Текст книги "На шифре. Инсайдерская история криптовалютного бума"

Однако главные дебаты, начатые еще в Майами, касались того, как Ethereum достигнет своей цели и станет платформой для децентрализованных приложений. Одни соучредители – Чарльз, Энтони и Джо (бизнесмены) – хотели создать коммерческий «крипто-Google», который будет собирать пользовательские данные, зарабатывать на них и оставлять прибыль от сети себе. Именно такой модели следовали интернет-гиганты вроде Google, Facebook и Twitter, а либертарианцы и шифропанки из субкультуры биткойна и криптовалюты ее сторонились. Энтони, апологет капитализма и экономических стимулов, даже предлагал выпустить ПО с закрытым кодом, чтобы изменять его могла только сама компания. (Позже он будет утверждать, что видел плюсы обоих подходов, но не помнит, какой именно отстаивал сам.) Михай тогда подумал: «Нет! Нет! Если и есть что-то, с чем мы все можем согласиться, так это отрытый код!» Открытый код означал приоритет пользователя, а не прибыли; плюс код будет более гибким, если в него сможет внести свою лепту любой разработчик. Сторонники некоммерческой организации представляли себе как раз ПО с открытым кодом – не эксплуатацию пользователей, а создание новой децентрализованной сети, не принадлежащей никому и способной функционировать, как и биткойн, используя компьютеры по всему миру, – даже если исчезнут ее «владельцы». Хотя Виталик очень хотел сделать Ethereum некоммерческим, остальные утверждали, что учреждение швейцарского некоммерческого фонда намного более хлопотно с точки зрения бюрократии, чем учреждение компании, поэтому он скрепя сердце уступил.

В голове у Гэвина кипели мысли об оптимальной организации Ethereum, и через несколько дней после «Биткойн Экспо» он написал пост в блоге с названием, отсылающим к децентрализованным приложениям, – «ÐApps: как выглядит Web 3.0», начав с обвинений в адрес преобладающей в сети бизнес-модели, которой пользовались Google, Facebook, Twitter и прочие неисчислимые компании: пользователи передают свои данные в обмен на бесплатные услуги, оплачиваемые рекламой. Выложенную через несколько дней отредактированную, менее «технарскую» версию он начал так:

Даже до откровений Эдварда Сноудена мы понимали, что доверять информацию случайным субъектам в интернете чревато опасностями… Доверять нашу информацию организациям – это в целом изначально нерабочая модель… Учитывая, что их модель прибыли требует знать о людях как можно больше, трезвомыслящий человек поймет, как сложно переоценить потенциал для скрытого злоупотребления.

Затем он предложил переосмыслить Веб так, чтобы большие корпорации не предоставляли продукты для публикации контента, общения или финансовых транзакций; эти услуги станут общественными в виде децентрализованного ПО – как сам интернет является общественным благом, а не принадлежит одной коммерческой корпорации. В конце концов эта концепция захватит воображение многих.

А еще Энтони переубедил Виталика в вопросе премайна. Но как поделить 10 %, предназначенных для учредителей и ранних участников (то есть людей, работавших над проектом до краудсейла)? После краудсейла, когда начнут строить сеть, еще 10 % пойдут в резервы фонда, а еще сотрудникам будет разрешено приобретать долю по особой схеме. Но именно раннее приобщение к биткойну и сделало множество обычных людей вроде Энтони биткойн-миллионерами, поэтому все понимали, что получить монеты в начале, когда цена ниже, – это путь к тому, чтобы стать эфир-миллионерами.

Гэвин, перед вылетом в Майами получивший совет не упускать свое, считал, что при разделе 10 % для ранних участников следует учитывать ценность вклада от каждого. Тот, кто побывал на паре встреч, или простой секретарь не должны получить такой же процент эфира, как люди, которые, собственно, разрабатывали Ethereum (например, он сам). На его взгляд, поиски важных связей – это дело, скорее, консультанта или ангела-инвестора, а вот строить технологию с нуля, как Гэвин, – уже дело учредителя. При определении сумм он предложил отталкиваться от уровня рыночных зарплат, но многие его идею не приняли, поскольку большинству она была невыгодна. Он проиграл.

