Текст книги "Абсолютно ненормально"

14 сентября, среда

07:41

Вселенная причудлива. Мои родители были совершенно здоровы и счастливы, когда их машину снес грузовик с пьяным водителем [и, очевидно, напился не только водитель, но и грузовик, иначе все закончилось бы по-другому]. Бум – и они умерли в одно мгновение. Зато моя бабушка Бэтти, женщина, воспитывавшая меня с того дня, постоянно жалуется врачу, что скоро умрет из-за избыточного веса, но до сих пор пинает меня под задницу и постоянно контролирует.

Как бы то ни было, несмотря на неоднократные советы врача перестать есть жиры/сахар/углеводы и прочие вкусняшки, Бэтти готовит этим утром гренки на завтрак. Они всегда получаются невероятно вкусными, потому что ей приходится по восемьсот семь раз на дню подавать подобные блюда в кафе. Наша крошечная кухня с таким старым гарнитуром, что он снова вошел в моду, наполнена ароматами сладкой корицы и бекона в кленовом сиропе. Из старого радио в углу доносится приставучая реклама.

– Что сегодня в школе, малышка? – насвистывая, спрашивает Бэтти, делая вид, что не замечает, как я подкармливаю Дамблдора под столом. [Между прочим, Дамблдор – это наша такса. Я не прячу у себя на кухне призрака могущественного волшебника.]

– Да как обычно. Буду притворяться, что мне интересна периодическая таблица. Будто знаю, что такое тектоническая плита. В тысячный раз попытаюсь, но, как и всегда, мне вряд ли удастся, выпросить освобождение от физкультуры.

Я помешиваю сахар в двух чашках кофе, которые стоят на пачканной-перепачканной стойке [попробуйте сказать это быстро пять раз и не сбиться].

Это наше обычное утро: она готовит завтрак, я – кофе, и мы беззаботно болтаем о планах на день. Так было всегда, сколько я себя помню.

– Хочешь, я напишу записку учителю? – спрашивает она. – Объясню, что твои родители недавно умерли и тебе тяжело.

– Учитывая, что это случилось тринадцать лет назад, не думаю, что они купятся, – фыркнув, отвечаю я и продолжаю: – К тому же недавно пара учителей довольно хорошо отозвались о моих карьерных начинаниях. И это побуждает меня появляться на уроках чаще, пусть даже просто для того, чтобы показать, что мне не плевать на свое будущее.

Когда все готово, мы усаживаемся за наш миниатюрный деревянный столик. Сложенные в стопку гренки немного напоминают Пизанскую башню. Бабушка внимательно слушает о вчерашнем разговоре с мистером Русенквистом, о том, что он швед до кончиков волос, а также о его восхищении моим желанием писать скетчи, которые я категорически запретила ей читать, но она все равно это делает. Затем я рассказываю о последующей удивительной встрече с миссис Крэннон и о том, что от их с мистером Русенквистом воодушевления я становлюсь более уверена в своем странном фирменном стиле: сочетании общественной критики и многочисленных сальных шуточек.

– Меня не удивляет их восторг, малыш, – говорит она. – Ты смешная. Но почему ты никогда раньше не говорила про сценарий?

– Наверное, потому что стеснялась, – признаюсь я. – Что какой-то подросток может знать о написании сценариев фильмов? Чувствую себя шарлатанкой.

Я почти решаюсь рассказать ей о своих страхах оказаться ненужной в Нью-Йорке или Голливуде, если у меня получится когда-нибудь туда попасть, но мне не хочется, чтобы она переживала. В глубине души она знает, что я не страдаю из-за нехватки денег и не корю ее из-за нашего затруднительного положения. Но если она узнает, что из-за этого пострадает моя карьера, она станет винить себя. А это последнее, чего бы мне хотелось.

– Если бы твоя мама была здесь, она бы сказала… – усиленно моргая, Бэтти замолкает. Она редко заканчивает фразы о маме. Поэтому не удивительно, что она тут же делает равнодушное лицо, а я не пристаю с расспросами. – Ты не должна чувствовать себя шарлатанкой. Все с чего-то начинают, верно?

Верно. Но большинство успешных людей – не с этого.

