Текст книги "Беглецы в Гвиане"

Глава II

Вслед за открытием Америки европейцев обуяла золотая лихорадка, вызванная рассказами первых путешественников.

По следам Колумба (1492) и его бесстрашных последователей – Жака и Себастьяна Кобо (1497–1499), Америго Веспуччи (1499), Венсана Пенсона (1500) и других, в эту богатую страну устремились целые толпы авантюристов, точно стаи коршунов на добычу.

Не упоминая о слишком уж хорошо известных всякому Фердинандо Кореце (1519) и Франсиско Писарро (1531), которые завоевали и опустошили – один Мексику, другой Перу, мы рассмотрим деятельность только тех авантюристов, которые исследовали восточную часть экваториальной Америки.

Франсиско Писарро был убит в 1541 году в Куско. Один из его офицеров, некто Орельяна, мечтая о странах еще более богатых, где золота больше, чем у нас железа, спустился по Амазонке до устья и обшарил весь берег от экватора до Ориноко.

Экспедиция Орельяны кончилась тем, что в 1548 году вдруг пронесся слух об открытии Эльдорадо – Страны Золота. Верил ли сам Орельяна в свое открытие, это другой вопрос, но только он утверждал, что Эльдорадо существует, и описывал его в самых заманчивых красках.

Где же была Золотая Страна? Искали ее, искали и, наконец, решили, что Орельяна говорил о Гвиане, что именно там находится Эльдорадо, сокровище Сына Солнца. Ходила легенда, что после падения инков младший брат Атагуальпы овладел царскими сокровищами и увез их к истокам реки Ояпока. Называли его кто Пайтите, кто Моксо, кто Пару.

Некоторые даже уверяли, что видели его. Так, Уолтер Рэйли уверял английскую королеву Елизавету в подлинности этих фактов. Испанец Мартинес пошел еще дальше, уверяя, что сам пробыл семь месяцев в Ману, столице воображаемого Золотого царства. При этом он даже описывал дворец царя, построенный из белого мрамора среди прозрачного озера. Дворец окружали три горы: одна из золота, другая из серебра, третья из соли. У входа находились две башни, у каждой на вершине по огромной серебряной луне. Вход сторожили два живых льва, привязанных на золотых цепях. Внутренность дворца поражала своим великолепием, превосходившим всякое описание.

Владельца дворца звали Эль-Дорадо, что буквально значит «Золоченый». Так прозвали его за блеск его одежды. Тело его каждый день натирали драгоценной смолой и покрывали золотой амальгамой, так что он имел вид золотой статуи.

Уолтер Рэйли всерьез развивал свое предположение и с 1595 по 1597 год искал таинственную страну Эльдорадо, но, разумеется, так и не нашел ее.

До двадцати экспедиций предпринято было в разные времена с той же целью – до того крепко укоренилась в умах европейцев нелепая мысль. Последняя серьезная экспедиция была предпринята в 1755 году. Она не привела ни к чему, как и все прежние, и вера в Эльдорадо стала ослабевать. Легковерие уступило место крайнему скептицизму, так что, когда в Гвиане действительно открыли богатые золотые россыпи, никто этому не хотел верить.

В 1848 году вопрос о таинственных сокровищах вдруг возник опять, и вот по какому поводу.

Гвианский губернатор, господин Паризе, совершая ревизионную поездку, прибыл в город Ману. К нему привели одного ояпокского индейца, несколько лет тому назад поселившегося в Мане. Индеец был толковый и деятельный человек, соседнее индейское селение выбрало его своим вождем. Про него говорили, что он знает какую-то богатую золотую россыпь.

Губернатор начал его расспрашивать. Хитрый индеец почуял, что можно поживиться водочкой, и первое время отмалчивался, но когда ему подали водку, он не устоял перед графинчиком и разговорился. После многих уклончивых ответов он высказался откровенно:

– Я знаю тайну золота.

Потом спохватился и начал увиливать.

– А! Так ты мне соврал! – вскричал губернатор, притворяясь рассерженным. – Ты хвастун. Ты не знаешь никакой тайны золота.

Самолюбие индейца было задето.