Взамен они решили разделить 10 % премайна на количество месяцев, начиная с ноября 2013 года, когда Виталик написал «белую книгу», вплоть до краудсейла. Они раздадут равные доли тем, кто работал над Ethereum каждый месяц, согласно загрузке участника – полная занятость, половинная или минимальная. За ноябрь Виталик, единственный участник, получал долю целиком. В декабре подключились Джефф, Гэв, Михай, Чарльз и Энтони – они разделят долю этого месяца с Виталиком. За февраль, когда Лоренцо на полную ставку возводил стену в «Космическом корабле», он получал столько же эфира, сколько и Гэвин. Тот факт, что ему, одному из главных программистов Ethereum, платят по такой же месячной ставке, что и плотнику, будет уязвлять Гэвина еще много лет спустя.

Следующий пункт повестки – зарплаты. Гэвин решил, что, раз проиграл в распределении эфира, он достоин претендовать хотя бы на высокий оклад. Отталкиваясь от стандартных зарплат с сайтов вроде Payscale, Гэву и Джеффу положили 190 тысяч долларов ежегодно, Виталику – 185 тысяч. Но Виталику претил напор Гэвина – позже он скажет об этом времени, что «люди решали, сколько платить самим себе», – и в конце концов он решил, что будет получать 152 тысячи в год.

Споры на «Биткойн Экспо» были лишь миниатюрным отражением трений, возникших еще во времена «Биткойн Майами». Например, Михай и Энтони были диаметрально противоположны по складу характера. Румын Михай, основатель Bitcoin Magazine, обитавший в анархистских сквотах, любил выпить, был общительным, порывистым и творческим. Он хотел, чтобы Ethereum состоял из сети холонов, совмещающих работу и повседневную жизнь. Энтони же – деловой человек, который стремился держать все под контролем, считал себя венчурным инвестором, чуть ли не в одиночку спонсировал весь проект. Энтони хотел видеть отдачу от своих вложений, критиковал все принятые без его участия решения вплоть до дизайна логотипа, считал горизонтальную структуру Михая анархией – мелкими лагерями хакеров, разбитыми в бывших наркопритонах без электричества. К сожалению, оба они претендовали на роль специалистов по маркетингу. Гэвин, разработчик одного из главных клиентов, претендовавший на роль СТО, считал себя истинной движущей силой, без которой Ethereum вообще не появился бы на свет. (В том же месяце он опубликует «желтую книгу» Ethereum – техническую версию «белой книги» Виталика.) И здесь же – Амир, разбогатевший на биткойнах тусовщик из Израиля, занимавшийся на стороне проектом Colored Coins, обязанностей которого в Ethereum никто толком не понимал. (Позже Амир заявит, что он придумал продажу токенов, помог найти десятки инвесторов по всему миру, разработал токеномику, требовал соблюдения законов и участвовал в брендировании, маркетинге, разработке и логистике.) Еще был Чарльз, бывший аспирант, пытавшийся получить в Колорадо PhD по математике, без предпринимательского опыта, первым делом провозгласивший себя СЕО, а на другом полюсе – Виталик, творец, который не только не претендовал на высокие должности, но и принципиально выступал против них.

Проблема заключалась в том, что, хотя Чарльз считался СЕО, а Виталик отказывался от должности, реальная власть принадлежала именно Виталику. И хотя в двадцать лет он этого еще не понимал, многие вокруг замечали, что, во-первых, он невинный и наивный; во-вторых – это видят и другие; в-третьих – кто-нибудь попытается им манипулировать. К тому же он не был зациклен на отстаивании своего мнения. С точки зрения Энтони, человека с четкими представлениями обо всем на свете, мировоззрение Виталика напоминало надувную куклу, трепещущую на ветру. Плюс ко всему люди поняли, что Виталик избегает конфликтов. И, если хочется на него повлиять, достаточно с ним пообщаться, втереться в доверие и – раз он просто не умеет отказывать – добиться своего.

