Текст книги "Обжигающая тишина"

Между этими двумя явно было неоконченное дело. Нечто очень личное, даже интимное. Он принес новости, которые, судя по всему, сильно потрясли Рэйчел Салонен.

Когда он уехал, направившись на север на своем мотоцикле, Энни снова доложилась Лефлеру, но он не велел ей следовать за мужчиной. Никакие законы не были нарушены. У них на него ничего не было. Пока не было.

Свет на втором этаже в доме Салонен погас после полуночи; она могла видеть верхние окна за деревьями вдоль дороги. Энни завела двигатель и включила фары.

Она вернулась в участок, чтобы отметить время окончания дежурства в свою смену.

Глава 9

Когда Джеб въехал на старый участок, эктоплазменные пальцы бледно-зеленого северного сияния протянулись по небу, вытягиваясь, скручиваясь, наступая и отступая под безмолвную музыку космоса. За деревьями было пусто и темно, не считая громоздкой тени от избушки над серебристой рекой.

Джеб оставил мотоцикл в роще рядом со старым бревенчатым домом своей матери. Он снял шлем и глубоко вдохнул холодный воздух, наполняя легкие. Он ощущал запахи глины, сосновой смолы, лесной подстилки, – совсем не то, что чуешь за бетонными стенами и колючей проволокой. Теперь это была его земля, оставшаяся от матери, которая умерла шесть лет назад. Пять акров земли среди высоких кедров вдоль Вулф-Ривер. Поместье было уединенным; вокруг на многие мили не было ничего, кроме дикой глуши. К западу простирались бесконечные леса, реки, высокие горы и глубокие долины – всю дорогу до вершины Тилка и дальше. На востоке находился Сноу-Крик. Лыжный курорт. Туристы. Это место располагалось посередине. Как и сам Джеб, чья жизнь никогда полностью не принадлежала заповеднику в соседней долине или лыжному курорту.

Здесь прошли его самые радостные и самые грустные моменты.

Дом был расположен возле старой лесовозной дороги для более легкого доступа. Ниже и ближе к реке находился старый амбар, где они держали кур. Летом они с матерью работали в огороде возле амбара с забором от диких оленей. Медведи представляли определенную проблему. Иногда гризли спускались с высоких склонов и вламывались в курятник. Иногда пума или койоты пытались делать то же самое. Вдоль берега реки стояли восемь маленьких бревенчатых хижин, построенных для туристического сплава на плотах, – небольшого бизнеса, который завели они с матерью до его ареста и заключения. Джеб был экскурсоводом во время первых поездок.

Он слез с мотоцикла, достал фонарик из багажного короба и медленно подошел к старому дому. Его мысли обратились к матери и к ее мечтам об этом месте, о его будущем.

Одним из множества его глубочайших сожалений было то обстоятельство, что она умерла, так и не узнав о лжи. Она умерла, считая своего сына насильником и убийцей.

Джеб провел лучом фонарика по стенам дома. Тени редели, съеживались и возвращались на свои места. Обшивка была сорвана с окон, стекла давно пропали. Парадная дверь повисла на петлях. Потеки воды казались темными слезами в пустых оконных проемах. Печальный, плачущий дом.

Стены были расписаны граффити: агрессивные, угловатые буквы бросались в глаза и сталкивались с тенями, пока он водил фонариком. Неудачное предприятие, гниющее в глуши, – вот как выглядело его старое поместье. Он со скрипом открыл покосившуюся дверь. Тени запрыгали и засеменили внутри, запах плесени ударил в ноздри. Он посветил на пол, где от его движения мягко поднималась паутина. Старые газеты, журналы и пустые банки валялись повсюду. Круг горелых углей и пепла был похож на шрам посреди бывшей гостиной: кто-то развел костер прямо на ковре и проделал дыру в крыше вместо каминной трубы. В дальнем углу валялся старый матрас.

Рот Джеба наполнился горечью, и ярость, которую он так упорно обуздывал в тюрьме, прорвалась снова, вцепляясь в него острыми когтями, призывая выйти наружу и отомстить за обиду. Джеб закрыл глаза и мерно задышал. Он вспомнил о Куинн, о Рэйчел. Гневу больше не было места в его жизни – во всяком случае, если он хотел получить их обратно. Спокойно дыша, он медленно обошел комнату. Мелкие когти заскребли по древу; мышь спряталась под матрасом.

