Текст книги "Без гроша в кармане. Среди факиров (сборник)"

Глава VII

Столкновения между пограничными жителями весьма часты, так как рабочие на приисках, люди обыкновенно спокойные, и ковбои, народ буйный, живут друг с другом как кошка с собакой.

Все начинается в один прекрасный день со спора в салуне из-за какого-нибудь пустяка, но тотчас пускаются в ход ножи и револьверы. Не обходится без пары убитых, и никого это не заботит. Одним или двумя бродягами меньше – и слава богу! Все знают, что место их сейчас же будет занято другими.

Случается, что и достоянию трактирщика наносится ущерб, но в конце концов постояльцы сами платят за убытки, и все улаживается ко всеобщему удовольствию.

Иногда, впрочем, головы бывают разгорячены больше обыкновенного, и конфликт принимает широкие размеры.

Обороняющиеся спасаются в домах, а наступающие, возбужденные порохом, кровью и водкой, осаждают эти импровизированные крепости.

Пьянство и убийства продолжаются, пока одна из сторон не одержит верх.

Если приходит подкрепление со стороны сочувствующих, борьба приобретает всеобщий размах и выливается в настоящую битву, сопровождаемую ужасными сценами, но редко все это длится долее суток или полутора.

Бессребреник, по-видимому, хорошо знавший нравы и обычаи пограничного населения, терялся в догадках о причинах продолжительности беспорядков.

– Отчего, – обратилась к нему миссис Клавдия, – эти буйства, опустошающие мои владения, продолжаются не какие-нибудь сутки, а целых три дня и притом все усиливаются?

Бессребреник задумался на минуту, затем спросил:

– Есть у вас враги?

– Не знаю!

– Не было ли у вас столкновений с ковбоями?

– Ни прямых, ни косвенных.

– Быть может, ваши рабочие задевали их интересы?

– Нет!

– В таком случае происходит что-то непонятное для меня… Эти беспорядки, как мне кажется, четко организованы: лишь только они затихают в одном месте, как тотчас же разгораются в другом. Наверное, какое-то влиятельное лицо сеет смуту среди населения и старается разорить вас…

– Но с какой целью?

– С целью завладеть вашим имуществом.

– Вы меня удивляете!

– Не уговаривал ли вас уже и прежде инженер продать ваши владения?

– Да, в моих собственных интересах…

– А главное, в интересах его сообщников… Он?.. Такой честный!.. Такой заботливый…

– Да, он может быть именно таковым, как вы его описываете, но при всем том он янки, а от этих людей никогда не знаешь, чего ждать.

– На каком основании вы так говорите?

– На основании сведений, собранных в Фокс-Хилле по пути сюда… Выслушайте меня. Нефтяной королевы не трогали до сих пор, потому что она кормила всю округу, но сегодня, разрушив ее дом, магазины и скважины, пытались взломать несгораемый сундук, где не было денег, но зато хранились купчие планы, межевые акты, – одним словом, все, что может интересовать землевладельца. Кроме того, исчез шериф: умер, по словам одних; бежал, как говорят другие; и охранительный комитет не подает признаков жизни. Все это мне кажется чрезвычайно знаменательным.

Миссис Клавдия слушала внимательно и в душе не могла не согласиться с джентльменом. Одно, между тем, изумляло ее, и одновременно приводило в восторг среди сонмища бедствий, превративших ее из богачки в нищую, – это тот несомненный интерес, который Бессребреник проявлял к постигшему ее несчастью.

Ей не верилось, что этот преданный, предупредительный, усердный человек – тот самый оригинал, который отказался от ее руки, когда, чтобы спасти его, она крикнула, что выходит за него замуж.

С тех пор он выказывал по отношению к ней явную симпатию, в которой она желала бы видеть проявление чувства более нежного.

