Текст книги "Лес душ"

Глава 7

Мы движемся дальше через разбитый лагерь у леса. Я замечаю, как один человек, двое шаманов и один тенеблагословленный передают по кругу флягу с питьевой водой, сидя у костра, где жарится пища, все они одеты в светлые мундиры солдат Ронина. Мне непривычно видеть все три расы, общающиеся между собой, точно они давние друзья. Однако до того, как королева Мейлир взошла на престол, такая картина не была особо необычной для земель Эвейвина.

Вскоре мы оставляем лагерь позади, и мое сердце начинает стучать под ребрами. Но когда мы приближаемся к границе леса, я понимаю, что голые ветки и кривые стволы деревьев выглядят не очень-то пугающе, а скорее уж печально. Может, всему виной мои ожидания, может, я просто ждала увидеть что-то чрезвычайно жуткое в чем-то обычном и грустном. Может, рассказы об этом месте все преувеличивают, а сказки рассказывают для запугивания детей и путешественников, чтобы те не осмелились потревожить территории паучьего короля.

Саенго ничего не говорит о своих ожиданиях. Ее страх точно нож, воткнутый у меня между лопатками. Я заставлю Яндора остановиться, чтобы оказаться наравне с ее дрейком. Блейды собираются вокруг нас, будто бы ожидая, что мы попытаемся сбежать, когда позади нас остался лагерь, полный солдат Ронина, а впереди простирается Мертвый Лес.

Я беру Саенго за руку, слегка вздрагивая, когда от этого прикосновения ее страх проносится по моим рукам и ногам.

– Мы войдем туда вместе.

Она сжимает мою руку в ответ, ее пальцы оказываются холодными как лед. Лишь благодаря нашей необъяснимой связи я могу сказать, что она напугана. Выражение ее лица невозможно прочесть, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть на Лес перед нами.

Деревья, оказывается, куда выше, чем я ожидала, многие высотой примерно с башню Кендары. Этот лес, должно быть, был старым уже в те времена, когда души пустили здесь свои корни. Грязная, ничем не помеченная тропа, которую я не замечала до того, как мы на ней оказались, ведет между стволами вглубь. Дорога начинается от двух камней, воткнутых в землю, но вскоре исчезает в сгущающейся темноте. На суках нет листьев, нет вообще ничего зеленого. Ветки изгибаются и тянутся, сплетаясь в такие тугие узлы, что очень мало солнечного света добирается до земли.

Я делаю глубокий вдох, собирая все свое мужество. Затем отпускаю руку Саенго и спускаюсь, выбираясь из седла. Яндор ворчит недовольно, когда я его покидаю. Он поворачивает свою огромную голову и тычет носом в мою руку, пока я обнимаю его за шею.

– Со мной все будет в порядке, дружок, – я закрываю глаза и прижимаюсь лбом к его теплой чешуе. – Мы обязательно увидимся снова. – Когда я отхожу, его язык неожиданно облизывает мне щеку.

Принц Мейлек появляется у меня за спиной, его губы сложены в хмурую линию.

– Ты готова? – спрашивает он.

– Да, – говорю я до того, как успеваю задуматься над этим вопросом. Саенго что-то бормочет, соглашаясь, но ее подбородок высоко поднят – всегда рейвинка, всегда леди, даже сейчас. – Что с нами будет после того, как мы поговорим с Ронином?

Принц выглядит обеспокоенным, когда отвечает:

– Боюсь, что не знаю. Все зависит от Ронина.

Один из солдат Ронина достает из кожаной сумки белую мантию, которая как будто бы поглощает солнечный свет. И передает ее мне.

– Паучий шелк. Прочный настолько, что его почти невозможно порвать. Он пропитан силами Ронина. Поможет в защите от деревьев.

Мои пальцы касаются материи, которая оказывается гладкой и легкой, точно сам воздух, и настолько мягкой, что мне кажется, я никогда не щупала ничего мягче. Я накидываю мантию на свои плечи. Похоже, будто надеваю на себя облако. Завязываю узелки мантии под горлом и говорю:

– Паучий шелк очень редкий. У него что, целая армия пряльщиков, подчиняющихся ему?

