Текст книги "Лес душ"

Глава 6

Камерой мне служит маленькая металлическая комнатушка с решетчатой дверью, в которой нет ничего, помимо старых следов от огня, что подсказывает: однажды здесь держали шамана-пламенителя.

Когда устаю сидеть, я начинаю бродить по узкому пространству между стенами. Мои оковы на руках скрепили цепью с крюком на полу, которая не позволяет мне двигаться дальше чем на несколько шагов в каждую сторону. Я привязана к нему. Несмотря на обещания принца Мейлека, эти цепи доказывают, что теперь он тоже боится меня.

Я даже не уверена в том, поговорит ли он обо мне с королевой, или же меня будут держать на привязи здесь, пока не останусь без сил и не умру из-за тяжелого труда или голода. Стискиваю зубы. Меня это совсем не устраивает. Я сбегу до того, как позволю подобному случиться.

Когда концентрируюсь, то все еще ощущаю присутствие Саенго поблизости, точно свет свечи в ночной тьме. Это беспокоит, но, учитывая обстоятельства, в то же время и успокаивает. Среди всего этого она мой единственный якорь в штормящем море.

Вся ирония в том, что поначалу я ее презирала, когда только встретила. Когда мы познакомились в первый год обучения в Гильдии принца, когда нам было по одиннадцать. Она всегда держалась в одиночестве и почти ни с кем не разговаривала. Я была уверена: это потому что она считает себя лучше всех остальных. Однажды после того, как я выиграла поединок на мечах у Джоньи, он зажал меня в углу оружейного склада. Он точно сломал бы мне руку, если бы Саенго не вмешалась. Джонья был задирой, но Саенго является будущей главой его рода, а он прекрасно знает, где его место.

После этого Саенго всегда выбирала меня в качестве партнера для поединков. Поначалу мне это казалось подозрительным, но она никогда не беспокоилась о том, что проигрывает. Вместо этого ей нравилось, что я сражаюсь с ней как с равной, и мне нравилось, что она обращается со мной так же. Спустя прошедшие годы я узнала, что единственное, что ее печалит, это то, что она тоже знает свое место. И совсем не желает его занимать.

Чем дольше времени я провожу в своей темнице, тем больше убеждаюсь, что моя возможность сбежать в Вос-Тальвин прошла мимо меня. Королева Мейлир поставит стражу у каждого входа в город, так что невозможно будет туда проникнуть. Я не могу ждать, что Кендара замолвит за меня словечко, учитывая, что она может даже ничего не узнать о случившемся.

Но помимо всего этого, у меня, по крайней мере, есть возможность все основательно обдумать. Теперь понимаю, что не думала о последствиях атаки на Эвейвин прежде как следует. То, как королева обращается с рожденными шаманами, могло сделать отношения между расами куда более напряженными, но их враждебность берет свои корни со времен событий, произошедших сотни лет назад. Учитывая своенравную атаку ньювалинских шаманов на эвейвианские земли, если только паучьему королю не удастся восстановить шаткий баланс, все это может вылиться в настоящую войну.

Мои мышцы скручивает от ужаса. Эвейвианская армия всегда была сильной и хорошо подготовленной, даже в тихие времена. Однако будут ли мои однокурсники-виверны, которые закончат обучение через месяц, и правда готовы к войне? Могу поспорить, самое жестокое, что они предполагают увидеть в своей жизни, будучи солдатами, – это местных мелких преступников, ну, может, еще пиратов или наемников. Война же – это совершенно другой зверь.

Не зная, чего хотели те шаманы, королева может начать обвинять империю, решив, что это ответ на то, как она наказала всех рожденных шаманами за несчастный случай с ее родителями.

Однако, если я смогу узнать истинную причину атаки и предоставить эту информацию королеве, это может как предотвратить войну, так и вернуть мне мое место рядом с Кендарой. Если бы я была Тенью королевы, это была бы как раз та информация, которой мне необходимо владеть в любом случае. Разве есть способ лучше доказать свою верность?

Со вздохом закрываю лицо руками. Какую надежду на успех в этом деле я могу иметь, если не смогла даже остановить одного шамана, который ранил Саенго?

