Текст книги "Ангел Дармунда"

Глава 3

Смит вышел из кабинета Макбрайда и увидел в коридоре мисс Уилисс, стоявшую у окна. Она встрепенулась при его появлении, и Джед направился было к ней, но заметив появившегося в начале коридора декана Школы Оватов, прошел мимо, лишь кивнув ей в знак приветствия. А поравнявшись с Коллинзом, услышал наполненные желчью слова:

– Прячетесь от сопливых подопечных, Смит? Ай-ай-ай, нехорошо так пренебрегать своими обязанностями. Придется довести до сведения Совета, что вы не соответствуете уровню обслуживающего персонала в Дармунде.

В ответ Джед лишь молчаливо обжег его взглядом.

Такая дерзость еще больше разозлила декана, но их пикировку видела мисс Уиллис, и Коллинз не захотел выглядеть в ее глазах рыночным склочником, кричащим ругательства в спину молчавшего человека. Он решил воспользоваться ситуацией и затащить девушку в свой кабинет, а там доходчиво объяснить, что для нормальной работы в Дармунде, ей необходимы его «консультации» два-три раза в неделю. Ведь в будущем, когда он займет место заместителя Макбрайда, лучше иметь в его лице великодушного покровителя, чем сурового начальника.

– Вы кого-то ожидаете, мисс Уиллис? – высокомерно спросил декан воспитательницу.

Джулия Уиллис растерялась от холодного кивка Смита. Она так переживала за него, а он едва посмотрел в ее сторону. Еще этот Коллинз пристал к ней и буравит насквозь своими крысиными глазками.

– Я жду миссис Финч, – еле нашлась с ответом девушка.

Ранее она заглянула в приемную Макбрайда в надежде увидеть там Смита, и заметила, что одной секретарши не было на месте.

– Напрасно. Миссис Финч запихивается пирожными в школьном буфете, – презрительно скривил тонкие губы Коллинз и издевательски ухмыльнулся. – С ее фигурой можно уже ничего не опасаться.

Походя оскорбив секретаршу, декан жадно шарил глазами по телу девушки, вызывая у нее чувство стыда и отвращения. Джулии казалось, что ее раздевают взглядом.

– А пока ее нет, уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени. Пройдемте, обсудим в кабинете мои замечания по вашей работе.

Коллинз сжал ее локоть и начал уверенно подталкивать в сторону своего кабинета. Джулия впала в панику. Она была наслышана о «разговорах» с деканом и лихорадочно искала предлог для отказа. Только ничего не смогла придумать. Разве, что бежать со всех ног. И навсегда забыть о работе. Но им с бабушкой еще несколько лет платить ипотеку, поэтому лишиться работы никак нельзя. Однако и выполнять гнусные требования декана Джулия не могла. Для этого пришлось бы наступить на собственное горло.

Пока она нервно размышляла, Коллинз подтащил ее к кабинету и вставил ключ в замок. Сейчас он откроет дверь и…

Спасение пришло неожиданно в виде стремительного вихря, врезавшегося им в ноги. Коллинз закатил глаза от удара, пришедшегося в пикантное место, и взвизгнул от боли.

Вихрем оказалась Лаки, стремглав бежавшая по коридору. Не рассчитав скорость, она врезалась прямо в них, при этом вся ее инерция досталось Коллинзу.

Тот резко оттолкнул от себя девочку и заорал:

– Куда несешься, идиотка? Не видишь, люди стоят! Мозгов совсем кот наплакал?

Не обращая внимания на его вопли, Лаки быстро затарахтела, глотая слова:

– Мисс Уиллис, побежали скорее, там Мариоке плохо! Она случайно проглотила монетку, мы с ней поспорили, а теперь задыхается… и если умрет…

Она тяжело дышала и была такая взволнованная, что воспитательница не на шутку испугалась.

– Извините, мистер Коллинз, – коротко бросила Джулия, схватила девочку за руку и помчалась с ней на второй этаж.

