Текст книги "До скорой встречи!"

Разлука – она и есть разлука

Тому, что случилось далее, было несколько объяснений. Во-первых, Сэм не мог вынести грустного взгляда любимой, и ему жутко хотелось чем-нибудь помочь. Во-вторых, он все еще находился в той стадии, когда мужчина из кожи вон лезет, дабы завоевать сердце женщины. И в-третьих, у него была масса свободного времени, ведь с работы его выгнали. Хотя ключевую роль сыграла все-таки его самонадеянность. И то, что он действовал наобум, не представляя, куда это все приведет. Отдаленно не представляя. И впрямь, откуда ему было знать?

Еще одной причиной стала зависть. Сэм с удивлением обнаружил, что завидует Мередит из-за смерти ее бабушки. Конечно, не из-за самого факта – очевидно, Сэм не стал бы такого желать – и не из-за потери любимого человека как таковой. Воспоминания – вот что не давало ему покоя. Сэм далеко не сразу это понял.

Поначалу он думал, что сильно переживает за Мередит, и точка. Потом – что она заразила его своей печалью. Отчасти он допускал, что это досада: ведь он уже никогда не познакомится с Ливви. Отчасти признавал, что он, Сэм, самовлюбленный козел, который ждет не дождется, когда же его любимая придет в себя (старики умирают, тут ничего не поделаешь!) и снова станет той веселой, жизнерадостной и неунывающей девушкой, какой он смутно ее помнил. Однако дело обстояло куда сложней. Сэм скучал по собственной матери – вот отчего ему было так тяжело.

Скучать по кому-то, кого ты едва знаешь, – вдвойне тяжело. Ведь скучать – значит помнить: одно неразрывно связано с другим. А Сэм едва помнил свою мать, точнее, вообще не помнил, поэтому тоска по ней была странной и особенно мучительной. Не столько тоска, сколько ощущение пустоты – будто упустил что-то, например автобус. Будто мимо прошло нечто важное, не оставив следа, не обронив ни одного воспоминания, которое можно было бы бережно хранить.

Мать Сэма погибла в автокатастрофе, когда ему было тринадцать месяцев. По рассказам отца, Сэм к тому времени уже сказал первое слово – «мама» – и очень любил ее, заходился в плаче, как только она скрывалась за дверью. Его даже нельзя было оставить с нянькой, потому что Сэм цеплялся за мать мертвой хваткой и ни в какую не отпускал от себя.

Сэм принимал эти истории за чистую монету. Не то чтобы он свято верил в непогрешимую честность отца – тот наверняка и рад был бы соврать, лишь бы подарить Сэму хоть частичку воспоминаний о матери, – просто именно так и ведут себя малыши в годик с лишним. Отец Сэма преподносил свои рассказы как доказательство невиданной любви сына к матери, но Сэм знал: ничего необычного тут не было.

И его детские фотографии ничем не отличались от фотографий любого другого младенца. Вот он с красным сморщенным личиком заходится в плаче, вот он завернут в одеяльце – похож на буррито, вот он с собакой, со снеговиком, весь в каплях мороженого из вафельного рожка, весь в муке, вот он на полу в кухне посреди пластиковых контейнеров, вот голенький и перепачканный в саду, а вот на горке в шапке, съехавшей на глаза, вот его щиплет гусь, вот в него тычется губами теленок, или овца, или коза, а на одном фото – даже самый настоящий як. Были там и фотографии Сэма с матерью: нелепые широченные штаны, кричащие футболки и пышная копна кудрявых волос (маминых, конечно, – увидеть, какие волосы вырастут у Сэма, она уже не успела). Из массы снимков Сэм особо выделял две фотографии. На одной из них мама лежит на спине на зеленом ковре с длинным ворсом, а ее волосы рассыпались вокруг головы, будто стоят дыбом, как у мультяшного героя, которого ударило током. И в ворохе этих безумных кудряшек сидит Сэм, играя мамиными мягкими волосами, словно это свежевыпавший пушистый снежок. На другой – она кормит его грудью, а он ухватился за непослушный мамин локон, сжал его в кулачке и намотал себе на ручку – будь он профессиональным борцом, такой прием признали бы запрещенным.