– Я хвастун? Я соврал? Хорошо. Подожди меня здесь неделю, и я докажу тебе, что говорю правду.

Губернатор согласился подождать неделю. Индеец в ту же ночь куда-то ушел.

Назначенный срок прошел, а индеец не возвращался. Губернатор подождал еще один лишний день и затем решил возвратиться в Кайенну. Он уже покинул город Ману и сел на корабль, чтобы плыть домой, как вдруг к кораблю подплыла пирога, в которой сидел индеец. Индейца приняли на палубу, он безмолвно и важно направился к господину Паризе и подал ему крупный самородок совершенно чистого золота, без малейшей примеси.

На все расспросы губернатора, где он достал этот самородок, индеец упрямо отвечал:

– Ты меня назвал лгуном и хвастуном. Ни за что не открою тебе тайну золота.

Не подействовали никакие обещания, даже самые заманчивые. Индеец остался непреклонен и ушел, не сказав ни слова.

Вопрос опять похоронили до 1851 года, когда он снова всплыл на поверхность реки забвения.

Однажды к правительственному комиссару Анируагского округа Лагранжу явился знакомый ему португальский индеец Мануэль Виценга и сообщил, что в верховьях реки Аппруаг он нашел много золота. Комиссар сообщил об этом двум плантаторам в Аппруаг, господам Куи и Юрслеру, но те не поверили сообщению индейца.

В 1854 году тот же Мануэль Вицента отправился в Бразилию и там повторил некоему господину де Жардену сообщение, сделанное три года тому назад господину Лагранжу. Господин де Жарден снарядил корабль и, взяв с собой индейца Паолине, слывшего лучшим искателем золота, отправился в Аппруаг. Отсюда он поплыл в лодке к верховью реки и действительно нашел признаки золота, но, к несчастью, заболел дизентерией и пролежал три недели. Выздоровев, он с ужасом увидел, что из лодки украдены все припасы. Чтобы не умереть с голоду, он должен был поспешно вернуться назад. В краже провизии обвинили Паолине.

Состояние здоровья не позволило де Жардену продолжать свои поиски, а тем временем Паолине и еще несколько португальских индейцев успели действительно открыть месторождение и представили гвианской администрации образцы, которые были признаны самым чистым золотом.

Таким образом совершилось открытие золота в Гвиане. Теперь этой стране нечего было завидовать Калифорнии.

В 186… году, то есть около того времени, к которому относится пролог драмы, при которой мы присутствуем, разработка гвианских золотых приисков ограничивалась пространством между реками Аппруагом и Маной. Бассейн Марони еще не был исследован, и потому, разумеется, о предполагаемом богатстве его ходили баснословные россказни. Многие прямо намекали, что Эльдорадо, вероятно, находится там.

Смутным слухам явилось неожиданное подтверждение.

За двадцать два года перед тем доктор В., живший в городе Мане, встретил на берегу реки индейца, несшего на руках умирающего ребенка. Доктор подошел к индейцу и спросил его, куда он идет.

– Хочу бросить в воду этого ребенка, – отвечал краснокожий. – Он мне только руки связывает.

Доктор начал бранить и упрекать индейца. Тот возразил:

– Мать его умерла, а ведь у меня нет молока, чтобы кормить его. Что же мне делать? Для него самого будет гораздо лучше, если я его утоплю. Иначе что за жизнь его ждет?

– Отдай его мне. Я выращу его.

– Хорошо, возьми.

Индеец ушел. Доктор поручил ребенка одной негритянке. Ребенок вырос, и приемный отец научил его всему, что оказалось под силу маленькому дикарю. Спустя пятнадцать лет к доктору явился отец мальчика и потребовал своего сына обратно. Юноша охотно пошел с отцом, так как природа брала свое и его тянула к себе кочевая жизнь; но все-таки мальчик очень любил своего благодетеля, и не проходило трех месяцев, чтобы он не побывал в Мане и не навестил его.

– Хочу бросить в воду этого ребенка, – отвечал краснокожий. – Он мне только руки связывает

Двадцати лет отроду молодой индеец женился на дочери вождя своего племени, который, как полагали, знал тайну золота. Тем временем доктор В. уехал из Маны и поселился в Сен-Лоране. Жак (так назвал доктор своего приемыша), желая чем-нибудь отблагодарить своего благодетеля, в одно из своих посещений в 187… году сообщил доктору, что узнал наконец тайну золота.

