Текст книги "Падшие"

Она сумасшедшая – вот что, должно быть, думает о ней Дэниел. Возможно, находит ее симпатичной, но в глубине души знает, что она заметно не в себе. Поэтому-то и хочет, чтобы она убралась куда-нибудь, и его больше не терзало бы искушение связаться с кем-то вроде нее. Если он именно так и думает, то еще и половины всего не знает.

– Так, может, это имеет отношение к странным черным теням, которые я видела в ночь гибели Тодда? – Люс явно рассчитывала его потрясти.

Однако, едва договорив, она поняла, что целью ее было не испугать Дэниела еще больше, а наконец с кем-нибудь поделиться.

– Что ты сказала? – медленно переспросил он.

– Ну, понимаешь, – теперь она пыталась сгладить то, что ляпнула. – Раз в день или около того меня посещают эти темные штуки, которые я называю тенями.

– Не виляй, – резко оборвал Дэниел.

И хотя его тон задел ее, Люс понимала, что он прав. Ей самой было противно оттого, как фальшиво прозвучала ее беспечность, хотя на самом деле она вся изнемогала. Стоит ли рассказывать ему? Может ли она? Он кивнул, чтобы она продолжала, казалось, заглядывая внутрь нее и вытягивая слова.

– Это продолжается вот уже двенадцать лет, – наконец призналась девушка, содрогнувшись всем телом. – Раньше это случалось только по ночам, когда я оказывалась у воды или около деревьев, но теперь это почти не прекращается.

Ее руки отчаянно тряслись.

– Что они делают?

Люс могла бы подумать, что он просто ей потакает или побуждает рассказывать дальше, чтобы потом отпустить на ее счет шутку, вот только голос его заметно осип, а с лица сошла краска.

– Обычно они начинают с того, что парят примерно вот здесь.

Люс потянулась к затылку Дэниела и для наглядности пощекотала его. В кои-то веки она не просто подобралась к нему поближе, это и впрямь оказался единственный способ объяснения, пришедший ей в голову. Особенно теперь, когда тени начали посягать на ее тело столь осязаемым, плотским образом.

Дэниел не отшатнулся, и Люс продолжила.

– Порой они становятся по-настоящему наглыми, – она положила ладони Дэниелу на грудь. – И тогда они толкают меня.

Теперь девушка оказалась прямо перед его лицом. Ее губы задрожали. Она не могла поверить, что действительно рассказывает кому-то, не говоря уже о том, что это Дэниел, о жутких вещах, которые видела.

– В последнее время, – она понизила голос до шепота, – они, похоже, не удовлетворены, пока не отнимут чью-нибудь жизнь, а меня не сшибут с ног.

Люс чуть-чуть толкнула его плечи, вовсе не собираясь подкреплять свои слова делом, но легчайшего прикосновения оказалось достаточно, чтобы опрокинуть парня навзничь.

Его падение застало ее настолько врасплох, что она нечаянно потеряла равновесие и неловко рухнула на него сверху. Дэниел, лежа на спине, глядел на нее широко распахнутыми глазами.

Не следовало ему этого говорить. И вот итог: она валяется на нем, только что выболтав сокровеннейшую тайну, подлинное свидетельство ее безумия.

Ей тем не менее отчаянно хочется его поцеловать. Сердце Люс колотилось в невероятном темпе.

А потом она поняла, что ощущает сердца их обоих, стучащие наперегонки. Своего рода отчаянный разговор из тех, что невозможно выразить словами.

– Ты действительно их видишь? – шепотом спросил Дэниел.

– Да, – так же шепотом ответила она, мечтая встать и забрать свои слова обратно.

Однако была не в силах подняться с груди парня. Попыталась представить его мысли. Что бы подумал любой нормальный человек, услышав подобное признание?

– Дай угадаю, – мрачно предложила она. – Теперь ты уверен, что мне пора переводиться. В психиатрическую больницу.

Дэниел выбрался из-под нее, оставив Люс практически лицом на камне. Она подняла взгляд. Он смотрел в лес.

– Этого никогда прежде не случалось, – пробормотал он.

