Текст книги "Зоосити"

– Ты не спрашивала, – невозмутимо возразил Бенуа, повертел в руках манго и осторожно сдавил плод в руках, проверяя, достаточно ли он спелый.

– Я думала, мы играем по правилам: прошлая жизнь забыта, и никаких вопросов.

– Почему?

– Потому что твоя прошлая жизнь меня не касается! Я ничего не желала знать.

– А теперь желаешь. В чем же виноват я? – Он положил один плод манго, выбрал другой и протянул его мне. Лоточник изо всех сил притворялся, будто не подслушивает. – Как тебе вот этот?

– По-моему, мягковат.

– А какая разница, если бы ты даже и знала, шери на нгайи?

Будь я нормальной женщиной, мне бы полагалось ответить: «Очень большая разница!» Но я никогда не умела убедительно врать. И никогда не была нормальной.

– Так я и подумал, – сказал Бенуа. – Это ничего не меняет, Зинзи. – Он нагнулся поцеловать меня, но я дернула головой, и он прижал к моим губам манго.

– Идиот! – сказала я, тщательно вытирая губы – главным образом, для того, чтобы скрыть улыбку.

– Прелюбодейка, – ухмыльнулся он.

– Нет, безвольная соучастница!

– Вчера ночью ты не была такой уж безвольной. Кроме того, в Конго полигамия разрешена.

– Я уже говорила, что ты идиот?

– Я заслужил. – На сей раз он все-таки поцеловал меня.

Я отдала продавцу двенадцать баксов за манго и прижалась к Бенуа. Недовольный Ленивец переполз мне на бок.

– Мы очень банальны, да?

– Разве все не банальны? – в свою очередь спросил он.

Подробности всплыли позже, да и то обрывочные; картинки мелькали, как в стробоскопе. Последний раз Бенуа видел жену и детей, когда они убегали в лес, петляя между деревьями. Потом боевики ДФОР – Демократического фронта освобождения Руанды – уложили его на землю прикладами ружей, облили парафином и подожгли.

Бенуа потерял родных более пяти лет назад. Он писал письма дальним родственникам и друзьям, посылал запросы в благотворительные организации, в лагеря беженцев. Он пересмотрел кучу анкет на благотворительных сайтах. Многие беженцы боялись называться настоящими именами, боялись преследования. Фотографий в анкетах тоже не было. Приходилось искать соответствия по дате рождения, количеству детей, профессии… И все же через сайты благотворительных организаций родственникам иногда удавалось найти друг друга. До сих пор Бенуа не везло. Жена и трое малолетних детей как сквозь землю провалились. Он считал их мертвыми, думал, что навсегда потерял их.

Почему я ничего не почувствовала? Почему решила, что он цел, невредим и хорошо устроен? Потому что его дар заключается в том, что он невосприимчив к действию шави других зоолюдей. Магия на него не действует. Только этого никто не должен знать! Если бы был способ искусственно воспроизводить его дар, за ним бы стали охотиться и гангстеры, и правительства разных стран. Заполняя анкету на предоставление статуса беженца, он солгал, что его дар заключается в обаянии. В умении обаять ему действительно не откажешь.

Раньше мне казалось, что его прошлое для меня не важно. Но теперь, когда его жена больше не абстракция из страшного прошлого, оно вдруг приобретает огромное значение. В том-то и беда с призраками из Прошлых Жизней – они возвращаются и предъявляют на тебя свои права.

Я стою в торговом центре и прислушиваюсь. Перестрелка прекратилась; вдали завывают сирены. Толпа потихоньку рассасывается. Самые предусмотрительные успели запастись острыми пирожками с мясом из «Мистера Пирога». Кто говорит, что преступность плохо отражается на торговле? Мне и самой очень хотелось купить пирожок, но я отвлеклась на бюро путешествий «Поехали!». Точнее, читала список курортов.

Среди названий встречается давно потрепанная экзотика: Занзибар, Париж, Бали. «Потрясающие скидки! Аэропортовский сбор в цену не входит».

Есть места, куда туристов не приглашают: Хараре, Ямуссукро, Киншаса. Они – для любителей альтернативного отдыха. Если это можно назвать отдыхом…

Взятки пограничникам в цену не входят.

