Текст книги "На шифре. Инсайдерская история криптовалютного бума"

Наконец, уже после появления немецкого, голландского и британского предприятий, Джо начал продавать биткойны через LocalBitcoins – своего рода криптовалютную доску объявлений – и через Bitcoin Suisse, периодически передавая фиатную валюту девелоперам. Гэвин и Джефф приступили к поиску разработчиков в свои команды. В сентябре Гэвин арендовал половину стола в коворкинге Rainmaking Loft Berlin, но с новыми людьми занял уже два стола целиком. Один из них – Кристоф Йенч, физик-аспирант, убежденный мормон с кустистыми бровями родом из консервативного региона Германии. Он активно жестикулировал, а когда улыбался, у глаз появлялись добрые морщинки – то есть часто. Будучи старшим тестировщиком, он написал тесты для трех клиентов – на С++ от Гэва, на Go от Джеффа и на Python от Виталика, чтобы найти баги и убедиться, что клиент не начнет отдельный блокчейн вместо синхронизации с главным. Эти эксперименты сродни проверке, может ли документ (то есть в данном случае – эфир) читаться и редактироваться в Microsoft Word, Google Docs и Apple Pages и выглядеть одинаково всегда и для всех пользователей, кто бы ни вносил изменения. Еще он внимательно прочитал «желтую книгу» – техническую версию белой книги Виталика, чтобы проследить, что алгоритмы клиентов ей следуют. По сути, его работа состояла в попытках прервать цепочку. Он согласился фрилансить в Ethereum, планируя на шесть-восемь недель отвлечься от своей диссертации. Двое других сотрудников сосредоточились на Solidity – языке, придуманным Гэвом для создания смарт-контрактов: Кристиан Райтвисснер – тихий замкнутый немец в очках, PhD по многокритериальной оптимизации, алгоритмам и теории сложности, и Лефтерис Карапецас – немецкий разработчик с любовью к самоиронии и с темными кудрями, отучившийся в Токийском университете и с недавних пор работавший в Oracle в Берлине.

Команда Джеффа, писавшая клиент на Go, работала удаленно и состояла из таких программистов, как проживающий в Берлине тощий, разговорчивый, улыбчивый и энергичный Феликс Ланж, который, работая в том же коворкинге, что и ETH Dev, решил, что Ethereum намного круче его собственного неудачного стартапа. Несмотря на то что он жил в Берлине, Феликс попал в команду Джеффа, потому что кодил на Go. Еще был Петер Силадьи – непритязательный кудрявый венгерский румын с щербинкой между передними зубами, недавно закончивший диссертацию по распределенным и децентрализованным вычислениям и обожавший язык Go.

Гэвин вложил в берлинский офис немало сил. В отличие от Джеффа, который просто снял офис, купил мебель и назвал все это дело амстердамским филиалом Ethereum, Гэв нашел заброшенное помещение, обновил его по своему вкусу и нанял дизайнера, который установил заказное освещение и лампочки Эдисона, свисающие с потолка на черных проводах, будто это какой-то ресторан или магазин скандинавской мебели. После чего еще натащил туда всякого секонд-хенда с eBay. В берлинской точке имелись вертушка для диджеев, накидки для диванов, ряд охровых театральных кресел (с одного из передних рядов), флуоресцентное освещение в стиле Дэна Флавина. А еще низкий коричнево-золотой комод из 1960‑х в стиле мультсериала «Джетсоны» с граммофоном внутри, школьные шкафчики цвета хаки, которые смотрелись круче, чем в школьном коридоре, довоенные карты «Europa» и «Mittel Europa»[9]9
  «Европа» и «Центральная Европа» (нем.). – Прим. пер.


[Закрыть], а также минималистичные настенные часы только с одной цифрой – 12, звонившие каждый час.

Разница в стилях не ограничивалась обстановкой. Гэвин считал, что Ethereum должен быть прекрасным во всем. С этим же маркетинговым настроем он общался с работниками. Многие из гиков-программистов не очень-то рвались работать над новой валютой, о которой никто не слышал. Например, Феликсу казалась странной уже сама мысль делать деньги из воздуха – или вести таблицу доходов и расходов, которые иногда были немаленькими. (Впрочем, когда ему начали платить, он сразу передумал.) Гэвин мотивировал всех уверениями, что проект станет важнейшей вехой в их карьере. Другие в берлинском филиале заметили, что Гэвин без лишней скромности заявлял о том, чего еще не существует, агрессивно выставлял их разработки «первыми в мире» и вставлял частицу «турбо» в названия. Феликс, будучи немцем, решил, что в Гэвине говорит британский характер, тогда как Джефф придерживался более континентально-европейского подхода: он считал, люди сами увидят, насколько хорош Ethereum, и хвастаться вовсе не обязательно. Но когда берлинский офис доделали, некоторые немцы говорили, что он и вправду поражал гостей.