Доктор принял это известие довольно холодно и пожелал поделиться известием со своим другом, комендантом острога. Он взял с собой и Жака, тот, как некогда индеец господина Паризе, сначала попытался увильнуть. Комендант назвал его лгуном и попросил показать хоть частичку того золота, о котором он говорит.

– Нет, я не лгу! – вскричал Жак, обиженный, что его считают лжецом. – Вы знаете, господин комендант, как я уважаю своего приемного отца. Клянусь же вам его головой, что не позже, чем через месяц я отведу вас туда, где находится золото.

При последних словах голос индейца задрожал.

– Чего же ты боишься, дитя мое? – ласково спросил доктор.

– Видишь ли, отец, я из любви к тебе сделался клятвопреступником. Я открыл тебе тайну золота… Эта тайна несет смерть. Она убивает тех, кто ее открывает другим. Дьявол погубит меня.

Голос индейца сделался хриплым, лицо исказилось, глаза выпучились. Очевидно, в душе юноши шла тяжелая борьба. Но вот он успокоился немного и продолжал:

– Ты спас мне жизнь, когда я был мал. Моя жизнь вся принадлежит тебе, о, мой отец!.. Впрочем, я сам туда не пойду. Пойдете только вы двое – ты и комендант. Наш дьявол боится белых людей. Мы отправимся в путь через месяц… Вы возьмите с собой заступы и молотки.

– Молотки-то зачем?

– Видишь ли, отец, золото там не в земле, как в других местах, а в скале.

– В скале?! – вскричали изумленные доктор и комендант. – Мы и не знали, что в Гвиане есть золотоносные жилы.

– Не знаю, что вы называете жилами, но только там есть белые скалы, в которых находят крупные зерна золота. Есть там еще черные скалы, в которых куски золота сверкают, точно глаза тигра. Кроме того, там есть большая пещера, в которой постоянно слышен гул, точно гром, только без молнии… В этой пещере живет дьявол, убивающий тех, кто открывает его тайну.

– А много там золота? – спросил доктор.

– Много. Так много, отец, что ты можешь сделать из него все те вещи, на которые обычно идет железо и чугун, можешь, одним словом, снабдить золотым оружием целый полк солдат, да и то еще останется.

Европейцы с улыбкой слушали этот восторженный рассказ.

– А в какую сторону мы пойдем к этим пещерам?

– Это я тебе скажу, когда вернусь.

– А куда же ты идешь?

– К жене. Она со своим отцом и моим семейством находится в настоящее время недалеко от Пещеры Золотого Демона. Я привезу ее сюда.

– Долго ли ты проходишь?

Индеец стал считать.

– Шесть дней плыть по Марони да два по рукаву ее. Три дня ходьбы лесом. Потом семь гор… это золотые горы… Прощайте, – сказал он вдруг, круто обрывая свои вычисления. – Я вернусь через месяц вместе с женой.

– Подожди, по крайней мере, хоть до рассвета. Ведь теперь темная ночь.

Жак улыбнулся.

– Индеец видит в темноте. Он не боится ее. День – предатель, а ночь хранит тайну. Никто не пойдет за мной по следу… Прощайте.

– До свиданья, дитя мое, до скорого, – сказал доктор, обнимая его.

Комендант проводил индейца до будки часового, так как иначе Жака не выпустили бы из острога, и скоро индеец исчез в темноте.

В остроге все было в порядке. Каторжники спали. Часовые были на своих местах, дозорные ходили кругом и перекликались. Казалось бы, никто не мог подслушать разговора коменданта, доктора и индейца.

На самом деле случилось иначе. Один человек, спрятавшись в кустах (ведь дело происходило в саду), подслушал разговор.

По окончании его, когда индейца провожали до будки, этот человек, пользуясь темнотой, быстро побежал вперед и значительно опередил индейца, который шел к своей лодке, привязанной у берега. Затем подслушивавший остановился и тихо свистнул сквозь зубы. Из-за манговых деревьев вышли два человека.