Как истинная женщина, для которой любой ее каприз является законом и чей изменчивый ум без всякого на то повода способен на самые безумные скачки, она вдруг переключила свое внимание с главного для себя вопроса о состоянии на анализ того, что могло таиться в глубинах души джентльмена. Справедливо полагая, что не стал бы человек рисковать жизнью ради особы, к которой относится совершенно равнодушно, она надеялась, что при таких драматических обстоятельствах он не замедлит открыть свое сердце.

Миссис Клавдия слушала внимательно

Не зная, как приступить к столь деликатному делу, и боясь вновь попасть в неловкое положение, она сочла за самое удобное принять шутливый тон, который, однако, являл собой странный контраст с серьезностью положения.

– Так что ваш подарок придется как нельзя кстати, – сказала она джентльмену.

– Какой подарок? – спросил он, удивленный.

– Экземпляр басен мистера… да как его?.. Ну, помогите же…

– Лафонтена?

– Да!.. Да!.. Лафонтена. Помните басню о молочнице? Видите, у меня память хорошая.

– Простите маленькую вспышку в минуту досады. Мне жаль, что я позволил себе такую бестактность.

Он говорил с обычной откровенностью, смотря прямо в лицо своей хорошенькой собеседнице, очень довольный оборотом, который принял разговор.

Она ответила с улыбкой:

– Не извиняйтесь, эта шутка отлично подействовала на меня: она приготовила меня к катастрофе, а ведь катастрофа могла застать меня и одинокой, беззащитной, меж тем как ваше присутствие послужило мне опорой.

– Вы преувеличиваете, по своей снисходительности, мою заслугу…

– Без вас я бы погибла… Вы спасли все.

– О, прошу вас, не торопитесь так с выводами!.. Я только помог, насколько позволили мои ограниченные средства. Так велит мне долг служащего у вас на жалованье.

– Вы? Служащий?

– Да, миссис Клавдия, теперь я не могу и не хочу быть ничем иным… Мне даже приходится просить вас назначить жалованье. Это избавит вас от благодарности… Я сам должен заботиться о себе. Не забудьте, что я – бессребреник и обязан выполнить условия своего пари.

– Я не понимаю вас… Вы хотите бросить меня?

– Вовсе нет, раз я прошу вас назначить мне жалованье… Надеюсь, вам не покажутся слишком высокой платой два доллара в день.

– Я думала, что вы согласны разделить со мной неудачу так же, как я предлагала вам разделить богатство.

– Это невозможно. Я нашел случай заработать, служа вам, кое-какие деньги и поспешил им воспользоваться. Если вы не согласны платить мне как поденщику, я принужден буду искать заработок в другом месте.

– Умоляю вас!

– Вы колеблетесь… Я буду возвращать вам излишек, если не все издержу… Вы согласны?

– Приходится согласиться… Вы удивительный оригинал… другого подобного не найдешь.

– Называйте меня, если угодно, феноменом… а теперь пойдемте осмотрим скважины, чтобы воочию убедиться в размерах убытка.

– Хорошо. Только не взять ли нам нескольких провожатых?

– Зачем? Вдвоем мы можем пройти незамеченными… Впрочем, вам лично не грозит никакая опасность… У янки много недостатков, но он уважает женщину… А мне лично все равно: сегодня… завтра… позднее… я не дорожу жизнью.

– Стало быть, вас с ней ничто не связывает?

– Ничто.

Миссис Клавдия вздохнула и, не говоря ни слова, взяла Бессребреника под руку.

Они ушли, оставив сторожить дом Боба, поколебавшаяся верность которого укрепилась обещанием тысячи долларов.

Боб со своей стороны уговорил с дюжину рабочих вернуться к хозяйке, и они обещали честно исполнить свой долг. Пока что это была незначительная горстка людей, но Бессребреник надеялся, что в мастерских ему удастся собрать вокруг себя новых единомышленников.

Самый город Фокс-Хилл, то есть коммерческий центр, где совершаются дела и живут должностные лица, был в относительном покое.

На улицах выстрелы еще изредка раздавались, но никто больше не принуждал граждан плясать, дома уже не горели, и внизу, в долине, где расположен вонючий Нью-Ойл-Сити, только два-три столба дыма указывали на горящие скважины.