Декан посмотрел им в след и злобно нахмурился. Ничего, птичка, не попала сегодня в мою клетку – попадешь завтра. И девчонку следует проучить. А она лакомый кусочек, прямо сладкая конфетка. Пожалуй, с нее он и начнет, воспитательница никуда не денется. Все они сначала ломаются и строят недотрог, а потом становятся шелковыми. Боль отпустила и приходя в хорошее настроение, он вошел в кабинет и начал обдумывать план действий в отношении девчонки.

Они бегом спустились с третьего этажа и бежали по второму, как вдруг девочка резко затормозила и потащила воспитательницу в комнату для рукоделия, обычно пустовавшую в это время.

Затолкнув Джулию в комнату, Лаки спокойным голосом, словно не она так отчаянно рвалась спасать подругу, сказала:

– С Рикой все в порядке. Мы просто побоялись оставить вас наедине с Коллинзом. От этой сволочи добра не жди.

– Девочка моя, ты спасла меня. Я уже не знала, как от него избавиться, – со слезами благодарности воспитательница обняла ученицу и растроганно поцеловала. – Какая же ты сообразительная! Но, как вы с Мариокой узнали об этом?

– Не с ней, а с мистером Смитом. Он рассказал о грозящей вам опасности и попросил меня срочно вас вызвать.

– С мистером Смитом? – удивленно протянула Джулия и с явной обидой спросила: – Почему же он сам не защитил меня, а подослал тебя? Не захотел портить отношения с начальством? – разочарованно усмехнулась она. – Я думала, что нравлюсь ему, а он даже не посмотрел в мою сторону, заметив Коллинза. Или мистер Смит не хочет, чтобы кто-то заподозрил о нашей симпатии, ведь руководство не поощряет личные отношения между сотрудниками?

Она с надеждой посмотрела на девочку, а потом со вздохом возразила сама себе:

– Впрочем, я все придумала, нет никакой симпатии.

– Мисс Уиллис, Коллинз хорошо знает о моем отношении к вам. Я испугался, как бы ему в голову не пришла нелепая мысль, что и вы можете мне симпатизировать, – раздался с порога теплый голос Смита.

– И почему такая мысль нелепая? Вы считаете, я недостойна проявить расположение к вам и к кому-либо еще? – вспыхнула от негодования Джулия. – Или для этого надо попросить разрешения у декана Коллинза?

– Мисс Уиллис, вы удивительная девушка и заслуживаете самого лучшего в жизни. Это я недостоин разговаривать с вами помимо вопросов, касающихся учеников. И вам не следует портить репутацию проявлением дружеского участия ко мне, как к коллеге.

Голос воспитателя был грустным, взгляд бесконечно печальным, и девушка разозлилась на него уже по-настоящему за непонятные отговорки.

– Мистер Смит, к чему эти китайские церемонии? Достоин – недостоин. Посчитали, что не надо вмешиваться, ну и ладно, – она сердито отвернулась, чтобы не показывать предательски дрожавшие губы. – Никто ведь не считает, что вы обязаны…

– Джулия, пожалуйста, не думайте так, – впервые обратился к ней по имени Смит. – Если бы я вмешался, то Коллинз посчитал бы, что я имею на это право, и перестал бы с вами церемониться. В его глазах вы стали бы падшей женщиной, которая должна выполнять все его мерзкие требования, либо быть с позором изгнана из Дармунда.

– Не думала, что несколько слов, сказанных в защиту достоинства женщины, сразу делают ее падшей, – с едкой иронией ответила девушка, а про себя подумала: «Все вы одинаковые, и не хотите из-за глупой женской гордости портить отношения с теми, от кого зависите».

Она с горечью вспомнила парня, с которым прожила два года. Тот уговаривал ее быть любезной с его начальником, заверяя, что это поможет ему получить новую должность, а значит, и повысить достаток их совместной жизни.

Джулия ушла от него без малейшего колебания, даже не задумываясь о том, что останется без средств существования, ведь все накопления, доставшиеся после смерти родителей, были вложены в провальные проекты ее бой-френда. Она стала жить с бабушкой, которая через приятельницу смогла устроить ее воспитательницей в Дармунд. Жалование было скромным, но на жизнь хватало.

А сейчас она опять увидела, как мужчина оценил должность выше достоинства. Причем мужчина, который так ей нравился.