Как и следовало ожидать, солдат ничего не отвечает. Он поворачивается к Саенго, чтобы передать ей такую же мантию.

– Вы ходили этой дорогой прежде? – спрашивает его Саенго. – Я не знала, что в лесу вообще остались дороги.

– Это все, что осталось от сторожевой башни, которая когда-то охраняла восточные границы Эвейвина. Мертвый Лес забрал все в свои владения какое-то время назад. Мы ходили этой дорогой раньше, но нечасто.

Если даже сами солдаты Ронина опасаются путешествовать через Лес в одиночку, то это определенно не предвещает ничего хорошего нам. Тем не менее нам ничего не остается, как довериться его обещанной защите. Почему-то я сомневаюсь, что Ронин обещает такую защиту каждому встречному.

Я снимаю свой рюкзак с седла Яндора и вешаю на свои плечи, закрепляя ручки на груди. Талисман из кости тролля ударяет меня по запястью. Будет легче, если буду думать об этом путешествии как об очередном задании Кендары, многие из которых напугали бы даже бывалых наемников. Мы благополучно переживем эту прогулку через Мертвый Лес, потому что после всех тренировок Кендары проигрыш будет просто неприемлемым для меня исходом.

– Держите ухо востро. Не сходите с тропы, – кивает солдат, и его лицо мрачнеет. – Шагайте быстро.

Принц Мейлек спрыгивает со спины своего драгуля. Он открывает седельную сумку, а затем передает мне ремень с двумя короткими мечами в кожаных ножнах.

– Ваше высочество? – неуверенно уточняю я. Несмотря на непривычные обстоятельства, я все еще заключенная. Он и правда хочет дать мне в руки оружие? Я могу перерезать глотки всем троим и тут же сбежать.

Тогда-то я точно стану предательницей.

– То, о чем мы говорили с тобой ранее. Просто на всякий случай, – говорит он.

Я облизываю губы. Просто на всякий случай, если обещание Ронина о безопасности окажется ловушкой.

Я беру в руки мечи. Вешая ремень через свое плечо, я тут же чувствую себя спокойнее, будто бы мне вдруг дарован больший контроль над происходящим, хотя это лишь и видимый контроль, видимая безопасность. Принц кивает одному из своих блейдов, который достает обыкновенный меч в кожаных ножнах из своей седельной сумки. Он протягивает меч Саенго. Она безмолвно прикрепляет меч к своему ремню.

– Оружие вам там не поможет, – говорит солдат.

– Может, и не поможет, – соглашаюсь я. – Но это лучше, чем ничего.

Принц Мейлек согласно кивает головой.

– Да оберегает вас Соколиная воительница на вашем пути, – говорит он, желая нам удачи.

Мы с Саенго низко кланяемся на прощание. Когда я выпрямляюсь и расправляю плечи, мечи уютно покоятся у меня за спиной. Моя рука снова сжимается на талисмане. Я смотрю на Саенго.

Она улыбается мне в ответ, ее страх выдает лишь едва заметная дрожь на губах.

– Вместе, – говорит она.

Мы поворачиваемся к Мертвому Лесу и в унисон шагаем вперед.

Тьма обступает нас с неестественной скоростью. Деревья обступают так тесно, что невозможно сделать больше двух шагов, не касаясь плеч друг друга или шершавой коры стволов. Деревья, скрюченные и трухлявые, выглядят так, словно и не были поглощены тенями, обращаясь в пыль с годами, а просто… состарились. Тропу, по которой мы ступаем, которая является нашей единственной путеводной нитью, едва можно назвать тропой. Камни, которыми она была выложена, провалились, кое-где их переплели толстенные корни, дорогу забрали в свою власть деревья, как забрали и все остальное здесь.

Так как в Мертвом Лесу нет ни единого листочка, под ногами у нас хлюпает лишь грязь. Ветки над головой скрывают солнечный свет, а корни под ногами перекрывают землю. Какая-то пугающая своей формой клетка или искривленное тело с деформированными ногами и обрубленными руками. Только тончайшие лучики света пробираются сквозь заросли. Пылинки кружатся в солнечном свете, отчего эти старинные скрюченные корни и их грязный зеленовато-серый цвет больше походят на мертвую плоть, которая страшится и сторонится солнца.