В конце коридора со скрипом распахивается дверь, но мне не видно ее из своей камеры. Проклятия и ругань наполняют воздух, и я узнаю голос татуированного. Секунду спустя дверь захлопывается так резко, что стены моей камеры содрогаются. Перед дверью моей темницы появляется хромающая девушка, худая и взъерошенная, огромное красное пятно уже превращается в синяк на ее щеке.

Стражник снаружи отпирает дверь моей камеры и делает жест, заставляя девушку войти. Его ключи звенят, когда он снова запирает замок следом за ней. Девушка опускает ведерко, наполненное травами, связанными в охапку. Затем она выпрямляется, и я вижу, что ее глаза яркого изумрудного цвета. Шаманка. Земельница.

Ее глаза замирают на моих, едва заметно сужаясь. Какая-то эмоция мелькает на ее лице, но исчезает слишком быстро, чтобы ее распознать. Она отворачивается. Понимая, что она тоже здесь заключенная, я не виню ее за подозрительность.

– Ты… – дрожь в ее тихом голоске заставляет меня съеживаться. – Ты и правда…

– Пять минут, – заявляет стражник, обрывая ее.

Она вздрагивает, поджимая губы. И забывает о своем вопросе, когда делает шаг навстречу мне.

– Прежде чем уехать, принц Мейлек попросил меня осмотреть твои раны.

– Ты лекарша?

– Вроде того, – она указывает на свое ведерко с травами. – Но я не светосшиватель. Да это и не важно, потому что у меня больше нет фамильяра, – ее голос становится еще тише, однако горечь все равно пронизывает ее слова.

Шаманы не могут воспользоваться своей магией без фамильяров. И хотя я никогда до конца не понимала, как это работает, все равно знаю, что фамильяры являются духами, к которым нельзя прикоснуться и с которыми нельзя связаться без медиума, но только до тех пор, пока те не привязаны к шаману. Тогда они становятся физическими посредниками, соединяющими шаманов и их магию. И я понятия не имею, что все это значит для меня теперь.

Когда-то фамильяры были так же распространены в Эвейвине, как и рожденные шаманами. Когда же долина Крайнес превратилась из цветущего горного оазиса в жуткую тюрьму, фамильяров начали либо убивать, либо сажать в клетки отдельно от их шаманов. Однако те фамильяры вскоре погибли, пораженные болезнью Мертвого Леса. Болезнь, которая затрагивает только фамильяров и от которой нет лечения, появилась несколько десятилетий назад, и ни король, ни верховный магистр не смогли этого объяснить.

Какой бы магической силой ни обладала эта земельница, теперь она не сможет ею воспользоваться. Отчасти, думаю, я понимаю, как угнетает мысль о том, каким потенциалом ты обладаешь и не можешь им пользоваться. Однако не строю иллюзий по этому поводу.

Я намеренно решила сдерживаться и скрывать свои таланты в Гильдии, чтобы добиться чего-то большего. У рожденных шаманами нет такого выбора. Я даже никогда не задумывалась о том, какие страдания выпали на их долю. Никогда не сочувствовала им.

Я киваю на синяк на ее лице.

– Я в порядке. Тебе следует позаботиться о своих ранах сначала.

Она игнорирует мои слова, ее ладони грубые, но умелые, когда они сначала проверяют мои руки, затем мой торс, а потом мои ноги. Я тут же напрягаюсь, и она понимающе вздыхает.

– Мне нужно, чтобы ты сняла штаны, – говорит она.

Я не привыкла к тому, чтобы кто-то другой, помимо меня, заботился о моих ранах и ссадинах, и не знаю, куда деть глаза, когда развязываю шнурок на своих штанах и опускаю их до колен. Сама морщусь при виде своих бедер. Синяки почти черные, окруженные красными полосами и фиолетовыми разводами.

Она наносит на мою кожу тонкий слой мази, которая ускоряет процесс заживления. Наблюдаю, как она сдвигает брови, и гадаю, сколько же ей лет. Девушка выглядит юной. Очень. Четырнадцать, может? Если ли у нее семья в стенах этой тюрьмы? Родители?

– Это тот болван с татуировкой на лбу сделал с тобой такое? – спрашиваю я, когда она переносит свой вес на левую ногу и корчится. – Мне следовала сразу ему руки сломать.

