Текст книги "Феерия для другого раза II (Норманс)"

Луи-Фердинанд Селин
Феерия для другого раза II
(Норманс)

À PLINE L'ANCIEN*[1]1
  Посвящение Плинию Старшему вовсе не является шуткой Селина. Оно призвано уравновесить (если только не уровнять в значимости) посвящение Гастону Галлимару. В примечании объяснено, почему Селин сделал это посвящение. Плиний присутствовал в Помпеях и наблюдал извержение Везувия, зрелище, по мысли Селина, сравнимое с бомбардировками, которые он пережил в 1944 г. – Здесь и далее – добавочной звездочкой обозначены комментарии Анри Годара, изданные после «Феерии для другого раза II».


[Закрыть]

À GASTON GALLIMARD*[2]2
  Это посвящение – автора своему издателю – абсолютно необычная вещь, тем более интересно, если учесть то, как Селин писал о Гастоне Галлимаре в своих последующих произведениях. Выбор Селином агрессивной манеры письма, его страсть к шуткам и мистификациям обусловлены неискоренимым чувством собственной значимости писателя. То есть от того, в каком свете он предстанет перед издателем и какие к нему будут предъявлены требования, выбирается та манера поведения, которой автор будет придерживаться впоследствии. Все это не умаляет значимости другого, подспудного или периодически возникающего, осознания реально существующей ситуации в контексте тех лет, что последуют за его возвращением из ссылки. Он прекрасно осознает, какую услугу оказал ему Гастон Галлимар, открыв двери своего издательского дома.


[Закрыть]

Рассказать все это после… легко сказать!.. Все еще раздаются звуки… вжж!.. башка гудит… даже семь лет спустя…*[3]3
  Описываемые бомбардировки датируются 1944 годом.


[Закрыть] осколок!.. время для меня ничего не значит, но воспоминания!.. потрясенный мир!.. люди, которых больше нет… скорбь… пропавшие приятели… добрые… злые… забывчивые… крылья мельниц… и звуки, от которых бросает в дрожь… Меня с ними и похоронят!.. я знаю ветер по имени! Моя голова полна им!.. нутро дрожит от ветра… Вжжж!.. я снова сочувствую… снова осуждаю… меня трясет до мозга костей, там, в кровати… но я не хочу вас терять!.. я вас настигну и тут, и там… везде! Таков уж у меня характер!.. лохмотья развеваются на ветру! Вж!.. знаете, они подняли меня высоко… они перенесли меня, как Мальбрука!..*[4]4
  «Я видел, как его тащили по земле
  ‹…›
  Четыре унтер-офицера»
  («Мальбрук в поход собрался», народная песня)


[Закрыть] знаете? когда его закапывают?… они решили меня развеять по ветру!.. вместе с четырьмя… пятью придворными кавалерами и дамами… Лили мне сказала… семь этажей!.. дверь была открыта, я упал на кабину лифта… нет!.. еще ниже!.. ниже упал!.. в подвал!.. Вжжж!.. я звал Лили!.. и Бебера!.. призывал всех!.. Они меня подобрали снаружи…*[5]5
  В двух строках, следующих одна за другой, Селин дает два противоречащих друг другу описания, рассказывая сначала, что он упал в шахту лифта, затем утверждая, что его подобрали на улице. Со свойственным ему пренебрежением к такого рода несоответствиям он путает два разных сценария од нога и того же отрывка.


[Закрыть] четверо кавалеров и дам, и отнесли меня наверх… А это гр-р-рох! началось не вчера… по правде говоря, с 14-го… ноябрь 14-го…*[6]6
  Точная дата – 27 октября 1914 г.


[Закрыть] гр-рох! тогда меня подняло взрывной волной, снаряд упал рядом, приподняло! подбросило!.. громадным взрывом! 107-й! верхом на Истребителе…*[7]7
  Красивое имя лошади, на которой он выполнил опасное военное задание, за что и был удостоен награды, не упоминается ни в едином военном документе.


[Закрыть] моя лошадь замыкающая! сабля наголо! именем ветра! я взлетел! вот человек и вознесся!

Ах, меня трясет от воспоминаний… вы увидите… я удержу их!.. я взлечу!.. я ничего не пропущу!.. обрывки 14-го!.. 18-го!.. 35-го!..*[8]8
  В связи с «оторванностью» от контекста мы с легкостью понимаем значение 1914 и 1944 гг. в повествовании, но упоминания 1918 г., а еще в большей степени 1935 г. остаются непонятными. Возможно, последняя дата вольно или невольно намекает на публикацию памфлетов, которые впоследствии повлекли за собой то враждебное отношение, с которым Селин столкнулся в Дании.


[Закрыть] 44-го!.. а, я считаю!.. пересчитываю… я все помню!.. день стирки, записанный в блокноте!.. как ноты для рожка Жюля!.. оп-ля! Отрывки отсюда!.. оттуда!.. кальсоны!.. до-диез!.. носовые платки!.. я их извлеку одно из другого!.. вы к ним возвращаетесь при помощи моих волшебных рук! Ловкость!.. я помню все!.. безукоризненная память!.. вы будете рады!.. мне-то будет тяжко… я вспомню это! я припомню то!.. Гр-рох!.. сильный удар сотрясает квартал Гутт д'Ор! Карьеры!*[9]9
  О районах Гранд-Каррьер и Гутт д'Ор XVIII округа Парижа смотри подробнее в комментариях к первой части «Феерии». Нужно принять во внимание, что в «Феерии-2» упоминаются еще три других Каррьера: карьеры Монмартра; Каррьер-на-Сене в Ивелин и развилка Каррьер.