Еще одним важным фактором было то, что его видели «другим». Многие предполагали или шутили, что он – человек «на своей волне» или вообще аутист. Он смахивал на робота, не шутил и не располагал к себе, как многие другие. К примеру, в ресторане все просматривали меню и комментировали блюда и вина, а Виталик пробегал его глазами, определялся с выбором и затем сидел, уткнувшись в телефон. Его не получалось разговорить. С женщинами он был неловок и молчалив. Родители замечали его проблемы с общением – еще во время того долгого периода задержки с речью, что уже могло намекать на аутизм, – но так и не сводили его к врачу, сосредоточившись на насущных проблемах: отсутствии друзей или неумении справляться с чувствами. (Виталик говорит, что не знает, аутист он или нет, и никогда не изучал определение или классификацию аутизма.)

Было это связано с аутизмом или нет, но все видели, что он не умеет считывать социальные сигналы, язык тела или смотреть между строк – даже когда им пользуются. Виталик был честнее и чище других. Если ему что-то говорили, ему и в голову не приходило, что это может быть ложью. Это позволяло окружающим продавливать свои интересы. По мнению некоторых, Виталик вообще понятия не имел, что происходит вокруг.

Гэвин никак не мог выкинуть из головы мысли о том, насколько важнее его работа программиста по сравнению с остальными; о том, что перегородку для новой спальни может поставить каждый, но во всем мире наберется не так много людей, способных написать код Ethereum. Вдобавок после краудсейла в большинстве первых участников просто-напросто отпадала необходимость, например в тех, кто добывал юридическое одобрение для запуска. На взгляд Гэвина, многие соучредители – на самом деле не больше чем консультанты. А единственными незаменимыми и по-настоящему заслуживающими этого звания были разработчики: Виталик, Джефф и он. За бизнес-процессы мог бы отвечать кто угодно, и с особенным подозрением он относился к Джо Любину. Отчасти потому, что Джо раньше работал в Goldman Sachs, но в основном из-за слухов, что его бывший партнер по хедж-фонду нарушил закон, из-за чего Джо и пришлось уехать на Ямайку. (Джо утверждает, что закон нарушил бывший работодатель его партнера, а на Ямайку он поехал, чтобы работать над музыкальным проектом с другом, а еще потому, что там классно.) Гэвина все больше раздражала отсрочка краудсейла. «Ну, еще две недели и…» – обиходная шутка того периода. А Гэвин не понимал, почему они ждут «еще две недели» уже три месяца. Какого черта они тянут?

Он переехал в Берлин, потому что считал Лондон городом финансистов, и переживал из-за слухов о вечеринках их команды в Швейцарии. Там не происходило ничего шокирующего, но не обходилось без большого количества пива и, время от времени, травки. Одно то, что цугская компашка купила себе в дом мощный передвижной динамик, говорило уже о многом. Гэвин думал: «Виталик, Джефф и я делаем Ethereum. А чем там заняты вы?»

Джефф в Амстердаме испытывал схожие чувства. Глядя на восьмерых учредителей, он видел, что трое из них пишут код, а пятеро делают черт знает что. Занимаются рекламой? Если да, неужели для этого нужно сразу пять человек, если самой работой заняты трое? На еженедельных созвонах, во время отчетов соучредителей, Джефф слышал только стандартный набор слов: «Посетил такую конференцию, сякую конференцию, рассказал людям об Ethereum». Джеффу казалось, что в первую очередь стоит что-то сделать, а уже потом ходить по конференциям. Что касается Любина, то лично против него он ничего не имел, но, как и Гэвин, не доверял ему. Чутье подсказывало, что с Джо следует быть поосторожней: если того потребуют обстоятельства, он всадит нож в спину. (Сам Джо считает, что в то время Джеффом манипулировал Гэвин.) Но больше всех из учредителей Джеффа возмущал Амир. Если кто-то в их группе и работает меньше всех, то это Амир.