Первый раз это случилось в понедельник 24 ноября, на «ДевКон 0» – конференции разработчиков Ethereum в берлинском филиале, настолько новеньком – они переехали в пятницу на прошлой неделе, – что посудомойку устанавливали прямо в присутствии десятков гостей. Некоторые незнакомые с криптовалютой берлинские сотрудники, как Феликс, говорили, что мероприятие было совершенно непонятным, но просто волшебным. Густав Симонссон – программист, наблюдавший за Ethereum, но принявший продажу токенов за аферу, на месте осознал, что у многих участников проекта ученые степени – у Гэвина, Кристиана Райтвисснера и Ютты Штайнер, доктора математики и многолетнего работника McKinsey & Company; она занималась безопасностью. Плюс Виталик получил премию World Technology Award 2014 года в категории IT, обойдя среди прочих Марка Цукерберга. Густав отринул все сомнения и устроился в отдел безопасности к Ютте.

Для разработчиков начинался напряженный период. Джефф просыпался каждый день в своей маленькой квартире в Амстердам-Уэст, выгуливал бультерьера Брюса, пил кофе, а затем писал код до ночи с перерывом на обед. Кристоф в Германии – в основном работавший удаленно из своего городка Митвайды (с населением в 15 тысяч), но иногда приезжавший в берлинский офис, прежде всего отыскал много эксплойтов, ломавших протокол, особенно в клиенте Go – все-таки это Гэвин писал «желтую книгу». Со временем багов становилось все меньше и меньше. Кристоф до того полюбил эту работу, что забросил свою диссертацию. Они поставили себе цель – шесть недель без единого бага в любом клиенте. После этого – запуск.

Берлинский офис Гэва и раскиданная по миру команда Джеффа ежедневно созванивались, и каждый участник сообщал, что сделал и над чем работает сейчас. Как Гэв уже не раз жаловался Виталику, многие «соучредители» и другие члены первоначальной команды, такие как Энтони, Джо, Михай и почти весь персонал из Цуга, в создании Ethereum не участвовали. (Впрочем, Джефф нанял Тейлора для базового тестирования.) Когда ушли Чарльз и Амир, Джо занялся своим ConsenSys в Нью-Йорке, а Энтони разрабатывал в Торонто собственный кошелек KryptoKit, не осталось почти ни одного «бизнесмена». Власть перешла разрабам.

Команда Джеффа не могла нарадоваться своему гибкому и беззаботному начальнику. Он сказал, что они могут работать над чем угодно и сколько хотят, но если предадут его доверие, то будут уволены. Еще Джефф был веселым. Он разыгрывал ворчуна, но на самом деле был плюшевым мишкой. Часто поддразнивал или подкалывал, хотя было очевидно, что не со зла. Короче говоря, начальник, который не хочет быть начальником. И он всегда находился на связи. Джефф весь день сидел в Gitter – публичном канале Ethereum по клиенту Go, что было удобно удаленным работникам, например черноволосому и кудрявому Петеру Силадьи в Трансильвании и Алексу ван де Санде, он же Авса, – дизайнеру из Рио-де-Жанейро, похожему из-за высокого лба и растрепанной прически на профессора. Все чувствовали себя частью команды.

Работники Гэвина жили в другом мире. Если ему что-то не нравилось, он говорил без обиняков. (Но хотя бы не сдерживался и в комплиментах.) Кое-кто принимал его критику близко к сердцу, но один работник обнаружил, что через пять минут после того, как по чату Гэвин указал на ошибку в его коде, он подошел и спросил: «Куда пойдем на обед»? Он был умелым и продуктивным, но при этом любил конкуренцию, и если делил с кем-нибудь задачи пополам, то старался закончить первым и потом нетерпеливо донимал: «Ну, уже закончил, уже закончил?» В противоположность Джеффу, ненавидевшему микроменеджмент, у Гэвина были свои четкие представления о том, как все должно работать. Если разработчики предлагали новую идею, иногда он зарубал ее на корню, часто по делу. Но все же не так уж весело работать с человеком, который бесконечно твердит, что ты не прав, а если и прав, то все равно заставляет делать по-своему. Он даже Виталика критиковал по скайпу: «Ты обещал, что сделаешь то-то», или «Сейчас важнее другое», или «Эта идея лучше». Все считали его требовательным – это еще в лучшем случае, а еще один человек выразился, что он «всегда ожидает, что другие будут такими же продуктивными, как он сам». Однажды, когда Авса приехал из Рио к Джеффу в Амстердам, Гэв, как только об этом узнал, тут же позвал Алекса приехать на поезде в Цуг поработать вместе. То же самое повторилось во время второго прилета Авсы в Амстердам – на этот раз его вызвали в Лондон.

