по-прежнему боится. Чтобы успокоить ее, я добавляю: – Я желаю тебе добра.

Я отвожу ее на кан, который использую днем для отдыха и чтения. Она сбрасывает халат и ложится на живот. Я кладу пять конусов на те точки на ее спине, стимуляция которых, как известно, помогает при расстройствах пищеварения, и зажигаю их, подобно благовониям. Уже знакомый мне чудесный аромат смешивается с ароматом отвара, который томится на огне.

– Как ты, Инин?

– Чувствую тепло…

– Это тепло открывает меридианы, которые простимулируют твою ци.

Она спокойно отдыхает, пока конусы догорают. Прежде чем угольки коснутся ее кожи, я срываю их и кладу остатки на блюдце. Девочка садится и одевается. Я даю ей пилюли для поддержания гармонии, которые состоят из семи ингредиентов. Три из них наиболее полезны в ее ситуации. Пория, трава, которая, как считается, очень «дружит» с сосной, успокоит сердце Инин и умиротворит ее беспокойный дух. Плоды форзиции развеют Жар, выведут токсины и рассеют все лишнее. Эссенция семян редьки будет способствовать пищеварению Инин и укрепит желудок.

– Скоро тебе станет лучше, – уверяю я ее, – и ты перестанешь постоянно ходить к врачу.

Как раз в тот момент, когда девочка глотает таблетки, дверь распахивается. Входит госпожа Ко. Ее руки сложены перед грудью, а кисти спрятаны в рукава – образец спокойствия и благопристойности, вот только выражение лица такое же лукавое, как у лисы, загнавшей зайца в угол.

Маковка входит следом и опускается на пол в позе абсолютного и полного повиновения.

– Что это за вонь? – морщится госпожа Ко.

– Я готовила отвар для себя, – отвечаю я, поднимаясь с кана и склоняя голову в знак уважения.

– В нашем доме о женщинах заботится доктор Ван. Он первый в своей семье, кто стал врачом. Даже если бы он не был семейным врачом рода Ян, я бы никогда не позволила невестке, особенно такой молодой и неопытной, как ты, самой готовить себе лекарства.

– Но моя бабушка учила…

– Помолчи! В этом доме ты невестка, а не врач. Ясно тебе?

Я не понимаю, почему она против, ведь эти навыки делают меня хорошей парой для ее сына, но все равно киваю.

В наступившей тишине госпожа Ко обращает внимание на Инин.

– Я слышала, что ты здесь, и пришла проверить.

Скорее всего, госпожа Ко вообще никогда не обращалась к девочке напрямую, поскольку та не важна. Но, будучи дочерью наложницы, Инин осознает свое низкое положение и то, как важно хранить секреты.

– Я люблю навещать тетушку. Она помогает мне с уроками.

Она говорит это без запинки, почти можно поверить. Почти… Увидев остатки конуса из полыни на блюдце, госпожа Ко темнеет на десять тонов. Она рявкает Инин:

– Убирайся!

Как только девочка уходит, свекровь обрушивается на меня:

– Ты посмела лечить ребенка?

Когда я ничего не отвечаю, ее глаза сужаются, и она продолжает пристально меня разглядывать.

– Даже не спросив ее мать?

– Я не спрашивала наложницу напрямую. Нет.

Госпожа Ко шумно дышит сквозь сжатые зубы. Она может побить меня и запереть в комнате без права выходить наружу.

– Тебе стоит знать, – говорит она, как будто вновь обретая контроль над собой, – что я пришла не только чтобы проверить, правда ли то, о чем судачат сплетники.

Она медленно вынимает правую руку из левого рукава. В ней пачка писем. Это письма, которые я писала Мэйлин все те месяцы, что провела здесь. При виде их у меня темнеет в глазах, а ноги дрожат.

– Твоя служанка приносила их мне, – говорит госпожа Ко, давая единственное возможное объяснение.

Маковка, сидя на полу, рыдает.

– Я думала, что мне не придется показывать их и в конце концов ты просто перестанешь их писать, – цедит госпожа Ко. – Но сегодня ты не оставила мне выбора. Ты должна усвоить правила поведения в этом доме. Ты больше никогда не будешь передавать свои просьбы через моего сына. И жена моего сына не будет дружить с повитухой. Это еще хуже, чем что‑то выпрашивать через мужа или тайком заниматься медициной. Ты больше не будешь писать этой девице. Понятно?

Она – моя свекровь, и другой ответ невозможен.

– Да, госпожа Ко.

