Текст книги "Философ, которому не хватало мудрости"

12

– Что мы здесь, черт побери, делаем?!

Марко рухнул в гамак под деревьями.

Кракюс глянул на него искоса. В нескольких метрах от него Альфонсо валялся на солнце, в сотый раз рассеянно перелистывая «Плейбой».

Вдруг вдали Кракюс увидел индианку и узнал в ней Залтану, молодую женщину, у которой он испачкал белье, тщетно пытаясь ее рассердить. Она шла к деревне с корзиной фруктов на плече, поддерживая ее одной рукой. Грудь ее мерно колыхалась. С ума сойти, подумал Кракюс. Как-нибудь надо будет ею заняться.

– Только время теряем, – продолжал Марко. – Сандро придумал какую-то чушь. Лучше было сделать по-нашему.

– Не выйдет, платит-то он.

– Когда, кстати, ты обговоришь с ним наш гонорар?

– Уже обговорил. Подождал немного, а потом в какой-то день он признался, что сам ничего делать не будет и вообще не хочет их видеть. И тогда я взял быка за рога.

– Ты спросил его сколько?

Кракюс в душе торжествовал.

– Достаточно, чтобы жить припеваючи несколько лет.

Альфонсо глупо заулыбался.

– Тогда плевать, что он занимается ерундой, – сказал Марко. – Все, что он заставляет нас делать, не дает никаких результатов.

– При чем тут он? Это Элианта все портит, – возразил Кракюс.

Элианта… Вот уже второй раз она становится у него на пути. При одном упоминании ее имени у него испортилось настроение.

– Альфонсо?

– А… – отозвался тот, не поднимая глаз от журнала.

– Я хочу поручить тебе одно дело. Надо, чтобы ты разузнал об этой девушке. Я хочу знать, кто она, почему это делает, чего она добивается…

– Уже сделано, – ответил Марко.

Кракюс повернулся к нему – и удовлетворенный, что получил быстрый ответ, и разочарованный тем, что его опередили. Он решительно не подходит на роль лидера ни для индейцев, ни для собственной команды.

– Расскажи мне все, что знаешь, – приказал он, делая слабую попытку взять инициативу в свои руки.

Потягиваясь в гамаке, Марко позволил себе зевнуть так заразительно, что Кракюсу пришлось напрячься, чтобы не сделать то же самое.

– Она что-то вроде шамана.

Кракюс сдержал нервную дрожь. Он всегда ненавидел так называемых целителей, считая их колдунами. Ничего не мог с собой поделать, но страшился мира духов, черной магии и всех этих дикарских ритуалов. Боялся этого в глубине души, хотя на словах и отрицал это.

– Не очень точная характеристика… Так она шаман или нет?

– Она прошла инициацию, но не до конца, так как ее учитель умер. Похоже, она признана не совсем официально.

Теперь все ясно… Она добивается признания, ей нужно, чтобы соплеменники считали ее шаманом, вот почему она так горячо сопротивляется его планам. Она сама хочет завоевать авторитет среди жителей деревни.

Марко неожиданно громко чихнул, достал бумажный носовой платок и высморкался. За несколько недель насморк Альфонсо пропутешествовал по всей группе, последовательно заразив всех пятерых. Марко был последним…

Вдруг в голове у Кракюса забрезжила идея.

– Дай мне твой платок! – приказал он, вскочив.

Марко странно на него посмотрел:

– Но…

– Дай!

– Но я его только что использовал…

– Дай, тебе говорят!

Марко протянул платок шефу, и тот схватил его двумя пальцами.

– Он же грязный, – предупредил Марко.

Но Кракюса уже след простыл.

★

Элианта шла по дороге к лагерю иноземцев.

Легкий ветерок шелестел в листве деревьев, поигрывал иголками хвойных на солнце. Она говорила себе, что Роберто Кракюс не проникся красотой мира, к которому он принадлежит. Бедняга, должно быть, он страдает, как ребенок, который не чувствует себя в безопасности в кругу своей семьи. Как же ужасно чувствовать, что Мать Земля тебе угрожает – до такой степени, чтобы хотеть от нее отгородиться… Оторваться от природы – это все равно что отрезать себе руки из страха, что они могут что-то сделать с тобой во время сна.