– Может, нам снова купить тебе камеру? – говорит Бэтти, потягивая свой кофе через соломинку. – Я так много в последнее время беру двойных смен в закусочной, что уже нет проблем с квартплатой. И, если ты заметила, мы даже едим не просроченный бекон. Можно сказать, шикуем. Так что, думаю, мне не составит труда наскрести пару центов на подержанный фотоаппарат и объектив или два. Ну, если ты хочешь.

У меня сдавливает грудь. В начале года, когда я осознала, что хочу стать комедиантом, Бэтти купила мне камеру и освещение, чтобы я могла запустить свой канал на YouTube. Я сняла пару видео, и мне это понравилось. Да и люди неплохо отреагировали. Одно видео даже разошлось по сети. Но из-за долгой и холодной зимы, растянувшейся до самого апреля, в «Закусочной Марты» мало кто появлялся, поэтому Бэтти почти не работала. И в итоге мне пришлось заложить камеру, чтобы оплатить счета за газ. Это отстойно, но иногда не остается выбора.

– Нет, все в порядке, – уверяю я Бэтти. – Я хочу побольше времени уделять написанию сценариев. А для этого нужен лишь работающий компьютер, а если произойдет худшее, я могу отправиться в библиотеку. – Я с благодарностью улыбаюсь ей. – Но спасибо. Я обещаю, что верну тебе деньги, как только соберу полный стадион Мэдисон-Сквер-Гарден со своим стэндап-шоу.

Какое-то время мы еще беседуем о моем странном фирменном стиле – свое неподобающее чувство юмора я унаследовала от Бэтти. Затем она рассказывает мне о том, что в ее молодости считалось для женщины неприличным отпускать грязные шуточки или пародировать политиков. И что это вызывало у бабушки желание почаще так делать.

Каждый раз, когда я распускаю нюни из-за того, что родителей нет рядом, или безденежья, я тут же напоминаю себе, как мне повезло, что меня воспитывает такой невероятный человек, который научил меня смеяться в любой ситуации.

Я люблю бабушку. Особенно в такие моменты, когда она кормит хрустящим беконом упитанную собаку-сардельку и напевает детские песенки, дополненные собственными рифмами. Сегодня это: «Крошка Бо Пип потеряла овечек и не может их найти. Просто она чертовски безответственный человечек, и не стоило их ей пасти». Впихнуть две последние строчки в ритм песни сложно, но у нее это получается.

08:16

Дэнни ждет меня у выхода из моего жилого комплекса, чтобы вместе отправиться в школу, как мы делали последнее десятилетие. Я решила выкинуть из головы его вчерашнее странное поведение в закусочной и списать это на необъяснимую аномалию, которая никогда не повторится.

– Доброе утро, – чирикает он, как какаду, ну, или кто-то подобный. Как и большинство людей, я плохо разбираюсь в птицах. А потом – ТАДАМ! – он вручает мне бумажный стаканчик, над которым витает пар и аромат кофе.

– Прихватил для тебя мокко.

У него в руках нет другого стаканчика. Только для меня.

И вот так моя попытка не обращать внимания на его внезапное и невероятно тревожащее изменение личности вылетает в трубу.

– Ой. Хм, спасибо.

Когда я забираю у него из рук стаканчик, случайно задеваю его кончиками пальцев – и он тут же отпрыгивает от меня, словно я выстрелила ему электрошокером в пах. Его сумка валится на землю, и Дэнни так неловко, что он битый час тратит на то, чтобы собрать свои вещи.

– Ни слова об этом, – усмехается он.

Когда Дэнни выпрямляется, с порывом ветра до меня долетает новый аромат его одеколона. И прежде чем отвернуться, он дарит мне еще одну застенчивую улыбку.

Прости, но что за фигня? Мы дружим целую вечность, но я никогда не видела его таким. А бывало всякое. Особенно после смерти родителей. Пока суд решал, кто станет моим опекуном, я жила у Дэнни, потому что его мама – моя крестная. Мы играли во дворе с разбрызгивателями и поливали друг друга водой из шлангов. Помню, как мне нравилось это, ведь никто не видел, что помимо воды по моему лицу текут еще и слезы.