Саенго косится через свое плечо. Принца Мейлека и солдат уже не видно.

– Ты уверена, что нам не будет лучше просто сбежать прямо сейчас? – спрашивает она, ее голос звучит не громче шепота. Здесь некому нас подслушать, кроме деревьев, но тем не менее… Я тоже не могу отделаться от мысли, что деревья и впрямь слушают.

Вздрагиваю и поправляю ремень с мечами, радуясь, что хотя бы могу ощущать вес оружия на своем теле. Я поспешно рассказываю ей свой план – для того чтобы предотвратить войну и получить назад свое законное место членов общества в Эвейвине, нам не представится шанса лучше, чем заручиться поддержкой Ронина и узнать истинную причину атаки шаманов.

Саенго плотнее закутывается в свой плащ.

– На самом деле, я тоже об этом думала, – говорит она. – Почти в каждой семье на Соколином хребте есть солдат, что служит в армии, и большинство этих семей находятся под покровительством моего рода на протяжении нескольких поколений. Если мы отправимся на войну с Ньювалинской империей, все эти семьи могут потерять родных.

– Не только родных. Соколиный хребет находится очень близко к северным границам нашего королевства. Ваши земли просто разграбят и уничтожат. – Я огибаю огромный узел из корней. Они такие запутанные, а земля такая неровная, что приходится смотреть под ноги, чтобы ненароком не оступиться и не упасть.

– Полагаю, тогда ты права. Нам придется все это преодолеть. И, Сирша… – она потирает рукой об руку, точно ей холодно. Ее страх трансформируется во что-то иное, что-то куда более хрупкое. Я не могу дать этому ощущению название, могу лишь описать его как леденящее дыхание у меня между ребер. Иметь доступ к ее эмоциям внезапно кажется мне нарушением личных границ. Я мысленно представляю барьер между моими эмоциями и эмоциями Саенго, между моим пламенем свечи и ее – нечто, что я могу открыть и закрыть усилием воли, как окно на свободу. – Когда мы доберемся до Края Пряльщиков, нам нужно… поговорить, – произносит она наконец.

– Я знаю. – Я просто трусиха, потому что боюсь честно признаться себе в том, что я на самом деле сделала, – но ведь Саенго умерла. У меня не было времени расспросить ее о том, как она на самом деле свыкается с этой мыслью, а теперь, в этом жутком проклятом месте, нам лучше оставаться начеку. – Но, может быть, Ронин поможет нам понять, что произошло.

Она пожимает одним плечом и с каким-то неуверенным косым взглядом смотрит на одну из низко нависающих над нами веток.

– Может быть? Давай для начала просто пройдем этот Лес.

– Мы бывали в передрягах и похуже. Помнишь, когда второкурсники вылили капустный суп в унитаз?

Ее губы изгибаются. Благодаря нашей связи меня тут же захлестывает ее тепло от наших воспоминаний.

– И он забил трубы, и весь двор в Гильдии вонял, как навозная куча, целую неделю, если не больше?

– Вот видишь? Что такое кучка древних деревьев по сравнению с той вонью?

Только они не просто древние деревья. Они старинные, древнее самой истории, поверхности их стволов грубые и жесткие, их трухлявые внутренности виднеются там, где куски коры опали на землю. И все же они до сих пор стоят. Это удивительно, какими нетронутыми выглядят эти деревья, учитывая, что они в буквальном смысле мертвы или умирают уже на протяжении несколько сотен лет. Они должны были рухнуть и сгнить уже давным-давно.

Я поднимаю ногу высоко, чтобы перешагнуть через торчащий корень. Но все равно ударяюсь подошвой своего ботинка об него. Через минуту низко наклоняюсь, чтобы обогнуть ветку, но она все равно касается кончика моего капюшона. Холодок бежит у меня по коже. Должно быть, Тени просто вынуждают меня плохо рассчитывать расстояние. Я продолжаю говорить себе это, когда мое тело проскальзывает между двумя деревьями и кора скрипит у меня за плечом.

– Может, будет лучше нам немного пробежаться? – предлагает Саенго, ее голос мягкий, но в то же время немного высокий из-за беспокойства.

