Текст книги "Плененные страстью"

Он хотел этого с Эмили, упорного ухаживания, постоянного преследования. Чтобы каждый поцелуй ее желанных губ был сладкой победой. Теперь казалось, от любви его отделяет лишь тонкая завеса и она не навечно заперта внутри него, как он всегда считал.

Эмили, опершись о каменную ограду, слегка дрожала, легкий ветерок обдувал ее мокрую кожу.

Она вздрагивала еще и по другой причине. Когда Годрик прикоснулся к ней губами, руками, накрыл ее своим телом, девушка почувствовала замешательство. На несколько коротких секунд она забыла и о своей злости, и о том, как переживала, чтобы спасти собственную разрушенную жизнь.

В его объятиях и поцелуе таилось больше, чем нежная привязанность, которую она наблюдала между родителями. Нет, это был костер, пламя, что поглотило ее в попытке сжечь до останков. Когда он ее поцеловал, они были мужчиной и женщиной, а не лордом и леди.

Опасная игра в побег и погоню пробудила в ней самый примитивный инстинкт выживания. Если бы не появился виконт, Годрик, возможно, овладел бы ею здесь, на траве, на берегу. Эта мысль заставила девушку покраснеть.

Мужчины вернулись с лошадьми, и она скрыла свои эмоции за невинным выражением лица, которому научилась, живя с дядей.

Вспомнив это время, девушка замерла на месте.

Что предпринял ее дядя, узнав о похищении племянницы? Поблагодарил небеса или в панике побежал на Боу-стрит? Эмили не могла представить ни один из этих вариантов.

В уголках ее глаз появились слезы. Ей не хотелось признавать, насколько плохо она себя чувствовала в прошлом году, но это так, потому что жизнь с безразличным дядей была ужасной. Никто не заслуживает жить в семье, члены которой не любят и не заботятся о своем близком.

Эмили поспешила вытереть слезы, потому что мужчины показались с другой стороны ограды. Годрик протянул к ней обе руки, и она крепко схватилась за них, удивленная, с какой легкостью он поднял ее через ограду и усадил к себе на колени.

– Эй, дай мне пересесть на моего… – Она потянулась к своей лошади, но Годрик лишь крепче сжал свои руки на ее талии.

– Если ты считаешь, что я позволю тебе вернуться домой на каком-либо из жеребцов самостоятельно после твоего маленького приключения, ты ошибаешься.

– Но…

Годрик крепкой хваткой удерживал ее на своих коленях и одновременно направлял лошадь вперед.

– Думаю, пришло время установить несколько железных правил на случай твоих дальнейших попыток сбежать. Каждая попытка и провал будут лишать тебя какого-то преимущества, следовательно, никаких больше катаний верхом и побегов после наступления темноты. Слишком опасно для тебя.

Его снисходительный тон заставлял ее чувствовать себя провинившимся ребенком. «Почему я не дала ему утонуть?»

– Годрик. – Она раздраженно ерзала у его груди, пока они направлялись к поместью. – Я пойду пешком, если нужно, спасибо. Не надо этого.

Рука, державшая ее за талию, скользнула ниже и ущипнула ее. Она замерла, глаза горели.

– Ай!

– Из-за тебя я чуть не свернул себе шею, к чертовой матери, и едва не утонул.

– А тебе не нужно было гнаться за мной, – выкрикнула в ответ Эмили.

– Если я захочу отшлепать тебя до следующего воскресенья, то сделаю это, и ни один из присутствующих здесь парней не поднимет руки, чтобы защитить тебя, – проворчал он.

После таких слов Эмили погрузилась в молчание. Она никогда не надувала губы и не ходила с недовольной гримасой, но сегодня был подходящий день, чтобы начать это делать.

Девушка продолжала дуться с царской надменностью, пока лошади не прискакали к крыльцу поместья. Годрик, казалось, не обращал внимания на ее сердитый взгляд в его сторону. Он просто протянул руки, ссадил Эмили с лошади и перебросил ее через плечо, как мешок с зерном. Мужчина сдержал смех, когда она изумленно вскрикнула.

Дальнейшее варварское поведение Годрика было встречено ею молча, даже когда гогот и свист остальных парней заставили ее устыдиться во сто крат сильнее.