Некоторое время все считали, что суд оставит меня жить с ними, потому что у Бэтти были проблемы со здоровьем. Но будьте уверены, я рада, что выбрали ее, а не Уэллсов. Не поймите меня неправильно, они потрясающие люди. Но я даже представить себе не могу жизнь без бабушки.

Все это я говорю к тому, что уж если кто и заметит странности в поведении Дэнни, то это я. А они точно есть.

Так или иначе, оставшаяся часть пути прошла спокойно. Мы поговорили о домашнем задании по географии, которое чуть не ввело нас в состояние комы – таким сложным оно было. Затем обсудили планы на вечер – выбирая между съемками скетча и просмотром Монти Пайтона[10]10
  Монти Пайтон (англ. Monty Python) – английская комик-группа из шести человек, которая оказала влияние на комедийный жанр и популяризировала жанр абсурдистского юмора. За время совместной работы они выпустили сорок пять серий скетч-шоу и четыре полнометражных фильма, ставшие классикой комедии.


[Закрыть] в стопятьсотый раз – и поболтали о том, какие фильмы выдвинут на «Оскар» через несколько месяцев.

Он не взял подставку для стаканчиков, поэтому кофе греет мне руку, не давая забыть о произошедшем. На полпути к школе мы встречаемся с Аджитой, и она смотрит на стаканчик как на гранату с выдернутой чекой. Никто из нас не произносит ни слова, но я знаю, что наши мысли сходятся: «Что происходит с нашим лучшим другом?»

10:24

На географии, как и предполагалось, я чуть не сдохла от скуки. Если бы сейчас мне кто-нибудь предложил полмиллиона долларов за рассказ по теме урока, я бы не смогла его получить. А это о многом говорит, потому что на эти деньги можно не только поехать в колледж, но и нанять киллера для Дональда Трампа. [По-видимому, мне не стоит так говорить, поэтому уточню: ЭТО ШУТКА. И вообще, любые сомнительные с юридической точки зрения фразы в этой книге – шутка. Не уверена, что это снимает с меня ответственность, но сильно на это надеюсь, потому что уж очень не хочется попасть в тюрьму, где я буду гнить до скончания века, так как у меня не хватит терпения на трюк в стиле «Побега из Шоушенка». К тому же без Netflix желание жить у меня попросту испарится через неделю.]

В момент, когда мистер Ричардсон бубнит что-то о беспилотниках, я перевожу взгляд на Карсона Мэннинга, который сидит в соседнем ряду. Он признанный шут класса, и у меня точно будут проблемы, потому что я совершенно не умею сдерживать смех.

Ухмыляясь, Карсон показывает мне карикатуру, нарисованную ручкой на полях своего блокнота рядом с редкими заметками с урока. К моему удивлению, там не пенис – парни мало что любят рисовать больше, чем свои гениталии, – а очаровательная карикатура на нашего учителя. У нарисованного Ричардсона гигантские челюсти и татуировка альпаки на руке. Это смешно не только потому, что у нашего учителя географии реально есть такая татуировка, а еще и потому, что почти через каждые тридцать секунд он рассказывает нам о своей поездке в Перу и о том, как побывал в Мачу-Пикчу.

Как и ожидалось, я прыскаю со смеху, но мистер Ричардсон ничего не замечает, потому что погрузился в воспоминания об альпаке, которая украла у него протеиновый батончик.

Моя реакция нравится Карсону, и он расплывается в самодовольной и широкой улыбке, демонстрируя ямочки на гладких темных щеках. Черная рубашка, которую он надел сегодня, плотно обтягивает его руки и плечи – он звездный игрок в школьной баскетбольной команде, и его тело в потрясающей форме, – а синяя шапочка слегка сдвинута вбок.

Несмотря на то, что мы редко общались, мне кажется, я хорошо его знаю. Ну, как человека. Это странно? У нас много общего: нам обоим нравится смешить людей и, если слухи не врут, его семья тоже не купается в деньгах. Кстати, кажется, я видела его в бесплатной столовой несколько лет назад, куда сама ходила потому, что у Бэтти вылез опоясывающий лишай и она не могла работать. [Это было темное время для гигиены наших ртов. Когда у вас каждая монетка на счету, зубная паста становится роскошью. К счастью, Аджита притаскивала в школу свой тюбик, чтобы я хотя бы раз в день могла чистить зубы.]