Наступило затишье, но работы не возобновились.

В салунах еще пьянствовало много народу. Общее положение вряд ли улучшилось, и будущее по-прежнему было полно неизвестности и угроз.

По мере того как миссис Клавдия и Бессребреник спускались вниз, все вокруг претерпевало изменения: поверхность почвы, жилища, запахи, растения, даже люди.

Наверху, в городе, воздух еще был чист, хотя и чувствовался довольно сильный запах нефти, на домах и тротуарах кое-где виднелись масляные пятна, но внизу было что-то невообразимое.

Действительно, нельзя себе представить ничего более отвратительного, чем нефть, и нет ни одной отрасли промышленности, равной по неопрятности и грязи добыче нефти.

Пальмовое масло, оливковое, кокосовое, – по выражению одного остроумного путешественника Октава Сабо, – жидкости приятные, даже поэтические. Нет в Южной Европе ни одного деревенского дома, где бы не было оливкового пресса, и им гордятся. Пятно от оливкового масла на платьях не тревожит никого. С оливковым маслом все умеют обращаться, не говоря уж о поварах и кухарках; и из этого же масла приготовляют прекрасное мыло.

Но нефть идет из земли, и уже самый ее запах указывает на происхождение. От него никуда не денешься. Пары настолько насыщают воздух, что часто приводят к взрывам; хотя в городе и запрещено курить, но часто неблагоразумные люди, нарушая запрет, подвергают себя опасности.

Все вокруг вас пропитано нефтью: грязь, в которой вы вязнете, каждая нитка вашего платья… и – добавим – в обычное время даже разговоры населения.

Только и речи, что о взвинчивании и падении цен на нефть, о богатстве или оскудении той или иной скважины. Нефть овладевает всем вашим существом: забивается вам в нос, в глаза, в уши, во все поры тела, даже во рту чувствуется постоянный ее привкус.

Стоит вам остановиться, чтобы полюбоваться красотой природы, как с ветерком до вас донесется запах нефти, смешанный с ароматом диких цветов, а на поверхности озера вы увидите радужные пятна с металлическим отливом.

Дома, мебель, железные дороги, лодки, люди – на всем следы нефти.

Люди, даже самые щепетильные, становятся грязными, неряшливыми.

Когда платье все пропитывается жиром и делается слишком тяжелым, люди переодеваются с ног до головы в новое прямо на улице у торговца, а старое платье бросают, но ни в коем случае не сжигают, так как это может быть причиной пожара, от которого весь город превратится в развалины.

Миссис Клавдия мужественно ступила на почву, из которой буквально на каждом шагу сочилась нефть.

Но Бессребреник, рассудив, что у него нет сменной пары, прежде всего принял предосторожности для сохранения своего костюма. Однако все его старания были напрасны! Нефть поднималась вверх по сапогам и пропитывала их; затем настала очередь панталон, и не прошло и четверти часа, как джентльмен стал походить на ламповый фитиль. «Ну, нет, что-то надо делать… что-нибудь придумать», – решил Бессребреник.

Они шли по берегу маленькой речки, извивавшейся по долине и носившей название Ойл-Крик (Масляная балка). Она вполне оправдывала свое название, так как воды в ней не было видно из-за слоя масла, покрывавшего ее и осаждавшегося на берега в виде зеленой блестящей грязи.

Железная дорога была разрушена

Местами в этой грязи виднелись застрявшие тележки, беспомощно протягивающие к небу свои худые деревянные руки.

Узкоколейная железная дорога была разрушена в нескольких местах: шпалы и рельсы сняты, вагонетки и локомотивы перевернуты вверх дном.

Бессребреник и миссис Клавдия шли по мосткам, настланным на болоте и также пропитанным жирной нефтью.

На компаньонов посматривали, но скорее равнодушно, чем враждебно.

Правда, ковбоев встречалось немного.

