Текст книги "Зоосити"

– Жалко, что в реале нельзя вернуться к сохраненной игре.

– Вот именно, – хмыкает он.

– А если бы было можно, ты бы куда хотел вернуться?

– Сначала вы мне скажите.

– Я бы вернулась за секунду до того, как убила брата.

– Тоска, – говорит С’бу, но я понимаю, что задела его. Я не случайно рассказываю ему о самой ужасной трагедии в своей жизни. Хочу, чтобы он раскрылся. Если я еще не упала на самое дно, сейчас я стремительно к нему приближаюсь.

– А ты?

– Я бы хотел вернуться в то время, когда мы еще не подписали контракт.

– Ты серьезно? Неужели это самое плохое, что с тобой случилось?

– Не знаю, может, нам лучше было бы подписать контракт с кем-нибудь другим.

– Оди – дядька настойчивый.

– Ага.

– Наверное, в клинике тебе было по-настоящему паршиво.

– Да уж… – Его передергивает. – А он постоянно лезет, контролирует… Учит, чтобы мы были правильными. Как будто мы и повеселиться не имеем права!

– По-моему, ты повеселиться успеваешь.

– Да, точно. – С’бу закатывает глаза, потому что сверху опять доносится грохот роняемой мебели. – Кстати, ему бы не мешало остыть немножко… Может, даже в буквальном смысле.

– Думаешь, ты добился бы того, чего добился, если бы Оди тебя не подталкивал?

– Я, конечно, ценю его помощь и все такое, но до чего же трудно все время изображать пай-мальчика! Нам пятнадцать лет… Мы уже не дети. Кстати, я не такой плохой. Зато Сонгвеза то и дело вляпывается в дерьмо!

– Как думаешь, где сейчас твоя сестра?

– Не знаю. Может, общается с друзьями?

– Имеешь в виду кого-то конкретно?

– Вы, кажется, сказали, что пришли взять у меня интервью?

– Я беру интервью у всей группы.

– А спрашиваете только про нее.

– Могу я быть с тобой откровенной? – говорю я, готовясь прыгнуть в пропасть.

– Конечно.

– Про интервью я все наврала. Меня наняли, чтобы я нашла твою сестру.

– Блин! – Он швыряет пульт через всю комнату. Едва не разбив экран телевизора, пульт с хрустом впечатывается в стену под катаной. Крышка отлетает; батарейки рассыпаются по полу.

– Видишь, я ничего от тебя не скрываю.

– Ах вот как? Не скрываете, значит? Значит, про все остальное, что вы тут несли… вы тоже наврали?! – Похоже, он сейчас заплачет.

– Нет, я на самом деле проходила принудительный курс лечения от наркозависимости. И на самом деле убила своего брата, – спокойно отвечаю я.

– Ну и ладно. А вам не приходило в голову – может, Сонг сама не хочет, чтобы ее нашли?

– А может, ты не хочешь, чтобы ее нашли?

– Вы просто больная! На что вы намекаете? Что… я убил ее или что?

– А ты ее убил? Нет, не думаю. Но похоже, ты бы не очень огорчился, если бы она, скажем, сбежала со своим парнем и не вернулась!

С’бу качает головой:

– Поймите, у нас скоро альбом выходит! – Он вскакивает, на ходу вытирая глаза, хватает куртку, висящую на спинке стула, и направляется к двери.

– Ты куда?

– Туда же, куда и Сонг. На выход.

Ленивец укоризненно шлепает меня по руке. Как будто я нарочно довела парня до слез!

С’бу выбегает из гостиной. В коридоре на нижних ступеньках лестницы сидят Марк и Амира. Они явно все слышали.

– И вы тоже пошли вон! – кричит на них мальчишка и выбегает, хлопнув дверью.

– Значит, не очень хорошо все прошло, дорогуша? – спрашивает Марк. Собачонка радостно сопит, насмехается.

– У меня и хуже бывало. – Я не обманываю. Помню, как явилась брать интервью у Моргана Фримена под кайфом. – Вы закончили обыск? Можно мне подняться?

– Идите посмотрите.

– Интересное хобби – журналистика, – говорит Марабу, поглаживая сморщенную голову своей Птицы.

– Возможно, вы удивитесь, но многие раскрываются, если отнестись к ним с сочувствием… Кстати, не ждите меня. Когда осмотрюсь наверху, схожу сыграть в гольф. Домой вернусь на такси.