Впрочем, со временем работники заметили, что Гэвин становится «человеком идей» – принуждает подопечных осуществлять его представления, а потом присваивает всю славу без благодарностей. И все же его считали «гением» или «умным парнем, хоть и явно не самым хорошим начальником». Кто-то из команды заявил, что Гэв «заслужил» право вести себя «так самодовольно… потому что… он действительно очень хорош в своем деле». Один из сторонников Гэва сравнил его со Стивом Джобсом. «Он кому-то не нравится? Да… но становится ли он от этого плохим человеком? Нет». Из-за его замкнутости команда С++ общалась в закрытом чате, и как минимум один сотрудник считает, что именно из-за этого клиент С++ не так прост в работе, как клиент Джеффа на Go, чей Gitter был открыт для общественности.

Несмотря на трудный характер, Гэвина любили за харизму, знание языков и эстетический вкус. Во время презентаций он говорил приятным спокойным голосом, привлекая публику. (Джефф, напротив, предпочитал вообще не появляться на виду.) Широкий лексикон в сочетании с хорошим вкусом особенно помогал Гэву придумывать названия. Например, он назвал свой защищенный протокол обмена сообщениями «Шепот» (Whisper). Описывая «финализацию» блока – процесс, когда транзакция в блоке становится необратимой, – он придумал термин sealent («герметик»), куда более художественный и наглядный (хотя, наверное, он все-таки имел в виду слово sealant, как это пишется правильно). Его стиль налицо даже в «желтой книге» (она же «спецификация»), выложенной в апреле 2014 года, где объяснялось техническое устройство Ethereum, а абстрактные идеи Виталика были выражены языком математики и программирования. Во-первых, в криптовалютном мире белой бумаги он выбрал именно желтый цвет. Во-вторых, она, всячески украшенная необычными шрифтами и математическими уравнениями с греческими символами, будто так и требует, чтобы читатель преклонился перед гением автора. (Она породила не один тред на Reddit о том, что в ней «черт ногу сломит», что она «поразительно сложная» и т. д.) Текст настолько эстетически впечатлял, что только несколько лет спустя исследователь Ethereum нашел в ней пару мелких опечаток и ошибок.

Джефф и Гэв сходились в одном: оба хотели делать клиент по-своему и требовали друг от друга следовать своему примеру. Фабиан Фогельштеллер, немецкий разработчик, проживавший в Берлине и присоединившийся к команде Go в январе 2015‑го, заметил, что Гэвин и Джефф почти не общаются. Фабиан мог сказать команде С++ что-нибудь вроде: «Вы бы поговорили с командой Go, они тоже работают над [название продукта или фичи]». И Гэвин всякий раз выглядел недовольным, словно сам хотел придумывать все идеи.

Хотя целью трех версий Ethereum было укрепление сети, Джеффри чувствовал, что Гэвин превратил клиентскую стратегию в соревнование. Он хотел, чтобы выиграл его клиент С++, но Джеффри отказывался состязаться. Стремясь к победе любой ценой, Гэвин сосредоточился на оптимизации всего и вся. Джефф же просто создавал клиент, который будет работать. Гэвин назвал свою версию Тurbo Ethereum, потому что задумывал ее самой быстрой, а своей целевой аудиторией видел разработчиков и майнеров – «профессионалов» сети. Джефф не заботился о том, чтобы его клиент был лучшим, и своими пользователями считал обычных потребителей без запаса технических знаний. У него было меньше наворотов. Поначалу клиент Гэвина действительно работал лучше, а у Джеффа пребывал в скверном состоянии.

