Текст книги "Созданы друг для друга"

Глава 5
Штруктура предлошения

«Стой, что? Марк во всеуслышание заявил, что любит мня? Ха-ха-ха!

Мечтать неврдн. Щас устала, скайп звтр. Дж.».

ПАРУ ЧАСОВ СПУСТЯ, когда я уже точно качаюсь на каблуках, Джейсон наконец появляется в гостиной. Я болтала с очередным симпатичным парнем, на нем была старая футболка с лицом Боба Марли, но в этот момент он отошел, чтобы принести мне очередной бокал. Я стою у камина, повиснув всем весом на каминной полке, и мне кажется, сейчас очень подходящий момент для того, чтобы ответить на сообщение Фиби.

Отцепившись от каминной полки, чтобы положить телефон в сумку, я замечаю, что меня изрядно шатает. Не знаю точно, что именно вливалось в меня из разных бокалов и бутылок, но все это явно ударило по моей способности держать равновесие. Хорошее слово. Равновесие. Ра-а-авновес-си-и-и-ие…

– Что ты там бормочешь?

– Что? – Я оборачиваюсь, услышав голос Джейсона.

Мне не сразу удается сфокусироваться на его веснушчатом лице с озадаченной улыбкой.

– Ты стоишь и бормочешь «равновесие».

Упс, я что, сказала это вслух?

– Ничего, забей.

– Повеселилась? – Джейсон приподнимает рыжие брови.

Я вдруг понимаю, что они похожи на двух обгоревших на солнце гусениц, и начинаю икать и хихикать так эпично, что в ответ могу только кивнуть. Джейсон делает вид, что не замечает моего состояния.

– Ну и прекрасно, давай-ка тогда выбираться отсюда, да? – Он кладет руку мне на талию, чтобы направить к выходу.

– К чему такая спешка? – удивляюсь я, хотя, должно быть, это скорее звучит как «к шему такая спес-с-ска?».

Я иду с Джейсоном к двери, опираясь на его плечо, чтобы держаться ровнее, и с трудом сдерживаю неистовое желание погладить его мягкий кашемировый свитер.

– В каком смысле? – спрашивает Джейсон, продолжая двигаться к выходу. – Я, можно сказать, силой тащил тебя на эту вечеринку, ты отбрыкивалась и визжала, а теперь ты не хочешь уходить?

– Нет, я не против уйти, – говорю я, или, скорее, бормочу, – но я против того, чтобы быть тащимой тобой. Нет, плохая штруктура у предлошения.

– Класс. Урок грамматики от пьяной зубрилы, – ворчит Джейсон, отталкивая кого-то, кто преградил нам путь к двери.

– Я не зубрила! И не недотрога! Я ТУСОВЩИЦА! – кричу я, а потом издаю то самое «Ву-у-у-ху-у-у-у-у!», которое так любят орать пьяные девчонки и которое так бесит меня, когда я трезвая. Но это весело. Очень весело. Теперь я понимаю, зачем это дурацкое «вуху». Это весело! – Ву-у-у-у-ху-у-у-у!

– Ладно, тусовщица, – говорит Джейсон, крепко сжав мою руку. – Но сейчас пора заканчивать вечеринку.

– Да што, блин, тебе пришпичило так резко уходить?

– Да просто, – отвечает он, и мы вываливаемся на веранду.

И в эту секунду из дома раздается рев:

– Эй, ты, мелкий кусок американского дерьма! Ты оскорбил мою девушку!

Мы с Джейсоном рывком разворачиваемся и оказываемся лицом к лицу с очень большим, очень пьяным и очень злым британцем. Неоновые пряди в его выбеленных волосах, уложенных в колючки, выглядят как полоски у скунса. Даже я, несмотря на всю свою невменяемость, сразу понимаю, кто его девушка – та блондинка с розовыми прядями, с которой Джейсон разговаривал тогда на кухне.

– Совершенно точно нет. – Джейсон отвечает слишком храбро для человека, который разговаривает с такой горой.

– Джейсон, сейчас точно не время проявлять… ик… характер, – шепчу я, протрезвев от страха.

– Мой друг сказал, что ты говорил с ней, – продолжает наезжать парень. Его глаза красны от выпивки и ярости.