Мальтиец ухмыляется:

– Работает всего один день – и мы ей уже не ровня!

Я дожидаюсь, пока они уйдут, и начинаю сканировать дом. Ненадолго захожу на кухню. Как ни странно, несмотря на то, что в доме полно мальчишек-подрост-ков, на кухне сравнительно чисто – во всяком случае, не требуется вызывать бригаду из минздрава. Я иду наверх. На площадке второго этажа спотыкаюсь об усилитель. В коридоре валяется бас-гитара; рядом – клубок микрофонных проводов. Оглядываюсь по сторонам. Непонятно, здесь всегда так или сегодняшний хаос – дело рук Марка и Амиры.

Первая комната, в которую я захожу, какая-то безликая, как номер в отеле. Над кроватью унылая картинка: черно-белые маргаритки. Спальня для гостей. Я перехожу в соседнюю комнату. Здесь в противоположных углах стоят две односпальные кровати. По всей комнате валяется одежда; диванные подушки на полу, матрасы перевернуты, камуфляжный мягкий пуф на боку. На стене плакаты с портретами Меган Фокс и Кани Мбау, вырезки из модных журналов с рекламой молодежной одежды. Под плакатом с изображением старомодного пульта для приставки «Нинтендо» и словами «Комната войны» висит белая доска. К доске приколот, как я понимаю, бизнес-план:

«Подготовить коллекцию к августовской Неделе моды в Йобурге (насколько реально?!!).

Догов, насчет логотипа – робот Адам?

Совещание по дизайну футболок – 10 и 5.

Зв. Гората Мугудамани – насчет рекламной кампании.

Сеть дистрибьюторов!!! Музыкальные магазины?

Отобрать рингтоны… Ремикс?

СОЛО?!?!? Хизер Яло.

Возм., выпустим парфюм. Провести исследование рынка».

Я делаю в блокноте кое-какие пометки и двигаюсь дальше. Ванная номер один. Куча мальчишеских вещей. Пять разных флаконов дезодоранта, дорогие электробритвы, электрические зубные щетки, крем для бритья, увлажняющий бальзам, маска для лица, крем от морщин под глазами – и все для пятнадцатилетних! Обалдеть! Занавеска в душе, расписанная яркими цветами, заплесневела по краям. На итальянской плитке валяются мокрые полотенца. Но вообще здесь на удивление чисто. В туалете в последнее время никто не блевал. В ванне не плавают крокодилы. Даже туалетной бумаги достаточно.

Ванная номер два гораздо меньше первой. Только здесь я начинаю ощущать присутствие Сонг. Флакон духов на столике. Черная бутылочка с этикеткой «Литий». Белые буквы на черном фоне – как будто надпись мелом на доске. Синий лак для ногтей. Подводка для глаз. Еще одна подводка для глаз. Четыре тюбика туши для ресниц: серая, черная, черная с блестками и зеленая. Переливающиеся тени для век. Кукла Барби в стиле готик-панк. Я беру флакон с пульверизатором, брызгаю в сторону. Пахнет бензином и увядшими цветами. Ленивец одобрительно принюхивается. Видимо, некоторые нотки человеческое обоняние просто не воспринимает. На туалетном столике стоит стеклянная ваза, наполненная какими-то высушенными листьями. Растираю один между пальцами. Это ароматизирующее вещество, а не наркотик. Возможно, талисман – мути. Но для чего? Жаль, что колдуны и знахари не лепят этикетки на свои снадобья! На всякий случай беру несколько сухих листьев, заворачиваю в платок и опускаю в карман.

С надеждой беру неначатый флакон с лекарством, подписанный «Сонгвеза Радебе», и читаю рецепт: «Флуразепам. По одной таблетке в день во время еды». Навожу справки с помощью телефона. Оказывается, флуразепам назначают при депрессии и бессоннице, особенно хорошо помогает при маниакально-депрессивных состояниях. На этикетке дата: «19 марта, суббота». Значит, за день до того, как сбежать, Сонг получила по рецепту очень сильное лекарство от депрессии. Скорее всего, она не сама его попросила… Любопытно!

