Текст книги "Ночь над прерией"

– Наши предки сражались обнаженными. Я также с удовольствием поступаю так, где это возможно. Обнаженным в открытой местности. Одежда и стены только препятствуют движениям и обзору. Но это, конечно, дело вкуса. Майк, например, всегда хочет, чтобы вокруг него что-нибудь было, и я не могу сказать, что из-за этого у него получалось много хуже, чем у меня.

– Кто такой Майк?

– Босс гангстеров, он был и моим боссом. Он приедет завтра в Нью-Сити, в этом нет никакого сомнения. Если уж ты непременно хочешь быть со мной, ты мне можешь кое в чем помочь. Мне надо знать, где и когда появятся Майк и Дженни.

– Как они выглядят?

– У Майка боксерский нос. Он был в тяжелом весе, не мирового класса, но близко к этому. Он сошел из-за удара по почкам. Это по-прежнему его слабое место. У него глупый страх, что подобное может повториться. Но это тебя не касается. Тебе надо смотреть на правый глаз. Веко рваное. Он действует как медведь, не как старый гризли, а как забитый, но ставший коварным цирковой медведь. У него и голос-то похож на рычание. Предпочитает розовые галстуки в голубую полоску. Их ему изготавливают по заказу. Это у него такая ребячья блажь. Значит, мне надо знать, где он появится. Он намного быстрее, чем можно ждать от него, и, главное, с автоматическим пистолетом. О кольте он уже, можно сказать, забыл и думать. Он преследует меня.

– Зачем ему надо тебя уничтожать?

– Он в свое время привел меня, я считался как бы его воспитанником, и поэтому он – мой первый тайный судья. Дженни ненавидит меня с первой встречи, как и я его, Дженни захватил мою банду и превратил ее в кучу дерьма, пока я был в предварительном заключении: они сунули меня в дело об убийстве, как пешку, а косвенные улики против меня собирал Дженни. Индеец и убийство – это для присяжных всегда убедительно. И это им чуть было не удалось.

– Стоунхорн, кто же на самом деле убийца?

– Они не настолько глупы, чтобы мне это сказать. Вообще-то это, наверное, Дженни.

– Дженни – это жена Майка?

– Дженни – это мужчина, моя девочка, но мужчина, которого ты легко можешь принять за женщину. У него белокурые локоны, такие невероятно светлые природные локоны, что ты его моментально узнаешь. Раньше из этого получился бы прекрасный скальп. Он один из противнейших и опаснейших типов, которых я когда-либо встречал. Он второй в банде, в которой теперь подвизается убежавший от меня Джеймс. Дженни подобрал этого Джеймса. Значит, смотри не только на лошадей и бычков своего мужа, но посматривай немного и вокруг. На родео они меня, конечно, не застрелят, но я хочу знать, как они расставят свои силы, с кем будут говорить, с кем общаться. Понятно? Военный танец начнется, скорее всего, вечером при условленном шейке. Я не знаю, не договорились ли они уже. Во всяком случае, приглашены «Ньют Битсы»1919
  «Ньют Битсы»– Newt Beats (амер.) – «Ритмы саламандры».


[Закрыть]. Эта группа слишком большая роскошь для небольшого городка. Значит, будет столпотворение, истерия – словом, подходящая для них обстановка. Если они тут не достигнут цели, тогда наверняка на пути домой. А Гарольда тебе нечего высматривать, за ним я буду наблюдать сам.

– Стоунхорн, я прошу тебя, подумай о Мэри.

Сказав это, Квини заметила по мужу, что лучше бы ей молчать.

– Он назвал меня вором, а знает, что я не воровал. Я попал в тюрьму… это было начало. Когда меня освободили, я не мог вернуться назад ни в эту школу, как рекомендовал директор тюрьмы суперинтенденту, ни в эту резервацию, ни к своему отцу. Адвокат, который со мной сидел, обратил на меня внимание Майка. Я начал с ним работать. Чтобы отомстить за себя. Всем отомстить… Но Дженни мою банду превратил в дерьмо.