После этих слов свекровь поворачивается и уходит. Я смотрю на Маковку, распростершуюся на полу. Ужасно осознавать, что она предала меня. Я вцепляюсь в спинку стула. Мне хочется кричать. Хочется плакать.

– Маковка… – удается мне выдавить. – Вставай. Мне нужно, чтобы ты принесла… – Мой разум настолько затуманен эмоциями, что я не могу придумать ничего, что могло бы мне помочь, разве что прогнать ее с глаз долой. – Нет. Просто уходи.

Как только она выходит из комнаты, черное оцепенение окутывает меня. Я сажусь. Опираюсь локтями на стол и упираюсь лбом в ладони. Я потеряла Мэйлин и не могу заниматься тем, что у меня хорошо получается… Как жить?

Шатаясь, я подхожу к полке, где хранятся мои книги и другие бумаги. Нахожу пустой блокнот и возвращаюсь к письменному столу. Я смотрю на первую чистую страницу, колеблясь. Я думаю о бабушке и о том, какую форму она использует при записи историй болезни. Затем я начинаю писать: «Девочка восьми лет из богатой семьи страдала от…»

Закончив, я забираюсь на кровать, откатываюсь к стенке, вытаскиваю резную панель, сую блокнот в мамины туфли и возвращаю панель на место. Между мной и мужем вбит клин. Меня предала Маковка. У меня нет подруг, и я больна. Свекровь запретила мне писать Мэйлин и помогать женщинам и девочкам в доме. Единственный способ пережить эти удары – скрывать, кто я и что я.

Возвращение домой

– Как нам повезло, что мы живем в эпоху Великой Мин, – щебечет госпожа Чэнь, наложница господина Яна. – Наша страна пережила столетия монгольского владычества, но Чжу Юаньчжан изгнал врага и стал первым императором династии Мин. Даже само слово «Мин» говорит о свете, яркости и сиянии добродетели. Пусть первые сто лет Великой Мин растянутся на тысячу лет и слава династии будет греметь до конца времен.

Я сижу в другом конце комнаты, откинувшись на кане, и чувствую такую усталость, что готова задремать, хотя еще утро. Я заставляю себя сесть и берусь за вышивку. Я протыкаю иглой шелк, протягиваю ее через ткань, а затем протаскиваю нить цвета фуксии по краю лепестка цветка.

Я делаю вид, что полностью погружена в работу, но на самом деле стараюсь подслушать разговор между наложницами, которые знают о внешнем мире гораздо больше, чем когда‑либо узнают жены.

– Первый император династии Мин обратился к населению с просьбой вновь принять китайские обычаи. Мужчины вернулись к традиционному стилю династии Хань, а женщины, как мы, – рука госпожи Чэнь скользит от украшения для волос к платью, и ее пальцы расходятся, – выбирают наряды, напоминающие об элегантности прошлых веков.

Госпожа Ко подает голос оттуда, где собрались жены.

– Жизнь состоит не только из платьев и украшений. Нам повезло, что мы не знаем войны…

– Да, у нас относительный мир, – перебивает наложница, протягивая руку к блюду с сухофруктами и орехами, которые старательно разложены в виде крыльев бабочки. Она засовывает в рот дынное семечко, выплевывает оболочку и переводит взгляд с одного лица на другое, чтобы убедиться, что все заметили, как она лихо перебила старшую жену.

– Муж рассказал мне о северных варварах, – говорит госпожа Ко, сообщая всем, что господин Ян передает ей новости о мире. – Мы должны быть благодарны императору Хунчжи за то, что он продолжает строительство Великой стены, оберегающей нас от дикарей.

Разговор, который все сильнее напоминает состязание, внезапно прерывается заливистым смехом.

– Инин! – одергивает девочку первая наложница Второго дядюшки. – Тихо!

– Да, мама, – послушно отвечает девочка, едва сдерживая восторг. Теперь она похожа на обычное дитя, дерзит и хихикает. Пройдут считаные минуты, и она снова возьмет себя в руки. Пока короткий разговор между наложницей и ее дочерью положил конец тому, что могло перерасти в очередную ссору между госпожой Ко и наложницей Чэнь. Но я бы хотела, чтобы они продолжали препираться, ведь события, о которых они говорят, хоть и далеки от моей жизни, мне интересны.