– Тише! – скомандовал он им. – Вот он, берите его, только без малейшего шума. Речь идет о нашей жизни.

Только что бедный индеец сказал: «День – предатель, а ночь хранит тайну», как стечение обстоятельств уже приготовило ему суровое опровержение.

Будь он в лесу, он остерегся бы, и, наверное, его не смогли бы захватить врасплох. Но мог ли он опасаться засады так близко от острога, на ровном месте?

Таким образом, прежде чем он успел вскрикнуть, чья-то железная рука схватила его за горло, так что он захрипел. В один миг его связали и заткнули ему рот. Кто-то взвалил пленника на плечи и быстро понес по тропинке, которая шла по берегу Марони и терялась в лесу.

Убедившись, что их никто не преследует, злоумышленники пошли тише и вскоре прибыли к реке, не произнеся за все время ни единого слова.

– Где лодка? – спросил тот человек, который нес индейца.

– Вот она, – отвечал один из двух его товарищей, схватив за лиану, к которой была привязана лодка.

Из-за густых водорослей показался темный контур пироги.

Индейца положили в лодку.

– Ну, живее, за весла! Готово?

– Готово.

– В путь!

Лодка тихо отплыла от французского берега и направилась к голландскому, к которому вскоре приблизилась, но не причалила, а остановилась на некотором расстоянии и стала как будто чего-то ждать.

Один из злоумышленников несколько раз резко свистнул и стал ждать ответа на свой сигнал. Прошло несколько минут, а ответа не было. Тогда он свистнул еще раз и опять терпеливо подождал. Через четверть часа послышался чей-то грубый голос, словно исходивший из-под земли:

– Кто идет?

– Беглые каторжники! – был ответ.

– Причаливай.

Свистевший причалил пирогу, взвалил индейца себе на плечи и вышел из лодки на маленькую, узкую косу. Сообщники молча последовали за ним.

– Кто ты такой? – произнес опять прежний грубый голос, и при слабом свете звезд сверкнуло дуло ружья.

– Это я, Бенуа, Тенги, слуга коменданта, со мной Бонне и Матье.

– Держал бы ты лучше язык за зубами и не называл бы меня по имени.

– Что верно, то верно, вождь. Не буду.

– В добрый час. Ступай в хижину.

Неужели этот отшельник, живший в уединенной хижине, точно хищный зверь в берлоге, был тот Бенуа, которого десять лет тому назад мы видели в остроге в мундире надзирателя? Неужели это тот самый Бенуа, грубый палочник, мучитель Робена? Каким образом он сделался теперь сообщником каторжников? Отчего он с ними запанибрата?

При слабом свете звезд сверкнуло дуло ружья

Вот уже четыре года, как Бенуа выгнали со службы. За что – говорить излишне. Читатель уже знаком с характером деятельности этого господина и легко поймет, что он давно заслуживал своей участи.

С позором вынужден был он оставить Сен-Лоранский острог и в одно прекрасное утро скрылся совсем из Сен-Лорана, объявив, что отправляется искать счастье в Суринам.

Он переехал на другой берег Марони, выстроил в лесу хижину и занялся деятельностью самого сомнительного характера. Самым легким преступлением Бенуа была контрабанда.

Втихомолку поговаривали, что он помогал побегам каторжников, что каторжники получали от него оружие и припасы, что, наконец, он сделался их банкиром. Пусть читатель не удивляется этому названию – «банкир каторжников». У всех каторжников есть деньги, а у некоторых даже немалые, по большей части наворованные. Эти деньги пересылаются каторжникам разными таинственными путями; они прячут их в землю или отдают на хранение своим освободившимся товарищам. Редко случается, чтобы каторжники обворовывали друг друга.

Так как быть банкиром воров очень выгодно, то дела Бенуа шли прекрасно. Окружил он себя такой таинственностью, что к нему невозможно было подступиться, и убежище его не было известно никому, кроме сообщников. Днем он никогда не показывался, только ночью.

Приход трех беглецов обрадовал его чрезвычайно. Он сразу понял и оценил всю важность поимки индейца, как только узнал, при каких обстоятельствах и по какому случаю она была сделана.