Люс встала. Лежать в одиночестве казалось унизительным. К тому же он словно не расслышал то, что она сказала.

– Чего никогда не случалось? Прежде чем что? Дэниел обернулся и взял ее лицо в ладони. Девушка затаила дыхание. Он стоял так близко. Их губы разделяло такое маленькое расстояние. Люс ущипнула себя за бедро, чтобы убедиться, что все происходит наяву. Она совершенно точно не спит.

Потом Дэниел едва ли не силком заставил себя отодвинуться. Он стоял перед ней, часто дыша, держа закостеневшие руки по бокам.

– Расскажи мне еще раз, что ты видела.

Люс отвернулась в сторону озера. Чистая синяя вода мягко накатывала на берег, и она задумалась, не нырнуть ли туда. Именно так и поступил он, когда напряжение стало чересчур сильным. Почему бы и ей не сделать то же?

– Может быть, тебя это удивит, но меня совершенно не прельщает сидеть тут и рассказывать о том, насколько я безнадежно безумна.

«Тем более тебе».

Дэниел не ответил, но Люс ощутила на себе его взгляд. Когда она наконец набралась мужества обернуться к нему, он смотрел на нее со странным, тревожащим, скорбным выражением, отчего внешние уголки его глаз словно поникли, а их беспросветно-серый цвет показался ей самым грустным зрелищем в жизни. Будто она каким-то образом подвела его. Но это было ее ужасное признание. Интересно, почему при этом Дэниел выглядит настолько сокрушенным?

Он подался вперед, пока не заглянул ей прямо в глаза. Люс с трудом это выносила, но не могла заставить себя пошевелиться. Чему бы ни было суждено нарушить ее оцепенение, это оставалось на усмотрение Дэниела, который придвигался все ближе, наклоняя к ней голову и опуская веки. Его губы приоткрылись. У Люс перехватило дыхание.

Она тоже зажмурилась. И подалась к нему. Тоже приоткрыла губы.

Замерла в ожидании.

Поцелуя, которого она жаждала, все не было. Она открыла глаза, поскольку ничего так и не произошло, кроме шороха ветки. Дэниел исчез. Она вздохнула, удрученная, но не удивленная.

Самое странное заключалось в том, что она почти видела дорогу, по которой он двинулся обратно через лес. Как если бы была каким-то охотником, способным заметить дрожание листка и по нему проследить путь Дэниела. Вот только это не так, и след, оставленный парнем, каким-то образом казался ей ярче, яснее и одновременно неуловимее. Будто лиловое свечение отмечало его обратный путь через лес.

Вроде того сияния, которое она видела во время пожара в библиотеке. Это видения. Люс встала на скале поустойчивее и на миг отвернулась, протирая глаза. А когда она посмотрела обратно, все оставалось по-прежнему. В единственной плоскости зрения, словно она смотрела сквозь бифокальные очки, выписанные по какому-то дикому рецепту, виднелись дубы, перегной под ними и даже птицы, щебечущие на ветвях. Все это подрагивало, куда-то ускользая из фокуса. И не только подрагивало, купаясь в этом слабом лиловом свете, но, казалось, еще и издавало едва слышное низкое гудение.

Люс вновь отвернулась, опасаясь смотреть на это напрямую, боясь того, что это означает. Что-то происходило, и она никому не могла об этом рассказать. Попыталась сосредоточиться на озере, но даже оно становилось все более темным и трудноразличимым.

Она осталась в одиночестве. Дэниел ее бросил. Причем в том месте, откуда она не знала дорогу. Когда солнце скрылось за горами, а озеро приобрело грифельно-серый оттенок, Люс отважилась вновь оглянуться в сторону леса. Втянула воздух сквозь зубы, не вполне уверенная, чувствует ли разочарование или облегчение. Лес ничем не отличался от любого другого. Никакого дрожащего света или лилового гула. Никаких признаков того, что Дэниел вообще там был.

Глава 13. Тронутая до глубины души

Люс слышала, как ее кеды громко стучат по асфальту. Ощущала, как влажный ветер треплет черную футболку. Как будто ощущала запах горячего гудрона от свежезаасфальтированного участка парковки. Но когда в субботу утром она, раскинув руки, бросилась к двум жмущимся друг к другу фигурам близ входа в «Меч и Крест», все это оказалось забыто.

