Текст книги "Дьявол носит Prada"

Глава 6

Новый год у Лили отпраздновали весело и без особой помпы: шампанское в бумажных стаканчиках, компания университетских приятелей и несколько человек, которых они притащили с собой. Я никогда не сходила с ума по новогодним праздникам. Не помню, кто первый назвал их вечером дилетантов (кажется, Хью Хефнер), говоря, что предпочитает Новому году остальные триста шестьдесят четыре дня в году, но я готова с этим согласиться. Принудительная пьянка и развлекательная программа совсем не гарантируют, что вы хорошо проведете время. Лили учла это и устроила небольшую вечеринку, вместо того чтобы покупать стопятидесятидолларовые билеты в клуб или – того хуже – всю ночь мерзнуть на Таймс-сквер. Мы все принесли с собой по бутылке более-менее пристойной выпивки, Лили раздала погремушки и короны из мишуры, и мы здорово набрались и очень весело встретили Новый год на крыше ее дома, глядя на испанский Гарлем. Хотя все мы были изрядно подогретыми, лучше всех была сама Лили, и к тому времени, когда отбыл последний гость, ее совсем развезло. Два раза ее стошнило, и я боялась оставить ее одну, поэтому мы с Алексом собрали ее сумку и отвезли Лили к себе на такси. Ночевали мы у меня (Лили спала в гостиной), а на следующий день все вместе отправились в ресторан.

Я была рада, когда праздники остались позади. Жизнь вновь пошла своим чередом, пора было приступить – по-настоящему приступить – к своей новой работе. Ведь хоть я и чувствовала себя так, словно работаю уже десять лет, фактически была новичком. Я очень надеялась, что все пойдет так, как надо, когда мы с Мирандой начнем работать бок о бок. Любой может показаться по телефону бессердечным чудовищем, особенно если это человек, который не любит отпусков и, будучи оторванным от работы, чувствует себя неуютно. Но я нисколько не сомневалась, что печальный опыт моего первого месяца уступит место новым, деловым отношениям, и я буду рада этим переменам.

Было пятое января, холодное пасмурное утро, начало одиннадцатого, и я наслаждалась своей работой. Именно наслаждалась! Эмили была целиком поглощена своим новым романом с каким-то парнем, которого она встретила на новогоднем вечере в Лос-Анджелесе. И этот «потрясающе сексуальный мужик», который «сам пишет песни, и они непременно будут хитами», обещал приехать в Нью-Йорк и навестить ее в ближайшие две недели. Я болтала с ассистентом из отдела красоты, очень милым парнишкой; он только что окончил Вассар [7]7
  Вассар был основан как женский колледж в 1861 г. С1970 г. туда стали принимать и мужчин. Престижный частный гуманитарный колледж высшей ступени.


[Закрыть], и его родители умудрялись – несмотря на выбор колледжа и его работу в журнале мод, в отделе красоты – не замечать того очевидного факта, что их сыну нравятся мальчики.

– Ох, ну пойдем со мной, ну пожалуйста! Будет так весело, я познакомлю тебя кое с кем из тех, кто сейчас пользуется большим успехом, вот увидишь, Энди. У меня есть шикарные друзья-натуралы. И главное, это ведь вечеринка Маршалла, там будет действительно здорово, – нараспев тянул Джеймс, склонившись над моим столом. Я проверяла электронную почту. На другом конце кабинета Эмили весело расписывала кому-то подробности своего свидания с длинноволосым певцом.

– Я бы хотела, правда, очень хотела пойти, но на этот вечер я уже договорилась со своим парнем, – сказала я, – мы давно собираемся поужинать вместе, и я уже один раз отменила встречу.

– Потом пообщаетесь! Ну давай, соглашайся, ведь не каждый же день выдается возможность встретиться с самым талантливым колористом всех времен и народов! Будет куча знаменитостей, все такие шикарные – просто блеск! Да я точно знаю, что это будет самая крутая тусовка за всю новогоднюю неделю! Организаторы – Харрисон и Шрифтман. Бог мой, да лучше этого ничего быть не может! Ну скажи «да». – Он скорчил гримаску, вытаращил свои самодовольные глазки, и я не удержалась от смеха.