Гэвин и Джефф, два программиста, сказали бы, что их претензии в основном касаются «бизнесменов» (Чарльза, Энтони, Амира и Джо), особенно потому, что большинство из них отстаивали коммерческую направленность предприятия, отчего складывалось впечатление, будто они просто не понимают, что такое открытый исходный код. Разработчики – и Михай с ними – выступали за организацию в духе «Мозиллы», созданную ради общего блага, а не личного обогащения.

А у «бизнесменов» были свои взгляды. Джо, наблюдавший за растущим расколом между программистами и «бизнесменами», верил, что все раздоры коренятся исключительно в стремлении Гэвина к власти. Энтони казалось, что теперь, когда код уже в процессе написания, разработчики считают финансирование – то есть его деньги – не столь уж нужным. Ему было тридцать семь, он был на четыре года старше Гэва и на семь – Джеффа, и в его глазах они вместе с двадцатишестилетним Михаем казались неофитами, которые не понимают, как устроен мир, не разбираются в законах и нормах.

Впрочем, может, сами Гэвин и Джефф думали, что противостоят в основном «бизнесменам», но выбирать стороны пришлось и не-программистам, и даже не-бизнесменам – например, администраторам в «Космическом корабле». Они думали, что разработчики заодно презирают и их. Тейлор в Цуге – сам программист, но занимавшийся сайтом, – опасался, что Гэвин с Джеффом считают и его одного поля ягодой с малоценными, далекими от IT людьми. Разрабы, по его мнению, не видели в сотрудниках, засевших в Цуге, никакого смысла. (Это не совсем соответствует действительности, но Гэвин и Джефф иногда сомневались в их полезности. Например, Джеффу нравился Михай, но он не понимал, какое отношение к Ethereum имеют его странные выдумки вроде холонов.)

Группа начала понемногу понимать, что приближается развязка. Более того – два участника высшего уровня, не из соучредителей и даже не из Цуга, собирались поставить вопрос ребром.

В мае Матиас – двадцатичетырехлетний датчанин, работавший в Швейцарии сперва над сайтом, а затем над юридической стороной краудсейла, отправился домой к Стефану Туалю в Туикенем, к юго-западу от Лондона, чтобы помочь учредить лондонский филиал. Поначалу, вспоминает Матиас, он не понравился Стефану: француз считал, что датчанин в одной упряжке с Чарльзом. (Сам Стефан эти подозрения отметает.) Так или иначе, ночной разговор за вином быстро растопил лед. В следующие недели они обсудили недоверие и внутренний раскол в Ethereum. Наконец они решили, что так продолжаться не может. Мало того – оба были готовы рискнуть и вылететь из проекта, лишь бы спасти его. Главный камень преткновения, согласились они, – это Чарльз.

И дело не только в его жутких манипуляциях. (Хотя и они имели значение – невозможно существовать с СЕО, которому почти никто не доверяет.) Но, поразмыслив, они поняли, что в корне всех проблем лежат разногласия о миссии проекта. А организация с двумя миссиями – это как корабль, плывущий на утес: если один капитан тянет штурвал влево, а второй – вправо, судно разобьется о скалы. Проще говоря, планы Чарльза на Ethereum не совмещались с ви́дением Виталика. Денег и на то, и на другое не хватало. По расчетам Матиаса, минимальная стоимость разработки жизнеспособного продукта – 15 миллионов долларов. Они не представляли, сколько смогут собрать, к тому же технологические проекты почти всегда превышают бюджет. Однако в текущем бюджете на разработку отводилось только 60 %, а целых 40 % – на «тщеславные», по их мнению, проекты Чарльза типа бизнес-инкубатора. Взвесив непростую ситуацию, Матиас и Стефан поняли, что по-настоящему незаменимые соучредители – это разработчики Гэвин и Джефф; они важнее даже Виталика, который в одиночку Ethereum не напишет. Это софтверный проект – без разработчиков его не запустить.