– Что с вами двумя случилось, Годрик? И ты, и она мокрые! – раздался голос Люсьена.

– Эмили снова попыталась бежать.

Маркиз поморщился, вытащил из кармана соверен и протянул Чарльзу.

– Отлично сработано, Эмили, на тебя делать ставки легче, чем на скачках. – Лорд Лонсдейл отвесил поклон головой и положил монету в карман. – Если ты устроишь еще один побег после ужина, я буду тебе и подавно благодарен.

Эмили открыла было рот, чтобы ответить, но Годрик дважды похлопал ее по попе, его рука задержалась там слишком долго. Девушка попыталась ударить его ногой, и это оттеснило его подлую руку.

– Она не станет угождать тебе, особенно после того, как только что едва не утопила меня.

– Ого, дай угадаю – она пыталась уплыть во Францию? – В голосе Чарльза сквозило самодовольство.

– Не предлагай ей никаких идей, Чарльз. – Годрик продолжал двигаться вперед. Остальные пошли за ним.

Эмили устала смотреть вниз головой на вереницу сапог. Она положила руки на спину мужчины и попыталась слегка оттолкнуться. Эштон и Чарльз с важным видом шли прямо за ней и оба улыбались. Глаза лорда Лонсдейла задержались на мокрой одежде вокруг ее груди.

Он засмеялся, заметив, какой огненный взгляд она бросила на него.

– Расскажи нам, Эмили, о плане, который ты придумала на сей раз?

Ее так и распирало внезапное желание заехать по челюсти этому златовласому графу. Так она и сделала – замахнулась кулаком, но Чарльз быстро пригнулся, что вызвало еще больше смеха в ее адрес.

– Не злите Эмили. Эта милая девушка достаточно отважная и может, сидя верхом, перепрыгнуть через каменную ограду, – сказал Седрик, идущий перед его светлостью.

– Ты шутишь! Последний раз, когда я попытался сделать такое, то упал в озеро. – Голос Чарльза смягчился, в нем звучало восхищение.

Но Эмили не хотела, чтобы его речи повлияли на нее. Она еще отомстит графу за его косые взгляды.

– Именно это произошло и со мной, однако не с нашей дорогой Эмили. Нет-нет, она удосужилась вернуться и спасти меня, когда я свалился и едва не утонул.

– Но ты же хо… – начал было Чарльз, и тут кто-то наступил ему на ногу, а он вскрикнул от боли.

Что? Любопытство изменило настроение Эмили. Она готова биться об заклад: похоже, Чарльз хотел сказать, что Годрик был хорошим пловцом. Если это правда… Она сжала руку в кулак и ударила Годрика по заднице. Он уклонился и теперь уже сам в ответ шлепнул ее по тому же месту. Эмили хотелось поколотить каждого из них. Из-за уязвленной гордости она готова была взорваться и уже не скрывала своих эмоций. Девушке не понравилось, что другие смеются над ней, особенно когда она боролась за свою свободу.

Эштон улыбнулся ей.

– Эмили, я одобряю твою смелость. Если бы не моя преданность Годрику, я бы пожелал тебе удачи в будущих попытках бегства. Пусть они окажутся такими же искусными, как предыдущие.

В его голосе не прозвучало и намека на насмешку – наоборот, читалась доброта и отзывчивость. «Это не имеет значения. Он из их компании. Никому из них нельзя доверять».

– И ради моего кошелька – может, это реально сделать до ужина, а не после, – добавил Люсьен, будто бы в подтверждение мысли Эмили.

Годрик вошел в одну из многочисленных комнат первого этажа и спустил пленницу со своего плеча в огромное кресло. Она плотно укуталась в жакет Седрика, чтобы спрятать мокрое тело от такого количества мужских взглядов. Ее пугало, что они столпились вокруг ее кресла и уставились на нее с их немалой высоты. Девушка пригнулась на дюйм или два, затем поджала под себя колени, положила на них подбородок и отвернулась. Из-за мокрой одежды чувствовала себя неловко, было холодно.

– Не хандри, Эмили. – Эштон убрал с ее лица мокрые волосы. – Ты слишком красива для этого.