Гэвин громко указывал на каждую ошибку в клиенте Джеффа, чтобы ее видели все. Джефф, напротив, запретил своим ругать команду С++ или объявлять об их промахах, потому что оба клиента разрабатывались для одного работодателя – Ethereum Foundation. Джефф и один из разработчиков на С++ утверждают, что Гэвин открытым текстом велел своей команде не сотрудничать с командой Geth. (Гэвин утверждает, что состязались обе стороны и что Петер особенно яро отстаивал свой Geth, а Джефф отказывался его приструнить. Джефф говорит, что Петер срывался из-за конкуренции, затеянной Гэвином, и что еще до жалоб Гэва он велел Петеру держать язык за зубами.) Соревновательность англичанина давила на тех членов команды Джеффа, которые базировались в Берлине. СТО угнетал их публичной критикой за любые промашки. Поскольку команды с трудом уживались друг с другом, на пятницу назначили общие игры. В первый раз подключились все. Во второй пришли только четверо. Больше в игры не играли. Джефф, в смятении из-за того, насколько испортилась дружба с Гэвом, пытался с ним поговорить, но тот только отвечал, что Джефф все неправильно понимает, или уклонялся от разговора. (Впрочем, в беседах с Виталиком он не раз утверждал, что его команда технически более подкована, чем у Джеффа.) Наконец Джефф решил, что не может работать с Гэвином.

Стиль управления Гэвина раздражал даже Виталика, и он писал друзьям и родственникам:

Гэвин в целом руководит командой авторитарно и предпочитает, чтобы решения принимали те, кого он называет маленькими группами квалифицированных экспертов, тогда как я верю в более открытый подход к решениям, чтобы возможность высказаться была у всех. Я предпочитаю повышать прозрачность организации для публики, а он стремится держать всех в неведении, потому что верит, что люди слишком невежественны или несведущи, чтобы разбираться в тонкостях происходящего.

Хоть и в неблагополучной обстановке, но разработчики все же сумбурно приближались к финишной черте.

По плану предполагалось запустить Ethereum и улучшать в итерациях, но версии для запуска тоже полагалось быть стабильной, чтобы решать любые проблемы без отключения и не переживать о том, что сеть упадет. Плюс блокчейн должен был приносить деньги, а если он не будет надежным, то пользователи перестанут ему доверять. Для этого Ютте выделили бюджет в 750 тысяч долларов под аудиты безопасности (для этого они выбрали компанию Deja vu Security). Вдобавок разработчикам в сообществе объявили вознаграждение за каждый найденный баг.

Ко времени запуска клиентов финансы фонда были на исходе. Начав продавать биткойны по курсу 480 долларов 11 сентября и закончив уже на 227 долларах в начале февраля 2015 года, они получили всего около 9 миллионов – меньше половины от того, что заработали бы, обналичивая их по мере поступления. К началу апреля осталось только 486 биткойнов. Исходя из цены закрытия торгов 2 апреля, у них было меньше 122 тысяч долларов.

Виталика раздражало, как высоко Гэв задрал зарплаты для себя и Джеффа, и он писал друзьям и родственникам: «Они говорят, что их оклад ниже рыночного для их уровня квалификации (и что на прошлых работах они зарабатывали столько же или больше), но, по-моему, этот стандарт совершенно не подходит для некоммерческих предприятий, где люди часто рады работать почти за минимальную ставку». И все трое злились на Джо за то, что он не продал сходу хотя бы половину собранных биткойнов. Но еще проблемы в бюджете росли из-за огромных расходов на предприятие Гэва, ETH Dev: по оценкам Виталика, оно сжигало около 200 тысяч в месяц. После того как 2,2 миллиона ушли на юридические расходы и 1,7 миллиона – на задержанную зарплату, в бюджете почти ничего не осталось. Один администратор заметил, что созвоны руководства часто проходили во враждебных тонах, люди говорили что-нибудь типа: «А почему твоя девушка на зарплате? Она же ничего не делает, и ты ничего не делаешь. По-моему, вас обоих пора выкинуть из проекта».

Так или иначе, денег на аудит обоих клиентов не хватало. (Клиент на Python, над которым работал Бутерин, предназначался для исследований и потому был не так важен для проверки.) Гэвину, Джеффу, Виталику и Ютте, у которой с Гэвином начались отношения, предстояло решить, какой клиент протестировать на ее ограниченный бюджет. Поскольку Гэв писал на С++ для программистов, а рассчитанный на среднего потребителя Go Ethereum Джеффа, он же Geth, подходил для всех, было решено в первую очередь протестировать его. Проверку клиента Гэва отложили на осень, когда запуск сети уже принесет эфиры.