Она никогда в жизни так не радовалась возможности обнять родителей.

Долгими днями Люс сожалела о том, как холодно и отчужденно прошел разговор в больнице, и не собиралась повторять ту же ошибку дважды.

Врезавшись в них, она едва не сбила их обоих с ног. Мама захихикала, а отец в ответ хлопнул ее по спине в обычной для него грубовато-ласковой манере. Огромный фотоаппарат болтался на ремешке у него на шее. Кое-как устояв на ногах, они отодвинули дочь на расстояние вытянутых рук. Похоже, им хотелось как следует рассмотреть ее лицо, а как только это удалось, их собственные лица заметно вытянулись. Люс плакала.

– Солнышко, в чем дело? – спросил отец, положив руку ей на голову.

Мама рылась в своей непомерно большой синей сумочке в поисках припрятанных бумажных салфеток. Округлив глаза, она помахала одной из них перед носом дочери.

– Теперь мы здесь, – успокаивала она. – Все хорошо, разве нет?

Нет, все не было хорошо.

– Почему вы тогда не забрали меня домой? – спросила Люс, заново переживая боль и гнев. – Почему позволили им вернуть меня сюда?

Отец побледнел.

– Всякий раз, когда мы беседовали с директором, он сообщал, что ты отлично справляешься, вернулась на занятия. В общем, держишься молодцом. Только горло саднит из-за дыма и небольшая шишка на голове. Мы думали, что это все.

Он облизнул губы.

– Есть что-то еще? – уточнила мама.

Взгляд, которым обменялись родители, подсказал девушке, что они уже спорили на эту тему. Мама, должно быть, просила навестить ее пораньше, но скупой на проявления любви отец настоял на своем.

Невозможно было им объяснить, что произошло той ночью и что обрушилось на нее после этого. Ей пришлось сразу же вернуться к занятиям, хотя и не по собственному выбору. И физически она действительно была в порядке. Вот только во всем остальном – эмоционально, психологически, романтически – ощущала себя куда более сокрушенной.

– Мы просто пытаемся следовать правилам, – объяснил папа.

Его широкая ладонь слегка стиснула шею Люс. От веса отцовской руки девушке пришлось сменить позу, хотя стоять неподвижно все равно стало неудобно. Но она слишком давно не ощущала близость любимых людей и не решалась отстраниться.

– Только потому, что мы хотим для тебя лучшего, – добавил папа, – нам приходится принимать на веру, что эти люди, – он обвел рукой массивные здания, окружавшие школьный двор, будто они олицетворяли Рэнди, директора Юделла и всех остальных, – знают, о чем говорят.

– Они не знают, – возразила Люс, оглянувшись на мрачные строения и пустой двор.

До сих пор ничто в этой школе не казалось ей осмысленным.

Вот, кстати, то, что здесь называется родительским днем. Столько шума о том, как повезло учащимся, что они могут увидеться со своей плотью и кровью. И вот, до обеда всего десять минут, а их машина по-прежнему единственная на парковке.

– Это место – чистой воды посмешище, – сообщила девушка с изрядной долей цинизма. Родители обменялись обеспокоенными взглядами.

– Люс, милая, – начала мама, гладя ее по волосам. Было заметно, что она так и не привыкла к их новой длине. Ее пальцы так и стремились скользнуть вдоль спины дочери вслед за призраком былых локонов.

– Мы просто хотим хорошо провести день с тобой. Папа принес всю твою любимую еду.

Отец нерешительно приподнял пестрое лоскутное одеяло и большое, похожее на портфель, плетеное сооружение, которого Люс никогда прежде не видела. Обычно, когда они устраивали пикник, все обставлялось куда как скромнее, будничнее, с бумажными пакетами из бакалеи и со старой продранной простыней, брошенной на траву у речки.

– Маринованная бамия[11]11
  Она же окра или гомбо. Травянистое растение, стручки которого используют как гарнир к мясу или заправку для супа, маринуют, замораживают и сушат, а зрелые семена даже используют в качестве заменителя кофе.