– Ну да, мы с ней поболтали. – Джейсон пожал плечами. – В основном говорили об ее чудовищно ревнивом и жутко неприятном парне, которым, как я понимаю, являешься ты. – Я хватаю Джейсона за руку в надежде заставить его замолчать. Он закатывает глаза. – Но я к ней не прикасался.

– Да черта с два! – еще страшнее ревет гора. – Я заставлю тебя пожалеть об этом!

– Не стоит делать этого, друг, – говорит Джейсон и с ухмылкой кладет руку на плечо этому монстру.

– Это еще почему?

– Потому что мой отец юрист, и он превратит твою жизнь в ад, попробуй только тронуть меня своим жирным пальцем.

И вдруг меня осеняет: Джейсон, видимо, тоже пьян и поэтому так отчаянно нарывается.

– Вали отсюда!

– Прости, я не со всеми британскими выражениями пока знаком. Ты сейчас пожелал мне приятного вечера?

– Джейсон! – шиплю я, надеясь на то, что он угомонится и мы сможем уйти.

Я все яснее понимаю, насколько пьяна, и мне становится страшно от осознания того, что я сбежала из отеля на вечеринку во время школьной поездки и сейчас стою здесь в таком состоянии. Я хватаюсь за перила веранды, чтобы сохранить вертикальное положение, а в моей голове на повторе играет мысль: «Я больше не хочу быть пьяной, я больше не хочу быть пьяной».

Британец презрительно ухмыляется.

– Я сейчас сказал, что если ты не свалишь, то я превращу тебя в кровавое месиво, и им придется отправлять тебя твоей мамочке по почте в ланч-боксе, – рычит он и заносит для удара мясистый кулак.

Я начинаю тихонько хихикать: мне кажется забавным то, что британский качок использует слово «ланчбокс». К счастью, Джейсон успевает пригнуться, и вся сила удара обрушивается на пьяного Гейба, случайно проходившего мимо. Бедняге снова не повезло, но он, похоже, настолько пьян, что ничего не чувствует. Пиджак и галстук хлопают, как крылья, тело летит с веранды на улицу, в толпу проходящих мимо фанатов «Арсенала». Они только что вышли из паба – наверное, пропустили по паре-тройке стаканов после игры – и отправились в сторону ближайшего метро. И теперь они явно расстроены тем, что их сбил с ног пьяный подросток.

– Черт возьми! Ты что творишь? – кричит один из фанатов, схватив за воротник пьяного Гейба и отправив его обратно на веранду.

До этого момента я стояла и в оцепенении наблюдала за происходящим, но тут отскочила назад, чтобы Гейб проплыл мимо меня. От него я увернулась, но едва не свалилась с веранды в затейливо подстриженный розовый куст.

– Вали отсюда! – ревет бойфренд. Очевидно, в его репертуаре не очень много реплик.

Тем временем начинает собираться толпа: на веранду высыпают другие подростки, чтобы посмотреть на скандал. Разгневанный бойфренд выхватывает пивную бутылку у кого-то из зрителей и швыряет в группу мужчин на тротуаре.

– Ах ты маленький ублюдок с розовой башкой! – орет один из них, и они бросаются на веранду, чтобы схватить бойфренда.

– Лови мелкого панка!

– Валите отсюда!

– Сейчас пожалеешь, что сам не свалил!

– «Арсенал» – отстой!

– Ты сам отстой!

– Надерем ему задницу!

Не успеваю я и глазом моргнуть, как на тротуаре завязывается массовая драка между взрослыми фанатами «Арсенала» и пьяными подростками. Мелькают кулаки, слышна ругань. Я чувствую резкую боль в плече: кто-то задел мою сумку, и ее ремень порвался. Все содержимое вываливается на пол, в самую толчею.

– Вот черт! – кричу я и падаю на колени, прямо на грубый каменный пол, чтобы спасти хоть что-то. Я замечаю телефон на краю верхней ступени, тянусь, чтобы достать его, но от сильного толчка пролетаю две ступеньки и приземляюсь в клубок из рук и ног внизу лестницы.

– Милые трусики, – слышу я. Поднимаю голову и вижу, что Джейсон протягивает мне руку. – Давай выбираться отсюда.

– Мой телефон! – кричу я, вставая. – Он был тут! – Я указываю на верхнюю ступеньку, но телефона там нет.

– Он у меня, – отвечает Джейсон и показывает блестящий серебристый мобильник. – А теперь бежим. Скорее.