– Похоже, вы не понимаете, о чем я веду речь, – сухо произнес Смит и второй раз за этот день, но уже сознательно, закатил рукав рубашки.

Он повернул руку, чтобы Джулия хорошо рассмотрела татуировку и увидев, как в ее глазах недоумение сменилось откровенным ужасом, с холодной усмешкой закончил их разговор:

– Больше нет вопросов, не так ли? Мое почтение, мисс Уиллис, хотя вряд ли теперь оно имеет для вас значение.

Джед развернулся и быстро вышел из комнаты, боясь показать девушке своей мечты разочарование, стыд и боль, наполнявшие его.

Джулия никак не могла отойти от его слов и растерянно окинув взглядом комнату, увидела сидевшую в углу девочку, ставшую невольным свидетелем разговора взрослых, не заметивших ее в пылу спора.

– Как же так, Лаки? – растерянно спросила воспитательница, отказываясь понимать происходящее. – Мистер Смит, он был таким…, а оказывается, он… – ей не хватало слов выразить обуревавшие ее чувства, и она с трудом выдавила из себя, – незаконнорожденный? И эта ужасная татуировка, зачем она у него?

– Теперь он не такой умный и красивый, как сразу казалось? – иронично спросила девочка, усмехаясь прямо в лицо своей воспитательницы. – Хорошо хоть ума хватило ума не скомпрометировать вас и не вмешиваться в разговор с мистером Коллинзом.

Лаки громко хмыкнула и с той же улыбкой, насмешливой и разочарованной одновременно, продолжила добивать Джулию:

– Вас не успели предупредить, что я тоже незаконнорожденная? Господин Бирн, наверное, сказал, что я сирота? Он так представил меня и маме Мариоки, иначе она сразу запретила бы дочери общаться со мной. Сирота звучит намного благородней, чем ублюдок, но вы должны знать правду – я не знаю, кто мои родители. Пять лет назад мне тоже хотели сделать такую татуировку, но у них не получилось, а мистер Смит живет с ней с семилетнего возраста.

– Они сделали татуировку семилетнему ребенку? – с недоверчивым ужасом переспросила Джулия. – Кто – они, Лаки?

– «Истинные друиды», указывающему такому быдлу, как мы, его место в Дармунде, – девочка с вызовом посмотрела на нее. – У всех окружающих такие наколки вызывают отвращение. А таким, как я, они служат доказательством, что у этого человека есть чувство собственного достоинства. Он не стал продавать душу и пытаться заслужить прощение уже за одно свое существование. Нам не за что, и не у кого просить прощения, ведь мы, как и вы, не просили нас рожать. Мы такие же люди, как все, хоть нас и считают прокаженными.

Девочка с гордо запрокинутой головой бросала в лицо своей воспитательницы жестокие, но правдивые слова, а та, нервно сжимая руки и чуть не плача, пыталась переубедить ее:

– Ну, что ты говоришь? Никто так не считает.

– Я говорю правду.

Она почти уже успокоилась, хотя реакция мисс Уиллис сначала очень огорчила, а затем рассердила ее. Но немного поразмыслив, Лаки поняла, что это была обычная реакция, такая же, как и у всех. Просто было обидно, ведь она считала мисс Уиллис необычной. Настолько необычной, что способной понять и принять. Но, увы, жизнь – не сказка, да и в сказки Лаки давно перестала верить. Так давно, что и не помнит этого радостного чувства надежды и веры в чудо.

– Мы незаразные, но с нами лучше не общаться, – уже без всякой обиды сказала девочка. – Обещаю, что никаких проблем больше не будет. Завтра я пойду на занятия и присматривать за мной, как приказал господин Бирн, вам не придется. Все будет хорошо, мисс Уиллис.

Лаки ободряюще улыбнулась своей донельзя расстроенной воспитательнице и выскользнула из комнаты.