Кракюсу надо помочь. Его неуравновешенность приведет к ошибке, а он может потянуть за собой и других.

Приблизившись к лагерю, она увидела его. Он направлялся к жилищу, окруженному оградой. Она свернула, чтобы встретиться с ним. Погруженный в свои мысли, он ее не заметил и не услышал ее шагов.

– Здравствуйте, – сказала она, широко улыбаясь.

Он вздрогнул, затем узнал ее и отступил назад, поморщившись. Бедняга.

– Все хорошо? – спросила она.

– Чего тебе надо? – недоверчиво поинтересовался он.

– Я пришла к тебе.

Он посмотрел на нее сверху вниз:

– Зачем?

– Поговорить с тобой.

Он не ответил, продолжая ее рассматривать.

– Пойдем, – сказала она. – Пойдем прогуляемся.

– Прогуляемся? – переспросил он подозрительно.

Что может быть более естественным, чем прогулка?

Этот человек действительно странный.

Она кивнула. Он в нерешительности оглянулся.

– Пойдем.

Элианта взяла его за руку и повела за собой. Она чувствовала его сопротивление, напряжение. Он шел за ней, но руку убрал. Они углубились в лес, она легонько ступала босыми ногами по земле, листьям, он топтал почву грубыми ботинками из черной кожи. При каждом его шаге слышалось шуршание его брюк из грубой ткани. Как он может терпеть это нелепое одеяние при такой жаре, когда так хорошо с невесомой повязкой? Он, должно быть, никогда не чувствовал, как воздух ласкает кожу.

– Посмотри, как прекрасен сегодня свет.

– Свет?

– Да, посмотри, как он окутывает лес и создает чудесную атмосферу. Посмотри на эти лучи: им удалось проникнуть сквозь листву. Похоже на пелену дождя. Пойдем! Сейчас мы увидим, что они освещают…

Кракюс явно не был впечатлен. «Ему недоступна красота мира, – сказала себе Элианта. – Я ему ее открою».

Она шла впереди, проскальзывая среди трав и кустов, раздвигая лианы, ловко обходя упавшие деревья. Перепрыгнула узкий ручеек с кристально чистой водой.

– Но куда ты ведешь меня, в конце концов? – проворчал он, с трудом поспевая за ней.

Она не могла скрыть улыбки, но не ответила, скользя сквозь лучи света. И вдруг опустилась на колени.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Иди посмотри!

– Что?

– Опустись!

Он пинками раздвинул траву, потом встал на колени, явно раздраженный.

Довольная, она глубоко вздохнула, наслаждаясь чудесным запахом растений.

– Ну и что тут? – спросил он.

Она закрыла глаза, медленно выпустила воздух из легких и на мгновение замерла, прежде чем вдохнуть вновь.

– Слушай природу…

– Но…

– Тихо!

Он замолчал, но никак не мог усидеть спокойно: вертел головой, двигал руками, плечами. Никак не мог успокоиться.

– Я ничего не слышу, – сказал он.

– Тихо. Слушай хорошо…

Он молчал, но, казалось, был поглощен множеством других дел, только не этим мгновением.

– Где ты? – спросила она.

Он нахмурился:

– Здесь…

– Нет, ты не здесь.

Он отодвинулся:

– Где ты хочешь, чтобы я был?

Она посмотрела ему в глаза:

– Ты в своих мыслях.

Он отвел взгляд.

– Ты оглушен шумом своих мыслей и не можешь расслышать, что происходит здесь. Они ослепляют тебя, и ты не можешь видеть того, что здесь есть…

– Что… Что здесь видеть? Что здесь слышать? А?

– Жизнь, Роберто, жизнь.

Он выдержал ее взгляд несколько секунд, потом опустил глаза. Должно быть, облако заволокло солнце, так как лучи света погасли, уступив место сумеркам. Зеленые оттенки, нежные и феерические, стали темными и таинственными. Затем лучи неожиданно появились вновь, еще более яркие, сверкающие, как будто духи направили прожекторы на великолепие природы.