Как Сэм ни старался, ему не удавалось вызвать то давнее ощущение маминых волос. В семь лет он выяснил у отца, каким шампунем и бальзамом она пользовалась, и стал мыться ими в надежде, что запах запустит некий скрытый механизм памяти. В десять, насмотревшись сериалов про полицейских, он отправился искать образцы волос, для чего кропотливо перебрал все коробки с мамиными вещами, какие только нашлись в подвале, – отец так и не собрался с духом, чтобы отдать их в благотворительную организацию. Сэм набрал какое-то количество волосков со старых свитеров, пиджаков, платьев и с очков для чтения – волосы зацепились за крепления дужек. Находку он закрепил с помощью липкой ленты изнутри на обложке книги из серии «Выбери себе приключение». Сэм мог часами перебирать эти прядки, но все без толку: тактильные ощущения заветных воспоминаний не пробудили. Он даже пожертвовал один драгоценный экземпляр для спиритического сеанса, но и говорящая доска ему не помогла. Начав встречаться с девчонками, Сэм ожидал обнаружить в себе наклонность к пышноволосым или как минимум особое пристрастие к их хвостикам, кичкам и косам, но если он и наматывал себе на палец девичий локон или проводил рукой по шелковистым волосам, то не чаще, чем любой обычный парень. По-видимому, недолгие взаимоотношения Сэма с матерью тоже были самыми что ни на есть обычными. Однако в памяти у него не сохранилось ничего, ни единого мгновения. У Мередит, наоборот, осталось от бабушки так много! По сравнению с абсолютным отсутствием матери Сэма бабушка Мередит почти присутствовала в их жизни.

В последний день бейсбольного чемпионата Сэм и Мередит пошли смотреть матч на стадион. Поход на заключительную игру сезона – традиция, которую Мередит с бабушкой соблюдали из года в год. Поскольку на следующий день Ливви всегда улетала во Флориду, для них это был официальный конец лета, пусть погода давно сменилась на осеннюю, а каникулы давно закончились. Прежде чем купить билет на самолет, Ливви хотела убедиться, что «Сиэтлские мореходы» точно не выйдут в плей-офф, и тянула до последнего, даже в те сезоны – и таких было немало, – когда еще к концу апреля все становилось ясно. Однако билеты на последнюю игру закупались в первый же день поступления в продажу. Их-то Сэм с Мередит и обнаружили утром в день финальной игры, роясь в ящике прикроватной тумбочки в надежде отыскать презервативы – затея явно бесполезная, но чем черт не шутит?

После смерти бабушки Мередит перестала интересоваться бейсболом: не могла ни смотреть, ни трансляции слушать, ни даже читать таблицы результатов. Сэм следил за сезоном через Интернет и всегда в наушниках. Его такой порядок вещей вполне устраивал, но тут он решил, что сходить на стадион им все-таки стоит.

– Жаль, если пропадут билеты, – аргументировал он.

– Ничего, я переживу, – ответила Мередит.

– Твоя бабушка хотела бы, чтоб мы сходили.

– С чего ты взял?

– Она была заядлой болельщицей. И потом, это ваша традиция.

– На улице льет как из ведра – не самый подходящий день для бейсбола.

– Закроют крышу, и нет дождя. И в такую погоду все равно заняться больше нечем! – убеждал ее Сэм. Считать поход на бейсбол оптимальным времяпрепровождением в дождливый день он начал только после переезда в Сиэтл, и то не сразу.

– Я ненавижу бейсбол, – упрямилась Мередит.

– Ты его обожаешь! – настаивал Сэм.

– Раньше – да, но сейчас я его ненавижу, потому что он напоминает мне о бабушке.

– Как раз поэтому и надо пойти! Чтобы попрощаться с Ливви.

– Я не хочу с ней прощаться.