И больше в продолжение поездки не было произнесено ни слова, Квини в мыслях была в том бурном дне, когда она возвращалась из школы и ехала этой дорогой в обратном направлении. Остов типи, деревянный фасад декоративного форта, домик сторожа пронеслись мимо. Встречный ветер трепал ее волосы. Тогда она ехала к своей судьбе. Она не раскаивалась. Нет. Но что ее угнетало, так это та невозмутимость, с которой ее муж говорил о гангстерах. Она поняла, что это был его мир, его ежедневная жизнь, что он научился ненавидеть несправедливость обывателей и их законы, что он, не признавая законов, способствовал преступлениям, что эти изверги, которых она ночью встретила в прерии, были как бы его братьями. Он их перестрелял. Но когда он говорил о них и об им подобных, он и сегодня еще говорил об этом словно о «работе» (так, уже будучи ранчеро, он говорил о лошадях), – ведь он из года в год делил с ними пищу, одежду, кров; повинуясь этим людям, действовал. Так Квини открылся с этой стороны смысл понятия «профессиональный преступник».

Стоунхорн ехал по пустынной дороге, выдерживая благоразумную скорость шестьдесят пять миль в час. Он не направился сразу к центру города, а поехал окружной дорогой к трущобам, к дому Элка. Дети опять, как и тогда, играли перед домом. Они узнали Квини и Джо Кинга и обрадовались. Элк и его жена были дома. Оказалось, что они уже знали о предстоящем приезде Кингов. Джо отдал Квини ключ зажигания и попрощался, чтобы сейчас же зайти к менеджеру родео. Площадка родео была расположена за городом, неподалеку от предместья.

Квини поиграла с детьми, а когда мать уложила их рано спать и сама, усталая, улеглась тоже, Квини посидела еще с Элком на втором топчане. Керосиновая лампа была потушена. Стало темно. Луна стояла в небе со своим приветливо-глупым лицом и куда-то манила людей неверным светом своих пустынь. Но для Квини луна была больше чем небесное светило. Это была магия.

И к одиннадцати вечера Джо еще не было, и Квини прилегла с краешку около жены Элка, сам он устроился спать на другом топчане.

В час пополуночи пришел Джо. Он завалился рядом с Элком и сразу заснул. А Квини еще долго не могла оторвать глаз от его освещенного луной лица. Она хотела навсегда запечатлеть его образ. Она одна бодрствовала, и глаза ее наполнились слезами. Она заметила еще, что от Джо пахнет алкоголем – хорошим виски.

В субботнее утро все поднялись рано, хотя этот день при пятидневной неделе был выходной и никто на работу не шел. Но Элк любил спокойно побыть с семьей перед богослужением, которое совершал в маленькой деревянной церкви для бедных. Джо принес с собой завтрак, и у жены Элка эта забота отпала. Все уселись на топчанах у стола и поели. Здесь никого не смущало, если на столе не было ничего, кроме черного хлеба. Свое жалованье Элк делил с безработными, которые не получали никакого пособия.

Джо, конечно, знал, что от него хотят услышать, и начал рассказывать:

– Кое-что идет не так, как я предполагал. Я хотел участвовать в борьбе с быком, за это я сделал взнос, а также и за ловлю телят в команде. Но у них не приехал бронк-рейтар2020
  Бронк-рейтар – от англ, bronco – полудикая лошадь и рейтар (нем.) – всадник, исполняющий заезд на бронке. Бронк также номер на родео – заезд на бронке.


[Закрыть]. И у них есть хорошие лошади, сильные, гибкие, обученные многим штукам. Одна – настоящий дьявол. Жаль упускать такую возможность… очень жаль. Но бронк и борьба с быком в один день – это и более крепкому мужчине слишком много, а я уже год как не тренировался. И от ловли бычков я не могу отказаться, – это огорчит Рассела. Правда, какая это работа – накинуть лассо на заднюю ногу беспомощного животного…

– Так за чем же тогда дело? – поинтересовался Элк.

