Текст книги "Невеста авантюриста"

– Скажите ему, чтобы он нанял себе помощников, – сказал Квин. Он сел рядом с ней, совершенно не заботясь о своем изысканном фраке, несмотря на то что скамья была покрыта мхом. – Спасибо вам, Селина.

– Да за что же? Нет ничего сложного в том, чтобы поговорить с садовником. Напротив, это может быть даже интересно. Я же вам говорила, я была бы рада быть полезной.

– Я говорю совсем не об этом. – Он наклонился, опершись локтями на колени и сосредоточенно глядя на свои сцепленные ладони. – Спасибо, что так самозабвенно защищали меня там, в церкви. Мне жаль, если мое присутствие заставило вас испытать стыд перед своими друзьями.

– Они мне не друзья, – сказала она, а про себя подумала: «Все мои друзья остались в лондонском борделе, а где мои любимые сестры, я и вовсе не знаю». – Они лишь знакомые, не более того.

– Вам пришлось оставить в прошлом много друзей? – спросил Квин, своим неожиданным вопросом заставив ее буквально подпрыгнуть. Он выпрямился и посмотрел на нее, и во взгляде его был не просто вопрос, а скорее попытка разгадать какую-то тайну.

– Нет, я потеряла лишь несколько близких друзей. Мы жили неподалеку. Ну и своих сестер, конечно.

– Я полагаю, когда у вас будут деньги, вы захотите вернуться к ним? – спросил Квин и протянул руку, чтобы коснуться ее кисти.

Лина заставила себя успокоиться и позволила ему сделать это. Если она начнет сопротивляться, он может подумать, что она поддалась панике, а это, возможно, доставит ему еще большее удовольствие. Однако он лишь перевернул руку и стал рассматривать ее ладонь.

«Немного флирта, – подсказывал внутренний голос. – Будь уверена в себе и легкомысленна. Не позволяй ему почувствовать твое беспокойство или заметить, какое действие он оказывает на тебя. Если ему нравится охотиться на девственниц, запутай след».

– Вы так хотите поскорее избавиться от меня, милорд? – спросила она, чуть надув губы.

Он опустил взгляд на ее губы, и Лина, разволновавшись, торопливо облизнула их.

– Нет, что вы, вы совершенно очаровательно дополняете своим обществом жизнь в поместье, – сказал Квин и снова сосредоточился на ее ладони. Он провел пальцем по тонкой линии, которая огибала основание ее большого пальца, и она вздрогнула, стараясь не поддаться порыву и не сомкнуть ладонь, заключив в плен его пальцы. – Какая длинная линия жизни! Вы только посмотрите на все эти приключения. – Кончик его пальца нежно касался ее ладони то тут, то там, где прочие, более короткие линии, вплетались в одну основную.

– Вы умеете читать по ладони?

– Меня научила одна прелестная цыганка. – Квин замешкался, но потом раскрыл перед ней свою левую ладонь. – Видите этот разрыв в линии жизни? Уверен, она сказала бы, что это тот самый разрыв, который она оправдала, ударив меня ножом в спину и оставив умирать.

– И что же случилось? – Пальцы Лины невольно сомкнулись, пылко сжав руку Квина.

– Грегор, как всегда, появился вовремя. Мы были тогда в Константинополе, и он на несколько дней отправился по торговым делам, оставив меня с моей новой возлюбленной. Он примчался обратно, ворвался внутрь и обнаружил меня, истекающего кровью на великолепном восточном шерстяном ковре. Он остановил кровотечение и отправился за нею, чтобы вернуть мое золото.

– А что стало с цыганкой? Что он с ней сделал?

– Об этом я его не спрашивал, – сказал Квин. – Этот случай научил меня никогда не доверять женщине, даже если она раздета.

– И где же она прятала нож? – спросила Лина, твердо решив не показывать своего изумления, каков бы ни был ответ.

– В своих волосах, – с грустью улыбнулся Квин. – Вот, например, вы могли бы спрятать в своей шляпке пару дуэльных пистолетов.

– Быть может, я так и сделала. – Она замолчала, заполнив мгновение тишины многозначительной недосказанностью. – Но у меня нет ни малейшего намерения демонстрировать их вам, Квин.

Его имя нечаянно сорвалось с языка, и она в тот же миг прикусила губу, словно стараясь поймать его, но было слишком поздно.

– У вас немало тайн, Селина, – заметил он.

