Текст книги "Похитители бриллиантов"

Но больше всего было антилоп. Самые разнообразные виды, самые разнообразные масти предстали перед изумленными европейцами, которые так залюбовались этим необычным зрелищем, что даже забыли свой охотничий пыл.

До сих пор животные особого шума не поднимали. Они лишь проявляли некоторое беспокойство, видя, что их собралось так много и что все так перемешалось.

Тем временем полукруг загонщиков медленно, но неотвратимо сжимается. Их крики слышны все более отчетливо, и беспокойство животных, которые, кроме буйволов, все безобидны, переходит в ужас. Передовые видят частокол, прямая линия закрывает перед ними горизонт.

Животные делают крюк, с быстротой метеора пересекают пространство, лежащее между обоими частоколами, но каждый раз натыкаются на ограду и уходят все дальше и дальше вглубь, подталкиваемые все новыми и новыми потоками, наседающими сзади.

Здесь великолепный подбор антилоп. Самый наименее впечатлительный натуралист замер бы от восторга, только увидев это разнообразие пород, блеск шерсти, грациозно посаженные головы и глаза, полные испуга. Огненно-красные грисбоки, едва достигающие роста козы; белые саблерогие антилопы с рыжеватым оттенком; большие куду с неправильными вертикальными полосками по бокам и четырехгранными рогами в форме спирали в два оборота; шерстистые, словно овцы, редунки; гемсбоки с заостренными, чуть загнутыми, практически параллельно расположенными рогами, достигающими в длину восьмидесяти сантиметров; каамы с лошадиными головами; антилопы гну, коренастые, как быки, с мощной шеей и горбатым, словно у льва, загривком; бубалы, иначе называемые коровьими антилопами, хотя они совсем не родственники наших коров; бушбоки, или лесные козлы, полосатые, как и куду, но с добавлением белых пятнышек; лошадиные антилопы, ростом с обычного коня; черные антилопы, у которых грациозно откинутые назад рога длиной не меньше метра имеют форму кривой сабли, а черная, как уголь, шерсть и развевающаяся грива придают этим животным живописный вид; покрытые причудливыми черными пятнами ориксы, которым длинные рога, заостренные, как копье, позволяют не бояться даже льва.

И еще много других животных напирали друг на друга: ньялы, спрингбоки, личи, импалы, стенбоки, дукеры, косульи антилопы, – сшибались лбами, с испугу прыгали одно другому на спину, падали, вставали и бежали дальше, ослепленные страхом.

Однако буйволы, зебры и квагги, по природе далеко не такие мирные, не хотят следовать за этой обезумевшей массой. Ни за что не хотят они идти дальше, когда видят, что расстояние между частоколами сужается. Они резко поворачивают назад и намерены броситься на загонщиков. Но тут с шумом появляются охотники. Вместе с тремя европейцами они сидели в засаде, замаскированной воткнутыми в землю ветками. Теперь они внезапно выскакивают, оглушительно шумят, потрясают копьями и тычут животным прямо в глаза свои ярко раскрашенные длинные щиты.

Европейцы берут ружья на изготовку. Сейчас начнется истребление.

Вид людей доводит страх и ярость зверей до предела. Буйволы с ревом бросаются на бушменов, но те уклоняются с ловкостью, достойной испанских тореадоров. Зебры громко ржут и яростно бьют ногами. Но взлетают копья и впиваются в животных. Квагги пытаются перегрызть зубами древко, наконечник которого впивается в их тело.

Раздается несколько выстрелов, и два буйвола, зебра и жираф падают, пораженные насмерть.

Тогда прибегают загонщики. Они кричат еще более дико и громко. Животных охватывает паника, и они наконец бегут к яме. Жирафы, буйволы, страусы, антилопы напирают друг на друга, сталкиваются и давят друг друга. Целый лес рогов – прямых, остроконечных, хрупких, прочных, длинных, изогнутых, завитых спиралью! И все это движется, переплетается, ломается, трещит! И затем – страшный рев боли!

Настил, перекрывающий яму, проваливается, и она заполняется в один миг. Ничто не может больше остановить это беспорядочное бегство. Задние подталкивают передних, и передние проваливаются. Теперь это нагромождение переломанных конечностей, раздробленных голов, распоротых животов животных, налетевших на рога, как на рогатку. Страшное зрелище! Те, кто не погиб сразу, изо всех сил бьются на дне ямы, в последнем пароксизме агонии пытаясь выбраться из-под груды туш, давящих сверху.