Такое унижение убило ее уверенность. А к чему, она думала, мог привести этот побег? Сейчас возвращение в Лондон ничего не решило бы. Ею руководило лишь безрассудное желание что-нибудь предпринять, что угодно, только бы самой контролировать эту ситуацию.

Она выровнялась, прислонившись к спинке кресла, и стала рассматривать Годрика. Он пообещал обеспечить ей безопасность. Но доверять герцогу было сложно; мужчина наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, а глаза Годрика, казалось, приобретали другой оттенок зеленого всякий раз, когда менялось его настроение. Пусть неохотно, но она признавала: эта небольшая деталь интриговала ее.

– Мы ведь предупреждали тебя: все попытки бежать напрасны. Не злись на нас за то, что оказались правы. – Герцог повернул ее кресло к камину.

Его друзья оставили их наедине и заняли места за столом в другом конце комнаты.

– Но я таки убежала. Ты обманул меня, чтобы я вернулась. – Эмили сердито посмотрела на него.

– Так. Тебе нужно согреться. Я скажу миссис Даунинг, что ты нуждаешься в чистой одежде.

Он потянулся через спинку кресла и потер ее руки сверху вниз, немного согревая их. Это прикосновение отличалось от предыдущих. Оно не вызывало пьянящего желания, не выводило из себя и не пугало ее. Он просто предлагал ей тепло и безопасность обычным ненавязчивым действием.

Это было похоже на поведение доброго мужа, который в первую очередь заботился о нуждах жены, а потом уже о себе. Эмили закрыла глаза, не в состоянии побороть фантазию о браке с Годриком. Но, когда она прокрутила в уме калейдоскоп событий, мечты разбились вдребезги о реальность. Семейные узы с ним стали бы кошмаром. Он одну минуту мог быть таким страстным, а в следующую – уже холодным. У нее голова болела из-за перемен в его настроении, ко всему прочему, Годрик отличался чрезмерным высокомерием. Она не могла выйти замуж за человека, который ценил себя так высоко, что это раздражало.

Эмили, расслабившись, глубже уселась в кресло, стараясь унять дрожь. Ее внимание привлек звон бокала и звук наливавшейся жидкости. Годрик отвернулся от нее, наполняя бокал. Утомленная, Эмили почти не противилась, когда герцог повернулся к ней и поднес его к ее губам.

– Выпей-ка.

– Что это? – пробормотала она над краем бокала.

– Немного бренди. Это согреет тебя изнутри.

Сквозь темные ресницы Эмили посмотрела на него снизу вверх, стараясь найти хоть малейший намек на то, что он намерен причинить ей вред. Но она не могла устоять перед бездонными глазами мужчины.

Отпив глоток, девушка едва не поперхнулась обжигающей горло жидкостью и, задыхаясь, поставила бокал. Годрик мягко похлопал ее по спине, пока она пыталась остановить кашель.

– Боже мой, это вот такой бренди на вкус? – Она никогда до того не пробовала бренди, и он показался ей слишком горьким. Прикрыв рот рукой, Эмили поморщила нос, у нее возникла хмельная мысль, что у этого напитка слишком знакомое послевкусие.

– Вот так. Молодец. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб.

Эмили тяжело вздохнула. Все ее тело обмякло, Годрик же присоединился к остальным мужчинам за столом. Люсьен рассказывал о каких-то лондонских приятелях. Тепло огня и накинутый на плечи жакет Седрика помогли ей расслабиться. Ее веки задрожали, затем опустились. Она надеялась, ей не будет сниться Годрик, но поняла, что таки будет, когда его мягкие губы снова поцеловали ее в лоб и сон одолел ее.

Глава 5

Годрика сразу же охватило чувство вины, как только он подлил настойку опиума в бренди Эмили. Он хотел доверять ей, вернуть девушке свободу, но она бы сбежала. Его светлость не мог позволить ей уйти, по крайней мере, до тех пор, пока не осуществит свое возмездие до конца. И даже тогда герцог, пожалуй, не готов отпустить на волю свою обворожительную маленькую пленницу. Ему было забавно наблюдать, как она открывает в себе чувственность, хотя он и понимал, что это не делает ему чести. Он просто обязан убедить, а не заставить Эмили принять его, и это никак не связано с местью Альберту Парру.