– Ты растворен в своих мыслях и поглощен действием, поэтому ты и не видишь жизнь. Тебя окружает мир неслыханной красоты, а ты этого не понимаешь.

Они долго молчали, затем Элианта заметила легкое движение в листве. Она коснулась руки Кракюса и приложила палец к губам. Они замерли.

В десятке метров от них появился детеныш тату, его мордочка шарила по земле в поисках пищи. Он был несказанно очарователен со своими совершенно круглыми глазками, маленькими закрученными ушками, как рожки, и красивым чешуйчатым пальтишком. Вдруг он остановился, уставился на незваных гостей, склонив голову набок, а затем вернулся к своему занятию.

– Природа раскрывается только тем, у кого есть время вслушаться, – прошептала она.

Он ничего не ответил.

– Посмотри сюда, – сказала она, указывая на огромное молочное дерево с широким и прямым стволом, который величественно поднимался среди остальной растительности.

Она встала, скользнула к нему и обхватила его своими голыми руками.

– Ты уже почувствовал энергию дерева? – спросила она, сжимая ствол в объятиях.

И поцеловала кору огромного дерева, возвышающегося над ней.

– Энергию? Кусок дерева дает энергию, только когда его сжигают…

Она закрыла глаза, прижавшись лицом к стволу, и с наслаждением вдохнула тончайший аромат.

– Ты слышишь шепот ветра в его листве, там, совсем высоко? Послушай всю эту красоту.

Он оглянулся и ничего не сказал.

Она вернулась к нему и снова опустилась на колени.

– Ты чувствуешь аромат леса? Закрой глаза… Теперь дыши глубоко… потихоньку… и нюхай. Почувствуй эти тончайшие запахи… Правда, чудесно?

У нее возникло ощущение, что в нем что-то изменилось и он начал схватывать неуловимое. Она дала ему время, а потом продолжила:

– Из чего, как ты думаешь, состоит твое тело?

Он с удивленным видом открыл глаза. Он никогда не задавал себе этого вопроса.

– Ты есть то, что ты ешь… А что ты ешь? – Широким жестом она указала на окружающую их растительность. – Все, что ты поглощаешь, идет от природы. Поэтому природа в тебе, ты состоишь из ее частиц. Вот почему мы связаны неразрывно. Вот почему дух природы живет в тебе.

Она выдержала его взгляд.

Он задумчиво смотрел вдаль. Послышался писк колибри, а затем и она сама мелькнула в воздухе в своем ярко-зеленом наряде. Зависла над ними, едва слышно шурша крылышками, управляя своим полетом, как только умеют птицы. И скрылась так же быстро, как и появилась.

Элианта улыбнулась. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. А когда открыла, заметила маленький цветочек канны конго, прячущийся под пальмами. Она наклонилась, чтобы рассмотреть его поближе.

– Ты видел такое совершенство?.. Все лепестки расположены в восхитительно четком порядке. Те, кто не знает леса, видят только хаос. Это потому, что они не понимают. В действительности жизнь здесь поразительно организована. Каждое растение на своем месте, а их совокупность создает ансамбль совершенной гармонии. Когда углубляешься в лес, ты ощущаешь это магическое равновесие.

Она повернулась к Кракюсу:

– Вся красота мира находится в лесу и даже в каждом отдельном элементе, который его составляет. Послушай, возьми любой листик наугад. Рассмотри его вблизи.

Кракюс тоже наклонился. Она продолжала:

– Посмотри, как идут его прожилки… На каждом листе ты видишь целое дерево, не правда ли, поразительно?

У Элианты появилось ощущение, что он немного смягчился.

– Он такой красивый, – сказала она. – Потрогай, какой он нежный, бархатистый…

– Ха-ха-ха-ха!

Оба вздрогнули и обернулись.

– Ха-ха-ха-ха!

Над ними стоял Марко и разглядывал их, сотрясаясь от издевательского смеха.

– Ха-ха-ха-ха! Какая прелесть! А-а-а-а! Как трогательно! А-а-а!

Кракюс в бешенстве вскочил.

– Ха-ха-ха! Вот посмеется Альфонсо! А-а-а! Он просто не поверит! Ха-ха-ха!

– Хватит! – рявкнул Кракюс.