Черные охотники, разгоряченные бегом и опьяненные видом крови, добивают последних животных, пытающихся перепрыгнуть через гору трупов. Всеобщая радость, безумие, настоящее исступление. Возбужденные зрелищем этой бойни, европейцы тоже не жалеют снарядов.

Александр только что тяжело ранил кваггу. Он имел в виду сделать из ее желудка бурдюк взамен того, который они недавно потеряли. Но животное вырвалось сквозь пролом в частоколе, сделанный разъяренным буйволом. Тогда Александр тоже выбрался через пролом и стал преследовать свою добычу, а та убежала в лес. Александр видел, что квагга на каждом шагу спотыкается, и решил, что сможет ее догнать. Мало-помалу он углубился в лес и очутился на берегу илистой речки. Квагга вошла в воду, чтобы освежиться. Охотник счел момент подходящим и вскинул ружье. Ногу он поставил на ствол поваленного дерева. Ему нужно было упереться локтем в колено, потому что после бега у него не было достаточной твердости в руках.

Внезапно дерево зашевелилось у него под ногой, он потерял равновесие, оступился и почти по колено увяз в тине. То, что он принял за поваленное дерево, оказалось ни больше ни меньше как огромным крокодилом. Обозлившись на неосторожность охотника, который нарушил его сладостную дремоту, крокодил раскрыл свою вместительную пасть и собрался проглотить обидчика. Но Александр не растерялся, увидев эту страшную прорву, утыканную громадными зубами, из которой шел отвратительный запах мускуса. Он снова вскинул карабин и выстрелил крокодилу прямо в глотку.

Но эти исполинские ящеры так живучи, что, несмотря на страшную рану, крокодил еще успел вплотную подойти к молодому человеку, который, увязнув в тине, не мог сдвинуться с места.

Прогремел второй выстрел. Пуля, порох, пыж – все попало чудовищу в самую утробу, и пасть захлопнулась, – казалось, он был мертв.

Александр, считая, что крокодил наконец убит, попытался вырваться из трясины, как вдруг хищник в последней судороге снова распялил свои страшные челюсти. Тут обезоруженный охотник схватил карабин за ствол и грохнул своего врага изо всей силы по голове. Но приклад скользнул и попал между челюстями. Они с треском захлопнулись. Напрасно пытался Александр вытащить оружие. Уж если крокодил что-нибудь схватил, живое ли это существо или неодушевленный предмет, то держит намертво. Нужно топором разрубить его на куски, чтобы заставить челюсти разжаться.

Молодой человек тщетно напрягал все свои силы, до боли в мышцах напрягал он свою сильную мускулатуру. Он уже хотел позвать друзей на помощь, но крик застрял у него в горле. Шони показалось, что какая-то петля сжимает его горло, и поднял руку, чтобы попытаться высвободиться, но не успел: кто-то тащил его сзади, – и он почувствовал, что голова его касается земли. Он стал задыхаться и вскоре потерял сознание.

Резня. – Обмен ценностями. – Подарок «людей обезьяны». – Бесчисленные ответвления семьи бечуанов. – Как добывают соль жители Калахари. – Отсутствие Александра. – Тревога. – Бесплодные поиски. – Александр в плену. – Португальские мулаты. – Предложения мерзавца. – Страшная угроза. – Алчность и жестокость. – Покинутый крааль. – Пытка для белого. – Новый Мазепа. – Страшные мучения. – Пролом в частоколе.

Когда Альбер и Жозеф увидели, что Александр пустился преследовать раненое животное, им и в голову не пришло встревожиться: они слишком хорошо знали, что их товарищ – охотник ловкий и осторожный.

Их тоже увлекла невиданная облава, и вместе с бушменами они побежали к яме, в которой ревели, мычали, стонали их невинные жертвы. Восторженное возбуждение французов быстро сменилось отвращением при виде ужасающей бойни, которую тотчас же устроили бушмены.

– Фу! Это отвратительно, – пробормотал Жозеф, хотя к зрелищу вспоротых туш ему, любителю корриды, было не привыкать.

– Отвратительно и возмутительно, – поддержал его Альбер. – Уходим.

В этот момент из глубины леса как раз донеслись два выстрела, которыми Александр добивал крокодила.

– Ага! – сказал де Вильрож. – Это наш Александр воюет с какой-то дичью, еще способной защищаться.

Де Вильрож и не подозревал, как он близок к истине.

– А не пойти ли и нам к нему? – предложил Жозеф.