[Закрыть]? – спросила Люс почти по-детски.

Никто не мог бы сказать, что ее родители не приложили усилий.

Папа кивнул.

– И сладкий чай, и печенье в белой глазури. Мамалыга с чеддером и добавкой чили, все, что ты любишь. Ох, – добавил он, – и еще кое-что.

Мама вытащила из сумочки толстый запечатанный красный конверт и протянула дочери. На кратчайший миг в животе Люс шевельнулась застарелая боль, когда вспомнились послания, которые она привыкла получать. «Маньяк-убийца». «Девушка-смерть».

Но когда она увидела почерк, которым было надписано письмо, ее лицо расплылось в широчайшей улыбке.

Келли.

Люс вскрыла конверт и вытащила открытку с черно-белой фотографией двух пожилых дам, делающих завивку в парикмахерской. Внутри каждый ее квадратный дюйм был исписан крупным округлым почерком подруги. Еще в конверте обнаружилось несколько вырванных из тетради, густо исчерканных листков, поскольку места на открытке оказалось явно недостаточно.

«Дорогая Люс,

поскольку у нас теперь смехотворно мало времени для телефонных разговоров (пожалуйста, попроси его увеличить, это просто несправедливо), я собралась на старинный лад написать тебе преогромнейшее письмо. Внутри ты найдешь каждую мельчайшую подробность того, что произошло со мной за последние две недели. Нравится тебе это или нет…»

Люс прижала конверт к груди, все еще улыбаясь, собираясь проглотить письмо сразу же, как только мама с папой отправятся домой. Келли не забыла ее. И родители сидят рядом с ней. Слишком давно девушка не чувствовала себя любимой. Она взяла руку отца и крепко ее сжала.

От пронзительного свистка родители подпрыгнули.

– Это всего лишь сигнал к обеду, – пояснила она, к их явному облегчению. – Пойдемте, я хотела вас кое с кем познакомить.

Они направились в сторону двора, где проходило открытие родительского дня. Люс вдруг увидела школьную территорию глазами родителей. Заново отметила просевшую крышу главного здания и тошнотворный, перезрелый запах гниющей персиковой рощицы около спортзала. Кованый чугун кладбищенских ворот, изъеденный ржавчиной.

Люс поняла, что всего за пару недель совершенно привыкла ко многим бросающимся в глаза недостаткам «Меча и Креста».

Родителей же это все явно ужасало. Отец указал на увядающую виноградную лозу, из последних сил цепляющуюся за занозистую ограду у входа во двор.

– Это же сорт шардоне, – заметил он, морщась, поскольку не мог не разделить с растением его боль.

Мама, выставив локти, обеими руками прижимала к груди сумочку. Эту позу она принимала всякий раз, когда оказывалась в районе, где, по ее мнению, ее могли ограбить. А они еще не знают о видеонаблюдении. Родители, непреклонно возражавшие против таких мелочей, как приобретение веб-камеры для дочери, придут в ужас от одной мысли о постоянном надзоре в ее школе.

Девушке хотелось защитить их от ужасов «Меча и Креста», поскольку она уже начала постигать, как обращаться и порой даже справляться со здешней системой. Только на днях Арриана устроила для нее нечто вроде пробежки с препятствиями по школьной территории, указав все «дохлые камеры», чьи батарейки истощились или были украдкой «заменены», обеспечив несколько мертвых зон. Родителям нет нужды об этом знать, они просто хотят хорошо провести с ней день.

Пенн сидела на трибунах, где они с Люс договорились встретиться в полдень, держа в руках горшочек с хризантемой.

– Пенн, это мои родители, Гарри и Дорин Прайс, – представила Люс. – Мама, папа, это…

– Пенниуэзер ван Сикль-Локвуд, – официальным тоном закончила подруга, обеими руками протягивая цветок. – Спасибо, что позволили мне присоединиться к вам за обедом.

Неизменно вежливые, папа и мама заворковали и заулыбались, не задавая вопросов о собственных семейных обстоятельствах Пенн, рассказать о которых у Люс не нашлось времени.

