Текст книги "Книга эмоций. Как я превратила плохое настроение в хорошую жизнь"

О чем говорит ваше настроение

И ничто не повергает нас в агонию так, как ощущение собственной непривлекательности. Ничто не доставляет большей боли, чем неудачная фотография. В одно мгновение мир превращается в жестокое, негостеприимное место. Подобно закатившему истерику ребенку, брошенному на тротуаре, вам хочется выть и кричать, и чтобы кто-нибудь, кто угодно, взял вас за руку и отвел домой, в уютный, теплый и приветливый уголок. Но вы не можете плакать. Вы никому не можете сказать, что на самом деле происходит, потому что тогда вас снова бросят на тротуар, вдобавок кинув грязью вам в лицо. Это вообще никакая не проблема, так что перестань высасывать трагедию из пальца.

Вот почему, когда вас спросят, почему вы уже не улыбаетесь после того, как увидели свою фотографию, вы стыдливо опустите голову, надвинете очки на глаза, полные слез, и скажете: «Извините, просто я немного сегодня не в настроении». Или, может: «Просто неважно себя чувствую». И если они не знают вас достаточно близко, то спросят, не думаете ли вы, что заболели. И вы ответите что-то вроде: «Нет, не думаю. Во всяком случае, ничего серьезного. Просто не выспалась». Хотя в действительности вам захочется разрыдаться и, наконец, признаться вслух, что выглядите вы отвратительно и вам хочется спрыгнуть с моста.

В отличие от физической боли, это боль, в которой вам стыдно признаться. Поэтому вы проглатываете ее день за днем, пока она не превращается в неотъемлемую часть вас самих, которую вы уже не замечаете, пока что-то не задевает ее снова – пара джинсов, которая больше не налезает, новая красивая коллега, неудачная прическа. И боль пронзает все ваше тело с такой силой, что вы плачете и кричите, кричите и обвиняете тех, кто находится рядом с вами, потому что не знаете, как правильно справиться с тем, через что вам приходится проходить. А потом, когда вы заклеите рану каким-нибудь невзрачным пластырем, когда извинитесь перед теми, перед кем выставили себя на посмешище, когда перестанете презирать саму себя за свое жалкое поведение, вы попытаетесь вернуться к повседневной жизни, снова войти в игру, вот только вам уже не будет так же весело, как прежде. Небо будет по-прежнему затянуто облаками, и все будет выглядеть теперь мрачнее и унылее, чем раньше.

Абсолютно все женщины в мире хотя бы раз в жизни переживают подобные «темные» моменты. Я знаю это, потому что в 2016 году компания Dove запустила исследование, целью которого было выяснить взаимосвязь между женским восприятием собственного тела и тревожностью.

Глобальный доклад о женской красоте и уверенности в себе[23]23
  The Dove Global Girls Beauty and Confidence Report 2016.


[Закрыть], включивший в себя опрос более 10 500 женщин из тринадцати стран мира, стал крупнейшим на сегодняшний день всеобъемлющим исследованием самооценки, и его результаты вызывают тревогу. Порядка 92 процентов жительниц Японии и около 80 процентов жительниц Великобритании заявили о том, что не любят свое тело. При этом 85 процентов опрошенных женщин признались, что отказывались от важных жизненных дел, таких как командная работа или общение с близкими людьми, когда им не нравилось, как они выглядят.

Я прекрасно это понимала. Почти вся моя жизнь была обусловлена тем, насколько уверенно я себя чувствовала, и вся моя уверенность опиралась исключительно на мое мнение о том, насколько хорошо я выглядела. Редки были те дни, когда, посмотрев на себя в зеркало в шесть утра, я находила свою кожу увлажненной, волосы блестящими, а тело привлекательным. И даже когда такие дни случались, и я выходила из своей квартиры, преисполненная уверенности, именно тогда Эмили Ратаковски[24]24
  Эмили Ратаковски (англ. Emily Ratajkowski) – американская модель и актриса.


[Закрыть] нужно было обязательно сесть со мной в один вагон метро.

Если я не встречала красивых женщин в метро, я сталкивалась с ними на коктейльных вечеринках, на занятиях йогой, в «Джус Дженерейшн»[25]25
  «Джус Дженерейшн» (англ. Juice Generation) – популярный кафе-бар, специализирующийся на продаже свежевыжатых соков и смузи.