Когда девушка заснула, он обратился к друзьям, сидевшим за столом в другой части комнаты:

– Эш, ты не мог бы мне помочь?

– Что нужно сделать? – Эштон поднялся из-за стола и подошел ближе.

Годрик прикоснулся к щеке девушки, ее кожа была мягкой, как у ребенка.

– Эмили?

Она не пошевелилась.

Эштон приподнял бровь.

– Ты дал ей что-то?

– Подмешал немного настойки опиума в ее бренди. Найди, пожалуйста, миссис Даунинг и попроси ее принести смену одежды для Эмили, мой халат и тапки.

Эштон вышел, но вскоре вернулся с миссис Даунинг, которая несла в руках огромный красный вельветовый халат и теплые домашние тапочки. Пожилая экономка была для него словно любимая старая няня, а ее острый порицающий взгляд всегда заставлял его чувствовать себя провинившимся юнцом. Тем не менее, протянув свежую одежду, она ничего не сказала.

– Спасибо, миссис Даунинг. – Годрик взял вещи и с помощью экономки приступил к делу.

Поднял Эмили с кресла, а миссис Даунинг в это время сняла с нее мокрую одежду.

У герцога сердце замерло при виде красиво сложенной девичьей фигуры. Все внутри его сразу же напряглось, когда он представил, как осыпает поцелуями каждый дюйм этого тела, покусывает бедра девушки и прижимается к кремовым возвышенностям ее грудей, исследует изгибы и впадины ее соблазнительной…

Громко кашлянув, миссис Даунинг нарушила ход фантазий Годрика. Взяв себя в руки, он надел на Эмили пеньюар, протянул руки в рукава, а затем набросил на нее свой халат. Экономка стянула с пленницы грязные сапоги для верховой езды и опустила ноги девушки в тапочки Годрика, которые на изящных ножках той выглядели огромными, как ночные горшки. Зато они согреют ее.

– Вам что-нибудь еще нужно, ваша светлость? – спросила миссис Даунинг.

– Нет, спасибо.

Она, кивнув, направилась к выходу.

Эмили не шевелилась, пока Годрик не накрыл ее одеялом. И даже тогда она лишь вздохнула и глубже устроилась в кресле. Он не ожидал, что похищение этой девушки доставит ему такое удовольствие. Не ожидал и того, что настолько увлечется ею. Его первоначальным замыслом было нарушить планы дяди Эмили продать ее, чтобы рассчитаться с долгами. Но сейчас искушение пленницы приобрело намного более личные мотивы. Вожделение взяло верх над стремлением отомстить, даже если оба эти желания вели в итоге к одному и тому же.

Годрик боялся, что может оказаться таким же пленником Эмили, как она его. Приятели уже делали ей знаки внимания; ее мятежный характер очаровал их. Мужчина не желал думать о том, что произойдет, если они решат, будто хотят Эмили так же сильно, как он сам.

Она и представить не могла, что обладала огромным влиянием, способным разорвать на части Лигу Бунтарей своими добродушием и энергичностью.

Эмили, проснувшись, удивилась: она была в своей спальне, одетая только в пеньюар, огромный халат и слишком большие тапочки. Девушка подпрыгнула, когда пышная служанка с рыжими локонами, выбившимися из-под ее чепчика, энергично прошла через дверной проем и начала наполнять ванну.

Вскоре Эмили погрузилась в горячую ванну. Служанка, Либба, сначала стеснялась заговорить, но у мисс Парр был талант завоевывать доверие. Прислуга восторженно слушала рассказ той о похищении.

– Как романтично! – вздохнула Либба, быстро хлопая ресницами.

Эмили только засмеялась.

– Романтично? Меня похитили! Это чудовищно со стороны всех тех парней обращаться со мной, как с провинившимся ребенком.

– Я бы не жаловалась на это, мисс. Душу бы отдала, чтобы со мной так же обращался этот удалой лорд Лонсдейл. Я начала работать у его светлости, когда мне еще не исполнилось и шестнадцати. Впервые увидев графа… – Либба хихикнула и прикрыла руками зарумянившиеся щеки. – Скажем так, я была бы в восторге, если бы он обратил на меня внимание, особенно таким образом.