– Это ты повредила ему руки? – улыбка мелькает в уголках ее губ.

– Мне жаль, что тебе пришлось его лечить.

Она пожимает плечами, и ее улыбка исчезает, лицо снова принимает беспристрастный вид. Она обматывает мои бедра чистыми бинтами, чтобы мазь не испачкала мои штаны, а затем снова тянется к своему ведерку.

– У тебя еще что-нибудь болит?

– Нет, – я снова натягиваю штаны на свои панталоны. У меня высокий болевой порог. Когда ежедневно получаешь дозу боли от Гильдии или Кендары, отношения с ней становятся сложными и крепкими.

Шаманка замирает на миг, точно желая убедиться, что я не изменю своего решения, а затем убирает пузырек с обезболивающим, который достала из своего ведерка. Со стороны внутреннего двора доносятся всхрапывания дрейков. Их немного – быть может, два. Слишком мало, чтобы прибыли новые заключенные. Так что мне остается только догадываться, что шаман, который покалечил Саенго, все еще на свободе. Но ему нельзя позволить сбежать.

Я добавляю пункт об охоте на него в свой мысленный список дел, хотя это и кажется сейчас невозможным. И все же сам факт того, что Саенго жива, является доказательством достаточным, чтобы я пересмотрела свои взгляды на то, что возможно, а что нет.

И это именно та загадка, которую мне следует разгадать в ближайшем будущем, – что же я сделала с Саенго.

Но перед этим мне следует убедиться, что у меня вообще есть будущее как таковое.

Девушка собирает свои лечебные травы и пузырьки со снадобьями в аккуратную стопку, работая своими длинными, костлявыми пальцами. У нее на носу маленькая горбинка, точно его однажды сломали и кость срослась не совсем правильно. Туника болтается на ее тоненькой фигуре, а подол износился и уже порвался сзади.

Но, несмотря на все это, когда девушка поднимает глаза, глядя на меня через свои густые, растрепанные волосы, я вижу уверенность в ее взгляде. Отказ молча подчиняться. Несмотря на огромную разницу между нами, несмотря на то, как сильно отличаются наши жизни, я чувствую некое родство с этой заключенной лекаршей.

Когда я еще жила в монастыре, монахи говорили, что доставляю им неприятности с того самого момента, как появилась у них. Мне было два года, со мной не было ничего, кроме одежды, что прикрывала мне спину, и карточки с моим именем. Избалованная и непослушная, говорили они, постоянно плачущая и зовущая мать, которая меня бросила. Сказать по правде, я не до конца понимаю, почему они не выгнали меня на улицу. Шрамы на моем теле могут и впрямь рассказать длинную историю.

Дети должны подчиняться тем, кто их воспитал, но какое уважение может появиться из жестокого обращения? Какие только наказания монахи ни применяли ко мне, но все они меня не сломили. Думаю, помимо всего прочего, именно из-за этого меня так ненавидели.

– Мисс, – говорит юная шаманка, вешая ведерко со снадобьями на свою руку. Она снова смотрит на меня так, как смотрела, когда только вошла в мою камеру – с большой неуверенностью в глазах. Затем она поспешно косится через плечо на стражника, облизывает губы и спрашивает: – Так это правда?

Однако до того, как я успеваю поинтересоваться, о чем вообще речь, стражник резко расправляет плечи, привлекая мое внимание. У нас больше нет времени на разговоры, потому что принц Мейлек появляется передо мной. Я поднимаю на него глаза. Он должен был уйти еще два часа назад. Шаманка съеживается, прижимая ведерко к себе, в то время как я сжимаю свой браслет из кости тролля.

– Отоприте дверь и снимите оковы, – приказывает он стражнику, который тут же подскакивает, чтобы выполнить приказ.

Земельница низко опускает голову, кланяясь принцу Мейлеку, который благодарит ее за помощь, а затем замечает ее изуродованную щеку. Его глаза темнеют от злости.

– Я поговорю с солдатами, – обещает он. – Пожалуйста, позаботься о своих ранах.