– Не навсегда, – объяснил Сэм, – всего на пару месяцев. Ты попрощаешься с ней так, будто она завтра, по обыкновению, улетает во Флориду.

Предложение Сэма заинтриговало Мередит, и ее скептицизм как рукой сняло. Одевшись потеплей, они отправились на игру, а по дороге на стадион зашли в азиатский супермаркет затовариться суши, вьетнамскими сэндвичами и японскими кукурузными чипсами – по словам Мередит, самая правильная еда для бейсбола, в бабушкином представлении. Им удалось пронести на стадион термос с горячим какао, который они спрятали во внутреннем кармане мешковатой куртки Мередит. Ведь Ливви считала, что семь долларов за кофе на стадионе – это чересчур. Они поделили обязанности по ведению счета: Мередит записывала очки в нечетных иннингах, а Сэм – в четных. Он заикнулся было, что, когда снимаешь варежки, мерзнут пальцы, но Мередит обезоружила его доводом:

– Бабушка была убеждена, что непременно нужно записывать счет.

– Но зачем? – недоумевал Сэм. Вести счет его давным-давно научил отец в надежде, что Сэм перестанет донимать его просьбами купить чего-нибудь перекусить прямо посреди иннинга. – Ты хоть раз пересматривала потом эти таблицы?

– Нет, – ответила Мередит. – Бабушка говорила: главное, чтобы они были заполнены.

Хотя они и пришли на матч по инициативе Сэма, его энтузиазм иссяк вскоре после того, как «Лос-анджелесские ангелы» заработали пять ранов в шестом иннинге, а температура воздуха заметно упала. По его мнению, можно было бы уже и пойти.

– Кажется, я отморозил себе зад, – тонко намекнул Сэм.

– Закон Ливви: «Что бы ни случилось, настоящие болельщики остаются до конца матча».

– Смотри, у меня пар изо рта!

– Сэм, на улице градусов десять, не меньше.

– Но уже зима!

– Первая неделя октября?

– Бейсбол вообще летний вид спорта.

– Бабушка мечтала, чтобы сезон заканчивался в День труда[4]4
  День труда – национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.


[Закрыть]. Не потому, что была трусишкой, как ты, и опасалась простуды. Ей не терпелось во Флориду – скорей повидать всех друзей.

– Я не трусишка. Счет – восемь – один. Температура – минус четыре градуса. Какао закончилось, а покупать кофе за семь долларов мне запрещено. Давай пойдем домой и будем вспоминать Ливви перед камином.

– Что бы ни случилось, настоящие болельщики остаются до конца матча, – произнесла Мередит нараспев радостным тоном.

Они остались, чтобы досмотреть сырую во всех смыслах игру и увидеть, как их команду окончательно разгромят со счетом одиннадцать – один. На выходе со стадиона Мередит сжала руку Сэма:

– Спасибо тебе, что заставил меня пойти. Ты был прав, именно этого хотелось бы бабушке.

– Мне понравилось! – сказал Сэм.

– Неужели?

– Про отмороженные части тела – это я просто шутил.

– Погоди, вот пойдем на открытие сезона – там будет еще холоднее.

– Открытие сезона?

– Разумеется! Бабушка мечтала, чтоб его сделали государственным праздником. Такое нельзя пропускать!

– Действительно.

– Прости меня за банально-слащавый поступок, свидетелем которого ты сейчас станешь, – заранее извинилась Мередит, затем отпустила руку Сэма и обернулась к стадиону: – До свидания, бабушка. Хорошо тебе провести время во Флориде. Скоро увидимся, а созвонимся и того раньше.

– Действительно банально и слащаво, – согласился Сэм, обняв Мередит и прижав ее к себе из любви, равно как и из соображений тепла.

– А она бы мне ответила: «Если я первая тебя не увижу».

– И как же это понимать? – удивился Сэм.

– Понятия не имею.