Среди топкого жирного болота виднелись кучи всякого хлама: битые бутылки, тарелки, обломки ящиков, бочонков, телег, всяких инструментов.

На этом месте было до десяти богатых скважин, дававших по пятнадцать тысяч франков прибыли в день, а теперь не доставлявших ни капли драгоценного масла. Их срубы, взорванные динамитом, покосились и грозили обрушиться.

Производство прекратилось и, по-видимому, надолго. Владелица лишилась ежедневного дохода в двести тысяч франков, а для возобновления дела требовались большие вложения.

И еще большой вопрос, дадут ли эти скважины нефть при вторичном бурении.

При виде дикого и бесцельного истребления своего имущества молодая женщина в первый раз ощутила приступ гнева.

Остановившись против одной из скважин, носившей ее имя и имевшей самые большие запасы нефти, она гневно глянула в сторону салунов, где пьянствовали забастовщики, и, вся побледнев, проговорила глухим голосом:

– Я начинаю ненавидеть этих негодяев. Я кормила их, а теперь, разорив меня, они еще насмехаются.

С дюжину оборванных джентльменов, грубо смеясь, с вызывающим видом курили под большой черной доской с крупной надписью белыми буквами: «Курить воспрещается».

Негодяи забавлялись, стреляя в предостережение из револьвера.

– О, теперь я понимаю чувство солдата, бросающегося с саблей наголо в толпу! – продолжала миссис Клавдия. – Я хотела бы во главе эскадрона в бешеном галопе врезаться в толпу этих наглецов… Я чувствую в себе ненависть и злость римского императора…

– И, может быть, как этот император, желали бы, чтобы у них была одна голова на всех?

– Да… и с радостью пустила бы в нее пулю из револьвера.

– Все по примеру римского императора?

– Да.

– А позвольте узнать, у Нерона револьвер был системы Кольта или Смита и Вессона?

При этом шутливом вопросе весь гнев миссис Клавдии моментально рассеялся, она звонко засмеялась, чем совершенно озадачила шумных насмешников.

– Вот и отлично! Этот смех принесет вам миллионы долларов. Он произведет на весь этот сброд больше впечатления, чем выстрел из пушки.

Забастовщики действительно были ошеломлены и не скрывали этого.

К несчастью, впечатление это сохранялось недолго. Ему на смену явилось другое, и праздные люди, не зная, куда девать свое время, с жадностью переключились на новое зрелище.

Человек пятнадцать оборванцев, пропитанных виски и нефтью, толкали, бранили и били старика, неспособного защищаться.

Из-под красной шерстяной рубашки виднелась кирпично-красная кожа, столь характерная для индейца. Лица, выпачканного грязью, разглядеть было нельзя, но длинная прядь волос, «скальп», тоже изобличала в нем краснокожего.

На этот «скальп» главным образом и обрушилась ярость пьяниц: они поднимали за волосы старика, когда тот спотыкался и падал в грязь.

Губы Бессребреника задрожали от гнева.

Миссис Клавдия снова побледнела и, сжав губы, проговорила:

– Да ведь этот несчастный – Джон, старый индеец-сиу… Его надо спасти.

– Непременно, – отвечал джентльмен, готовясь вступить в борьбу с мучителями индейца.

– Смерть колдуну! – кричали ковбои и рабочие.

– Сейчас же отпустите этого человека, негодяи! – громовым голосом закричал Бессребреник.

Глава VIII

Керосин вошел в употребление недавно, но нефть была известна и в древности, можно даже сказать – в самые первобытные времена человечества.

Из документов, гораздо более древних, чем наша история, мы узнаем о существовании нефти в Китае.

Греки и римляне также упоминают о ней. Геродот, Плутарх, Плиний, Аристотель, Страбон описывают в подробностях нефтяные источники и залежи асфальта, разрабатывавшиеся их современниками.

Страбон также напоминает, что египтяне употребляли для бальзамирования мертвых горную смолу, привозимую из долины Инда, добавляет, что этот обычай восходит к самым древним временам.