Так вот, Карсон Мэннинг – хороший человек. Да и лицо у него не совсем страшное.

Любопытненько.

11:58

По пути на наш последний урок перед обедом мы с Дэнни и Аджитой сворачиваем к шкафчикам, чтобы я могла забрать учебник, который забросила туда на прошлой неделе и больше не доставала. Коридоры переполнены учениками, спешащими по своим классам, и скрипами кроссовок по линолеуму.

Мы добираемся до моего шкафчика, и я едва могу сосредоточиться на наборе кода к замку: раздумываю над тем, что, черт возьми, происходит с моим закадычным другом. Но как только открываю дверцу, что-то мягкое темно-красного цвета вываливается мне под ноги. В недоумении, я наклоняюсь и поднимаю это с пола. В моих руках незнакомый мне свитер, но со знакомым словом спереди. «Гриффиндор». Мой факультет в Хогвартсе.

– Что за фигня? – бормочу я. – Кто это сюда положил? Я что, ошиблась шкафчиком?

А затем я замечаю маленькую открытку рядом со своими кроссовками. Это подарок.

Кроме меня, только Аджита и Дэнни знают, как открыть мой шкафчик.

Дэнни, уставившись в пол, переступает с ноги на ногу.

А Аджита так же быстро, как я, складывает два плюс два.

– Эй, Дэнни, – говорит она с озорной улыбкой. – Помнишь, как в четвертом классе ты так переволновался из-за выхода нового фильма про Гарри Поттера, что тебя аж вырвало на себя?

Вместо того, чтобы, как обычно, огрызнуться в ответ, Дэнни ведет себя странно и неловко: бормочет такие ужасные проклятия, после каких и его и всю его семью должны отлучить от церкви.

Нахмурившись, Аджита подталкивает его в плечо.

– Да ладно, я же шучу. Ну, вернее, это было в самом деле. Но не стоит сейчас обкладывать меня трехэтажным матом.

Судя по виду, Дэнни готов ее убить. Он раздраженно складывает руки на груди и смотрит на ноги. Черт побери, куда подевалось его чувство юмора?

13:25

Сегодня очередь Дэнни вместо обеда делиться карьерными планами с Русенквистом, поэтому, пока он отстаивает свое желание стать блистательным хирургом, несмотря на невысокий средний балл, мы с Аджитой пользуемся возможностью поболтать о его странном поведении в последнее время.

[Да, я понимаю, что раз это не посты в блоге, а книга, то стоит описывать все в деталях, чтобы читатели смогли представить обстановку, но ведь это школьная столовая: все прекрасно знают, как она выглядит. А если и нет, то не думаю, что расширять ваш кругозор – моя задача. Она шумная, вся из пластика, и в ней попахивает старым расплавленным сыром.]

Аджита откусывает кусочек от своего вегетарианского хот-дога и внимательно смотрит на меня.

– Мне придется сказать это, подруга. Ты, конечно, можешь сколько угодно ерничать и категорически отрицать все из-за огромного недоверия к моему мнению, но, думаю, ты и сама понимаешь, что происходит.

– Да?

Мой обыкновенный хот-дог покрыт таким слоем горячей горчицы, что мог бы убить лошадь. Ноздри жутко жжет.

– Парень явно старается скрыть внезапную влюбленность в тебя. Это выбило его из колеи, ведь он знает тебя вечность. Теперь он осознал это Чувство и не понимает, как себя вести.

Я обдумываю ее слова.

– Так он покупает мне напитки и новенькие свитера, а еще отпускает комплименты чертам характера, которые его раньше раздражали, в надежде, что я каким-то образом влюблюсь в него?

Свитер лежит у меня на коленях, как теплый кот, но при каждом взгляде на него я чувствую себя виноватой. Мы с Дэнни часто смотрели «Гарри Поттера», когда я оставалась у него дома. Мы подружились с Аджитой только в средней школе, а до этого были только Дэнни и я против всего мира. И «Гарри Поттер» был нашей фишкой. Мы сбегали в Хогвартс при первой возможности.

– Ну, я и не говорила, что он выбрал тонкую тактику, – жуя хот-дог, произносит Аджита, отчего из ее рта во все стороны летят крошки. Просто восхитительно. Мне бы хотелось прикрыться от нее зонтом или щитом. – Думаю, у него проблемы по части романтики.