– Как раз об этом я и подумала.

Мы начинаем легким прогулочным бегом. В Гильдии нас заставляют бегать пять кругов вокруг Великого дворца каждое утро, так что мы привыкли не уставать быстро. Кендара часто заставляла меня бегать в два раза больше за промежуток времени в два раза короче. Даже с ранами и ссадинами я могу бежать очень долго.

В воздухе Мертвого Леса витает магия почти такая же древняя, как сами деревья. Чем дольше мы бежим, тем сильнее это чувство разрастается в моей груди. Это вовсе не тепло от присутствия рядом со мной Саенго, свет ее свечи – яркий и сильный даже за мысленно закрытым окном, которое я поместила между нами. Это ощущение горит внутри меня, горячее, увереннее и даже немного… болезненно. Напоминает мне о чувствах, что я испытывала, когда Саенго умерла, за миг до того, как я потеряла сознание.

После того как мы проводим два часа за легким бегом, мы замедляемся, чтобы достать фляги из своих рюкзаков. Быстро пьем воду большими глотками. Мои ноги гудят, и, хотя мое тело должно было разгорячиться от долгой пробежки, я по-прежнему не могу отделаться от леденящей дрожи. Будто бы что-то не так в самом воздухе, что нас окружает, он проникает сквозь мою кожу, точно медленно действующий яд. Порча, которую я не могу увидеть глазами. Чем быстрее мы доберемся до Края Пряльщиков, тем лучше.

Когда я убираю свою флягу, что-то касается моей ноги сзади, что-то холодное, что я чувствую даже через слои одежды. Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Саенго шепчет, зовя меня по имени. За мной нет ничего, кроме вьющихся по земле корней и деревьев, которые тихо шелестят.

Но нет и ветра.

У меня вдруг пересыхает во рту, несмотря на то что я только что выпила достаточно много воды. Переглянувшись с Саенго, мы отправляемся дальше в путь, снова ускоряя свой шаг. Тонкие деревья похожи на разбитые тела людей – корни словно ноги, вывернутые в неестественные стороны, тела разорванные напополам, руки застывшие в пугающих изгибах. Я отворачиваюсь. Фокусирую свое внимание на земле, по которой ступают мои ноги, но даже это удается с трудом под растворяющимся светом садящегося солнца.

Что-то касается моего капюшона. Я резко разворачиваюсь, моя рука поднята, и в любую секунду готова выдернуть из-за спины мечи. Но за мной опять только ветки, настолько низкие, что перекрывают путь, по которому мы только что прошли, когда мгновение назад они были намного выше моей головы.

Мое дыхание тут же ускоряется, становясь громче. Но я едва его слышу. Высокий, гортанный вой, точно вечер, несущийся сквозь заросли, раздается отовсюду.

Деревья дышат.

– Сирша, нам не следует останавливаться, – страх Саенго смешивается с моим настолько, что в какой-то момент между моими и ее чувствами просто стирается грань, остается лишь леденящая уверенность в том, что нам следует продолжать бежать.

Поэтому мы бросаемся бежать. Тени становятся гуще. Ночь опускается на лес. Наши мантии едва заметно сияют, переливаясь, но этот свет слишком бледный.

Мне лишь остается винить во всем мое беспокойное воображение, потому что теперь кажется, что деревья надвигаются на нас и обступают. Ветки трясутся и опускаются, тянутся к нам. Корни вздымаются вслед за нашими ботинками. Саенго отбрасывает ветку, которая падает у нас на пути. Та хрустит, но до этого успевает сорвать капюшон с ее головы.

Что-то резко дергает меня за косу. Я вырываю свои волосы из этой хватки, и мы бросаемся бежать еще быстрее. Сердце стучит у меня в ушах. Вой нарастает, поднимаясь над нами, точно хор голосов банши[2]2
  Банши – в ирландском фольклоре женщина-дух, чей плач предвещает скорую смерть.


[Закрыть]. Скелетоподобные пальцы дергают нас за ноги, цепляясь и царапая старую кожу на наших ботинках, пытаясь разодрать ткани наших штанов.