По преданию, при постройке Вавилонской башни употреблялся асфальт, добываемый на берегах Евфрата.

Наконец, пары воспламеняющегося газа, постоянно пробивающиеся сквозь почву над нефтяными источниками, настолько поразили воображение первобытных людей, что даже породили особый род религии.

Огнепоклонники поклонялись горящей нефти.

На том месте, где теперь стоит Баку – русский нефтяной город, – возвышался храм, а Атахга гебров[7]7
  Потомков персов.


[Закрыть] – вечный огонь – и теперь горит неугасимым пламенем.

Уже утративший свое былое великолепие храм – чисто индийской архитектуры. Промышленный дух века пощадил его, и его присутствие среди пирамидальных срубов нефтяных скважин представляется резким анахронизмом.

Впрочем, огнепоклонники почти исчезли. Только два бедняка-парса[8]8
  Потомки гебров, переселившихся в Индию.


[Закрыть] поддерживают Атахга, местные нефтепромышленники не оспаривают у него крошечной доли газа, которым завладели. Вечный огонь представляется чем-то вроде ночника или небольшой лампы.

Не в одних гебрах Азии эти вечные огни порождали суеверное изумление, перешедшее в обожание стихии. В местах нахождения нефти в Америке тоже существовали огнепоклонники, немногочисленные, но усердные. Они принадлежали к индейскому племени сенека, жившему в штате Пенсильвания.

Некоторые из этих индейцев владели тайной огня.

Этот огонь горел неугасимо в глубоких пещерах над трещинами, через которые выходили подземные газы, и охранялся, как у парсов, избранными людьми. Эти сторожа заметили свойства нефти и ее целебные действия при некоторых болезнях.

Нефть, носившая прежде имя масла сенека, собиралась и продавалась ими как лекарство против ревматизма, чахотки и как средство от моли. Но употреблять нефть для освещения тогда еще никто не додумался.

Странно, что в то время, как гебры и индейцы с незапамятных времен знали свойства минерального масла, первые попытки заменить им растительное масло были сделаны не ранее 1830 года.

По-видимому, они не удались, так как еще долгое время все довольствовались «маслом наших предков».

В 1848 году – новые опыты и новая неудача.

Между тем толчок был дан. Все чувствовали, что нефть имеет будущность, хотя и предположить не могли, как широко будет она употребляться.

Керосин в небольших количествах как осветительный материал применяли даже в местах его нахождения. Правда, свойства нефти знали плохо, ее сжигали в том виде, как получали, а способ добывания был самый первобытный, перенятый у индейцев. Он сводился всего лишь к рытью колодцев площадью в три квадратных метра при такой же глубине.

Ставили сруб, чтобы предупредить обвалы, и ожидали, пока нефть через земляные слои просочится наверх. Когда она появлялась, нижнюю часть колодца обкладывали шерстяными одеялами и оставляли их пропитываться нефтью. Потом вынимали, выжимали их и таким образом получали керосин.

Удивительно, что изобретательные янки потеряли столько лет, довольствуясь этим детским способом, хотя стоило лишь раз-другой ударить сверлом в богатую нефтяную почву.

До 1859 года богатство буквально топтали ногами и только в этом году пенсильванское общество решило привлечь искусных инженеров для поиска подземных месторождений нефти.

При первом же серьезном изыскании нефть была найдена, и скважины Титусвилля начали поставлять до полутора тысяч фунтов нефти в день.

С этой минуты начался подъем нефтяной индустрии.

В той же местности новые изыскания, произведенные несколькими днями позже, вызвали настоящее наводнение. Бурав проник в обширный резервуар, наполненный горючим газом и соленой водой.

Все это вырвалось с неудержимой силой наружу, и тут уж не только не оказалось нужды в нагнетательных насосах, а наоборот, – пришлось употребить все усилия, чтобы сдержать нефтяной поток, который, переполнив резервуар, разлился по долинам!..