Он хватает меня за руку, и мы что есть силы бежим прочь. Дом за домом пролетает мимо, в конце квартала Джейсон делает резкий поворот налево. Я понятия не имею, где мы, куда двигаемся и знает ли это Джейсон, но поддерживаю его темп, не отставая, несмотря на высоченные каблуки. Квартал за кварталом удаляемся мы от вечеринки, и крики драки стихают. Я стараюсь не думать о том, что кожаные ремешки в кровь стирают мне ноги и что все мои вещи валяются на тротуаре примерно в полутора километрах от нас. Сама сумка дешевая – двадцать баксов, поход в H&M – и ей легко найдется замена. Запасных карандашей и блеска для губ с собой полно. В сумке есть даже еще один калькулятор. Но душа уходит в неудобные туфли при мысли о моем карманом Шекспире с загнутыми уголками страниц и с заметками. Он, должно быть, сейчас мокнет в луже под тем идиотским розовым кустом.

Глава 6
Утро после бурной ночи

«Ты в порядке? Нет, публично Марк ничего не заявлял, но 100 проц. вел себя странно! Скоро поболтаем. Ф.».

БИП-БИП… БИП-БИП… БИП-БИП…

Мои глаза открываются от незнакомого звука, источник которого находится где-то рядом. Не сразу я вспоминаю, что нахожусь не в своей спальне в Ньютоне. Я даже не в Штатах. Я за тысячи километров от дома, за океаном, в Лондоне. С одноклассниками. И с новым пушистом питомцем, который, судя по всему, ночью поселился на языке.

– О-о-ох… – Я со стоном разлепляю скованные глубоким сном глаза. Не то чтобы я чувствовала себя отвратительно. Но сама я отвратительна. Чистое воплощение мерзости.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Каждый писк отдается в голове ударом, я размахиваюсь и с силой бью по дорожному будильнику, который стоит на ночном столике из красного дерева. Сквозь щель между римскими шторами и полом проникает полоска света, она выжигает мне глаза, словно лазер.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Что ж, раз будильник теперь превратился в груду пластиковых деталей на полу, значит, пищал не он. Что вообще происходит? Кровь в голове стучит все сильнее, напоминая о басах, долбивших прошлой ночью. Воспоминания теперь несутся одно за другим, как будто вчерашний рэпер пересказывает их речитативом. Вечеринка в том доме. Короткая юбка. Джейсон. Пиво. Ботан из посольства. Гейб. Беатрис. Куча разбитого стекла. Басы. О господи, эти басы! Эйвери.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Вчерашний вечер вспоминается в ритме, который задает этот ежесекундный писк. Да что это, черт побери?

БИП-БИП… БИП-БИП…

И вот наконец последний кусок пазла встает на свое место. Мой телефон! Я с огромным трудом выпутываюсь из одеял и понимаю, что на мне все еще вчерашняя юбка. Она доползла уже почти до подбородка. Левая лямка топа каким-то невероятном образом перебралась через голову и оказалась на моем правом плече. Одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы понять, что вчера я пыталась одеться, катаясь на американских горках.

О-о-ох! Я. БОЛЬШЕ. НИКОГДА. НЕ ПЬЮ.

БИП-БИП… БИП-БИП…

Я должна срочно прекратить этот писк. Может, заодно и комната тогда перестанет так сильно крениться влево. Моя нога, покрытая кровавыми ссадинами, опускается на что-то маленькое и холодное. Я поднимаю блестящий серебристый телефон. Он все еще пищит и злобно мигает красным огоньком. Видимо, старая Джулия не забыла установить будильник.

Я открываю мобильник и жму на все кнопки подряд, чтобы заставить чертову штуку замолчать. К счастью, какая-то кнопка оказывается правильной: мерзкий писк прекращается, на экране открывается сообщение, освещая мое лицо мягким синеватым светом.

«Было приятно познакомиться с тобой вчера. Жаль, что мы так и не поцеловались! Поболтаем? Крис».

ЧТО? У меня в мозгу на мгновение наступает полный коллапс. Мне пришло сообщение от парня, который хочет поцеловать меня и жалеет, что не сделал этого вчера.