[Закрыть], на телеканале НВО. Мне казалось, я ни одного дня не могла прожить без ощущения собственной неполноценности. Как бы хорошо я ни чувствовала себя, неизбежно наступал тот момент, когда мне напоминали о том, что обязательно найдется кто-то другой, кто будет красивее меня. И это только половина проблемы, не так ли? Столкновение между уверенностью в себе и напоминанием о собственных недостатках, приводящее к отчаянию. Будто ты бежишь с горы, пытаясь убежать от лавины, которая тебя неизбежно настигает. Английская певица Флоренс Уэлч так говорит об этом: «Я до сих пор могу уйти со сцены под аплодисменты толпы, закрыться в гримерке и не выходить оттуда до тех пор, пока не найду в своем телефоне кучу того, что сделает меня по-настоящему несчастной, – объясняет она. – Неудачные фотографии, сделанные папарацци, особенно подходят для этого».

По данным Министерства здравоохранения и социальных служб США, неудовлетворенность своим телом может быть одной из причин, почему женщины страдают депрессией чаще, чем мужчины. Это шокирует, но уже давно не удивляет. Мы знаем, что процветание капитализма напрямую зависит от того, насколько плохо женщины относятся к себе. Мы знаем, что если бы не идеально отредактированные фотографии моделей и актрис, которые мы видим повсюду на рекламных щитах и обложках журналов, в рекламных роликах, телешоу и Интернете, то мы бы не были настолько зациклены на красоте и внешнем виде.

Мы знаем, что средства массовой информации редко делают акцент на различиях в росте, весе, цвете, типе кожи, структуре волос и других физических аспектах, чтобы привить нам чувство стыда и заставить покупать продукты, которые должны помочь нам приблизиться к единым стандартам красоты. Нам известны эти печальные факты и горькая правда. К сожалению, одна только правда не делает женщин более свободными.

Но что делает? Существует ли возможность для женщин абстрагироваться от своей физической внешности? Реально ли перестать беспокоиться о том, что мы видим, когда смотримся в зеркало? Красота настолько абстрактна, что почти невозможно получить однозначный ответ на эти вопросы, однако одно из проведенных исследований дало мне некую надежду. В 2015 году профессор Вирен Свами из Университета Англия Раскин[26]26
  Университет Англия Раскин (англ. Anglia Ruskin University) – государственное высшее учебное заведение в Восточной Англии, Великобритания. Основан на базе Кембриджской художественной школы, созданной Уильямом Джоном Бимонтом в 1858 году. Статус университета получил в 1992 году, а в 2005 году был назван в честь английского писателя и философа Джона Раскина.


[Закрыть] и ученые из римского Университета Сапиенца[27]27
  Сапиенца (ит. Sapienza) – один из старейших университетов мира, основанный в начале XIV века и расположенный в Риме. Входит в число лучших университетов Европы.


[Закрыть] провели опрос среди 484 итальянских женщин, о том, как они относятся к своему телу. У одной половины опрошенных женщин уже были дети, у другой половины – пока нет. 69 процентов респонденток, которые еще не успели стать матерью, сообщили о том, что неудовлетворены размером своей груди, что было явным симптомом перфекционистской самопрезентации[28]28
  Перфекционистская самопрезентация – психологическая потребность человека казаться совершенным или избегать казаться несовершенным другим людям.


[Закрыть]. Интересно, но подобные результаты не были выявлены среди тех женщин, у кого уже были дети.

Уже рожавшие женщины обладали более высоким уровнем самооценки и реже проявляли симптомы перфекционистской самопрезентации в том, что касалось внешнего вида их груди. И дело было даже не в том, что за время беременности их грудь стала больше.

Помню, как, читая данную статью, я вдруг подумала, что если эти женщины стали смотреть на свою грудь совершенно иными глазами после того, как осознали, для чего она им дана природой, то, возможно, и я могла бы перестать переживать из-за всякой ерунды, как только пойму, для чего я здесь.

