Текст книги "Прогулка среди могил"

– Мы сами сделаем все, что нужно. Вам не придется в этом участвовать.

– Иными словами, я всего лишь приговорю их к смерти.

– Они сами себе вынесли приговор, – покачал головой Кенан. – Своими деяниями. Вы всего лишь поможете осуществить справедливое возмездие. Что вы на это скажете?

У меня были кое-какие сомнения на этот счет, поэтому я промолчал.

– Есть ведь еще кое-что, что вас смущает, верно? Род моей деятельности.

– Немаловажный фактор.

– Ваше высказывание по поводу сбыта крэка школьникам. Я не… как бы это… у меня нет магазинов на школьном дворе.

– Не сомневаюсь.

– Проще говоря, я не мелкий торговец. Я тот, кого называют наркодельцом. Улавливаете разницу?

– Конечно. Вы та крупная рыба, которая всегда ускользает из сети.

– Не думаю, что такая уж крупная, – засмеялся Кенан. – У распространителей среднего звена самые большие объемы продаж. Ведь я либо поставляю большие партии, либо покупаю у того, кто уже поставил товар в страну, а затем сбываю тому, кто продает уже меньшими партиями. Мой покупатель, вероятно, зарабатывает больше, чем я, потому что он крутит сделки круглый год, тогда как я могу проводить в год всего одну-две, не больше.

– Но вы тоже, прямо скажем, не бедствуете.

– Не бедствую. Это опасный бизнес, связанный с нарушением закона, поэтому есть куча людей, которые так или иначе помогают избегать неприятностей. А там, где есть большой риск, там и доходы соответствующие. И это бизнес. Люди хотят этот товар.

– По товаром вы подразумеваете кокаин.

– Вообще-то я практически не занимаюсь порошком. Мой основной товар – героин. Немного гашиша, но последние года два главным образом героин. Слушайте, сразу говорю, что не собираюсь оправдываться. Люди покупают, попадают на крючок, обворовывают родных матерей, взламывают чужие дома и умирают от передоза. Пользуются одним шприцем на всех и получают СПИД. Я все это знаю. Но существуют же производители оружия, спиртных напитков, табака. Сколько народа умирает в год от алкоголизма и курения в сравнении с тем количеством, которое гибнет от наркотиков?

– Продажа алкоголя и табака – вполне законное дело.

– А какая разница?

– Некоторая есть. Хотя не могу сказать точно какая.

– Возможно. Я тоже ее не вижу. Но в том и другом случае это грязный товар. Но один довод я могу привести себе в оправдание. Я не рекламирую свой товар, не лоббирую его в конгрессе, у меня нет службы по связи с общественностью, которая талдычит гражданам, что то дерьмо, которым я торгую, им полезно. Тот день, когда люди перестанут покупать наркотики, будет днем, когда я сразу же начну покупать и продавать что-то другое. И не стану хныкать по этому поводу и обращаться в правительство с просьбой о федеральных субсидиях.

– Но ты все-таки не леденцами торгуешь, малыш, – вставил слово Питер.

– Нет, конечно. Мой бизнес – грязный, и я никогда и не утверждал обратного. Но я работаю честно, никого не надуваю, никого не убиваю и очень осторожен в выборе партнеров. Именно поэтому я жив и здоров и нахожусь на свободе, а не за решеткой.

– А вы когда-нибудь сидели?

– Нет. Меня ни разу не арестовывали. Так что если вас смущает, что придется работать на наркодельца…

– Меня это не смущает.

– Во всяком случае, с официальной точки зрения я не наркобарон. Не стану утверждать, что в отделе по борьбе с наркотиками или в УБН[3]3
  УБН – Управление по борьбе с наркотиками. – Примеч. ред.


[Закрыть] нет на меня досье. Насколько мне известно, я никогда официально не был под следствием. В моем доме нет «жучков» и телефон тоже не прослушивается. Если бы это было так, я бы сразу узнал. Впрочем, я вам уже об этом говорил.

– Да.

– Погодите минутку, я вам сейчас кое-что покажу.

Он вышел в другую комнату и вернулся с большой фотографией в серебряной рамке.

– Наша свадебная фотография. Два года будет в мае.