– За деньгами. Они не возвращают мне взнос за борьбу с быком, и как будет обстоять со взносом за бронка, они тоже не знают. Взнос сделан, но наездник, который собирался приехать, свалился на родео в Кардстоне и серьезно повредил позвоночник… Он останется калекой. Его взнос пропал. Они могли бы дать мне заезд вместо него, но не хотят. Делаши!

– Тогда ты оставь только это.

– Если бы не так чертовски заманчиво все же совершить заезд… Моя лошадь еще не готова, поэтому я не сделал заявки… но Пегий – черт… и за бронк назначены самые высокие призы.

– Ты еще молод, Джо, и сколько у тебя впереди родео. Брось это.

– Ты прав, Элк, но я бы с удовольствием проскакал на пегом черте.

Снаружи у автомобиля поднялся шум.

Пришла старшая сестра Джо со своими пятью детьми в возрасте от одного до восьми лет. У нее не было своего автомобиля, и поэтому она должна была ехать вместе с Кингом. Так как Тачина и Джо были очень худые, они, хотя и с трудом, втиснулись втроем на сиденье, годовалого мальчика положили на узкую полочку позади сиденья. Два мальчика – четырех и пяти лет – устроились в открытом багажнике. Старшая, восьмилетняя девочка, проявила благоразумие и осталась с двухлетней сестренкой, чтобы отправиться вслед с семейством Элка. Элк питался кое-как, но старый автомобиль у него был, ведь без него он не смог бы добираться до работы. Полная детьми машина Кинга не вызывала удивления. Индейские авто бывали большею частью наполнены под самую крышу, а без крыши получалось еще лучше. Стоунхорн вел машину осторожно. В этой поездке Квини впервые встретилась со своей невесткой, которую она сначала посчитала за вдову. Но тут же из разговора она узнала, что ее безработный муж оставил город, чтобы жена хотя бы получала пособие от отдела социального обеспечения. Одета сестра Джо была ярко, но, несмотря на это, выглядела вполне добропорядочной женщиной. На своего брата с его длинным черепом, она, круглолицая, была мало похожа, а все превратности жизни, кажется, переносила легче, чем он. У детей с Джо, по-видимому, было полное взаимопонимание. Квини невольно представила себе, как в будущем году Стоунхорн будет играть со своим собственным ребенком.

Стоунхорн первым прибыл к месту родео. Он поставил машину недалеко от въезда на стоянку так, чтобы ему не могли помешать выехать. С возвышенного места родео хорошо обозревалось. На ровном лугу было устроено то, что можно было назвать ареной. Полукружие белого ограждения, не дающее вырваться лошадям, было не везде одинаково высоким. Лошади на родео были не скаковые, а не отличающиеся особыми уловками дикие лошади. По правую руку, с восточной, узкой стороны вытянутой площадки состязания, находился загон для скота и телят; по левую – выход для участников, отсюда должен был появиться и бронк с его хитростями в борьбе-состязании с наездником. Автомобильные гонки в программу не входили: этот номер был принадлежностью больших родео. А тут не позаботились даже о конюшнях, и участники должны были сами устраивать своих лошадей или находить кого-нибудь, кто бы им помог это сделать.

Джо отдал ключ от машины своей сестре и распорядился, чтобы Маргарет никого постороннего к ней не допускала. Он надеялся, что потом сменит ее.

Джо и Квини пошли затем пологим луговым склоном вниз к ограде. По другую сторону арены находились трибуны, и Джо дал своей жене входной билет, по которому она, если бы захотела, могла занять место на трибуне. У подножия трибуны находился помост для оркестра.

Появились уже и другие автомобили. Многие семьи собирались провести здесь весь день и захватили с собой еду. Были на месте среди своих ларьков и торгаши, они уже готовили товары и кассы. Здесь были холодные жареные куры, чипсы, гамбургеры, горячие сосиски, кофе, кока-кола, фруктовые соки и минеральная вода, ну и, конечно, жевательная резинка, шоколад и сигареты. Зато спиртного было незаметно. Первые дети с центами в руках толпились у ларьков и покупали мороженое на палочках.