Несколько недель спустя один из друзей прислал мне статью из журнала «Нью-Йоркер», в которой рассказывалось об экспериментальном использовании контролируемых доз ЛСД при лечении неизлечимо больных пациентов с онкологией, чтобы ослабить их страх смерти. По словам одного из исследователей, под влиянием галлюциногенных препаратов пациенты «выходили за рамки привычного восприятия собственного тела, переживая состояние, свободное от эго… а затем возвращались с новой перспективой и глубоким самопринятием». В ходе последующей беседы с участниками эксперимента выяснилось, что среди всех этих «путешествий» одним из наиболее важных аспектов было то, что препятствие в виде тела исчезало, забирая с собой их индивидуальную идентичность.

Как и многие случайные, кажущиеся неважными вещи в нашей жизни, данная статья на фоне проведенных мною исследований распахнула дверь в той части моего сознания, которую я никак не могла открыть раньше. После долгих лет депрессий и плохого настроения из-за неудачной фотографии, ненавистных прыщей, искаженного отражения в зеркале это пришло как озарение. Я была рабом своей идентичности. Именно мое эго держало меня в этом подвешенном состоянии ненависти к самой себе. И если я была нацелена на то, чтобы победить это настроение, мне нужно было оборвать эту привязанность не только к своей внешности, но и к своему эго.

Съездите в гости к бабушке

О, как же я жалею о том, что не носила бикини круглый год, когда мне было двадцать шесть! Если эти строки сейчас читают молодые, надевайте бикини, сейчас же, и не снимайте, пока вам не исполнится тридцать четыре.

Нора Эфрон. Я ненавижу свою шею

Примерно в это же время, в возрасте двадцати пяти лет, я пришла к освобождающему, но в то же время ужасающему выводу о том, что на самом деле я никогда не смогу изменить свою внешность. Конечно, я была настроена продолжать попытки – тратить по двести баксов на светлые пряди с модным названием «балаяж», затем красить волосы в каштановый цвет, отстригать челку, отращивать челку, снова возвращаться к дорогущим светлым бликам. Но в глубине души я знала, что никакое количество высветленных прядей, кремов для кожи или новых бронзеров никогда ничего не изменит.

Принятие себя было самой сложной задачей, но как только я с этим справилась, я смогла перейти к настоящей работе. Я искала способы, которые могли бы мне помочь примириться со своей внешностью, и первым и, пожалуй, главным прозрением стала моя поездка к бабушке. Я приехала погостить к ней во Флориду на длинные выходные, что пыталась делать хотя бы раз в год, как хорошая внучка. И, как всегда, она осыпала меня комплиментами. Как только я переступила порог дома, она сказала мне, насколько я красивая. Лучезарная. И совершенно потрясающая.

Потом с небольшим светским визитом мы отправились ко всем ее друзьям. Мы ходили от двери к двери и здоровались, и они обрушивались на меня, заваливая комплиментами и обсуждая мою кожу, мои светлые волосы, мой рост. Раньше, когда она водила меня, как лошадь на парад, представляя прямо возле бассейна или в гостиной свою «прекрасную внучку», я не придавала этому никакого значения. Эти комплименты исходили от людей с ходунками, пигментными пятнами и титановыми протезами в бедре. Конечно, я казалась им красивой, любая молодая девушка показалась бы. Но тут меня осенило, что было такого важного в том, почему я казалась им красивой? Почему я отмахивалась от их комплиментов? Почему я просто не могла увидеть то, что они пытались мне сказать, а именно, что всем было плевать на мои прыщи на подбородке или на несколько лишних килограммов, потому что в их глазах у меня все еще было то самое прекрасное, чего они уже были лишены – молодость.

Я потратила столько лет впустую, отмахиваясь от их советов, замаскированных под комплименты. Потому что они не просто нахваливали меня, что я красивая, они говорили мне, чтобы я наслаждалась этим. Наслаждалась, потому что красота скоротечна. Потому что независимо от того, осело ли у меня на талии несколько лишних килограммов, расцвела ли буйным цветом моя кожа или волосы у меня были цвета грязи, я все равно была красива, поскольку была молода. На этот раз я позволила им напомнить мне об этом. На этот раз я поняла, что они хотели до меня донести то же, что 75-летняя Бетт Дейвис сказала в интервью американскому журналисту и телеведущему Джонни Карсону.