Корни теперь вздымаются над землей, точно восставшие трупы. Мертвая земля сыплется с их появившейся бледной плоти. Саенго прыгает, чтобы уклониться от одного, затем охает, когда другой корень мчится вперед, хватая ее за ногу. Она падает в грязь.

– Саенго! – я падаю рядом с ней, дергая ее за руку, чтобы помочь подняться.

Ветка ударяет ее по виску. Саенго дрожит и пятится назад. Паучий шелк путается у нее между ног. Другая ветка хлещет меня по щеке, жаля и рассекая кожу. Боль усиливает мои эмоции, которые выбираются на свободу от страха. Мысленно все проклиная, я тяну руку, чтобы достать свои мечи, и встаю. Корни кружатся, показывая свои острые концы, которые ударяют нас. Я разрубаю два корня, что нападают. И внезапно лес издает душераздирающий злобный вопль.

Деревья сплетаются, кора скручивается, мнется и разрывается на части. Из-за нее показываются лица, яркие в сравнении с гниющим лесом. Их глаза – точно морщинистые узлы. Рты воют от боли и гнева. Я отшатываюсь, тоже хочу кричать, но мой голос застревает где-то в глотке. Лица исчезают, скрываясь обратно в коре деревьев, но вместо них появляются другие, их больше – они рычат, визжат, воют, а из их чернеющих глазниц бежит древесная живица. Ветки, точно пальцы, цепляются за нашу одежду, нашу кожу, наши волосы.

Саенго выхватывает свой собственный меч и подскакивает на ноги. Тонкая струйка крови бежит по ее скуле, которая тянется от виска. Уверенным, но дрожащим голосом она шепчет:

– Отвага.

Жар в моей груди усиливается, точно пытается растопить кожу и кости. Я охаю от боли. Что-то холодное хватает меня за лодыжку. Я взмахиваю мечом, резко разозлившись.

Я не согласна умереть вот так. Вот здесь. В этом проклятом месте от рук существ, которым полагается давно лежать в могилах. Прижавшись с Саенго спина к спине, мы размахиваем мечами, отсекая ветки и разрубая деревья. Нарастающий жар, сила, которую можно объяснить только как мое магическое ремесло, сияет – внезапно вокруг меня ярко и чисто.

Все ветки сжимаются, отстраняясь от нас. Корни тоже расползаются, зарываясь в землю, точно в песок.

– Что это? – растерянно шепчет Саенго.

Тяжело дыша, я медленно разворачиваюсь, мои мечи готовы к новой атаке в любую секунду. Крошечные шарики света мигают, появляясь вокруг меня. Я устало убираю один из своих мечей обратно в ножны, а затем протягиваю руку, и мои пальцы внезапно жжет от отчаянной нужды прикоснуться к свету.

Саенго хватает меня за руку.

– Погоди, не надо…

В тот момент, когда моя кожа касается сияющего шара, все сферы сливаются в одну. Они кружат кольцом вокруг меня, как бумажные фонарики, подхваченные ветром. Саенго ахает.

Я с любопытством распахиваю шире глаза. Это же не…?

Сила внутри меня ослабевает, и свет растворяется, исчезая во мраке леса.

Я глубоко выдыхаю. Темнота снова обступает нас. Теперь деревья не двигаются. Жуткие лица по-прежнему торчат из коры, но они больше не кричат и не воют. Корни вздрагивают, а ветки вибрируют, точно волнуясь. Однако ничто нас не касается.

Саенго шепотом спрашивает:

– Что только что произошло? Это ты сделала?

– Я не знаю. – Внезапная волна усталости поглощает меня. Я закрываю лицо руками, а колени подкашиваются. Саенго хватает меня за миг до того, как я падаю.

– Что не так? – испуганно спрашивает она.

Я пытаюсь сказать ей, что все в порядке, но как будто бы забываю, как разговаривать. Мое сердце бьется как бешеное. Ветки колышутся у нас над головами. Деревья точно снова обступают нас, но теперь не пытаются атаковывать.

А потом вмиг все деревья отступают. Саенго вскидывает голову от резкого толчка и снова тянется к своему мечу. Высокая фигура появляется из темноты. Я щурюсь, пытаясь разглядеть незнакомца, но его невозможно рассмотреть во тьме.