– Пожалуй, это не совсем удобно, – ответил Альбер. – Если мы все уйдем, наши хозяева могут обидеться. Ведь они отвели нам почетные места. А мы и так уже уклонились от участия в этом мерзком побоище. Подождем немного в тени, когда закончится бойня и вернется наш друг.

Тем временем щедрые обитатели Калахари приступили к дележу добычи. Дележ производился замечательно справедливо: куски туши раскладывались на разостланных прямо на траве шкурах, учитывалось, сколько у каждого охотника едоков в семье. И так как охота была удачной, то каждый получил обильный запас пищи.

Но это еще не все. Воины из соседних племен, желая достойным образом поблагодарить бушменов, которые пригласили их на охоту, объявили, что поделятся с ними солью. Это вызвало взрыв радости, которую сможет понять лишь тот, кому случалось подолгу обходиться без этой важной приправы. Приветственные клики раздавались в честь «обезьян», которые получили таким образом непререкаемые права на благодарность хозяев.

Чтобы понять, почему бушмены называли своих гостей обезьянами, надо знать, что у бечуанов каждое племя носит имя какого-нибудь животного. Так, например, «бакуэны» означает «люди аллигатора», «батлапи» – «люди рыбы», «батау» – «люди льва», «банога» – «люди змеи» и так далее. Каждое из бесчисленных мелких племен, образующих большую семью бечуанов, носит другое имя: бангуакетси, бахорутси, баролонги, бамангуато, батуана, бакоа, бамотларо и тому подобные. Каждое из этих племен питает суеверный страх перед животным, имя которого оно носит, как на Дальнем Западе краснокожие боятся своего тотема. Это животное не только нельзя убивать – с ним нельзя плохо обращаться. Наконец, его именем каждое племя называет свой собственный, особый танец. Поэтому у туземца не спрашивают, какое имя носит его племя. Спрашивают, какова его «бина» – танец. И он отвечает, что «танцует» льва, змею, гиппопотама и так далее. «Люди обезьяны», или племя бакатла, в последнее время нуждались в мясе, но они были богаты солью. Впрочем, богатство было относительное, если принять во внимание, какую редкость здесь представляет это драгоценное вещество и каким способом оно добывается.

Когда соль не приносят на собственных плечах из глубины пустыни Калахари, где есть соленые озера, когда совершенно высыхают лужи с соленой водой, когда нужда дошла до крайности, туземцы поступают следующим образом. Они срезают в болотах особый тростник и ветки растения, называемого «цитла», сжигают их и тщательно собирают пепел. Затем они делают из тонких и гибких веток широкую воронку, напоминающую опрокинутый улей, и внутри этого примитивного приспособления выкладывают слой трав. Затем золу пересыпают в наполненную водой тыкву и потихоньку переливают в воронку. Вода, насыщенная пеплом, фильтруется и, испаряясь, отделяет находящуюся в растворе соль[12]12
  Я видел у негров Верхней Гвианы, равно как и у краснокожих, обитающих по берегам Марони, аналогичные способы добывания соли; они сжигают пальму, называемую «парипу», промывают пепел и посредством выпаривания добывают из него соль; я пользовался этой солью – она горьковата, но в крайнем случае может заменить обычную столовую соль. (Прим. автора.)


[Закрыть] в количестве, необходимом для питания.

Бушменам, по крайней мере на время, больше не надо было бояться желудочных заболеваний, вызываемых отсутствием соли. Следует отметить, что недостаток соли, равно как пища, насыщенная почти одним азотом, вызывает бездеятельность желудка, которая проявляется в плохом переваривании пищи. От этого страдают не только туземцы, но и европейцы.

Лучшее лекарство – кофейная ложка соли. Болезнь проходит мгновенно.

Альбер и Жозеф смотрели, как негры обмениваются любезностями, и, правда не понимая, в чем дело, разделяли общую радость. Однако длительное отсутствие Александра уже начинало серьезно их беспокоить. В такой совершенно дикой стране, где опасность может предстать в самом неожиданном виде, где любое дерево, растение, цветок, насекомое могут в любую минуту стать источником смертельной опасности, беспокойство очень скоро переходит в мучительную тревогу.

Негры тоже заметили отсутствие белого вождя, которого полюбили за мужество и силу.