На фотографии он был во фраке, а она вся в белом. Его лицо украшала широкая улыбка. Франсин не улыбалась, а вся прямо-таки светилась от счастья.

Я не нашел что сказать.

– Не знаю, что они с ней сделали. Я не позволяю себе об этом думать. Но они убили ее и надругались над ней. Я должен что-то предпринять, иначе просто умру. Откровенно говоря, мы с Питом попытались начать все делать сами, но мы не знаем, что и как будет правильно. Те вопросы, которые вы задавали, ваш подход к делу, помимо всего прочего, четко показали мне, что в данной сфере я полный профан. Поэтому мне нужна ваша помощь, и я заплачу вам столько, сколько захотите. Деньги не проблема, у меня их полно. А если вы откажетесь, я либо найду кого-то другого, либо займусь этим сам, что еще, черт побери, мне остается делать?

Он наклонился, забрал у меня фотографию и посмотрел на нее.

– Боже мой, какой это был прекрасный день! И все последующие дни. И все это превратилось в дерьмо.

Он поднял на меня взгляд и продолжил:

– Да, я наркоделец, поставщик наркотиков, называйте как угодно и да, я собираюсь убить этих ублюдков. И что вы теперь скажете? Беретесь за это или нет?

Мой лучший друг, человек, к которому я собирался поехать в Ирландию, профессиональный преступник. Легенда гласит, что однажды ночью он шел по улицам Хеллс Китчен с сумкой, из которой торчала отрубленная им голова одного из его врагов. Не могу утверждать, что так оно и было, но относительно недавно я был рядом с ним в одном подвале в Маспете, когда он отрубил мужику руку одним ударом мясницкого ножа. В ту ночь у меня в руке была пушка, и я ею воспользовался. Так что если в чем-то я все еще оставался полицейским, то во многом другом претерпел существенные изменения. Голову я давно уже снял, чего же плакать по волосам?

– Берусь. – Мой ответ прозвучал твердо.

Глава 3

К себе в гостиницу я вернулся чуть позже девяти. Мы довольно долго просидели с Кенаном Кури, записывая в мой блокнот имена его друзей, знакомых и членов семьи. Я сходил в гараж и осмотрел «тойоту», в которой и обнаружил в магнитофоне кассету с Бетховеном. Если в машине Франсин и имелись какие-то следы, я их не нашел.

Другой автомобиль, серый «темпо», в котором доставили ее разрозненные останки, я не имел возможности осмотреть. Похитители поставили ее в неположенном месте, и за выходные служба безопасности движения куда-то его отволокла. Можно было попытаться его найти, но для чего? Он практически наверняка был угнан для этого конкретного дела, а перед этим кем-то брошен, судя по его состоянию. Полицейские эксперты-криминалисты, может, и смогли бы что-нибудь обнаружить в багажнике или внутри машины. Волокна ткани или что-то еще, что могло бы дать толчок следствию. Но у меня нет возможности произвести такую экспертизу. Поэтому бегать по Бруклину в поисках машины было бы пустой тратой времени.

Мы втроем проехали на «бьюике» по длинному круговому маршруту мимо «Д’Агостино» и арабского рынка на Атлантик-авеню, затем на юг по Флэтбуш и на восток по Эн-стрит до второй будки на улице Ветеранов. Мне не очень-то было нужно осматривать эти достопримечательности. Вряд ли можно получить нужную информацию, обозревая телефонные будки, но я все же умудрился извлечь определенную пользу. Иногда совсем не помешает самому изучить все на месте, пройтись по тротуарам, подняться по ступенькам, проиграть, так сказать, всю сцену. Это делает произошедшее более реальным.

Таким образом я заставил братьев Кури проделать все еще раз. Во время полицейских расследований свидетели вечно жалуются, что им приходится по нескольку раз повторять одно и то же разным людям. Им кажется, что они попусту тратят время, но это не совсем так. Рассказывая несколько раз одно и то же, свидетели иногда вспоминают что-то, о чем не упоминали в прошлый раз, или полицейский ухватит в рассказе что-то, что пропустили коллеги.

В процессе передвижения мы остановились в «Аполлоне», кофейне на Флэтбуш. Там мы заказали сувлаки. Было вкусно, но Кенан практически не притронулся к еде.