[Закрыть] Я говорю! Дюфэйль!..*[10]10
  Большие магазины Дюфэйль, или, как их еще называют, «Дворец Новинок», находились между бульваром Барбэ и улицей Клининкур. Их фасад со стороны, выходившей на начало улицы Андрэ-дель-Сарт, был увенчан фронтоном лепки Далу и стеклянным куполом, по основанию которого шла надпись «Дюфэйль». Купол был разрушен в 1957 г., и имя исчезло, но вот фронтон здания существует и поныне.


[Закрыть] Я мог бы сказать: дальше! выше! в висках пульсирует! О, Сакре-Кёр! Савоярд, колокол вселенной!..*[11]11
  Савоярд – название колокола базилики Сакре-Кёр, именуемого также Франсуаза-Маргарита, принесенного в дар епархией Савой. Его перенесение в Сакре-Кёр произошло 16 октября 1895 г. Он весит девятнадцать тонн, и понадобилось двадцать восемь лошадей, чтобы поднять его на колокольню (вспоминая об этом факте, Селин назовет шестьдесят пять лошадей).


[Закрыть] вы знаете? набат Монмартра!.. дом дрожит!.. подумайте обо мне, моя несчастная голова!.. и они меня отнесли! благое намерение! они мне сказали!.. у меня! восьмиэтажное здание! Я прошептал: вы мне делаете больно!.. их было шестеро… Оттавио, Шармуаз… господин и госпожа Влюв, и госпожа Жандрон, и Арлетт… конечно… я упал на лифт… на кабину лифта!.. к счастью, кабина остановилась на шестом!.. если бы ниже, мне бы трындец! Я упал с шестиметровой высоты!.. я мог бы себе все сломать… разбить во второй раз голову!.. они меня спрашивали: «Ты как? ты как?» Ну и хитрюги!

– Никак! А Бебер?

Вот я такой, телом и душой… Моя забота… первая мысль: мой котяра.

– Да брось ты про Бебера, как ты?

Они беспокоились, особенно Оттавио и Шармуаз, им и прежде доводилось видеть меня в плачевном состоянии, переутомленного, бог знает как что! И потом, простите! Следы ударов! Пятна! Трещины! Синяки… они видели!..

– Переломов нет, старина? Переломов нет?

Я врач, не так ли? Я врач! я не мог открыть глаза… я упал ничком!.. рассек бровь!.. но ничего не сломал! Ах, нет! Все лицо в крови, вот и все… особенно виски… сочится кровь… к тому же раны!.. Немного ниже – и я бы разбился… кабина на втором!.. я повторяюсь!.. мне повезло!.. но я привлекаю слишком много внимания к своей особе!.. последствия головокружения!.. Меня тошнило… я молол чепуху, и я знал это!.. ничего не поделаешь! не скисать!.. я приоткрываю глаз, смотрю вокруг… комод не стоит спокойно у стены… он кружится, как в вальсе!.. проехал через дверь… и вприпрыжку, как в ригодоне, выкатился на лестничную площадку! здание задрожало!.. ну и тряхнуло! все этажи!..

– Что это, Лили? ну же, Лили? Что произошло? Комод кружится, словно в вальсе?

Мне отвечают все разом… я ничего не понимаю… у меня слишком шумит в ушах… я, вытянувшийся на кровати… не только комод, но и остальная мебель скачет… разбивается и ломает ножки!.. Это бомбежка… какой озорник наш комод!.. он возвращается на свое место в коридоре!..

Я уже вам говорил, что Оттавио, Шармуаз, господин и госпожа Жандрон донесли меня до кровати… Они меня нашли в канаве напротив квартиры Жюля… Арлетт мне заваривает ромашку… Арлетт, это Лили… она и правда самая милая из любящих душ… Арлетт, Лили… ей нужно удержать равновесие с полной чашкой!.. из конца в конец коридор качается, скрипит, шатается… Ах, ей нужно обойти комод… она ловкая, моя Лили!

– Может, ромашки, Фердинанд? а, ромашки?

Все они настаивают, чтобы я выпил горячий отвар…

– А, Фердинанд? ну же, Фердинанд?

Не знаю, может, из-за удара, но они все, мои друзья, принесшие меня, казались мне еще более измотанными, чем я сам… Они только и знали, что повторять: а, Фердинанд?… А? Я их едва слышал… А?… А? А?… я слышу шумы… я вам говорил… и потом бомбы! Как они падают! Одна за другой… Не только комод раскачивается в коридоре, рвутся снаряды, и Лили со своей чашкой… дзынь! дзынъ!.. понятно, потом все закончилось, нет больше тревоги… Но извините! Бомбы! Они вступают с опозданием… Гр-рох! Это нечто!..

– Лили! Лили!

Я зову ее.

– Убирайся к черту со своей чашкой!

Я не хочу, чтобы она уходила!.. Я не хочу, чтобы она спускалась обратно к Жюлю! Достаточно в доме воды, достаточно молока! Если и не будет ни того ни другого, обойдемся!