Вокруг Альбера и Жозефа стали собираться. У людей был озабоченный вид. Отец ребенка, которого спас Александр, энергично жестикулировал и говорил больше других. Он встал во главе всей группы, перескочил через частокол и направился в лес, идя по следам Александра. Время от времени он останавливался, внимательно прислушивался к лесному шуму, как если бы надеялся услышать какие-нибудь посторонние звуки, затем встряхивал головой и двигался дальше, пригибаясь к земле, осматривая примятую траву и следы на песке, ища и безошибочно находя след, который мог бы кому-нибудь другому показаться совершенно невидимым.

Так дошли до болотца, которое сохранило бесспорные доказательства того, что Александр здесь проходил. Вытянувшись на боку и выпучив глаза, лежал застреленный крокодил. Его могучие челюсти еще сжимали приклад карабина, длинные зубы впились в дерево, как железные гвозди. Негры топором разрубили голову на части и освободили ружье. Альбер и Жозеф, с замиранием сердца и бледные от тревоги, тщательно осматривали окрестности.

Теперь они уже могли восстановить часть драмы, относившуюся к борьбе их друга с крокодилом. Страшная мысль пришла им в голову, когда они увидели, как громадно это животное. Было вполне возможно, что Александра съел крокодил.

Бушмен разгадал их мысли и понял их тревогу. Он медленно покачал головой и показал им, что на зубах крокодила нет никаких следов крови. Для большей уверенности он рассек крокодилу живот. Конечно, человек легко мог бы там поместиться, но живот был пуст.

В топких местах никаких следов не сохранилось: все затянуло. Но в нескольких метрах, на твердой земле, следов оказалось много. Прежде всего примятая полоса в траве, как если бы здесь прошел крупный зверь или протащили тяжелое тело. Странная вещь: примятые растения в одном месте были облиты водой и на листьях еще кое-где сверкали капли.

Бушмен осмотрел стебли, сделал несколько шагов, нагнулся, присмотрелся к этим загадочным следам жидкости и, исчезая в зарослях, подал рукой знак, означавший, что следовать за ним не надо. Он вернулся примерно через полчаса и посмотрел на Альбера и Жозефа с необыкновенно красноречивым выражением скорби. Затем он произнес всего лишь одно слово: «Лекоа» – что означает «белый человек». Затем он приказал шестерым неграм сделать вид, что они ловят седьмого, и прибавил: «Макоа» – то есть «несколько белых».

Альбер понимал, что значат эти два слова, часто употребляемые туземцами. Он стал догадываться, что его друга похитили несколько белых.

Как жалел де Вильрож, что их проводник Зуга остался в краале! Этот славный малый все же знал хоть несколько слов по-английски, он мог бы перевести Альберу, что говорят бушмены об Александре.

А бушмен и сам понимал, что европейцы хотят все знать. Он знаками предложил им приготовить оружие, позвал своих товарищей, снова углубился в заросли и теперь уже просил своих спутников не отставать от него. В каких-нибудь трехстах метрах лежала просторная полянка, на которую падала тень больших деревьев. На полянке росла редкая трава. Сразу бросались в глаза многочисленные следы неподкованных лошадей, а также остатки поспешно покинутого бивуака.

Затем стало видно, что таинственные всадники разъехались в разные стороны: следы вели в шести направлениях.

Альбер заметил, что одна из лошадей оставила более глубокий след, чем другие, и заключил, что она несла двух всадников.

Хотя сердце и сжалось у него от боли, но открытие все же несколько его успокоило. Александр, заключил он, быть может, ранен и похищен, но он жив. Раз таинственные похитители не убили его, надежда еще не пропала.

Альбер был очень далек от того, чтобы догадаться, какого рода катастрофа произошла с его другом.

* * *

Александр почти потерял сознание, но ощущение холода привело его в чувство. Он открыл глаза и удивился, увидев незнакомца, который кропил ему лицо водой из фляги.

Александр был человек бесстрашный, но он невольно вздрогнул, увидев скотскую физиономию этого человека, наискось пересеченную лиловым рубцом. Он узнал мерзавца-португальца и его сообщников. Они все были тут и разглядывали Александра с чувством удовлетворенной ненависти.

Пленник хотел встать, но у него были связаны ноги и руки, невозможно было сделать ни малейшего движения.

Человек с рубцом, увидев, что Александр пришел в себя, перестал брызгать на него водой и убрал ремень, сжимавший ему горло.

– Вы наконец решили все-таки очнуться, белый красавчик? – сказал он на ломаном английском языке. – Рука у меня тяжеловата. Я, быть может, слишком туго завязал вам этот галстук? Но теперь ваш обморок прошел, давайте побеседуем.