За второй ванной оказывается просторная студия; на стенах висят микрофоны, мониторы, стоит навороченный компьютер, микшерный пульт. Такой крошечной кабины для прослушивания я еще не видела! Судя по всему, вся аппаратура очень дорогая, а в дорогих вещах я разбираюсь, уж вы мне поверьте.

Студия соединена с последней спальней. Ее, если можно так выразиться, творчески перепланировали. Обитательница спальни приспособила комнату под себя. Спаленка очень узкая, потому что посередине воздвигли перегородку из гипсокартона, служащую задней стенкой кабины для прослушивания. Почти все пространство занимает двуспальная кровать. Над ней – огромный плакат с изображением Барбареллы[14]14
  Барбарелла – героиня научно-фантастического эротического фильма, снятого Р. Вадимом в 1968 г. по комиксам о приключениях красавицы в 40 ООО году.


[Закрыть], которая смотрит в глубины космоса. Джейн Фонда в роли Барбареллы выглядит и эротично, и вызывающе. Шкаф распахнут настежь; на кровать как попало вывалена одежда вперемежку с комиксами. Еще больше комиксов в каждом свободном углу на длинной, низкой книжной полке под окном. Я пролистываю несколько штук. Болотные чудовища и летающие дома, крепыш в майке, сшитой из английского флага…

Полка уставлена коллекцией игрушек; в основном здесь чудовища из кинофильмов. По наитию я беру одного, похожего на перевернутую мусорную корзину с забитыми в нее гвоздями. У меня в руках монстрик вдруг каркает: «Пр-рочь!» – и я едва не роняю его. Голова у монстрика отваливается. Внутри мешочек с травкой. Насколько я могу судить – а я могу судить, – товар качественный.

Я осторожно возвращаю голову монстрика на место, не трогая мешочка, и ставлю игрушку на полку между Шварценеггером-Терминатором, под бугристой пластмассовой кожей которого поблескивают металлические колесики, и грудастой девочкой-манга с ярко-розовыми волосами, в леопардовом бикини. Такой же расцветки ее хвост и острые ушки. Между комиксами затиснут блокнот с «Ауди-А5» на обложке. На блокноте написано: «Стихи». А ниже: «Авторские права – С’бу Радебе». Кладу блокнот к себе в сумку.

Когда мы выходим из спальни Сонг, Ленивец весело щебечет.

– Читаешь мои мысли, – говорю я, еще раз заглядывая в первую безликую комнату, похожую на номер в отеле. Все-таки здесь не спальня для гостей…

Я открываю шкаф. В нем груда дорогой молодежной одежды – в основном для школьниц. Белые легкие платья, африканские шали «Сан Годдесс», «Дарки», «Стоунд Черри». Идеальная одежда для юной исполнительницы музыки квайто. А вовсе не для Барби в стиле готик-панк. В шкафу попадаются и пустые вешалки, похожие на дырки во рту. Куда бы ни пошла Сонг, с кем бы она ни уехала, она успела основательно подготовиться.

Я сканирую комнату на предмет потерянных вещей. Роюсь под матрасом, обшариваю заднюю стенку шкафа. Там только комки пыли, немного мелочи, обруч для волос. Ничего не потеряно. Ничто не приведет меня к Сонг. Значит, мое журналистское расследование пока буксует.

– Ой… Отойди од бедя! – гнусавит Арно, когда я приближаюсь к парням. Арно уже не такой улетевший, как раньше. Видимо, удар в нос его немного протрезвил. Правда, глаза по-прежнему красные.

– Не обращай на нее внимания! Может, со временем поймет намек.

Дес поднимает клюшку, замахивается и бьет по мячу. Он топчется по дерну в кроссовках, не предназначенных для игры в гольф. У меня обувь тоже неподходящая, хотя я прошла три лунки – неплохо для новичка.

– В гольф вы играете так же классно, как в «Кровавое небо»? – насмешливо интересуется Дес.

– Нет. Гольф я терпеть не могу. Гольф – светский вариант убийства тюленей, только кайф не тот.

– Что вам нужно?

– Мне нужны подробности. Так сказать, сочные кусочки про группу «Сок» – «и-Юси». Надо расцветить интервью.

– Это что, шутка такая? – шипит Арно.

– Представьте, что я рисую картину. На первом плане – «и-Юси». А на фоне – их друзья и знакомые. Мне важно рассказать читателям, с кем «и-Юси» общаются, чем они занимаются.

– А про пушки писать не будете? – тревожится Арно.