– Да ведь это находка! – говорил он, заливаясь своим зловещим смехом. – Это целое состояние. Ты молодец, Тенги. Надо по этому случаю выпить по чарочке. Пригубите, господа!

– За твое здоровье, вождь!

– За ваше, мои барашки!.. Рассказывай же, Тенги, каким образом тебе удалось схватить этого молодца.

– Очень просто, – отвечал Тенги. – Ты знаешь, я слуга коменданта. Благодаря этому я пользуюсь относительной свободой. Мне доверяют, потому что через год кончается срок. Я всегда прислуживаю у коменданта за столом и могу слышать многое из разговоров… И, разумеется, я слушаю внимательно. Таким образом, мне удалось подслушать секретный разговор коменданта с доктором. Они на сегодняшний день назначили друг другу свидание. После обеда они ушли в галерею, а я спрятался в цветах за окном и не пропустил ни словечка из их разговора. Когда краснокожий ушел, я поймал его с помощью Матье и Бонне, которых предупредил заранее и поставил на дежурство в манговой аллее.

– Хорошо, отлично! – ехидно загоготал «вождь». – И вы, конечно, первым делом порешили притащить пленника к своему вождю, который всегда дает вам дельный совет?

– Разумеется, – отвечал Тенги, товарищи которого молча кивнули головами.

– И хорошо сделали, друзья мои. Ручаюсь вам, что вы не окажетесь в проигрыше. Мы будем богаты, станем миллионерами; у каждого из нас будет достаточно денег, чтобы купить себе диплом на звание честного человека.

– Но для этого нужно заставить индейца говорить.

– Он у нас заговорит, – глухим, зловещим голосом произнес вождь.

– И чтобы он показал нам дорогу.

– Он нам покажет, – закончил вождь еще более зловещим тоном.

Глава III

Четыре дня и четыре ночи упорствовал индеец. Ничто не могло сломить его холодную энергию. Палачи не давали ему ни кусочка нищи, ни глотка питья. Он мужественно терпел голод и жажду. Из пересохших губ его вылетало хриплое дыханье, но он упорно хранил тайну. Негодяи не давали ему спать, для чего дежурили над ним по очереди. У него начались судороги, рвота, обмороки, но он все молчал.

Бенуа хладнокровно руководил этой пыткой. За десять лет жестокий палач нисколько не переменился нравственно. Он даже (как сам про себя хвастался) усовершенствовал свою «методу». Действуя теперь без всякого стеснения, он мог дать полную волю своему зверству.

– Ты его убьешь, – говорил злодею Тенги. – Если он умрет, мы будем в проигрыше.

– Молчи ты, мокрая курица! Ничего ты не понимаешь. Ну разве краснокожему что-нибудь сделается от таких пустяков? Наконец, я ручаюсь тебе, что он скоро заговорит. Надо приготовиться к отъезду, собрать провизии побольше и снарядить лодку. Займись-ка этим, Бонне.

– Ладно.

Тем временем Бенуа и два других негодяя продолжали мучить индейца, колоть и жечь его тело. Долго крепился несчастный, наконец, не выдержал и застонал.

– Будешь говорить?

Жак хрипел:

– Да… да…

– Клянись!

– Клянусь…

– Где золото?

– Плывите вверх… по Марони… в продолжение…

– В продолжение какого времени?

Голос индейца становился все тише и тише.

– Шести дней… о, негодяй!

– Ладно. А потом?

– А потом… бухта…

– Какая бухта?

– Налево… шестая… за порогом.

– Хорошо. Довольно пока, – сказал Бенуа. – У нас впереди еще шесть дней; когда мы проплывем шестидневное расстояние, мы опять заставим индейца говорить.

– Отлично. Однако ты настоящий судебный следователь. Молодец.

– Еще бы! У меня мертвый заговорит.

И вот негодяи поплыли по Марони, везя с собой пленного индейца. Спустя шесть дней они миновали порог, а остальное читатель уже знает из предыдущих глав нашего рассказа: как явилась неожиданная преграда в виде упавших в воду деревьев, как индеец развязал свои путы и убежал, и как один из злодеев был ранен в бедро золотой стрелой.