Когда Джеб вошел на кухню, едкий запах ударил ему в ноздри. Он задохнулся и прижал рукав ко рту, обводя лучом фонарика пол комнаты. Мертвый енот. Использованные презервативы. Бутылки из-под спиртного. Сломанный кальян для курения марихуаны. Он почти мог слышать издевательский смех подростков. Тяжелое дыхание спаривавшихся тел. Образы наполняли его разум, мелькая, как языки пламени костра в старом гравийном карьере. Секс. Кошмар, который начался той ночью. К его горлу подступила тошнота.

Он вышел наружу и глубоко задышал, очищая легкие горным воздухом. Но его сердце не успокаивалось. Он боролся с яростью, охватившей его. Но увиденное не могло отвратить его от действия. Его не выдворят из города. Он имел право находиться здесь и восстановить свой дом.

Ему хотелось думать наперед. О Куинн. О свободе, но только не об этом.

Не о том, как его мать умерла здесь, поверив в его вину, вытесненная обществом за окраину, на которой она балансировала всю свою жизнь.

Он не мог изменить это прошлое. Эту трагедию. Но у него было будущее, достойное борьбы. И эта борьба должна быть хитроумной.

Он пошел вниз, к ряду хижин у воды, где останавливались рафтеры и рыбаки. Снова граффити и вандализм. Река плескалась и шептала свои песни. Он отвернулся от построек и посмотрел на воду.

Северное сияние призрачно отражалось над темной колеблющейся поверхностью, улавливая волны и мелкие водовороты, случайный плеск рыбы. На другом берегу черные хвойные вершины вонзались в призрачно-зеленое небо.

Чувство покоя наконец овладело им, пока он слушал тихий плеск воды. Несмотря на осквернение, это была его земля, его долины и его горы. В этом лесу он никогда не чувствовал себя потерявшимся или одиноким. А здесь, у воды, он ощущал дух своей матери. Здесь, а не в загаженных и прогнивших строениях, медленно разлагавшихся в лесу.

Джеб почти мог видеть ее лицо в световых узорах на реке – отблеск ее высоких скул, ее миндалевидные глаза, медно-коричневую кожу. Грация и сила. Красота и мудрость. Страстная любовь к наследию предков.

Все то, что отец Джеба спустил сквозь пальцы.

Первые воспоминания Джеба были связаны с Вулф-Ривер и ходом лосося. Его мать развешивала оранжево-розовые полоски рыбьего мяса на деревянных стойках для вяления и сушки в теплых летних ветрах Тихоокеанского северо-запада. Ее черные волосы были заплетены в толстую косу за крепкой спиной, вокруг вились тучи комаров, а ее собака-полуволк внимательно смотрела и ждала, когда ей бросят шкурку.

Его память омывает еще одно воспоминание о возвращении отца за рулем «Веселого Роджера». Его бесноватые глаза были цвета диких ирисов, щеки румяными и зароговевшими на ветру, когда он плыл во главе флотилии круживших и пронзительно кричавших чаек. Радостное волнение, суета вокруг причала. Шумы его детства, когда приходят нагруженные лодки. Тревога в глазах матери, когда они встречали эти лодки.

Потом наступало время осенней охоты – только он и его отец с собачьими упряжками, странствовавшие от известной тропы в бесконечное бездорожье для охоты на карибу. На лосей. На белохвостых оленей. Треск выстрелов туманным утром. Кровь, теплая и вязкая кровь у него на руках, пар от теплых внутренностей, когда он учился потрошить и свежевать добычу, отрезать конечности, убирать ненужное и паковать нужное, пока их не нашли инспекторы охотничьей службы… потому что его отец никогда не играл по правилам.

Эти осенние убийства обеспечивали выживание зимой, когда землю укутывали густые сугробы, прежде чем лосось снова собирался у побережья и его отец возвращался в океан на «Веселом Роджере».