Меня будит скрип двери. Не знаю, который час; я едва вспоминаю, как заснула, читая глянцевый журнал трехмесячной давности. Журнал пестрит статьями о скандалах в семьях наших местных знаменитостей и о падении нравов в целом. На нашем этаже журнал передается из рук в руки ради романа с продолжением под названием «Запретная любовь: мой зоороман». Героиня – состоятельная служащая банка; ее возлюбленный – перевоспитавшийся гангстер, который водит на поводке серебристого шакала. Вот цитатка из этого опуса: «Помимо сопротивления родителей, пришлось преодолевать еще и аллергию!» Бульварная пресса во всей красе.

Свет до сих пор горит, что не очень хорошо для моего генератора. Надо подкупить солярки для генератора и еды для себя… Ругаясь себе под нос и спотыкаясь, я бреду к двери.

Мангуст сидит по стойке «смирно» на том месте, где раньше у меня лежал придверный коврик. Включаю и коврик в мысленный список покупок. Уже третий за полгода! Наверное, на этот раз я куплю коврик с вплетенным в него заклинанием от воров. Коврики делает соседка из квартиры напротив; говорят, ее заклинания действуют, в отличие от массовой продукции, которой торгуют в «Парк-Стейшен».

Припадая на задние лапы, Мангуст крадется к пожарной лестнице. Там он останавливается и выжидательно смотрит на меня через плечо.

– Еще чего! – говорю я. На мне футболка, трусы и носки, а на лестнице околеть можно от холода.

Мангуст сидит и терпеливо ждет.

– Ладно, ладно, хрен с тобой! – Я закрываю дверь и срываю со старой вешалки желтую кожаную куртку. Сонно ворчит Ленивец. – Все нормально, приятель! По-моему, я и одна справлюсь с операцией под названием «Водворение домой пьяного сожителя»! – Ленивец одобрительно чавкает и снова засыпает.

Я застегиваю куртку, решив обойтись без джинсов. Правда, куртка доходит мне только до бедер, но все важные места закрыты. Скоро я пожалею о своем скоропалительном решении, а также о том, что не надела туфли. Потому что Бенуа сидит не у меня перед дверью и даже не на моей лестничной площадке; он у самого подножия лестницы. Сидит на ступеньках и раскачивается, как пьяный ковбой. Кепка угрожающе надвинута на глаза. В руке потухший окурок. Судя по налитым кровью, бессмысленным глазам, он не просыхает с самого утра.

– Т-туфли потеряла? – мрачно спрашивает он.

– Всякое бывает, – кратко отвечаю я. Объясняться не стоит.

– П-по-моему, их украли. Здесь все в-воруют!

– По-моему, ты пьян! Хочешь, я тебя уложу?

– К с-себе.

– Тебе не терпится встретить рассвет и увидеть в шесть утра башню Понти?

– Н-надо ее выключить…

– Лучше купить занавески. Пошли, пошли! – Я пытаюсь поднять его на ноги, пользуясь перилами как рычагом. А потом мы начинаем подъем – очень осторожно, ведь предстоит подняться на шесть пролетов. Мангуст скачет впереди.

Стоит мне открыть дверь квартиры, как Мангуст шныряет внутрь и прыгает на мой теплый ноутбук. Я его не выгоняю – главным образом, потому, что тащу Бенуа. Раз шажок, два шажок…

От мысли уложить его в постель я отказываюсь сразу. Гораздо легче стащить матрас на пол и свалить его на матрас.

– Х-хотел поговорить, – бормочет он, плюхаясь на матрас и едва не ударившись головой о стену.

– Времени у нас полно, – отвечаю я, наливая воды из бутылки в жестяную кружку: домовладелец снова отключил воду. Подношу кружку к его губам; он выпивает воду залпом. Я укрываю его; сбоку ставлю ведро, чтобы легче было блевать, потом стаскиваю грязные носки и ложусь рядом с ним.

– У т-тебя ноги холодные! – жалуется он.

– Хорошо, хоть их не украли.

Именно в этот момент генератор, что-то пробормотав напоследок, затихает. Закончилась солярка. Мы погружаемся в темноту. Зато мне не нужно снова вставать и выключать свет.

Глава 8

«Ближе к реальности»: база данных документальных фильмов

Название: «Полевой командир с Пингвином: тайна Дехкана Байята» (2003).

Рейтинг: 7/10 (17 264 голоса).

Режиссеры: Ян Стивен, Самара Хайя.