Ронин, паучий король, произносит:

– Пойдемте. В лесах ночью лучше не задерживаться.

Глава 8

Я чувствую себя так, словно мою голову набили перьями. Я искоса смотрю на спину Ронина, его широкие плечи и развевающиеся серые одежды. Как бы мне ни хотелось задать ему множество вопросов, сейчас мне необходимо сконцентрироваться на том, чтобы не упасть лицом в грязь перед ним. Иначе это будет наихудшее из возможных первых впечатлений.

После долгого времени, которое кажется вечностью, Ронин проводит нас через полупрозрачный занавес, свисающий прямо с деревьев, и внезапно мы уже находимся у Края Пряльщиков. Я разглядываю темные стены, изогнутые крыши и башни, усеянные полосками лунного света, а потом солдаты уводят меня и Саенго в замок. Они ведут нас в комнату, где приказывают отдохнуть до утра. Мы так утомлены, что даже не пытаемся возражать. Все, что нам нужно сейчас, – это найти кровать и упасть на нее, тут же заснув.

К счастью, утром я просыпаюсь с легкой головой и ясными мыслями, несмотря на беспокоящие меня всю ночь сны, где мне чудились уродливые, скрюченные руки, которые пытались меня поймать, и молчащие, но в то же время визжащие рты. Саенго крепко спит рядом со мной, укутавшись в одеяло. Мы до сих пор в одежде, в которой были вчера. Мой нос морщится от запаха.

Я сажусь и оглядываю окружающую нас комнату. Я в кровати, которая стоит на вычищенном деревянном полу, покрытом пушистыми коврами. Впереди, за закрытыми стеклянными дверями, тянется балкон. На стене висит зеркало, чья старинная медная оправа покрылась зеленоватыми пятнами от времени. Кровать, на которой я сижу, достаточно большая, чтобы мы с Саенго могли уместиться, хотя рядом есть еще одна. Обе кровати украшены изысканными дубовыми спинками с резными рисунками и укрыты балдахинами с ярко-оранжевыми шторами цвета хурмы.

– Добрый день, – раздается вдруг голос.

Я тут же инстинктивно тянусь к своим мечам, но их нет за моей спиной, конечно же, и я приказываю себе расслабиться. В дверном проеме стоит женщина в чистой серой униформе, по которой я строю догадки, что она должна быть из числа прислуги в замке. В руках у нее поднос с чашками и кувшином.

– День? – переспрашиваю я и с сомнением снова поворачиваю голову к балкону, глядя на просачивающийся в комнату свет.

– Именно день. Уже больше полудня, – она заходит в комнату и ставит поднос на стол.

Я не спала дольше утреннего звонка в Гильдии уже много лет. Поднимаясь с кровати, я снова озираюсь по сторонам, ища глазами свои вещи. Мои ботинки стоят у стены рядом с платяным шкафом, слои грязи, прилипшие к ним за последние несколько дней, счищены, а подошва отмыта. Я подхожу и открываю шкаф. Мой пустой рюкзак лежит сложенный на полке над пустой вешалкой для одежды.

– А где мои мечи? – спрашиваю я, обходя комнату.

Заглядываю за дверь, находящуюся рядом с платяным шкафом. Та ведет в маленькую умывальню, в которой нет мебели, если не считать ванны, наполовину скрытой за ширмой. Мой взгляд мечтательно замирает на ванне, бережно накрытой хлопковой тканью, чтобы не получить случайно занозу.

– Конфискованы, как я полагаю, – говорит служанка сухо. Я не уверена, подшучивает ли она надо мной или нет. Слуги в Гильдии никогда бы такого себе не позволили.

Саенго бормочет что-то во сне, все еще лежа в кровати, и переворачивается. Волосы, теперь короткие, обрамляют ее лицо. Я хмурюсь, эхо злости снова сдавливает мою грудь.

Сказать по правде, я не понимаю, как мы обе до сих пор живы. Я снова сделала что-то, о чем не имею ни малейшего понятия, не могу объяснить что, как и почему. Однако этого бы не потребовалось, если бы обещанная Ронином безопасность и правда была бы безопасностью. Ведь это он приказал нам войти в проклятый лес, зная, что мы можем погибнуть, и эта мысль разжигает огонь в моем сердце. Видимо, мне полагается быть ему благодарной за то, что он все-таки пришел к нам, но моя чаша с благодарностью никогда не была полна доверху.