Но Марко, согнувшийся пополам, не мог остановиться.

Кракюс поспешно ушел. Когда он проходил мимо нее, Элианта услышала, как он прошептал:

– Ты мне за это заплатишь.

★

Кракюс был вне себя от ярости. Ему не удалось убедить индейцев последовать его предложению построить индивидуальные жилища и ограду вокруг деревни. А теперь еще над ним насмехается и соратник. Ему не хватает авторитета даже в собственной команде. Это вызывало раздражение, ощущение беспомощности и желание отомстить.

Добравшись до ограды жилища доктора, он принялся неистово стучать по консервной банке с галькой:

– Годи! Это Роберто! Открой! Открой мне!

Дверь приоткрылась, и он влетел внутрь.

Годи отступил на шаг:

– Что с тобой?

– Ты знаешь, что у Марко насморк. Если я дам тебе его платок, можешь ты найти способ заразить всю деревню?

Говоря, Кракюс размахивал руками. Потом вытащил из кармана бумажный носовой платок.

Первой реакцией Годи было… не реагировать.

– Можешь или нет?

– Могу.

Молчание.

– Ну и?.. – сказал Кракюс.

– Но зачем тебе заразить всю деревню?

– Затем, что я так решил.

Годи поморщился:

– Нужно подумать…

– Времени нет, думай сейчас.

Годи поднял бровь, потом отступил на несколько шагов, глядя куда-то в сторону. И начал бормотать, словно говорил сам с собой:

– Заразить всех… Посмотрим… То есть… С точки зрения профессиональной этики… Посмотрим… И даже этика… Посмотрим… Заразить…

Когда Годи впадал в ступор, это могло длиться часами. Кракюс подошел к деревянному ящику и положил на него небольшую пачку долларов. И придавил ее камнем. Годи продолжал разговаривать сам с собой, гоняя мысли по кругу.

– Посмотрим… Заразить… Это возможно… Ответственность… Этика… Гиппократ… А… Гиппократ… Бог…

– Поторопись.

Доктор ходил теперь взад-вперед, поглаживая лысую голову.

– Конечно… в чисто научных целях… это любопытный эксперимент… Первый… Посмотрим… Исследования не запрещены… Нужно всегда проводить исследования… Посмотрим… Платок… Посмотрим-посмотрим… Когда Марко высморкался?

Кракюс протянул ему бумажный платок:

– Менее часа назад. Но если надо, он может сделать это еще раз!

Годи пошел копаться в своих вещах, бормоча:

– Один час… Жара…

Он вернулся к Кракюсу с пинцетом в руке, взял платок за уголок и поднес к глазам.

– Так ты это сделаешь?

Доктор не ответил. Это означало согласие. Кракюс собрался уже уходить.

– Дай знать, как только будет готово.

Его удержал вопрос Годи, заданный спокойным, совершенно безобидным тоном. Он выговорил его, не глядя на Кракюса.

– Ты отдаешь себе отчет, что́ в результате будет с индейцами, а?

Кракюс обернулся и помотал головой.

– Ни у них, ни тем более у их предков еще никогда не было насморка. То есть у них нет никакого иммунитета к нему. Ты понимаешь, что это означает?

Кракюс поглядел на него с улыбкой:

– Понимаю. Насморк может их всех уничтожить.

13

Убить время.

Сандро, несмотря на депрессию, уже не мог торчать в своей хижине. Не мог расхаживать по маленькому клочку обработанной земли длиной в три шага.

Оставаться наедине с собой – хуже не придумаешь. Нечем занять сознание, нечем отвлечься от абсурдности жизни. Месть – его единственное дело. Единственное развлечение, сказал бы Блез Паскаль, который знал: человеку необходимо отдаваться любым занятиям – физическим, интеллектуальным, эмоциональным, – лишь бы любой ценой избежать вопросов о самом себе, о жизни, смысле своего существования, лишь бы не сталкиваться с невыносимым отсутствием ответов – и со смертью… Погружаясь в профессиональные задачи, отдаваясь удовольствиям, пробуя все формы развлечений, человек делал все, чтобы забыть и забыться…

Этим проклятым индейцам подобные вещи просто неведомы… Они ощущают себя как часть того, что охватывает и соединяет их в одно целое, они принимают даже смерть, убежденные, что их душа всегда будет частью вселенной.