НО КТО ОН? Крис? Который из них был Крис? Я пытаюсь воспроизвести в памяти цепочку событий, которая привела к этому сообщению. Все ясно и четко только до разбитого кофейного столика. К сожалению, воспоминания об остальной части ночи смазаны. Я помню, как кто-то дал мне пиво, а затем еще одно. Я говорила все больше и больше и чувствовала себя все круче и круче. Помогало пиво и идея про супер-Джулию, эта совершенно новая личность не имела никакого отношения к зубриле. Оказалось, супер-Джулия пользуется популярностью у парней.

Был ирландец, который пел «Danny Boy» (но немножко не попадал в ноты). Я дала ему свой номер, чтобы не пришлось слушать весь его репертуар, состоящий из каверов на Flogging Molly. Еще был старшеклассник, который с шикарным акцентом рассказывал про личный самолет его семьи. Этот тоже получил мой номер только потому, что я хотела поскорее сбежать.

Потом был высокий лохматый парень, который играл на гитаре в кавер-группе Shins, потом блондин-студент, который изучает восточноевропейскую литературу двадцатого века, и молодой шотландский художник с бездонными синими глазами, который рассказывал про свою последнюю инсталляцию с использованием фольги и песен «Битлз». И всех их я поразила своим остроумием, очарованием и подпитанной пивом уверенностью в себе. Я обсуждала книги с литератором, с художником разбирала текст «Революции-9» и подпевала музыканту, пока тот бренчал на гитаре.

Мне и в голову не могло прийти, что кто-то из них вздумает мне написать. Обычно у меня все звонки от парней делятся на две категории – вопросы по домашке и просьбы о помощи с учебой. Парни с вечеринки не учатся со мной, и я думала, что ни один из них не станет звонить мне. Кто из них Крис? Я перечитываю сообщение еще раз в надежде, что в памяти что-нибудь всплывет. Жалеет, что не поцеловал меня? Все они были симпатичные – уверена, я бы тоже кого-нибудь из них с удовольствием поцеловала.

То есть, конечно, ни один из них не тот самый. В отличие от Марка. Но Марка тут нет. А поцеловаться с симпатичным парнем было бы полезно: тренировки помогают набраться опыта, а это именно то, что мне понадобится, когда мы с Марком наконец будем вместе. Тем более что шанс попрактиковаться выпадает мне не часто. Не знаю, что я вчера вытворяла, но, похоже, это называется флирт, и это работает. Надеюсь, мне удастся воссоздать ту же модель поведения трезвой. Потому что, повторюсь, я больше НИКОГДА НЕ ПЬЮ.

Ну а теперь по-настоящему сложный вопрос: что, блин, я должна написать в ответ? Моя дверь вдруг затряслась от громкого стука.

– Джулия? Тебя ждет весь класс! Тащи свой зад вниз, и лучше минут десять назад! – Резкий голос Сары Финдер с удивительной легкостью проникает сквозь толстое дерево двери и бьет меня по ушам.

Я смотрю на время на экране телефона и понимаю, что впервые в жизни опоздала. От неожиданности я просто печатаю первое, что приходит в мою похмельную голову: «Класс! Я тоже! Щас не могу говорить – фотосессия на весь день! Поговорим потом. Дж.».

Кажется, проще просто продолжать лгать, как вчера. Я тыкаю на кнопку «Отправить» прежде, чем успеваю осознать, что натворила. Мысленно делаю пометку о том, что позже надо будет проверить баланс телефона, затем стремительно выскакиваю из постели и хватаю с полки ополаскиватель для рта. Потом меняю мятую юбку на джинсы, одним движением стаскиваю топ, надеваю любимую синюю водолазку и засовываю несчастные ноги в удобные кроссовки. Выпиваю, флиртую, лгу, а теперь еще и опоздала? Можно, пожалуйста, вернуть обратно прежнюю Джулию?

Глава 7
Мурашки, поцелуи взасос и драка в Тейт

«Вау! Теперь ясно. Точно надо было тебя поцеловать. К.».

– В ЭТОМ ЗАЛЕ вы найдете усладу для вашего взора. Цвета здесь взрываются на холсте, словно крупные, переспелые ягоды страсти. Почувствуйте взглядом сочный вкус импрессионизма – здесь краски смешиваются, как ингредиенты в подливе…

Речь экскурсовода то и дело прерывается хихиканьем из толпы. Моя голова болит слишком сильно для того, чтобы я могла повернуть ее, выяснить, кто смеется над «ягодами страсти», и сказать ему, что сложная метафора гида здесь уместна, как никогда.