Три девочки радостно сбежали по склону вниз и набросились на Квини. Это были ее маленькие сестры. Они повисли на ней, и их было не так-то легко стряхнуть. С удивлением и с большим уважением они смотрели на Джо, который собирался принять участие в состязаниях. Сам еще задорный, как ребенок, он подбросил младшую в воздух и снова поймал, а потом – трехлетнюю, которая первая преодолела смущение.

– Разок, еще разок! – прикрикивал он при этом.

Потом они повстречали семейство Бут. Айзек Бут приветствовал Стоунхорна, как ранчеро своего удачливого ковбоя или как зажиточный крестьянин своего усердного меньшого соседа. Римский император не мог бы быть благосклоннее к гладиатору с шансом на победу. Мамаша Бут смущенно улыбнулась и поинтересовалась маленькими сестрами Халкетт.

Джо решил, что пора идти, к менеджеру, чтобы выяснить, как же теперь строится программа. Мэри, дочь ранчеро с мускулистыми руками и трезвым разумом, с детской непосредственностью пустилась в откровения.

– Представь себе, – обратилась она к Квини, – Гарольд-то объявился. Он думает, конечно, нас всех тут удивить. Люди говорят, подцепил заплывшую жиром белобрысую фурию лет за сорок, прошедшую и огонь, и воду. Только мне этого и недоставало. Но зато автомобиль у нее, говорят, роскошнейший.

– Мэри, и тебе не стыдно повторять всякую чепуху про бездельника и лентяя! – сердито сдвинув брови, пробурчал Айзек Бут.

– Как это так? Да это я о Миллер. (Миллер заправляла самой большой бензоколонкой в Нью-Сити. ) У нее, наверное, не только автомобиль, но еще и деньги, что не всегда бывает вместе. Может быть, она белая, а может быть, метиска. Может быть, она собирается выйти за него замуж, а может быть, и нет.

– Не приучайся к болтовне, мать твоя избавилась от этого порока.

Айзек Бут повернулся, чтобы уйти и пресечь в корне то, что в его глазах могло только компрометировать в высшей степени почтенное семейство.

Квини усмехнулась вслед троим. Она почувствовала облегчение и принялась возиться со своими маленькими сестрами. Наверху, на склоне, она заметила также отца и мать, и у нее появилась уверенность, что она может поприветствовать родителей.

– Так, так, молодая дама в одиночестве? – услышала Квини позади себя низкий ворчливый голос.

Она опустила глаза и продолжала играть с детьми, как будто бы не поняла, что обращаются к ней. Но рослый, крепкий мужчина на этом не успокоился.

Он подошел к детям, которые посмотрели на него с удивлением и легким испугом, потому что лицо его было обезображено сломанным носом и зарубцевавшимся рваным веком. Но когда он достал из кармана пакетик земляных орехов и дети, не остановленные Квини, приняли их, робость у них пропала.

Квини мобилизовала все свое внимание, как бы между прочим, незаметно рассматривая этого мужчину. На нем была соломенная ковбойская шляпа и розовый галстук в синюю полоску. У него совершенно отсутствовал вкус, и самоуверенность его была наивна. Квини почувствовала еще, что этот человек не только боится удара по больным почкам, но еще и как-то душевно ущербен. Она, правда, не могла пока сказать как. Он выделялся ростом, этот неудавшийся мастер мирового класса. Он не с младых ногтей стал гангстером, озлобление направило его на этот путь. Наверняка он мог быть хорошим организатором, как говорил Стоунхорн, и наверняка ему больше подходит боксерский удар и автоматический пистолет, чем стилет или кольт. Он был человеком силы, и Квини могла бы поверить, что он способен на любую грубость, но не на садизм.

Прошел полицейский, не удостоив Майка вниманием: полиция сегодня должна была следить за порядком в районе родео, но, кажется, тут был только небольшой местный наряд.

– Да, за такой прелестной молодой дамой мужу следовало бы присматривать получше, – изрек он тем же ворчливым тоном, содержащим в себе невероятное сочетание благосклонности и сарказма.

Квини улыбнулась, но все еще ничего не отвечала. Она и сама знала, что очень хорошо выглядит в бирюзовом платье без рукавов, с серебряным кулоном на груди и серебряным браслетом на смуглой руке. Эти серебряные вещи были еще из художественной школы.