Сценарий: Ян Стивен (голос за кадром), Николай Вуд.

Интервью: Дехкан Байят, Гуль-ага Байят, генерал Рашид Достум по прозвищу Борец, лейтенант Эл Стюарт, Мэтиас Вимс, бригадир Йон Чейф (читать далее).

Продолжительность фильма: 180 минут.

Язык: английский/дари/пушту с субтитрами.

Производство: «Лиг Пикчерз», Лондон.

Страна: Великобритания.

Классификация: для взрослых/без ограничения возраста.

Жанр: Политика/культура/история.

Формат: 1,85/1.

Звук: Dolby SR.

Съемки производились в Афганистане, Пакистане, Нью-Йорке, Лондоне, Гуантанамо.

Дата выпуска: 9 октября 2002 г. (Великобритания, BBCI); 14 марта 2003 г. (США/прочие страны).

Награды: «Оскар» за лучший документальный фильм – 2004 г.; кинофестиваль Sundance – 2003 г.; Международная ассоциация кинодокументалистов – 2003 г.; BAFTA – 2004 г.; Genie – 2004 г.; Golden Gate – 2004 г. [читать далее].

Теги: полевой командир; герой; «Нулевой пациент»[7]7
  «Нулевой пациент» – название американского фильма 1993 г. о первом гее-носителе СПИДа в Америке, умершем в 1982 г.


[Закрыть]; жизнь и смерть Дехкана Байята.

Содержание (осторожно, содержит спойлеры![8]8
  Спойлер – в Интернете информация, раскрывающая подробности сюжета художественного произведения.


[Закрыть]):

Дехкан Байят, бывший студент Нью-Йоркской киноакадемии, превратился в афганского полевого командира, который повсюду разъезжал на мотоцикле с автоматом. Прославился в конце 1990-х годов – и не потому, что участвовал в наркотрафике и сражался как с «Талибаном», так и с войсками НАТО, а из-за Пингвина, который сопутствовал ему всегда и везде.

После того как среди британских солдат пошли слухи о полевом командире, которого неизменно сопровождает нелетающая птица из Антарктиды в бронежилете, журналист Ян Стивен разыскал Байята в «опиумной» провинции Гельманд. Целых два года журналист сопровождал Байята в пустыне и в горных убежищах, стараясь раскрыть тайну человека и птицы.

В фильме рассказывается о жизни и смерти Дехкана Байята. Потомка старинного иранского рода, когда-то противостоявшего Чингисхану, несколько некорректно называют «нулевым пациентом», так как он стал первым известным носителем зоочумы – болезни, позже получившей название СПА, или синдрома приобретенного апосимбиоза.

Байят несколько раз попадал в объектив кинокамеры; он скармливал своему Пингвину полоски мяса, утверждая, что это мясо его врагов. О нем ходили слухи, будто он умеет пытать человека, не прикасаясь к нему. Говорили о черной магии, особой мутации, галлюциногенных грибах, выращенных в Голливуде, на студии спецэффектов, а также о сочетании всего вышеперечисленного.

После того как талибы из засады убили Пингвина, смерть Байята от так называемой «черной тучи» показали в прямом эфире во всех странах мира. Тогда это событие было впервые зафиксировано на камеру. Результатом стала паника. В одних странах стали спешно создавать карантинные лагеря для носителей зоочумы. В других местах их казнят.

Байята, возможно, незаслуженно сравнивают с Гаэтаном Дугласом, канадским бортпроводником, который, как считается, завез СПИД в США. На деле же Байят стал ярким примером носителя эпидемии, которая не имеет ничего общего с болезнью.

Вначале считали, что Пингвин – обычная птица, любимец харизматичного психопата. Некоторые полагали, что так называемые животные-спутники получили широкое распространение в Афганистане после ядерных испытаний, проводимых соседним Пакистаном в горах Чагаи в 1998 году.

Теперь доказано, что случаи так называемого «оживотнения» имели место еще в середине 80-х годов XX века. В поддержку последней точки зрения говорят данные, собранные антропологами на Новой Гвинее, Мали и на Филиппинах. Самый ранний зафиксированный случай, который ранее не находил объяснения, относится к печально известному австралийскому убийце Кевину Уоррену, застреленному в 1986 году в Брисбене после неудачной попытки ограбить банк. Вместе с Уорреном застрелили и его «любимца» – Кенгуру-валлаби. Байят, чьи «подвиги» гремели двенадцать лет спустя, не стал первым оживотненным.