Александр хранил презрительное молчание.

– Что-то у вас сегодня голос не такой громкий, как намедни в краале, когда вы так ловко увели у нас этих черных скотов. Нет ваших дружков с карабинами? Вы один, совсем один… И в полной моей власти… Молчите? Что ж, ваше дело! А у меня есть верный способ заставить вас говорить. Как бы нам даже не пришлось просить вас помолчать, потому что скоро вы у меня сделаетесь разговорчивым, как серый попугай.

– Попробуй, – спокойно сказал француз.

– Сначала выслушайте меня. Я на вас не очень сержусь, хотя вы и здорово огрели меня чамбоком. Я честный купец и люблю делать дела мирно. А вы помешали мне и моим компаньонам доставить товар на место и этим причинили нам большие убытки. Вы их нам возместите, не правда ли, белый сеньор?

Александр пожал плечами.

– Вы, по-видимому, путешествуете для своего удовольствия? Стало быть, вы человек богатый, чтобы позволить себе такую дорогую прихоть. Слушайте меня внимательно и решайте быстро, потому что минуты до́роги. Ваши друзья заметят ваше отсутствие и бросятся искать вас, а нам не хочется – по крайней мере, сегодня – вступать с ними в переговоры. У нас было пятьдесят чернокожих. Если хотите, можете считать, что мы захватили их незаконно. Но каждый из них стоил в среднем сорок фунтов стерлингов (тысячу франков). Подпишите нам чек на эту сумму на имя вашего банкира в Кейптауне – и мы будем квиты и расстанемся, если вам угодно, друзьями.

Александр расхохотался. Предприимчивый мошенник был озадачен.

– Да ты просто сумасшедший, – с насмешкой сказал француз. – Во-первых, у меня нет таких денег. Говорю тебе это просто так, для сведения, потому что, были бы у меня деньги, ты бы все равно ни гроша не получил. Затем скажи, пожалуйста, кто может мне помешать выписать тебе чек на любую сумму на имя какого-нибудь несуществующего банкира?

– Ну знаете, – возразил португалец, – мы тоже умеем читать и писать, и мы хорошо знаем все банки в городе, да и на всем побережье. Мы через них ведем все дела.

– Какая честь для английских банкиров! Но оставим это. Допустим, ты бы мне поверил, а я сделал бы все, что только возможно, чтобы тебе заплатить, – я считаю, что долги надо платить даже мерзавцам. Но неужели ты считаешь меня таким дурачком, чтобы поверить тебе? Если бы я дал тебе деньги, ты бы так-таки и отпустил меня? Ты бы не попытался отплатить мне за чамбок, от которого у тебя до сих пор рожа вздута?

Мерзавец почувствовал, что его намерения разгаданы, и пришел в ярость, услышав отказ подчиниться своим требованиям. Его напускное спокойствие сразу пропало. Он уставился на пленника свирепым взглядом, в котором смешались неутоленная алчность, бешенство и жажда мести.

– Белый! Сын белого! Проклятый иностранец! – рычал он сдавленным от ярости голосом. – Ты угадал. Верно, я хотел заставить тебя подписать мне чек… а затем убить тебя… убить тебя, как собаку. Но раньше я бы тебя хорошенько отстегал кнутом! Твоя белая кожа летела бы клочьями. Что ж, денег я от тебя не получу? Так и быть! Но я, по крайней мере, отомщу тебе. Это тоже кое-чего стоит.

Александр сохранял свою обычную невозмутимость. Человек посторонний никогда не догадался бы, что перед ним – главное действующее лицо подготовляющейся мрачной драмы. Если бы не то, что руки и ноги были у него туго связаны лианами, его можно было бы принять просто за любопытного, которого забавляют штуки человекообразной обезьяны.

– Трус! – сказал он спокойно. – Гнусный мулат! Сын раба! Барышник! Ты торгуешь человеческим телом! Попробуй только тронуть один волос у меня на голове, и тогда ты увидишь, что с тобой сделают мои друзья, которые сейчас меня разыскивают. Уж они-то не оставят меня без отмщения! Увидишь, как с тобой обойдутся те, кто смог без труда избавить от колодок несчастных рабов! Ага, мерзавец, дрожишь? А ты торопись выполнить свои намерения. Торопись, потому что все ваши шкуры в опасности, я не дал бы за них и рейса[13]13
  Рейс – мелкая португальская монета, равная шести десятым сантима. (Прим. автора.)


