Текст книги "Пожиратели огня"

XIII

Пробуждение Джильпинга. – Вулканические перевороты. – Сын и внук героя независимости. – На жизнь и смерть. – Потерянный бумажник. – Заблудились. – Взрыв в недрах земли.

Оливье проснулся свежим и бодрым, с новым запасом сил и энергии. Зато пробуждение Джона Джильпинга было весьма уморительное. Выпив за обедом не в меру крепких напитков, он спал так крепко, что Дик насилу его добудился; проснувшись, он с тупою злобой взглянул на канадца и, приняв его, должно быть, за нечистого духа, воскликнул:

– Vade retro, satanas; отыди, сатана!

Когда Дик объяснил проповеднику, что нужно сниматься с привала как можно скорее, англичанин начал тереть себе глаза и бормотать что-то под нос, так что Дик принужден был ему заметить:

– Как вам угодно, мистер Джильпинг, но мы вас ждать не можем. Даем вам еще пять минут; если вы не будете к этому времени готовы в путь, то не прогневайтесь. Мы уйдем без вас!

– Ужасные эгоисты эти англичане, – сказал Дик, отходя от проповедника.

– Они воображают, что весь мир создан только для них.

Это вызванное досадой замечание было как нельзя более справедливо.

Действительно, бездушный эгоизм, своекорыстие и крайняя недобросовестность в отношении к другим составляют отличительную черту британского характера. Это народ, способный бомбардировать среди глубокого мира Копенгаген, воевать с китайцами за несогласие их отравляться опиумом, обратить в пепел Александрию только для того, чтобы повредить иностранной торговле, и вообще способный в международных отношениях на всякое предательство.

Но стоит только в разговоре с англичанином повысить тон, как он сейчас же сделается мил и податлив, особенно если убедится, что за этим повышенным тоном скрываются действительная сила и серьезная решимость не уступать.

Так было и с Джоном Джильпингом. После слов Дика он сейчас же вскочил и живо собрался в дорогу.

Посоветовавшись еще раз между собою, Дик и Оливье окончательно решили выйти из пещеры тем выходом, который приходился против третьего источника. Проход был довольно широк и с хорошим, ровным песчаным дном, по которому было очень легко идти.

Впереди двинулись Оливье и Дик с мулом, за ними Джильпинг с Пасификом, в арьергарде Лоран.

Шли они довольно долго и вполне благополучно; только охмелевший англичанин спотыкался на каждом шагу и ворчал на тяжелые обстоятельства. Вместе с тем Оливье заметил какую-то странную перемену в обращении Дика. Канадец, говоря с Оливье, почему-то стал держать себя необыкновенно почтительно и кланялся чуть ли не при каждом слове.

– Что с вами, Дик? – заметил ему наконец Оливье, потеряв терпение. – Я замечаю в вас какую-то церемонность. Это меня пугает!

– Нет, ничего, это вам только так кажется… – отвечал канадец и чуть-чуть не прибавил: «ваше сиятельство», но вовремя удержался.

Помолчав с минуту, он продолжал:

– Были вы когда-нибудь в Америке, господин Оливье?

– Нет, никогда не бывал, но заочно питаю большую симпатию к этой стране. Мне бы очень хотелось посетить ее, потому что, надо вам сказать, мой дед участвовал в войне за независимость Соединенных Штатов, он служил под начальством Лафайета.

– Вот совпадение! – воскликнул Дик. – Мой отец тоже служил в его корпусе. Он был ротным командиром в пенсильванском полку.

– В пенсильванском! – проговорил Оливье, заинтересовываясь все сильнее и сильнее.

– Да. Мой дед рассказывал, что он попал в плен и его хотели повесить, но командир полка выручил его, завязав с англичанами битву под Йорктауном…

– А как звали этого командира?

– Маркиз Лорагюэ д'Антрэг.

– Это мой… – начал было Оливье и закусил себе губы.

– Договаривайте, граф, я все знаю: это ваш дед, а я сын спасенного им капитана Лефошера, готовый отдать за вас последнюю каплю крови.

– Вы знаете?.. Что вы знаете?

– Все ваши приключения и в России, и в Париже, все причины, побудившие вас уехать в Австралию…

– Ах, Лоран! Лоран! Ведь я же тебе говорил не болтать! – с упреком обратился граф к своему слуге.