Стоило понять, что стоит на кону, – и для Матиаса, человека без семьи, вывод был прост. С тех самых пор, как он узнал о существовании биткойна, он считал децентрализованные транзакции, свободные от правительственного надзора, единственным решением финансового кризиса 2008 года, в котором сгорели миллионы его деда. И когда появился Ethereum, Матиас увидел в нем платформу для осуществления своей мечты. И был готов рискнуть всем, чтобы ее спасти. Матиас помнит, что Стефан исходил из других расчетов, но с тем же результатом: у него были жена и дети, а он почти полгода проработал даром: если Ethereum не заработает, ему конец. Стефан говорит, что и это правда, но все же он хотел спасти Ethereum, потому что верил в справедливый децентрализованный мир и считал платформу единственным криптопроектом, который может стать планетарным компьютером, независимым от цензуры.

Каждый соучредитель имел один голос, кроме Виталика, имевшего сразу два. Они предположили, что Джо, Энтони и Амир не проголосуют против Чарльза (как и сам Чарльз). Стефану и Матиасу оставалось убеждать Гэвина, Джеффа и Михая исключить Чарльза – и, если получится, последнее слово останется за Виталиком.

Действовать нужно было осмотрительно, ведь они знали: одна оплошность – и Чарльз потребует их головы. Прежде всего они связались с Михаем. В ночной конференции по скайпу 26 мая – при участии Михая, Роксаны, Тейлора Герринга и Ричарда Стотта – Стефан и Матиас перечислили недостатки Чарльза. Михай вскоре согласился, что его поведение представляет серьезную проблему.

Звонок имел большое значение еще для одного человека в «Космическом корабле», хотя и по другим причинам. Тейлор вспоминает, что Стефан и Матиас были несколько нетрезвыми, и Стефан как глава PR, участник внутренних чатов и бизнесменов, и разработчиков, сболтнул о том, что видит, как затевается крупная политическая игра. По словам Тейлора, Стефан был уверен, что, как только поступят деньги от краудсейла, Швейцария и бизнесмены потеряют значение и бюджет перейдет в руки разработчиков. А поскольку их предводителем считался Гэвин, это означало, что победит он. (И Стефан, и Матиас утверждают, что сильно не напивались, а Стефан подчеркивает, что звонок касался Чарльза, а не Гэвина.)

На тот момент все уже несколько месяцев работали без зарплаты. После первоначальных крупных взносов от Энтони и Джо некоторые, как Тейлор, начали давать биткойны взаймы, чтобы поддержать проект. И, по словам Тейлора, Стефан заявил всем, что присоединяется к Гэвину, потому что ему нужно чем-то кормить жену и детей. (Стефан не помнит, чтобы так говорил, но добавляет, что это представление могло сформироваться из-за их с Гэвином взаимных дружбы и уважения.)

Это насторожило Тейлора. «Ой, блин, люди уже расходятся по лагерям».

После первого успешного созвона пришла очередь Гэва и Джеффа. Матиас и Стефан очертили им моменты, которые уже обсудили с Михаем и остальными, но теперь добавили вишенку на торте. Они напомнили Гэвину и Джеффу, что только у них двоих есть «ядерная кнопка»: если Чарльз будет не уволен, они могут пригрозить уйти из проекта. Поскольку только Гэвин и Джефф могут создать Ethereum, Виталик будет вынужден согласиться.

Джефф и так об этом знал – причем довольно давно. Услышав, что все друг друга понимают, Матиас и Стефан отметили переговоры, выпив еще вина.