– Джеймс, мне бы правда хотелось пойти – я ведь никогда не была в «Плазе», но я никак не могу отменить эту встречу; Алекс заказал столик в итальянском ресторанчике, я не могу ничего переиграть.

Я не могла переиграть, да и не хотела – я собиралась провести вечер с Алексом, послушать, как продвигаются его дела с факультативом, – но мне было жаль, что наш вечер совпал с вечером в «Плазе».

Я читала об этом в газетах всю прошедшую неделю; казалось, весь Манхэттен в экстазе ждет прибытия Маршалла Мэддена, величайшего в мире специалиста по окраске волос, который приезжает в Нью-Йорк на свой обычный постновогодний кутеж. Говорили, что в этом году он будет еще более грандиозным, чем обычно, потому что Маршалл только что выпустил новую книгу «Покрась меня, Маршалл», но я не собиралась отказывать своему парню из-за какой-то звездной тусовки.

– Ну ладно. Но только не говори потом, что я тебя никогда никуда не приглашаю. И не плачь, когда завтра прочтешь на «Шестой странице», что меня видели с Мэрайей или с Дженнифер. – И он удалился, изображая оскорбленное самолюбие, что было для него нетрудно, ведь он и вправду был до крайности самолюбив.

В общем, пока что первая неделя после Нового года шла вполне гладко. Мы до сих пор распаковывали подарки и составляли их каталог – сегодня утром я торжественно открыла коробку с великолепными босоножками на шпильках от Джимми Чу и Сваровски, – но свои посылки мы уже отправили, и телефоны молчали, потому что многие сотрудники еще не вернулись. Миранда должна была прилететь из Парижа в конце недели, но в офисе собиралась появиться только в понедельник. Эмили была уверена, что я готова принять на себя заботу о Миранде, – и я чувствовала то же самое. Мы все обсудили, и я исписала заметками целый блокнот. Я просматривала его и надеялась, что смогу все это запомнить. Кофе: только из «Старбакс», латте в высокой кружке, два кусочка нерафинированного сахара, две салфетки, одна ложечка. Завтрак: доставка из «Манхьи», 555-39-48, датский мягкий сыр, четыре ломтика бекона, две колбаски. Газеты: газетный киоск в вестибюле, «Нью-Йорк таймс», «Дейли ньюс», «Нью-Йорк пост», «Файнэншл таймс», «Вашингтон пост», «Ю-эс-эй тудей», «Уолл-стрит джорнал», «Женская одежда»; по средам – «Нью-Йорк обсервер». Еженедельные журналы (приходят в понедельник): «Тайм», «Ньюсуик», «Ю-эс ньюс», «Нью-Йоркер», «Тайм аут Нью-Йорк», «Нью-Йорк мэгэзин», «Экономист». Бесконечные списки: ее любимых цветов и цветов, внушающих наибольшее отвращение, имена ее лечащих врачей, их адреса и домашние телефоны, имена и телефоны всех ее домочадцев. Я знала, что она предпочитает, когда ей надо быстро перекусить, какую воду пьет, какие размеры носит (от нижнего белья до лыжных ботинок); я составила список людей, с которыми она желала разговаривать («Всегда»), и отдельный список для тех, с кем не желала («Никогда»). Несколько недель Эмили посвящала меня в мир Миранды Пристли, а я писала и писала, и когда мы наконец закончили, я знала о ней буквально все. Кроме того, конечно, что именно делает ее настолько важной особой, что мне пришлось исписать весь блокнот заметками о том, что ей нравится, а что – нет. Иначе почему бы мне было до этого дело?

– Да, он просто чудо, – вздыхала Эмили, поигрывая телефонным шнуром, – у меня еще никогда не было такого романтического Нового года.