У меня глаза крепко закрыты, залиты кровью, голова… она меня целует, она целует меня! Слизывает кровь, целует брови, разбитый лоб… виски… она меня обнимает очень нежно, это не любовь, это обожание… она меня обожает… Обожание щемящее, откровенное, прекрасно, а жизнь вас покидает… Я не уверен, что это не смерть! Какой ушиб!.. ну и досталось же мне! Мне-то, моей уязвимой голове! Разбитой! Это падение в шахту лифта! Ах, Арлетт меня любит, она меня обожает… и я ее тоже, но по-своему, я не умею быть нежным… я люблю Бебера, я люблю своих больных, все остальное не имеет большого значения для меня… так, суета! Я никогда особо не копаюсь в своей душе… у меня бывали неприятности, жизнь быстротечна, были маленькие радости, было хорошее и плохое… С Лили мне посчастливилось, жизнь мне также подкинула Жюля, живущего подо мной, внизу, выродка, преступника!.. я ему так прямо и говорю: подлец! Какая мерзость! В конце концов, он такой, как есть, и он мне дорог… и я не питаю иллюзий… калека, страшила!.. разложившийся душой и телом! Эгоист, полусвинья, это очевидно! Подлая натура… был бы полной свиньей, если б мог!.. вы улавливаете… пьяница, враль, жулик, животное, но полон очарования, забавный злюка… правда, не всегда: часок из десяти!.. драгоценное время!.. чудовище, которое должно жить… в клетке или под кучей соломы… Я бы его засунул под солому, как индусы прячут своих кобр, чтобы они не высовывались… В придачу к остальным своим грешкам, Жюль – пьяница, развратник и лентяй, я это подчеркиваю… и к тому же крайне скуп!.. в общем, миленький экземплярчик!.. и… наконец: вор!.. он не упустит ничего, что плохо лежит!..

Интересно ли мне, что с ним произошло?… я не испытываю к нему искренних чувств после его гнусных поступков… как он поимел Лили прямо на моих глазах… пользуясь сложившимися обстоятельствами…

– Жюль ничего не натворил, Лили?

Нет, он исправляется, вроде бы…

Я пролежал без сознания по крайней мере три четверти часа перед его квартирой… И он не пришел мне на помощь!.. я замечаю, что уже вечер… я вижу сады сквозь оконные переплеты… закат… Сакре-Кёр в сиреневой дымке… я лежу в кровати… я совсем разбит, но я не жалуюсь, просто лежу себе и страдаю… но, главное, пострадала голова…

– Он в заведении Прюн,*[12]12
  В настоящее время заведение называется «Галлеттка» и сохраняет прежнее внутреннее убранство в память о своей первой хозяйке, которая была танцовщицей и приобрела этот ресторан в 1940 г. Он стал местом встреч поклонников и почитателей Жана Поля, всей этой «банды», крутившейся вокруг художника.


[Закрыть] с ним все в порядке!

Новости приходят снизу, от консьержки… я бы не так волновался… но все его клиенты скалятся на улице!.. смеются надо мной… а уж озлобленные, не знаю из-за чего!.. из-за глины?… из-за акварелей?… в шоке от всего увиденного! Как будто они никогда не видели голых задниц?… Это уж особенно!.. не надоели еще голые задницы!..

– Ну, скажи, только честно? Ты ему позировала?

– Да, Луи!.. Да, Луи!.. не напрягайся!

Вечно она твердит мне, что я напрягаюсь!..

– Где вы были?

– У Прюн!

Прюн, это за улицей Гортензии… там тусуются художники, там все мелют вздор несусветный! Стоит сплошной гомон!

– А меня он крыл? Жюль?

– В общем-то…

Она мне никогда не врет.

– Что он сказал тебе?

– Ну, ты же знаешь…

Брань этого развратника отвратительна! Горбатый, безногий, ревнивый гад еще и похабничал, в то время как я подыхал на тротуаре! Она никогда не позволит себе повторить… прежде всего потому, что я не понял бы… удар о лифт меня добил!.. со мной покончено… я не оживу уже…

– Ну как, ты лучше чувствуешь себя, Фердинанд? Ты ничего себе не повредил? А что с головой?

Это опять Оттавио… он спрашивает, громко кричит, прямо в ухо…

– Да… да… уже лучше.

Я его не убедил… Ах, Оттавио! товарищ мой!.. настоящий друг!.. а силач какой!.. и так предан!..

Они допили ромашковый отвар.

– Ну ладно, Фердинанд, ну хватит! Тебе уже лучше!.. ты сейчас немножко поспишь!.. Лили останется с тобой…

У них тоже дела… они уходят… Шармуаз, Оттавио, мадам Влюв… и мадам Жандрон… сады все еще танцуют за окном, качаются… я ничего не говорю… прикрываю глаза… я боюсь за голову… коридор, должно быть, тоже качается… что с моей бедной головой?… стены раскачиваются сильнее… или мне кажется…

– Здорово бомбили? – не унимаюсь я.

– Знаешь, здесь не так… больше в Сент-Уане…

И верно, стало намного спокойнее… Еще разносится эхом… отдаленные бах-бабах… окно открыто, поет соловей… это вовсе не метафора… Соловей!.. не какая-нибудь пташка-воробушек… житель кустов вокруг площадки для игры в шары!..*[13]13
  Возможно, что площадка для игры в шары, была расположена на улице Норвэн. В репортаже, опубликованном в газете «Франс» от 7 сентября 1945 г., Жан Прасто вспоминает о громких криках игроков в шары «на пустыре возле дома, в котором еще несколько месяцев назад жил Селин». Нигде поблизости (и нигде на Монмартре) нет тупика Дюрант.


[Закрыть] каждое лето вечерами, или если ночью вас мучает бессонница… ночь долго молчит затаившись, и вдруг вы слышите его… все липы в его распоряжении… сладкоголосый соловушка… шлет вам свои трели, как только смолкают сирены… Я слышу его… не могу встать, лежу на спине, но даже сквозь звон в ушах…

Я так хотел его услышать!

Ба-бах!

Снова падают бомбы! И опять Ба-бах!

– Ах, они опять грохочут!

– Это у тебя, милый, в твоей голове!

Лили знает меня отлично, все мои мысли, знает, что является причиной моих страхов, гулов, звонов… последствия травм, ударов… но сейчас эти звуки идут извне! Я уверен!.. вспышки где-то в стороне Mo…

– Да посмотри же, милый!

– Ты права, слишком далеко… там… красное… за заводами Рено… мне кажется…

Рено или в другом месте! Какая разница!..

– Но ты слышишь сирены? Я их слышу! Они завывают! Снова начинается!