Через несколько дней Гэвин, Виталик, аналитик Ethereum Влад Замфир и их друг Янислав Малахов приехали в Вену, чтобы выступить на конференции на тему биткойна в Венском техническом университете, причем Виталик приехал в том же полосатом свитере, который надевал на январское открытие «Децентрала». Вечерами Гэвин с Яниславом выпивали допоздна и где-то гуляли, а молодые Виталик и Влад оставались работать в съемной квартире. Но днем Гэвин и Виталик обсуждали важные вопросы. Оба всегда хотели сделать Ethereum криптовалютной версией Mozilla – некоммерческим проектом с открытым исходным кодом – и наконец смогли проговорить свои опасения насчет коммерческой модели. По словам Виталика, во время их дискуссии в апартаментах, украшенных статуэткой жирафа, Гэвин, хоть он сам этого уже не помнит, заявил, что, если проект направят в коммерческое русло, он не останется на борту. Гэвин помнит только то, как сказал, что готов работать наравне с Виталиком или под его руководством, но ни в коем случае не с Чарльзом.

Виталик уже знал о мнении Гэвина, что лидеры из лагеря «бизнесменов» – только обуза, посторонние, которым повезло урвать позиции, которых не заслуживают, и отчасти был с этим согласен. В отличие от Гэва он не считал, что техническая сторона важнее всего остального, но признавал, что выхлоп от действий остальной команды слишком мал. Амир работал над Colored Coins и словно вообще не верил в успех Ethereum; из Михая, которого Виталик любил как друга, получился плохой маркетолог; Стефан не поладил с некоторыми участниками. Джо еще ничего, но и его основная ценность – бизнес-ангел со связями; Энтони им нужен, но он переоценивает свою важность. И, наконец, Чарльз – «математик» без рыночного опыта, захвативший руководящую роль.

Но если до определенной степени Виталик и соглашался с Гэвином, он считал, что, если внезапно начать понижать в должности сотрудников, те уйдут из проекта и Ethereum развалится. Например, сейчас некоторые из этих людей разрабатывали юридическую стратегию, чтобы соучредители не нарушили законы о рынке ценных бумаг, – а Виталику и Гэвину эта область совершенно не знакома. Виталик полагал, что, на взгляд Гэвина, эти «нетехнические» позиции вполне заменимы, – а на самом деле это не так. Главное – провести краудсейл и запустить проект, а потом уже можно разбираться с кадровыми вопросами.

Однажды, по словам Виталика, Гэвин вовсе предложил разработчикам – ему, Виталику и Джеффу – продолжать без остальных. Виталик, учитывая отсрочки запуска краудсейла, не горел желанием поступать подобным образом, но все же четко понимал, что без радикальных перемен не обойтись.

На тех же решающих выходных Стефан и Матиас позвонили Гэвину и Виталику из Туикенема по скайпу. Они сказали что-то типа: «В Цуге большие проблемы с командой. Там точно что-то случится. Ethereum рассыплется, будет серьезная забастовка». Стефан и Матиас только что переговорили с Михаем и Тейлором, которые узнали о Чарльзе нечто важное для всех в компании. Все четверо объединились и заявляли, что эти вопросы нужно решить до запуска проекта. Гэвин и Виталик забеспокоились. Виталик, к примеру, вообще впервые узнал о брожениях внутри команды в Цуге.

Виталик был особенно удивлен, ведь он всегда находил Чарльза дружелюбным и приятным в общении, за едой они часто говорили о математике. И все же Виталик и Гэвин согласились обсудить происходящее с остальными.

По удачному совпадению, через несколько часов они как раз собирались поехать туда на поезде. Все соучредители договорились о встрече в Швейцарии, чтобы подписать документы и официально стать директорами Ethereum GmbH. Это должно было случиться 3 июня, через пару дней.

У команды в Цуге давно уже имелись нехорошие предчувствия насчет Чарльза, но по-настоящему интерес Тейлора пробудился из-за позднего звонка по скайпу 26 мая. Во время разговора Матиас спросил остальных, не копались ли они в прошлом Чарльза. До него доходили разные слухи; плюс, когда он поискал сам, то не смог найти никакой информации до конкретной даты. Люди так встревожились, собрав все его россказни в единый список, что Роксана решила найти копию его паспорта, хранившуюся у них по административным причинам. (К их облегчению, хотя бы его имя оказалось настоящим.)