Глава 4

Джулия никак не могла забыть слова Лаки, вновь и вновь прокручивая их в голове. Когда она сама училась в Школе Бардов, у них на курсе было несколько девочек, к которым относились свысока и шепотом намекали, что те незаконнорожденные. Открыто говорить об этом считалось неприличным, и воспитатели подчеркнуто старались относиться к ним, как ко всем остальным. Хотя именно такое отношение делало девочек ущербными и даже убогими, подчеркивая, что с ними общаются только из чувства профессионального долга. Джулия никогда не задумывалась над жизнью тех девочек, и за все время учебы практически не общалась с ними. Она даже толком не помнила их лиц, те держались особняком. На занятиях их редко спрашивали и до поступления в Школу Друидов никто из них не дошел. Все считали их ненужным балластом, и не понимали, зачем их столько лет обучать в Дармунде.

Но Лаки ведь совсем другая, она просто не может быть… Джулия даже про себя не могла назвать эту чудесную девочку грязным словом «ублюдок». Ей так нравится общаться с ней. Вернее, нравилось. После того разговора Лаки не допускала никакого общения, кроме вежливых, дежурных фраз.

Девушка жалела об утраченном доверии девочки и очень хотела завоевать его вновь. Ей было все равно, кем считают Лаки узколобые борцы за чистоту друидской крови. Невероятно красивая и еще более, невероятно смелая и умная девочка была настоящим чудом. Она общалась с ней на равных, иногда Джулии даже казалось, что они ровесницы, ведь в некоторых вопросах девочка разбиралась лучше нее, хоть и была младше на десять лет. С ней было так легко и свободно, как с лучшей подругой.

Она не хотела терять такую дружбу и решила, во что бы ни стало, вернуть расположение Лаки. А еще ей хотелось защитить ее. Теперь, когда у нее на многое открылись глаза, Джулия стала замечать предвзятое отношение преподавателей к девочке. Они постоянно старались ставить наглую девчонку на место. А ее наглость, по их мнению, заключалась в том, что на уроках она смеет еще и отвечать лучше всех, нет, чтобы сидеть тихонько и не привлекать к себе внимания, как делают все девчонки ее положения.

Особенно возмущалась мисс Адамс, очень недовольная реакцией на ее донос. Она ведь рассчитывала, что Макбрайд отошлет девчонку вместе с мерзавцем О’Хара в приют, или хотя бы высечет ее так, как и его. Через неделю после возобновления Лаки посещений ее занятий, мисс Адамс, кипя от негодования, влетела в малый зал для заседаний, где в тот момент присутствовала большая часть преподавателей, собравшихся по приказу Макбрайда.

– Это возмутительно! Негодяйка Альварес сорвала мой урок! – словно торговка, брызжа слюной, кричала утонченная преподавательница по зельеварению. – Я требую немедленного выгнать ее из Дармунда! Совсем уже обнаглела. Забыла, что ей надо сидеть, как мышке, и молчать, как рыбке, а не раскрывать свой рот. В наше время таких, как она, быстро учили молчать в кулачок! Проклятые ублюдки совсем страх потеряли!

– Каких таких? И что значит – учили? – не вытерпела Джулия и с вызовом посмотрела на высокомерную и чванливую мисс Адамс. – Делали мерзкие надписи на руках? А кто имеет право определять чистоту их крови? Вы? – Девушка смерила презрительным взглядом разъяренную преподавательницу и отчеканила: – Чистота крови подтверждается только магической силой, а не родственными связями.

– О, да у нас появились защитники этого плебса, – скривила губы в издевательской насмешке мисс Адамс. – Смотрите, не ошибитесь в симпатиях, милочка. А то быстро окажетесь на дне Дармунда, если будете так небрежно относиться к происхождению.

– Не надо мне указывать, мисс Адамс, – смело ответила Джулия. – А тем более угрожать.

– Не смей говорить со мной в таком тоне, ничтожество! – взвилась преподавательница. – Вылетишь отсюда вслед за Альварес, а может, и раньше ее!

– Не знал, мисс Адамс, что Совет поручил вам решать кадровые вопросы, – раздался спокойный голос Макбрайда, только что переступившего порог зала для заседаний.

– Ну что вы, господин Бирн, конечно, это не моя прерогатива, – сразу залебезила мисс Адамс. – Я просто сделала мисс Уиллис небольшое замечание о заблуждениях, с которыми надо бороться, если она хочет работать вместе с нами, – преподавательница выразительно посмотрела на Джулию и насмешливо усмехнулась.