Щелк! «Вам пришло сообщение от нового абонента, Александра Файнемана. Для просмотра кликните здесь». О-о-о, здорово. Алекс частенько присылал мне сообщения в «Элиас-Кларк», но по какой-то непонятной причине всегда назывался «новым абонентом». Я открыла сообщение.

«Эя, детка, ну как ты? Здесь у нас все вверх дном, как обычно. Помнишь, я рассказывая тебе, что Иеремия угрожал девочкам перочинным ножиком, который притащил из дома? Так он, похоже, не шутил: сегодня на переменке порезал руку одной девочке и сказал, что она сука. Порез совсем не глубокий, но, когда дежурный учитель спросил его, как ему это пришло в голову, он ответил, что видел, как приятель его мамы сделал это маме. Ему же всего шесть лет, Энди, ты представляешь? В общем, директор назначил на сегодняшний вечер срочное совещание, и боюсь, я не смогу сегодня с тобой поужинать. Мне очень жаль, правда. Но я все-таки рад, что они зашевелились, я на это даже не надеялся. Ты ведь понимаешь меня, да? Пожалуйста, не злись. Я позвоню тебе попозже, мы все наверстаем, я обещаю… Люблю, А.».

«Пожалуйста, не злись»? «Ты понимаешь меня…»? Какой-то второклассник порезал другого второклассника – и он надеется, что я не буду иметь ничего против, если наши планы рухнут? Ну да, я один раз отменила нашу встречу, потому что вымоталась, разъезжая целый день по городу и пакуя подарки. Мне хотелось зарыдать во весь голос, позвонить ему и сказать, что я не только не злюсь – я горжусь тем, как он заботится о своих детках, и тем, что работа у него всегда на первом месте. Я щелкнула по опции «ответ» и уже занесла руку над клавиатурой, чтобы сообщить ему все, что я о нем думаю, как вдруг услышала свое имя.

– Андреа! Она едет! Она будет здесь через десять минут, – громко объявила Эмили, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.

– М-м-м? Извини, я не расслышала…

– Миранда едет в офис, вот сейчас едет. Нам надо приготовиться.

– Едет в офис? Но я думала, она пробудет во Франции до субботы…

– Значит, она передумала. Быстрее! Иди вниз, возьми газеты, разложишь их так, как я тебе говорила. Потом протри стол и поставь слева бокал с «Пеллегрино». Не забудь лед и ломтик лайма. И проверь, все ли на месте в ее туалетной. Иди! Она уже в машине, максимум через десять минут будет здесь, если, конечно, не попадет в пробку.

Выбегая из офиса, я слышала, как Эмили названивает по внутреннему телефону и кричит одно и то же: «Она едет! Скажи всем!» За три секунды, не больше, я пронеслась по коридорам и через отдел моды, но отовсюду уже летели панические крики: «Эмили сказала, она едет!», «Миранда вернулась!» – и один совершенно душераздирающий вопль «Она зде-е-е-е-е-есь!!!». Ассистенты, как безумные, приводили в порядок одежду на вешалках, выставленных вдоль стен, редакторы мчались в свои кабинеты, и я видела, как одна девушка меняла туфли с низкими каблуками на другие – на двенадцатисантиметровых шпильках, а еще одна рисовала себе губы, подкручивала ресницы и приводила в порядок бюстгальтер – и все это почти одновременно. Из мужского туалета вышел издатель, и я заметила там Джеймса. Он как ненормальный вертелся перед зеркалом, проверяя, не прицепилась ли к его черному кашемировому свитеру какая-нибудь ниточка, и энергично гоняя во рту таблетку или леденец. Я даже представить себе не могла, как он успел узнать, разве что в мужском туалете предусмотрена громкая связь специально для этих случаев.

Мне хотелось остановиться и посмотреть, как будут развиваться события, но на то, чтобы достойно предстать перед Мирандой в качестве ее секретарши, у меня оставалось от силы десять минут, и я собиралась использовать их по максимуму. До сих пор я старалась не показывать, что отчаянно спешу, но все вокруг явно не видели в этом ничего зазорного, и я устроила настоящий спринтерский забег.