Но только я собираюсь высказать свои полное отвращение и ужас из-за этой ситуации, на стол рядом с Аджитой ставит поднос необычайно высокая и незнакомая мне девушка с широкой улыбкой на лице.

– Привет, Аджита, – весело здоровается она. – Привет, Иззи.

Что-что?

– Из, это Карли, – говорит Аджита, внезапно заинтересовавшись крошками от своего хот-дога.

Предполагаю, это пристыженное выражение на лице расшифровывается так: «Мне жаль, дорогая Иззи, что в моей жизни есть люди, о которых ты не знаешь. Я понимаю, что это грубо и неуместно, ведь мы лучшие друзья, но обещаю в будущем стать еще лучше и рассказывать обо всех-всех новых знакомых, которые становятся друзьями, – как им рассказываю о тебе. Или коротать мне вечность на уроке географии, так же известном как ад».

Ну или что-то в этом роде.

Но реально – что за хрень? Мы с Аджитой делимся друг с другом каждой мелочью, которая случается с нами, в том числе: проблемы с кишечником, невкусная еда, новые и причудливо длинные волоски, которые мы находим на себе, – и это не весь список. Поэтому мне кажется чем-то невероятным, что она знакомится с высокими, симпатичными девушками и забывает упомянуть об этом.

[Если поразмышлять на эту тему, то, возможно, меня мучает дружеская ревность.]

– Привет, Карли, – наконец говорю я, как только перевариваю факт чудовищного предательства.

Она улыбается, демонстрируя прямые и ровные зубы.

– Приятно наконец-то познакомиться.

НАКОНЕЦ-ТО???

Еще раз. Что за хрень?

– Ну, Аджита, – говорит Карли и, наколов немного салата на вилку, громко хрустит им. Серьезно, она ест салат. Я не шучу. Настоящий салат. Мне казалось, его едят только в кино. – С нетерпением ждешь предстоящего отбора в теннисную команду?

Я так истерично смеюсь над этим, что, кажется, сейчас умру или как минимум не сдержусь и пукну.

Аджита с Карли смотрят так, будто у меня случился припадок. Но, знаешь, так, без стремления, убедиться, что со мной ничего серьезного. Думаю, это не те люди, которые помогут, когда ты нуждаешься в срочной медицинской помощи.

Как только я наконец вытираю слезы, то выпаливаю:

– Аджита? Спорт? Теннис? Это что-то новенькое.

– Вообще-то, новенькая здесь я, – отвечает Карли, отправляя в рот помидорку черри.

Чертов помидор черри! Представляешь?!

Аджита кашляет.

– Эм-м, Из, я на самом деле… думаю, что мне стоит попробовать. Предполагаю, мне даже понравится теннис. Кажется, Серене Уильямс он очень нравится. – Робкая улыбка. – Карли выбрали капитаном команды.

А затем наступает самый странный момент. Они обмениваются взглядами, словно меня там нет, как и всей столовой. Они просто смотрят друг на друга. [Это вроде не кажется странным, но подумай, как часто ты просто СМОТРИШЬ на человека, сидящего рядом, и не говоришь ни слова? Для большинства сцен это слишком сильно.]

Пережевывая последний кусочек хот-дога, я пытаюсь смириться с тем, что мою лучшую подругу подменил некто любящий спорт, будто выбрать больше нечего, и что я теперь стану лишь воспоминанием, благодаря появлению в нашей жизни модели из Victoria’s Secret, и что Аджита несомненно совершенно перестанет интересоваться мной и моим существованием, раз у нее появилась новая подруга.

Оба моих друга ведут себя странно. Мне всегда казалось, что я буду в курсе, если в жизни моих близких начнется апокалипсис, но теперь уже в этом не уверена.

Это действительно хреновый день.

15:46

Весь день я слегка нервничаю из-за сейсмических сдвигов в треноге нашей дружбы.

Во-первых, я искренне надеюсь, что Дэнни не увлечен мной, потому что не испытываю к нему подобных чувств. По крайней мере, мне так кажется. Просто я никогда не задумывалась о нем как о парне. Когда ты растешь рядом с кем-то с раннего детства, то относишься к человеку как к члену семьи, а не как к потенциальному поклоннику. [Поклонник? Я что, какая-то принцесса из волшебного королевства, которым управляет принц-лягушка?]