А когда зима становилась темной и ненастной, его отец снова начинал пить. Низкие кучевые облака и долгие темные дни погружали его отца, канадца ирландского происхождения, в глубокую депрессию. Он спасался самолечением. Это ухудшало его настроение, и начиналось насилие, такое же предсказуемое, как ежегодный ход лосося. Как прилет канадских гусей. Как возвращение колибри. Как наступление снежного сезона.

После смерти отца, когда Джеб немного вырос, он помогал своей матери наладить речной бизнес. Осенью он собирал грибы и заработал небольшое состояние на продаже лисичек. Зимой между школьными занятиями он ставил капканы и ловушки. А потом стал сопровождать ловцов на мушку к самым лучшим рыбным местам, известным ему одному. К тем местам, куда он брал Рэйчел.

Еще одно воспоминание: его руки, сомкнутые вокруг Рэйчел, когда он показывал ей, как нужно держать бамбуковое удилище и забрасывать мушку, чтобы она легко приземлялась на поверхность воды на краю глубокого и тенистого затона. Она смеялась, и он видел восторг в ее больших карих глазах, когда она держала в руке свою первую радужную форель – держала ее под водой, а потом аккуратно сняла с крючка и выпустила из рук, сложенных чашечкой.

У нее в глазах стояли слезы, когда она сделала это. Она объяснила Джебу, что такое держать пульс чужой жизни в своих руках. Он подарил ей эту связь, и это радовало его сердце.

Он набрал в грудь побольше воздуха, возвращаясь к действительности, когда разматывал спальный мешок неподалеку от своего мотоцикла. Он собирался поспать несколько часов для восстановления сил. Утром он немного поработает здесь, а завтра днем у него назначено интервью. Он принес свое снаряжение на берег реки и развернул спальный коврик под нависающими ветвями канадской ели.

Джеб залез в спальный мешок и лег на спину, закинув руку за голову и любуясь призрачными сполохами серверного сияния. Лежа на берегу, он задавался вопросом, сможет ли когда-нибудь вернуть Рэйчел. Разве такое возможно?

Мысль вонзилась в мозг, словно отравленный шип, нарушив ясность мыслей. Нужно соблюдать осторожность. Его желание увидеть дочь и встретиться с нею – желание следовать своему сердцу – уже дорого обошлось ему.

Он закрыл глаза и погрузился в неглубокий сон.

* * *

Джеб резко проснулся.

Он лежал неподвижно, пытаясь определить, что нарушило ритм его сна. Погасшее северное сияние? Новое течение реки? Ветер усилился, налетая долгими порывами со стороны океана. Резкий западный ветер.

Но было что-то еще. Холодное ощущение злонамеренности, кравшейся за деревьями и тянувшейся к нему. Он не мог это объяснить. Тем не менее охотничья интуиция подсказывала ему, что ничего хорошего ждать не приходится.

Он осторожно вылез из спальника и опустился на корточки посреди сухих иголок, напряженно вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Луна опустилась за горные вершины, и рисунок созвездий изменился. Было гораздо темнее по сравнению с тем, когда он приехал. Джеб ожидал тихого шелеста сухих листьев, свидетельствовавших о приближении большой кошки, или знакомого треска и ломки через кусты, предвещавших появление медведя. Он глубоко дышал, слегка приоткрыв рот и пробуя направление ветра. Когда-то он мог издалека ощутить едкий запах приближавшегося медведя или лося.

Потом он услышал это. Звук двигателей. Сначала отдаленный, замаскированный ветром и лесными шорохами. Потом более громкий. Несколько автомобилей. Он напрягся, готовый к действию.

На этой дороге не было никаких построек – только это место. Сзади находилась гора, а потом другая долина, которая была индейской территорией.

Может быть, подростки решили устроить очередную ночь пьянства и вандализма?

Из своего прикрытия под тяжелыми еловыми ветвями Джеб увидел, как свет фар повернул на его территорию. Пикап и внедорожник прокатились по грунтовой дороге, подскакивая на колдобинах, и остановились перед бревенчатым домом.

Пикап был темно-синим или даже черным. Четыре двери, длинный кузов. Джеб смог разглядеть букву D на номерном знаке, но не более того. Внедорожник имел светлый оттенок – может быть, серебристый? Трудно разобрать в темноте.