Кем был Байят на самом деле?

Фильм не только развенчивает мифы, окружавшие Байята в охваченном огнем Афганистане. Он также дает представление о том, что такое оживотнение, и о связанном с этим явлением онтологическом скачке.

Фильм содержит интервью с родственниками и ближайшими соратниками Байята, с полевыми командирами, британскими военными и бойцами «Талибана». Он рисует убедительный портрет человека, оказавшегося в эпицентре скачка.

Цитаты:

«Почему я бросил Нью-Йоркскую киноакадемию? (Смеется.) Потому что меня попросил отец. Потому что здесь моя родина. Потому что здесь я – рок-звезда. У меня под началом 18 тысяч человек! Меня уважают. Целые деревни платят мне дань. Здесь я могу оттрахать или убить, кого захочу!» (Дехкан Байят).

«Считайте его моим талисманом. В Америке многие носят в кармане кроличью лапку «на удачу». А я вожу с собой Пингвина в специально подобранном бронежилете» (Дехкан Байят).

«Вы совершенно напрасно делаете из него героя… плейбоя, колдуна, полевого командира. Он наркоторговец, насильник, убийца! Испорченный засранец, у которого есть личная армия. Он держит всех в страхе благодаря парочке старых трюков, высосанных из задницы» (лейтенант Эл Стюарт).

Отзывы зрителей (всего 1218)

(удалено модератором)

20 марта 2010 г.

Jodiestar 1991: 10/10

Потряс!!! Обалденное кино! Теперь я тащусь от зоолюдей. См. бесплатно зоопорно! Проверьте сами! http: zoo. Ur78KG

[3 комментария]

(12 из 16 зрителей нашли этот отзыв полезным)

14 февраля 2010 г.

Rebeca Wilson: 7/10

Беспристрастный показ харизматичного лидера

Третье из четырех путешествий Яна Стивена в «горячие точки» (Израиль – Либерия – Афганистан – Бирма), наверное, стало самым душераздирающим благодаря беспристрастному показу человека, которого осыпали бранью, обожали, но которого мало кто понимал.

Роль Байята в формировании общественного мнения по отношению к явлению, получившему в СМИ название «скачок», трудно переоценить. Там, где одни видят романтического героя, бывшего студента киноакадемии, ставшего борцом за свободу, другие видят символ непознанного. На время, до того, как зоолюдей стало много, Байят стал символом человеческой морали.

Но был ли Пингвин для него тем же, что говорящий Сверчок для Пиноккио, или же дьяволом у него на плече?

Фильм избегает отвечать на прямо поставленные вопросы, как и сам Байят. Когда речь заходит о его птице, он предоставляет зрителю самому решать… [ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ]

[9 комментариев]

(12 из 527 зрителей нашли этот отзыв полезным)

28 декабря 2009 г.

Патриот 777: 0/10

Люди, опомнитесь!

Зоо – не такие, как мы. Одно название чего стоит – зоо! Оживотненные! Апосимбиотики! Какой бы политкорректный термин для них ни придумали, остается главное – они не люди. Не случайно сокращение «апо» происходит как будто от слова «Апокалипсис». Под предлогом «борьбы за права зоолюдей» сейчас ведется настоящая война против добропорядочных граждан!

Как во Второзаконии: «И не вноси мерзости в дом твой, дабы не подпасть заклятию, как она. Отвращайся сего и гнушайся сего; ибо это заклятое»[9]9
  Втор., 7:26.


[Закрыть]. Также в Исходе: «Ворожеи не оставляй в живых»[10]10
  Исх., 22:18.


[Закрыть]. Нужно ли мне вам растолковывать? Талисманы! Отлив – дорога в Ад! Уничтожение мерзких. Бог милосерден, но только к настоящим, неподдельным, НЕИСПОРЧЕННЫМ человеческим существам! Апо – преступники, они даже не животные! Они – вещи, и получают по… [ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ]

[1031 комментарий]

(720 из 936 человек нашли этот отзыв полезным)

23 декабря 2009 г.

ТихВоу 10/10

Пингвин-каннибал! Вот и все.