Поэтому все еще цепляюсь за надежду, что, возможно, это временное помутнение рассудка, а Аджита просто нагнетает ситуацию. Может, эти подарки – его способ продемонстрировать, как он гордится мной за написанный сценарий? А улыбки – показатель, что наконец закончился мрачный период его переходного возраста? Очень на это надеюсь. Потому что понятия не имею, как быть с безответной любовью. Ты же знаешь меня? Видишь, как мне неловко? Вот-вот. Я просто не представляю, как справиться с этой дилеммой, пока мое достоинство еще не пострадало.

А еще есть Карли/Аджита. Я понимаю, что ревновать неразумно, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, человеку свойственно испытывать собственнические чувства по отношению к лучшему другу. Не как у собак «все, на что я пописал, принадлежит мне», а скорее «это моя игрушка, и я не хочу ей делиться». Согласна, это эгоистично. Но разве так ужасно стремиться к моногамной дружбе? [Да, я исключение. Да, это очень неправильно.]

Во всяком случае, я предпочитаю, когда все остается неизменным. Как это называют в биологии? Гомеостаз[11]11
  Гомеостаз – способность организма не менять своего внутреннего состояния при изменении внешней среды.


[Закрыть]? Это слово применимо к нашей ситуации? К нашей дружбе?

16:32

Еще не все потеряно!

Миссис Крэннон пригласила меня в свой кабинет после уроков. Когда я захожу к ней, то замечаю несколько висящих на ее компьютере париков в стиле двадцатых годов прошлого века, которые она заказала для постановки «Гэтсби». И еще до того, как я усаживаюсь на стул – «железную деву», она предлагает мне чашку кофе и тройное печенье с шоколадной крошкой, что лишь подтверждает: мое шестое чувство меня не обмануло, и миссис Крэннон действительно фантастический во всех отношениях человек.

– Так! Я прочла твой сценарий, – ласково и дружелюбно говорит она.

Из-за напряжения и стресса, которые я испытываю в этот момент, мой желудок почти вываливается через задницу. [Понимаю, что это отвратительно, но теперь ты точно знаешь, как я себя чувствую, поэтому не стану извиняться за такие подробности.]

– Ой, правда? – Я отхлебываю кофе и, тут же заработав ожоги третьей степени, пытаюсь не поддаться желанию сбежать из комнаты, крича, как банши, размахивая руками и оставляя после себя след из крошек от печенья.

Убрав парики в сторону, она наклоняется вперед и упирается локтями в стол, как это любят делать учителя.

– Иззи, уверяю: то, что я сейчас скажу, никак не связано с тем, что ты моя ученица и мне хочется тебя приободрить. Просто ты невероятно талантлива.

– Правда? – ухмыляюсь я, словно безумная.

– Правда! Вчера вечером я планировала прочитать только страниц десять и сделать несколько заметок для тебя, но сама не заметила, как наступила полночь, а сценарий был прочитан полностью. И я не сделала ни одной пометки. Вот насколько он хорош. Текст остроумный, забавный, и в нем прекрасно заметна твоя социальная осведомленность. Не знай я изначально, то и не подумала бы, что читаю работу старшеклассника.

Циничная часть меня подсказывает, что миссис Крэннон слегка преувеличивает, но я так счастлива, что мне все равно.

– Спасибо, миссис Крэннон. Это очень много для меня значит.

– Я рада, – с гордой улыбкой говорит она. – И еще размышляла над тем, что же тебе стоит предпринять дальше. Ты не уверена, что будешь поступать в колледж, что совершенно нормально, и пока не готова пойти на неоплачиваемые стажировки. Опять же – ничего страшного. У меня возникло несколько других идей. Во-первых, я считаю, что тебе следует показать сценарий людям из этой индустрии – агентам или продюсерам.

Я вздыхаю.

– Согласна. Но никакие агенты или продюсеры не принимают сценарии с улицы. Я уже пробовала.