Я смеюсь:

– Какие еще пушки?

– Он просто докурился до паранойи… Совсем спятил! – Дес отвешивает Арно подзатыльник.

– Не волнуйся, я не про все напишу. – Я достаю блокнот, ручку и выжидательно смотрю на парней. – Давайте рассказывайте о себе. Как вы познакомились с С’бу?

Дес и Арно встревоженно переглядываются.

– Ах, извините, что помешала! Вы тут так увлеченно… копали землю! – Я выразительно смотрю на испорченный газон. Парни смущаются. – Ну, поехали! А я за это угощу вас выпивкой в ресторане…

Оказывается, в ресторане гольф-клуба Деса и Арно хорошо знают.

– Нет-нет! – говорит, едва увидев нас, официант в галстуке-бабочке и перчатках. Можно подумать, здесь шикарный пригород Инанда, а не демократичный Мэйфилде. – Без рубашки не обслуживаем. И никаких животных!

– Здрасте, – говорю я, протягивая руку. – Зинзи Декабрь, репортер «Экономиста». Надеюсь, об «Экономисте» вы слышали? Я беру интервью у этих молодых людей для статьи о музыкальной индустрии Южной Африки и буду вам очень признательна, если вы найдете для нас хороший столик. Не хотелось бы сообщать нашим читателям, как отвратительно обслуживают в Мэйфилдсе.

– У вас есть визитная карточка?

– С собой – нет. – Я дарю официанту ослепительную улыбку и жду. С виду я невозмутима, но в глубине души побаиваюсь.

Официант прикидывает все за и против и улыбается мне фальшиво-подобострастно.

– Прошу сюда, мадам! И все же прошу довести до сведения ваших молодых спутников, что им мы спиртные напитки не продадим. В прошлый раз, когда они у нас побывали, мы конфисковали у них фальшивые удостоверения личности.

Мы сидим на открытой террасе с видом на изумрудное поле для гольфа. На перилах сидит сорокопут и смотрит на наш стол; он ищет крошки. Сорокопут, которого еще называют жуланом, славится своей привычкой нанизывать добычу на ветки деревьев или на ограды из колючей проволоки. Многие считают, что животные лучше людей. Но и среди птиц встречаются самые настоящие киллеры. И шимпанзе могут убить просто так, ни за что. Единственная разница между нами заключается в том, что животных-убийц потом не мучает чувство вины.

– Сколько из местных жителей приходят сюда, чтобы на самом деле поиграть в гольф? – спрашиваю я, обводя рукой с бокалом тоника дома вокруг поля.

– Человека два, – предполагает Арно.

– Трое максимум. Здесь как в тренажерном зале, – говорит Дес. – Все сюда записываются, ходят с месяц и больше уже не возвращаются.

– Итак, начнем! Расскажите о себе, ребята!

– М-м-м… Я Арно Ределингёйс… – Арно начинает произносить свою фамилию по буквам, но так сильно гнусавит, что мне становится жалко его до слез.

– Понятно. Ределингёйс. – Я подмигиваю ему. – Сколько тебе лет?

– Пятдадцать.

– А тебе, Дес?

– Двадцать два. Мое полное имя – Десмонд Лутули.

– Вы учитесь в школе вместе с С’бу?

– Я – да, – торопится Арно. – А Дес переехал сюда вбесте с диб…

– Откуда переехал?

– Из Долины Тысячи Гор. Это в провинции Квазулу-Наталь… Они типа вместе росли.

– Арно, отвечать я могу и сам, – вскидывается Дес.

У меня складывается впечатление, что ему не очень нравится жить в тени чьей-то славы.

– Извини, чувак! Фигня получилась.

– Вот именно, – кивает Дес. – Значит, С’бу и Арно дружат недавно, всего года два. Они оба ходят в школу Кроуфорд, – говорит Дес. – А мы с ним вместе выросли. В крошечной деревушке, которая называется Квасимба, в Долине Тысячи Гор. А потом, когда «и-Юси» подписали контракт и С’бу и Сонг переехали сюда…

– Расскажи, как они подписали контракт? – перебиваю я.

– А вы не знаете?

– Меня интересует твоя точка зрения. Расскажи своими словами.