– Уверена, не больше, чем у вашей цыганки, милорд. Однако они не столь смертоносны. – «Впрочем, я убила человека, – подумала она про себя. – Хотя орудием убийства была его собственная неумеренная похоть». – Так вы прочтете мою судьбу? Потому что в противном случае мне придется попросить вас отпустить мою руку, чтобы я могла пойти и выяснить, накрыт ли стол к обеду. – Она была довольна тем, как непринужденно ей удавалось говорить, и той озорной ноткой, что слышалась в ее голосе.

– Что ж, позвольте взглянуть. – Он приподнял ее ладонь, чтобы изучить подробнее, и, невольно склонившись, они вдруг оказались ближе друг к другу. – Очень сильная, уверенная линия жизни. Вот здесь. – Он коснулся определенной точки и нахмурился. – Возможно, какой-то рискованный момент в вашей жизни. – Его голос зазвучал более озадаченно. – Я думаю, это произойдет довольно скоро. Вы должны быть осторожны, если, конечно, верите в подобные вещи. Линия головы, разума прямая – вы честны и умны, но, быть может, слишком подвержены влиянию собственных чувств. Ах, ну конечно! Видите свою линию сердца? – Он прочертил линию чуть ниже пальцев. – Вы впечатлительны и способны любить – именно эти черты порой берут верх над холодным рассудком. Но вместе с тем, – он провел пальцем по возвышению у основания большого пальца, – ваш холм Венеры… могу сказать, что вы еще и страстная натура.

Квин поднес ее руку к губам и коснулся ими мягкого холмика на ее ладони, и по спине ее пробежала трепетная дрожь.

– Что ж, благодарю вас, милорд.

Он отпустил ее руку, и она встала.

– Еще минуту назад я был просто Квин, – сказал он, вставая.

– А я была чересчур легкомысленна, – пробормотала она, бросив взгляд в сторону из-под опущенных ресниц. – Увидимся за обедом, милорд.

Глава 8

«Она замужняя женщина, сбежавшая от своего супруга», – решил Квин во вторник утром, когда снимал с себя пропитанную потом одежду. Они с Грегором только что фехтовали на деревянных рапирах, и его мышцы еще немного болели после напряженной работы. Он наклонился под струю, что полилась из большого насоса, стоявшего в конюшне, и шумно вздохнул, когда холодная вода окатила его разгоряченное тело. Это могло быть единственным объяснением, которое казалось разумным и логичным, для многочисленных загадок этой женщины. Он был погружен в мысли и спорил сам с собой, с силой растирая кожу мылом.

Селина остерегалась мужчин и в то же время владела определенного рода уловками и приемами, а также умела вести непринужденную беседу за столом. Она уверенно и даже смело обращалась с прислугой и немногочисленными посетителями, а также хорошо разбиралась в ведении домашнего хозяйства. Быть может, муж избивал ее? Или силой заставил ее выйти за него замуж?

Его не отпускала интригующая загадка Селины. Большие подозрения с самого начала вызвала у него ее тетушка, которой – в чем он был почти уверен – не существовало вовсе. Каким-то образом, должно быть, судьба свела Селину с Саймоном, и старый вздорный черт дал ей убежище под своей крышей. Возможно, ему нравилась мысль о том, что он скрывает у себя чужую жену. Это объясняло еще и то, что в своем дополнении к завещанию он не упоминал ее имени – указание вымышленного имени сделало бы его недействительным, а сбежавшая жена наверняка жила не под своим настоящим именем.

– Мы опаздываем, – сказал Грегор, когда часы пробили полдень. – Вода скоро остынет.

– Тогда пойдем скорее. – Квин подхватил свою одежду и сошел с каменного уступка. Горячая ванна повсюду, от Северной Африки и до Ближнего Востока, была роскошью, которой ему мучительно не хватало, но возможность полежать в теплой воде, в огромном мраморном саркофаге, особенно после интенсивной тренировки, была неплохой тому заменой.

Дверь в кухню была закрыта, учитывая, что этот ежедневный обряд вызывал смущение у женской половины обитателей дома, и они с Грегором пробирались на первый этаж по черной лестнице, прежде чем попасть в пустынный коридор перед спальней.

– Послушай, я разработал теорию, – начал Квин, понизив голос, когда они шли вперед, оставляя мокрые следы на старом полу из досок каштанового дерева. – Я пришел к выводу, что Сели…

Вдруг дверь перед ними отворилась, и, прервав его на полуслове, из комнаты вышла Лина. Она шла, склонив голову над внушительной стопкой белья, которое несла в руках, и, не успев остановиться, тотчас столкнулась с Квином, и все трое словно остолбенели. