Текст книги "Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии"

Глава вторая
Наркокапитализм без границ

§ 11. Действуйте локально, думайте глобально

В годы, последовавшие за оформлением патента Джексона и Мортона на анестезию путем вдыхания диэтилового эфира, почти все заинтересовались перспективами, открывшимися благодаря изобретению наркоза, даже те, кто лишь хотел его раскритиковать[36]36
  См. Zimmer, Histoire de l’anesthésie, p. 70.


[Закрыть]. Возможность погружать людей в сон, который ничто, даже самые страшные страдания, не могло потревожить, обещала значительную финансовую выгоду и гарантированную научную карьеру тому, кто предоставил бы самый лучший ее вариант. Бесчисленное множество веществ прошло соответствующие испытания, пока новое открытие не заставило замолчать тех, кто все еще считал общую анестезию опасной – наряду с другими методами, требующими величайшей филигранности. В 1860 году австрийский химик Альберт Ниманн выделил основной активный ингредиент из листьев коки, привезенных в Вену (великим авантюристом того времени) Карлом Шерцером, и сделал вывод о его совершенно беспрецедентных обезболивающих свойствах[37]37
  Об истории открытия кокаина см. Paul Gootenberg, Andean Cocaine: The Making of a Global Drug (North Carolina: University of North Carolina Press, 2009).


[Закрыть]. Тогда как диэтиловый эфир погружал вдыхавшего его человека в состояние полной бессознательности, кокаин производил длительный локализованный эффект – абсолютную, но ограниченную нечувствительность в месте нанесения или инъекции. Это известие вызвало необычайный энтузиазм сначала у ларингологов, начавших использовать кокаин в 1877 году, через двенадцать лет после того, как преемник Ниманна Вильгельм Лоссен развеял всякие сомнения насчет его алкалоидной природы[38]38
  Ibid.


[Закрыть]. В области офтальмологии эта новость также была встречена как благословение, подтверждением чему служил крайне теплый прием первой статьи на эту тему, опубликованной к ежегодной конференции Немецкого общества офтальмологов в Гейдельберге в 1884 году. Двадцатишестилетний ученый Карл Коллер сообщил об эффективности инъекций кокаина для обезболивания роговицы и конъюнктивы и о том, что можно представить себе другие применения вещества для утоления болей в области глаз[39]39
  Ibid.


[Закрыть]. Но Коллер проявил скромность: несмотря на успех своих экспериментов, он подчеркнул свой долг перед интуицией работавшего в той же больнице венского коллеги, который, по его словам, проследил «полную историю кокаина»[40]40
  См. Jean-Pierre Bailliart and Michel Faure, ‘Sigmund Freud et la naisance de l’anesthésie locale en ophtalmologie’, Histoire des sciences médicales, 19, 1, 1985, p. 30.


[Закрыть]. Этот его коллега тогда еще не успел произвести на медицинское сообщество большого впечатления, хотя уже даже опубликовал статью на данную тему и сам начал исследования возможного офтальмологического применения кокаина, которые ему пришлось приостановить. Звали его Зигмунд Фрейд.

§ 12. «Uber coca»

В июле 1884 года Фрейд, который был всего на два года старше Коллера, опубликовал в журнале Zentralblatt für die gesamte Therapie результаты своих исследований терапевтического применения кокаина, основанные на экспериментах, проведенных им на собственной персоне[41]41
  Sigmund Freud, ‘A propos de la coca’ [‘On Cocaine’], in Un peu de cocaпne pour me délier la langue [A Little Cocaine to Untie my Tongue], trans. into French by Marielle Roffi (Paris: Max Milo, 2005), p. 35. On what follows, see Florence Coblence, ‘Freud et la cocaine’, Revue franaise de psychanalyse, 66, 2, 2002, p. 371.


[Закрыть]. После нескольких общих замечаний об истории растения кока, его использовании андскими народами и открытии содержащихся в нем активных ингредиентов, молодой психиатр перешел к обзору состояния медицинских знаний по этому вопросу[42]42
  Freud, ‘A propos de la coca’.