Идея о том, что надо уметь ценить то, что у вас есть, пока вы этим обладаете, не нова. Суть концепции буддизма и всех этих приложений для медитации, которые мы продолжаем скачивать, – научиться присутствовать в настоящем моменте. Как найти гармонию в промежутках времени. Как, по словам буддийского монаха Тхить Нят Хана, научиться «мыть посуду, только моя посуду».

По словам Хана, мы ненавидим мыть посуду только тогда, когда на самом деле не делаем этого.

Если бы мы присутствовали в настоящем, если бы мы не позволяли нашим мыслям блуждать за пределами текущего момента, когда мы стоим у раковины, мы бы сочли мытье посуды приятным занятием. Потому что мытье посуды, погружение рук в теплую мыльную пену или под свежую струю воды из-под крана после еды, которая принесла нам удовольствие и насыщение, – это в целом приятный человеческий опыт. И это удивительный опыт, если по-настоящему погрузиться в него. В этом есть нечто созерцательное.

Но мы не можем разглядеть этого, потому как поглощены другими желаниями и мечтами. Мечтами о посудомоечной машине. Мечтами о прислуге. О том, чтобы мытье посуды можно было отложить до завтра, когда уже будет не ваша очередь мыть посуду. Мечтами о всем том, чего нет здесь и сейчас. А потом, когда этот момент закончится, когда пройдут годы, и мы больше не сможем мыть посуду сами, потому что будем слишком стары, или слишком слабы, или слишком больны, или будем мыть посуду только за собой, когда раньше мыли за двоих, мы будем сожалеть о том, что этого момента не вернуть. Момента, когда мы стоим у себя дома, опустив руки в теплую воду, с бьющимся сердцем, с целой жизнью впереди, и медленно моем посуду.

Порой кажется, что мы, как дети, хотим получить что-то лишь тогда, когда получить этого не можем. Нам хочется вернуть нашу внешность после того, как мы ее потеряли. Мы тоскуем по нашей молодости после того, как она давно ушла. Нам нужно прошлое, когда мы уже находимся в будущем. Сколько раз нам придется еще повторять, что нужно ценить то, что у нас есть, пока оно у нас есть, прежде чем до нас дойдет? Сколько женщин пытались помочь нам, старались донести эту мудрость до неблагодарной аудитории? Сколько еще мы будем упускать главное?

Найдите свою фотографию, сделанную два года, четыре, пять лет назад. Серьезно, идите и возьмите прямо сейчас. Посмотрите на нее и скажите, что вы не восхищаетесь собой. Скажите, что не испытываете того укола сожаления, что ту прекрасную часть своей жизни потратили впустую, ощущая себя страшной и некрасивой.

Речь идет не о прославлении молодости или стремлении к своей 23-летней фигуре. Речь идет о том, чтобы изменить перспективу вашего мышления. О том, чтобы начать по-другому оценивать то, что вы сейчас воспринимаете как должное. Ваше здоровье, вашу свободу, ваши возможности. Так часто наше настроение продиктовано нашей неспособностью принять настоящий момент таким, какой он есть. Или, как говорила Фланнери О'Коннор[29]29
  Фланнери О'Коннор (англ. Flannery O’Connor, 1925–1964) – американская писательница, автор двух романов и тридцати рассказов, вошедшая в литературу как одна из ярчайших представителей жанра южной готики, вобравшей в себя элементы классической готической литературы и повышенного интереса к теме религии.


[Закрыть], «лелеять мир, одновременно пытаясь изо всех сил вынести его». Это озарение, сошедшее на меня во время пребывания в гостях у бабушки, потрясло меня в настоящем и дало мне возможность посмотреть на свое будущее. Будущее, в котором я поняла, что потратила лучшие или, по крайней мере, самые молодые годы своей жизни на переживание из-за пустяков. Оглядываясь назад, я не помнила ни прыщей, ни непослушных локонов, ни лишних килограммов, а лишь то, что была молода и не ценила этого.

Хватит думать, будто вы знаете, как выглядите

Вы настолько привыкли к своим чертам лица, что не понимаете, насколько вы прекрасны для незнакомца.

Неизвестный автор

Как только я приняла этот освобождающий факт, что я никогда уже не стану моложе и никогда не буду выглядеть настолько же прекрасно, как сейчас, я поняла, что в действительности даже не знаю, как я выгляжу. Мне казалось, что я знаю, но это была просто расплывчатая, искаженная картина, составленная из одних только недостатков, которые я неизбежно видела, когда смотрелась в зеркало.