Идя домой под дождем, Сэм задумался: а как бы его мама отозвалась о необходимости просидеть на холоде до самого конца бейсбольного матча, какую еду она прихватила бы с собой и сколько была бы готова отдать за кофе на стадионе? Сэм даже не представлял, как она в целом относилась к бейсболу. Отец ни разу не упоминал о ее любви к этому виду спорта, что, впрочем, еще ничего не доказывало. В первом семестре обучения в колледже Сэм записался на начальный курс игры на фортепиано, последовав необъяснимому порыву (вообще-то, он запал на преподавательницу). Удивительно, но у него оказались способности. Приехав домой на каникулы, Сэм похвастался перед отцом, а тот лишь горько усмехнулся и с тоской в голосе сказал:

– Должно быть, наследственное.

– В смысле?

– Твоя мама чудесно играла на пианино.

– Правда?

– Конечно, это ее вторая специализация в школе.

– Ты всегда рассказывал, что у нее профилирующим предметом был английский.

– Правильно, а вдобавок к нему – класс фортепиано.

Отец Сэма любил выдавать истории о матери вот так – небольшими порциями. Он был не из тех, кто устроит вечер воспоминаний, позволяя одному рассказу из жизни перетекать в другой. Сэм узнавал что-то новое, только если ему самому случалось затронуть ранее не раскрытую тему. Благодаря этому факты о матери всегда были такими свежими, так органично вписывались в его собственную жизнь, и Сэм всегда мог быть уверен: он еще чего-то не слышал, ему еще многое предстоит испытать и еще не раз удивиться. И если Сэм пока ничего не знал о маме и бейсболе, вполне могло выясниться, что она играла на второй базе за «Нью-йоркских горожан».

Дома, лежа в постели и наконец согревшись, Сэм вдруг понял: вот чему он завидует! Он бы все отдал, лишь бы знать, что его мама сказала бы про этот матч. Мередит тоже размышляла о своем – о бабушке, правда, для нее проблема заключалась в другом.

– Разве нормально так сильно скучать по ней, когда я наперед знаю каждое слово, которое она произнесла бы, каждую реплику диалога, который у нас состоялся бы сегодня на игре? Да я бы могла поминутно описать весь день, как если бы на самом деле провела его с ней, – поделилась она вслух своими переживаниями.

– Очевидно, разница все же существенная, – отозвался Сэм.

– По крайней мере теперь я смогу притвориться, будто она во Флориде, – пожала плечами Мередит. – От мысли, что мы все равно сейчас не были бы вместе, становится немного легче.

– Разлука – она и есть разлука, а причина не важна, правильно?

– Наверное. Хотя мы все равно общались бы по электронной почте и в видеочате. Она посылала бы мне эсэмэски с пляжа, просто чтоб подразнить. Понимаешь?

– Да, конечно. Разлука нынче разлучает гораздо в меньшей степени.

Всегда есть куда отправиться

Разница существенная, но Сэм не придал бы этому значения, не будь он безработным и влюбленным – опасная комбинация. Почему Мередит так сильно скучает по бабушке, если способна вести с ней воображаемый диалог, будто та рядом? Чего именно нам не хватает, когда мы тоскуем по ушедшим родным, которых знаем настолько хорошо, что могли бы закончить за них фразу или угадать невысказанную мысль?

– Думаешь, дело в том, что остается между строк? – спросил Сэм на следующий вечер после ужина.

– Между каких строк?

– Ты точно знаешь, что она сказала бы на матче, но скучаешь по деталям, верно?

– Ты о том, чего мне не хватает теперь, когда бабушки не стало?

– Именно.

– А детали – это, например, ее рассказ об игре в бридж накануне вечером, или нытье, что этот шорт-стоп[5]5
  Шорт-стоп – в бейсболе игрок защиты, находящийся между 2-й и 3-й базой.


[Закрыть] никуда не годится, или раздумья о том, купить ли колы или просто наполнить бутылку водой из питьевого фонтанчика, да?

– Ну, наверное.