Обходя комнату, я мельком замечаю свое отражение в зеркале. И мои ноги замирают на месте. Я впервые вижу свои новые глаза с тех пор, как смотрела на свое размытое отражение в водной глади.

Неуверенно подхожу к зеркалу. Поднимаю руку и провожу пальцами по отражению. Радужки моих глаз яркого, янтарного цвета, почти что светящиеся, – это удивляет и будоражит, но уже не пугает меня. Мой взгляд перемещается на мои пальцы. Меня поражают воспоминания о свете и жаре, о благоговении и ужасе. В памяти всплывают мысли и чувства, воспоминания о целом живом существе, зажатом в крошечной сияющей сфере света. Что же это за сила?

– Вода, если вы желаете пить, – говорит женщина. Я опускаю руку и смотрю на кувшин на столе. – А в гостевой комнате есть еда. Я вернусь чуть позже и помогу вам принять ванну.

Когда женщина уходит, я подхожу к стеклянным дверям, ведущим на балкон, прикрытым развевающимися легкими шторами. Этот балкон в несколько раз меньше балкона в башне Кендары. Он выходит на поникший садик, где стоят на страже двое солдат.

Со своей точки обзора я могу видеть, что Край Пряльщиков куда меньше и не такой роскошный, как Великий дворец. Архитектура красива своей незамысловатой простотой, плавные линии каждого этажа заканчиваются пологими крышами. Интересно, что белые полосы покрывают стены замка здесь и тут; там, где стены прогнили, точно поддерживая всю конструкцию, сохраняя ее целостность, они похожи на бинты, скрывающие рану. Вчера ночью я этого не заметила.

У самой земли полупрозрачные белые шторы, сквозь которые провел нас вчера Ронин, отделяют Край Пряльщиков от Мертвого Леса.

Я нахожусь на втором из четырех этажей. Опираясь о бортик балкона, разглядываю и запоминаю устройство крыш, мысленно выстраивая три различных способа, как можно сбежать за периметр, и только после этого удовлетворяюсь, но не до конца, понимая, что моим единственным препятствием на пути к побегу все равно останется Мертвый Лес.

Половину гостевой комнаты, примыкающей к нашей спальне, занимает мягкий диван цвета гранатовых семян. Тут также стоит и стол, где расставлены тарелки с горячей едой, от которой исходит аромат. Мой желудок урчит, напоминая мне, что за последние несколько дней я ела очень мало.

– Саенго, еда! – кричу я, оборачиваясь на дверь спальни.

Знаю, ничто не мотивирует ее так, как плотный завтрак. Она никогда не признается в этом, но я понимаю, как она скучает по еде, что подают на Соколином хребте. Для меня же еда в Гильдии стала лишь лучше по сравнению с тем, что подавали нам в сиротском доме при монастыре.

Не дожидаясь, пока Саенго ответит, я сажусь за стол и накладываю в блюдо перед собой всего понемногу. На тарелку едва умещается гора из куриного мяса, политого сладким арахисовым соусом со специями, аппетитные грибы и печеные овощи с имбирем, а еще рис с какой-то фиолетовой подливой.

Студенты в Гильдии получают шанс на такой роскошный пир лишь несколько раз в году, когда нам позволяют посетить фестиваль в Вос-Тальвине и когда празднуется окончание учебного года в Гильдии. Во время праздника в честь окончания учебного года мы с Саенго всегда подсаживаемся к новичкам и объедаемся, пока пояса у нас на животах не начинают давить настолько, что больше походят на орудия пыток, чем на часть одежды.

В дверях спальни появляется Саенго. Вся одежда на ней измялась, а волосы растрепались. Она моргает, непонимающе уставившись на стол.

– Ты сказала – еда?

Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться, и хлопаю по месту на диване рядом со мной.

– Куча еды. Прямо как ты любишь.