– Мисс Адамс, я хочу знать суть конфликта, – произнес Бирн, усаживаясь в свое кресло, и сухо уточнил: – Вашего конфликта с Альварес. С мисс Уиллис я уже все понял, мы поговорим об этом позднее.

– Альварес сорвала урок! – вновь начала заводиться мисс Адамс. – Сначала демонстративно смотрела в окно, а когда я спросила, что ее там так заинтересовало больше нашего урока, эта мерзавка, – и заметив недовольный взгляд Макбрайда, она быстро поправила: – эта юная леди нагло заявила, что мой урок ей уж точно неинтересен. Тогда я сказала, что если она такая умная, то пусть вместо меня читает лекцию по зельеварению, а Альварес с ухмылкой ответила: «Ну, если вы настаиваете» и вышла к доске. Она перечеркнула мои записи, заявив, что в них имеются неточности и написала новые рецепты. Да, помилуйте, кто в наше время сам варит зелья от простуды и головной боли, если их можно купить в аптеке? Все отлично понимают, что мой предмет изучается для сохранения традиций, а не для практического применения.

Преподавательница действительно не понимала, зачем изучать старинные рецепты, и относилась к своему предмету несерьезно, пробубнила лекцию, да и ладно.

– Просто возмутительно, что эта выскочка посмела указать на небольшие неточности при семидесяти учениках!

– Конечно, ваши уроки не интересны для Лаки Альварес, – скептически заметил профессор Броуди, преподававший учение о магических заклинаниях. – В отличие от вас, такого уважаемого преподавателя, девочка не считает зельеварение устаревшей наукой и применяет свои знания в жизни. Например, улучшила так презираемое вами зелье от простуды. Теперь у него нет горького привкуса. Я с удовольствием принимаю его и даю своим детям.

– Вы пьете сами и даете детям? – с неподдельным ужасом переспросила мисс Адамс. – А вдруг в роду этой подзаборной девчонки были ведьмаки или мафары, и она специально варит ядовитые зелья?

– Да уж не ядовитей ваших. Я прочитал в тетради сына ваши рецептики. Вы же валериану от календулы отличить не можете, – снисходительно усмехнулся профессор. – И кто поручится, что в вашем роду не было мафаров? Вампиры точно были, судя по тому, как вы любите «пить кровь» учеников.

Лицо преподавательницы покрылось красными пятнами, и она завизжала со всей мочи:

– Как вы смеете обвинять меня в вампиризме! Хорошо сидеть здесь и умничать! Да вы сами не знаете свои заклинания! А вот начнете читать лекции этой всезнайке Альварес, опозорит она вас при всех, тогда и вспомните мои слова, что таких умников взашей надо гнать из Дармунда!

– А я уже полгода занимаюсь с Лаки, – насмешливо посмотрел на нее Броуди. – Она посещает не только мои лекции для десятого мужского курса, но и практические занятия. И знаете, как это подстегивает меня и моих учеников? – он уже откровенно смеялся прямо в лицо разъяренной мисс Адамс. – Девчонка любит задать каверзный вопрос преподавателю, а с парнями сразиться на дуэли. Мои ребята теперь намного быстрей усваивают материал. Стыдно, знаете ли, уступать тринадцатилетней девчонке, вот они и стараются не упасть лицом в грязь.

– Вы позволили этой безродной дряни получать тайные знания? – с негодованием воскликнула мисс Адамс. – Да как вы посмели… без особого разрешения, без согласования, без…

– Вашего высочайшего соизволения? – съязвил Броуди. – Наверное потому, что все было согласовано и разрешено людьми, круче вас. Правильно сказала мисс Уиллис – чистота крови друида определяется магической силой. И судя по этому критерию, девочка – наследница благородного старинного рода, неважно, чью фамилию она носит. Не вам разглагольствовать о ее происхождении, заботьтесь лучше о своем.

Мисс Адамс не ожидала столь резкого отпора от профессора Броуди – друида в сороковом поколении. Это было уже серьезней, чем препирательство с жалкой мисс Уиллис. Она растерянно окинула взглядом коллег, рассчитывая на поддержку, но никто не захотел ввязываться в ее перепалку с уважаемым всеми профессором.