– Мне бы следовало заказать что-то другое, – позже произнес он уже в машине. – С той ночи я мяса даже видеть не могу. Меня от него воротит. Уверен, со временем пройдет, но пока что мне явно следует отказаться от него. Глупо заказывать то, что не можешь заставить себя проглотить.

* * *

Питер на «тойоте» вез меня домой. Со дня похищения он постоянно находился у брата на Колониал-роуд, ночуя на кушетке в гостиной. И сейчас он ехал к себе домой взять кое-какие вещи.

Иначе я вызвал бы такси. Вообще-то я прекрасно чувствую себя и в подземке, она не вызывает у меня опасений, но казалось смешным экономить на такси, имея в кармане десять тысяч. Я выглядел бы полным идиотом, если бы в метро меня обчистил карманник.

Эти деньги были даны мне на расходы. Две пачки сотенных по пятьдесят купюр в каждой. Две пачки, абсолютно идентичные тем восьмидесяти, отданным в виде выкупа за Франсин Кури. У меня всю жизнь проблемы с оценкой стоимости моих услуг, но в данном случае я ничего не решал. Кенан просто кинул две пачки на стол, спросив, хватит ли для начала. Я ответил, что этого более чем достаточно.

– Я могу себе это позволить, – хмыкнул Кенан. – Денег у меня вагон. Они меня вовсе не разорили.

– Значит, вы могли заплатить им и миллион?

– Мог бы, но мне пришлось бы выезжать из страны. У меня счет в банке на Кайманах, там около полумиллиона. Здесь, в сейфе лишь семьсот штук. В принципе я смог бы найти оставшиеся триста здесь, в городе. Нужно было просто звякнуть в пару мест. Но вот что я думаю…

– Что?

– А, так, глупость. Предположим, я бы не давил на них в разговоре, был бы вежлив, лизал бы им задницы, и все такое? И согласись я на миллион, вернули бы они ее живой?

– Они бы все равно ее убили.

– Я тоже себя в этом пытаюсь убедить, ну а вдруг? Меня не перестают терзать мысли о том, что я мог еще что-то предпринять. Предположим, изображал бы крутого до конца, пригрозил бы не дать ни гроша, пока не получу доказательств, что она жива?

– Она наверняка была уже мертва, когда они позвонили.

– Молю Бога, чтобы так оно и было, но не уверен в этом. Я все время думаю, что все-таки мог ее спасти. Все время думаю, что я во всем виноват.

Мы проехали обратно на Манхэттен по скоростным трассам, Шор-Парквэй и Гованус через туннель. Машин в это время было немного, но Питер ехал медленно, лишь изредка свыше сорока миль в час. Сначала мы молчали, но потом тишина стала давить.

– Ну и денечки были, – заговорил он первым.

Я поинтересовался, как он все это перенес.

– Нормально.

– На встречи ходил?

– Я регулярно хожу. – Затем, немного помолчав, добавил: – У меня не было возможности попасть на встречу с того дня, как началась вся эта катавасия. Был сильно занят, как ты понимаешь.

– Если ты запьешь, брату от тебя будет мало пользы.

– Да знаю я.

– Встречи проводятся и на Бэй-Ридж. Тебе не нужно было возвращаться в город.

– Знаю. Я собирался пойти вчера вечером, но не сложилось. – Он побарабанил пальцами по рулю. – Думал, успеем сегодня в собор Святого Павла, но мы опоздали. Доберемся туда намного позже девяти.

– Есть десятичасовая встреча на Хаустон-стрит.

– Видно будет. Пока доберусь до дома, соберу то, что мне нужно…

– Если не попадешь на десятичасовую, будет еще в полдень. Там же, на Хаустон, между Шестой и Варик.

– Я знаю, где это находится.

Что-то в его тоне заставило меня воздержаться от дальнейших предложений.

– Я понимаю, что мне не следует пропускать встречи, – немного погодя сказал Питер. – Постараюсь попасть на десятичасовую. С полуденной сложнее. Мне бы не хотелось оставлять Кенана надолго одного.

– Может, ты сумеешь попасть на одну из завтрашних встреч в Бруклине?

– Возможно.

– А как твоя работа? Ты туда не ходишь?