– Простите меня, граф, – оправдывался, подбегая, Лоран, – это случилось как-то нечаянно. Мне сделалось очень грустно, а господин Дик выказал такое сочувствие…

– Не браните его, граф, – вступился Дик. – Вы спали; бедный Лоран плакал. Мы разговорились и открыли друг другу душу. Право, это очень хорошо, что я знаю. Я только жалею, что не знал этого раньше! Я пригласил бы своих канадских товарищей, и мы уже давно были бы на прииске.

Оливье дружески сжимал руки старого канадца; по загорелому лицу его текли горячие слезы умиления.

– Это моя вина! Как я не сообразил, что вы совсем не похожи на заурядного авантюриста, который ищет золото ради золота… Но не все еще пропало. Я еще успею поправить дело. Только бы отсюда выбраться поскорее…

Между тем путники продолжали идти подземельем, свод которого постепенно понижался, так что даже Джон Джильпинг вынужден был слезть со своего осла, на которого он уселся за несколько времени перед тем, и продолжал путь пешком. Вместе с тем дорога шла не подъемом, а спуском, так что в конце концов у Дика зародилось беспокойство, о котором он решился заявить Оливье.

– Не посоветоваться ли нам с англичанином? – предложил граф.

– С пьяницей-то с этим! Ну что от него может быть путного? – возразил Дик.

– Вы не смотрите, что он любит выпить. Все англичане более или менее таковы, а между тем всякий согласится, что они дельные люди. Ведь Джильпинг

– геолог, он наверное знает толк в интересующем нас вопросе.

Когда к англичанину обратились за мнением, он внимательно оглядел почву и объявил, что, по его мнению, трещина, в которой они находятся, представляет результат вулканического переворота, что подземный ход может продолжаться до бесконечности, что нет оснований полагать, чтобы он имел где-нибудь отверстие на земной поверхности.

– Я давно уже видел, что дело неладно, – закончил свое заключение англичанин, – но думал, что вы хорошо знаете дорогу, и молчал. Теперь, когда вы меня спросили, я должен вам посоветовать как можно скорее возвращаться назад. Моя геологическая опытность предупреждает меня, что где-нибудь недалеко отсюда находится нефтяное озеро, в которое мы можем совершенно неожиданно полететь. Я даже положительно слышу запах нефти…

Не успел Джильпинг договорить, как раздался ужасный взрыв, потрясший своды и опрокинувший на землю всех путешественников. Фонарь выпал из рук Лорана и потух.

Когда прошло первое ошеломление, путешественники встали на ноги. Оказалось, что никто не пострадал. Лоран поспешил высечь огонь и зажечь фонарь.

Когда темное подземелье осветилось, все разом вскрикнули:

– Что это такое?

– Мистер Джильпинг, – спросил Оливье, – как вы думаете, не взрыв ли это каких-нибудь газов?

– Совсем нет, – авторитетно возразил геолог. – Сотни и тысячи лет прошли с тех пор, как все здесь смолкло и замерло в гробовой тишине. Эти вулканические перевороты, какие мы здесь имеем перед глазами, принадлежат вторичному периоду; и эти внутренние излияния лавы, эти потоки ее прошли сюда издалека, так как в Австралии нет ни малейших признаков вулканов! Есть вероятие предполагать, что эта лава нашла себе выход лишь в океане, чем и объясняется это невероятное количество скал и островов у восточных берегов Австралии.

– Так вы полагаете, что эти подземные ходы могут тянуться на протяжении нескольких сот миль, вплоть до самого моря?

– В этом нет ничего невероятного! Кора земная тверда и плотна на поверхности; а по мере того, как мы углубляемся на значительную глубину, все больше встречается в ней пустот, образовавшихся вследствие сжатия газов и водяных паров в момент охлаждения расплавленной массы. Кроме того, если бы это был взрыв подземных газов, то все бы мы непременно задохлись. Затем, обратите внимание, что порыв ветра, опрокинувший нас всех, пронесся не из глубины недр земли, а из длинного хода, которым мы шли!

– Это правда! – воскликнул канадец. – Я тоже это заметил!

– Что касается меня, – продолжал Джильпинг, – то я твердо убежден, что взрыв этот – дело рук человеческих, произведен с помощью нескольких фунтов пороха, взорванного в некотором расстоянии от нас, под сводами этого подземного хода, вероятно, с целью лишить нас возможности вернуться обратно на поверхность земли!