– Возможно, и так, – соглашается миссис Крэннон. – Но есть множество конкурсов сценаристов, которые судят агенты, продюсеры и разработчики сюжетов, разыскивающие таланты. Я исследовала этот вопрос во время обеда и нашла довольно известный конкурс в Лос-Анджелесе для молодых писателей. Он побуждает развивать навыки, потому что на каждом этапе участники получают массу отзывов от людей, которые действительно в теме, а в финале проводится встреча со светилами индустрии. И угадай, каков главный приз?

Я качаю головой, едва веря в услышанное. Почему я раньше не знала об этом конкурсе? Это похоже на сон.

– Стипендия в колледже!

Я моргаю, задаваясь вопросом, правильно ли расслышала.

– Что?

Она передает мне распечатку интернет-страницы [именно так, как делают только старики] со всей информацией о конкурсе. В верхней части жирными буквами написано: «Особенный сценарий».

Но мой взгляд остановился на одной строчке: «Стартовый взнос: пятьдесят долларов».

– Это здорово, миссис Крэннон, но… я не могу себе это позволить. – Мой голос звучит совсем глухо, больше похож на эхо. – Я про вступительный взнос. И не стану просить бабушку дать мне такую сумму. Это же плата за семнадцать часов в закусочной.

[Я уже упоминала, что не сильна в математике?]

– Так и думала, что ты это скажешь, – говорит она, и в ее голосе нет и нотки снисходительности.

А затем происходит немыслимое. Она достает свою сумочку, вытаскивает кожаный кошелек и вручает мне пятидесятидолларовую купюру.

Я ошеломленно смотрю на ее руку.

– Миссис Крэннон, я… я не могу этого принять. Нет. Большое вам спасибо, но нет. Я не могу.

– Можешь, Иззи. Я хочу этого. Недавно умер мой отец и оставил мне немного денег. Он тоже был учителем. Только английской литературы. И думаю, он был бы рад помочь талантливому молодому писателю найти свой путь.

Яркие цвета на ее тунике – розовые и желтые цветы на оранжевом фоне – сливаются, когда мои глаза наполняются горячими слезами. Я привыкла к эмоциональной поддержке от близких мне людей, но такая искренняя вера в меня от чужого человека ошеломляет.

– Я не знаю, что сказать. Спасибо. Огромное вам спасибо.

– Я рада помочь. Просто вспомни обо мне, когда станешь знаменитой, хорошо? – с усмешкой говорит она и включает свой компьютер, настолько древний, что в нем есть дисковод для дискет. – А теперь давай заполним анкету? Заявки принимают до завтра, поэтому стоит поторопиться.

23:12

Вечером мы встретились с Дэнни и Аджитой (которая только пришла с отбора в теннисную команду с ОЛИЦЕТВОРЕНИЕМ САТАНЫ, то есть Карли), и, к сожалению, развернувшиеся события лишь подтверждают ее теорию о том, что Дэнни безумно в меня влюблен.

Мы в подвале дома Аджиты, площадью больше всей моей квартиры, играем в пул и смотрим малоизвестное канадское скетч-шоу, которое нам всем нравится. Как это часто бывает, мы обмениваемся школьными сплетнями, и я как бы невзначай упоминаю, что считаю Карсона Мэннинга горячим в сексуальном, но не пугающем смысле.

– Карсон Мэннинг? – недоверчиво спрашивает Дэнни.

Он таращится на меня, а затем поправляет на носу свои толстенные очки, чтобы рассмотреть красный шар, который собирается загнать в лузу. Его мышиного цвета волосы вновь причудливо вьются – он это так ненавидит!

– Но он…

– Черный? – выпаливает Аджита, яростно натирая мелом кий.

Синяя пыль окутывает ее, придавая ей слегка дьявольский вид. Боже, она чересчур прямолинейна, когда указывает людям на их проблемы. Это шестьсот девять тысяч триста пятнадцатая причина, почему я ее обожаю.

– Нет, – поспешно отрицает Дэнни. – Просто… он весь день в школе притворяется идиотом ради смеха. Не думал, что тебя заводит притворная глупость.