При виде стрелы у негодяев разгорелись глаза. Если в этой стране из золота делают даже стрелы, то сколько же его здесь? Должно быть, непочатый край! Должно быть, легенда об Эльдорадо справедлива.

Ночь разбойники провели в приятных грезах о золоте и наутро энергично принялись за работу. Бонне, впрочем, остался на привале. Рана его, хоть и не была опасной, но все-таки мешала ему работать.

Дня два пришлось им потратить на расчистку завала, но в конце концов их усилия увенчались успехом – путь был свободен.

Они снова погрузили свои припасы на лодку и поплыли дальше. Недолго, однако, плаванье это проходило благополучно. Когда лодка медленно двигалась по узкому каналу, прочищенному ими между поваленными деревьями, вдруг вдали, где-то в лесу, послышалась очень странная музыка.

Кто-то играл на флейте, или, вернее, на дудке, какие в той местности умеют делать туземцы.

Бандиты забеспокоились и притихли. Бенуа первым нарушил молчание.

– Что за музыка? Если это индейцы, то я бы предпочел, чтобы они показались, потому что тогда виднее будет, с кем имеешь дело.

Он взвел курок своего ружья и продолжал:

– Матье, Тенги, приготовьтесь, да и ты, Бонне, тоже. Ты хоть и ранен, но стрелять все-таки можешь.

Музыка возобновилась. Звуки слышались все ближе и ближе; доносились они, по-видимому, с неприятельского берега. Это окончательно вывело из себя раздражительного Бенуа.

– Чего им от нас нужно, наконец? – проворчал он.

Он скоро это узнал. Лодка преодолела завал, и бандиты с удивлением увидели, что вся река покрыта листьями муку-муку, связанными между собой лианами, так что получалась целая флотилия небольших плотов площадью в два квадратных метра каждый.

Флотилия была огромная – она виднелась по всей реке, куда только мог достать взгляд. Она плыла медленно по течению, которое в этом месте было почти незаметно.

– Ну, если этим они думают нас остановить, то сильно ошибаются, – сказал Бенуа. – Через эти листья мы проскочим так, будто их и не было вовсе.

Лодка быстро неслась навстречу листьям. Бенуа стоял на носу и первым разглядел, что плоты не пустые, а несут на себе живые существа. Он побледнел, увидев, что это за существа. Зрачки его расширились от ужаса, губы задрожали, на лбу выступил пот. В груди его слышалось хрипенье.

– О, демоны! – вскричал он. – Надо бежать, друзья, бежать! Мы погибли! Это смерть… и смерть ужасная… Это змеи!.. Тысячи змей!.. Я боюсь.

Смолкнувшая было на минуту музыка возобновилась опять. Звуки были резкие, пронзительные. Невидимый музыкант шел берегом вниз по реке, навстречу лодке. Вот уже авантюристы не более как в двадцати метрах от страшной флотилии…

Зрелище, представшее их глазам, было поистине ужасным. Все плывшие листья муку-муку были буквально покрыты змеями всех видов и величин – тут были и гремучие, и удавы, и даже страшные ай-ай. Казалось, тут собрались все змеи Гвианы, и все это сонмище гадов копошилось, извивалось, шипело и окружало со всех сторон плывущую лодку.

Авантюристы были вне себя от ужаса. Они повернули лодку назад. Работая веслами изо всех сил, они быстро помчались обратно в тот узкий канал, через который только что проплыли, проложив себе дорогу с таким большим трудом.

Казалось, тут собрались все змеи Гвианы

Как плыть дальше? Как спастись от гадов? Налево тянутся леса, защищаемые людьми, которые пускают золотые стрелы, направо – затопленная саванна, внизу – пенящаяся бездна…

Положение бандитов было отчаянным. Музыка продолжалась. Змеи двигались вперед, жаждая слышать чарующие звуки.

Лиственные плоты со змеями остановились перед преградой из поваленных деревьев. Змеи сползли с плотов и начали пробираться по ветвям завала. Неумолимый флейтист все играл и играл, и авантюристы с ужасом видели грозное приближение момента, когда они будут полностью окружены. Вдруг музыка прекратилась; армия гадов приостановила свое наступление, но видно было, что она в любую минуту готова начать его вновь.