[Закрыть]. По правде говоря, это был скорее панегирик, чем обзор, – столь сильно Фрейд подчеркивал удивительный характер наблюдений его предшественников, которые неизменно свидетельствовали о многих достоинствах, связанных с потреблением коки. Фрейд ни секунды не сомневался в том, что кокаин был, прежде всего, многообещающим. Именно это его эксперименты должны были решительно продемонстрировать тем, кто продолжал испытывать сомнения[43]43
  Ibid., p. 48.


[Закрыть]. В течение двух месяцев он регулярно принимал 0,05 грамма cocainum muriaticum в виде однопроцентного водного раствора, фиксировал основные физиологические и психологические результаты и вынес исчерпывающий вердикт: кокаин представлял собой чудесный стимулятор, от которого не следовало ожидать никаких неприятных краткосрочных или среднесрочных побочных эффектов, позволявший выполнять длительные интеллектуальные или физические задачи без усилий и утомления. Что касается пациентов, то прием кокаина следовало рекомендовать при лечении желудочных заболеваний, кахексии, астмы, детоксикации от алкоголизма и морфиновой зависимости, не говоря уже о его афродизиатических и обезболивающих свойствах[44]44
  Ibid., p. 54.


[Закрыть]. Но самое очевидное применение, на его взгляд, было связано с помощью тем, кто страдал от «функциональных состояний, называемых неврастенией», или нервного истощения[45]45
  Ibid., p. 57.


[Закрыть]. В борьбе с депрессией нервной деятельности кокаин мог выступать супрессором, вызывая нечувствительность к «угнетающим элементам» и как бы дистанцируя субъекта от его органов тела – источников этой депрессии[46]46
  Ibid., p. 50.


[Закрыть]. Кокаин действовал не только как телесный, но и как нервный анестетик, благодаря которому о нервной системе, поддерживающей психику, можно было забыть.

§ 13. Тем временем в Дармштадте

Как оказалось, Фрейд употреблял не просто какой-нибудь заурядный кокаин; как он упоминает в своей статье «Über Coca», это был «хлористоводородный кокаин, приготовленный Мерком в Дармштадте», – лучший в мире[47]47
  Ibid., p. 48, n. 44.


[Закрыть]. Вообще говоря, с тех пор, как Эммануэль Мерк возглавил фабрику при семейной аптеке в 1817 году, она превратилась в целую индустрию, специализирующуюся на производстве всех видов алкалоидов, служащих основой для всевозможных медицинских препаратов. Самым известным среди них была коммерческая версия активного компонента мака, который выделил другой фармацевт Фридрих Сертюрнер между 1803 и 1805 годами, а Жозеф-Луи Гей-Люссак назвал «морфином»; Мерк продавал его под своим собственным именем с 1827 года[48]48
  См. Gootenberg, Andean Cocaine.


[Закрыть]. Что касается кокаина, то компания начала синтезировать его всего через два года после его открытия Ниманном, хотя долгое время он производился в мизерных количествах (менее 50 граммов в год в конце 1870-х годов). Тем не менее опыт компании Merck в области синтеза алкалоидов и исключительное качество продуктов, поступающих из ее лабораторий, сделали ее предпочтительным партнером для всех, кто занимается исследованиями в этой области. Фрейд был не единственным, кто обратился к Merck за поставками кокаина; Коллер также получил все необходимое для своих экспериментов от дармштадтской компании, как и Теодор Ашенбрандт, интересовавшийся его военным применением[49]49
  См. H. Richard Friman, ‘Germany and the Transformations of Cocaine, 1860–1920’, in Cocaine: Global Histories, ed. Paul Gootenberg (London and New York: Routledge, 1999), p. 83.


[Закрыть]. Любопытство, проявленное этими учеными, наряду с общей направленностью их исследований, в конечном счете заставило компанию обратить внимание на то, что она считала нишевым продуктом с минимальным коммерческим потенциалом. После публикации статьи Фрейда она спонсировала его исследование другого алкалоида – экгонина, присутствующего в листьях коки и имеющего близкую к кокаину структуру, но никаких убедительных результатов получено не было[50]50
  Freud, ‘A propos de la coca’, p. 69.