День опять выдался теплым и ясным. Ядовито-зеленые ивы перед библиотекой чуть покачивались на ветерке, и девушка подвела родителей к месту, где деревья заслоняли большую часть пятен копоти и вылетевших при пожаре окон. Пока они расстилали лоскутное одеяло на сухом клочке травы, Люс отвела подругу в сторонку.

– Ты как? – она осознавала, что, если бы ей пришлось провести целый день в компании чужих родителей, потребовалась бы немалая поддержка.

К ее удивлению, Пенн восторженно закивала.

– Это уже гораздо лучше, чем в прошлом году! И все благодаря тебе. Я бы весь день сидела одна, если бы ты меня не пригласила.

Эта похвала застала Люс врасплох. Она тут же принялась оглядывать двор, чтобы увидеть, как проходит это мероприятие у остальных. Несмотря на то что парковка до сих пор была наполовину пуста, родительский день, похоже, неторопливо набирал ход.

Молли сидела на одеяле поблизости, между мужчиной, похожим на мопса, и женщиной, с голодным видом вгрызающейся в индюшачью ногу. Арриана, ссутулившись, расположилась на трибунах, что-то шепча девушке-панку постарше с потрясающими ярко-розовыми волосами. Скорее всего, старшей сестре. Обе перехватили взгляд Люс. Подруга ухмыльнулась, помахала рукой, обернулась к своей спутнице и вновь зашептала.

Вокруг Роланда собралась огромная компания, устроившая пикник на большом покрывале. Они шутили и смеялись, а несколько ребятишек помладше кидались едой друг в друга. Похоже, прекрасно проводили время, пока граната из кукурузного початка не угодила в проходящую по двору Габби, едва ее не оглушив. Девушка бросила хмурый взгляд на Роланда. Она вела под руку мужчину, по виду годящегося ей в дедушки, поглаживая его локоть, к ряду складных стульев, расставленных вокруг открытой площадки.

Дэниел и Кэм, что примечательно, отсутствовали. Люс даже не представляла, на что могли бы быть похожи их семьи. Как бы сердита и смущена она ни была после того, как Дэниел второй раз сбежал от нее на озере, она по-прежнему мечтала хотя бы одним глазком взглянуть на кого угодно, состоящего с ним в родстве. Однако, вспоминая его тоненькое личное дело, лежащее в архиве, девушка задумалась о том, поддерживает ли он связь хоть с кем-нибудь из своей семьи.

Мама разложила мамалыгу по четырем тарелкам, отец увенчал получившиеся горки свеженарезанным острым перцем. После первого же кусочка рот Люс вспыхнул пламенем, именно так, как она любила. Для Пенн, судя по всему, обычная кухня Джорджии, на которой выросла ее подруга, оказалась непривычной. Особенно ее испугала маринованная бамия, но, попробовав стручок на вкус, она одарила Люс удивленно-одобрительной улыбкой.

Мама с папой захватили с собой все до единого любимые лакомства дочери, даже пекановое пралине из семейного магазинчика в соседнем квартале. Они счастливо жевали по обе стороны от нее, явно радуясь возможности наполнить рты чем-то, отличным от разговоров о смерти.

Люс следовало бы наслаждаться временем, которое она проводит с родителями, пить любимый сладкий чай, но она чувствовала себя какой-то самозванкой, прикидываясь, будто этот райский обед – совершенно обычное дело для «Меча и Креста». Весь этот день был сплошным притворством.

При звуке кратких вялых аплодисментов девушка оглянулась на трибуны, где стояла Рэнди рядом с директором Юделлом, которого прежде она никогда не видела во плоти. Люс узнала его по очень тусклому портрету, висящему в главном вестибюле, и теперь поняла, что художник изрядно ему польстил. Пенн как-то обмолвилась, что директор показывается в школе только раз в году, по родительским дням, а все остальное время живет отшельником, не покидая дома на острове Тайби. Даже когда погиб один из учеников школы. Его обвисшие щеки едва не поглощали подбородок, коровьи глаза уставились куда-то в толпу, судя по всему, ни на чем не сосредотачиваясь.