– Пока нет. Сказал, что болен, но не велика беда, если они меня и выставят. Такую работу легко найти.

– А что ты делаешь, как рассыльный?

– Главным образом доставляю обеды. На Пятьдесят седьмую и Девятую.

– Тяжело, должно быть, работать в подобной сфере, имея такого брата.

Питер помолчал, потом сказал:

– Кенан хотел, чтобы я работал с ним. Но я не могу заниматься такого рода делами и оставаться чистым. Не потому, что всегда есть доступ к наркотикам. Это не так – товара ты практически и не видишь. Я имею в виду склад ума и отношение к работе в целом, если ты понимаешь, о чем я.

– Конечно.

– Ты абсолютно прав насчет встреч. Я все время хочу напиться с того самого момента, как узнал о похищении Франсин. Я не позволял себе этого, но не могу избавиться от этой мысли. Я гоню, но она возвращается снова и снова.

– Ты давно общался со своим опекуном?

– Считай, у меня его нет. Они дали мне временного, когда я впервые пришел, и сначала мы довольно регулярно созванивались, но потом все сошло на нет. К тому же до него вообще трудно дозвониться. Мне бы следовало найти постоянного, но по некоторым причинам я этого не сделал.

– Как-нибудь на днях…

– Знаю. А у тебя есть опекун?

– Мы как раз с ним встречались прошлым вечером, – кивнул я. – Как правило, вместе ужинаем по воскресеньям, да и на неделе общаемся.

– Он дает тебе советы?

– Иногда. Я слушаю, но делаю как считаю нужным.

Вернувшись к себе в гостиницу, я первым делом позвонил Джиму Фаберу.

– Только что о тебе рассказывал, – сообщил я ему. – Приятель поинтересовался, дает ли мне мой опекун советы, и я ему ответил, что всегда в точности им следую.

– Твое счастье, что Господь тебя не покарал за ложь прямо на месте.

– Угу. Но я передумал ехать в Ирландию.

– О? Вчера ты вроде был решительно настроен. Проснувшись с утра, ты глянул на это другими глазами?

– Да нет. И с утра я отправился в туристическое агентство и забронировал дешевое место на пятничный вечерний рейс.

– Даже так?

– А сегодня во второй половине дня кое-кто предложил мне работу, и я согласился. Ты не хочешь слетать в Ирландию на три недели? Сомневаюсь, что получу обратно деньги за билет.

– Ты уверен?

– Ну, они сказали, что деньги вернуть не получится. Это не страшно: за работу получил достаточно, так что безболезненно могу списать пару сотен. Но я хотел сказать, что остаюсь не для того, чтобы поддаться безумию.

– Ты практически в полном порядке. Поэтому я и беспокоился. Конечно, ты сумел остаться трезвым, околачиваясь с твоим приятелем в его пабе…

– Он пьет за нас обоих.

– Ну во всяком случае, дело идет неплохо. Но по ту сторону океана, без привычной системы поддержки… К тому же твое беспокойное состояние в последнее время…

– Да знаю я. Но ты можешь не волноваться.

– Даже если это не моя заслуга?

– Ну может, и твоя. Неисповедимы пути Господни, чудны дела Его.

– Угу. Велика справедливость Его.

Элейн было очень жаль, что я не еду в Ирландию.

– И конечно, не было никакой возможности на некоторое время эту работу отложить?

– Нет.

– Или ты успеешь закончить к пятнице?

– К пятнице я только-только приступлю.

– Жаль. Но ты не выглядишь огорченным.

– А я и не огорчен. По крайней мере я не сообщил Мику, когда нужен билет, поэтому не придется тратиться на дополнительный звонок, чтобы поведать ему об изменении своего решения. Честно говоря, я рад этой работе.

– Хочешь чем себя занять?

– Вот именно. Как раз этого мне и не хватало. Гораздо больше, чем отпуска.

– И хорошее дело?

Я ей еще ничего не рассказывал.

– Ужасное, – немного подумав, ответил я.

– О?

– Господи, чего только люди не творят с себе подобными! Ты, возможно, думаешь, что я ко всему привык, но это не так.

– Не хочешь рассказать?

– Только при встрече. Вечером увидимся?