[Закрыть]. Это не помешало Merck начать кампанию по повышению осведомленности среди врачей о свойствах своего продукта путем рассылки в их хирургические отделения брошюр, восхваляющих его эффективность в лечении морфиновой зависимости. По-видимому, это сильно увеличило спрос: в 1883 году фабрика произвела 1,41 килограмма, а в 1885 уже 30 килограммов – при этом цена за этот же период выросла вчетверо[51]51
  См. Gootenberg, Andean Cocaine.


[Закрыть].

§ 14. Меркский момент капитализма[52]52
  В оригинале игра слов: Merck звучит так же, как mirk – темный, мрачный.


[Закрыть]

В годы после рекламной кампании Merck кокаин имел столь большой успех, что несколько конкурентов, таких как Бёрингер (Boehringer) и Кнолль (Knoll), также вышли на рынок, сделав Германию мировым лидером по его производству. В начале двадцатых годов было подсчитано, что почти весь объем перуанской коки проходил через Гамбург и что извлеченный кокаин составлял 80 процентов мировой торговли в этом секторе – торговли чрезвычайно прибыльной[53]53
  Ibid.


[Закрыть]. Хотя положения Версальского договора вынуждали власти Германии соблюдать правила Международной конвенции по опиуму, это лишь эпизодически касалось компании Merck и коллег; к середине тридцатых все вернулось в привычное русло. Merck заняла свое место во главе двух бизнес-картелей, стремившихся разделить мировой рынок наркотиков, одновременно укрепляя связи между представителями полномочных органов, один из которых назывался «конвенция по кокаину»[54]54
  См. Norman Ohler, Blitzed: Drugs in Nazi Germany, trans. Shaun Whiteside (London: Penguin, 2016).


[Закрыть]. Вопреки тому, что можно было бы предположить, приход к власти нацистов и осуществление систематических чисток среди наркозависимого населения не сильно изменили эту ситуацию, а в некоторых отношениях даже усугубили ее. С одной стороны, слово «кокаин» стало синонимом дегенерации – но достаточно было дать молекулам иное название и медицинское обоснование, как опасный наркотик вдруг оказался важным продуктом[55]55
  Ibid.


[Закрыть]. Более того, после начала Второй мировой войны некоторые из этих веществ сыграли решающую роль в военных победах вермахта, солдаты которого по приказу военных врачей потребляли производные амфетамина в огромных количествах. А предприятия, производившие кокаин, быстро обнаружили интересные альтернативы, например, оксикодон – производное алкалоида мака, чьи свойства, позволявшие ему служить заменой морфину, использовались компанией Merck с 1928 года. Между прочим, одним из лучших клиентов Merck был Теодор Морелль, личный врач Адольфа Гитлера, прописывавший ошеломительное количество продуктов из каталога компании – от глюкозы до оксикодона[56]56
  Ibid.


[Закрыть]. На протяжении полувека, несмотря на все большую очевидность опасности потребления опиума и производных коки, немецкий промышленный капитализм переживал один из величайших периодов эйфории.

§ 15. Рекламная страница

Следует, однако, добавить, что компания действовала не в одиночку; пока Коллер, Фрейд и Ашебрандт соблазнялись продукцией Merck, кокаин становился ценным союзником еще одного аспекта развития капитализма. В 1863 году, узнав об открытии Ниманна и заполучив работы итальянского врача Паоло Мантегацца (которые легли в основу исследований Фрейда), проживавший в Париже корсиканский фармацевт Анджело Мариани запустил на рынок новый продукт[57]57
  Aymon de Lestrange, Angelo Mariani, 1838–1914: Le vin de coca et la naissance de la publicité moderne [Angelo Mariani, 1838–1914: Coca Wine and the Birth of Modern Advertising] (Paris: Intervals, 2016), p. 29.


[Закрыть]. Он рекламировался как «тонизирующее вино» и представлял собой настой листьев коки на вине бордо – настой, высвобождавший из листьев алкалоиды, среди которых конечно же был «стимулятор» кокаин[58]58
  Ibid., p. 30.