Двери открылись, и трое мужчин вышли наружу. Лампа в салоне на короткое время осветила их: черная одежда, темные лыжные маски, плотно натянутые на голову. Они оставили двигатели на холостом ходу и переключили фары на дальний свет. Двигаясь, как ниндзя, в сиянии фар, они направились к дому. Один из них нес фонарик и монтировку. Двое других тащили канистры с бензином. Джеб напрягся всем телом.

Они быстро и слаженно полили бензином вокруг дома, плеснули на крыльцо и на веранду.

Джеб отодвинулся в глубокую тень, едва сдерживая закипавшую ярость; они даже не проверили, был ли кто-то внутри.

Один из них бросил зажженную спичку. Моментально раздался громкий хлопок и свист сжигаемого кислорода. Языки пламени, оранжевые на черном фоне, быстро поднялись по стенам и вгрызлись в старые балки; яркие искры и куски горящего дерева разлетались в ночи.

Двое мужчин зажгли концы длинных палок. С этими импровизированными факелами они побежали к старым деревянным хижинам на берегу реки, поджигая их одну за другой. Пламя вздымалось и ревело, огненный свет танцевал на поверхности воды, словно расплавленная медь, пока догорали результаты тяжких трудов Джеба и его матери.

Он оказался не готов к силе чистейшей ненависти, пылавшей в его крови. Эти люди знали о его возвращении. Они пришли с вестью в виде бензина и монтировки. Поскольку стояла великая сушь, они могли сжечь весь лес вокруг.

Он ожидал, что влиятельные круги Сноу-Крик обрушатся на него с уничижительной критикой. Что люди будут очернять и поносить его. Что они попытаются выдворить его из города. Но не так скоро и не такими методами. Было ли это расплатой за его дневную ошибку? Могла ли Рэйчел предать его?

Он подавлял желание выйти из укрытия и разобраться с нападавшими: сбить их с ног, сорвать маски, закрывавшие лица. Но он был безоружен и находился в явном меньшинстве. И он отказывался от искушения ответить насилием этим безликим трусам, которые подкрались к дому под прикрытием темноты.

Терпение, Джебедия… Из темноты, рева пламени и клубов дыма он слышал голос отца. Трезвого отца во время охоты в начале зимы. До того как он снова обратился к пьянству.

«Будь терпеливым, как этот медведь на хребте… ты видишь его? Видишь, как он наблюдает за нами, ловит наш запах открытой пастью? Вот, теперь он ушел. Это опасный медведь, Джебедия. Он из тех, кто тихо подкрадывается сзади. Он будет целыми днями выслеживать нас, ходить за нами, но не нападет в открытую… Будь таким, как этот медведь, Джеб. Так ты получишь свою добычу…»

Джеб медленно выполз из-под ели. Держась в тени, он пополз к тополиной роще на дальнем конце участка. Его мотоцикл находился через поляну от рощи, на другой стороне от автомобилей и пылающего дома. Он оставался под прикрытием, ожидая своего шанса.

Языки пламени уже начали лизать окружающие деревья. Горящий мусор поднимался все выше, и сухой ветер разносил его на другие деревья. Ветви быстро вспыхивали; огонь с треском распространялся по лесу, словно злобное разрушительное существо. Люди в масках породили раскалленного монстра, который двигался с ветром и питался сухим топливом. Теперь он жадно пожирал лесистый склон горы по направлению к индейскому заповеднику на другой стороне.

Джеб был охвачен леденящим, тошнотворным предчувствием. Они должны были знать, что лес был тлеющей пороховой бочкой. Предупредительные знаки о чрезвычайной угрозе пожара были развешены по всему городу. Они должны были видеть, куда дует ветер: прочь от Сноу-Крик, к индейской земле.

– Спальный мешок! – крикнул кто-то у воды. – Он здесь!

Они нашли его снаряжение и знали, что он здесь. Теперь они активно искали его, и их передвижения стали более целенаправленными. Джебу нужно было добраться до своего мотоцикла и поднять тревогу, прежде чем огонь перевалит через гребень и застигнет врасплох малочисленную и рассеянную на большой территории индейскую общину.