Она соглашается…

– Тогда скажи, Лили, что мы остаемся! Хватит! Не будем спускаться!..

Я приподнимаю веки пальцами… хочу увидеть небо в отблесках пламени… все светится… желтое… желтое… светло-желтое… вибрирует воздух! Небо!.. Сакре-Кёр!.. все! Ярко-желтое!.. безумно-яркое!.. невыносимо яркое!.. и война!.. простите!.. они всё сметают на своем пути!.. Не нужно электричества… электричества… Плевать на парижскую CPDE!*[14]14
  Аббревиатура CPDE – в предвоенные годы название электрической Компании в Париже.


[Закрыть] Комната освещена как днем… Я хочу отдохнуть… я устал… Я болен!.. действительно болен… я устал, мне необходимо отдохнуть… я действительно болен!.. болен… не буду снова вдаваться в детали!.. к тому же почти всю неделю я работал по ночам… совсем не спал… бомбежки Ренжиса…*[15]15
  Селин никогда не был военным врачом, т. е. врачом, принявшим присягу.


[Закрыть] изматывающая служба, что тут скажешь!.. сейчас они об этом начисто забыли, свиньи!.. все переворачивается!.. вот шкаф, мерно раскачивается…

– Смотри, Арлетт, посмотри на шкаф! Шкаф скачет к двери… удирает! Опрокидывается! падает с грохотом!.. нет?… я не брежу, Лили, а?… он уходит?…

Мебель оживает, она движется… шагает… а стены!.. стены валятся на меня!..

– Нет… нет, Луи…

– Да!.. Да!.. Да!..

Я уверен!

Ба-бах! Вон там что-то! Очередной взрыв! Знакомые звуки войны! А это зенитки отвечают! Бу-у! Вафф! уаввв! И еще, ууууавв! Лай!

Снаружи разыгрывается новый спектакль!.. взлетают ракеты, пульсируют… ищущие лучи прожекторов… Бледные росчерки на небе… я вижу! Вижу! Я таращу глаза… огромным усилием воли удерживаю веки…

– Ты видишь, Лили? Ты-то видишь?

Надо сесть и получше все рассмотреть, я приподымаюсь, вот я уже стою, держась за Лили… пошатываясь, тащусь к окну… тому, что на Гавено,*[16]16
  Здесь Селин ссылается на свою квартиру на улице Жирардон, изменяя названия улиц. Эта квартира выходила на две улицы: столовая и спальня г-жи Детуш – на северо-запад, на улицу Жирардон и мельницу «Галетт»; спальня Селина и кухня – на юго-восток, на сады со стороны улицы Норвэн и Сакре-Кёр


[Закрыть] проспект Гавено… уже посветлело, да что там, светлее, чем днем!.. белый день, ослепительно-яркий!.. светящийся воздух! Небо!.. крыши… Весь Париж! В глазах темно, как если бы вас ослепили!.. ничего, кроме блеска крыш! Сверкание черепицы!.. блестящие украшения! Бриллианты!.. бомбы разрываются, как распускающиеся цветы! Красные! Красные! Гигантские гвоздики!

Вот, что они творят в «Пассиве»*.[17]17
  В данном отрывке и далее в тексте второй части «Феерии» Селин не разграничивает в повествовании войска ПВО (войска противовоздушной обороны) и «Пассив», т. е. гражданскую оборону – подразделения гражданских лиц, поддерживавших порядок и следивших за соблюдением мер безопасности.


[Закрыть]

– Посмотри на взрывы, Лили! Посмотри скорее! Это над Рено!.. облака! Синее пламя!.. оранжевое!.. зеленое!.. и гигантские свечи зигзагом… они нащупывают цель в желтом пламени… ах, какая аравиация!.. о! о! Взрыв!.. грохот, пикируют прямо на нас!.. это гигантский моноплан, дрожащий в конвульсиях, словно одержимый! терзаемый моторами!.. почти над нами! Точно!.. он снова поднимается, от Колэнкур!.. пикирует, поднимаясь! да! на подъеме! Наперекор! моторы ревут!.. р-р-р-ры!.. вы слышите?… он скрывается из виду на Маркаде… взлетает ракета! Бомба! Хлопушка! Взрыв! Там, на Маркаде! Вы видели когда-нибудь такой жуткий взрыв, никогда ничего подобного не было!.. Он сбросил что-то…

Вжж! низкий гул по всей равнине, снизу, с Фурш, Пекер!.. нарастает, кажется, он пронизывает вас насквозь! Воющие звуки! Курс на Сакре-Кёр! Вот это махина! Гигантский самолет с огромными крыльями, белый, мертвенно-бледный на желтом фоне!.. на желтом небе! почти касается крыши… нашей крыши!.. чуть не задевает нас крылом… наш дом дрожит, вибрирует!.. Нужен был бы всемирный Потоп, чтобы заставить дрогнуть восьмиэтажное здание! Вы себе не представляете… дрожь сверху донизу!.. воздушные потоки сокрушительной силы сминают стены! А что если наш шкаф снова пустится в пляс?… я не сумасшедший!.. он отъехал к одной стене… потом к другой!.. он трещит! Он вот-вот развалится! прекрасный старинный шкаф.

– Лили, скажи, почему он трещит?… Посмотри!

Я вижу, Лили идет… раскачивается… пошатывается… ах!.. пол, прекрасный паркетный пол трясется, все барахло подпрыгивает… вот, треснуло стекло! Разлетелось на мелкие кусочки!

– Лили, у меня бред?