– Это ты сейчас так говоришь. Мы посмотрим, как бы ты себя чувствовала, если бы пятеро мужчин погубили твою репутацию лишь потому, что один из них захотел отомстить за что-то, к чему ты не имеешь абсолютно никакого отношения. – Эмили встала из ванны и обмоталась полотенцем. – Это невыносимо!

– Его светлость ведет себя с вами ласково, не правда ли?

– Что ты имеешь в виду?

Эмили сразу вспомнила грубые объятия у озера и то, как жестоко он ущипнул ее за ягодицы, а еще – угрозу отшлепать ее. Ласково? Годрик вел себя как угодно, но только не ласково.

Либба указала на халат и тапочки, которые Эмили сбросила рядом с кроватью.

– Его светлость надел это все на вас, пока вы спали. Это личные вещи его светлости, которые он надевает по вечерам. – Горящие глаза Либбы придавали особый подтекст ее словам.

Эмили опустилась на стул у туалетного столика, внезапно почувствовав себя очень маленькой, что было ей вовсе не свойственно.

Годрик раздел ее догола? Он видел ее тело, пока она лежала беззащитная? Неужели этот проклятый человек считает, что имеет право на нее только потому, что пару раз поцеловал? Ну хорошо, больше, чем пару, и это были очень глубокие поцелуи, мрачно размышляла Эмили.

– Ты думаешь… Он не ожидает от меня… Я не какая-то там девка с сенного рынка!

Либба побледнела от такого сравнения.

– Он никогда не станет давить на вас, мисс. Клянусь вам. Он хороший человек.

– По-твоему, Либба, стал бы хороший человек похищать девушку и разрушать ее будущее? – Она старалась не вспоминать, как сама же легко отвечала на его ласки и поцелуи.

Служанка, забывая о реалиях этого мира, продолжала говорить, что мисс, конечно же, не о чем беспокоиться и что в конце концов все будет хорошо.

Эмили надела одно из новых платьев, которое Симкинс заказал из Лондона. Она выбрала новую пару белых чулок среди свежего нижнего белья и ночных рубашек, все было пошито из дорогого муслина и выглядело менее скромно, чем верхний убор.

Ощущение чистого нижнего белья и нового голубого платья на теле изменили ее настроение. К ней вернулась прежняя уверенность – не те хрупкие проявления ее, а уверенность полноценная. Вместо того чтобы поднять волосы, она попросила Либбу собрать их на затылке и связать лентой. Ее глаза сверкали, как пара сиреневых драгоценных камней, когда она с одобрением посмотрела на свое отражение в зеркале туалетного столика.

– Вы прекрасно выглядите, мисс! – улыбнулась Либба. – Вы надели голубое, что замечательно, так как это любимый цвет его светлости. Он будет очень доволен!

Эмили сдвинула брови. Она не хотела быть одетой в любимый цвет Годрика. Последнее, что ему нужно, – это считать, будто она стремится угодить ему.

В комнату бесцеремонно и безо всяких на то причин ворвался Чарльз, заставив и Эмили, и ее служанку вскрикнуть от негодования.

– Ты почти закончила, Эм… – Он осекся и удивленно взглянул на нее. – Черт побери! Я бы все отдал, чтобы затащить тебя в мою комнату. Что скажешь, Эмили? Не хочешь покувыркаться в полдень? Я сделаю так, что ты не пожалеешь!

Мужчина прошел через комнату и схватил ее в свои объятия, действуя, будто сумасшедший вихрь в образе человека.

Через секунду Эмили пришла в себя, высвободила одну руку и дала ему пощечину.

– Убери руки!

Несмотря на красное пятно, появившееся на правой стороне его лица, Чарльз продолжал усмехаться ей.

– Если ты думаешь, что я уступлю тебя кому-то из тех парней внизу, ты ошибаешься. Я хочу поцеловать тебя, Эмили, – заявил Чарльз. – И обычно получаю то, чего хочу.