– Если тебе работа не помешает.

– С чего бы? Я за тобой заеду около семи. Если задержусь, позвоню.

Я принял горячую ванну и хорошенько выспался. С утра отправился в банк и добавил семьдесят сотенных к уже имеющимся на моем личном счете. Две тысячи перевел на чековый счет и еще тысячу положил в задний карман.

Бывали времена, когда я немедленно просадил бы их. Я проводил тогда кучу времени в церквах и в, так сказать, религиозном экстазе оставлял ровно десять процентов от наличности в каждом ящике для сбора пожертвований. Эта святая привычка исчезла вместе с пьянством. Не знаю, почему я прекратил это делать, но следует заметить, совершенно не понимаю, почему начал.

Вообще-то я мог засунуть в такой ящик мой билет на самолет, и это была бы единственная возможная от него польза. Я зашел в агентство и еще раз убедился – билет невозвратный.

– В принципе я обязан вам сказать, чтобы вы принесли бумагу от врача в подтверждение того, что отменяете заказ по медицинским показаниям, – сообщил агент, – но толку от этого никакого, потому что вы брали билет не в авиакомпании, а в конторе, которая скупает билеты оптом и продает по низкой цене.

Он предложил мне попробовать перепродать его. Я, оставив билет, направился к метро.

Весь день я проторчал в Бруклине. У меня была с собой фотография Франсин Кури, которую я взял на Колониал-роуд, и я показал ее в «Д’Агостино» на Четвертой авеню и в «Арабском гурмане» на Атлантик. Я шел по давно остывшему следу, поскольку был уже вторник, а похищение произошло в четверг, но с этим я ничего поделать не мог. Конечно, было куда как лучше, если бы Пит позвонил мне в пятницу, вместо того чтобы дожидаться, пока пройдут выходные. Но у них имелись дела поважнее.

Вместе с фотографией я показывал визитку «Надежности» с моим именем, объясняя, что веду расследование, связанное со страховкой. Автомобиль моей клиентки был поврежден другой машиной, водитель которой уехал с места происшествия, и если я его не найду, это может затянуть и усложнить выплату страховки.

В «Д’Агостино» я переговорил с кассиром, признавшую во Франсин постоянную покупательницу, всегда расплачивающуюся наличными. Весьма необычный грант в нашем обществе, но распространенный в кругах наркодельцов.

– И вот что я вам еще скажу о ней. Готова поспорить, что она хорошо готовит.

Должно быть, у меня был сильно озадаченный вид, потому что женщина пояснила:

– Она не покупает готовой еды или полуфабрикатов. Всегда только свежие продукты. В наши дни большая часть ее сверстниц мало что смыслят в готовке. Но в ее тележке я ни разу не видела рекламируемых по телевизору готовых ужинов.

Мальчик-носильщик тоже ее помнил и поведал, что она всегда дает два доллара чаевых. Я спросил и о фургоне, и он вспомнил, что напротив стоял синий фургон, который двинулся за ней следом. Он не разглядел ни марки фургона, ни номера, но довольно уверенно назвал цвет. И вроде бы на кузове было написано что-то насчет ремонта телевизоров.

На Атлантик-авеню народ запомнил больше. Женщина за кассой сразу же узнала Франсин на фото и рассказала, что та купила оливковое масло и что-то еще со странным для меня названием. Самого похищения женщина не видела, потому что в этот момент занималась с другим клиентом. Она знала, что произошло что-то интересное, потому что вошел какой-то покупатель с рассказом о двоих мужчинах и женщине, бежавших от магазина и впрыгнувших в кузов фургона. Покупатель думал, что они только что ограбили магазин и сматывались с места преступления.

Я исхитрился опросить еще нескольких человек до полудня, когда собирался пойти куда-нибудь неподалеку пообедать. Но вместо этого вспомнил совет, столь охотно данный мной Питеру Кури. Я и сам с субботы не был на встречах, а уже вторник. И вечер занят – встречаюсь с Элейн. Я позвонил в координирующую контору и выяснил, что в 12.30 состоится встреча в Бруклин-Хайтс, буквально минутах в десяти ходьбы от места, где я нахожусь. Основным выступающим оказалась маленькая пожилая леди, очень чистенькая и аккуратная, но из ее рассказа выяснилось, что так было отнюдь не всегда. Она в свое время была побирушкой, ночующей, естественно, где придется, никогда не мылась и не меняла одежу, и ей до сих пор жутко вспоминать, как от нее воняло. Было трудно увязать эту историю с внешностью леди, сидящей во главе стола.