Следующая атака началась… от Франкёр… не меньше чем десять, даже двадцать самолетов!.. Я вам постреляю, гады! Сперва на бреющем, потом взмывают ввысь! Они изливают свой ужас… видны огоньки под крыльями… голубой огонек… фиолетовый… то над самой крышей… р-р-ры! р-р-ры!.. стрелой взмывают вверх, со свистом рассекая воздух, заставляя дома содрогаться!.. это просто ад!.. как вам объяснить?… я не могу оторваться от окна!.. дома на проспекте Гавено поднимаются вслед за самолетами!.. потрясающе! Летят следом! устремляются за ними вверх! Весь проспект!.. Все эти маленькие гостиницы бегут друг за другом!.. как во сне!.. многоэтажные здания тоже взлетают!.. поднимаются, уносятся ввысь!.. и какие дома!.. раза в четыре поболе нашего!.. желтые!.. зеленые… синие!.. и Ба-бах! В воздух! Все плывет!.. фантасмагория огней, гирляндами повисших меж звезд… звезды проглядывают сквозь желтизну неба… по небу разлилось желтое море… мельницы тоже покидают землю!.. они прощаются с кустами и травами!.. три мельницы!..*[18]18
  Большинство мельниц Монмартра исчезло уже в XIX столетии. Селин «увидит» их, назовет по-старому во время ночной бомбардировки. В наши дни существует только одна мельница – «Галетт», которую никогда не переносили с места. «Раде» была построена в 1925 г. на углу улиц Лёпик и Жирардон. «Танцы на открытом воздухе», «эстрада для пения», рощицы и грабовые беседки, упоминаемые в тексте, естественно, относятся к мельнице «Галетт».


[Закрыть] я отчетливо различаю их: две!.. нет! четыре! Они раздваиваются в вышине… машут крыльями! Вращаются колеса!.. в небе!.. и каменные жернова!.. там, в небе!.. Они танцуют фарандолу!.. ба, да их шесть! Желтые… красные… охристые!.. с сиреневыми крыльями… хлопающие крылья… подмигивают нам сверху!

Ригодон! Но они летят над садами… над пылающими и потрескивающими садами… над рощицами, беседками… над своими цоколями… над танцплощадками… над летними эстрадами…

Вой снарядов!.. которые взрываются прямо над нашей головой! В глубине ущелья Колэнкур! Им нет дела до чудовищ неба! Они брызжут на Холм, на Тетр!.. *[19]19
  Колокольня Сакре-Кёр – четырехугольная башня, стоящая отдельно от основного здания церкви.


[Закрыть] Таков их путь… так сообщает радио: они повернули на север! Север! Кале! Лондон!.. трассы пуль прочерчивают облака… зеленые, синие, оранжевые полосы… серпантин… разноцветный серпантин!.. искрящиеся завитки… Бешенство зениток!.. без конца воют сирены, не так оглушительно, как самолеты, но почти… весь горизонт в ажурных разводах, тонкие лучи прожекторов плетут изящные кружева!.. Прожектора, искры пуль!.. Ярко освещены холмы Ангьена!.. дороги, ведущие в Мант, в Медон, серебристые изгибы Сены… она вся кипит от взрывов бомб!.. Ничего себе эффект!.. И это не у меня в ушах!.. это все независимо от меня!.. Я никогда не слышал такого шума!.. этих Ба-бах!.. Я говорю Лили…

– Это не шум в ушах! Это они!..

Никогда не слышал такого грохота! Не приведи вам господь услышать подобное! Пулеметные очереди похуже, чем в 14-м… гораздо хуже!.. желтые!.. зеленые!.. сиреневые!.. мгновения, шквал музыки!.. а вот звук тонкий! Стрекочущий!.. похоже на сверчка… и… снова оглушительный грохот!.. кастаньеты, огромные, как небо!

– Господи! Я вижу, как горит где-то возле Кардине!..

Я все отчетливо различаю, да это и не мудрено!.. на улице светлее, чем днем!.. все взрывы расцветают граммофончиками лютиков! Настоящий полдень!

– Иди сюда, Лили! Посмотри на тот балкон!

Наш балкон выходит на улицу Берт,*[20]20
  Под названиями улиц Берт, Сент-Элётер и далее Брюан и Барб, а также аллеи пилигримов Селин имеет в виду лишь одну улицу – Норвэн. Три первых из названных улиц действительно существуют на Монмартре, но не в этом райне. Улицы Барб (Barbe (франц.) – борода; разг. скучища.), название которой напоминает каламбур, в Париже никогда не существовало.


[Закрыть] видна поднимающаяся вверх мостовая… улица Сент-Элётер… улица Барб… улицы освещены безумием вспышек на небе… я не могу описать все оттенки этой дьявольской желтизны! Вы хорошо представляете себе Монмартр?… наш дом, фонарь… балкон, выходящий на улицу Берт, и другой, выходящий на улицу Брюан, дорога к Сакре-Кёр… аллея пилигримов… вы идете мимо стены Милле,*[21]21
  Среди садов в этой части Монмартра Селин выделял два: один, принадлежавший некоему Милле, и другой, имя владельца которого неизвестно, однако шутки ради Селин называл его садом Синей Бороды из-за постоянных гостей, сновавших по саду и казавшихся ему загадочными. Этот сад был частичкой старого мира, в котором писатель жил когда-то, и потому затрагивал в Селине ностальгическую струнку. Он пишет из тюрьмы 12 февраля 1946 г. жене: «В садах Синей Бороды, наверное, цветут примулы».


[Закрыть] мимо сиреневого сада, феерия летних насыщенных красок… феерия распустившихся благоухающих цветов, поэты!.. а сейчас все это обратится в прах!.. все мерцает… синева!.. зелень переливается… в небесных отблесках… поток горящей серы… прямо из облаков… сплошным водопадом!.. Там, где живет Ноноз, есть дерево, огромное дерево… в переулке Брюйар… дерево Ноноза,*[22]22
  Ноноз – прозвище Жана Носети, скрипача, друга Селина. Он помог Селину в 1936 и 1937 гг. записать музыку его песен. У Селина не хватало музыкального образования, чтобы сделать это самостоятельно. Он жил на улице Лёпик в доме № 89, а через улицу жил Куртэлен. В саду этого дома росло громадное дерево, раскидистые ветви которого нависали над решеткой забора.