Если честно, Мальтиец и Марабу еще по дороге в Мэйфилде немного ввели меня в курс дела. Близнецы прославились на конкурсе «Зажги свою звезду», который регулярно проводит компания «Кока-кола». Им тогда было всего по четырнадцать лет – самые юные участники в истории, к тому же из очень бедной семьи. Они сразу стали любимцами всей страны. Но им пришлось выбыть из конкурса еще до полуфинала, потому что у них умерла бабушка. За два года до того от СПИДа умерли их родители.

Славные детишки с трудной судьбой оказались еще и талантливыми. Все рыдали, слушая в их исполнении душещипательную песню Бренды Фасси «Мама, слишком поздно». Как публика могла устоять? Все захотели им помочь. Канал «Радио-702» организовал сбор денег на похороны бабушки; собирались учредить специальный фонд в поддержку сироток. «Кока-кола» на время конкурса сняла близнецам номер в хорошем отеле. К ним приставили гувернеров. Их буквально залили бесплатной кока-колой (к счастью, позже компания оплатила и визиты к зубному).

Спонсоры дрались за право опекать их. Близнецам дарили одежду, полисы на медицинское обслуживание, билеты на регби. Их просили выступить перед финальным матчем, на который собирался приехать сам президент. Но неожиданно, еще до полуфинала, ребята выбыли из участия в конкурсе и подписали контракт с компанией «Моджа Рекордз».

Дес пересказывает события довольно лаконично:

– Они типа участвовали в конкурсе «Зажги свою звезду», а потом подписали контракт, и Оди оплатил им переезд в Йобург.

– Вообще-то та страшная тетка с птицей и тип с собакой еще раньше к ним приходили! – встревает Арно.

– Еще до конкурса?

– Они назвали себя «охотниками за талантами»…

– Но я посоветовал «и-Юси» не принимать первое же предложение, пусть даже их сманивает важная шишка – сам мистер Оди Хьюрон, – перебивает его Дес. – Это я привел их на прослушивание в «Зажги свою звезду». Все получилось. Они прославились. Правда, потом все равно очутились у Оди.

– Значит, они тебя слушаются?

– Ага, я типа менеджера у С’бу.

– Тебе двадцать два года.

– Ну и что?

– Его мамаша – их официальный опекун, – влезает Арно.

– Ну да, и мать тоже… Сюда, в Йобург, мы приехали вместе.

– Ах да, миссис Лутули – твоя мать! Кстати, а где она? И как она относится к тому, что вы курите травку и пьете пиво?

– Да нормально относится. Мы имеем право на расслабон!

– То есть С’бу имеет право, – уточняет Арно.

– Ну а какова роль Сонгвезы? Я обратила внимание, что в доме очень… мужская обстановка.

– Сонг – редкая сука! – пылко восклицает Арно. Похоже, он в глубине души лелеет страсть к девушке, возможно, даже признался ей в своих чувствах, но та над ним посмеялась, и любовь переросла в ненависть. Правда, возможно, еще не совсем…

– Заткнись, Арно! Сонг живет своей жизнью. Здесь она ночует раза два в неделю, не больше.

– А остальное время?

– Кто знает? Всем по фигу!

– И твоей матери по фигу? Все-таки она их официальный опекун.

– Ей как раз не по фигу. Она трясется над ними больше, чем над родными детьми!

– В самом деле?

– Если бы не мать, из них бы давно вытянули все денежки… Только вы это не печатайте, ясно? – Дес тычет в меня пальцем, совсем как настоящий, взрослый менеджер.

– Ясно, ясно, – успокаиваю его я. – А теперь расскажи, в чем заключается твоя работа. Чем ты конкретно занимаешься как менеджер «и-Юси»?

– Я отвечаю за концерты в клубах, за спонсорские контракты. И потом, мы с С’бу разрабатываем линию модной молодежной одежды. Я контролирую производство.

– А Сонг в этом не участвует?

Дес меня как будто не слышит:

– Одна фирма уже шьет футболки бренда «и-Юси». Кроме футболок, мы выпускаем обувь, ремни – все очень качественное. Никакой дешевки. Несколько магазинов выразили интерес к нашей коллекции… В общем, мы зарабатываем не только музыкой. У нас свой бренд. Тут нужна голова на плечах. А то за диски платят гроши. На рингтонах для сотовых мы и то больше навариваем!

– Ух ты! Моим менеджером заодно стать не хочешь?