В начале мая они выпустили «тестнет» первой версии Ethereum, предложив призовой фонд в 25 тысяч ETH разработчикам, которые найдут баги или сумеют создать значительный форк – то есть разделение сети, когда появляется ее двойник-конкурент. (Такие баги им хотелось отловить еще до запуска, чтобы случайно не создать второй блокчейн.) Они уже вышли на финишную прямую и ждали результата аудита по Geth, когда 12 июня Виталику написал один сотрудник, работавший в «Децентрале» Энтони Ди Иорио в Торонто. Письмо с темой «CSD недоступно» гласило: «Мне сообщили, что Энтони забрал CSD домой и не вернет, пока не поговорит с тобой».

В копиях письма стоял Майкл Перклин – консультант по биткойн-безопасности, нанятый в этом году, чтобы создать так называемое холодное хранилище данных, где находились бы биткойны с краудсейла офлайн. (Это была подготовка к так называемому кошельку с мультиподписью, для перемещения средств из которого нужно согласование нескольких обладателей ключа.) Майкл уже делал такие системы для криптовалютных бирж и игровых сайтов. Он разработал политику холодного хранения на тринадцати страницах и протокол раскрытия ключа на шести, описывая процедуру на случай, если ключ горячего кошелька или холодного хранилища будет скомпрометирован или попадет в чужие руки. CSD из письма – это устройство холодного хранения (cold storage device) в Торонто; остальные находились в лондонском и берлинском офисах, и для перемещения биткойнов с краудсейла было достаточно двух. Два из трех CSD требовались не только для транзакций, но и для каждого сайта.

Энтони забрал один из «футбольных мячей» (их прозвище для хромбуков с доступом к кошельку фонда) – серьезное нарушение безопасности. Майкл активировал свой чрезвычайный протокол, заявив, что если это правда, то действия Энтони, по сути, приравниваются к «захвату ключей в заложники». Напряженное ожидание продолжалось около часа, потом Энтони вернул CSD и объяснил, что забрал его из «Децентрала», потому что во время ремонта в здании поставили «фанерую» дверь и место стало небезопасным, а он забыл проинформировать об этом остальных. Виталик разослал всем письмо с заверениями, что инцидент «исчерпан, все стороны согласны, что в заложники никто никого не брал».

Хотя не потерялось ни единого сатоси (наименьшая единица биткойна, равная 0,00000001 его доли), случай стал одним из множества, обративших команду Ethereum против Энтони. Какое-то время другие соучредители, в особенности разработчики, считали, что от него толку больше не будет. Некоторые думали, что он просто «бизнесмен-неудачник, который решил заскочить на Ethereum и разбогатеть». Еще пара человек не считали его «неудавшемся бизнесменом», но не сомневались, что его основной мотив – «личное обогащение». Кто-то назвал его «хамом», когда осознал, что каждый человек, работавший с Энтони, столкнулся с какими-то неприятностями. А один из первых участников думает так: Энтони просто не знал, что он «аферист» и «отвратительный человек», поскольку думал, что так себя ведут все. (Энтони на это отвечает, что ему завидуют и «не понимают, что значит рисковать и вкладывать деньги». Еще он напоминает тем, кто думает, будто он влез в команду без спроса, что первым делом Виталик показал «белую книгу» именно ему; Виталик говорит, что он был один из первых.) Работавший с ним житель Торонто заметил, как легко Энтони обижается по любому поводу и бесится, если все внимание приковано не к нему. Когда члены Биткойн-альянса Канады (ВАС) проводили презентацию для банковского комитета канадского парламента, Энтони был крайне возмущен тем, что его не пригласили в качество ведущего, и вспоминал об этом еще многие месяцы. (И до сих пор утверждает, что его, исполнительного директора, были обязаны позвать.) На прошлой презентации ВАС для Комитета по ценным бумагам Онтарио на вопрос о безопасности криптовалют Энтони ответил: «Ну, вы в опасности прямо сейчас», – имея в виду традиционную финансовую систему. (Энтони утверждает, что вопрос касался квантовых вычислений, для которых уязвима и традиционная финансовая система.)