[Закрыть]. Мариани отнюдь не первым предложил такой вид напитка, однако именно он положил начало использованию схемы, которая обеспечит его успех и сделает «вино Мариани» одним из самых известных и высоко ценимых напитков конца девятнадцатого века. В эпоху, наводненную шарлатанами, которые навязывали публике самую разную дрянь посредством «анонсов» в газетах, требовалось придумать способ рекламы, который бы выделялся на фоне конкурентов. Мариани позаботился о том, чтобы крупнейшие знаменитости того времени, в том числе несколько пап и глав государств, получили в подарок ящики его вина, надеясь на ответную любезность, которую он мог бы использовать позже для продвижения своего продукта. Эта стратегия сработала настолько хорошо, что он составлял из заявлений своих именитых покровителей целые альбомы, иллюстрированные величайшими художниками того времени. Наряду с дополнительными продуктами и мероприятиями, которые он устраивал, это привело к тому, что о его вине говорили постоянно[59]59
  Ibid., p. 70.


[Закрыть]. Как и в случае Merck, успех Мариани сразу же спровоцировал появление многих конкурентов, однако неоспоримое качество продукции корсиканца, а также его несравненный маркетинговый подход вскоре оставили их всех более или менее не у дел. Не пошло им на пользу и постепенное принятие законов, направленных на регулирование потребления алкоголя в США, одном из важнейших рынков для производителей «тонизирующего вина»; сам Мариани тоже от них пострадал, хотя его напиток с кокой продолжал продаваться там до 1910 года[60]60
  Ibid., p. 138.


[Закрыть]. Некоторые, однако, смогли обойти запреты, ударившие по Мариани и его конкурентам, в первую очередь некий Джон Пембертон – производитель «французской винной коки» в Атланте, который в конечном итоге заменил вино сиропом и выпустил на рынок «кока-колу»[61]61
  See Mark Pendergast, For God, Country & Coca-Cola: The Definitive History of the Great American Soft Drink and the Company that Makes it, 3rd edn (New York: Basic Books, 2013), p. 20. For a more polemical account, see William Reymond, Coca-Cola: L’enqete interdite [Coca-Cola: The Forbidden Enquiry] (Paris: Flammarion, 2006), p. 44, which adds a few new elements to Pendergast’s account.


[Закрыть].

§ 16. Кока-кольная сторона жизни[62]62
  «The Coke Side of Life» – рекламный слоган компании Coca-Cola.


[Закрыть]

Как и «вино Мариани», кока-кола, выпущенная Пембертоном в мае 1886 года, содержала эквивалент 10 миллиграммов кокаина на литр и якобы обладала теми же стимулирующими и тонизирующими свойствами – в ней недоставало только алкоголя[63]63
  Pendergast, For God, Country & Coca-Cola, p. 53.


[Закрыть]. Вместо того чтобы продавать ее как лекарство, фармацевт решил позиционировать ее как «освежающий напиток», который можно было купить в продуктовых магазинах; это оказалось не так успешно, как Пембертон надеялся, поэтому он продал свое изобретение незадолго до смерти от последствий морфиновой зависимости[64]64
  Ibid., p. 43.


[Закрыть]. Последующий известный нам успех этого продукта стал следствием коммерческого гения Эйзы Кэндлера – бизнесмена, купившего название и рецептуру Coca-Cola у Пембертона и решившего в 1915 году придать бутылке особую форму, которая затем станет культовой. При этом в 1903 году Coca-Cola отказалась от кокаина, но продолжала включать в свою формулу настой из листьев коки, что она делает и сегодня благодаря уникальному исключению, фигурирующему в статье 27 Единой конвенции Организации Объединенных Наций о наркотических средствах 1961 года. Это исключение, разрешающее компании Coca-Cola импортировать листья коки из Боливии для собственного использования, поддержал Гарри Дж. Энслингер – один из самых неоднозначных деятелей в истории войны США с наркотиками[65]65
  On Anslinger, read John C. McWilliams, The Protectors: Anslinger and the Federal Bureau of Narcotics (1930–1962) (Newark: University of Delaware Press, 1990).