– Это зависит… – Дес окидывает меня цепким, оценивающим взглядом. – Что вы можете предложить?

– Если честно, почти ничего. Ну а ты, Арно?

– Я?

– Нет, придурок, другой белый толстяк! – Дес ухмыляется мне, как будто мы с ним заодно.

– Я… так просто, тусуюсь с ними.

– Что тебе больше всего нравится в С’бу?

– М-м-м… С ним весело… Прикольно… Он клево режется в компьютерные игры.

– Они с сестрой не очень ладят?

– Да нет… Ссорятся часто, а вообще любят друг друга. Только все время тянут одеяло в разные стороны. Сонг – она такая… чувствительная, – встревает в разговор Дес. Как только я отвлекаюсь от него, он сразу начинает злиться. – Ну что, все?

– Все, спасибо. Если вы не против, я еще потом кое-что у вас уточню. Вот моя карточка.

Я вручаю каждому из них по старой мятой карточке из ПЖ (Прошлой Жизни). На кусочке картона написано просто:

«Зинзи Декабрь,

Сутенер художественного слова».

Представляете, какой я была самонадеянной идиоткой? Назвалась бы хоть «акулой пера»… Или просто – «литератором» или «независимым журналистом». Перед кем я решила выпендриться? Ответ знает только мое идиотское «я» из ПЖ. Хорошо, хоть номер телефона с тех пор не сменила.

– Что такое «сутенер художественного слова»? Ты что, торгуешь словами?

– Ага. Поштучно. В дешевых мотелях.

– Вообще непонятно…

– Давно собираюсь заказать новые визитки.

– Если бы я был твоим менеджером, я бы посоветовал тебе то же самое. Хотя «мастер художественного слова» – красиво. Мне нравится.

– Ага. Только… деподятно, – гнусавит Арно.

– Постараюсь учесть ваши пожелания. Спасибо!

Я возвращаюсь к жилым домам. У секции «Эйч-4-301» красная «тойота-конквест». Багажник открыт и, кажется, вот-вот проглотит женщину, которая достает из его недр многочисленные покупки.

– Вам помочь?

– Нгиябонга, сиси – спасибо, сестра, – по-зулусски отвечает Прим Лутули, выныривая из багажника. Она не сразу замечает Ленивца. В каждой руке у нее по три пакета с двухлитровыми бутылями газировки, замороженные мини-пиццы и чипсы. Ей под пятьдесят; крупная женщина в цветастой юбке и выбеленной белой блузке.

– Можно, угадаю? У вас сыновья-подростки?

Она как-то испуганно улыбается:

– Стараюсь готовить для них полезную еду, но с подростками нелегко!

Прим Лутули долго возится с ключами, потому что ей мешают сумки, и толкает дверь бедром. За дверью – зеркальная копия секции «Эйч-4-303». Стены в прихожей выкрашены в теплый желтый цвет. Мы идем на кухню. Стены обиты пробкой; мебель ярко-красная. На стенах многочисленные семейные фотографии и вырезки из газет, посвященные «и-Юси».

Я ставлю сумки на рабочий стол, едва не разбив вазу с белыми розами. Миссис Лутули без звука отодвигает вазу подальше.

– Вы здесь живете, дорогая? – спрашивает она, открывая холодильник и раскладывая корытца с клубникой, молоко, морковь, куриные палочки, помидоры. – По-моему, раньше мы не встречались.

– Меня зовут Зинзи Декабрь. Меня прислал к вам Одиссей Хьюрон, чтобы поговорить о Сонгвезе.

Миссис Лутули закрывает холодильник и с трудом садится на высокий барный табурет. Руки складывает на коленях, расправляет цветастую юбку. Настроение у нее ухудшилось.

– Почему он прислал вас, а не обратился в полицию?

– Вот вы мне и расскажите.

Опекунша «и-Юси» тяжело вздыхает:

– Он думает, она свой характер показывает… Но даже если и так, я за нее все равно боюсь! Кто знает, где она? Ее нет уже четыре дня! – Миссис Лутули шмыгает носом.

Во второй раз за день мне удается довести человека до слез! По настоянию Ленивца я подхожу к миссис Лутули и неловко обнимаю ее за плечи.