Бенуа понял, что дальше плыть нельзя. Однако он все-таки заметил, что невидимый командир змеиной армии как будто колеблется скомандовать своим «гадам-солдатам» решительную атаку, и задумал воспользоваться этой нерешительностью.

– Не спешите отчаиваться, друзья, – сказал Бенуа. – Еще, может быть, не всё потеряно. Я сейчас сверюсь с компасом, в каком направлении от нас эти горы, что виднеются слева… Неизвестно еще, что может случиться.

Он достал компас, сверился с ним и записал что-то в книжку.

– Что ты делаешь, вождь? – жалобно стонали Тенги и Матье. – Чего ты медлишь здесь? Или тебе хочется, чтобы нас съели змеи? Спустим лодку за водопад и вернемся назад – дело наше всё равно проиграно.

– Нет, не проиграно, – возразил Бенуа решительным тоном. – У нас остался еще один козырь.

– Какой?! Что ты думаешь делать?

– Разве вы не замечаете, что плоты со змеями, задержанные сначала древесным завалом, поворачивают вот в эту сторону, через затопленную саванну?

– Что же из этого следует?

– Во-первых, то, что ты – мокрая галка, а во-вторых, что через эту затопленную саванну проходит течение, хотя и очень слабое. Оно-то и увлекает плоты. Я уверен, что эта затопленная саванна – более-менее значительное озеро, примыкающее к какому-нибудь рукаву Марони или к притоку, в нее впадающему.

– А нам какая выгода от этого?

– Такая, что мы можем не спускаться за этот проклятый водопад, к которому нас приперли змеи, – отвечал Бенуа не без дрожи в голосе. – Чем возвращаться назад, повернем лучше направо. Я теперь знаю, в какую сторону от нас горы, которые мы можем назвать золотыми, потому что это те самые, о которых говорил индеец. Отсюда нам будет уже нетрудно вообразить наш будущий путь, и если тот приток, который я надеюсь найти, течет дальше, а не теряется в Марони, то мы спасены.

Как ни быстро обменялись мнениями бандиты, однако терпение невидимого предводителя змей, по-видимому, иссякло. Он сделал передышку единственно из человеколюбия, чтобы дать авантюристам время спастись, вернуться назад; видя же, что они не трогаются с места, он снова заиграл на флейте.

– Видишь? Слышишь? – с тревогой заговорили беглые каторжники, снова приходя в ужас.

– Молчите, трусы! Вы что думаете, что я о вас не забочусь, что ли? Ведь если змеи вас съедят, то и меня не помилуют. Я рискую так же, как и вы, своей шкурой, и желаю не меньше вашего спастись от этих поганых гадов. За весла, ребята! Идем по саванне. Готово?.. Вперед!

Пирога понеслась по сонным, стоячим водам затопленной саванны. Тщетно невидимый флейтист изо всех сил дул в свою флейту, стараясь подстрекнуть змей преследовать лодку, – бандиты быстро уклонялись вправо, и стало ясно, что они спасутся.

– Дуй, голубчик, свисти, сколько твоей душе угодно, – говорил Бенуа. – Теперь уж тебе нас не догнать. – А если ты когда-нибудь попадешься мне на узенькой дорожке, я тебе припомню нынешний день.

Избавившись от опасности, бандиты развеселились. Затопленная саванна была довольно глубока, и по ней можно было плыть беспрепятственно. Лодка беззвучно скользила по стоячей воде, задевая за водоросли.

– Да эта саванна – настоящее озеро, – сказал Бенуа. – А как твоя нога, Бонне?

– Ничего, до свадьбы, надо думать, заживет. Я делаю компрессы, и это мне помогает.

– Очень хорошо. Вообще, нынешний день прошел у нас довольно благополучно, если не считать испуга; но ведь известно – даром не дается ничего. Не нужно только торопиться без толку, а цели своей мы добьемся, я в этом уверен. Терпение и труд все перетрут.

– А мне хотелось бы знать, кто это проделал с нами такую адскую штуку, – сказал Тенги. – Как ты думаешь, вождь, кто бы это мог быть?