Спекуляция нефтью после этого достигла таких размеров, что ее назвали «нефтяной горячкой» по аналогии с «золотой горячкой», свирепствовавшей в Калифорнии.

За короткое время в одном лишь Нью-Йорке образовалось более трехсот компаний с миллиардным капиталом.

Долгое время добыча нефти ограничивалась пределами штата Пенсильвания. Даже утверждали, что в других штатах нефти нет вообще.

Муж миссис Клавдии блистательно опроверг эти предположения, не основанные ни на каких серьезных данных.

Проезжая по Колорадо, мистер Остин обратил внимание на поразительное сходство почв этой местности и восточных штатов.

Не говоря никому ни слова о своем открытии, он купил за пустячную цену громадный, по-видимому, ничего не производящий участок.

Там были скалы, обвалы, ручейки, пробиравшиеся между камнями, бесплодная почва, словно лава, и почти полное отсутствие растительности.

Над ним смеялись, сочиняли на его счет куплеты, карикатуры, – таким крайним безумством казалось приобретение этой земли практичным янки, для которых в любом деле два плюс два должны были давать по крайней мере десять.

Инженер помалкивал и не обращал внимания на насмешки. Затем, в один прекрасный день, он отправился в свои владения с партией иностранцев, скупых на слова и по этой причине приведших в отчаяние многих любопытных.

Приехавших было человек пятьдесят, прибыли они в телегах, – настоящих домах на колесах, в которых на Востоке переселенцы, отправляющиеся искать счастья, перевозят свою семью, утварь, инструменты, одним словом – все свое имущество.

Эти иностранцы немедленно принялись за дело. Искусные рабочие, необыкновенно выносливые, одинаково хорошо владеющие навыками обработки железа и дерева, то плотники, то механики, то землекопы, – они с невероятной быстротой воздвигли какую-то странную деревянную постройку.

Она имела вид лесов в форме усеченной пирамиды с основанием три метра в длину и ширину, а у вершины – всего в один метр. Высота постройки, простой, но весьма крепкой, достигала шестнадцати или семнадцати метров.

На вершине пирамиды, носящей у американцев название derrick, что значит платформа, журавль, коза, виселица и вообще снаряд для поднимания тяжестей, прикрепили большой блок, на него накинули канат, а к канату привязали тяжелый стальной прут. Это был зонд, или бурав, предназначенный для бурения земли до нефтеносного слоя.

Другой конец веревки был привязан к одному из концов деревянного коромысла длиною в шесть метров, привешенного за середину, как ось качели.

Противоположный конец коромысла был также снабжен веревкой, в которую впрягались шесть человек. Аппарат был готов.

По команде начальника люди громко кричали: «Хо… есть!»

Тяжелый стальной бурав поднимался и на минуту оставался неподвижным. Но раздавался звон, и бурав с глухим шумом углублялся в землю. Снова поднимался бурав, снова опускался, буравя землю, одна упряжка людей сменяла другую, и так без конца…

Чтобы предотвратить обвал, в дыру вставили железную трубу, достаточно широкую для движения бурава, который уходил в землю все глубже и глубже.

Обыкновенно эту трудную, утомительную работу производит паровая машина.

Но мистер Остин, прежде чем затратить значительную сумму на покупку двигателя и перевозку его в малонаселенную страну да по неровной местности, желал удостовериться в наличии нефти. Поэтому он вел работы скорее изыскательные, чем настоящую добычу.

Тем не менее оборудования у него было запасено достаточно для того, чтобы в случае удачи тотчас же начать эксплуатацию.

Первая попытка кончилась плачевно.

Мистер Остин надеялся найти нефтяную жилу на глубине двадцати пяти – пятидесяти метров, но масло не показывалось. Он приказал бурить до ста метров, истратил двадцать пять тысяч франков – и не добился ничего.

Излишне рассказывать, какими насмешками засыпали смельчака, вздумавшего произвести переворот в местной индустрии. Хозяйствование же было там чисто сельское, состоявшее в разведении лошадей, рогатого скота и овец.