[118 комментариев]

[Читать все отзывы]

Рекомендации

Если вам понравился фильм «Ближе к реальности», советует также посмотреть:

«Скачок» (2001)

«Бестиарии» (1998)

«Зоологика: от китайских тюрем до чикагских гетто»

(2007)

«Большой белый тотем» (2003)

«Траффик» (2006)

«Полевой командир Каяна» (1989)

«Под влиянием «Золотого компаса»: произведения Ф. Пуллмана в контексте онтологического скачка» (2005)

«Выпуская когти: борьба за права оживотненных» (2008)

Глава 9

– Разрешите, я прокричу ура! Я очень рад, что вы позвонили! – Мальтиец несется по Эмпайр в старом «мерседесе», превышая скорость где-то километров на пятьдесят в час. Шавка сидит у него на коленях, вывалив язык, и смотрит в окно. Они настояли на том, чтобы заехать за мной, хотя, если бы я поехала на такси, времени ушло бы на полчаса меньше.

– М-м-м… Мы думали, что придется вас долго уговаривать, – подает голос Марабу с заднего сиденья.

Ее Птица расправляет крылья и снова складывает их; перья скребут по потолку салона. Машина не предназначена для перевозки аистов, питающихся падалью, которым нужно время от времени расправлять крылья. В салоне ужасно воняет: сладковато-гнилостный запах смешивается с запахом дорогой кожи и цитрусового одеколона Мальтийца. Он замечает, как я морщусь, одними губами произносит: «Птичье дыхание» – и подмигивает.

Ленивец издает гортанный клекот и впивается мне в плечо длинными когтями – совсем как кот. Из-за него я перестала играть в покер. Никто так не способен разоблачить твой блеф, как огромная меховая игрушка с когтями. Я как будто невзначай берусь за дверцу. Машина несется дальше, не обращая внимания на светофоры. Ленивец прячет морду у меня на шее. Стараюсь забыть о том, что меня всегда укачивает в машине. Просматриваю газетные заголовки: «Дело о коррупции развалилось», «Бездомный сгорел заживо», «Облава на наркодилеров в аэропорту».

– И все-таки я не люблю маленьких собачек, – говорю я.

– Да на здоровье, – на удивление весело и беззаботно отвечает Мальтиец. – Все равно работать вы будете не на нас.

– А может, я вообще ни на кого не буду работать. Я еду просто так, посмотреть!

– Ух, какая колючая! Прелесть!

Мы подъезжаем к шлагбауму, закрывающему въезд в огороженный жилой комплекс. У охранника в кармане форменного комбинезона сидит Крыса; ее розовый нос высовывается над названием «Часовой». Из зоолюдей получаются хорошие охранники; их особенно много в самом крупном охранном агентстве «Часовой». Видимо, из практических соображений там относятся к зоолюдям непредвзято.

Песик ощетинивается; когда охранник наклоняется, чтобы заглянуть в салон, он подпрыгивает, бешено рычит и разражается лаем. Крыса моргает, топорща усики, но не двигается.

– Сидеть, малыш! Извини, Пьер. Ты ведь знаешь, какой он возбудимый…

– Меня зовут Жуан, мистер Мазибуко. Но я не в обиде.

– Боже! Прости, прости меня, пожалуйста! Как я мог забыть такого красавчика! Обещаю, теперь я запомню, как тебя зовут! – Он окидывает охранника оценивающим взглядом. – Ты петь, случайно, не умеешь?

– Марк! – резко и хрипло окликает его Марабу с заднего сиденья.

– Нет, конечно нет… Как глупо с моей стороны! Не важно, Фелипе. То есть Жуан… Все равно. Пожалуйста, передай мистеру Хьюрону, что мы приехали. Если, конечно, ты ничего не имеешь против своей работы, милый.

– Слушаю, сэр!

Охранник с безучастным видом отступает на шаг назад от машины, что-то говорит в рацию и поднимает шлагбаум. «Мерседес» въезжает внутрь. Что-то в его движениях и отрывистой манере говорить подсказывает мне: перед нами бывший военный. У нас в Африке так бывает часто. Много войн. Много бывших солдат остается не у дел…

Машина едет дальше – чуть быстрее, чем требуется. С грохотом пролетает по «лежачему полицейскому» под шлагбаумом, и вот мы уже в самом сердце огороженного буржуазного пригородного поселка. Здесь растут дубы, палисандровые деревья и вязы. Когда-то нам все уши прожужжали о том, что здесь самые большие леса в мире, высаженные рукой человека.