Произнесенные невозмутимо спокойным тоном, эти слова англичанина словно громом поразили его спутников. Несмотря на свое несомненное мужество, Оливье с легкою дрожью в голосе спросил:

– Вы уверены, что не ошибаетесь?

– Вполне уверен, да заметьте, уже и запах пороха начинает постепенно доходить до нас. Разве вы не слышите?

Действительно, запах пороха ясно чувствовался в воздухе; теперь уже не могло больше быть сомнения.

– Значит, мы погибли?! – воскликнул Оливье.

– Это еще неизвестно; я утверждаю только, что был произведен взрыв в подземелье, и нам теперь остается обсудить, что делать!

– Но кому это могло быть нужно? – воскликнул Оливье.

– Кому?! – повторил удивленно канадец. – Неужели вы не догадываетесь? Те, кто преследовал вас и в Петербурге, и в Париже, последовали за вами и в Австралию и с самого момента нашего отправления из Мельбурна идут по нашему следу вместе с лесовиками, которые, очевидно, у них на жалованье. Это они натравили на нас дундарупов, рассчитывая убить нас, оставаясь сами в стороне, а когда это не удалось, они прибегли к этому последнему средству – к взрыву! Кажется, это достаточно ясно!

XIV

Невидимые. – Убеждение Джона Джильпинга. – Обсуждение. – Непреодолимые препятствия. – Обвал. – Что сталось с Черным Орлом.

Оливье не сразу согласился с канадцем; он никак не мог допустить, чтобы враги его были до такой степени могущественны. Но потом, припомнив все события, сопровождавшие его путешествие по Австралии, сопоставил их с парижскими и петербургскими происшествиями и невольно пришел к убеждению, что старый Дик прав.

Горько было молодому человеку сознавать, что он побежден, что враги восторжествовали над ним.

– Неужели мы умрем в этом подземелье?! – вскричал он в невыразимом отчаянии.

– Успокойтесь, граф, еще не все пропало, – уговаривал его Дик. – Нет такого положения, из которого бы не было выхода. Я не теряю надежды вырваться отсюда и употреблю все усилия, чтобы вас спасти. Я вечно помню завет отца, который постоянно твердил мне: «Дик, если кому-нибудь из Лорагюэ д'Антрэгов понадобится твоя жизнь, отдай ее не колеблясь».

Оливье, обливаясь слезами, молча обнял своего друга. Лоран тоже протянул графу руки и сказал с чувством:

– Возьмите и мою жизнь, граф! Я с радостью пожертвую ею ради вас!

Эта сцена тронула даже толстокожего Джона Джильпинга. Он смотрел на трех друзей во все глаза и посапывал носом, бормоча про себя:

– Кажется, они люди порядочные, джентльмены. А я-то принимал их за беглых каторжников! Надо им помочь, тем более что я и сам не имею ни малейшего желания погибать так нелепо!

Случайно расслышав эти слова, Дик сказал вполголоса своим друзьям:

– Я готов переменить свое мнение об этом англичанине. Он, оказывается, вовсе не такая скотина, какою я его считал!

Он подошел к англичанину и молча протянул ему руку. Тот взял ее и пожал. Лед был сломан. Оливье и Лоран тоже подошли к Джону Джильпингу и обменялись рукопожатиями. Дружба была заключена. Заметим, что геолог-проповедник пожал руку Дику и Лорану с гораздо большею сдержанностью, чем графу Лорагюэ, который сказал ему свое настоящее имя. Но это различие нисколько не укололо искренних друзей графа.

Не прошло и десяти минут с момента взрыва, как произошел феномен, явившийся естественным следствием взрыва и предвиденный Джоном Джильпингом.

Как уже было сказано, сильный запах пороха распространился в подземелье в той его части, где теперь находились путешественники; и мало-помалу образовалось густое облако, охватившее всю подземную галерею с тем более упорной медлительностью, что в этом подземелье не было ни малейшего движения воздуха; последнее явилось несомненным доказательством, что впереди ход был завален земляным обвалом. Теперь пороховой дым распространялся только в силу своей эластичности и должен был в конце концов рассеяться вследствие охлаждения газов и поглощения их почвой. Вскоре он до того сгустился в той части подземелья, где находились несчастные, что дышать стало трудно, и даже фонарь их, за отсутствием притока свежего воздуха, грозил ежеминутно погаснуть, а сами они рисковали задохнуться.