Поддержка пришла от декана Школы Оватов мистера Коллинза, который решил воспользоваться ситуацией в своих интересах. Он с легкой улыбкой обратился к обоим спорившим:

– Давайте не будем горячиться, коллеги. Мисс Адамс не хотела никого обидеть. Она лишь посетовала, что девочка слегка невыдержанная в силу отсутствия родительского воспитания. Но это все поправимо. Я лично займусь Альварес и проверю уровень ее знаний. Возможно, она и правда сильная ученица, тогда я буду обучать ее индивидуально на более высоком уровне. Ну, заодно и манеры улучшим.

– Лаки Альварес – ученица Школы Бардов. Вы не имеете права проверять уровень ее знаний. Это неэтично и неприлично, – раздался четкий и резкий голос профессора Галлахар – декана женского факультета Школы Друидов. – И чему вы научите девочку? – с явным сарказмом поинтересовалась она. – Уровень ее знаний выше, чем у вас. Лаки уже готова к переходу в Школу Друидов, и через год я лично буду ходатайствовать о зачислении ее на мой факультет.

– Да кто вам дал право оценивать уровень моих знаний, а тем более сравнивать его с уровнем какой-то ученицы? – мгновенно окрысился Коллинз на женщину. – Что вы с Броуди дифирамбы ей поете, выставляя прямо потерянной принцессой? Может, это кто-то из ваших родичей сотворил сей плод любви? Так честно и скажите, без всяких намеков и экивоков, а не обвиняйте в нарушении приличий и этических норм. В вашем преклонном возрасте, профессор Галлахар, должно быть стыдно, оценивать мой благородный порыв в подобном контексте!

Последняя фраза была уже явным хамством. Ухоженная пятидесятилетняя женщина выглядела лишь немногим старше тридцатичетырехлетнего Коллинза, разгульный образ жизни которого уже начал сказываться на внешности.

– Хорошо, что вы помните мой возраст, Коллинз. Значит, не забыли, что сдавали у меня экзамены по пятому кругу. Я вполне могу судить о ваших знаниях, как и о манерах, которые напрочь отсутствуют.

– Не смейте говорить со мной в таком тоне! Вы такой же декан, как и я! И зря считаете, что я не стану связываться с выжившей из ума климактеричкой! Так что придержите свой язык! Мне достаточно сделать один звонок, и завтра духа вашего здесь не будет!

– Прячетесь за чужие яйца, Коллинз? – насмешливо поинтересовалась ничуть не испуганная женщина. – Свои не выросли?

В зале раздался одобрительные смешки преподавателей и даже негромкие аплодисменты. Декан злобным взглядом окинул зал, цепко выхватывая лица насмешников, чтобы потом припомнить им столь неслыханную дерзость.

А профессор Галлахар продолжила все тем же спокойным голосом:

– Мне достаточно сделать один звонок, и через час у вас не будет даже этого жалкого подобия.

Макбрайд был готов аплодировать ей стоя, но вслух, еле сдерживая улыбку, посоветовал доверительным голосом:

– Лучше извиниться, Коллинз. У мистера Галлахара за жену напрочь сносит крышу. И свой звонок другу вы вполне можете сделать, говоря фальцетом. Шестьдесят лет для ловца, знаете ли, еще не возраст.

Коллинз реально испугался. Макбрайд в свои семьдесят с лишним лет мог еще любому дать прикурить, а Галлахар, действительно, был известен своей вспыльчивостью. И тогда сквозь зубы он процедил:

– Приношу извинения, профессор. Мы в самом деле зря горячимся и тратим драгоценное время на какую-то девчонку, – голос Коллинза зазвучал уверенней: – Господин Бирн, объясните наконец, зачем нас собрали здесь? Через час у меня важная встреча.