Она спешно кивает и тут же убегает. Как только с меня снимают оковы, я растираю свои затекшие запястья и следую за принцем Мейлеком наружу, во двор. Он снова смотрит по сторонам с властным взглядом капитана армии, и его поведение подсказывает мне, что меня вовсе не собираются отпускать на свободу. Я замечаю Яндора неподалеку, подготовленного к отбытию, однако все мои вещи до сих пор находятся у блейдов.

Вскоре появляется еще больше стражников, сопровождающих Саенго. Я рада видеть ее, однако это лишь беспокоит меня еще больше. Ее собственное чувство облегчения наполняет меня через нашу необъяснимую связь.

– Куда мы направляемся? – спрашиваю я, сжимая и разжимая пальцы рук, опущенных по бокам. Мы уже обсудили то, что меня не планируют отправлять обратно в Вос-Тальвин, если только не для экзекуции. Принц или нет, но если он думает, что я позволю ему привести меня на свою собственную казнь, он ошибается.

Быстрым взглядом я пересчитываю стражников, насчитывая восьмерых в непосредственной близости ко мне, не считая двух блейдов принца Мейлека. Ближайшее ко мне оружие, до которого я могу добраться за секунду, если потребуется, висит на поясе у стражника слева от меня. Если по навыкам татуированного и его двоих приятелей можно судить о навыках всех остальных солдат здесь, то я смогу прорваться сквозь их ряды меньше чем за минуту. Блейдов будет одолеть сложнее, но, так как их всего двое, мы с Саенго, полагаю, сможем с ними справиться.

Только вот принц Мейлек остается для меня загадкой. Ему всего девятнадцать, но он стал капитаном королевской армии не без причины. И вполне вероятно, что, если занесу над его головой, над головой самого принца Эвейвина, свой клинок, уже будет не важно, насколько ценной окажется та информация, которую я потом преподнесу королеве. Это будет расценено как предательство короны.

Саенго как будто бы чувствует мою растерянность. Когда ловлю на себе ее взгляд, она многозначительно указываем мне глазами на другую сторону внутреннего двора. Лук и стрелы покоятся там рядом с целым арсеналом мечей. Вероятно, солдаты используют этот дворик как место для своих спаррингов и тренировок. До оружия здесь заключенным не добраться, но если смогу создать суматоху, скорее всего, у Саенго будет время достать лук и стрелы.

Понятия не имею, что я такого сделала, чтобы заслужить подругу, которая готова предать корону ради меня не моргнув и глазом. Но все равно я едва заметно отрицательно качаю головой. Пока рано. Пока мы не выяснили, что они планируют с нами сделать.

– Я только-только добрался до Кейстранского пролета, когда королевский посол настиг меня, – говорит принц Мейлек. Он подходит к своему драгулю и проверяет застежки на седле. – Сегодня рано утром она получила сокола от Ронина из Мертвого Леса.

На долгую, мучительную секунду все мысли внезапно исчезают из моей головы. Смысл, который он вкладывает в свои слова, приводит меня в замешательство, наталкивая на одну неприятную мысль. Лишь для того, чтобы убедиться в свои догадках, я спрашиваю:

– И что?

– Ронин желает видеть тебя у себя в Краю Пряльщиков, – его взгляд перемещается на Саенго. – Вас обеих.

* * *

У Ронина есть постоянный лагерь под названием Саб-Хлий, разбитый у западных границ Мертвого Леса, откуда мы и начинаем наше путешествие. Край Пряльщиков, территория Ронина, находится на расстоянии половины дня пути оттуда через Лес.

Принц Мейлек объясняет нам, что, как хранитель мира между королевствами, Ронин желает лично услышать о том, что произошло на самом деле в том чайном доме. Хотя мне любопытно, как он вообще смог так быстро узнать об атаке на чайный домик. Если сокол прибыл в Вос-Тальвин сегодня утром, получается, сам Ронин отправил послание тут же после того, как произошло покушение. Он что, ясновидящий?