Я возвращаюсь к своему вышиванию. В свое время разные женщины пытались сделать меня частью своего круга, желая получить стратегическое преимущество. Но после того случая с Инин три месяца назад, когда свекровь вытащила из рукава мои письма к Мэйлин, я так явно ее раздражаю, что все стараются избегать меня любой ценой. Однако это лишь видимость, «стараться» не означает «выполнять». Несколько женщин заметили выздоровление Инин, хотя моя свекровь старательно прикидывается, что не видит никаких изменений в состоянии девочки. Как и предсказывала бабушка, получив доказательство моих умений, несколько жен и наложниц втихомолку стали просить совета, как лечить недуги, поразившие их детей, а Целомудренная тетушка поинтересовалась, не попытаюсь ли я избавить ее от бессонницы. Сначала я советуюсь с бабушкой – письмом сообщаю ей свои планы лечения.

Я справляюсь, хотя мне по-прежнему одиноко. Поздно вечером, когда муж уже спит или снова уходит в библиотеку, чтобы позаниматься, я люблю постоять у открытого окна, коротая одинокие часы. Я научилась различать голоса наложниц, эти сладко-медовые трели, проникающие во все дворы, и соотносить с ними лица красавиц, когда то одна, то другая обращается ко мне в течение дня. Я еще не полностью восстановила свои силы, но вполне оправилась от того, что поразило меня, когда я только прибыла. Впрочем, у меня появились новые симптомы, которые остались незамеченными женами и наложницами. Иногда мы видим только то, что хотим, и то, что служит нашим собственным целям.

Первая наложница Второго дядюшки направляется ко мне через всю комнату.

– Можно присесть?

– Да, конечно.

– Я рада, что Инин пошла на поправку, – говорит она. – Я продолжаю следовать твоим советам по поводу ее питания, но она ужасная непоседа, что делать?

Я улыбаюсь.

– Сейчас ее Кровь бурлит. Со временем она утихнет. – Я успокаивающе касаюсь рукава наложницы. – Позже, когда она повзрослеет, все снова вернется. С таким количеством жизненной силы она и ее муж легко произведут на свет наследника.

– Хм-м…

И тут я понимаю, что она пришла поговорить не об Инин. Мои подозрения подтверждаются, когда она бросает взгляд в сторону круга наложниц и спрашивает:

– Госпожа Чэнь тоже демонстрирует бурлящую Кровь, не так ли? – Она делает паузу и добавляет: – Она хотела бы, чтобы ты подтвердила ее состояние.

Полагаю, госпожа Чэнь думает, что беременна. Я понимаю, почему она не хочет говорить об этом госпоже Ко: та вряд ли обрадуется новости.

– Возможно, госпожа Чэнь захочет присоединиться ко мне позже за чаем, – предлагаю я.

– Она будет бесконечно благодарна.

Позже в тот же день, после того как свекровь уходит в кладовую, чтобы пересчитать мешки с зерном и другими продуктами, я удаляюсь в свою комнату. Вскоре приходит госпожа Чэнь. У нее тот же бледный вид, что и у меня, когда я смотрюсь в зеркало.

– Могу я пощупать ваш пульс? – спрашиваю я. Она бесшумно протягивает руку. Кончики моих пальцев ищут ответ. Получив его, я отпускаю ее запястье. – Я искала то, что мы называем сильным инь и заметным ян. Это происходит, когда пульс бьется о кончики моих пальцев. Эти два уникальных признака подтверждают, что Кровь и Эссенция успешно соединились. У вас будет ребенок.

Госпожа Чэнь моргает:

– Что же мне делать?

– Ваша первая обязанность – рассказать все госпоже Ко. – Когда наложница колеблется, я спрашиваю: – Хотите, я пойду с вами?

Госпожа Чэнь умна, и я вижу, как она взвешивает мое предложение. Сама по себе ее ситуация не сулит ей добра. И ее обращение ко мне наверняка расстроит госпожу Ко. К тому же я поставила ей диагноз, тогда как свекровь прямо приказала мне не использовать свои медицинские навыки… Госпожа Чэнь, похоже, приходит к выводу, что гнев госпожи Ко падет на меня, потому что она говорит:

– Я была бы крайне благодарна, если бы вы меня сопровождали.

Ранним утром следующего дня госпожа Чэнь встречает меня возле моей комнаты, и мы вместе отправляемся в покои госпожи Ко. Моя свекровь пытается скрыть свое удивление, когда мы входим в ее комнату вместе, но молчит, пока я наливаю ей чай. Затем я сажусь рядом с госпожой Чэнь.

Наложница прячет руки в рукава, и я делаю то же самое, – мы похожи на пару одинаковых марионеток.

– Госпожа Чэнь хочет, чтобы вы знали, что в ее детском дворце поселился жилец, – объявляю я. Моя свекровь краснеет. Скорее всего, сердится. Но прежде чем она успевает накричать на меня, я добавляю свою новость: – И у меня тоже.

Госпожа Ко вздрагивает.