Вдруг она выпалила:

– Мой муж на родео.

– Участвует? Очень хорошо. Вам к лицу.

– Стоунхорн!

Майк только свистнул. Он был озадачен.

– Ну и ну! И тут успел найти красотку!

– Мы с ним уже давно женаты.

Квини сама не знала, почему так сказала. Давно – это было понятие относительное. Быть женой Стоунхорна было для нее само собой разумеющимся, все остальное казалось, в сущности, неважным, по времени совершенно незначительным. Или, может быть, она решила, что лучше всего назло Майку представить дело так, будто она давным-давно ходила в невестах гангстера.

Майк пожевал что-то и вывалил широкую губу:

– Ну и ну… – Он пошел прочь, посвистывая и приговаривая: – Ребенок… ребенок…

Квини пошла с девочками к своим родителям и села на скамью рядом с ними; рядом, словно бы и не было никаких размолвок. За эти несколько недель отец, казалось, сильно постарел.

– Кто этот такой длинный? – спросил он дочь.

– Один из тех, кто ищет знакомств.

Родео должно было начаться в два часа пополудни. До этого времени было еще много, но лучшие стоячие места у ограждения стали понемногу заполняться. Квини поднялась, чтобы встать там вместе с мальчишками и парнями. Она хотела быть как можно ближе к арене, это было всякому понятно. Она обнаружила своего мужа, который стоял вместе с несколькими служащими и другими участниками родео у выхода для наездников и бросателей лассо. Его высокая фигура в черной ковбойской шляпе была очень заметна. Джо проявил еще большую наблюдательность, он со своего места заметил жену даже раньше, чем она его. Встреча с Майком от него не ускользнула. Он с удовольствием бы узнал, что было при этом сказано. Но сейчас его внимание привлекло другое событие. По лужайке, отведенной зрителям, шел Гарольд Бут, сопровождаемый той особой, которую Мэри, не без удовольствия с некоторой злобой утрируя, определила как заплывшую жиром белобрысую фурию. Они встретились с Айзеком Бутом, его женой и Мэри, и соколиные глаза Джо легко могли определить характер встречи. У всех нашлись улыбки, а «белобрысая фурия» тотчас замолотила языком. И речь ее длилась так долго, что даже матушка Бут отважилась перебить ее. Наконец Джо заметил, что пытаются рассмотреть его. Он решил не подавать виду.

Гарольд и его подруга отошли от родителей и направились к выходу для участников. Джо остался на месте. Ему и в голову не пришло от них скрываться.

Наконец они остановились позади него. Но он не склонен был облегчить им дело и повернуться.

– Хэлло! Джо! – окликнул его Гарольд хорошо знакомым протяжным низким голосом.

Джо Кинг слегка повернул голову.

– Хэ, – произнес он, и это в лучшем случае могло обозначать какое-то усеченное подобие «хэлло», а поворот головы он сохранял ровно столько, сколько было надо, чтобы освидетельствовать блондинку с близкого расстояния. Это с головы до ног была сама невинность.

Неизвестно, какой бы оборот приняла эта встреча, если бы не изменилась ситуация. Один из менеджеров подошел к Джо.

– Ну что же, Джо? Готов ты для бронка без седла? Было бы действительно жаль… Мне ведь надо непременно заполнить программу…

– Может быть, проскачете для нас? – спросила блондинка.

– Для кого? – Джо повернулся на четверть всей фигурой.

– По Буту, так вы звезда-ковбой, не так ли?

– Знаете ли вы, что такое ранчо? – спросил в ответ Джо не без кое-какой задней мысли.

– Еще нет. Но завтра мы едем туда… только с визитом. Не можем же мы там поселиться.

– Что значит «поселиться»? Об этом и речи нет, мэм.

– Я только что слышала, что взнос за бронка внесен не вами? Но, Гарольд, я отказываюсь это понимать! Он же создан для бронка!

Джо был довольно зол, в ответ на замечание блондинки глаза его блеснули.

– Насколько я знаю, мистер Бут-младший сам не прочь «прокатиться» на Пегом.