Особенно раздражающим было его горячее желание как можно сильнее ограничить круг «соучредителей», хотя сам он не сделал ничего, лишь спонсировал Ethereum. К тому же у сотрудников филиала в Цуге было ощущение, что он за ними следит. По их словам, однажды он решил, что они принимают наркотики (кое-кто курил траву), и тогда он нагрянул в Цуг без предупреждения. (Энтони говорит, что предупреждал о прилете – «просто так не заявляются» – и что, если команда и покуривала, в этом «нет ничего страшного».) В день его приезда в Цуг сотрудники отправились на пикник, и он долго прождал на пороге «Космического корабля», злился и мок под дождем, пока не отправился в отель. Несколько человек из Цуга утверждают, что никто не знал о его прилете, но Энтони говорит, что это «организованный» и «детский» розыгрыш – всем вместе уйти и выключить телефоны.

Впрочем, у сотрудников Энтони в Торонто найдутся истории похуже. Большинство договаривались с ним на словах, но, когда дело доходило до официального закрепления соглашений, Энтони почему-то всегда оказывался в выигрыше. Когда с ним познакомился Майкл Перклин, он только начинал свой консалтинговый бизнес в области биткойнов. Энтони искал персонал, чтобы отвечать на вопросы гостей «Децентрала». Они условились: Энтони не будет официально нанимать Майкла, но тот примет на себя обслуживание гостей в обмен на бесплатный коворкинг. Через неделю после того, как Майкл прислал EF чек за организацию системы холодного хранения, Энтони пригласил его выйти перекурить, и на улице их уже поджидала Эддисон Кэмерон-Хафф, юрист Энтони. Майклу это показалось странным, поскольку она не курила.

На улице Энтони заявил, что Майклу заплатили за холодное хранение только потому, что за это выступил он сам. И закончил чем-то в духе:

– А значит, я заслужил пятьдесят процентов.

– Пятьдесят процентов? Пятьдесят процентов чего? – спросил Майкл.

Как он вспоминает, Энтони ответил: пятьдесят процентов прибыли.

– С этого чека? – переспросил Майкл.

По словам Майкла, Энтони хотел 50 % за все будущие чеки. Тогда Майкл посмотрел на него поверх очков:

– Прошу прощения?

Он говорит, Энтони объяснил, будто весь успех Майкла объясняется его рабочим местом в «Децентрале» и что правление Ethereum вообще хотело выбрать другую службу безопасности, но его защищал лично Энтони. Он сказал, то же самое относится к любым другим заказам консалтинговой компании – просто потому, что Майкл находится в «Децентрале», – и поэтому 50 % со всех чеков будут справедливым возмещением.

– Ты, случаем, не об откате ли говоришь? Разве откаты законны? – уточнил Майкл.

Позже Энтони скажет, что в этом разговоре речь шла о «соглашении по передаче клиентов» – его новой программе в «Децентрале», по которой он бы брал комиссию с компаний, работающих в его помещении, а вовсе не об откате. (Впрочем, точный процент, который отчислялся «Децентралу», он не вспомнит.) Майкл добавляет, что Эддисон подхватила разговор и сказала, что в провинции Онтарио откаты не всегда незаконны.

Майкл спросил, как Энтони принимает решения на собраниях фонда – в интересах Ethereum или ради личной прибыли? И закончил вопросом:

– Разве это не хрестоматийный конфликт интересов?

Майкл говорит, что Эддисон перебила его со словами: мол, сейчас неважно, есть конфликт интересов у Энтони или нет, а речь только о том, что впредь 50 % прибыли «биткойнсультантов» полагается «Децентралу» как процент за наводку.

Майкл отказался платить. После этого их отношения испортились. Майкл говорит, что Энтони начал брать с него деньги за аренду. (Энтони утверждает, что если и брал, то это не связано с разговором.) В конце концов Майкл переехал.

И это не единственная история об агрессивной тактике Энтони. Когда они со Стивом Даком создавали игровое приложение Satoshi Circle, юрист Энтони, по словам Стива, сообщил ему, что он не может владеть игровой компанией, будучи гражданином США. (Энтони помнит ситуацию иначе – что это сам Стив переживал о вопросе законности.) Энтони согласился платить Стиву как работнику, а не как бизнес-партнеру, хотя и пообещал при этом долю с продажи приложения, если она состоится в пределах 120 дней. Впрочем, как утверждает Стив, Энтони дал слово, что не собирается в ближайшем будущем продавать приложение. Через два дня он его продал. (По словам Энтони, всем было известно об этих планах с самого начала.) После этой сделки Энтони и стал биткойновым миллионером, что в дальнейшем позволило ему финансировать Ethereum и получить звание соучредителя.