Эмили почувствовала: за его домогательствами стоит соперничество. «Это как раз то, что мне нужно, – стать трофеем, за который борются эти взрослые мальчишки. И потом…» Если бы ей удалось использовать такое желание в своих целях, она могла бы найти способ столкнуть их между собой. Сейчас, когда Чарльз наконец осознал, что творит, его щеки порозовели от ребяческой застенчивости и он опустил серые глаза.

– М-м, Эмили, ты же будешь хорошей девочкой и не расскажешь Годрику о моем намерении поцеловать тебя?

Она задумчиво поднесла руку к подбородку.

– Интересно, а как он отреагирует на это? Кажется, характер у него немного вспыльчивый.

Чарльз отступил.

– Большинство женщин в восторге, э-э… от моего внимания.

Либба, похоже, совсем потеряла голову от графа. Порой Эмили задавалась вопросом, есть ли вообще хоть какая-то надежда для женщин.

– Как я уже неоднократно говорила всему вашему проклятому полу, я не такая, как другие! – Она проскочила мимо него и вышла в дверь, не обращая внимания на хихиканье Либбы.

Эмили сама нашла дорогу в столовую, граф шел за ней. Она надеялась, что ее намек рассказать обо всем Годрику сдержит его.

Эштон и Люсьен стояли у окна и неспешно вели беседу. Они почему-то нахмурились, когда она вошла, затем взглянули на Чарльза. Люсьен открыл рот, намереваясь что-то сказать, но осекся, стоило в комнату войти герцогу и виконту.

Годрик мельком взглянул на Эмили, затем так сердито посмотрел на Чарльза, что этот взгляд мог испепелить камень. Лорд Лонсдейл демонстративно вздернул подбородок.

Эштон вмешался в эту безмолвную войну.

– Эмили, могу я задать тебе довольно странный вопрос?

Она кивнула.

– Ты, случайно, не говоришь по-гречески?

Эмили удалось не выдать себя и скрыть правду, что она действительно владела именно этим языком, а кроме того, латынью.

– Нет, – солгала она.

Эштон, повернувшись к своим друзьям, обратился к ним на отличном греческом языке. Она с легкостью понимала их разговор.

– Чарльз, что ты с ней сделал?

Граф с виноватым видом посмотрел на Годрика, затем опустил глаза.

– Я попросил, чтобы она поцеловала меня. Она же дала пощечину. Клянусь, это больше не повторится.

– Похоже, ты потерял былую хватку, – пошутил Люсьен.

– Распалившись, я немного увлекся, но ничего страшного не произошло.

Годрик ударил кулаком по столу.

– Ничего страшного? Ты не можешь требовать таких вещей и не ожидать, что это не отразится на ней!

Чашка Эмили вдруг цокнула, и чай разлился на стол. «Лицемер». Она с беспокойством посмотрела на герцога. Но никто из присутствующих не обратил на это внимания.

Виконт заговорил низким голосом:

– Годрик… Не хочу оказаться адвокатом дьявола, но сегодня утром ты зашел дальше, чем просьба о нескольких поцелуях, если я правильно помню.

«Вот именно». Лицо Эмили начало гореть, чего они не заметили.

– Если я хочу ее, Седрик, значит, она моя! – закричал Годрик. – Это мои деньги украл ее дядя, потому я имею право похитить что-то взамен!

– Но Эмили не крала твоих денег, – резко произнес Люсьен. – Ты навредил ей, привезя сюда, и вообще-то не обязан соблазнять ее. Мы не арабские шейхи, которые держат женщину, как рабыню в гареме.

Эштон прочистил горло, заставив всех в комнате замолчать.

– Очевидно, мы все заинтересовались Эмили, и не как захватчики пленницей. Мой совет: нам нужно более тщательно взвешивать наши поступки и стараться думать головой, а не местом ниже пояса. Если это возможно. – Он бросил быстрый взгляд на Чарльза. – Настало время действовать в соответствии с Правилом Четвертым нашего кодекса. Если кто-либо из присутствующих мужчин желает получить Эмили, он должен убедить ее выбрать его. Как только это произойдет, никто другой не может добиваться ее. Больше не будет поцелуев, взятых силой, даже от тебя, Годрик. Я решительно настаиваю на этом.

Его требование удивило Эмили: неужели он и вправду тайный лидер группы? Возможно, звания на самом деле не влияют на внутреннюю политику Лиги.