– Да нет, вряд ли, – решила Мередит, поразмыслив. – Мне не хватает ее самой, ее сути, ее личности. Любой, кто испытывает жажду, станет рассуждать о том, чем бы ему напиться. Но только бабушке могло прийти в голову, что выходящих на замену питчеров[6]6
  Питчер – в бейсболе подающий игрок. От его мастерства часто зависит исход игры.


[Закрыть] следовало бы скидывать на бейсбольное поле с самолета, предварительно снабдив парашютом с количеством дырок, равным среднему количеству пропущенных ранов.

– Может, ты тоскуешь по прикосновению? – спросил Сэм, нежно дотронувшись до нее.

– Вероятно. В каком-то смысле. Я не уверена. Обычно мы наспех обнимались и обменивались легкими поцелуями в щечку.

– Или дело в голосе? Или ты просто хочешь ее видеть?

– Ох, не знаю, – вздохнула Мередит. – Казалось бы, предсказуемая беседа – нагоняет тоску! Ан нет, она тебя, наоборот, поддерживает. Мне важно слышать, как бабушка говорит то, что я ожидаю от нее услышать. Отрадно чувствовать, насколько мы близки. А подавать за нее реплики, уверять себя в ее поддержке и одобрении… Это другое, это уже не о ней, а о разлуке с ней. Я хочу снова быть с нею рядом, хочу получить от нее весточку, пусть это будет электронное письмо, или эсэмэска, или просто сообщение о том, что ужин отменяется. Мне хочется верить: она где-то есть. Я знаю, как скучать по ней те несколько месяцев, которые она проводит во Флориде, но я не представляю, как скучать по ней всю оставшуюся жизнь.

Что же ответил на это Сэм? «Раз скучаешь по ней – значит действительно любишь?» «Тосковать правильно – значит, ты ее оплакиваешь?» Может быть, он сказал: «Тебе повезло, что вы были так близки», или «Тебе повезло, что она так долго была в твоей жизни», или даже «Как тебе назначенный бэттер?»[7]7
  Бэттер – в бейсболе игрок нападения с битой. Находится у «дома» перед кетчером.


[Закрыть] Нет и еще раз нет.

– А почему бы тебе не отправить ей электронное письмо? Авось полегчает! – вот что сказал Сэм.

– В шесть лет я написала письмо своей черепахе, которая умерла, – рассмеялась Мередит.

– И что там было?

– Дай подумать. Кажется, так: «Дорогая миссис Черепаха, благодарю Вас, Вы были мне хорошей черепахой. Сожалею, что Вы умерли. Надеюсь, Вам понравится в черепашьем раю». Мама считала, что это возымеет терапевтический эффект.

– Возымело?

– Не знаю. Помню только, папа разозлился на меня за то, что я бросила письмо в ручей, намусорила то есть. Но именно там он похоронил миссис Черепаху, поэтому письму там было самое место. Я никак не могла взять в толк, почему бумага засоряет ручей, а мертвая черепаха – нет.

– Вот в чем прелесть электронного письма, – аргументировал Сэм. – Всегда есть куда его послать, или так: ему всегда есть куда отправиться.

Мередит таки отправила письмо в надежде, что ей и вправду полегчает. Не сработало. Да и как могло сработать? Уж насколько электронные письма бездушны сами по себе, а это казалось и вовсе безжизненным, ведь у него не было получателя. Как тут себя обманешь? Сэм это тоже понимал, но он понимал, а точнее, подозревал и кое-что другое: достать ответ от Ливви не составит особого труда. В его распоряжении была масса писем от нее. Тексты выстроены по одному принципу и довольно предсказуемые, особенно когда это касалось писем внучке. Отфильтровав сообщения по дате, Сэм отобрал зимние письма, в которых Ливви в основном писала, как она скучает по Мередит и как ее любит, переживала, не слишком ли много та работает, рассказывала, как во Флориде тепло, солнечно и весело, и приглашала внучку в гости; иногда хвасталась карточными победами – мол, обставила по полной того-то и того-то.