Прямо сейчас я хочу только одного – забраться обратно в кровать. И не стошнило меня исключительно потому, что уважение к Тейт не дает мне вывалить свой завтрак на пол. Но если экскурсовод не прекратит все время говорить о пирах и соусах, то я могу и не сдержаться.

Наконец он заканчивает хвалебную оду импрессионизму и предоставляет нам возможность самостоятельно изучить произведения в зале. Все разбредаются по углам, чтобы рассмотреть полотна.

– Мисс Эльстон! – Недовольная миссис Теннисон быстро подходит к Иви, которая держит в руке с френчем на ногтях свой маленький серебряный телефончик. – Не думаю, что вам удастся в полной мере насладиться искусством, уткнувшись носом в телефон.

Миссис Теннисон, забирая у Иви мобильный, цепляется браслетом с подвесками за ее мягкую кожаную сумку. Сумка съезжает у Иви с плеча и падает, все ее содержимое рассыпается по полу. Среди флакончиков с лаком для ногтей и блесков для губ я вижу три разные расчески и штук двадцать ярких пластиковых телефонных карточек с названием «Пиши-болтай».

Миссис Теннисон переводит взгляд с Иви на карточки и обратно. Глаза у моей одноклассницы расширяются от ужаса, а кожа мгновенно бледнеет, лишь нанесенные с утра румяна придают ей цвет. Семья у Иви обеспеченная, но даже я слышала леденящие душу истории о том, какой у нее строгий отец. Если миссис Теннисон решит ему позвонить, то кое-кто лишится своей «ауди».

– Мисс Эльстон, что я говорила? – рявкает миссис Теннисон.

– Э-э… о чем именно? – едва слышно лепечет Иви.

– Об использовании телефона, мисс Эльстон! – Миссис Теннисон тяжело вздыхает, а потом повышает голос, чтобы все могли ее услышать: – Класс! Все подойдите ко мне.

Мы собираемся вокруг учительницы. От кого-то пахнет омлетом с луком, который подавали на завтрак. От этого запаха меня начинает подташнивать, и приходится сделать пару шагов назад. Визгливый голос миссис Теннисон разрезает прохладный воздух в зале. Она держит телефон Иви высоко над головой:

– Мисс Эльстон, как я вижу, восприняла просто как пожелания мои инструкции насчет того, для чего следует использовать телефон и для чего не следует. Позвольте я еще раз вам все разъясню. В течение всей поездки от вас требуется не только физическое присутствие, но и все ваше внимание. Так что все телефонные разговоры, сообщения, твиты и тому подобное строго запрещены, если только вы не оказались в чрезвычайной ситуации. Не забывайте, что ваше поведение во время поездки повлияет не только на ваш средний балл в конце года, но и на ваше личное дело. Вам не удастся по возвращении избежать наказания после уроков, если вы позволите себе нарушать правила.

– Простите, мне очень жаль, – пробормотала Иви.

И я отчетливо услышала в голове мамин голос: «Ей ничуточки не жаль. Она переживает лишь из-за того, что ее поймали». Ненавижу, когда мама говорит такое, но не стану врать: глядя на бледное лицо Иви, на мгновение я даже почувствовала злорадное удовольствие. Тем временем миссис Теннисон убрала ее телефон в свою старую страшную гобеленовую сумку, набитую путеводителями.

– Да уж, не сомневаюсь в этом, – ответила миссис Теннисон. – Но, боюсь, извинениями положения не исправить. Я оставлю ваш телефон у себя, а если вдруг вам понадобится сделать звонок в чрезвычайной ситуации, попросите телефон у партнера.

Одноклассники разбрелись по залу, и я перестаю злорадствовать из-за неприятностей Иви. Меня вдруг прошибает холодный пот. Наказания после уроков? Я открываю телефон и прокручиваю сообщения. Узнает ли миссис Теннисон? Я пытаюсь придумать, как в случае чего можно связать их с изучением культуры Лондона, но мысль о вчерашней вечеринке только усиливает пульсирующую головную боль. Нужно будет непременно пополнить баланс телефона, уменьшившийся после этой переписки.