Сбоку от него стояла Рэнди, широко расставив ноги в белых чулках. На ее лице застыла тонкогубая улыбка. Директор промокал салфеткой обширный лоб. Оба сохраняли внешнюю невозмутимость, но, похоже, это требовало от них немалых усилий.

– Добро пожаловать на сто пятьдесят девятый ежегодный родительский день в «Мече и Кресте», – объявил в микрофон директор Юделл.

– Он что, шутит? – шепотом спросила Люс у подруги.

Ей с трудом верилось в существование родительских дней во времена до гражданской войны.

Пенн закатила глаза.

– Наверняка опечатка. А я им говорила, чтобы подобрали ему новые очки для чтения.

– Мы подготовили для вас долгую и веселую программу на день, начинающуюся неторопливым обедом-пикником.

– Обычно нам на него отводится девятнадцать минут, – вставила Пенн как бы в сторону, обращаясь к разом напрягшимся родителям Люс.

– Она шутит, – одними губами возразила Люс, улыбнувшись им поверх головы Пенн.

– Потом вы сможете выбрать себе занятие по вкусу. Наш замечательный преподаватель биологии, мисс Иоланда Тросс, прочитает в библиотеке увлекательную лекцию о флоре саванны, встречающейся на территории школы. Тренер Дианте проведет ряд семейных соревнований здесь, во дворе. А мистер Стэнли Коул предложит вашему вниманию историческую экскурсию по нашему кладбищу героев. Словом, вам предстоит весьма насыщенный день. И да, – добавил директор с неприятной усмешкой во все тридцать два зуба, – мы проверим вас на прочность.

Это были именно те избитые шутки, с помощью которых можно добиться заученного смеха от компании родственников. Люс покосилась на Пенн. Наводящая тоску попытка добродушно посмеяться слишком явно показала, что все собрались здесь только для того, чтобы потом с легким сердцем оставить своих детей в руках преподавательского состава «Меча и Креста». Прайсы тоже заулыбались, хотя продолжали посматривать на дочь, надеясь на подсказку, как им следует держаться.

После обеда семьи собрали корзинки и разошлись по разным углам. У Люс сложилось впечатление, что лишь немногих действительно заинтересовали организованные школой развлечения. Никто не последовал за мисс Тросс в библиотеку, и до сих пор лишь Габби со своим дедушкой забрались в мешки из-под картошки на другом конце поля.

Люс понятия не имела, куда ускользнули Молли, Арриана или Роланд со своими родственниками, и по-прежнему не нашла Дэниела. Она не сомневалась, что ее родители огорчатся, если так и не увидят ничего примечательного на территории школы и не поучаствуют в намеченных мероприятиях. Поскольку экскурсия мистера Коула выглядела наменьшим из зол, она предложила собрать вещи и присоединиться к нему у ворот кладбища.

Когда они направились туда, с верхней трибуны, словно гимнастка с параллельных брусьев, спрыгнула Арриана, приземлившись прямо перед родителями Люс.

– Приве-ет, – пропела она, в лучшем своем стиле изображая сумасшедшую.

– Мама, папа, – Люс приобняла их за плечи, – это моя подруга Арриана.

– А это, – Арриана указала на высокую розоволосую девушку, неторопливо спускающуюся по ступенькам трибун, – моя сестра Аннабель.

Аннабель, игнорируя протянутую руку Люс, притянула ее к себе для продолжительных тесных объятий, таких, что разом захрустели кости. Это продолжалось достаточно долго, девушка начала гадать, что тут не так, но едва ей сделалось неуютно, сестра Аннабель выпустила ее.

– Я так рада встретиться с тобой, – сказала она, беря Люс за руку.

– Взаимно, – ответила Люс, покосившись на Арриану. – А вы собираетесь на экскурсию мистера Коула?

Арриана тоже рассматривала сестру так, словно та рехнулась.

Аннабель открыла было рот, но сестра поспешно ее перебила.

– Боже, нет, конечно. Все это для совершеннейших недотеп.

И бросила взгляд на родителей Люс.

– Не в обиду будет сказано. Аннабель пожала плечами.

– Может, нам еще удастся встретиться позже! – крикнула она, прежде чем Арриана утащила ее прочь.