– У тебя будет ребенок? – Она бросает на меня недоверчивый взгляд. – Откуда ты знаешь?

– У меня уже три месяца не было лунных вод.

– Три месяца! – Она становится еще на один оттенок темнее. – И ты только сейчас мне об этом говоришь?

– Я хотела убедиться, – говорю я.

Госпожа Ко выглядит взволнованной.

– В нашем доме только один человек определяет беременность, – неуверенно бормочет она, – и это доктор Ван. – Она машет рукой Пташке, своей служанке. – Пошли за ним!

Меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю, как бабушка предупреждала меня о методах, которые используют мужчины-врачи для подтверждения этого диагноза. Это первый ребенок госпожи Чэнь, и не врачи воспитывали ее; должно быть, ей неизвестно об этой процедуре, потому что она произносит:

– Я сделаю все, что потребуется.

Госпожа Ко смотрит на наложницу.

– И как долго ты хранишь свой секрет? Или уже рассказала моему мужу?

Рядом со мной госпожа Чэнь слегка покачивается.

– Отвечай! – рявкает госпожа Ко.

В глазах наложницы стоят слезы. Я сжимаю собственные локти, глубоко засунув руки в рукава. Может, госпожа Чэнь и считала, что мое присутствие пойдет ей на пользу, но я расценила ситуацию иначе. Не могу сказать, что мои мотивы были чисты. Я хотела выставить себя в лучшем свете. Шанс представился пару недель назад, когда я впервые заподозрила, что наложница беременна. Мне оставалось только ждать. Не хотелось бы называть себя коварной, но мне нужно было убедиться в собственном состоянии и преподнести новость так, чтобы свекровь отнеслась ко мне благосклонно. Возможно, «благосклонно» не совсем подходящее слово. Я надеялась, что госпожа Ко обрадуется, узнав, что жена ее единственного сына ждет ребенка, но удержаться от привычных нападок не сможет. Так уж она устроена. И я решила, что, подстроив всё таким образом, окажусь в безопасности: свекровь наверняка разгневается на наложницу своего мужа, а не на меня. А еще я надеялась, что найду союзницу в лице госпожи Чэнь и мы сможем пройти этот путь вместе.

Доктор Ван прибывает во второй половине дня.

Он сидит за ширмой в моей спальне. Я пытаюсь представить, как он выглядит, слушая его голос, когда он объясняет Маковке, как заваривать корень и листья сычуаньской полыни. Я привыкла к запахам снадобий, томящихся на огне, но цвет лица наложницы становится то белым, то зеленым, то снова белым.

– Пейте отвар, – говорит доктор Ван из другого конца комнаты.

Его голос кажется старческим, наверняка он выглядит солидно и уверенно. Я представляю, как он поглаживает седеющую бороду, и тут он добавляет:

– Если вы почувствуете движение, похожее на порхание бабочки в животе, значит, вы беременны.

Я ничего не чувствую, и, думаю, госпожа Чэнь тоже.

Тем не менее я объявляю:

– Да, бабочки!

– Значит, у вас действительно будет ребенок, – подтверждает доктор Ван то, что я уже знаю.

Рядом со мной госпожа Чэнь колеблется.

– Скажите ему, что тоже ощущаете бабочек, – шепчу я.

– Но это не так, – роняет она в ответ.

– Вам нужен мужчина, чтобы подтвердить то, что говорит ваше тело?

Она пропускает мой вопрос мимо ушей и обращается к врачу напрямую. Они явно знакомы.

– Доктор Ван, вы же меня помните. Это ведь вы помогли мне забеременеть?

Странный вопрос, думаю я, но слышу его смех – веселый и удивительно теплый.

– Конечно! Но нам нужны доказательства, не так ли?

С другой стороны экрана он приказывает Маковке добавить в отвар плоды гледичии.

– Вы точно беременны, – бормочу я. – Не нужно это пить.

Я пытаюсь предупредить ее, но госпожа Чэнь упрямится.

– Ты одних со мной лет. Что ты можешь знать?

Когда Маковка приносит отвар, я прошу ее сходить за тазиком. Затем я безмятежно наблюдаю, как госпожа Чэнь пьет напиток. Когда ее начинает рвать в таз, я придерживаю ее за плечи и убираю волосы с ее лба. Услышав жуткие звуки, доктор Ван, явно довольный, провозглашает:

– Это доказательство беременности.

А еще это начало нескольких недель утренней тошноты для госпожи Чэнь. Хотелось бы мне иметь ингредиенты для приготовления «Напитка для успокоения плода», но ни тимьяна с его тонким ароматом лакрицы, ни мяты у меня в комнате нет, и их не достать на кухне. Я предлагаю наложнице пососать соленые сливы, которые держат в каждом доме как средство от расстройства желудка.