– Андреа! Ты, конечно, знаешь, что Миранда уже едет? – окликнула меня Софи, когда я проносилась через приемную.

– Да. А тебе откуда это известно?

– Солнышко, я всегда все знаю. Полагаю, и ты знаешь, что сейчас от тебя требуется. Только учти, Миранда Пристли не любит ждать.

Я прыгнула в лифт и оттуда крикнула:

– Спасибо! Я вернусь через три минуты.

Две женщины в лифте посмотрели на меня с неудовольствием, и тут до меня дошло, что я веду себя неприлично.

– Простите, – сказала я, пытаясь отдышаться, – мы только что узнали, что наш главный редактор едет в офис, а мы не подготовились, поэтому все немножко нервничают.

Ну почему я оправдываюсь перед этими людьми?

– Бог мой, да вы работаете на Миранду! Ну-ка дайте угадаю. Вы ее новый секретарь? Андреа, не так ли? – Длинноногая брюнетка сверкнула четырьмя дюжинами зубов (не меньше) и надвинулась на меня словно пиранья. Лицо ее подруги тотчас прояснилось.

– Хм… да. Андреа, – повторила я, словно сама не до конца была уверена в этом. – И я действительно новая секретарша Миранды.

В этот момент лифт остановился в вестибюле, и перед нашими глазами предстали белоснежные мраморные стены. Не успели двери полностью раздвинуться, как я уже шагнула вперед и вдруг услышала за спиной:

– Повезло вам, Андреа. Миранда чудесная женщина. Миллионы девушек готовы на что угодно ради такой работы.

Я постаралась не задеть группку стоявших с унылыми лицами юристов – по всей видимости, они собрались на корпоративный банкет – и почти влетела в газетный киоск в углу вестибюля. Там всем заправлял миниатюрный выходец из Кувейта по имени Ахмед; в его ведении находились аккуратно разложенная глянцево блестевшая периодика и заметно поредевший запас не содержащих сахара конфет и диетической газировки. Эмили познакомила нас с Ахмедом перед Рождеством – это входило в программу моей подготовки, и я надеялась, что сейчас он мне поможет.

– Стой! – вскричал он, когда я стала вытягивать газеты из проволочных ячеек. – Ты новая девушка Миранды, верно? Иди сюда.

Я повернулась и увидела, что Ахмед наклонился и шарит под стойкой; лицо у него даже покраснело от напряжения.

– Ага! – закричал он снова, вскакивая на ноги так проворно, как только мог это сделать пожилой человек, у которого были сломаны обе ноги. – Это тебе. Не надо портить мою выставку – я откладываю их для тебя каждый день. Можешь не сомневаться, я ничего не теряю, – подмигнул он.

– Ахмед, огромное спасибо! У меня нет слов, чтобы сказать, как я вам благодарна. Как вы думаете, может, взять и журналы?

– Конечно. Сегодня среда, а все журналы вышли уже в понедельник. Твоя хозяйка не любит ждать, – сказал он, демонстрируя необыкновенную осведомленность. И снова полез под стойку, и снова поднялся с охапкой журналов; и мне хватило одного взгляда, чтобы убедиться в том, что там было все, что мне нужно, – ни больше ни меньше.

Пропуск, пропуск, где этот чертов электронный пропуск? Я ощупала свою строгую белую блузку и нашла шелковую ленточку, которую Эмили вырезала для меня из одного из белых шарфов Миранды. «Пропуск не следует носить в ее присутствии, – пояснила она, – но если уж ты забыла его снять, пусть он будет не на пластиковой цепочке». Последние слова Эмили произнесла с нескрываемым презрением.

– Спасибо, Ахмед. Спасибо вам большое за помощь, но я ужасно, ужасно спешу. Она вот-вот приедет.

Он пропустил мою карточку через считывающее устройство и повесил ее мне на шею, как олимпийскую медаль.

– Беги, теперь беги!