После звонка Тейлор сам начал поиски в интернете, чтобы понять, правда ли Чарльз травмировал ногу, спрыгнув из военного вертолета в Афганистане, но взамен нашел созданные им компании. Тейлор внимательно прошел по сетевому следу, но ничто не подтверждало рассказы Чарльза. Службе в армии противоречили его же собственные слова о том, что он рано поступил в колледж, как и даты его постов в интернете.

Во время раскопок Тейлор отыскал ники Чарльза с таких сайтов, как Reddit (например, Ravencrest), – и после поисков на одном из форумов нашелся аккаунт с таким же ником и адресом в городке Боулдер. Там был пост, совпадающий с временем проживания Чарльза в Колорадо и написанный в его манере. Этот пост встревожил всех.

Тейлор сделал скриншоты и собрал досье. На его взгляд, Чарльз лгал о своей личности.

Через несколько дней Энтони, Амир и Джо вылетели в Швейцарию на подписание документов об утверждении директоров Ethereum GmbH – коммерческой основы Ethereum. Документы были уже готовы, осталось только их подписать. По швейцарским законам, для этого требуется личное присутствие. Рокси пару дней собирала матрасы, потому что всего в «Космическом корабле» должны были жить восемнадцать человек. Матиаса и Стефана не звали, но они прилетели за свой счет. По пути они напевали тему из «Игры престолов».

Даже в Нью-Йорке по разговорам на дискуссионной платформе Slack заметили, что с Ethereum что-то неладно. Бывший юрист и нынешний программист Стивен Нерайофф, с которым Джо сотрудничал по юридическим аспектам краудсейла в Соединенных Штатах, говорит, что предупредил Джо и Чарльза, когда высадил их в аэропорте: «Парни, там что-то не так».

Стивен утверждает, что Джо, который не помнит этого разговора, ответил: «Ты преувеличиваешь».

Чарльз спросил, что настораживает Стивена. Тот ответил: «Вы читали „Повелителя мух“? Один из вас – Хрюша, вот только не знаю кто».

Когда все собрались, в «Космическом корабле» повисла странная атмосфера. Тейлор, Михай, Рокси и еще несколько человек знали, что будет вынесено на обсуждение, но еще не все приехали, поэтому приходилось скрывать чувства до следующего дня.

И все же иногда напряжение прорывалось. Когда Энтони и Матиас курили под вторым этажом, нависавшим над первым, Энтони повернулся и сказал: «Ты мне не нравишься». «Да и ты мне не нравишься, Энтони», – ответил Матиас.

Настало утро 3 июня. Небо было голубое, исчерченное полосками тонких перистых облаков. В воздухе чувствовалась прохлада. Джефф из Амстердама, домосед до мозга костей, приехал последним – и первым же уедет. Виталик все в том же полосатом свитере пошел встречать его на вокзал с Гэвином, Михаем и Тейлором. Его поезд задерживался, и они в ожидании уселись на серых валунах у озера Цуг. Тейлор находил ироничным, что он и Михай проводят утро с Гэвином, который считался противником всех в Цуге. Но их объединяла вражда с Чарльзом – и пока что этого хватало.

Когда приехал Джефф, они по дороге домой – где-то в получасе пешком от вокзала – заглянули в парк у сияющего зеркального City Garden Hotel и присели на скамейке. Тейлор показал остальным досье. Согласно одной из находок, Чарльз, возможно, ушел из предыдущего проекта, BitShares, не из-за опасений по поводу того, что продажа токенов вызовет подозрения SEC, как утверждал он сам. На самом деле его обвинила в сексуальных домогательствах соискательница вакансии.

Гэвина беспокоило, что, даже если не брать частности, Чарльзу не доверяют самые ближайшие соратники. Тейлор решил собрать досье и показал его с согласия коллег остальным раньше, чем самому Чарльзу. Одно это уже немало говорило о степени внутреннего недоверия. Хоть Гэвин в целом был кодером-одиночкой и не имел опыта в кадровых вопросах, он понял: им больше не суждено работать в одной команде. И Виталику придется решать, какую сторону поддержать.