– Откуда я могу это знать? Зато совершенно уверен, что это было сделано ради того, чтобы устранить нас, а из этого следует, что тайну золота мы открыли.

Три дня плыли бандиты по затопленной саванне, которой, казалось, не было конца. Энергично работали они веслами, давая себе днем лишь самый кратковременный отдых для подкрепления пищей. На ночь они причаливали к берегу, привешивали свои гамаки к ветвям деревьев, нависших над водой, и спали сном праведников над безмолвными, спокойными водами.

О, если б эта энергия была употреблена ими на хорошее, честное дело!

На четвертый день утром авантюристы стали замечать, что берег болотистого озера отклоняется вправо и появились признаки слабого течения.

– Замечаете, друзья? – сказал вождь. – Наша саванна втягивается в какой-то рукав реки или приток, а каково направление этого притока – это мы скоро узнаем.

Еще один день продолжалось плаванье, на этот раз уже по рукаву текущей воды. По берегам все чаще и чаще виднелись разбросанные там и сям утесы. Бенуа понял, что они предвещают близость водопада, и его предположение – увы! – скоро подтвердилось: вдали послышался глухой гул.

Это было не самое лучшее для наших искателей. Плыть дальше было невозможно, плыть назад было пока опасно. Бенуа тревожно задумался, но на этот раз его выручил Бонне:

– Не повернуть ли нам вон в тот рукав, что пониже тех больших утесов?

– Где ты видишь рукав? – спросил Бенуа.

– Да сам-то ты слепой, что ли? Он там, возле высохшего дерева.

– А ведь и в самом деле рукав! – радостно воскликнул вождь. – И в довершение счастья он уводит далеко влево. За весла, ребята, дружней! Нам положительно везет!

Пирога вошла в рукав шириной метров около пяти. Вода была глубокая, течение не слишком быстрое и не слишком тихое. Плыть было очень хорошо.

Бенуа абсолютно верно сообразил, что виденные им горы, примыкающие к ним земли, большая затопленная саванна и окаймляющие ее трясины образуют плоскогорье, с которого во все стороны текут реки, впадающие в Марони.

– Тайна золота наша! – твердил он то и дело. – Это плоскогорье – ключ к тайне, на него мы и должны направить свои усилия. Мы должны обыскать все вокруг, не найдется ли где-нибудь лазейки, ведущей туда, где хранятся сокровища.

Товарищи Бенуа, ободренные надеждой, с неослабевающим усердием работали веслами.

Еще два дня утомительного плаванья – и вот бандиты неожиданно заметили на берегу дым. На ветвях деревьев качалось несколько гамаков, а в речке ловили рыбу человек двенадцать индейцев, которые выскочили на берег, как только завидели лодку.

На ветвях деревьев качалось несколько гамаков

Отступать было уже поздно. Авантюристы решили взять смелостью. Индейцы, по-видимому, не имели никаких враждебных намерений, и Бенуа, знакомый с гвианскими нравами, надеялся даже извлечь пользу из этой встречи.

На всякий случай, однако, приготовили ружья, и пирога стала медленно подплывать к индейцам. Когда она приблизилась к их лагерю на сто метров, раздались звуки бамбуковой флейты, без которой ни один индейский вождь никуда не ходит.

Тенги и Матье, как более робкие, задрожали с головы до ног. Неужели эта флейта опять натравит на них змей?

Бенуа рассмеялся.

– Не бойтесь, друзья, все идет прекрасно. Нас заметили и хотят принять дружественно. Предоставьте действовать мне, а главное – оказывайте мне преувеличенный почет. Нужно, чтобы индейцы приняли меня за «великого вождя».

– Но для чего же это они трубят? – с тревогой в голосе спросил Матье, которого не успокоили слова товарища.

– Для того чтобы дать знать о присутствии вождя. При каждом местном краснокожем вожде находится флейтист, всюду его сопровождающий. Однако он трубит довольно долго. Это, должно быть, великий вождь. Хорошо, пусть и я буду тоже великий вождь. Жаль только, что у меня нет никакой дудки… Ну, да можно сыграть ему на губах.