– Но, Эш, – возразил Чарльз, – ты же не можешь ожидать от нас, что мы не притронемся к ней. Она такая…

– Неотразимая? – мрачно произнес Годрик. – Кто, черт возьми, в чьей власти, ты или твои чресла?

– Да, она очаровала всех, но если бы знала об этом, то могла бы использовать это против нас. Потому опять-таки я повторяю: если кто-либо из мужчин хочет Эмили, он обязан будет, по сути, покорить ее. Ежели она не поддастся на ухаживания этого человека, ему следует прекратить любезничать с ней.

– И все последующие обсуждения по этому поводу, – добавил Люсьен, – будут вестись на греческом.

– Простите, джентльмены, – по-английски обратилась к ним Эмили, и мужчины устремили на нее свои взгляды. – Все в порядке? У меня такое ощущение, что из-за меня возникли проблемы.

Напряжение в комнате немного спало.

– Вовсе нет, Эмили, – ответил Люсьен. – Мы просто говорили Чарльзу, что он не должен больше так поступать… разве только ты сама не захочешь этого, конечно.

Лорд Лонсдейл ухмыльнулся.

– Я… – Ее лицо горело, и она в смущении отвернулась. – Я не совсем уверена, чего хочу. Мне никогда не оказывали столько внимания до того, как я попала сюда. Мне оно кажется непомерным.

Их виноватые лица являлись подтверждением того, что они поверили ей. «Отлично». Наконец-то у нее появился неплохой шанс убежать. Она никогда не осознавала, насколько убедительными могут быть женские уловки, пока эти пятеро мужчин не стали бороться за нее и ухаживать за ней. «Глупцы».

– Тогда я должен попросить прощения за мое навязчивое поведение, Эмили. – Чарльз с уважением сделал поклон головой.

– Извинение принято.

Она разрешила Годрику и Чарльзу, каждому со своей стороны, ухаживать за ней во время позднего ланча и делала вид, будто не обращает внимания, что даже это стало соревнованием. Забавно, еще два дня назад девушка и представить не могла, что пять шаловливых лордов станут плясать под ее дудку. Эмили ела, улыбалась и наблюдала.

«Она принадлежит мне. Она будет моей».

Томас Бланкеншип поднимался по лестнице к своему дому, кипя от злости. Он знал, что задумал этот дуралей Парр. «Он собирается столкнуть меня с Эссекским на тайных торгах. Что ж, я не буду играть в эту игру. Она моя».

Вместо того чтобы воспользоваться дверным кольцом, мужчина постучал в двери кулаком.

Балтус, его старый дворецкий, возник у порога.

– Добро пожаловать, сэр.

Бланкеншип лишь прорычал что-то в ответ и прошел мимо дворецкого в холл. Сняв пальто, швырнул его в лакея, ожидавшего у лестницы.

– Принеси бренди в мой кабинет, Балтус.

Вековые слои сажи покрыли окна и камин. Пыль осела на полках с книгами, а чернила забрызгали пятнами изношенный ковер под рабочим столом. Он имел более чем достаточно денег, чтобы поддерживать дом в чистоте и надлежащем состоянии, но ему была по вкусу символичная разруха его жилища. Это напоминало Бланкеншипу о его собственной жизни и побуждало активнее бороться за то, чего он больше всего желал. Эмили Парр.

Повалившись в кресло, Бланкеншип закрыл глаза. Его гнев был живым существом, умеющим дышать и закопавшимся глубоко в груди. Это существо сгребло его внутренности в свои окровавленные когти и смотрело маленькими блестящими глазками прямо в душу. Он бросил чудовищу вызов, посадив его на цепь в темном месте своего сознания. Он сохранял контроль, во всяком случае пока.

Дворецкий вошел с графином бренди и налил стакан.

– Что-нибудь еще? – прохрипел Балтус.

– Нет.

Бланкеншип, обхватив пальцами хрусталь, взболтнул янтарное содержимое. Густой цвет напоминал волосы Эмили. Его мысли снова вернулись к девушке. Он должен обладать ею. Пусть ее мать смогла ускользнуть от его хватки, но Эмили это не удастся.