У отца Сэма была коронная байка про первые опыты в области компьютерных технологий. В шестидесятых годах в Массачусетском технологическом институте (альма-матер Сэма) создали программу «Элиза». Виртуальный собеседник пародировал диалог с психотерапевтом, согласно заданной схеме реагируя на жалобы пациента. Если человек набирал в строке программы текст вроде «Моя сестра меня ненавидит», то в ответ получал: «Почему вы думаете, что ваша сестра вас ненавидит?» Система была одновременно сложной и простой, и «Элиза» оказалась в равной степени забавной шуткой, остроумной пародией и технологическим прорывом. В чем же соль? Так вот, аспиранты, работавшие над программой, стали один за другим засиживаться допоздна и вести задушевные беседы с «Элизой», полностью сознавая, что сеанс проводит машина, а никакой не доктор. Но это их не остановило. Сэм так до конца и не понял, в чем мораль истории: в том, что компьютерная программа способна практически безупречно смоделировать поведение человека, или в том, что аспиранты – форменные идиоты?

Мередит написала самое обычное письмо – от внучки из осеннего Сиэтла бабушке в летнюю Флориду. Ведь от послания, полного тоски и печали, Мередит точно не полегчало бы. А так, даже если в тексте и проскользнула непривычная горечь, нужно было знать обстоятельства, чтобы это увидеть. Вот что она написала:

Бабушка, здравствуй!

Как ты? Как там у тебя дела?

Я тут очень по тебе скучаю. Но у меня есть для тебя новости. Я встречаюсь с отличным парнем. Его зовут Сэм. Мы познакомились на работе. Он бы тебе ужасно понравился – он умный, веселый, ну и вообще… Он очень хорошо ко мне относится, и нам так здорово вместе. Жду не дождусь, когда смогу тебе его представить.

С моей стороны довольно глупо писать тебе все это, но я подумала, ты захочешь о нем узнать. Надеюсь, там, где ты, тепло и солнечно. Я тебя очень люблю и каждый день о тебе вспоминаю!

Целую,

Мередит

Через некоторое время, путем проб и ошибок (со стороны Сэма, конечно), Ливви написала ответ:

Здравствуй, моя дорогая!

Я тоже скучаю, но Я ТАК РАДА, ЧТО ТЫ КОЕ-КОГО ВСТРЕТИЛА! Расскажи мне все подробно! Как он выглядит? Он любит бейсбол? За какую команду болеет? Он компьютерный фанат? Разве я не предупреждала тебя, когда ты начала работать в этой фирме, что ты рискуешь выйти замуж за какого-нибудь компьютерного гения? Ура!

С нетерпением жду подробностей. Может, вы с Сэмом выберетесь ко мне? Тут чудесно! Погодка шепчет! Могу поспорить, у вас там холодрыга и дождь все время. Бедненькая моя:(

Давай как-нибудь поболтаем в видеочате. Сейчас убегаю играть в бридж с девочками.

Люблю тебя!

Целую,

бабушка

Целиком и полностью сгенерировано компьютером. Сэм написал нехитрую программу, которая прочесывала старые письма Ливви и выискивала нужные фразы: как она обычно писала о погоде и о тоске по внучке или как реагировала на новость о новом парне. «Разве я не предупреждала тебя, когда ты начала работать в этой фирме, что ты рискуешь выйти замуж за какого-нибудь компьютерного гения?» Предупреждала. И не раз. По сути, этот текст был эхом письма Мередит плюс кое-какие характерные детали, чтобы заставить голос Ливви зазвучать между строк. Получилось настолько убедительно, что мурашки по коже. Хотя, если вдуматься, все элементарно просто.

Сэм был доволен результатом, но беспокоился об эффекте, какой это письмо – одновременно слишком реалистичное и совершенно, по сути, нереальное – произведет на Мередит. Вроде она хотела чего-то подобного, но Сэм засомневался. Ей важно электронное послание или сам факт того, что оно прислано бабушкой? Организовать последнее было Сэму не по силам, но вот письмо – пожалуйста! Конечно, заменить Ливви оно не могло, но это лучше, чем ничего и никогда.