Я помогала бабушке вести множество беременностей, но меня не покидают опасения, посещающие любую женщину в ожидании ребенка. Родить сына – вот самая важная задача. Следующая цель – скользкие роды. Но что делать, если у ребенка ягодичное или поперечное предлежание или роды продлятся дольше трех дней? При родах на каждую выжившую приходится десять умерших. Надеюсь, это преувеличение, хотя, вероятно, поговорка отражает опасность, присущую родам. Защитные ритуалы передаются из поколения в поколение, и я следую им всем. Это означает, что мне нельзя поднимать ничего тяжелого, причем ни физически, ни ментально. Я стараюсь не употреблять слишком жирную пищу, потому что из-за нее в моем теле может накопиться Огонь. Я не ем крольчатину – из-за нее ребенок может родиться с заячьей губой, и мясо воробьев – эти маленькие птички, как известно, плохо видят в темноте, а я не хочу, чтобы мой малыш страдал этим недугом.

Я надеялась, что буду проводить время с госпожой Чэнь, но внутренние распорядки не позволяют нам видеться.

– Она наложница, – говорит мне Целомудренная тетушка. – А ты – жена. Ты же не хочешь, чтобы дух фривольности просочился в твоего ребенка?

Подозреваю, госпожа Чэнь придерживается иного мнения. Ей в моей компании слишком скучно.

Конечно, во внутренних покоях горячо обсуждают, кого мы с госпожой Чэнь произведем на свет, мальчиков или девочек.

– Все дело в инь и ян, – наставляет нас Целомудренная тетушка. – Если вы вынашиваете мальчика, то почувствуете его движения в четыре месяца, потому что ян торопится. Если же это девочка, она даст о себе знать не раньше пяти месяцев, потому что в природе инь – запаздывать.

И госпожа Чэнь, и я почувствовали шевеление малышей в четыре с половиной месяца, и Целомудренная тетушка выдвигает новую теорию:

– Теперь мы можем определить пол по тому, где расположились дети. Давайте пощупаем животы! Если живот мягкий, значит, это девочка, спрятавшая лицо у позвоночника матери. Если твердый, значит, это мальчик, потому что он готов к встрече с миром.

Ежедневно нам прощупывают животы. Женщины спорят о том, кто внутри – сын или дочь. Некоторые даже делают ставки. Что я чувствую? Живот госпожи Чэнь по ощущениям ничем не отличается от моего собственного, он ни мягкий, ни твердый, просто растет.

Мой муж выглядит счастливым, и это меня радует. На сроке в семь месяцев бабушка и дедушка присылают корзину с цветами, наполненную булочками на счастье и крашеными утиными яйцами, желая мне удачи в предстоящем испытании. Меня охватывает такая радость, что я решаюсь спросить у свекрови, когда придет повитуха Ши.

– Я знаю ее и ее дочь, – говорю я, словно госпоже Ко это неизвестно. – Но госпоже Чэнь будет полезно заранее познакомиться с женщинами, которые будут принимать ее ребенка.

– Мы не станем пользоваться услугами повитухи Ши в нашем доме, – отвечает госпожа Ко. – Даже если бы я не запретила тебе общаться с ее дочкой, я бы все равно настояла на том, чтобы вызвали повитуху, которая принимала всех детей семейства Ян. Ее фамилия Линь. Вы увидитесь в ближайшее время. – Она делает паузу. – Ну, и ты уже знакома с Целомудренной тетушкой, которая будет помогать при родах, как здесь принято.

Я стараюсь сохранять спокойствие, но сердце ноет. Мне нужны повитуха Ши и Мэйлин.

За месяц до родов муж переезжает из комнаты, чтобы мы не соблазнились постельными утехами, которые, как говорят, вредны для плода на этом сроке беременности. Я чувствую одиночество и страх, но Целомудренная тетушка, которая навещает меня каждый день, чтобы мы могли лучше узнать друг друга, пытается убедить меня в обратном.

– У тебя есть Маковка, – напоминает она мне во время одного из утренних визитов.

– Не секрет, что она предала меня…

Тетушка кивает, а затем говорит:

– Не забывай об этом, но что еще ей оставалось делать? Она должна выполнять приказы госпожи Ко.

– Я понимаю, но сейчас мне трудно доверять Маковке.

– И все же ты должна.

– Я постараюсь. – После паузы я добавляю: – Я все еще чувствую, что вы – единственный человек здесь, который по-настоящему заботится обо мне.