Я пытаюсь объяснить, что считать кого-то сексуальным не значит испытывать к нему чувства, но он слишком разозлился. Поэтому мы с Аджитой просто едим свои начос, игнорируем надутые губы Дэнни и громим его на столе для пула в семитысячный раз в этом году. Аджита входит в раж и забивает четыре полосатых шара подряд. Я восхищенно кричу, и мы ударяемся кулаками, исполняя сложную комбинацию, которую придумали еще в девятом классе. Наша тактика пренебрежения срабатывает, и Дэнни, уже почти успокоившись, собирается заговорить, но вдруг…

– Эй, Иззи, мне тут птичка кое-что на хвосте принесла, – выдает Аджита и забивает пятый шар.

У Дэнни чуть удар не случается. Он не умеет проигрывать.

– Да? Ее случайно не Карли зовут? – моя пассивно-агрессивная реплика в сторону. Я стараюсь показать, что мне все равно.

Но Аджита знает, что я безумно любопытна и, хотя сама не ввязываюсь в конфликты, схожу с ума, пока не узнаю абсолютно каждую деталь драмы других людей.

– Закари Вон хочет позвать тебя на свидание.

Я давлюсь содовой, и она вылетает из моего носа. В мозгах шипят пузырьки. Что? Это просто невероятно.

Думаю, стоит пояснить, что Вон с презрением относится практически ко всем. Он симпатичный и прекрасно об этом знает; богат и постоянно выставляет это напоказ; его отец такой закоренелый расист, что не удивлюсь, если у него есть чучело Мартина Лютера Кинга, которое он ежегодно сжигает.

– Это нелепо! – тут же взрывается Дэнни. – Что за прикол? Он когда-нибудь хотя бы разговаривал с тобой?

Я молчу, ошеломленная его злобой. [Приятно такое слышать. Спасибо за поддержку.]

Но Дэнни на этом не успокаивается. Он прицеливается к белому шару – и промахивается. Затем вздыхает и со всей силы бросает кий Аджите. Но вместо того, чтобы поймать его, она отпрыгивает в сторону, что, по-моему, говорит все о ее способности играть в теннис.

– Я не понимаю, – все так же надменно продолжает Дэнни. – Его отец – полный урод. Чего он пытается добиться, приглашая такую девушку, как ты?

Эти слова слегка взбесили меня, но из-за своей нелюбви к конфликтам, о чем уже упоминала, я позволяю высказаться Аджите.

– Что значит такая девушка, как она?

Аджита невероятна, когда переходит в боевой режим.

– Ну, он сын сенатора, – мямлит Дэнни в своей неловкой манере. – Республиканского сенатора.

– А я бедная, – фыркаю я. – Разве парень обратит внимание на мое миленькое личико и потрясные буфера, если у меня нет денег?

Но вместо того, чтобы язвительно ответить, Дэнни смотрит на меня так, будто и в самом деле чувствует себя виноватым за напоминание о моей бедности. Поэтому, несмотря на обиду, я молчу. Аджита придерживается той же тактики. И забивает черный шар, в результате чего мы проигрываем партию.

– Что-о-о ж. Как ты собираешься отметить свой день рождения в этом году, Дэ?

День рождения Дэнни в следующем месяце, и, по сравнению с моим, который обычно проходит незаметно по причине недостатка финансов, на его он всегда придумывает что-то крутое. Дэнни – единственный ребенок, поэтому его родители не против, чтобы я во всем участвовала. В прошлом году мы ходили в пейнтбол, а за год до этого – на картинг.

– Думал, может попробуем футбол в шарах? – говорит Дэнни, в тысячный раз подталкивая свои очки на носу. – Знаете, когда залезаешь в надувной пузырь, а затем бегаешь по полю, пытаясь забить мяч и сталкиваясь с другими игроками, как на машинках в детском аттракционе. Это выглядит забавно. И это единственная причина, по которой я готов участвовать в каких-то спортивных играх.

– О да, это выглядит невероятно, – с воодушевлением вспоминаю я. – Смотрела как-то видео на YouTube. Один из нас наверняка умрет мучительной смертью, но я в игре.

– Скорее всего, именно меня ожидает мучительная смерть, но я ни за что это не пропущу, – выпаливает Аджита.

– Отлично, – усмехается Дэнни. – Думаю, твоему брату это тоже понравится, Джит.

Брату Аджиты, Праджешу, тринадцать, и он потрясающий спортсмен.