Отсюда и их спокойствие, непринужденность, их вера в жизнь…

Сандро решил, что с помощью Кракюса ему удастся оторвать их от Всего Большого, изолировать, разрушить их веру в невидимые связи, соединяющие все живые существа: людей, животных, растения. Он собирался дать им жизнь чистых индивидуалистов, чтобы перед пропастью абсурда они почувствовали бы головокружение от существования, лишенного смысла. Тогда бы и возник в них страх смерти. И достаточно было бы наполнить их существование развлечениями, чтобы они прошли мимо своей жизни.

Убить время.

Если бы он привез книги… Но он не хочет читать ни строчки по философии, он больше не мог выносить этих заумных слов, которые невозможно применить в жизни. Отныне это были лишь тщетные уроки морали, наполненные призывами простить, отказаться от мести, начать с чистого листа. Сколько немых образов отражалось в зеркале, из которого хлынул поток, знаменующий крах его жизни.

Его жизнь разбили дважды: отняв у него жену и лишив душевного равновесия. Конечно, он с большой легкостью оперировал идеями, заумными понятиями, но стал ли он от этого мудрее? Нет… От этого возмутительного парадокса его мучил стыд. После долгих лет работы над собой ему с трудом удавалось хоть немного управлять событиями своей жизни и не придавать значения житейским проблемам.

Ах, повседневная жизнь… Насколько же легче рассуждать о высоких материях, чем день за днем противостоять заботам, встречающимся у тебя на пути… Но все же с годами он добился ничтожных побед над собой, начав постепенно работать над своим образом, ему захотелось стать известным, появилась необходимость быть правым. Он научился не обращать внимания на несправедливую критику и злобные нападки, научился медленно переворачивать страницу сожалений, не ностальгировать по минувшему счастью, отказался от этих зыбучих песков меланхолии, которой часто с удовольствием предавался. Ему удалось освободиться немного, совсем чуть-чуть, из объятий желаний, учась больше радоваться каждому моменту жизни, отношений, работы, не желая ничего другого, того, что уже с ним было…

Все эти усилия, вся эта работа над самим собой – это чтобы почувствовать наконец преддверие счастья… В несколько минут драма вдребезги разбила эти продуктивные годы, потянув его назад, погрузив его в пропасть горя, ненависти и несчастья. Познав начало пробуждения, он вновь стал невеждой во власти своих страданий. Сейчас он погрузился в сумерки души.

Убить время.

Можно было бы привезти, по крайней мере, романы, детективы, то, что помогло бы убежать от реальности, освежить сознание, помечтать… Ничего. У него не было ничего, и он находился в самой худшей в мире компании: с самим собой.

Можно было бы прогуляться по джунглям, но как избежать встречи с индейцами?

Он долго колебался, потом не выдержал и в конце концов решился. Надел ботинки, полевую форму, шляпу от солнца и шагнул за порог хижины. В воздухе, напоенном жаркой влажностью подлеска, стоял запах лишайников и мхов.

Вдруг он услышал голоса и замер. Дружки Кракюса выходили из хижины доктора, неся вдвоем большой кувшин, тяжелый на вид. И пошли в сторону деревни.

– Да плевать, я все-таки это попробую, – сказал один.

– Брось нести чушь. Годи говорит, это для индейцев, и не нужно это трогать.

– Послушай, я очень хочу сыграть роль бармена, но тогда не надо заставлять меня быть трезвым.

– Годи сказал, что это не алкоголь.

– Он сказал так, чтобы никто не пил.

– Но… Но если бы это был обычный алкоголь, аперитив, Кракюсу не понадобился бы Годи, чтобы его приготовить…

Сандро слушал, как отдаляются голоса, и свернул в сторону, осторожно углубляясь в лес. Его глаза внимательно обшаривали землю, он боялся змей и то и дело останавливался, чтобы осмотреться. Вокруг росло множество деревьев, их оплетали лианы, напоминавшие сети, расставленные для поимки добычи. Через несколько минут он обернулся. Хижин уже не было видно. Он старался более-менее придерживаться прямой линии, опасаясь заблудиться. Обходил деревья и кусты, избегая касаться растительности, чтобы не подвергнуться нападению ядовитого паука. Ему казалось, он находится в самой чаще огромного леса, похожего на океан… От этого у него кружилась голова. Без Кракюса ему не выбраться назад, к цивилизации. Его жизнь в руках этого типа.