Мистер Остин не спорил, выслушивал всех, не говоря ни слова, и продолжал невозмутимо, с упрямством американца, свою работу. Он приказал разломать derrick, вынуть железную трубу и попробовать бурить несколько подальше. Буровая скважина в семьдесят метров глубины тоже ничего не дала.

На эту вторую скважину потратили впустую восемнадцать тысяч франков.

В третий раз разобрали постройку и перенесли за полмили, к подошве маленького холма, на берег чистого и тихого ручейка.

Нашлись люди, которые начали сомневаться в состоянии умственных способностей мистера Остина. Его рабочие стали роптать. Он и сам уже видел дно своего кошелька, но продолжал надеяться. Однако рабочие, утомленные рядом неудач, трудились уже не с прежним рвением, несмотря на большое жалованье, выплачиваемое инженером из последних средств.

Им надоело служить мишенью для насмешек ковбоев и грубых шуток янки, и они попросили расчет. С трудом ему удалось уговорить их остаться еще на неделю. Посоветовавшись между собой и решив, что, в сущности, хозяин – человек хороший и не слишком требовательный, они снова усердно принялись за работу.

Чтобы понять эти разочарования, эти ошибки, за которыми часто следует неожиданная удача, надо знать, что изыскание нефти вещь самая капризная, обманчивая, не зависящая ни от какого опыта.

Нет никаких правил, никаких признаков, по которым можно было бы наверняка предположить о наличии нефти.

Все дело в случае, как в лотерее.

Но один факт несомненен: нефть не залегает по горизонтальной поверхности, как вода.

Скважины, пробуренные в одной местности, иногда на расстоянии всего нескольких метров друг от друга, не одинаковы по своим результатам.

Одна дает просто газ, другая – соленую воду с примесью небольшого количества нефти, третья не даст ничего, а четвертая доставит громадное количество масла.

Глубина их тоже весьма различна: одна имеет двадцать, другая – пятьдесят, третья – сто метров.

Между ними есть прерывающиеся, как исландские гейзеры. Так, например, один источник в Питоле бьет через равные промежутки в сорок минут. После этого следует небольшой выброс масла и пауза на двадцать минут. Затем раздается протяжный подземный гул, и в продолжение десяти минут нефть извергается в невероятном количестве.

Через сорок минут приток ее ослабевает, и все повторяется вновь, как в замкнутом круге.

Все эти аномалии вполне объяснимы, если предположить, что нефть заключена в герметически закрытых резервуарах неправильной формы, которые в свою очередь расположены в различных подземных слоях тоже без всяких правил.

Величина и глубина этих резервуаров весьма различны, так что бурав может наткнуться на них или вовсе не задеть.

Таким образом, две соседние буровые скважины могут питаться из резервуаров, находящихся на весьма различных уровнях.

Неизменны только свойства материи, заключенной в этих резервуарах, подобных колоссальным подземным шарам. В них всегда находятся газ, соленая вода и минеральное масло; однако все эти составляющие присутствуют в различных количествах и всегда под сильным давлением.

Эти три вещества расположены друг над другом соответственно их плотности: вода – на дне, нефть – над водой, а газ – над нефтью.

В зависимости от формы резервуара и его наклона, а также места, куда ударит бурав, и глубины его проникновения при добыче нефти существуют два варианта.

Если бурав пройдет в среду, занятую газом, последний вырывается с неудержимой силой, настоящим ураганом, через трубу в колодце. Когда газ выйдет из колодца, освобожденное от давления масло остается только поднять наверх по железной трубе с помощью насосов.

Если же бурав углубляется прямо в соленую воду, занимающую дно резервуара, или в слой масла, то получается результат совершенно иной. Газ, занимающий верхнюю часть резервуара, действует как пресс сверху вниз и гонит в трубу или воду с песком, или нефть, чистую или смешанную с этой водой.

В таком случае насос не нужен: жидкость поднимается с такой скоростью и в таком количестве, что ее поток часто трудно регулировать.