– Все будет хорошо! – бормочу я. – Все будет хорошо… Возможно, моя просьба покажется вам странной, но… нет ли у вас какой-нибудь потерянной вещи Сонгвезы? Меня интересует вещь, которой она дорожит. Например, любимая сережка, которая закатилась за диван, книга, письмо… Даже носок! – Я хватаюсь за соломинки – точнее, за носки.

– Нет. Понятия не имею, зачем вам ее носки. Ничего такого у меня нет. – Миссис Лутули смотрит на меня как на ненормальную.

– Ладно. Какой у нее телефон?

– Я ей звоню с утра до вечера! Телефон сразу переключается на автоответчик!

– Можно попробовать? – прошу я. А вдруг мне Сонг сразу ответит? А вдруг мне удастся сорвать самый легкий куш за всю историю. Но нет, чудес не бывает. Я набираю номер Сонгвезы, и, как и говорила миссис Лутули, меня сразу же переключают на автоответчик.

«Вы знаете, кто я. Если захочу, сама перезвоню», – тянет хрипловатый, томный девчоночий голос. И сразу же включается официальная запись – сухая, деловитая: «Автоответчик переполнен. Пожалуйста, перезвоните позже. Автоответчик переполнен. Пожалуйста, перезвоните позже». Ясно – легкого пути у нас не будет. Значит, она не отвечает на звонки… Может быть, кому-то звонит сама?

– Вы хотя бы догадываетесь, куда Сонг могла уехать? У нее нет других родственников или близких друзей?

– Я звонила ее школьным подругам – Нонкулеко, Прийе. Они ее не видели.

– У нее есть друзья вне школы?

Миссис Лутули смотрит на меня пустыми глазами.

– Нет, я…

– Ладно, не важно. Давно вы опекаете близнецов?

– Перед смертью их бабушка составила завещание; в нем она просила меня позаботиться о внуках. Мы с ними жили рядом… Я бы все равно их не оставила. У нас принято заботиться о сиротах.

– Вам, наверное, досталось!

– Да, было тяжело. Я очень волновалась. Потом они попали на конкурс, и началось… Большой город, приемы, вечеринки… Йобург оказал на них дурное влияние. Но сами по себе они славные.

– Мне показалось, мальчики не в курсе, что Сонг пропала. Вы не волнуйтесь, им я представилась журналисткой.

– Дес – мой сын – в курсе. Он вам говорил? – Миссис Лутули неуверенно смотрит на меня, как будто их родство с Десом – преступление. – Он запретил тревожить младших. Они ведь совсем дети. Еще разволнуются. Особенно С’бусисо. Он такой ранимый – все принимает близко к сердцу.

– Я заметила.

– Мне кажется, в школе над ним издеваются. Он ничего мне не говорит, не жалуется, но иногда приходит домой с синяками. А если с Сонг что-то случилось… Как они справятся без нее? Лучше им пока ничего не знать. Не нужно им нести груз заботы. Я сказала мальчикам, что Сонг у подружки.

– Какая она, Сонгвеза?

– Умная, очень умная. Хорошо учится; круглая отличница. И совсем не похожа на С’бу. Подруги ее обожают… И мальчики тоже. – Миссис Лутули хмурит брови. Что бы это значило?

– У нее есть парень?

– Нет, что вы! – Похоже, миссис Лутули потрясена. – Сонг бы мне рассказала. Мы с ней договорились: никаких мальчиков, пока она не закончит школу!

– Как по-вашему, она счастлива?

– Иногда кажется, будто Сонгвеза злится на весь мир. Но в глубине души она совсем не злая. Просто у нее часто меняется настроение.

– Поэтому она и принимает лекарства?

Миссис Лутули как будто смущается:

– Н-нет… По-моему…

– Никаких лекарств не принимает? Даже гомеопатию или мути, народные средства?

– Народные средства принимает… Раз в месяц она ходит к сангоме. Они оба ходят. Сангома дает им лекарство, чтобы напряжение отпустило… Быть знаменитостями тяжело!

– Меня немного… настораживает, что вы не знаете о детях столько, сколько вам положено.

– Мы с ними постоянно беседуем. Я каждый вечер готовлю им ужин. Даю им с собой обеды в школу. По воскресеньям мы ходим в церковь.

– Вы знаете, что они пьют пиво и курят травку?

Миссис Лутули страдальчески кривится:

– Они просто выпускают пар, а так они хорошие детки! Не говорите мистеру Хьюрону! Пожалуйста! Они хорошие…