На протяжении нашего пути я раздумываю о том, что Ронин может быть идеальным кандидатом для меня, кто поможет мне разгадать мотивы и намерения этих трех шаманов. Его желание увидеть нас круто меняет все мои планы и повышает шансы того, что я смогу добиться своих невозможных целей, которые поставила перед собой всего час назад. Если кто-то и может помочь мне узнать истинную причину того, почему напали на чайный домик, и вернуть мне место рядом с Кендарой, то это Ронин. Как посредник между тремя королевствами, он должен быть самым осведомленным человеком на Тии. И все же я мысленно ругаю себя за то, как дрожат мои руки.

Саенго разделяет мои тревоги. Блейды не дают нам с ней времени на разговор, окружая нас, точно мы скот на выгуле. Но я все равно ощущаю ее мысли, ее страх, который ползет, словно холод, по моей шее. Хотя я планировала оставить произошедшее с ней в секрете, не многим выпадает шанс поговорить с самим паучьим королем. Будет полной глупостью упустить возможность спросить у него совета.

Единственное ремесло, которое, как я знаю, способно возвращать мертвых к жизни, это некромантия, и это совсем не одно из ремесел шаманства. Кендара хранит одну из книг на полках своей мастерской, «Зов Тени», о магии тенеблагословленных, народе Казаина. Это тоненькая книжка, рассказывающая о способностях теней, и информации в ней крайне мало. Однако я помню, что читала там о том, как в далеком прошлом тенеблагословленные воскрешали тела своих падших врагов, чтобы напугать и сломить дух своих противников. Но такие тела были не чем иным, как движущимися трупами под контролем некроманта.

Саенго вовсе не труп, а я вовсе не тенеблагословленная. Я чувствовала биение ее сердца, стучащего под моей ладонью, и тепло ее кожи, когда прикасалась к шраму на ее груди.

Однако если кто-то и может объяснить, что же на самом деле произошло с нами, то это Ронин. Согласно книгам по истории, изначально он прибыл в эти земли с далекого севера, где Великие Пряльщики пряли свои сети, обвивающие целые горные хребты. Не так много известно о его прошлом, но один факт никто не подвергал сомнениям: он один из самых могущественных шаманов на Тие.

Несколько веков назад шаман, которого впоследствии прозвали Бездушным, восстал против королевств. Он обладал силой вырывать души своих врагов. Книги по истории всегда неясно описывают, что же на самом деле произошло тогда, но даже объединившиеся армии Тия не могли его остановить. Он просто забирал их души себе, отчего его силы становились все больше, а безумие все сильнее.

Затем Ронин прибыл с севера с огромным пауком-фамильяром, одним из пряльщиков его родных земель. Ни у одного шамана не бывало пряльщика в качестве фамильяра прежде. Лишь союз двоих таких могущественных существ смог одолеть Бездушного.

После смерти Бездушного души, которые он забрал, разбежались, находя себе пристанище в деревьях Леса. Со временем Лес погиб и стал опасным для путешественников. По какой-то причине Ронин основал свой новый дом именно в этом Лесу, используя паучий шелк от связи между ним и его пряльщиком, чтобы сдержать неупокоенных духов. Но более того, он убедил королевства подписать первый и единственный в своем роде договор о перемирии, тот, который обеспечил мир на много последующих столетий.

А теперь, после стольких лет, Мертвый Лес начал разрастаться больше и быстрее, чем когда-либо в прошлом, из-за чего силы и власть Ронина оказались под сомнениями.

– Ты когда-нибудь видела Мертвый Лес? – спрашивает принц Мейлек, нарушая молчание.

– Только издалека. Даже Кендара не хочет, чтобы я подходила близко к этому месту. – А это что-то да значит, учитывая, сколько раз я чуть не погибла во время учебы под ее покровительством. – По большей части она отправляла меня на задания на запад, например в горы или в портовые города вроде Бирта.

– Бирт, – говорит он и внезапно улыбается. – Однажды, когда мы были еще детьми и посещали город с родителями, мы с Мей сбежали, чтобы посмотреть на бега дрейков, и я подкупил одного из владельцев дрейка, чтобы тот позволил нам поучаствовать.

Как же странно думать о нем и королеве Мейлир как о детях, вытворяющих шалости, как и подобает ребятишкам.

– Вы выиграли?

Он качает головой.

– Я упал недалеко от линии финиша. Остаток путешествия половина моего лица была в синяках. Родители были в ярости. Но рынки Бирта оказались просто чудесными. Отец купил нам сахарные сливовые цветы.