И она, и я уже наполняем свои тарелки во второй раз, когда служанка наконец-то возвращается и говорит, что будет нашей личной помощницей. Мысль об этом одновременно интригует и смущает меня. У меня никогда не было личной помощницы. Подозреваю, ей приказали докладывать обо всем, что она узнает о нас, Ронину.

Саенго лишь мельком на нее косится, но я рассматриваю женщину внимательнее. У нее карие глаза. Значит, обыкновенный человек. Надо полагать, родилась в Эвейвине. У нее кожа светлого оттенка и черные волосы северянки, как и у Саенго.

Хотя я никогда не узнаю, кем были мои кровные родственники, моя внешность – смуглая кожа, черные волосы, разрез глаз и изгиб носа – намекает, что мои предки были родом как из северных, так и из южных земель.

Был период в древней истории, когда границы между королевствами были открытыми, позволяя всем беспрепятственно путешествовать по Тию, как заблагорассудится. Однако это было задолго до появление Мертвого Леса и задолго до того, как шаманский император завоевал большую часть континента, где воздвиг Ньювалинскую империю. Учитывая нынешнюю враждебность между королевствами, сложно представить, как такие тихие и свободные времена вообще могли существовать когда-то.

До этой атаки на чайный домик я ни разу в своей жизни не видела ньювалинского шамана, уж тем более не видела и ньювалинских земель. Тем не менее я читала достаточно, а старые рассказы рисовали странную картину империи – это земли, где господствует солнце, где магия витает в воздухе, словно густое облако пыли, и где волшебные силы шаманов текут по земле, точно вены по телу, являясь самой настоящей живительной силой Ньювалинской империи.

Служанка говорит, что Ронин готов поговорить с нами обеими, однако по отдельности. У меня скручивает желудок от этой мысли, и я уже жалею, что так много съела. Саенго мне безмолвно улыбается, однако я вижу, что она волнуется, мне даже не нужно для этого обращаться к нашей неестественной связи.

Я следую за служанкой, которая ведет меня из гостиной в умывальню, чтобы принять ванну. Я едва успеваю переодеться, когда кто-то стучит в дверь.

– Это ваши сопровождающие, – сообщает мне женщина. Она спешит в гостиную, чтобы открыть дверь. Я догадываюсь, что под словом «сопровождающие» она подразумевает моих стражников.

Мои подозрения оказываются правдивы, когда два солдата поджидают меня в коридоре: один – взрослая женщина с глазами точно драгоценные камни, шаманка воздуха, дыхательница. Второй солдат – человек, мужчина с тяжело нависающими бровями и тоненькими усиками, обрамляющими его рот. Мужчина идет позади Саенго, охраняя ее, однако дыхательница кивает мне, намекая, что я должна следовать за ней.

Она проводит меня по длинному коридору, усеянному высокими, от пола до потолка, окнами, и мимо колонн, украшенных осколками кристаллов. Закрытый внутренний двор с мраморными, давно высохшими бассейнами напоминают о былом величии этого места. Учитывая возраст замка, удивительно, что он вообще до сих пор не превратился в труху. Белые заплаты на камнях особенно заметны на контрасте с темными узорчатыми стенами. Когда мы заходим за поворот, мне удается рассмотреть заплаты поближе.

Паутины. Понимание этого меня шокирует. Кто бы ни был прежним владельцем этого замка, Ронину удалось мастерски все восстановить. Дыры в потолках и провалы в полу, а также трещины на стенах заполнены густой паутиной – толстой, волокнистой и на изумление прочной. Может, Ронин и правда привел с собой пряльщика с севера, как и гласят легенды. Кто бы еще мог сделать подобное чудо?

Моя стражница останавливается снаружи огромных, точно ворота, железных дверей, которые тем не менее открыты. За дверями располагаются покои, которые, видимо, когда-то были тронным залом. В углу мальчишка подметает пол, и шорох его веника по полу является единственным звуком, помимо его неспешных шагов. Мерцающие светильники висят с двух сторон в ряд, их свет усиливается, окружая широкие металлические чаши с золотыми цепями. Роскошные ступеньки ведут наверх, к платформе, где однажды, видимо, стоял трон. Теперь платформа пустует, а стена за ней, где должен располагаться королевский герб, заменена на огромный камин.