Я схватила набитый пластиковый пакет и понеслась; на бегу я снова вытянула карточку: чтобы пройти к лифтам, ее нужно было пропустить через считывающее устройство у турникета, где сидели охранники. Я сунула карточку в прорезь и толкнула. Ничего. Я снова сунула и толкнула посильнее. Никакого результата.

– Пусть целуют, пусть ласкают, я совсем не возражаю, – послышался тенорок грузного и всегда немного потного охранника Эдуардо. Вот черт. Мне не надо было даже смотреть на него – я и так знала, что он улыбается во весь рот и заговорщицки мне подмигивает. Это повторялось каждый день, вот уже две недели, всякий раз, когда мне нужно было пройти через турникет. У Эдуардо имелся неиссякаемый запас попсовых мотивчиков, которые он постоянно напевал, и он не пропускал меня, пока я не изображала что-нибудь в тему. Вчера это было «Я слишком сексапильна». Он пропел: «Я слишком сексапильна для Милана и Нью-Йорка», а я должна была пройтись по воображаемому подиуму. Это бывало весело, когда у меня было подходящее настроение. Иногда я даже улыбалась. Но сегодня мне предстояло встретиться с Мирандой, и я должна была успеть привести все в порядок – я просто обязана была успеть. Мне хотелось ударить Эдуардо за то, что не дает мне пройти, в то время как все остальные в это самое время свободно проносились через турникет по обе стороны от меня.

– Если денег пожалеют, я пошлю их – я умею, – пропела я, растягивая и полупроглатывая слова, совсем как Мадонна.

Он поднял брови:

– Где энтузиазм, подружка?

Я думала, что просто взорвусь, если услышу его голос, и сейчас бросила сумку на барьер, резким движением подняла руки и с силой двинула бедрами влево, сложив губы в недовольную гримасу.

– Да, я такая: свое не упускаю! – Я почти кричала. Он закудахтал, захлопал, застонал от восторга, и я наконец прошла.

Не забыть бы обсудить с Эдуардо, когда можно, а когда нельзя выставлять меня полной идиоткой.

Я поднялась вверх, снова промчалась мимо Софи – она заботливо раскрыла передо мной дверь, ни о чем не спрашивая, – не забыла заскочить по дороге в мини-буфет, чтобы положить лед в один из высоких бокалов, которые мы держали отдельно – специально для Миранды. Со стаканом в одной руке и газетой в другой я стремительно завернула за угол – и столкнулась с Джессикой, также известной как Девушка с Маникюром. Она казалась одновременно раздосадованной и до смерти напуганной.

– Андреа, ты уже знаешь, что Миранда едет в офис? – спросила она, оглядывая меня с головы до пят.

– Конечно. Вот у меня ее газеты, и вода ее тоже тут. Все это нужно отнести к ней в кабинет. Извини, мне некогда.

– Андреа! – вскрикнула она, когда я вновь пустилась бежать; кубик льда вылетел из стакана и приземлился у дверей арт-секции. – Не забудь сменить туфли!

Я встала как вкопанная и посмотрела на свои ноги. На мне были обычные мокасины, у которых было только одно достоинство: они классно смотрелись. По молчаливому уговору в отсутствие Миранды все сотрудники «Подиума» переходили на более свободную форму одежды, и хотя выглядели они тогда просто здорово, никто из них ни за что на свете не надел бы ничего подобного в присутствии Миранды. Лучшим тому примером служили мои ярко-красные мокасины.

В секретарскую я вернулась покрытая испариной.

– Ну вот, принесла все газеты, и журналы захватила на всякий случай. Только не уверена, годятся ли такие туфли…

Эмили оторвала от уха трубку и бросила ее на стол.

– Нет, совсем не годятся, – Она схватила трубку, моментально набрала номер и скомандовала: – Джеффи, принеси мне пару от Джимми, размер… – Она посмотрела на меня.

– Девять с половиной. – Я достала из шкафчика бутылочку «Пеллегрино» и наполнила стакан.

– Девять с половиной. Нет, сейчас. Нет, Джеф, я не шучу. Прямо сейчас. У Андреа тапочки – красные тапочки, – а Она вот-вот появится. Спасибо.