Я кидаю мобильник обратно в сумку и возвращаюсь к тому, чем занималась с самого приезда в музей: притворяюсь, что с интересом рассматриваю экспозицию, а на самом деле пялюсь в пустоту, стараясь сохранить равновесие и побороть тошноту. Пока мне удается скрывать похмелье от одноклассников и миссис Теннисон. Но, скажу честно, это не так уж и легко. Я ждала этой экскурсии несколько месяцев, а теперь не могу насладиться ею. Мне так плохо, что кажется, глазные яблоки сейчас выпадут, а мозги вытекут через уши. И это я описала лишь то, что касается ощущений выше шеи. Желудок танцует ча-ча-ча. Мне удалось впихнуть в себя один тост по пути в галерею, и сейчас он отчаянно просится наружу.

Я замечаю лавку в зале, удобно расположенную прямо напротив огромной скульптуры. Я доползаю до лавки и с облегчением вздыхаю, плюхнувшись на прохладный мрамор. Пристально вглядываюсь в статую, делая вид, что наслаждаюсь этим шедевром, а на самом деле просто держу закрытым рот и пытаюсь усилием воли успокоить желудок. Потом вспоминаю сообщение, которое отправила утром, и мне становится хуже, хотя казалось, что хуже уже быть не может.

Справа приближается звяканье браслетов. Миссис Теннисон со своим огромным украшением присаживается рядом. Она вздыхает. Разыгрывать строгую учительницу 24/7, очевидно, весьма утомительно.

– Ну не прелесть ли?

– Потрясающе, – отвечаю я, едва взглянув на огромную скульптуру. Я видела ее в книге по истории искусства, это «Поцелуй» Родена. Скульптура огромная и чудовищно белоснежная. У меня такое сильное похмелье, что мне не помешали бы солнечные очки, чтобы эта белизна не резала глаза. Скульптура изображает двух любовников: обнаженные, они, обняв друг друга, слились в страстном поцелуе. Я молюсь, чтобы миссис Теннисон решила насладиться шедевром в тишине. Но мне не везет.

– Роден был знатоком тела, – начинает миссис Ти, вновь вздыхая. – Он передал все физические проявления влечения. Взгляни, как напряжена спина мужчины, когда он прижимает к себе возлюбленную. Да даже пальцы ее ног выражают сладострастие и негу. Каждый сантиметр этой скульптуры пробуждает страсть.

– Впечатляюще, – отвечаю я, стараясь выглядеть заинтересованной в беседе и не открывать при этом рот слишком широко.

– Знаешь, я часто представляла себя на ее месте, – говорит миссис Теннисон, и мой желудок начинает бунтовать. – Заключена в крепкие объятья – и все же хочет быть еще ближе. Его губы на ее губах, кожа к коже, страстное вожделение…

– Ужасно! – вырывается у меня, и я зажимаю рот руками.

– Что, прости? – Она резко поворачивает ко мне голову и прищуривается так, что я вижу толстый слой бирюзовых теней на ее веках.

– О, ну… – Я в панике. – В смысле, ужасно, что никто, кроме вас, не проникся так этой скульптурой.

– О да. Это так, – произносит она и опять грустно вздыхает. – Я надеюсь, хотя бы один-два человека из вашего класса сумеют действительно насладиться путешествием и почувствовать дух Лондона.

Затем она улыбнулась мне и пошла искать, кого бы еще смутить своим присутствием. Разговор с миссис Теннисон способствовал выбросу немалой порции адреналина в кровь, так что я чувствую себя совсем измученной. Я сгибаюсь и кладу голову на руки, хочу хоть одну минуту провести в тишине и покое, прежде чем придется встать и тащиться в зал поп-арта. Но мне опять не везет.

– Эй, партнер, ты в порядке? – Джейсон плюхнулся рядом на скамейку. Похоже, он давно болтался неподалеку, поджидая, пока миссис Теннисон уйдет.

– Нет, – говорю я, уткнувшись в джинсы. Мне плохо, и я слишком устала для того, чтобы лгать.

– Похмелье? Да, это отвратно, друг, – говорит он, притопывая высокими зелеными «конверсами». Клянусь, этот парень ни одной секунды не может просидеть без движения.

– Почему ты себя нормально чувствуешь? – спрашиваю я и снова захлопываю рот. Я – как сбитое на трассе животное, а у этого парня даже глаза не красные. Я принюхиваюсь, надеясь услышать от него хотя бы запах пива или вчерашнего одеколона. Но чувствую только аромат отельного мыла.