Здешние газоны аккуратнее, чем стрижка кое-где у порнозвезды. Поселок окружен десятиметровым бетонным забором; поверху забора тянется колючая проволока, по которой пущен ток. За этими стенами может случиться все, что угодно, а вы ничего и не узнаете. Может, для того их и возводили.

– Хьюрон… Оди Хьюрон? Его зовут как известного музыкального делягу?

– Продюсера, – поправляет меня Марабу.

– Помню, помню… Покойная Лили Нобомву работала на него?

– Трагическая потеря.

– Его, кажется, называли нашим Говардом Хьюзом?[11]11
  Говард Хьюз (1905–1976) – американский промышленник-предприниматель, инженер, авиатор, режиссер, кинопродюсер, один из самых богатых людей в мире, известный своим эксцентричным поведением.


[Закрыть]

– Он – человек с положением. – Марабу элегантно передергивает плечами. Птица через секунду копирует ее жест, словно крылатый сиамский близнец.

Мы поворачиваем в тупик, проезжаем мимо открытого участка, заросшего травой, – такой стоит не меньше пяти миллионов, – и останавливаемся перед довольно низким забором из песчаника, увитого плющом – настоящим плющом. За металлическими коваными воротами виден ухоженный газон, а за ним – особняк работы сэра Герберта Бейкера, знаменитого английского архитектора. Судя по всему, особняк построен в самом начале двадцатого века. За домом высится невысокий холм, или коппие. На фоне лужаек холм, поросший лесом, выделяется, как волосатая бородавка на безупречно холеном лице.

– Что мне надо найти? – спрашиваю я.

– Не что, а кого, – поправляет Марабу.

– Так кого же?

– Ах, милочка! «Терпенье – добродетель. Добродетель – дар»… – отвечает Марабу. Старый стишок в ее исполнении звучит немного странно.

Мальтиец досадливо морщится. Должно быть, они с Марабу привыкли пикироваться, как брат и сестра или супруги, прожившие вместе много лет. Во всяком случае, Марабу умолкает. Мальтиец говорит:

– Он славный, милочка. Тебе понравится.

– Главное – чтобы не пришлось искать собачонку, – говорю я.

– Гарантирую – никаких собачонок! – Мальтиец нажимает кнопку на пульте; железные ворота со скрипом открываются, и мы въезжаем в поместье.

Мы подъезжаем к дому сбоку и останавливаемся у пристройки – гаража на четыре машины. Гараж очень приземистый и уродливый; он вступает в явный диссонанс с творением сэра Герберта Бейкера. Одна из дверей открыта; за ней виден ухоженный темно-синий «даймлер» с деревянными панелями. Хьюрон явно любит передвигаться со всеми удобствами… Странно, о нем известно, что в последнее время он вообще никуда не ездит. Какой-то здоровяк в изящной шоферской кепочке моет колеса. При нашем приближении здоровяк встает и жестом показывает Мальтийцу, чтобы тот поставил свой «мерседес» слева. Потом берет ведро и удаляется в гараж, расплескивая за собой мыльную воду.

– Какой приветливый малый!

– По должности он вовсе не обязан быть приветливым, – отвечает Марабу. Она открывает заднюю дверцу и выскальзывает из машины, прижимая лысую голову Аиста к груди, чтобы он не ударился о дверцу.

Мальтиец не спешит вылезать; он барабанит большими пальцами по рулевому колесу.

– Идите-ка вы вперед. А я спрошу у Джона, не согласится ли он навести марафет на «мерседес», пока тут крутится с ведром.

– Его зовут Джеймс! – раздраженно поправляет его Марабу.

– Да все равно… Я вас догоню!

– Вход там! – Марабу ведет меня за угол, на дорожку.

Мы подходим к дому. Вблизи особняк кажется каким-то заброшенным. Между камнями проросли осот и одуванчики. У меня почему-то портится настроение. И лужайки здесь неухоженные, пожелтевшие. В жухлой траве гуляет одинокий ибис – ищет насекомых. Вдали, за дырявой сеткой, я вижу старый теннисный корт с потрескавшимся бетонным покрытием. Обвисшая сетка напоминает пивной животик бывшего спортсмена. В воздухе витает колдовской запах брунфельсии, которую называют еще «вчера-сегодня-завтра». Ее лиловые и белые цветки повсюду… Ленивец что-то недовольно клекочет. Я знаю, ему тоже не по себе. Он, как и я, чувствует себя заброшенным.