В этот момент я заметила, что за те четыре минуты, пока я была внизу, Эмили успела сменить свои линялые джинсы на кожаные брюки, а кроссовки – на босоножки на шпильках. Она прибралась, смела все со столов в ящики и спрятала в шкаф подарки, которые мы не успели отослать на квартиру к Миранде. Эмили подкрасила губы и щеки и сейчас жестом приказывала мне поторапливаться.

Я схватила пакет с газетами и вытряхнула их на столик с подсветкой в кабинете Миранды. Эмили говорила, что Миранда по нескольку часов простаивает возле этого столика, изучая присланные фотопленки. И она любит, чтобы здесь же были разложены ее газеты. Я сверилась с блокнотом, чтобы не перепутать порядок. Сначала «Нью-Йорк таймс», затем «Уолл-стрит джорнал», а уж потом «Вашингтон пост»: одно за другим, по порядку, в котором я не улавливала никакой системы, издания ложились на стол, и каждое новое чуть накрывало предыдущее, пока наконец не образовался широкий веер. Единственным исключением была «Женская одежда»: ее следовало класть посреди рабочего стола.

– Она здесь! Андреа, выходи, она уже поднимается, – послышался снаружи свистящий шепот Эмили, – только что звонил Юрий, он уже высадил ее возле здания.

Я положила «Одежду» на стол, поставила «Пеллегрино» на льняную салфетку (с какой стороны стола, я никак не могла вспомнить) и бросилась из кабинета, метнув последний взгляд, чтоб удостовериться, что все в порядке. Джеф, ассистент из кладовой, помогавший организовывать выставку одежды, швырнул мне закрытую коробку и тут же исчез. Я открыла ее. Там была пара босоножек от Джимми Чу: на высоких каблуках, с прихотливо переплетенными ремешками из верблюжьей шерсти, с пряжками посередине. Стоили они, наверное, не меньше восьмисот долларов. Черт! Их бы теперь еще надеть! Я сбросила мокасины и влажные от пота носки, затолкала все под стол. Правую босоножку я надела довольно легко, но у меня никак не получалось застегнуть пряжку на левой. В конце концов я дернула пряжку, с силой толкнула ногу – и ремешки впились в кожу. Я поправила пряжку, начала подниматься, и тут… появилась Миранда.

Я застыла. Я просто застыла на месте, так и не успев распрямиться. Я не настолько утратила рассудок, чтобы не сообразить, насколько нелепо я выгляжу, но не могла найти в себе силы сесть прямо. Она заметила меня сразу же – может, ожидала увидеть на этом месте Эмили – и направилась прямо ко мне. Она оперлась на барьерчик, за которым стоял мой стол, и перегнулась через него так, чтобы видеть все мое прикованное к стулу тело. Ее яркие голубые глаза осматривали меня е головы до ног: белую блузку, красную вельветовую мини-юбку из «Гэп» и теперь уже застегнутые босоножки из верблюжьей шерсти. Я чувствовала, что она пристально изучает меня всю: кожу, волосы, одежду. Ее глаза скользили по мне, но лицо оставалось совершенно бесстрастным. Она наклонилась еще ближе, ее лицо оказалось в тридцати сантиметрах от моего, и я ощутила тонкий аромат эксклюзивного шампуня и дорогих духов, увидела тонкие морщинки возле ее губ и глаз, незаметные с обычного расстояния. Но я не могла смотреть ей в лицо слишком долго, потому что она очень уж откровенно меня рассматривала. Не похоже было, чтобы она осознавала, что: а) мы с ней уже встречались; б) я ее новая служащая; в) я не Эмили.

– Здравствуйте, мисс Пристли, – пискнула я, повинуясь неожиданному импульсу, хотя внутренний голос напомнил мне, что она еще не произнесла ни слова. Но напряжение было невыносимым, а у меня не было другого способа разрядить ситуацию. – Я так счастлива работать у вас. Спасибо вам огромное за возможность, которую…

«Заткнись! Заткнись же, идиотка! Ну чего ты унижаешься?!»