– Практика, – смеется Джейсон. Покопавшись в кармане, он достает белую с фиолетовым бумажку. Обертка от виноградной жвачки. – Как думаешь, доживешь до вечера?

– Не знаю. Я все еще не оправилась от вчерашней эмоциональной травмы, – отвечаю я, выпрямляясь. – Поверить не могу, что позволила тебе убедить меня идти на ту вечеринку. А потом еще и напилась. Боже, выставила себя полной дурой вчера.

– Дурой? Ну уж нет. Мне показалось, ты была звездой. – Он снова и снова складывает фантик от жвачки, до тех пор, пока тот не превращается в песчинку.

– Чего? – спрашиваю я. От фантика исходит легкий виноградный запах, и мне приходится отвернуться, чтобы справиться с тошнотой.

– Ну да. Где-то через час после того как мы пришли, я искал тебя, чтобы забрать, но увидел с тем парнем с гитарой. – Джейсон щелчком отбрасывает смятый фантик в урну, он отскакивает от края и падает на пол. – И ты выглядела такой веселой.

Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к Джейсону:

– Парень с гитарой? Какой парень? Ты слышал, как его зовут?

– Эм… Боно? Нет, не слышал. А что?

– Да так… – Я пытаюсь говорить максимально безразлично. Впрочем, дрожь в голосе наверняка выдала меня: Джейсон глядит на меня вопросительно.

– Джулия, в чем дело? Этим утром ты ведешь себя еще более странно, чем обычно.

Джейсон не двигается с места, чтобы поднять обертку, которая теперь лежит примерно в метре от урны. Естественно, Джейсон Липпинкотт намусорил в одном из самых известных музеев мира.

– Сказала же, у меня похмелье, – говорю я. Потом медленно встаю, иду к злосчастной бумажке на полу, поднимаю и демонстративно кидаю в мусорную корзину. Не потерплю, чтобы меня называл странной Джейсон Липпинкотт, который до этой поездки сказал мне всего три слова за всю жизнь.

– Да, только сейчас дело не в этом. – Джейсон встал и пошел за мной. От соприкосновения с полом его кроссовки издают мерзкий писк, похожий на тявканье щенков.

– Серьезно? – Я резко разворачиваюсь, мне хочется, чтобы Джейсон остановился и прекратил скрипеть. Потому что в данный момент я ни о чем другом и думать не могу.

– Мы же в музее, зубрила, – говорит Джейсон и указывает на позднюю работу Пикассо. – Это же типа твой дом родной, а ты вообще внимания ни на что не обращаешь. Серьезно. Что-то случилось вчера?

Я слышу искреннюю озабоченность в его голосе, и это на секунду меня трогает. Но потом я представляю, что будет, если Джейсон узнает об утренних сообщениях. Он и так уже замучил своими шутками, а ведь я пока даже не давала повода.

– Я не хочу об этом говорить, – отвечаю я и поворачиваюсь к Джейсону спиной. Передо мной расцветает оранжевым и синим полотно Мондриана.

Я вновь слышу мерзкий скрип кроссовок – Джейсон обходит меня и встает рядом.

– Ты не хочешь говорить об этом? Или ты не хочешь говорить об этом со мной?

Кажется, мне не удастся так легко от него избавиться.

– И то и другое.

– Да брось, Джулия, – продолжает Джейсон и слегка толкает меня плечом. – Понимаю, сейчас ты чувствуешь себя жутко, но вчера ты, похоже, неплохо провела время.

– Да, – признаю я, все еще стараясь не смотреть Джейсону в глаза.

– А значит, это я сделал твою первую ночь в Лондоне незабываемой! – В его голосе слышится гордость.

– О боже, ты себе и представить не можешь насколько, – отвечаю я. И как по заказу в эту секунду мой телефон жужжит в сумке. Я достаю его и открываю. Новое сообщение от Криса.

– Прости, разве это не тот телефон, что вчера дала тебе в автобусе миссис Только-Чрезвычайные-Ситуации? – спрашивает Джейсон, и когда я поднимаю на него глаза, снова вижу его хитрую ухмылку. Не сомневаюсь, он наслаждается тем, что я в очередной раз нарушила правила.