Низко пригнувшись, он бросился к мотоциклу через задний двор горящего дома. Жар бил ему в лицо. Он был уже почти на месте, когда за домом раздался мощный взрыв. Это привлекло внимание злоумышленников, а новая вспышка пламени ярко осветила Джеба.

– Туда! – завопил кто-то.

Они устремились за ним.

Джеб оседлал мотоцикл. У него не было времени надеть шлем. Он включил зажигание.

Но прежде, чем он тронулся с места, брошенная монтировка врезалась ему в спину между лопатками. Воздух вылетел из его легких, а сила удара выбила его из седла. Мотоцикл пошел юзом и въехал в кусты.

Следующий удар пришелся в голову, но Джеб успел откатиться в сторону, так что опущенная монтировка лишь задела его и рассекла кожу на виске. Кровь потекла ему в глаз и в ухо. Джеб принял низкую стойку и потянулся за палкой. Противники, окружившие его, не произнесли ни слова. Он размахнулся и треснул одного из них палкой по скуле. Тот согнулся и закряхтел от боли. Но при этом Джеб раскрылся и получил удар в живот от другого нападавшего. Когда он попятился, кто-то ударил его по затылку. У него потемнело в глазах, потом в поле зрения замерцали спиральные точки. Он покачнулся в сторону и получил еще один жестокий удар в живот.

Он задохнулся и упал на землю, не в силах двинуться с места. Мир вокруг него расплылся в жидкую горячую патоку, подернутую едким запахом дыма. Один из мужчин пнул его в ребра ботинком со стальным мыском. Боль пронзила его тело. Другой изготовился к удару. Джеб перекатился набок и свернулся в клубок. Через кровавую пелену, застилавшую зрение, он увидел занесенную монтировку. Мужские глаза холодно блестели в прорезях маски.

Но прежде, чем нападавший успел нанести убийственный удар, пронесся очередной фронт раскалленного воздуха, и горящая шрапнель разбросала всех в стороны. Кто-то кричал, кто-то стонал. Джеб слышал отдельные слова, плававшие в его сознании.

– Старый пропановый бак… за деревьями… взорвался… Огонь побирается к автомобилям… сейчас все рванет…

Джеб перекатился на живот и попытался дюйм за дюймом подтащить себя на руках к рухнувшему мотоциклу. Жар был повсюду вокруг него. Медный вкус крови во рту. Его мир превратился в тошнотворный вращающийся калейдоскоп огня и дыма. Не добраться…

Он перекатился набок и упал в ложе пересохшего ручья, в сырую грязь и мокрые листья.

Он слышал рокот двигателей. Автомобили уезжали. Рев огня приближался.

И его мир почернел.

* * *

Я просыпаюсь под звук сирен и лежу на спине, слушая завывания, которые доносятся из долины и становятся все громче. Они направляются в мою сторону.

В таком городке, как наш, звук сирен отличается от большого города. Это более личное дело. Велики шансы на то, что вы знаете, какие люди попадут в беду и кому понадобится помощь, и вы всегда задаетесь вопросом, может ли это быть ваш любимый человек. Особенно если он находится на этой предательской автостраде во время зимней засухи. Но Куинн лежит в постели, и ей ничего не угрожает.

Цифры на будильнике у моей кровати горят зеленым светом: 2.02 ночи.

Примерно в это время городские бары избавляются от последних клиентов. Скорее всего, автомобильная авария с участием пьяного водителя. Я тянусь к прикроватному столику, беру радиочастотный сканер и включаю его. Я завела привычку держать сканер под рукой с тех пор, как возглавила местную газету.

За фоновым треском помех слышны отдаленные голоса.

– Пожарная бригада… Отвечает экипаж 33… Код номер три, код номер три… Экипажу 45 подготовиться.

Я резко выпрямляюсь от выброса адреналина.

Пожар.

Это случилось. Худший из страхов с учетом засухи в долине. Дело может обернуться огненным шквалом, когда лесной пожар столкнется с городской застройкой. Весь лыжный курорт может взлететь на воздух. Я быстро встаю, набрасываю халат и подхожу к окну. За озером не видно ничего, кроме ясного ночного неба, зубчатой гряды горных вершин и призрачного сияния ледников. Судя по направлению ветроуловителя на причале, ветер дует на запад. Умеренно сильный.