Ему вспомнился Нью-Йорк, и тоска откликнулась в желудке, стянув все в тугой узел. Ему не хватало университетской жизни. Жены, которую он никогда больше не увидит. Его квартиры. Волшебных вечеров на тридцать седьмом этаже небоскреба. Тысяч освещенных окон. Воя сирен и огней мигалок. Города, где жизнь всегда бьет ключом…

Медленно продвигаясь вперед, он дошел до ручья. Возможно, того самого, что снабжал водой деревню. Он решил пойти вдоль него, поднимаясь против течения. Когда до него только донеслось журчание воды, ему показалось, что воздух стал прохладнее. Еще одна иллюзия… Он начал понемногу расслабляться, дышать. Закрыл глаза и глубоко вдохнул, стараясь отогнать тревогу, освободить сознание. Просто вдыхать воздух, ощущать его запах и ни о чем не думать… С пустой головой… Сохрани пустую голову…

Перед глазами вдруг предстал образ Марка Аврелия, почему-то одетого в белую тогу, которую тот никогда не носил. Марк Аврелий… Император-философ – один из тех мудрецов, которыми Сандро больше всех восхищался… Он тоже был по натуре склонен к грусти. Но ему удавалось победить ее. Он вовсе не был оторван от мира и житейских забот. Редко кому из философов удавалось вести особенную жизнь, никогда не изменяя своим принципам. Проблемы Римской империи, конфликты, заговоры и войны не лишили его мудрости. Даже на поле битвы он вел себя как философ…

Сандро тряхнул головой и открыл глаза. Огляделся. Везде плотные заросли… Он продолжал идти вдоль ручья и оказался у запруды, окруженной ярко-зелеными зарослями, цветущим кустарником и бамбуком. Поблизости виднелась плоская скала, черная и блестящая. Белые и розовые цветы. Сандро остановился, невольно залюбовавшись этим местом, его покоем и безмятежностью.

Внезапно по телу пробежала дрожь. В воде кто-то был… Женщина… Он затаил дыхание и почувствовал, как кровь бьется в висках. К счастью, она стояла к нему спиной. Сандро не мог сдвинуться с места, вынужденный смотреть на индианку, своего врага…

Внезапно ему пришло в голову, что она, возможно, не одна. Стараясь не шелохнуться, он обвел глазами пространство вокруг себя в поисках других человеческих существ, но никого не увидел. Тогда он снова бросил настороженный взгляд на водоем.

Скрестив вытянутые руки, она держалась за ветку, опустившуюся к воде. Он не мог видеть ее лица, только волосы, собранные в длинную косу, затылок, спину.

Слева засвистела птица. Женщина повернула голову, открыв Сандро свой профиль. И он вспомнил, что недавно видел ее около своей хижины.

Он так и стоял, не шелохнувшись, не зная, что делать, мечтая остаться невидимым, но не сводя глаз с молодой индианки. Он чувствовал себя загипнотизированным, его волю и способность принимать решения как по волшебству парализовало остановившееся время. Разум словно уснул, а все чувства были поглощены этой сценой: легкое журчание воды, свет, струящийся сквозь листву, нежный ветерок, насыщенный запахами джунглей.

Вдруг она опустила руки и поплыла, мягко рассекая воду, отчего пошли легкие волны. Потом выпрямилась и стала медленно подниматься по противоположному берегу. Глазам Сандро постепенно открывалась ее спина, затем талия, очень тонкая… Он не мог отвести глаз от этого обнаженного тела с такой гладкой, такой смуглой кожей… Показалась верхняя часть ягодиц, и Сандро вдруг понял, что невольно наслаждается этим зрелищем, и от этой мысли ему стало мерзко.

Он повернулся и побыстрее ушел.