[Закрыть]. Будучи первым главой Федерального бюро по борьбе с наркотиками, он никогда не переставал выставлять их, особенно марихуану, в самом худшем свете, прибегая к самым наглым дезинформационным приемам – при поддержке газет Уильяма Рэндольфа Херста и группы DuPont de Nemours. Скандалы на пустом месте, увязывание потребления наркотиков с «опасными» (то есть небелыми) сообществами и тому подобное составляло арсенал, при помощи которого Энслингер оправдывал свою работу и требовал увеличения финансирования департамента. Такие методы в конечном итоге положили конец его карьере, но президент Кеннеди все же успел назначить его представителем США в Комиссии ООН по наркотическим средствам[66]66
  Ibid.


[Закрыть]. Как ни парадоксально, именно благодаря этому человеку, воевавшему с наркотиками, одно из крупнейших предприятий, зарабатывавших на коке, смогло продолжать получать свое сырье – оттеснив при этом всех конкурентов. Однако, если задуматься, этот парадокс вполне логичен: он, как всегда, предполагал зависимость.

§ 17. Введение в экономическую фармакологию

От Merck до Coca-Cola, через Мариани и его подражателей: в начале развития промышленного капитализма кокаин играл роль, подобную той, которую он должен был играть для своих потребителей, – роль самого мощного стимулятора. Именно благодаря ему (и некоторым сопутствующим продуктам) современная фармацевтическая промышленность смогла подняться на ноги, а рынок средств от неврастении – стать настолько прибыльным, чтобы уничтожить мелких шарлатанов. Ясно, что подобное развитие не могло произойти без образования щекотливых серых зон, и, более того, кокаин всегда обнаруживается там, где современный капитализм наиболее подвержен подозрениям в коррупции, а именно, в его отношениях с государственными органами. Идет ли речь о той роли, которую наркотические вещества играли во время Второй мировой войны (и, шире, на протяжении всей истории войн ХХ века), или о том, как они скрывались под другими названиями в фармакопеях в мирное время – темная сторона современности без них немыслима. Постепенное вытеснение кокаина за рамки закона ничего не изменило: мировая экономика до сих пор держится только на деньгах, циркулирующих в ней от добычи, преобразования и продажи этого алкалоида. Во время кризиса субстандартного кредитования 2007 года именно прибыль от торговли кокаином позволила выжить банкам, чьи рискованные операции поставили их в трудное положение, пока те ждали, когда государство протянет им руку помощи. В течение нескольких месяцев, пока традиционные инвесторы выводили деньги из банков, только наркоторговцы продолжали накачивать наличность в систему, чтобы придать своим капиталам законный вид[67]67
  По крайней мере, именно такой тезис выдвинул Антонио Мариа Коста, исполнительный директор управления ООН по наркотикам и преступности, в интервью британской газете The Observer 13 декабря 2009 года. См. Rajeev Sival, ‘Drug Money Saved Banks in Global Crisis, Claims UN Advisor’, Guardian, 13 December 2009. На данный момент доказательства, о наличии которых заявлял Коста, не обнародованы. См. Joras Ferwarda, ‘The Eff ects of Money Laundering’, в Research Handbook on Money Laundering, ed. Brigitte Unger and Daan van der Linde (Cheltenham and Northampton: Edward Elgar, 2013), p. 40.


[Закрыть]. Промышленный капитализм не только стал возможен благодаря кокаину; ему же он поручил задачу своего спасения от самого себя, опьяненного собственной властью после поворота к финансизации, начавшейся (еще один парадокс) в тот же период, что и «война с наркотиками». Как тут не вспомнить об аргументах, выдвинутых Merck, когда дармштадтская компания пыталась убедить европейских врачей в том, что основная цель кокаина – лечение морфиновой зависимости, ведь это, с определенной точки зрения, не было ложью[68]68
  См. Friman, ‘Germany and the Transformations of Cocaine’, p. 90.


[Закрыть]. В обоих случаях мы имеем дело с ожиданием того, что яд сам станет противоядием.

§ 18. Отпусти, отпусти[69]69
  Let it go, let it go — песня из мультфильма «Холодное сердце», текст которой сильно перекликается с содержанием этой главы, а первое слово в ней – snow (снег) – на сленге означает «кокаин».