Девятнадцать лет назад, когда ему было около сорока, он все еще наносил визиты в поиске невесты. Притворные изысканные цветки светского общества не производили на него впечатления, пока он не встретил Клару.

Клара Беларми. Остроумная, смышленая, бриллиант высшей пробы. Золотисто-каштановые волосы и глаза цвета сочной сливы. Она была неповторима.

Он полюбил ее, как и все другие мужчины. Тратил огромные деньги на букеты для нее и танцевал с ней не одну ужасную кадриль. Однако она никогда не обращала на него внимания. Она всегда исчезала в разгар какого-нибудь бала, чтобы побыть с этим молодым идеалистичным дураком, Робертом Парром.

Между тем Бланкеншип лелеял надежду, что она все-таки может выйти за него, учитывая, насколько он богат. Он взял кольцо, некогда принадлежавшее его матери, и отправился свататься. Но Клара не принимала посетителей в тот день, и дворецкий отказал ему. Проходя мимо окна, выходящего на улицу, он мельком увидел ее в объятиях Роберта, она целовала его с дикой несдержанностью.

Бланкеншип знал, какая женщина отдается первому встречному. Шлюха.

После этого совсем забросил бальные залы. Сфокусировался на своем бизнесе и вредил любому вложению, которое делал Роберт Парр, тем самым заставляя молодоженов переселиться в деревню, где расходы не так высоки.

Но и этого было недостаточно. Ему хотелось ранить Клару так же, как она когда-то ранила его.

Он хладнокровно воспринял новость о смерти Клары и Роберта. Заскрежетал зубами от воспоминаний. Пропал подпитывающий его огонь ненависти, остался лишь заряженный пистолет в его рабочем кабинете, чтобы свести счеты с жизнью.

А потом он узнал об Эмили.

Он не понимал, каким образом Кларе удавалось скрывать девочку. Но как только Бланкеншип услышал, что девчонка отправилась к дяде, сразу решил: ему надо увидеть ее.

Он начал навещать Альберта в его клубе, убеждая взять займы для последующих вложений. Уговорить Парра инвестировать было слишком легко, а еще легче – наблюдать, как эти предприятия терпят крах. Чтобы рассчитаться с долгами, тот вынужден был предложить Эмили в качестве потенциальной невесты. В считанные дни он добился приглашения в резиденцию Парра.

Наконец Бланкеншип увидел ее, сидящую за столом в маленькой библиотеке. Волосы девушки, похожие на вечерний солнечный свет, были распущены и спадали на плечи буйными волнами. До мельчайших деталей она походила на распутное создание, которое он жаждал подмять в своей постели.

На секунду его юношеская тоска вспыхнула, словно далекая звезда, перед тем, как в черством сердце наступила тяжелая ночь.

Она была вылитая мать. Из той же серии – только дразнит.

Такие женщины должны стоять на коленях.

Сидя у себя в кабинете, Бланкеншип лениво скривил губы в улыбке. Скоро девчонка будет принадлежать ему. Эмили станет носить самые красивые платья, самые дорогие украшения. Общество будет знать, что он ее хозяин, а он, заимев такую жену, поставит этих аристократов на их место.

Каждую ночь он будет срывать одежду с тела Эмили, укладывать на ближайшую твердую поверхность и обладать ею до тех пор, пока она не попросит о пощаде. Он позволит ей сохранить пламенную натуру, просто чтобы не ослабевал интерес. Наказание за ее бунтарство будет сильно возбуждать его. Контроль над Эмили облегчит боль утраты ее матери. Это было честно.

Он прикоснулся к своему ноющему от возбуждения фаллосу, застонав при мысли, как запустит руки в волосы Эмили, чтобы заставить ее взять его в рот. Тело девушки было бы раем для его собственных желаний и восполнило бы годы неудовлетворенности, которые он проводил с другими женщинами, когда хотел лишь Клару. Если он постарается представить, то Эмили превратится в Клару, Клара – в Эмили, они станут одним и тем же, и он утолит жажду удовольствий и Клары.

Образ ее все еще преследовал его. И не всегда он хотел причинить боль, наказать. Если бы только Клара досталась ему, он был бы нежным и заботливым. Но она отвергла его, вышла за этого молодого жеребца и разбила все мечты Томаса.