Впятером, считая Стефана, они обсудили, как избавиться от Чарльза и Амира. Кое-кто просил уволить и Энтони, а может, и Джо заодно. В общем, всех «бизнесменов». Но после обсуждения они поняли, что Джо им нужен, потому что в одиночку технари завершить проект не смогут.

Когда они вернулись в «Космический корабль», приехал Джо Любин со своим двадцатилетним сыном Киреном, отчего многие, например Энтони, закатили глаза. «Сына-то он зачем приволок?» Гэвин, Джефф, а также еще несколько человек сообщили Джо и Энтони, что на самом деле они собрались не для подписания документов. А заодно вкратце рассказали о досье на Чарльза. Гэвин заметил, что Джо реагирует со своей обычной ироничной улыбкой, словно он выше всех этих распрей.

На верхнем этаже, в рабочей зоне, Джо уже встречали Стефан, Тейлор и, возможно, Михай. Тейлор вручил досье. По словам свидетеля, Джо прочитал его и весь побелел. Его выражение лица говорило: «Об этом ни в коем случае никто не должен знать. Нужно избавиться от этого парня немедленно». А затем пошутил, что никому не хотелось бы иметь во врагах Тейлора.

Михай слышал, как Чарльз в разговоре с кем-то на террасе произнес: «Мне всадят нож в спину». Он говорил Рокси, что его, видимо, хотят уволить. Он недавно простудился, и Рокси, знавшей о досье Тейлора, стало неловко. Она сказала как можно дипломатичнее: «Не будь пессимистом. Посмотрим, что будет». Когда Чарльз обратился к Матиасу, тот, хоть и почувствовал себя виноватым, притворился, будто ничего не знает.

Еще Чарльз предлагал Стефану: «Если проголосуешь против Энтони, я отдам тебе его долю и звание соучредителя».

Суть ответа Стефана можно в общих чертах сформулировать так: «Иди-ка ты на хрен».

Наконец во второй половине дня все собрались за длинным столом на верхнем этаже. Его составляли шесть широких кухонных столешниц из выбеленного дерева с металлической окантовкой, уложенные по две в три ряда на деревянное подстолье плотницкого верстака. Кто-то сидел на черных плетеных офисных креслах с высокими спинками, подголовниками, поясничной опорой и колесиками, легко катавшимися по гладкому паркету. Другие стояли. Виталик сел во главе стола, лицом к кухонной зоне в противоположном конце комнаты, произнес пару слов и затем попросил всех высказаться по очереди.

Джефф был уверен, что он, Гэвин и Виталик сговорились четко заявить: Чарльз не может возглавлять компанию и должен уйти. (Гэвин и Виталик это отрицают.) Поэтому он очень удивился, когда Виталик не проронил об этом ни слова. Потом настал черед Гэва – и тот тоже не сказал, что Чарльз должен уйти (хотя другие позже будут говорить, что Гэвин все-таки бросил фразу, что если Чарльз останется, он сам уйдет в другой проект). Впрочем, он заявил что-то в духе «Амир делает для проекта поразительно мало». (Амир говорит, что, коль скоро его заботой была бизнес-сторона дела, а Гэвин был разработчиком, тому неоткуда знать, чем был занят Амир, а высказался он так, только чтобы прибрать к рукам всю власть.)

Но Джеффа ошеломило, что и Гэвин не сказал об увольнении Чарльза. Он посмотрел на него, Гэвин встретился с ним глазами. Джефф решил, что его предали. «Засранцы, вы чего отмалчиваетесь?»

И он, честный голландец, сказал как есть:

– Чарльз, нам кажется, ты ведешь нас не в том направлении. Мы не хотим быть как Google, мы хотим быть как Mozilla, а тебе лучше уйти. Я не хочу, чтобы ты оставался директором.