[Закрыть]

Фрейд считал, что его научные выводы неопровержимы: кокаин был веществом, основной эффект которого состоял в том, чтобы сделать возможной деятельность, которая была невозможна без него – в некотором роде дистанцируя субъекта ото всего, что ему мешало. Иначе говоря, кокаин управлял эффективностью: когда человек страдал от трудностей, связанных с депрессивным состоянием, или от физических нарушений, это вещество позволяло свести страдание на нет. Именно в этом смысле его можно назвать «стимулятором» (или, как в случае с вином Мариани, «тоником»): он побуждал к действию – действию, которое он одновременно стимулировал и обуславливал посредством устранения того, что этому стимулированию противилось. «Сопротивление» означало все, связанное с торможением, которое материя всегда способна запустить, или, скорее, с торможением, которое материя – например, тело и его органы – включает по самой своей природе и плотности. Благодаря кокаину место действия смещалось с физического тела в чистую волю, становясь проявлением умственных способностей, отделенных от каких-либо ограничений, кроме их собственной силы, как если бы материя являлась не чем иным, как их слугой. Когда Фрейд утверждал, что кокаин позволяет воссоздать «возбуждение» там, где оно, казалось, исчезло, он, несомненно, имел в виду именно это: продукт, который он по баснословной цене заказывал у Мерка, освобождал его от всего, что мешало ему действовать, а именно от самого себя. В любом случае самым важным было не наблюдаемое им явление абляции, а тот факт, что оно приводило к мобилизации: кокаин снова делал вас мобильным, активным, эффективным; он позволял выполнять самые трудные и неотложные задачи без малейших усилий. Короче говоря, кокаин был топливом для мозга – тем, что позволяло мозгу быть самим собой, пока остальная часть «Я» (тело) заперта в шкафу, чтобы он мог полностью отдаться наслаждению своей работой. Фрейд не стал утверждать, что употребление кокаина сделало его более умным или проницательным; он еще не достиг стадии мегаломании кокаиновой зависимости, но тем не менее намек на это присутствует в его работах на эту тему. В личной переписке со своей невестой Мартой он дал волю лирическому описанию того, что кокаин заставлял его делать на светских обедах; впрочем, его научные статьи получались не менее хвалебными[70]70
  Sigmund Freud, ‘Lettres de Freud a Martha’ [‘Letters from Freud to Martha’], in Un peu de cocanne, p. 17.


[Закрыть].

§ 19. Из вещества того же, что наши сны[71]71
  Слова из «Бури» Шекспира: «Мы созданы из вещества того же, что наши сны». Однако английское dreams – это не только «сны», но и «мечты».


[Закрыть]

То, что кокаин воплощал собой принцип субъективной эффективности и что этот принцип принимал форму некоей абстракции по отношению к материи и ее сдерживающей природе, был главным уроком, который можно извлечь из текстов Фрейда, посвященных данному веществу. Однако его отношения с компанией Merck и то, как она служила символом функционирования промышленного капитализма, должны заставить нас задуматься, не стояло ли за этим чего-то большего. В случае с кокаином речь идет о своеобразной логике отстраненности – этаком процессе всеобщей дематериализации, затрагивающем все измерения реальности, будь то субъект или социальная вселенная. Кокаин иллюстрирует принцип действенности изменчивого мира – мира, в котором ничто больше не имеет значения, кроме свободного применения сил, санкционированного забвением всего, что могло бы их сдерживать, в любой сфере. Более того, именно это и обнаружила история торговли кокаином: отсутствие каких-либо ограничений или правил, которые могли бы ей противостоять, или, по крайней мере, возможность игнорировать их, ведь теперь они утратили свою убедительность. Когда на пресс-конференции в 1971 году Ричард Никсон объявил «войну наркотикам», он прекрасно понимал, что она безнадежна, поскольку с каждой новой попыткой сдержать торговлю кокаином победа будет ускользать все дальше[72]72
  See Johann Hari, Chasing the Scream: The First and Last Days of the War on Drugs (London: Bloomsbury, 2016). On the consequences of the ‘war on drugs’ in the Andes, see Frédéric Faux, Coca! Une enqukte dans les Andes (Arles: Actes Sud, 2015).