В сканере прорезается новый голос.

– Вестсайд-роуд. Берег Вулф-Ривер. Участок R‐114… старый дом у реки…

Я застываю, как вкопанная, когда слышу этот адрес.

Джеб.

Я разворачиваюсь, хватаю телефон и сканер и быстро бегу на другую сторону дома, где поднимаюсь в мансарду, перескакивая через две ступеньки. Одно из мансардных окон выходит на запад, и там над горами разгорается тусклое оранжевое зарево. Меня охватывает ужас. Вой сирен становится пронзительным, когда пожарные машины проносятся по автостраде над моим домом и отправляются в речную долину на севере. Туда, куда уехал Джеб.

Я быстро набираю номер, оставленный Джебом, и хожу по мансарде, слушая звонки. Вызов направляется на голосовую почту. Я пробую еще раз, с тем же результатом.

Я звоню дежурному репортеру.

– Блейк, это Рэйчел, – быстро говорю я. – Большой пожар в долине Вулф-Ривер. Ты можешь приехать туда с камерой или позвонить Холли?

Я вешаю трубку, прежде чем он успевает ответить. У меня дрожат руки, и лоб покрывается бусинами пота, пока я набираю номер Брэнди, няни Куинн.

После расставания с Трэем я обзавелась помощницами, которым могу звонить в самое безумное время из-за моей волонтерской работы в спасательной группе и газетного бизнеса, когда приходится засиживаться допоздна. От спасательно-поисковых работ в итоге пришлось отказаться; я не успевала заниматься всем сразу. Но остаются дни выпуска газеты и постоянная текучка. Брэнди отвечает мне со второго звонка.

– Брэнди, у меня срочный вызов. – Я лгу, но меня еще не исключили из состава спасательной группы. Но Леви, Клинт, Зинк и Адам, брат Люка, тесно связаны с группой, а Джеб вселил в меня достаточно сомнений, чтобы не доверять им прямо сейчас. Время и место этого пожара выглядит зловеще. Мне нужно попасть туда раньше остальных. – Ты можешь сразу приехать ко мне домой?

– Это пожар?

– Да.

Я слышу приглушенные звуки, потом шепот и закрываю глаза. Черт, она не одна.

– Послушай, мне жаль…

– Буду через пять минут, – говорит она.

Я устремляюсь вниз и распахиваю дверь шкафа. Как волонтер SAR и сертифицированный спасатель, я всегда держу наготове собранный рюкзак. Для зимы, весны и других времен года. В этом городе много таких же добровольцев, как я, и все живут полноценной жизнью, но жертвуют своим временем, а иногда и материальной выгодой ради спасения других людей. Это неповторимая команда, соединяющая ткань нашей горной общины.

Команда под руководством Трэя.

Команда, от которой я все больше отстраняюсь в последнее время.

Пока я переодеваюсь, то слышу новые сирены и мерный рокот вертолетного винта.

– Куинн! – Я стучусь в ее дверь и открываю ее. – Куинн, милая, проснись и послушай меня. Я получила срочный вызов. Пожар на западе. Брэнди уже едет сюда. Не выходи из дома, хорошо? Делай, как она скажет. Ладно, милая?

– Пожар? – Она резко выпрямляется и широко раскрывает глаза, полные ужаса.

Меня словно врезали кирпичом между глаз. Ее родители погибли во время пожара. Ее дом сгорел дотла. Я опускаюсь на корточки и откидываю темные локоны, упавшие у нее со лба.

– Со мной все будет хорошо, – говорю я. – Пожар на пустоши, далеко отсюда.

Куинн хватает меня за руку.

– Тетя Рэйчел… ты не можешь пострадать. Тебе нельзя ехать.

Я – это все, что у нее осталось.

– Я подожду, пока не приедет Брэнди, хорошо? – Я хлопаю по подушке, приглашая Трикси забраться в кровать. Куинн немного успокаивается и улыбается при виде собаки. Очень хорошо.

– Трикси останется с тобой, чтобы тебе было уютно.