Макбрайд хотел откровенно поговорить с преподавателями о детях, находившихся под опекой Дармунда – сиротах и незаконнорожденных. Убедить относиться к ним без предубеждений и дать возможность дойти до Школы Друидов, до которой из таких детей доходили единицы, подобно Смиту. Однако спор, разгоревшийся из-за Лаки, показал бесполезность такого разговора. Ведь уговоры, а тем более, приказы не изменят враждебного отношения к несчастным детям, лишь сделают его более явным. Против них начнут настоящую войну, чтобы доказать, что такие дети – никчемны, и никакие знания невозможно вбить в их тупые головы, ведь отсутствие породы ничем не заменишь. И доказать в первую очередь самому Макбрайду, дерзнувшего нарушить вековое отношение к ублюдкам.

Бирн заметил, что с Адамс и Коллинзом была согласна большая часть собравшихся. Разговор зашел только об одной хорошенькой и умненькой Лаки, и сразу вызвал бурные эмоции, расколовшие преподавателей на два лагеря. Что тогда говорить о таких, как О’Хара, черных и облезлых? Они явно не заслужат хороших слов даже от тех, кто защищал Лаки.

И тогда он быстро изменил первоначальную причину экстренного сбора и озвучил первое, что пришло в голову:

– Я тут поразмыслил на досуге, – непривычно добродушно начал он, придумывая на ходу, что сказать дальше, – мы встречаемся с вами только по каким-то делам, а почему бы нам в неформальной обстановке не устроить пикник с барбекю?

Лица преподавателей недоуменно вытянулись. Они ожидали от строгого Макбрайда чего угодно – порицания, выговоров, детальной критики методов их преподавания, но только не предложения о пикнике.

– Помню в молодости мы собирались с друзьями после Бельтайна и отмечали приход весны. Веселились, ну и выпивали, конечно.

Бирн посмотрел на удивленных преподавателей и неожиданно подмигнул им, вводя в ступор столь панибратским жестом.

– Так что, гульнем на первое мая? Выпивка и еда будут за счет заведения.

Все оживленно зашумели. Никто не припоминал, чтобы в Дармунде устраивали «корпоративные» пикники.

– Значит договорились. У вас есть почти месяц на подготовку. Придумайте какой-нибудь сценарий, чтобы было веселей. Главным назначается профессор Броуди. За неделю до праздника все мне и расскажете.

Броуди с готовностью кивнул. Он любил и умел веселиться, и с удовольствием возьмется за такое дело.

– Ну вот собственно говоря, и все на сегодня. Все свободны.

– Погодите, вы не решили проблему с Альварес, – высокомерно напомнила мисс Адамс. – Нельзя оставлять все, как есть. С девчонкой надо что-то делать.

Преподаватели, уже поднявшиеся с мест, со вздохом опустились в кресла. Собрание закончилось на такой чудесной ноте, а неугомонная мисс Адамс снова вынуждает их слушать перебранку из-за ученицы.

– А насчет Альварес я уже решил, мисс Адамс, – с легкой улыбкой произнес Макбрайд. – Она не будет больше посещать ваши занятия, – он продолжал улыбаться, но его голос становился все холоднее. – Ей там нечего делать. Как, впрочем, и на уроках мисс Фул.

Мисс Фул вела уроки зельеварения на старших курсах в Школе Бардов, и была не на много умнее мисс Адамс, но более безобидной.

– Ученица Альварес будет заниматься курсом зельеварения с мисс Уиллис, – и глядя на стиснутые губы мисс Адамс и кривую ухмылку Коллинза, Бирн строго сказал: – Мисс Уиллис – воспитательница девочки, и такие занятия не нарушат ни этические, ни моральные нормы. А вам, мисс Адамс, дается месяц для приведения рецептов в порядок. Господин Катэйр очень трепетно относится к зельеварению и не считает эту науку ненужной и устаревшей. Поэтому он лично посетит ваши занятия. Заодно выяснит, что там за микстуру придумала Альварес и можно ли ее употреблять.

– По моей просьбе господин Катэйр уже изучил новый рецепт зелья от простуды и высоко оценил его, – сразу отозвался Броуди. – Еще удивлялся, почему никому раньше не пришло в голову добавить одну травку, растущую, как сорняк, а потом утвердил «микстуру Альварес» для изготовления в нашей аптеке. Так что всем ее рекомендую – излечивает от простуды за два приема.

– Ну и славно, – подытожил Бирн и повернулся к мисс Адамс. – Видите, все утряслось.