[Закрыть]. Возможно, именно это и было его целью: обеспечить начало некоего движения абстрактной борьбы без сущности или последовательности – чистого потока или чистой силы, голого жеста решения, не имеющего отношения к реальности, которой предполагалось противостоять. Симптоматично, что в том же 1971 году Никсон решил покончить с конвертируемостью доллара в золото, что положило конец Бреттон-Вудским соглашениям, поддерживавшим более или менее стабильную мировую экономику, и всякой связи между американскими деньгами и их стандартом[73]73
  По истории и значению конца Бреттон-Вудской системы см. Yanis Varoufakis, And the Weak Suffer What They Must? Europe, Austerity, and the Threat to Global Stability (London: Bodley Head, 2016); Peter Sloterdij k, Apris nous le déluge: Les temps modernes comme expérience antigénéalogique [After Us, The Deluge: Modern Times as an Antigenealogical Experience], trans. into French by Olivier Mannoni (Paris: Payot, 2016), p. 178.


[Закрыть]. Мировая экономическая система внезапно оказалась ввергнутой в своего рода пластиковое безумие, первым результатом которого стало развертывание финансовой системы, этой гигантской машины для производства денег без привязки к чему-либо помимо их собственной стоимости. Аналогично тому, как единственным последствием войны с наркотиками стало исчезновение остатков материального в торговле кокаином, демонтаж Бреттон-Вудской системы ознаменовал вступление капитализма в эпоху его дематериализации.

§ 20. НОЛЬ, НОЛЬ, НОЛЬ

В леденящем душу расследовании мафиозной кокаиновой экономики, опубликованном в 2013 году [роман «Ноль Ноль Ноль»], Роберто Савиано выдвинул еще более радикальную гипотезу, согласно которой то, что казалось совпадением, на самом деле является обычным порядком вещей[74]74
  Roberto Saviano, Extra pure: Voyage dans l’économie de la cocanne, trans. into French by Vincent Raynaud (Paris: Gallimard, 2014). (NB. The English edition was published with the title Zerozerozero: Look at Cocaine and All You See Is Powder. Look Through Cocaine and You See the World (New York: Penguin, 2015).)


[Закрыть]. Та роль, которую торговля кокаином играла в истории промышленного развития, а также та модель, которую это вещество представляло собой в повороте к финансизации, должны были бы заставить нас заподозрить, что дело не только в простой аморальности капитализма. О капитализме следует мыслить не столько как о системе, сопровождающей (и даже, в значительной мере, поддерживаемой) тот порошок, что очаровал Фрейда, а как о системе, полностью иннервируемой им – в том смысле, что он составляет ее энергию, ее сущность, ее цель и ее модель. Мало того, что международные финансы неотделимы от торговли наркотиками; все указывает на то, что это просто одно целое – как если бы их невозможно было разграничить. Об этом же свидетельствует и непоследовательность действий Никсона. Единственный капитализм – кокаиновый капитализм, точно так же, как кокаин существует только в экономической системе, соответствующей ему своей неустойчивостью, незаконностью, аддиктивностью и нематериальностью, то есть в абстрактной нервной системе, превратившейся в совершенное возбуждение. Всякий капитализм – это, с неизбежностью, наркокапитализм, то есть капитализм насквозь наркотический, чья возбудимость является лишь маниакальной обратной стороной депрессии, которую он никогда не прекращает производить, даже если представляется средством от нее. Конечно, это средство есть не что иное, как забвение – та самая абляция ощущения собственных органов, подчеркиваемая Фрейдом, которая в конечном счете нашла свою идеальную форму в анестезии, практикуемой каждый день на миллионах потребителей антидепрессантов. И, конечно, неслучайно большинство антидепрессантов на рынке имеют гораздо больше общего с кокаином, чем синтетическую природу и эффект потери чувствительности, вызываемый их потреблением. Перечитывая Фрейда, мы вправе были ожидать от кокаина именно то, что тревожные обитатели развалин глобального капитализма надеются получить от таблеток, которые они глотают с утра до ночи: ничего не чувствовать – прежде всего, не чувствовать своего желудка. Наркокапитализм – это капитализм наркоза, того принудительного сна, в который анестезиологи погружают своих пациентов, чтобы освободить их от всего, что мешает им оставаться эффективными в текущей ситуации, заставив их работать, работать и еще раз работать.