– О! Гарольд, в самом деле? Это чудесно. Да, это превосходно!

Гарольд готов был лопнуть от злости. Если бы не было недопустимым нападать на участника перед состязанием, он бы вмазал Джо Кингу, чего бы это ему ни стоило. Но такой путь был ему в данный момент закрыт, и он удовольствовался угрожающим взглядом и деловой репликой:

– Я вообще ничего не смыслю в делах.

– Ничегошеньки? – Блондинка была разочарована, она решительно повернулась к менеджеру, которому дискуссия показалась слишком долгой, и он уже собрался нырнуть назад в барак. – Я иду с вами. Может быть, я это смогу уладить.

Менеджер – он неплохо разбирался в людях – был уверен, что деньги за Джо Кинга немедленно поступят в кассу2121
  На провинциальных родео призовой фонд создавался за счет взносов участников или их менеджеров и спонсоров.


[Закрыть].

В это время Джо и Гарольд, освободившись от присутствия женщины, стали друг против друга, Гарольд тихо сказал:

– Ну, собака! Мы еще с тобой сегодня поговорим!

– Пожалуйста. Чего же ты от меня хочешь?

– Не подбивай клин к этой женщине!

– Поздравляю! Да я ведь женат!

– Зато я – нет.

– Ну и что ж?

– А вот и то ж, именно из-за этого.

– Мы еще встретимся с тобой, Гарольд Бут, на узкой дорожке. Это уже давно должно было произойти, если бы ты не был в бегах.

– Да, мы встретимся, и я превращу тебя в томатную пасту!

– Ну да, чтобы отбивная, которую я приготовлю, не повредила желудку.

Тут оба кое-что поняли и рассмеялись. Ведь они всерьез разыграли сцену ревности.

Блондинка возвратилась, закрывая сумочку и сияя.

– Взнос сделан, мистер… мистер…

– Джо Кинг.

Она побледнела.

– Идем, Гарольд.

И они вместе удалились.

– Гарольд, разве я могла предположить, что этот человек… этот человек… поэтому я должна была увести тебя сейчас же. Это ужасно, опять этот гангстер… и я прошу тебя, я очень прошу, ни в коем случае с ним не связывайся.

У Джо Кинга было не только хорошее зрение, но и тонкий слух.

Как только эта пара исчезла, он еще раз, пока не качалось родео, пошел в барак. Когда он снова вышел, он увидел среди окружающей толпы Майка. Изуродованное веко Майка дрогнуло, он покосился на Джо, и Джо тотчас поймал его взгляд. Несколькими неприметными движениями он позвал Майка отойти в сторону.

Майк решился последовать приглашению. В этот момент ни для одного, ни для другого не было непосредственной опасности.

– Майк… – Стоунхорн заговорил, не глядя на собеседника, – что делает босс, если ганг ему не повинуется?

Майк что-то буркнул.

– Ты знаешь это. Словом, я сделал что полагалось. Джеймс, правда, убежал от меня. Это моя ошибка, что дал ему бежать. Я признаю это. Но ты тоже однажды получил удар в почку. Джеймс принадлежит мне, и Дженни, который сделал из моего ганга кучку воров и свиней, тоже. Я требую обоих, и им надо остерегаться, пусть они мне не попадаются. Понятно? Дело касается моей жены.

– Дженни?.. Хм-м… Дженни неплох.

– Ненадежный он и связан с другой бандой – с этой подлой собакой Лео Ли.

– Ли сидит.

– Через несколько лет он выйдет. Тогда у тебя будут неприятности.

Майк еще что-то бормотал себе под нос. Он еще долго что-то бормотал, когда уже зазвучала музыка. Сначала играла группа «Патфайндерс»2222
  «Патфайндерс»– Pathfinders (англ.) – следопыты.


[Закрыть], а позже должен был появиться популярный ансамбль.

Парад-алле родео начался.