Из чистой вредности я пристаю к Марабу:

– И все-таки, чем конкретно вы занимаетесь? Что именно поставляете? Ценные кадры для крупных компаний? Антиквариат? Ведете переговоры по освобождению заложников?

– Все, что хотите… наша деятельность немного похожа на вашу, мисс Декабрь. – Аист издает гортанный клекот, отчего бородка на шее раскачивается.

– Ну хорошо… Назовите три ваших последних дела!

– Мы придерживаемся в своей работе принципа неразглашения и действуем крайне тактично… Надеюсь и вы тоже!

– Если хорошо платят – почему бы и нет, – соглашаюсь я. – Но может, хотя бы намекнете?

– Мы оказываем нашим клиентам разносторонние услуги. В том числе и услуги по сопровождению. Так, с некоторыми музыкантами мистера Хьюрона мы ездили в концертный тур. А недавно сопровождали одного подопечного на важные переговоры в Берлин…

– Такие услуги оказывают отделы по связям с общественностью в звукозаписывающих компаниях, а вы, кажется, уверяли, что занимаетесь какими-то поставками.

– До этого мы контрабандой ввезли из Испании партию распятий семнадцатого века в контейнере с керамической плиткой.

– Правда?!

– Возможно. А может быть, я нарочно вас обманываю, чтобы заинтриговать. Как вы проверите?

Мы подходим к тяжелой деревянной двери с витражным слуховым окошком. Марабу нажимает кнопку звонка. Мы слышим, как внутри дома эхом отдается звон колокольчика. Через секунду дверь распахивается. На пороге стоит коротко стриженная блондинка в ярко-красном брючном костюме. Кажется, она рада нас видеть; улыбается, как будто ей глотку щекочет солнечный луч.

– Ух ты, класс! Вы так рано – супер! Оди сейчас кое-что закончит и выйдет.

– Кармен – одна из протеже мистера Хьюрона, – поясняет Марабу, видя недоуменное выражение моего лица.

– Ах да-а-а, извините, – спохватывается Кармен, одаряя меня белоснежной улыбкой. – Вы кто – пресса?

– Уже нет.

Она тут же теряет ко мне интерес, хотя улыбка становится лишь чуть-чуть суше.

– Входите, входите же! Если хотите, пойдемте в патио, я принесу вам чаю.

Она идет вперед, цокая высоченными шпильками. Туфли на ней красные, лакированные.

В сравнении с шикарной юной красоткой дом кажется несколько старомодным. Выцветшие персидские ковры на деревянном полу приглушают цокот каблучков Кармен. На мой вкус, мебели в доме многовато; повсюду какие-то тяжелые диваны тикового дерева и массивные потолочные балки. Ленивец крепче прижимается ко мне. Я смутно чувствую неприятный запах, как будто где-то что-то протухло, и наконец соображаю: так пахнет застоявшаяся вода в вазе из-под цветов.

По пути я заглядываю в столовую, где под громадной люстрой стоит стол из кладрастиса на двенадцать персон; люстра напоминает свадебный торт, перевернутый вверх тормашками. В лучах солнца медленно летают пылинки, которым удалось преодолеть заслон плюща и пуленепробиваемых стекол. Кто-то разбросал на столе изюм в шоколаде – видимо, давно, потому что с виду он совсем окаменевший.

– Мистер Хьюрон только что переехал сюда?

– О нет! Он здесь уже сто лет живет! – отвечает Кармен. – Понимаю, о чем вы подумали. Типа – не очень рок-н-ролльно.

– Знаете, именно так я и подумала.

– Знаю-знаю. Когда я первый раз пришла на прослушивание, меня это тоже напрягало. А потом Оди объяснил, что у него такая философия. Главное – музыка, а не…

– Не… что?

– Не имидж. Не глянец. Не гламур. Никаких внешних стимуляторов!

Коридор увешан памятными табличками и наградами, золотыми дисками, платиновыми дисками, сертификатами Южноафриканской музыкальной премии, Эм-ти-ви и «Кора»; названия и имена, которые я вижу на сертификатах, знакомы даже дикарям в музыкальном отношении вроде меня: «Джамп Фиш», «Детектив Вулф», «Ассегай», «Келекетла», «Моро», Закес Цукуду, Лили Нобомву, «и-Юси», Нокс. Премии датированы 1981, 1986, 1989, 1990,1992,1995,1998 годами. А после 1998 года – перерыв в несколько лет. И снова: 2003, 2004, 2005, 2008.