Куинн ложится обратно, а я напряженно расхаживаю по ее комнате. Как только я слышу, как Брэнди подъезжает к дому, быстро прощаюсь с девочкой и спускаюсь вниз. Я бегу к своему автомобилю, пока она выходит из своего.

– Не беспокойся, я останусь до твоего возвращения! – окликает она.

– Держи радио включенным, – кричу я и распахиваю дверь. – На тот случай, если ветер вдруг переменится!

* * *

К тому времени когда пейджер SAR подает гудок у меня на поясе, я мчусь на север по автостраде. Предполагается, что я отвечу, если могу присоединиться к группе. Я не отвечаю. Я боюсь кому-то довериться. Я ожидала, что горожане враждебно отнесутся к Джебу… но это? Господи, неужели такое возможно? Мог ли кто-то поджечь его старый дом, зная о чрезвычайной угрозе пожара, – может быть, даже кто-то из SAR? Телефон Джеба не отвечает, и мое сердце дает сбой.

Я вспоминаю слова Адама.

«Черт знает, что может случиться, если он сунется сюда. Я не уверен, что смогу управлять ситуацией».

Мое сердце обливается кровью, когда я осознаю как глубоко врезаны события того вечера в жизнь нашего города, в мою собственную жизнь.

Ветер несет по дороге мусор и тонкие ветки. Я крепко сжимаю руль, когда огибаю крутой поворот. Включаю радио, настраиваю его на волну местных новостей и слушаю прогноз погоды. Если ветер поменяется, то мы рискуем столкнуться с огненным шквалом. Тогда лыжный курорт будет обречен. За считаные секунды миллионы долларов, вложенные в дачные дома, санатории, инвестиции в горнолыжную инфраструктуру обратятся в прах. Туристов и местных жителей придется эвакуировать. Поскольку существует лишь одна дорога в Сноу-Крик и обратно, это будет логистический кошмар.

Я чую запах дыма, когда поворачиваю на грунтовую лесовозную дорогу в долине Вулф-Ривер. Автомобиль подпрыгивает на колдобинах и проваливается в рытвины. Примерно в пяти милях от поворота лес по обе стороны дороги густеет, деревья поднимаются высоко к небу. Запах дыма усиливается, и небо становится ярко-оранжевым. Западные склоны горы полностью объяты огнем. Наверху я вижу проблесковые маячки пожарных машин и автомобилей «скорой помощи». Оранжевые конусы расставлены поперек дороги: полицейское ограждение.

Перед фарами моего автомобиля появляется полицейский и поднимает руку. Я останавливаюсь и опускаю окошко. Молодой парень, явно из новичков… я не знаю его.

– Группа SAR‐1, – говорю я и предъявляю свою членскую карточку. – Остальные члены в пути с командной базы.

Он проверяет карточку, потом номерной знак моего автомобиля.

– Линия огня примерно в одном километре впереди, – говорит он и возвращает карточку. – Все началось со старых избушек для речного рафтинга. Там уже все выгорело.

Поместье Джеба.

Пот струями льется по мне, когда я направляю автомобиль дальше по ухабистой дороге и въезжаю в район пожара. От почерневших деревьев валит дым. Я не приближаюсь к мигающим огням пожарных машин и автомобилей «скорой помощи», которые стоят впереди; я останавливаюсь у подъездной дорожки к дому Джеба и выхожу наружу. Здесь никого нет, да и не должно быть. Огонь уже выжег это место, пустовавшее несколько лет. Пожарные находятся на линии огня и тушат самые опасные возгорания.

Я включаю налобный фонарь, вхожу туда, где когда-то находился речной лагерь Калленов, и пораженно замираю на месте. Это почерневшая, перекрученная масса тлеющих углей и пепла. Последствия войны. Определенно, пожар начался здесь, с учетом направления ветра. Огонь должен был быстро сожрать это место. Ветер задувает волосы мне в лицо, и я отбрасываю их в сторону, когда направляюсь через поляну по обгорелой траве, благодарная за огнеупорные ботинки. Едкий запах жжет горло. Здесь до сих пор очень жарко. Я повязываю бандану вокруг носа и рта, потом иду к дымящемуся дому, где когда-то жил Джеб со своей матерью. Страх перед тем, что я могу обнаружить, распускается у меня в животе.