Наконец по прошествии ужасного получаса давление, ощущаемое в груди, стало постепенно ослабевать, а свет фонаря становиться ярче. Но быть может, еще более страшная смерть ожидала их, мучительная смерть от голода? Однако человека никогда не покидает надежда на спасение, даже и в самые ужасные моменты, а потому беглецы почувствовали себя теперь почти счастливыми, хотя в действительности положение их почти не улучшилось.

Расположившись на обломке скалы, наши приятели принялись обсуждать свое положение. Решено было немедленно двинуться к месту взрыва и освидетельствовать состояние обвала. Мул был нагружен всеми необходимыми орудиями для производства раскопок, и в сердцах этих обездоленных людей шевельнулась надежда: быть может, обвал не столь серьезен, чтобы четверо энергичных людей не могли проложить себе путь при усердной работе в течение нескольких часов или даже нескольких дней.

При проверке съестных припасов оказалось, что их могло хватить дней на десять, не считая нескольких десятков фунтов сухарей, которые решено было предоставить обоим животным; с последними постановлено было покончить только в случае величайшей крайности.

Им не грозили также мучения жажды, так как, не считая пяти или шести ящиков бренди, находившихся в запасах почтенного мистера Джильпинга, свежая, чистая вода светлыми, тонкими струйками сбегала со сводов подземелья, и ее можно было собирать в сосуды для питья.

Оба животных тотчас получили свой рацион сухарей и были напоены досыта водой, а наши друзья, закусив мясными консервами и знаменитым честером, пустились в обратный путь.

Не прошло четверти часа, как раздался новый взрыв, слабее первого.

– Негодяи! – вскричал Джильпинг. – Они решили погубить нас во что бы то ни стало. Они взорвали почву в другом месте, чтобы образовался не один обвал, а целых два.

– Все равно, идемте вперед! Будь что будет! – отвечал Оливье.

И друзья продолжали путь.

Это новое доказательство беспощадности «невидимых» врагов графа только возбудило энергию и решимость четверых спутников преодолеть во что бы то ни стало все воздвигаемые на их пути препятствия. Правда, Оливье боролся за себя, за свои собственные интересы, и это было естественно. Лоран и Дик готовы были бороться до последнего издыхания, один – за своего обожаемого господина, порученного его попечению, другой – за внука спасителя его отца. Но Джон Джильпинг, попавший совершенно случайно в эту передрягу, совершенно чуждый всякого интереса в этой страшной драме, являлся положительным героем. Он примирился с данным трагическим положением с холодным стоицизмом настоящего англичанина. Не следует, однако, приписывать эти чувства его благородной, рыцарски великодушной натуре, так как предоставь ему выбор – он, вероятно, не шевельнул бы пальцем для спасения Оливье и ни за что на свете не вмешался бы в историю, которая его не касалась. Нет, им руководила мысль о британском престиже, о чести британского имени перед лицом двух французов и канадца, которых он в душе считал неизмеримо ниже себя только потому, что не имели чести быть природными британцами.

Ему казалось, что британский леопард и галльский петух стоят лицом к лицу в данный момент и британский флаг вьется у него над самой головой, что целая Англия с гордостью взирает на него, требуя, чтобы он не посрамил английского имени. Этот забавный псалмопевец и проповедник, этот член евангелического общества черпал в сознании, что он англичанин, ту силу и смелость, какую другие черпают только в своих высоких душевных качествах.

И почти все англичане таковы. Этим объясняется, что эти грубые, себялюбивые эгоисты, эти лицемеры, мистики и пьяницы при случае проявляют примеры истинного героизма и мужества, побудительные причины которого всегда чисто национальные – английские, а не общечеловеческие.

Для всякого истинного англичанина человечество начинается и кончается там, где начинается и кончается Англия; все остальные народы, по их мнению, люди низших рас, которых Англия вправе эксплуатировать, кромсать на куски, давить и угнетать по своему усмотрению.

Англия никогда не жертвовала собой ради другого народа, и ни один англичанин никогда не пожертвовал собою ради другого человека; этот свирепый, черствый эгоизм – сила, которая ломает все на своем пути.