[Закрыть].

Мулат пришел в ярость. Он заорал и бросился на Александра. А тот, считая, что пришло время прощаться с жизнью, в порыве неслыханной смелости плюнул ему прямо в лицо. Но к обиде мулат был нечувствителен. Он сделал знак своим сообщникам, те подхватили пленника и с головокружительной быстротой потащили сквозь кусты через лес. Здесь они вышли на полянку, на которой паслись шесть прекрасных оседланных капских коней. Александра взгромоздили на шею одного из этих коней; его враг вскочил в седло, отдал резко и кратко несколько приказаний, назначил своим сообщникам место встречи, а затем все поскакали в разные стороны.

Бешеная скачка продолжалась около трех часов. Наконец лошадь прямо из лесной чащи выбралась на просторную, открытую поляну, посреди которой стоял круглый частокол. Остальные пять лошадей, несшие меньший груз, пришли раньше.

Они уже были расседланы и разнузданы и пощипывали редкую траву. Александра грубо сбросили на землю. У него ломило все тело от неудобного положения, которое он все это время занимал.

Он увидел давно покинутый крааль. Хижины были сожжены, в превосходном состоянии сохранилось только укрепление. Всякого рода отбросы свидетельствовали, что здесь еще недавно было много народу. Возможно, что в течение некоторого времени здесь содержали бушменов, которых он освободил.

Француза положили на солнцепеке, прямо на раскаленную землю. Его мучила жажда, из-за чего он не мог насладиться минутной передышкой. Его гнусный мучитель рычал, пена стекала у него изо рта, глаза налились кровью. Он подошел к Александру.

– Ну что, проклятый белокожий, – орал он, – теперь тебе ясно, что ты у мулата во власти? Теперь, если мулат захочет, он тебе за все заплатит… Да еще с процентами… Твои дружки далеко, а моя шкура все еще на мне. Я тебе сказал, что знаю безошибочный способ заставить тебя говорить, когда ты упорно молчал. Сейчас ты у меня подпишешь чек. Увидишь!..

Его сообщник принес охапку колючек «подожди немного», которые мы описали раньше. Он привязал их к хвосту одной из лошадей, и она вся затряслась от боли – так в нее впились растительные иголки.

– Хорошо! – сказал мулат. – А теперь посадите этого белого сеньора на хребет. И привяжите покрепче. Вот так… Садитесь и вы на своих коней. Возьмите чамбоки и хлещите куда попало и коня и всадника… Слушай, белый, ты будешь скакать час, и мои люди будут тебя хлестать. Потом мы повторим. Пока ты не подпишешь чек. Валяйте!

Коню отдали поводья. Почувствовав свободу, он шарахнулся, взвился на дыбы и бешено заржал. Затем он стал на все четыре ноги, взбрыкнул, повернулся и понес. Вскоре домчался до частокола, но было слишком высоко, перескочить он не мог и стал мелким галопом бегать вокруг. Один из мулатов до крови хлестнул его чамбоком. От неожиданности и боли конь сделал бешеный прыжок в сторону. От этого резкого движения колючки сначала хлестнули его по бокам, а потом врезались в тело. Он снова пустился вскачь, наткнулся на второго всадника, и тот тоже стегнул его ремнем. Конь обезумел, понесся, сам не зная куда, и все норовил укусить человека, который болтался у него на спине. Это ему не удавалось, он возобновил свою попытку. Палачи налетали, стегали его по крупу и по шее, заставляя проделывать фантастические прыжки.

Наконец, весь в мыле, тяжело дыша, с широко раздувающимися ноздрями, с ужасом в глазах, конь вернулся на середину поляны, стал бить копытом и затем, совершенно обезумев, понесся прямо на частокол.

С каждым его скачком мучения Александра усиливались. Все его тело было так туго перевязано лианами, что мышцы, казалось, вот-вот лопнут. Кровавый туман застилал ему глаза, в ушах шумело, в горле пересохло, не хватало воздуха в легких, он почти потерял сознание.

Вдруг Александр услышал глухой треск. Ему показалось, что все его тело разбилось вдребезги. Ветви кустов больно хлестали по нему, а скачка сделалась еще более бешеной.

Конь очертя голову бросился в крааль. Частокол, который в этом месте был слабее, подался под копытами коня, как если бы в него попала бомба, и теперь бедное животное, вконец замученное колючками, неслось куда глаза глядят.

Александр понял, что это будет продолжаться до тех пор, покуда конь не свалится замертво.