– Сахарные сливовые цветы? – я никогда не слышала о подобных сладостях.

– Такие не продаются в Вос-Тальвине.

Я смотрю на свои руки, сжимающие поводья Яндора. Понимаю, что скучаю по людным улочкам, статуям Сестер и чувству, что каждый поворот скрывает длинную историю. Увижу ли я Вос-Тальвин когда-нибудь снова?

Поняв по моему лицу, о чем я задумалась, он говорит:

– Тебе не следует беспокоиться. Ронин гарантирует вам обеим безопасность на пути к нему.

– Разве… разве такое можно гарантировать здесь?

– Знаю, это кажется едва ли невозможным, учитывая, какими непокорными стали деревья в последние годы. Леса уже и до этого разрастались, только очень медленно. Силы Ронина не безграничны, но их всегда было достаточно, чтобы гарантировать безопасность его гостям.

– Вам не кажется это странным? Спустя почти три столетия единственное, что изменилось, это то, что он только сейчас… – я не заканчиваю фразу. Не говорю о том, что Ронин, вероятно, теряет свои магические силы. Опасная мысль, чтобы произносить подобное вслух.

Принц Мейлек уже было открывает рот, чтобы ответить, но потом замирает. Я терпеливо жду, раздумывая, что же еще он может знать такого, чего не знаю я. Очевидно, что принц Эвейвина должен знать куда больше и владеть куда большей информацией о лидерах других государств, чем я. Но, к моему разочарованию, он ничего так и не говорит. Вместо этого он зовет одного из блейдов, который приносит нам еду, и мы перекусываем по пути дальше.

До заката остается всего несколько часов, когда Мертвый Лес наконец появляется перед нами как чернеющее пятно позади последних окраинных ферм. Страх сдавливает меня, усиленный беспокойством Саенго, которое продолжает давить твердо и уверенно на мою спину.

Принц Мейлек ускоряется и выходит вперед меня. Саб-Хлий оказывается не чем иным, как россыпью палаток и несколькими шаткими постройками. Мертвый Лес стелется впереди, корявый, как съежившийся паук под небом.

Мы проходим мимо ряда факелов и стражников. Они кланяются принцу Мейлеку, а затем ведут нас в центр своего лагеря. Еще больше солдат появляется, чтобы сторожить нас, все поглядывают с любопытством. На них самые простые кожаные доспехи без особых украшений, лишь серые пояса, повязанные на талии, и мечи.

Знамя Ронина развевается на верхушке одного из самых больших тентов: скелетоподобное дерево, кривое и уродливое. Его силуэт напоминает очертания паука. Не случайно, я уверена.

Принц Мейлек ненадолго отходит, для того чтобы поговорить с двумя людьми. Их обмундирование и стиль, которым завязаны их пояса, намекают, что они являются офицерами Ронина. Один из них шаман. У другого – темно-серая кожа, хотя он и выглядит моложе и более поджарым, а его волосы абсолютно седые.

Тенеблагословленный, понимаю я. Я знаю о них крайне мало, мало даже о том, как они выглядят. Пару раз слышала, что некоторые из тенеблагословленных живут в портовых городах Эвейвина, однако целые кланы редко переходят Казаинские горы.

Я кошусь на Саенго. Ее глаза застыли на деревьях Мертвого Леса. Она выглядит так, будто ей нехорошо. Жаль, что у меня нет времени объяснить ей, почему то, что мы отправляемся на встречу с Ронином, на самом деле хорошая затея. Однако не уверена, что даже эти знания ей особо помогут.

Мертвый Лес пугает и меня, потому что я не могу сразиться с деревьями, как с солдатами. Я не могу одолеть их с помощью своих навыков владения оружием или талантами ближнего боя. Лишь обещание Ронина о безопасности и наша собственная смекалка находятся между нами и яростью лесных духов.

Однако если Мертвый Лес является нашим единственным путем для встречи с Ронином, то нам лучше поторопиться. Скоро сядет солнце. Даже после всех тренировок и испытаний Кендары идти сквозь эти черные деревья по собственной воле в потемках потребует от меня куда больше силы воли, чем у меня имеется.