– Почему такой перерыв?

– В тот период времени у мистера Хьюрона были другие интересы, – отвечает Марабу.

– А еще он болел, – подхватывает Кармен. – Но вы не волнуйтесь, сейчас он… типа почти совсем выздоровел.

Мы проходим кабинет, уставленный видеоаппаратурой. По стенам стеллажи; на полках я вижу папки и всякие странные безделушки. А потом коридор резко обрывается; мы входим в еще одну гостиную с застекленными дверями, которые ведут на освещенный солнцем дворик с бассейном. Я вижу гамак, а рядом с ним – слегка поцарапанный серебряный кофейный столик. Вокруг столика толпятся низкие диванчики и пуфы, обитые шоколадного цвета кожей. Из двух высоких и узких динамиков, которые обалденно передают низкие частоты, льется бархатистый ритм-н-блюз.

– Пришли, – говорит Кармен, распахивая застекленные двери. Наскоро стряхивает листья с подушек на тяжелых металлических креслах, стоящих вокруг металлического же стола у шпалеры, увитой виноградом.

Отсюда открывается очень живописный вид на холм, густо поросший травой и алоэ. Напротив, у самого его подножия, я замечаю низкое здание со стеклянными раздвижными дверями, очень похожее на бункер. Определенно его проектировал не Герберт Бейкер!

– Там творятся чудеса! – Кармен, словно заправский гид, машет рукой в сторону бункера. – Звукозаписывающая студия «Моджа»! Если попросите как следует, Оди, может быть, и сводит вас на экскурсию… Я сейчас! – Она мило подмигивает и, цокая каблуками, скрывается в полумраке дома.

Бассейн – огромный, старомодный квадрат с мозаичным плиточным дном. Посередине – фонтан: две девы льют в бассейн воду из кувшинов. Но плитка обколота, лазурь поблекла до глаукомного мутно-синего цвета. И вода очень неприятная на вид. Она зеленого цвета; почти вся поверхность усыпана гниющими листьями. Каменные девы покрыты мхом и лишайником. Мох заполз в складки их платьев и в сгибы локтей, покрыл головы; они похожи на помешанных на сохранении молодости теток в косметических масках…

Я стряхиваю Ленивца на стол. Он растягивается на животе и точит длинные когти о железные завитки. Марабу садится в шезлонг и тут же подается вперед – видимо, чтобы не давить на Аиста, привязанного ремнями к ее спине.

– Вы его когда-нибудь снимаете?

– Не его, а ее. Только когда сплю.

– Что с ее лапами?

– Поссорилась с другим животным. Ей больше досталось. Если вам интересно, они не подрались.

– Интересно… Странно, что такое не случается на каждом шагу. Хищники и травоядные волей-неволей вынуждены общаться. Может, нам лучше их разделять?

Марабу неопределенно хмыкает; она явно думает о чем-то другом.

– О чем была книга? – спрашиваю я, чтобы поддержать беседу.

Птица резко вскидывает лысую голову и направляет клюв в мою сторону.

– Какая книга? – Марабу рассеянна, в отличие от Птицы.

– Которую вы потеряли. – Я стараюсь сосредоточиться, но образы почему-то утратили четкость. Я больше не вижу надписи на пистолете и не могу подробно рассмотреть перчатки; а книга с таким же успехом могла бы оказаться и старым кирпичом. Говорю по памяти: – Обложка оторвана. Страницы раздулись и покоробились от сырости. Что-то насчет дерева…

– Значит, вот в чем ваш дар – видеть потерянные вещи?! – изумленно спрашивает Марабу. – Как полезно! Не знаю, как называлась книга. Одна девочка, помню, читала нам ее вслух в контейнере.

– В контейнере?

– Нас везли морем. Напихали туда, как сардин в банку. – Марабу гладит свою Аистиху по шее; Птица жмурится от удовольствия. – Многие сардинки поумирали. Я начала другую жизнь.

– Если хотите, я напрягусь и увижу название… Тогда вы сможете купить себе такую же.

– А вдруг она мне сейчас уже не понравится? Не все, знаете ли, обязательно находить…