Бронк-рейтары, вообще все, кто принимал участие в конной призовой борьбе, длинной вереницей выехали на арену. С напускной небрежностью отличных наездников они совершили круг и выстроились в линию против трибун. Все – в обычном ковбойском платье: широкополых шляпах, пестрых рубашках с шейными платками или без них, в брюках, не препятствующих никаким движениям, и в легких сапогах с отворотами. Различия были только в цветах. Джо выбрал черную шляпу, черные же брюки и темную рубашку, выделялся на нем желтый шейный платок. От широких кожаных краг, защищающих ноги, надетых на большинстве всадников, он отказался: при езде без седла так он свободнее ощущал лошадь. В ряду находились и женщины, одетые как ковгелс. Они тоже должны были участвовать в своего рода конном слаломе, а на последнем этапе – в скачке по ровной местности.

Джо видел Квини, стоящую у ограды, но он даже не улыбнулся ей. Теперь он не был больше частным лицом, он был участником родео, в котором мужчины состязаются в мастерстве и силе, демонстрируют искусство ковбоя. Эту национальную призовую игру любили как индейцы, так и белые жители прерий. Однако в длинном ряду парадного строя всадников было только три индейца. Когда всадники снова оставили арену, зрители углубились в программки. По радио было объявлено о замене: «Бронк номер семь без седла – наездник не Дик Макналли, а Джо Кинг». Диктор повторил еще раз: «Джо Кинг!»

Многие захлопали, Кэт Карсон и суперинтендент Холи тоже были среди тех, кто разразился аплодисментами. Дети забирались на ограду, а кто оказался сзади – на деревья. В стойлах бронков уже возникло беспокойство. Каждое животное находилось в отдельной, открытой сверху загородке. Всадник прыгал со стенки вниз на спину лошади, загородка раскрывалась на арену, и животное тотчас выскакивало, взбрыкивая и взвиваясь на дыбы.

Первым условием для победы было время: наездник должен был удержаться на спине бронка определенное время в секундах. Другие условия, которые вели к выигрышу по очкам, были связаны с посадкой наездника.

Брыкающиеся кони были особенно гибкими и сильными животными, по большей части отловленные из пасущегося на воле табуна, специально объезженные для этих состязаний с помощью особого рода ременного повода вокруг туловища, которым приводились в безудержную ярость. Они поднимались на дыбы, брыкались, выгибая спину, так что всадник беспрестанно подлетал, как мячик, они делали невероятнейшие прыжки; если отличались еще особой хитростью и ловкостью, то взвивались на всех четырех в воздух и затем валились на землю. После истечения времени, необходимого для победы, животное продолжало подобное «представление», что не давало возможности наезднику самому спрыгнуть с коня. Должен был подъехать помощник и взять наездника к себе, на свою лошадь, и этот маневр также таил в себе большую опасность. Некоторые лошади продолжали брыкаться и без наездника, и два помощника с большим риском удаляли их с арены.

И в седле и без седла – это был спорт отважных. Внимание зрителей было к нему крайне обостренное. Сперва ездили с седлами и шпорами, затем пришел черед претендентов на скачку без седла, которую предпочел Джо.

Участниками были любители – люди, которые по своей профессии сроднились с лошадью и лассо и на этом выросли. Провинциальные родео не могли предложить своим участникам призов, которые бы привлекли профессионалов, ковбоев, тренирующихся в специальных школах для родео и потом от состязания к состязанию собирающихся в крупных центрах. Большинство зрителей здесь, в Нью-Сити, по крайней мере, знали дело, так как почти все они умели ездить верхом, хотя и предпочитали больше пользоваться автомобилем. Зрители не скупились поэтому на критику, если ездили плохо, и – на аплодисменты, если выступали особенно хорошо, – словом, люди за оградой чувствовали, что переживает наездник, если он после хорошей борьбы на секунду раньше сброшен и потерял свой взнос. Лошади были различны по силе и темпераменту, соответственно и исходные условия для наездников никогда не были равными, и иные только благодаря большему спокойствию своего животного преодолевали это испытание. Изящные, гибкие, молниеносно реагирующие лошади большею частью были для наездников опаснее, чем крупные, кажущиеся сильными, но вместе с тем и тяжелые, и медлительные.