Или нет? Вот всегда так: Сэм придумывал что-то стоящее и гордился собой, но не знал, нужно ли пускать изобретение в ход. Он решил призвать на помощь эксперта по оценке «очередной глупости от Сэма». Улучив момент, когда Мередит пошла на йогу, он отправился пить пиво с Джейми.

Бывший шеф был на грани: после увольнения Сэма работа превратилась в сущий ад. Большой босс требовал новых достижений, но при этом строго-настрого запретил даже думать об изобретенном Сэмом алгоритме. Среди клиентов сайта знакомств ходили мифы о магической формуле, способной отыскать для них идеальную пару: якобы эту услугу изъяли из общего доступа и теперь ею могут пользоваться лишь избранные. Некоторые считали, что ключ к счастью спрятан где-то в секретном файле, надежно укрытом от простых смертных, – добраться бы до файла, а там имя, адрес и номер социального страхования второй половинки уже в кармане. Интернет-сообщества нарекли Сэма Эллинга Великим и Всемогущим. Большой босс грозил расправой за одно упоминание его имени в стенах офиса.

– Одним словом, кошмар! – пожаловался Джейми.

– А по-моему, шикарно, – порадовался Сэм.

– Почему?

– Я отомщен! О таком можно только мечтать. Сам посуди: меня уволили, а все равно Большому боссу из-за меня покоя нет.

– Нет, это беда, – возразил Джейми. – Твой алгоритм – лучшая программа из всех, написанных под моим руководством, но теперь от нее никакого проку.

– Ну не совсем.

– Объясни!

– У Мередит умерла бабушка.

– И твой алгоритм свел ее с дедулей Линкольном? – усмехнулся Джейми.

– Ты про Авраама Линкольна?

– Да просто назвал наобум американца.

– И тебе на ум пришел Линкольн?

– Ну чего ты цепляешься? Я нездешний. А ну, назови с ходу какого-нибудь британца!

– Шекспир.

– Он больше чем британец. Шекспир принадлежит всему миру. Ладно, проехали. Так как ты используешь алгоритм?

– Не столько алгоритм, сколько саму идею. Пытаюсь побольше узнать о человеке через анализ его электронных писем.

– Ты преследуешь мертвую бабушку своей подруги?

– Мередит захотелось написать бабушке письмо. Попрощаться, рассказать, как она ее любит, как сильно скучает, ну и так далее. Объяснимое желание, согласен? Но мы живем в квартире бабушки, и было бы странно слать письмо на этот адрес, а раньше они часто пользовались электронной почтой, вот мы и решили: Мередит отправит бабушке электронное послание.

– Ну и дальше? С нетерпением жду кульминации.

– Бабушка прислала ответ.

– Неудивительно, что Большой босс тебя турнул, – ухмыльнулся Джейми. – Ты чокнутый.

– Я написал сценарий, который обрабатывает старые письма и генерирует подходящий текст. Получилось убедительно. Примерно так бабушка Мередит и ответила бы, будь она жива.

– Метод сопоставления с образцом? Заполнение пробелов?

– Вроде того. Вряд ли твоя переписка с бабушкой отличается большой изобретательностью.

– Моя бабушка не смогла бы ответить на вопрос, что такое электронная почта, даже если бы ее угораздило проснуться в одной постели с тем парнем, чьим голосом почтовый сервис сообщает: «Вам письмо». Но я уловил твою мысль. Умно.

– Благодарю.

– Так в чем проблема?

– Показывать ли письмо Мередит?

– Ни в коем случае!

– Правда? Почему?

– Она может огорчиться. Задумка состояла в том, чтобы написать умершей бабушке и освободиться от негативных эмоций. При чем тут ответ?

– Но она говорит, ей нужен ответ. Мередит так и сказала: больше всего на свете ей хочется получить письмо от бабушки.

– Письмецо от усопшего родственника ничего, кроме расстройства, принести не может, Сэм.

– Ну не знаю. Я надеялся, это разрядит ситуацию.