После двухчасовой ходьбы наши пионеры дошли до первого обвала.

Действие взрыва было ужасно. Стены и своды подземелья были буквально разрушены, и громадные обломки их совершенно завалили проход. Джон Джильпинг осмотрел это разрушение с видом знатока и покачал головою, говоря:

– Здесь не пройдешь!

– Так что же нам делать? Неужели умирать? – спросил Оливье.

– Я этого не говорю… Но посмотрите, какой ужасный взрыв!.. Нам нужно посоветоваться. Пусть каждый выскажет свое мнение.

– Первым по обычаю подает мнение младший, – сказал Оливье. – Поэтому я прямо говорю: я не вижу никакого средства!

– Ваше мнение, мистер Лоран?

– Я… я одного мнения с графом.

– Ваше, мистер Дик?

– О, у меня одна надежда на Виллиго. Он догадается и выведет нас как-нибудь отсюда. Он созовет своих воинов и отроет обвал.

– Ну, а если Виллиго убит? – спросил Оливье.

– Я не допускаю этого, – отвечал Дик. – Я уверен, что он спасется, если уже не спасся. Ведь против него действуют только дундарупы.

– Но как же нагарнуки нас отроют?

– Не знаю как, но уверен, что сумеют.

– А сколько, по-вашему, понадобится на это времени?

– Не знаю.

– Если несколько недель, то что мы будем делать?

– У нас провизии достанет на десять дней. Убавим порции наполовину, вот мы и обеспечены на двадцать. Только уж животными придется пожертвовать.

– А мой верный пес?! – вскричал Оливье. – Бедный Блэк!

– Успокойтесь, граф, – обратился к нему Дик. – Я уверен, что до этого не дойдет. Избавление придет гораздо раньше. Что-то говорит мне, что наш последний час еще не настал! Таково мое внутреннее убеждение, и я ему верю!

XV

Мнение Джильпинга. – Выбоины, выемки и трещины без конца. – Безвозвратно погибли. – Возвращение Блэка. – Последние попытки. – Туннель. – Дик не возвращается!

Пришла очередь Джона Джильпинга сказать свое мнение.

Во время разговора Оливье с Диком он что-то сосредоточенно обдумывал, потом встал, попросил у Лорана на время фонарь и прошелся несколько раз по подземелью.

Кончив осмотр, он подошел к графу и сказал улыбаясь:

– Теперь моя очередь, граф, сказать свое мнение! – Затем продолжал, возвышая голос и обращаясь ко всем: – Я полагаю, джентльмены, что нам не понадобится помощь нагарнуков: мы гораздо раньше выберемся на свет!

Все три пионера недоверчиво взглянули на проповедника и потом переглянулись между собою, как бы спрашивая друг друга, в своем ли он уме. Англичанин заметил произведенное им впечатление и сказал:

– Я сейчас вам все это объясню! – и передал им результат своих наблюдений.

Дело в том, что он заметил в стенах прохода множество трещин, которые вели в какие-то боковые ходы, по всей вероятности составляющие разветвление главного и сообщающиеся между собою. Углубившись в эти ходы, можно было дойти до пещеры, в которой путники отдыхали утром. Последнее было тем вероятнее, что в пещере Джильпинг заметил, кроме трех главных, еще несколько меньших отверстий.

Внимательно выслушав заключение геолога, Оливье сказал:

– Следовательно, мистер Джильпинг, если замеченные вами боковые ходы сходятся в пещере, то вы полагаете, что мы спасены?

– Именно так, граф!

– Следовательно, мы вполне можем считать вас своим спасителем.

– Не меня, не меня… Это все наука; лишь ею руководился я при своих выводах; только она одна и могла нам здесь помочь.

– Пусть так, мистер Джильпинг, но вы здесь ее представитель, через вас она нас спасает! Примите же нашу сердечную благодарность!

Лоран и Дик молчали, с нескрываемым восторгом глядя на англичанина.

Джон Джильпинг, видимо, наслаждался своим торжеством. В упоении он затянул псалом, потом, не удовольствовавшись пением, достал кларнет и начал играть. Звуки гулко раздавались под темными сводами, и на этот раз фигура проповедника была уже не смешна, а только оригинальна.

Впрочем, великое и смешное постоянно перемешиваются во всяком англичанине.