[Закрыть] просто гигантская крона… не пропускает даже лучей солнца… вы бы удивились, какая крона!.. под ним ничего не растет… там много садов, но самый восхитительный – сад Синей Бороды!.. и еще маленькие прямоугольнички садов, очень ухоженные… я описываю все, что вижу из наших окон… будто небольшие полотна художников…тысячи ярких пылающих цветов…здесь, под фосфоресцирующим небом… великолепие плодов!.. даже я, равнодушный к краскам, поражен!.. эти пылающие сады невыносимо раздражают мои склеры!.. а я пялюсь… я говорю Лили:

– Я хочу видеть все!..

И снова р-р-ры! р-р-ры!.. опять эти чудовища!.. возникают из ниоткуда… изрыгают огненное конфетти!.. мгновенно!.. это следы… от самолетов… юг… север!.. но что же это возникло из ничего!.. карусель в облаках!.. они скапливаются над нашей крышей!.. они добираются до нас!.. полно конфетти!.. полно вспышек!.. вот он, последний ужас!

– Назад, Лили! Назад!

Мы отступаем с ней на три шага назад!.. эти конфетти трещат!.. это не простые конфетти!.. пол дрожит, накреняется… самолет, завывая, возник над Маркаде… они возвращаются на север!.. где-то между Сакре-Кёр и Беффруа… Беффруа Ба-бах!.. Какая грандиозная месса!.. похороны архиепископов!.. Бабах! сегодня мы отпеваем весь мир!.. вжжжж… два бомбардировщика появились со стороны Колэнкур!.. они сбрасывают «кастрюлю»!*[23]23
  «Кастрюлей» или «чугунком» на военном жаргоне 1914 г. называли артиллерийский снаряд крупного калибра.


[Закрыть] две! три! те взрываются одна за другой… ба-ба-бах… ну, знаете… разливаются лужей картечи после выстрела… эскадрильи летят на Лондон… наша халупа дрожит и качается… ответный удар… Фурш, понимаете, что я имею в виду?… геопатическая зона!.. резонирующая пустота Пекер!..*[24]24
  Селин уже рассказывал, что «Фурш и Пекер жутко гудят». Место пересечения Фурш с проспектом Клиши и площадь Константен-Пекер представляют собой две низины, в которых резонирует эхо. Фурш даже назван «геопатической зоной».


[Закрыть] именно здесь ба-бахи сильнее всего… и громом отзываются в облаках! из пустоты долины!.. самолеты, я вам скажу, скользят, как летучие мыши, только белые!.. мертвенно-бледные!.. каждый в окружении, по крайней мере, пятнадцати-двадцати лучей, лучи их преследуют, скрещиваются, не отпускают… зигзаги от зенитных снарядов!.. им плевать на преследование!.. они поднимаются выше! выше!.. курс на север!.. бешенство сотен моторов! комната трясется!.. адский грохот взрывающихся бомб… Монмартр содрогается, как вулкан во время извержения! но не сказал бы, что это ужасающе уродливо… нет!.. и хоть я не художник, я потрясен!.. я говорю себе: какая жестокость!.. страшные потери!.. я смотрю на руины… я видел «Новые мосты»*[25]25
  Селин уточнит, что так называемые «Новые мосты» есть не что иное, как фейерверки, которые запускались с Нового моста в праздник 14 июля (День взятия Бастилии, национальный праздник Франции.) в его детстве.


[Закрыть] миллионы раз! я слышал рев толпы! как бы они взвыли сейчас!.. но сейчас они в метро!*[26]26
  Станции метро использовались как бомбоубежища.


[Закрыть] дома вот-вот рухнут, правильно сделали, что спрятались! Затаились в клоаке! я бы тоже спустился туда, не будь я, знаете ли, нацистом, или коллаборационистом, или смертником!.. меня бы моментально линчевали в метро, если бы обнаружили мое присутствие!.. и потом… спускаться по шаткой, кривой лестнице! слишком поздно! бомбят везде: внизу, над нами, над ля Шапель!.. они нацелены на станции ля Шапель и Батиньоль!..*[27]27
  Холм Монмартр расположен между двумя вокзалами, один из которых находится в непосредственной близости от причала Ла Шапель, другой – в Батиньоль. Селин частенько вспоминает этот вокзал в Батиньоль.