После встречи я вернулся на Атлантик-авеню. Купил сандвич и банку содовой в забегаловке, а заодно потолковал с владельцем. Перекусывая на улице, поговорил с продавцом и парой покупателей у газетного ларька. Потом зашел в «Алеппо» и побеседовал с кассиром и двумя официантами. Затем вернулся к «Аюбу» – я решил именно так называть «Арабский гурман», пока разговариваю с людьми, привыкшими к его прежнему названию. К этому времени кассирша вспомнила имя покупателя, испугавшегося, что мужчины из синего фургона ограбили магазин. Я нашел его номер в телефонной книге, но по нему никто не ответил.

На Атлантик-авеню я не рассказывал сказочку о страховке, потому что она мало состыковывалась с тем, что здесь могли видеть свидетели. Но мне не хотелось, чтобы у кого-то сложилось впечатление, будто произошло нечто страшное вроде похищения или убийства, потому что не исключал возможности, что в ком-нибудь вдруг проснется чувство гражданского долга и тот известит полицию. Так что изложенная мной версия выглядела примерно так, несколько изменяясь в зависимости от того, кому я ее рассказывал.

У моей клиентки есть сестра, которая собирается замуж за иностранца нелегала, рассчитывающего остаться в стране. У будущего жениха есть подружка, семья которой активно препятствует этом браку. Двое мужчин, родственники этой подружки, постоянно преследуют мою клиентку, пытаясь перетащить ее на свою сторону, чтобы она тоже помешала браку. Моя клиентка вполне понимает их мотивы, но не желает быть втянутой в эту историю. В четверг они преследовали ее вплоть до «Аюба». Когда она вышла из магазина, они посадили ее в кузов фургона под каким-то предлогом и долго возили кругами, пытаясь переубедить. Когда они ее наконец высадили, она была на грани истерики и оставила в их фургоне не только покупки (оливковое масло и все такое прочее), но и сумочку, в которой лежал очень дорогой браслет. Она не знает ни имени этих людей, ни как с ними связаться, ни…

Не уверен, что история получилась достаточно связной, но я не собирался продавать ее на телевидение, а всего лишь использовал для заверения некоторых отдельных в меру солидных граждан в том, что им ничто не грозит и они поступят исключительно благородно, оказав посильное содействие.

В результате я получил целую кучу советов. Наподобие такого, к примеру: «Подобные браки – плохая штука, она должна сказать сестре, что оно того не стоит». Но приобрел и массу полезной информации.

Покончив с этим где-то в начале пятого, я спустился в подземку и доехал до Коламбус-Серкл, опередив на несколько минут начало часа пик. В регистратуре меня ждала почта. Мусор по преимуществу. Однажды я что-то заказал по каталогу, и с тех пор каждый месяц получаю дюжину новых журналов. У меня крошечная комната, где нет места для этой макулатуры, не говоря уж о товарах, которые мог бы приобрести.

Поднявшись наверх, я выбросил в урну все, кроме счета за телефон и двух записок, которые извещали, что звонил Кен Карри, в первый раз в 2.30, второй – в 3.45. Я не стал ему перезванивать сразу. Выдохся.

Денек выдался нелегкий. Конечно, я не разгружал мешков с цементом, но все эти разговоры с разными людьми выматывают ничуть не меньше. Приходится все время концентрировать внимание, особенно если вынужден при этом плести небылицы. Если вы не патологический лжец, рассказывать байки сложнее, чем говорить правду. На этом принципе построен детектор лжи, и мой собственный опыт тоже подтверждает правоту данного утверждения. Целый день лгать и играть роль сильно утомляет, особенно если вы еще при этом все время на ногах.

Я ополоснулся под душем, побрился, потом включил новости и минут пятнадцать слушал, закрыв глаза и закинув ноги на стол. Примерно в 5.30 я позвонил Кенану Кури и сообщил, что наметился некоторый прогресс, хотя докладывать пока особо нечего. Он поинтересовался, не может ли чем-то помочь.