Когда я смотрела в зеркало, я не видела свои глаза, но видела брови, которые нужно выщипать. Я не видела рта, я замечала только слишком тонкие губы. Я не видела своего лица, а лишь какое-то сочетание сплошных проблем. Я отходила от зеркала и так продолжала свой день. Так как же я выгляжу? Я не знала ответа на этот вопрос. Но я могла в одну секунду перечислить все, что со мной было не так.

Каждая женщина это может. Каждая женщина ходит с этим пистолетом, заряженным мыслями о том, что бы она в себе изменила. Он всегда наготове, готовый выстрелить в любую минуту, если кто-нибудь только спросит. В интервью журналисту Дэвиду Хартману Одри Хепберн с пугающей скоростью и уверенностью говорила о том, что именно она изменила бы в себе:

Мы настолько привыкли не только к нашим чертам лица, но и к навязчивым идеям и недостаткам, связанным с ними, что у нас попросту нет точного и беспристрастного представления о том, как мы на самом деле выглядим.

Мы принимаем наши собственные заблуждения за реальность, тогда как внешний мир в реальности видит что-то совершенно другое.

Однако я не осознавала этого до встречи с Валери.

С Валери мы пересеклись на одной из первых работ после моего переезда в Нью-Йорк. Когда в мой первый день она подошла ко мне познакомиться, я не подала виду, что уже знаю ее, поскольку мы учились в одном и том же университете.

Я впервые заметила ее на одной странной студенческой вечеринке. Я сидела на сломанном подлокотнике вонючего дивана, обитого бежевым твидом, потягивая теплое пиво и размышляя над вопросом, был ли кто-нибудь из этих парней, соревнующихся, кто кого перепьет, подходящей кандидатурой, чтобы стать моим парнем.

И тут я увидела ее. Парни, стоящие вокруг бочонка с пивом, подняли ее в воздух, пронося через гостиную, как греческую богиню. Ее ярко-оранжевые спортивные штаны обнажали загорелую талию темного-медного цвета, мерцание пирсинга на пупке отражало свет потолочной лампы в гостиной. Ее волосы были длинными, каштановыми, блестящими.

Когда они наконец поставили ее на пол, я увидела ее аккуратный носик, высокие скулы и идеально изогнутые брови. Я помню, что мне захотелось тут же уйти. Выбраться как можно скорее из этой комнаты с идеальной девушкой. Но даже после моего ухода мысли никуда не делись из моей головы, слова, которые мой разум нашептывал мне все то время, пока я на нее смотрела: «Она, должно быть, так счастлива. Она, должно быть, так счастлива».

Те же мысли нахлынули на меня пять лет спустя, когда я увидела ее в первый же день на моей новой работе.

Конечно, она в Нью-Йорке. У нее, наверное, самая лучшая жизнь. Держу пари, она ходит на лучшие вечеринки. У нее лучшие соседи по комнате. Она ходит на свидания с лучшими парнями.

К этому моменту она сменила яркие спортивные штаны на черные облегающие вельветовые брюки и накрахмаленные белые блузки с воротничком, идеально подходящие к ее шелковистым каштановым волосам до плеч с мягкими карамельными бликами, естественно путающимися в них. Такая шикарная. Такая по-французски крутая. Поэтому, когда она пригласила меня выпить с ней после работы, я взволнованно согласилась, в предвкушении прикоснуться к прекрасной жизни этой красивой девушки. Я даже не завидовала. Мне было просто любопытно.

Первый шок я испытала, когда мы зашли к ней домой, чтобы взять пальто. Пять минут, которые, как она сказала, на это уйдут, превратились в пятьдесят. Она бегала туда и сюда между ванной и спальней, пока я сидела в обнимку со своим телефоном, наблюдая за тем, как она меняет зеленый шелковый топ на бретельках на точно такой же топ синего цвета. Часы скидок в баре уже заканчивались, и я начинала терять терпение.

– Валери? – крикнула я в сторону спальни.

– Ой, прости! Никак не могу решить, что надеть. Это все никуда не годится. Я такая толстая.