[Закрыть] там такие узкие улочки! попробуйте-ка там пробежаться, вас разнесет на кусочки… кажется, что бомбы, гранаты, мины летят как попало!.. как же!.. это стратегия! все продумано от А до Я… сначала окрестности Батиньоль!.. меня предупреждал Шармуаз: он знает секретные планы… они всегда бьют только по цели!.. сначала все вокруг должно гореть… сгорели мельницы… их останки красные… желтые… в воздухе!.. четыре!.. пять!.. шесть мельниц!.. сады горят!.. сад Синей Бороды догорает… все гортензии превратились в пепел! уже!.. рощи жалобно трещат в огне… а соловей?… ведь был же еще соловей… ах, потом разберемся!.. посмотрим… когда все сгинет! грохочущий гул пятидесяти моторов!.. пятидесяти?… ста!.. сквозь лимонный свет!.. извините! грохот! визг! свист! воздух дрожит! судорожно вздрагивает!.. дом вибрирует! скрипит! я повторяюсь? да, но небеса тоже!.. окна разлетаются вдребезги! И что же?… сталкиваются эскадрильи самолетов, они внезапно появляются над Батиньоль, пикируют на подъеме к Фурш! Падают стрелой!.. крутой вираж!.. акробатический кувырок!.. они опрастывают чрево и скрываются! Бомбы! Подлецы! Трусы! Свиньи!.. тени домов бегут за ними! Они растягиваются в цепочку!.. Высоко!.. все выше!.. выше облаков!.. вот это зрелище!.. это нужно видеть!.. и смешиваются огонь эскадрильи, и «Пассив» с плюющимися зенитками!.. с лучами сотен прожекторов! Какой невероятно красочный спектакль, если говорить о праздничном разноцветьи! И расцветают, рассыпаются ракетные сполохи! Они выписывают буквы О… U… S… во всех направлениях… север!.. юг!.. торжество театрального искусства, вот что приходит на ум!.. но за смертоносной дымовой завесой!.. убрать завесу! Черт! Бабах! Одного достали! Подбили! В воздухе! С неба! Он падает пылающим мотыльком! факел!.. голубоватый… крутящийся факел… вся линия горизонта багровеет от бомб! Окровавленный горизонт!.. особенно на севере… я только сторонний наблюдатель… самолеты разлетаются: запад… восток!.. новое направление! Множество дымов и светящиеся траектории пуль!.. трассирующих пуль! Двадцати цветов!.. летят за самолетами! Гонятся по пятам! Не только снаряды! прожектора! ослепительно белые колющие стрелы прожекторов!.. а самолеты уже фантомы! Полупрозрачные!.. вот истинная реальность!.. правда войны! Сраженные светом! Те, кто, как и я, был при этом, никогда не забудут!.. пробитые крылья, кабины!.. в ореоле светящихся пуль!.. ну вот, еще один отслужил! Бум! Взрывается, раскаленный, трепещущий! И падает на Сент-Уан! Он не обратился в мотылька! У него просто не было времени, чтобы покрутиться над землей! Охваченный пламенем, хрясь! На дома! И тут же фонтан искр! Синий! Зеленый!.. и шквальный огонь пушек… они неистовствуют! десять! Сто батарей! Всей мощью! Ковровая бомбардировка! все было так, как я рассказываю! Плиний не Плиний! Фердинанд! Клиши! Я – свидетель! И пусть пятьдесят невежд, сто тысяч невежд говорят обратное, они выглядят необразованными, жалкими недотепами, вот и все! В этом весь человек, его истинное нутро, вот на что он способен, его любимые игрушки, его развлечения… горящие заводы, зарево, подымающееся со стороны Сент-Уан… и миражи, сотканные из воздуха, плывущие в небе, как сад Синей Бороды, и город, огненными смерчами уходящий в небеса!.. миражами я-то не одурачен! подумаешь, оптический обман!.. чудо природы! да уж! чудеса!.. я записываю!.. я должен все записать… для вас же!.. сад Синей Бороды поднимается к Небесам! Ба-бах! Перевернутый вверх ногами! Вывернутый наизнанку! Цикламены! Герань! Розы! И все другие цветы разных цветов!

– Смотри, Лили! Он опрокинут!

Я не ошибаюсь, я вижу… точно, это сад Синей Бороды! Ломоносы… герань… васильки… другие цветы!.. неизвестные мне… ох, уж этот мерзавец Синяя Борода! Лили мне может возразить!.. никогда у Синей Бороды не росли герани! Это феерия! чудеса отражений… теперь плывет в небе вся улица Лёпик! И лотки торговцев… кучи цветной капусты, помидоров, клубники!.. это же не на самом деле?… это обман зрения, не иначе! фокусы сетчатки, да или нет? а?… а пол? то, как он кружится, скачет, топорщится под нами?… это ведь не природное явление? землетрясение? я должен это записать!.. потом вы же будете покупать мои книги, в далеком будущем, когда я умру, чтобы узнать, что же послужило началом конца подлости рода человеческого… и взрывы из глубины души… они не знают, но узнают!.. малоизученный всемирный Потоп оказался в целом никому не интересной эпохой!.. оказалось, что все страдающее человечество тем и отличалось, что послужило наживкой! Для кого? Вот самое страшное кощунство! Виват Плинию!

Опираясь на подоконник, мы словно в первом ряду директорской ложи, но все-таки в глубине зала, то бишь Монмартра… тайны скрыты под Каррьер!..*[28]28
  Тут и далее Селин пишет с большой буквы слово «каррьер», которое не выходит у него из головы на протяжении всей бомбардировки. Это Гранд-Каррьер, квартал, которому они обязаны своим названием: там находится кладбище Монмартр, где когда-то были открытые разработки. Но воображение Селина тревожат подземные карьеры, где до второй половины XIX века шли разработки, что приводило к провалам и оседанию почвы. В наше время карьеры полностью засыпаны. Но существующие подземные пустоты вплоть до недавнего времени являлись причиной различного рода аварий. В представлении Селина, Монмартр – это «кружева и пустоты».


[Закрыть] уже две тысячи лет они там роются! принося оттуда неизвестно что!.. бездны ужаса!.. запретные знания!.. карта утеряна… секретная карта… на ней весь подземный Монмартр! Предел их мечтаний – сравнять его с землей! И они таки обрушат его!.. Обрушат!.. ничего не оставят на поверхности… все рухнет в пустоты, скроется под нечистотами!.. и не найдут ни обломка стены!.. ни куска черепицы!.. ничего!.. я предупреждаю Лили об этом:

– Ничего не найдут!..

Даже развалин тупика метро! вот работа катаклистов! Я вам говорю! только и остается, что смотреть вниз, на Сент-Уан!.. Беспорядочность пожаров! они собираются поливать огнем Безон, я думаю!.. я думаю о Безоне… они могут даже Сену вскипятить!.. огнем, который обрушат в ее волны! Ах, я вижу аббатство Сен-Дени, оно скрыто пламенем! гигантским опалом! Одним ударом!.. неимоверное преувеличение, сказали бы вы! я не выдумываю!.. так оно и есть!