– Они выглядят довольно милыми, – заметила мама Люс осторожным тоном, к которому прибегала, когда ждала от дочери каких-либо объяснений.

– Э-э-э, а почему эта девушка так прилипла к тебе? – спросила Пенн.

Люс посмотрела на нее, потом на родителей. Неужели действительно нужно отстаивать перед ними тот факт, что она может кому-то просто понравиться?

– Люсинда! – окликнул мистер Коул, помахав рукой у ворот кладбища. – Сюда!

Он тепло пожал руки ее родителям и даже приобнял за плечи Пенн. Люс растерялась, пытаясь понять, как к этому относиться. Раздражает ее участие мистера Коула в родительском дне или впечатляет его показное воодушевление? Вскоре он заговорил, изрядно ее удивив.

– Я весь год готовился к этому дню. Возможность вывести учеников на свежий воздух и рассказать о чудесах этого места – не прекрасно ли это? Самое близкое к настоящему походу событие, какое может случиться в жизни учителя исправительной школы. Конечно, в прошлые годы никто не показывался на моей экскурсии. Следовательно, вы – мои первые слушатели.

– Что ж, мы польщены, – пророкотал отец Люс, широко улыбнувшись мистеру Коулу.

Девушка могла бы с уверенностью утверждать, что в нем говорит не только фанат гражданской войны, изголодавшийся по пушкам. Он явно почувствовал в мистере Коуле искренность. А отец разбирается в людях куда лучше любого из ее знакомых.

Мужчины стали спускаться по крутому склону у входа на кладбище. Мама Люс оставила корзинку для пикника у ворот и одарила девушек вымученной улыбкой.

Мистер Коул помахал рукой и приподнял брови, привлекая их внимание.

– Для начала немного деталей. Какое из кладбищенских строений вы бы назвали старейшим?

Девушки уставились себе под ноги, избегая его взгляда так же, как на уроках. Отец Люс привстал на цыпочки, рассматривая некоторые статуи покрупнее.

– Вопрос с подвохом! – провозгласил мистер Коул, похлопывая по узорчатым воротам. – Эта часть ограды была построена первоначальным владельцем в тысяча восемьсот тридцать первом году. Говорят, у его супруги, Элламены, был замечательный огородик и она хотела каким-нибудь образом уберечь помидоры от цесарок.

Он едва слышно рассмеялся.

– Это было еще до войны. И до того, как просела почва. Идем дальше!

Мистер Коул на ходу делился сведениями о сооружении кладбища, об исторической обстановке, при которой оно возводилось, и о «художнике» – даже он допускал широкую трактовку этого термина, – изваявшем скульптуру крылатого зверя на вершине обелиска. Отец Люс забрасывал его вопросами, а мама водила рукой по самым симпатичным надгробиям, приглушенно бормоча «ну надо же» всякий раз, когда задерживалась, чтобы прочитать надпись. Пенн тащилась следом за ней, вероятно, сожалея, что в этот день не прицепилась к другой семье. Люс замыкала процессию, раздумывая, что бы произошло, если бы ей самой пришлось проводить экскурсию по кладбищу для родителей.

«Здесь я отрабатывала свое первое наказание».

«А здесь рухнувший мраморный ангел едва меня не убил».

«А здесь мальчик из исправительной школы, который вам никогда бы не понравился, устроил самый странный пикник в моей жизни».

– Кэм, – окликнул мистер Коул, огибая обелиск.

Тот стоял рядом с высоким темноволосым мужчиной в строгом черном деловом костюме. Ни один из них не услышал мистера Коула и не заметил компании, им возглавляемой. Они вполголоса разговаривали под дубом, увлеченно жестикулируя, примерно так же, как руководитель театральной студии Люс, когда учащиеся затягивали действие в постановке.

– Вы с отцом не хотели бы присоединиться к нашей экскурсии? – спросил мистер Коул на этот раз громче. – Правда, большую часть вы пропустили, но, уверен, наверняка еще осталась пара любопытных фактов, которыми я мог бы поделиться.