– Случается, что масло с такой силой врывается в трубу, что выбрасывает бурав и вылетает в воздух в неимоверном количестве.

После всего изложенного становятся понятными те трудности, с которыми встретился американский инженер, и те надежды, которые он питал.

Пока все его попытки оставались бесплодны: нигде не выступало ни одной капли масла, не показывалось ни одной струйки соленой воды, не появлялось ни одного пузырька газа.

Наконец сами рабочие убедились, что поиск нефти в Колорадо – бесполезная трата времени.

Они лениво поднимали бурав, и он, опускаясь, с шумом сотрясал всю пирамиду.

Они обещали проработать неделю, и уже наступило утро седьмого дня. Положительного результата, как и прежде, не было; работали только, чтобы сдержать слово.

– Хо… есть! Хо… есть… Прочь!

В воздухе раздался свист, труба и вся пирамида задрожали.

В ту же минуту, словно заряд из пушки, из трубы вылетел столб песка. За ним со свистом и шипением – клубы газа. У рабочих вырвался крик изумления и радости. Подземный газ обладал особым запахом, который нельзя спутать ни с чем другим.

– Ура!.. Ура!.. Да здравствует мистер Остин!

Инженер, которого за несколько минут до это считали безумцем, сразу сделался в глазах всех великим человеком.

Под крики сбежавшихся рабочих бурав заработал с удвоенной силой. Каждую секунду ожидали появления соленой воды или нефти.

Но нет! Давление газа было так сильно, что отверстие, проделанное буравом, почти тотчас закрылось. Давление равнялось или даже превосходило сто атмосфер!

Песок, выброшенный струей газа, поднимаясь по трубе, засорял ее. Напрасно бурав работал на пределе возможного: каждый удар его сопровождался новой струей газа и новым зарядом песка.

Так продолжалось целые сутки!

Наконец инженер, измученный безрезультатной работой и вместе с тем уверенный, что у его ног – громадное состояние, решился на крайнюю меру.

Он приказал вынуть бурав и, убедившись, что труба не засорена, велел подать заряд динамита. Он сам зажег фитиль и, бросая снаряд, крикнул: «Спасайтесь!»

Через минуту глухой взрыв потряс непокорную почву, и тотчас из полуразрушенной трубы вырвался настоящий смерч воды, смешанной с песком. Взлетев, словно гейзер, на высоту пятидесяти метров, он рассыпался каскадом.

Мистер Остин подбежал под струю, обдавшую его, попробовал ее на вкус и убедился, что она насыщена солью.

Водяной столб держался на этой высоте в продолжение суток. Затем мало-помалу сила его начала ослабевать, количество песка увеличилось, и извержение прекратилось.

Под срубом и вокруг него слой песка достиг двух метров. Однако последние струи соленой воды вылетали уже с примесью нефти. Это доказывало, что работы следует продолжить. Еще раз американская предприимчивость, не останавливающаяся перед крайними средствами, одержала верх.

Мистер Остин решил со следующего утра продолжить бурение, чтобы высвободить нижнюю часть железной трубы, а потом вставить насос.

Словно заряд из пушки, из трубы вылетел столб песка

Но в ту минуту, когда все уже было готово и помощник мастера собирался дать сигнал поднять бурав, рабочие с тревогой почувствовали, что земля дрожит.

Раздался страшный шум: подземное клокотание, гул и сотрясение, обычно сопровождающие извержение вулкана.

Рабочие бросили канат, посредством которого поднимали бурав, и разбежались.

В ту же минуту зонд – прут весом в сто килограммов, только что перед тем вставленный в трубу, вылетел, как ядро из пушечного жерла.

Струя неимоверной силы вырвала его вместе с рукояткой, разрушила коромысло, сорвала верхушку пирамиды и взлетела на высоту более шестидесяти метров.

Струя толщиной с тело человека поднималась совершенно прямо, как колонна, и образовывала на вершине грациозный изгиб, падая частым дождем.