– Что? Ты с ума сошла? Тебе даже не нужно было переодеваться. По-моему, в том, в чем ты была на работе, ты выглядела прекрасно.

В ее смехе прозвучал холодок.

– Это ты с ума сошла, – сказала она. – Я сегодня выглядела отвратительно. Еще пять минут, обещаю!

Через десять минут мы вышли. Валери была одета в черную кожаную юбку вместо черных вельветовых брюк и такой же накрахмаленный белый топ с воротником.

Добравшись до бара, мы отыскали два свободных места и устремились прямиком к ним. Рядом с нами стояли четверо парней. Мы обе были свободны, и я подумала, как удачно, что Валери вместе со мной. В кои-то веки мы могли бы заманить в ловушку хороших парней. Я ждала, пока она сделает первый шаг, будто давая разрешение привлекательным мужчинам украдкой поглядывать на нее.

– Привет, дамы.

Слова прозвучали у меня над головой. Я обернулась и увидела вспотевшего загорелого парня лет двадцати с небольшим, одетого в черную майку, обнажающую пару сантиметров волос на его груди. Его темные локоны были собраны под бейсболкой с логотипом бейсбольной команды «Метс», сдвинутой на затылок.

– Привет, – хором ответили мы.

– Дай угадаю, пиарщицы? – Он наклонился ближе, улыбаясь, будто только что сделал самое смешное и остроумное замечание в истории мира.

– Мм, нет. Я писательница, а она редактор, – обиженно ответила я, надеясь, что он заметит.

– Но с тем же успехом можем быть и пиарщицами, – голос Валери раздался в ответ, пока она сидела рядом со мной и улыбалась ему в ответ.

Что? Я повернулась на стуле, надеясь, уловить искру в ее глазах, хоть какой-то намек на то, что она смеется над ним.

– Так и думал. – Он наклонился еще ближе. От него исходил аромат водки и начос.

«А, я поняла. Она просто собирается раскрутить этого парня на несколько бесплатных напитков. Ладно, подыграю ей еще минут пять», – сказала я себе.

Пять минут прошло, они продолжали болтать, а напитки так и не были куплены. Вместо этого я увидела, как Валери оставила ему свой номер. После того, как он ушел, и прежде, чем я успела спросить, что это было, она заказала себе рюмку текилы и открыла сумочку, чтобы отыскать губную помаду.

Взяв компактную пудру с зеркальцем в одну руку, а помаду в другую, она начала наносить ее, разговаривая со мной, будто мы были ближайшие подруги.

– На прошлой неделе я увидела на улице самую красивую девушку. Это вогнало меня в депрессию на три дня. – Она закрыла пудреницу.

– Что? –  Я понимала, что смотрю на нее слишком пристально, пытаясь убедиться, что ничего не упустила. «Как можно встретить кого-то красивее тебя?» – думала я.

– Подумываю о том, чтобы подкачать себе губы, – продолжала она, – и, конечно же, сделать грудь, как только будут деньги.

– Что? Зачем? – спросила я вслух.

– Я просто ненавижу себя, – ответила она. Это был не столько ответ, сколько заявление. Как будто она долго ждала, чтобы сбросить с себя этот груз.

Я была ошеломлена. Что? Валери ненавидит себя? Как она может ненавидеть себя, когда я правую руку отдала бы, лишь бы быть похожей на нее?

Я продолжала смотреть на нее в упор, пытаясь осмыслить ее слова. Да, губы у нее были не как у Анджелины Джоли, и сама она не была Брижит Бардо, но она все равно очень красива. По правде говоря, я не заметила у нее маленькой груди или «тонких» губ, но я видела ее целиком: хорошенькую Валери с ее высокими скулами, хорошей кожей и карими глазами.

К тому времени, как я осмыслила то, что она говорила, она заказала вторую порцию текилы. И к тому моменту, когда я посадила ее в такси, я поняла, что все, что, как мне казалось, я знаю о себе и красоте, было в корне неправильным.

Если Валери не могла себя оценить по достоинству, возможно, ни одной женщине это не было по силам. Или, может быть, Валери была просто сумасшедшей. А может, мы все такие. И может, да кому какое дело? Я вдруг возненавидела себя за то, что так много думаю об этом. Кого волнует, красивая я или нет! Хотелось кричать, не переставая.