Во все время этой призовой борьбы между человеком и животным Квини лишь мельком бросала взгляд на арену. Незаметно – она быстро усвоила, как это делать, – она наблюдала за публикой. После заключительного выезда на оседланной лошади, который закончился сбрасыванием всадника на восьмой секунде, она вдруг обнаружила человека, который не мог быть никем иным, как Дженни. Он сидел напротив на трибуне. Сидел обособленно: справа и слева от него места были свободны Если бы не мужская одежда, всякий бы принял его за женщину. Было в нем что-то неестественное.

После небольшого перерыва начались состязания на неоседланных бронках. Квини знала, что ее муж в последнем заезде, поэтому первых пятерых наездников она едва удостоила вниманием. Но зато ей было известно, что Гарольд и его блондинка сидят на трибуне с семейством Бут, что Майк все еще стоял у входа для участников со служащими родео и теми наездниками, которые закончили свои заезды, и что Дженни в одиночестве равнодушно торчит на трибуне. Она побывала даже у Маргарет. Никто до сих пор не подходил к автомобилю. Никто не проявлял к нему какого-либо интереса.

Человека, похожего на Джеймса, в поле ее зрения еще не появлялось.

Майк, случалось, хлопал в ладоши. Дженни засвистел, когда лошадь не захотела брыкаться. Она просто спокойно стояла, и никакими силами ее было не расшевелить. Когда наездник сам повел животное с арены, оно вдруг начало бить копытами. Но было поздно. Судья не позволил повторной попытки. Взнос был потерян.

Квини не заметила, чтобы кто-нибудь аплодировал вместе с Майком или свистел вместе с Дженни. Что касается полиции, то она была наготове с выделенным «джипом». Наготове стояла и санитарная машина, которая прежде всего предназначалась для оказания помощи неудачно упавшим наездникам.

Люди безмятежно предавались воскресному развлечению. Дети разных семей уже перезнакомились друг с другом и беззаботно и беспрепятственно носились по предоставленной зрителям лужайке и среди многочисленных припаркованных автомобилей. Стало очень жарко, и торговцы в ларьках с мороженым и прохладительными напитками делали хороший бизнес.

Наездник номер шесть, предшественник Джо Кинга, вышел из ряда. Все мысли Квини теперь были на арене. У шестого номера была упитанная, но лишенная фантазии лошадь. Одним махом выскочив из загородки, она занялась исключительно тем, что быстро поднимала и опускала свою спину, и притом так резко, что наездник каждый раз подлетал кверху и снова опускался на спину лошади. Ей, по-видимому, также пришло в голову притиснуть наездника к стенке, но это не получилось. Вскидывать наездника ей удавалось лучше. Конечно, позвоночник наездника с каждым броском страдал все больше и больше, и сохранять равновесие от секунды к секунде удавалось труднее. После восьми с половиной секунд наездник с перекошенным лицом свалился, да так и остался лежать. Но лошади этого было мало. Она еще более ускорила свой невероятно быстрый темп, и сброшенный оказался в опасности еще быть растоптанным копытами. Тут обоим помощникам пришлось заняться возбужденным животным, отвести его в сторону, а Джо Кинг с санитарами выбежал на арену, чтобы помочь упавшему, удалить его с поля. Когда пострадавший увидел санитаров и машину скорой помощи, которая теперь осторожно въехала на арену, он вдруг замахал рукой и с большим трудом поднялся сам, ловко подхваченный врачом и Джо Кингом. Квини заметила, что они обменялись несколькими словами. Затем неудачник отвернулся от врача и санитаров и позволил только Джо Кингу медленно отвести его к дощатому ограждению. Прислонившись к нему, он остался там стоять. Джо, по-видимому, пытался уговорить его, ведь беспомощному человеку находиться внутри арены было небезопасно, а кроме того, он мешал продолжающимся состязаниям, ведь хотели или не хотели участники, а они должны были принимать раненого во внимание. Однако он остался непреклонен, и «скорая помощь» уехала.

– Почему он не хочет дать себя увезти? – спросила Квини человека, который стоял рядом с ней у ограждения и выглядел как старый многоопытный ковбой.