Возле бывшего крыльца я замечаю расплавленную бензиновую канистру. Первобытная ярость, глубокое ощущение несправедливости овладевают мной, когда я обхожу дымящиеся руины и вижу вторую канистру. Эта не пострадала от огня и валяется рядом. Я опускаюсь на корточки, вдыхаю запах и кашляю, когда бензиновая вонь забивает мои носовые пазухи. Когда я переворачиваю канистру, несколько капель вытекает наружу. Я оглядываюсь вокруг. Повсюду видны свежие автомобильные следы.

Тот, кто это сделал, должен был знать, что начнется большой лесной пожар. Я поднимаюсь на ноги.

– Джеб?

Я обхожу руины и вижу его мотоцикл, лежащий под почерневшим деревом. Его обгорелый шлем валяется рядом. Адреналин устремляется в мои жилы, и я бегу к мотоциклу. Он разбит, бензобак взорвался. Я быстро описываю круг и вижу нечто бледное, лежащее в канаве. Кожа… человеческая плоть. Темные волосы. Я вижу полу его куртки. Во рту становится сухо, как в пустыне.

Какая-то часть меня хочет убежать и не видеть, что лежит в этой канаве. Но мои ноги движутся, а шум в ушах усиливается. Когда я подхожу ближе, то вижу его джинсы. Ботинки. Его тело. Он не обгорел. Огонь перескочил через глубокое и влажное ложе ручья, куда он свалился. Но его лицо и волосы покрыты запекшейся кровью, и он не шевелится.

– Боже мой, – шепчу я и опускаюсь на корточки над канавой, где он лежит. Протягиваю руку и прикасаюсь к его шее. Он жив. Я ощущаю биение пульса. Он дышит. Мое сердце выдает бешеное стаккато.

– Джеб! Джеб, ты меня слышишь?

Тихий стон вырывается из его груди, когда он поворачивает голову. Он смотрит на меня и мигает на свет моего головного фонаря. У него зияющая рана на голове, но зрачки одинаково реагируют на свет. Хороший признак.

– Рэйчел? – хрипит он.

У меня щемит сердце от неимоверного облегчения.

– Где больно? Что случилось?

– Ребра… – Он издает хриплый стон, когда пытается повернуться набок.

– Стой, не шевелись. Ты ощущаешь свои конечности, можешь двигать пальцами рук и ног?

Он сосредоточивается и шевелит руками и ногами.

– Боль в спине?

Он кривит губы.

– Везде.

Я гляжу в сторону огней «скорой помощи», красно-синих проблесков между деревьями. Мое первое побуждение – позвать на помощь. Я тянусь к рации на поясе.

– Нет. – Его рука смыкается на моем запястье.

– Мне нужно отвезти тебя в больницу.

– Они… они пытались убить меня.

– Кто?

– Трое мужчин. В лыжных масках. Они подожгли дом… Я… просто помоги мне встать. Пожалуйста.

Он пробует сесть, но задыхается от боли и опускается в сырую глину. Меня пронзает тревога.

– Тебе нужна медицинская помощь…

– Как ты попала сюда? – спрашивает он.

– На автомобиле.

– Одна?

– Да.

– Где твой автомобиль? – спрашивает он.

– Недалеко. У начала твоей подъездной дорожки.

– Отведи меня туда. – Он снова стонет, когда принимает сидячее положение.

– Джеб…

– Пожалуйста, помоги мне дойти до твоего автомобиля.

Он встает на четвереньки, потом опирается на мою руку и с неимоверным усилием поднимается на ноги. Кровь снова сочится из раны на его голове. В этом освещении он выглядит смертельно бледным. Я слышу отдаленные крики, когда очередная роща старых деревьев у реки исчезает в пламени. Люди отодвигают линию огня. Прибывают все новые пожарные команды. Вертолеты кружат над дымом, опустошая водные цистерны.

– Они были подготовлены. – Джеб кашляет. – Бензин. Они знали, что я здесь. Напали на меня с монтировкой, когда я попытался уехать. Но они сбежали, когда рванул старый бак с пропановой смесью. Если бы не это, я был бы мертв.