– Пока нет. Я собираюсь вернуться на Атлантик-авеню завтра, может, еще что выплывет. А когда закончу там, приеду к вам. Вы будете дома?

– Конечно. Мне некуда идти.

Я поставил будильник и снова закрыл глаза. Звонок пробудил меня ото сна в половине седьмого. Напялив костюм и галстук, я отправился к Элейн. Она налила мне кофе, а себе перье, потом мы взяли такси и поехали в «Азиатское общество», где недавно открылась выставка, посвященная Тадж-Махалу, что как раз совпадало с курсом, который Элейн слушала в «Хантере». Пройдя по трем залам выставки, издавая подходящие случаю восклицания, мы проследовали за толпой в следующий зал, где чинно уселись на стулья и прослушали сольный концерт игры на гитаре. Понятия не имею, хорошо исполнитель играл или плохо. Я вообще не понимаю, как можно это определить и как сам музыкант определяет, настроен этот инструмент или нет.

В завершение всего был фуршет.

– Нет необходимости здесь задерживаться, – шепнула Элейн, и после нескольких минут вежливых улыбок и обмена любезностями мы очутились на улице.

– Тебе не понравилось, – хмыкнула Элейн.

– Все было прекрасно.

– Господи, – вздохнула она, – на что только не пойдет мужчина, желая лечь с женщиной в койку.

– Да ладно тебе, – ухмыльнулся я. – Все было не так уж плохо. Такую же музыку играют в индийских ресторанах.

– Но там никто не заставляет ее слушать.

– А кто слушал?

Мы пошли в итальянский ресторан и за чашкой эспрессо я рассказал ей о Кенане Кури и о том, что случилось с его женой. Когда я закончил, она долго смотрела на скатерть, как будто на ней было что-то написано. Затем медленно подняла голову и посмотрела мне в глаза. Элейн очень сильная и волевая женщина, но сейчас она выглядела трогательно уязвимой и беззащитной.

– Боже мой! – произнесла она.

– И такое бывает.

– И этому нет конца, верно? – Она отпила воды из бокала. – Какая жестокость, какой садизм. Зачем кому-то… А, к чему спрашивать?

– Мне кажется, это было проделано ради удовольствия. Они, должно быть, неплохо порезвились. Не просто убили ее, но и хорошенько повозили мордой, рассказывая, что она будет в машине около дома, когда он приедет, но найдена была в виде мелких кусочков в багажнике «форда». Они убили ее не обязательно потому, что просто являются садистами. Они могли просто решить, что так безопаснее, чем оставлять живого свидетеля, который может их опознать. Но никакой практической пользы от их дальнейших действий нет, кроме желания вогнать нож поглубже, да еще провернуть его разок-другой. К тому же они немало потрудились, чтобы расчленить тело. Извини, разговор не совсем к месту, да?

– Это прекрасная сказка на ночь.

– Настраивает на нужный лад, а?

– Ничто не может возбудить сильнее. Нет, правда, меня это не задело. То есть нет, задело, но меня от этого не воротит. Конечно, ужасно разрезать кого-то на кусочки, но ведь не это главное, верно? Главное то, что в мире существует такое зло, которое может появиться ниоткуда и убить тебя совершенно ни за что ни про что. Вот что действительно ужасно, и это одинаково плохо воспринимается и на пустой и на полный желудок.

Мы вернулись к ней домой, и она поставила фортепьянный концерт Седара Уолтона, который мы оба любили. Мы сели на кушетку и тихо слушали. Когда одна сторона закончилась, Элейн перевернула кассету и на середине другой стороны мы отправились в спальню, где занялись любовью с удивительной жадностью. После мы оба долго молчали, но через какое-то время Элейн произнесла:

– Вот что я тебе скажу, парниша. Если мы и дальше продолжим в том же духе, у нас скоро начнет неплохо получаться.

– Ты так думаешь?

– Меня это не удивит. Останься до утра.

Я поцеловал ее.

– Так и задумывалось.

– М-м-м. Хорошая задумка. Не хочу оставаться одна.

Мне тоже этого не хотелось.