Парень медленно повернул голову в их сторону, потом посмотрел на своего спутника. Того, похоже, все это весьма позабавило. Люс размышляла о том, что этот высокий темноволосый, превосходно выглядящий мужчина с шикарными золотыми часами достаточно стар, чтобы доводиться Кэму отцом. Но, возможно, он просто хорошо сохранился. Взгляд парня скользнул по ее голой шее, и на миг он показался слегка расстроенным. Девушка покраснела, отлично понимая, что ее мать обратила внимание на эту сцену и теперь пытается разобраться в происходящем.

Кэм оставил предложение мистера Коула без внимания и направился к маме Люс, склонившись к ее руке раньше, чем кто-либо успел их представить друг другу.

– Вы, должно быть, старшая сестра Люс, – учтиво предположил он.

Пенн поперхнулась смешком.

– Пожалуйста, – шепнула она подруге так, чтобы ее больше никто не расслышал, – подтверди, что не одну меня от этого мутит.

Похоже, маме Люс это отчасти польстило, зато дочери и особенно мужу сделалось слегка неловко.

– Нет, мы не можем остаться на экскурсию, – объявил Кэм, подмигивая девушке и отступая назад, едва ее отец подошел ближе. – Но было весьма приятно, – он обвел взглядом всех троих, за исключением Пенн, – встретить вас здесь. Пойдем, пап.

– Кто это был? – поитересовалась мама, когда Кэм с отцом, ну, или кем он там ему приходится, растворились в глубине кладбища.

– О, всего лишь один из поклонников Люс, – объяснила Пенн, тщетно пытаясь поднять настроение всем.

– Один из? – воззрился на нее отец.

В вечернем свете девушка впервые заметила несколько седых волосков в папиной бороде. Ей не хотелось проводить последние минуты их встречи, уговаривая его не волноваться из-за парней из исправительной школы.

– Неважно, папа. Пенн шутит.

– Мы хотели бы, чтобы ты была осторожна, Люсинда, – призвал он.

Люс подумала о том, как недавно Дэниел довольно-таки настойчиво предлагал убраться отсюда. Возможно, ей и в самом деле следует покинуть «Меч и Крест». Внезапно ей отчаянно захотелось завести об этом разговор с родителями, упрашивать и умолять их забрать ее отсюда.

Тем не менее то же самое воспоминание о Дэниеле заставило ее придержать язык. Волнующее прикосновение кожи, когда она опрокинула его у озера, его печальные глаза. Ей вдруг открылась шокирующая истина, пришла на ум совершенно безумная мысль о том, что, возможность провести с Дэниелом хоть немного времени стоит всех ужасов «Меча и Креста».

Да просто интересно, что из этого выйдет.

– Ненавижу прощания, – выдохнула мама Люс, порывисто ее обнимая, тем самым прервав размышления дочери.

Девушка посмотрела на часы и понурилась. Она понятия не имела, как ей удалось пропустить наступление вечера, да так быстро, и как возможно такое, что им уже пора уезжать.

– Ты позвонишь нам в среду? – папа, по обычаю французской ветви их семьи, расцеловал ее в обе щеки.

Пока они вместе возвращались к парковке, родители держали ее за руки. На прощание оба снова изо всех сил обняли ее и расцеловали. Пока они пожимали руку Пенн, желая ей всего наилучшего, Люс заметила видеокамеру, укрепленную на кирпичном столбике сломанного телефона-автомата у выхода. Должно быть, та оснащена датчиком движения, поскольку поворачивалась следом за ними. Камера не числилась экспонатом обзорной экскурсии Аррианы и, следовательно, определенно не была «дохлой». Родители ничего не заметили. Что ж, это, возможно, к лучшему.

Они двинулись к выходу, дважды обернувшись, чтобы помахать девушкам, стоящим у входа в главный вестибюль. Отец завел старенький черный «крайслер» и опустил окно.

– Мы тебя любим, – крикнул он так громко, что Люс обязательно смутилась бы, если бы ей не сделалось грустно из-за расставания с ними.

Она помахала в ответ.

– Спасибо.

«За пралине и бамию. За то, что провели здесь весь день. За то, что взяли под крылышко Пенн, не задавая вопросов. За то, что все еще любите меня, хотя я вас и пугаю».