В то время когда Оливье с некоторым недоумением смотрел на своего странного спутника, до слуха донесся странный шум, как бы далекий собачий лай.

– Слышите? Слышите? – сказал он, побледнев, Дику и Лорану, стоявшим подле него.

Дик внимательно прислушался.

– Как будто собака идет по следу!.. – заметил он.

Все стали напряженно прислушиваться, даже Джон Джильпинг прекратил свою музыку и пение. Звуки точно замирали, то доносились как будто откуда-то сверху.

– Это, несомненно, собачий лай! – подтвердил свое первое предположение канадец, привыкший лучше других различать звуки во время своей бродячей жизни.

– Это Блэк! Мой любимый пес! – воскликнул Оливье. – Я узнаю его голос: его, как и нас, засыпало в этом подземном ходе, и, вероятно, он очутился как раз между двумя обвалами и теперь старается вернуться к нам!

Лай животного заметно приближался; теперь уже не оставалось никакого сомнения. Не имея возможности вернуться обратно тем же путем, каким оно удалилось от своего господина, умное животное возвращалось по одной из побочных трещин. Теперь оставалось только узнать, удастся ли Блэку добраться до них. Если да, то спасение несомненно, и предположения англичанина, что все эти трещины выходят к большой пещере, где находятся гейзеры, несомненно подтвердятся.

Теперь же лай слышался так близко, что через какие-нибудь две минуты, если на пути не встретится какой-нибудь препоны, собака бросится к ногам своего господина.

В этот момент Оливье схватил золотой свисток, висевший у него на цепочке, и дал три свистка, которыми он обыкновенно призывал Блэка.

Громкий, радостный лай был ответом на этот призыв, и почти в тот же момент умное животное одним прыжком очутилось подле своего господина. Мокрый, грязный, с всклокоченной шерстью, Блэк выскочил из той самой трещины, которую всего за несколько минут до того осматривал Джон Джильпинг.

– Блэк! Блэк! Мой любимый, хороший пес! – восклицал Оливье, не помня себя от радости, и собака уже не лаяла теперь, а визжала от радости, извиваясь вокруг него.

Возвращению Блэка радовался не только его хозяин, но и всех остальных охватило безумно радостное чувство при виде вернувшейся собаки, так как ее появление было несомненным доказательством того, что они спасены от почти неизбежной, как им казалось, смерти в этом подземелье.

Довольный результатом своих предположений и успокоенный относительно грозящей ему и его товарищам участи, Джон Джильпинг предложил прежде всего закусить.

Достав свои лучшие консервы, он на славу угостил приятелей, не забыв, разумеется, и себя, причем совершил обильное возлияние виски и джином. Наевшись и напившись, он грузно растянулся возле своего осла, предавшись приятным грезам.

Около часа спал англичанин, и пионеры с нетерпением дожидались, скоро ли он проснется. Наконец желанное событие совершилось, и мистер Джильпинг поднялся со своего ложа.

– Мистер Джильпинг, – сейчас же обратился к нему Дик, – я думаю, что животных нужно оставить покуда здесь. Они едва ли пройдут по трещине.

– Совершенно верно, – согласился с ним Джильпинг, – но и мы сами не через всякую трещину пройдем… Нужно сначала исследовать ширину всех этих боковых ходов и выбрать тот из них, который окажется просторнее.

Это мнение было так убедительно, что все приняли его без возражений.

Теперь оставалось только приготовиться в путь. Из багажа было взято лишь самое необходимое, мула и осла привязали в пещере и принялись выбирать новую трещину.

Внимание друзей остановилось на ближайшем отверстии, хотя англичанин сомневался, чтобы оно было проходимее других.

Дик пошел осмотреть проход, чтобы исследовать, насколько он действительно представляет удобств.

Прошло около часа, а канадец не возвращался. Оливье начал беспокоиться. Вдруг Блэк заворчал, залаял и кинулся по следам Дика. Пионеры подождали, не подаст ли собака голос, но не расслышали никакого звука.

– Тут что-то не так! – заметил Оливье англичанину. – Как вы находите, мистер Джильпинг?

– Я с вами согласен и, откровенно говоря, допускаю возможность несчастья.

– Не пойти ли мне?..

– О нет, подождите… Я требую, чтобы вы подождали еще десять минут, и тогда скажу, что нужно делать.