По словам работников KryptoKit, он пообещал двум сотрудникам из маркетинга долю в 2,5 %, но, когда дело дошло до договора, задерживал им зарплату, пока они не подписали бумаги, по которым не получали никакой доли. (Энтони говорит: «Зарплату никогда и никому не задерживали… Что касается доли – если не было уговора, то и подписывать нечего».)

До Виталика доходили из Торонто и эти истории, и многие другие, и, хотя инцидент с CSD не был решающим, он все-таки укрепился в подозрениях. Так, хотя на это уйдет еще несколько месяцев, EF начал дистанцироваться от человека, считавшего себя главным венчурным инвестором Ethereum.

И вот в конце июля настал день запуска. Уже несколько месяцев было видно, что Geth команды Джеффа опережает клиент на С++ как минимум в одном крайне важном отношении. Он устанавливался всего за пару секунд или самое большее несколько минут, тогда как установка клиента Гэва, написанного на более старом языке, могла занять и целых полчаса. К тому же, хоть вариант на С++ предлагал больше функционала, клиент на Go работал стабильнее. А еще его уже протестировали. Должно быть, удобство и надежность клиента Джеффа стали сокрушительным ударом для Гэвина, который упивался любой ошибкой со стороны конкурента и мечтал, что его клиент будет тем самым «Турбо».

Гэвин не считал, что Geth надо рекламировать сильнее, чем его разработку. В июне он написал в блоге: «Пожалуйста, не заблуждайтесь: в том, что клиент на Go прошел аудит, нет ничего такого волшебного… Не вижу причин выбирать именно его вместо других (С++ и Python)… Клиентов с гарантиями не бывает. Более того, не стоит забывать, что на клиенты с маленькой целевой аудиторией [как у клиента Гэвина] реже проводят атаки».

Может, это и так, но он уже растерял свой кредит доверия у команды. К моменту запуска все основные ссылки с Ethereum.org вели на Geth. Иногда сайт предлагал клиент на С++ как вариант. Даже будучи СТО, Гэв не мог повлиять на отдел связей с общественностью, чтобы те сделали порядок случайным или поставили Geth ниже. Детище Джеффа стало основной программой для запуска.

Чтобы внести данные в первичный блок и участники пресейла получили приобретенные эфиры на свои адреса, Виталик написал скрипт, сканирующий биткойновый блокчейн и выдающий список, кто и сколько купил эфиров. Затем Виталик, Гэвин, Джефф и Аэрон выбрали блок тестовой сети – 1028201, приглянувшийся своей палиндромностью, – и предложили всем, кто хочет включить клиент Ethereum, вставить его хеш в свой первичный файл. После этого можно включать клиент, который найдет другие клиенты, создавшие такие же блоки, и тогда цепочка оживет. Цепочку запускал не сотрудник криптокомпании – это был, скорее, подход в стиле «Мам, смотри, я могу без рук!».

28 июля Виталик прилетел из Китая в Берлин. 29 июля команда провела последнюю проверку. 30 июля в мягком свете ламп, в окружении ретромебели берлинского офиса они таращились на телевизор, где таймер отсчитывал секунды, и ждали, когда тестовая сеть создаст блок 1028201. Наконец 30 июля 2015 года, в 15:26:13 по всемирному времени, все началось. На экране появилась гифка с Роном Полом, где политик возбужденно размахивает руками. Гэвин сгенерировал первичный блок с криком: «Есть!»

Наконец-то идея, придуманная Виталиком почти два года назад, стала явью.

В день запуска, после первого поста об этом, Ethereum Foundation опубликовал второй пост под названием «Новые члены совета и исполнительный директор фонда». В нем говорилось, что теперь в компании четыре члена совета и новый исполнительный директор – «выпускница Массачусетского технологического университета», которая «десятки лет возглавляла и доводила до завершения сложные проекты в области IT и управленческого консультирования, создавала и развивала предприятия и сотрудничала с лучшими просветителями, учеными и инвесторами, чтобы воплощать в жизнь вдохновляющие инновации». В почтовой рассылке под фотографией азиатки с кудряшками и милой улыбкой, в северном лыжном свитере, говорилось, что она родилась в Швейцарии и следила за Ethereum с 2013 года, то есть когда ограниченный круг лиц получил «белую книгу». Ее имя – Мин Чан.