Она отошла от меня. Перестала меня разглядывать, распрямилась и пошла, не слушая, что я несу. Я вспыхнула от унижения и никак не могла успокоиться, хотя чувствовала на себе свирепый взгляд Эмили. Наконец я подняла пылающее лицо. Да, Эмили действительно смотрела на меня.

– Последние сводки получены? – спросила Миранда, ни к кому конкретно не обращаясь. Она вошла в свой кабинет, и я с удовлетворением отметила, что она направилась прямо к газетам.

– Да, Миранда, все здесь, – услужливо отозвалась Эмили, подбегая к ней и подавая папку, в которую мы собирали распечатки для Миранды.

Я сидела молча и наблюдала за всеми передвижениями Миранды с помощью фотографий, которыми были увешаны стены ее кабинета: они находились под стеклом, и в них было видно ее отражение. Вернулась Эмили, и воцарилось молчание. Мне стало интересно: что же, мы теперь никогда не будем разговаривать, если Она в кабинете? Я спросила об этом Эмили в записке, которую послала по электронной почте. Ее ответ пришел тут же. «Вот именно, – писала она, – если нам надо поговорить, мы делаем это шепотом. Иначе – никаких разговоров. И НИКОГДА не говори с ней, пока она не заговорит с тобой. И НИКОГДА не называй ее мисс Пристли; она Миранда. Поняла?» Я снова почувствовала себя так, словно меня отшлепали, но посмотрела на нее и кивнула. И в этот момент я заметила пальто. Оно лежало прямо передо мной, возвышалось грудой великолепного меха у меня на столе, один рукав перевесился через край. Я взглянула на Эмили. Она округлила глаза, махнула в направлении шкафа и прошептала: «Повесь!» Пальто было тяжелое, как одеяло, которое достаешь из стиральной машины; мне пришлось держать его обеими руками, чтобы оно не касалось пола, но я аккуратно повесила его на плечики и тихонько, старательно прикрыла дверцы.

Не успела я сесть на место, как возле меня появилась Миранда, и теперь ее глаза могли свободно шарить по всему моему телу. Странная вещь: от ее взгляда тело мое горело – но одновременно меня словно сковало льдом, и я не могла сесть на свое место, не могла даже пальцем пошевелить. И в тот момент, когда, казалось, уже готовы были вспыхнуть волосы, ее безжалостные голубые глаза встретились с моими.

– Мне нужно мое пальто, – сказала она тихо, глядя прямо на меня, и я вновь подумала, отдает ли она себе отчет в том, что перед ней новый человек, или ей нет до этого абсолютно никакого дела. В ее глазах не было ни малейшего проблеска узнавания, хотя моя встреча с ней состоялась всего несколько недель назад.

– Конечно, – выдавила я и снова направилась к шкафу, что было довольно затруднительно, так как она стояла на дороге. Я развернулась так, чтобы не задеть ее, и постаралась боком добраться до шкафа, который только что закрыла. Она не подвинулась ни на сантиметр, и я чувствовала, что ее глаза продолжают меня осматривать. Наконец, благодарение Богу, мои пальцы коснулись меха, и я осторожно высвободила его из шкафа. Мне вдруг захотелось бросить его ей и посмотреть, сумеет ли она его поймать, но в последний момент я сдержалась и подала ей пальто так, как джентльмен подает его даме. Она шагнула в него одним грациозным движением и взяла сотовый телефон – единственную вещь, которую привезла с собой в офис.

– Сегодня вечером мне понадобится Книга, Эмили, – сказала она и важно вышла из кабинета, похоже, даже не заметив группку из трех женщин, которые, завидев ее, бросились врассыпную.

– Да, Миранда. Я распоряжусь, чтобы Андреа привезла ее вам.

Вот так-то. Она ушла. Визит, породивший в офисе дикую панику, суматошные приготовления и спешные переодевания, продлился всего четыре минуты и – как показалось моему неискушенному глазу – не имел ровным счетом никакого смысла.