– Может, ты уже оставишь меня в покое? – вздыхаю я и быстро закрываю телефон. С каких пор Джейсон стал беспокоиться обо мне? С каких пор он вообще замечает меня?

– Ой, да брось. Я ведь твой партнер. Ты можешь рассказать мне все. – Он приобнимает меня за плечи. Я замираю, удивленная этим жестом; именно такого эффекта Джейсон, похоже, и добивался. Свободной рукой он выхватывает у меня телефон и убегает в другой зал.

Все симптомы похмелья исчезают в то же мгновенье. Я бросаюсь за Джейсоном. Мне приходится обойти две экспозиции, только после этого я нахожу его в углу зала, посвященного Уорхолу. Джейсон копается у меня в телефоне, стоя под одним из знаменитых полотен из серии «Камуфляж». Я выдергиваю мобильник у Джейсона из рук, но, судя по его ухмылке, ничего уже не исправить. Он прочитал все. Кровь приливает к моему лицу.

– Да что ты за человек?! Тебя в детстве что, уронили головой вниз или что? – кричу я.

Я сгораю от стыда, будто засунула голову в печь для пиццы.

– Фотосессия? – смеется Джейсон.

– Это первое, что пришло в голову. Из-за тебя мне было трудно соображать трезво. – Я бросаю телефон в сумку, разворачиваюсь и ухожу, отчаянно пытаясь сохранить хоть каплю растоптанного достоинства.

– Эй, никто насильно не вливал тебе коктейли в горло, – отвечает Джейсон, следуя за мной. – Ты разве не собираешься ответить? Этого требуют нормы этикета.

Я оборачиваюсь и выставляю перед собой руки.

– Заткнись! Просто заткнись! Заткнись и не говори мне сегодня больше ничего, – в бешенстве прошипела я. И вдруг, бросив взгляд через плечо, замечаю уорхоловское полотно с пистолетом. Ох, если бы…

– Хорошо, – говорит Джейсон и делает вид, будто застегивает молнию на губах. Но буквально спустя секунду снова расстегивает ее. – Но сначала я хочу услышать всю историю целиком.

– Какую еще историю? – спрашиваю я с раздражением.

– Ну об этом Крисе. Кто он? – Джейсон едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Это невероятно бесит.

– Да я не знаю! – Головная боль возвращается, я подхожу к ближайшей скамейке и плюхаюсь на нее.

– Ты не знаешь? – Джейсон, конечно же, садится рядом. Кажется, он решил, что сегодня мы лучшие друзья.

Может, я хочу, чтобы он перестал меня мучить, может, надеюсь, что он все-таки сможет пролить свет на личность Криса, а может (и даже скорее всего), я просто устала обороняться, и я рассказываю все. О Гейбе и разбитом стеклянном столике, об Эйвери и о том, как дала свой номер, и обо всех остальных парнях, среди которых есть и Крис, написавший мне утром эти смешные, по мнению Джейсона, сообщения.

– Да, начнутся издевательства! – говорю я, роняя пульсирующую голову в руки.

– Что? Смеяться над тобой? Я? Да это ты издеваешься, – произносит он, шаря рукой в моей сумке в поисках телефона. – Я только хочу помочь.

– О да, помочь мне вылететь из школы. – Я дергаю сумку на себя.

– Джулия, ты же мой «партнер»! – произносит Джейсон, изображая в воздухе пальцами кавычки. – Я ни за что не стал бы тебя подставлять.

– О, ну конечно. Ты просто притащил меня на вечеринку к чужим людям в чужой стране и бросил меня. А потом едва не втянул в уличную драку, из-за чего я потеряла все свои вещи, включая карманного Шекспира.

– Карманного кого? – Джейсон поднимает бровь. Видимо, представил себе коллекционную фигурку Шекспира. (Вообще-то фигурка Шекспира у меня тоже есть. Но я оставила ее в Ньютоне.)

– Да неважно. Я вот о чем: с чего бы мне вообще принимать твою помощь?

– Слушай, я могу влюбить в себя кого угодно, – заявляет Джейсон.

– Это маловероятно, – фыркаю я.

Но Джейсон не реагирует на мою колкость.

– Ладно, ладно. Я могу понравиться кому угодно. Любому. Это сто процентов. И я готов поделиться своим талантом с тобой. Хочешь понравиться этому парню? Это в моих силах. – Он протягивает мне руку, чтобы скрепить сделку.