– Это Сен-Дени, Лили! Сен-Дени!

Я не сдаюсь, мне хочется все видеть!..

– Никогда им не разрушить Сакре-Кёр!

Я пророчествую! вот здание, похожее на наше!.. кирпичи! мозаика!.. лифт! что с ним станется? Даже от бомбы, взорвавшейся на определенном расстоянии, оно взлетит на воздух! постройка времен легкомысленной эпохи!.. ведь самолеты едва-едва не задевают водосточные трубы нашего дома!.. все дрожит! черепица! фундамент! тарелки в буфете! ну и? у меня предчувствие, что все будет поглощено бездной! Прекрасное приключение, катакомбы! И мы в них провалимся без задержки! такие катаклизмы сто очков дадут любой фантазии! неважно, кто останется в дураках! Ожидать худшего – это… ладно! Лили тоже… но я ее не прошу… в Потопе слились воедино небо и земля… это спектакль, а затем все заканчивается… шрапнель осыпает горящие угли, взрывается синим, желтым… красным…

– Держи меня! – просит она, – держи меня! А потом ты обними меня!

Этого мало! Ей хочется страсти! После недавнего безумия!.. катастрофа!.. и Ба-бах! И Ба-бах! Ничего, все нормально! Я ее обнимаю так крепко, как она просит… я молчу, я молчу… но не могу не думать… она сделалась моделью, ее лапали, хлопали по заднице!.. и Жюль тоже! горбун! негодяй! калека! ссыкун!.. от этого и помереть недолго… нужно смириться!.. это ничто, по сравнению с моим спасением вообще!

– Черт! дерьмо! стыд и срам!

Я обдумываю.

А дом в этот момент качается, клонится, мне кажется, что он движется!.. нет!.. мы ведь стоим у окна!.. заметили бы… Какой спектакль! какая щедрость изобразительных средств! Я вам рассказывал о 14 Июля! Париж-корабль, плывущий по небу! Вздор, мы на земле, пятьсот ослепительных лучей, прямо тут, на наших глазах, скрещиваясь, взрываются с грохотом и молниями! Ах, корабль, мой Париж! гвоздичка в петлице!.. хлопушки школьников! я снова думаю о Жюле… как он ее соблазнял! потоп – не потоп! у меня нет времени для раздумий над этой гнусностью получеловека… над другими домами, срывающимися со своих мест!.. они подпрыгивают, раз за разом!.. и уходят в небо!

– Чудо! – восклицаете вы! – Чудо!

Чудо! Но это происходит на моих глазах! Я бы тоже усомнился, если бы не взрывы бомб… но бомбы-то были никак не сном… и, впридачу, тысячи трескучих ракет! с треском кроящих горизонт! Я видел тропические грозы! Я видел бомбардировки во время других войн, раскалывающие землю и все живое, но вулканический выброс феерической ярости требует участия пусть дьявольского, но Разума!.. отрицание Добра! Концентрация Зла! Однако Зло не есть атрибутом каждого человека! Я лично знаю некое зло в ящике на колесиках! Там, наверху, просто прелесть!.. пьяница, ссыкло, свинья, развратник! обрубок! мерзавец!.. вон он, наверху, на мельнице! а!

Не время для препирательств! нужно спускаться!.. спускаться, да! Сначала в вестибюль, а затем – в метро!.. «Ламарк»?… «Аббатиссы»?

Я предлагаю Лили.

– Давай спустимся!

Но она не хочет! ах, уж эта Лили! ну не желает она, и все!.. а вот мебель – та хочет! Шкаф, комод, три стула… уже в коридоре, на лестничной площадке, танцуют польку! все! драка!

– Ты не хочешь спускаться, а если тебя унесет взрывной волной!

Действительно, она все сметает! меж окон бушует смерч!..

– Скажи, а если тебя унесет порывом ветра? Ты кинешься к Жюлю?

Она меня спрашивает, меня! Мир перевернулся!

– Я! К Жюлю!

– Он высоко! Ты разве его не видишь, он на мельнице? Она как будто не слышит, что я говорю!

– Я больше никогда к нему не пойду!..

Она скоро объявит меня поклонником-жюлистом! соучастником его гнусностей!

– У тебя плохо с глазами? – спрашивает она.

– Да, плохо, но я все равно смотрю!

Я хочу видеть все! хочу видеть каучук Безона! Завод!*[29]29
  Это соответствует действительности: каучуковый завод сначала представлял марку «Хьючинсон», а затем, с 1938 г., стал производителем резины марки «Клебер-Коломб».


[Закрыть] хочу увидеть резервуары газа! хочу видеть все излучины Сены!

– Ну раз ты настаиваешь, чтобы мы остались!

Но она больше не хочет смотреть на юг, она хочет смотреть на север из другого окна! ну давай… как бы нам туда добраться?… согнувшись!.. пошатываясь!.. потом ползком… по осколкам стекла! просто люстра разбилась!.. венецианская люстра… Честно говоря, то, что мы увидели на севере, стоило трудов!.. грандиознейший взрыв… десять, двадцать кратеров в Рено! А бомбы падают еще и еще, гроздьями! Взрываются, рассыпаются зелеными искрами! синими! низвергаются водопадом сквозь облака!.. ах, что за фантасмагория ужаса! Феерия, перенасыщенная цветом, даже я, не художник, говорю себе: ах ты, черт побери! это ослепительное зрелище, бесценное впечатление! Наверное, столь невероятные всплески ясноцветья потрясают вселенную! грядущие поколения, быть может, увидят нечто еще грандиознее и прекраснее… еще?