– Это возмутительно! Вместо того, чтобы наказать девчонку, вы решили через месяц устроить экзамен для меня!

– Я могу прямо сейчас пригласить господина Катэйра, – ледяным голосом предложил Макбрайд.

– Нет, вы сказали через месяц, – быстро возразила мисс Адамс и гордо подняв голову, поспешно вышла из зала. Таким же быстрым шагом за ней последовал Коллинз, а за ним покинули зал и все остальные, весело обсуждая предстоящий праздник.

– Броуди, задержитесь, пожалуйста, – негромко попросил Бирн.

Профессор с готовностью подошел к столу, за которым восседал Макбрайд, ожидая получить дополнительные указания насчет праздника, но речь пошла вовсе не о нем. Подождав, пока за последним преподавателем закрылась дверь, Бирн обратился к Броуди совсем по другому вопросу.

– Я хочу поговорить с вами об О’Хара. Он посещает ваши занятия по магическим заклинаниям, или не допущен к ним?

Профессор слышал о расправе Макбрайда над парнем и теперь не знал, что ответить, чтобы не вызвать его гнев. Но подумав, решил не скрывать правду.

– О’Хара допущен к моим занятиям, сэр, так как прошел второй уровень подготовки и справляется с заданиями не хуже всех. Я не разделяю точку зрения некоторых коллег и не считаю, что незаконнорожденного надо игнорировать и ничему не обучать, – с вызовом произнес Броуди. – На моих уроках все дети равны в получении знаний. Мальчик не виноват ни в гибели отца, ни в легкомыслии матери, бросившей сына на произвол судьбы.

– Вы знали его родителей? – быстро ухватился за его слова Макбрайд. Именно на это он рассчитывал, помня, что Броуди дружил с Кэмпбеллом в школьные годы. – И с уверенностью сможете подтвердить это, если возникнут некие обстоятельства?

Увидев непонимающий взгляд профессора, он нехотя пояснил:

– Я немного перегнул палку в одной ситуации, а потом поговорил кое с кем, и узнал, что парень был невиноват. Да и не такой он уж законченный негодяй, как представляют его некоторые.

– О’Хара нормальный парень, – уверенно произнес Броуди и негодующе возмутился: – Это некоторые ученики не совсем нормальные, да и преподаватели тоже. Делят детей на касты и устраивают травлю, забывая, что мы не в Индии, и не в Америке 50-х годов. А эти уродливые татуировки – уже настоящий садизм. Узнал бы, кто тут такое рисует – сам бы ему руки поотбивал, а еще лучше на лбу написал бы – сволочь и подонок. А какие обстоятельства вы имели в виду?

– Да вот узнал, что он сын Кэмпбелла, и сразу мерзко стало на душе, что я с ним так обошелся, – нехотя признался Макбрайд. – И еще эти наколки. Сам руки поотбивал бы уродам, делающим их. Знать бы только этих любителей тату. Никто ведь не скажет, кто над ним так поиздевался, – задумчиво потер подбородок Бирн. – А парню хочется помочь, только пока не знаю, как. На вас можно рассчитывать, если дело дойдет до рассмотрения его права на фамилию отца? Вы подтвердите, что он сын Мерфи Кэмпбелла?

– Да, – твердо ответил Броуди. – Мерфи был моим другом, и я давно бы выступил свидетелем, что Дойл его сын, если бы мамаша удосужилась подать об этом прошение. Она ведь родила только потому, что Кэмпбелл не позволил сделать аборт, да и привязать его хотела на всю жизнь. А когда он погиб, ребенок уже не вписывался в ее планы. Она спихнула его сначала к своей полоумной бабке, а в пять лет сюда, и забыла о нем навсегда, – грустно сказал профессор. – И живет теперь парень, как былинка в поле – никому не нужный, никому не верящий, и никому ничего не должный. Он первый в Дармунде, кто не прячет свои наколки. Наоборот, показывает всем, что терять ему нечего, и пусть лучше никто его не трогает. Знал бы Мерфи, как все обернется, то сам отговорил бы подружку рожать, чтобы никто не унижал его сына и не учил уму-разуму, – он осуждающе поджал губы, глядя прямо в лицо Макбрайду.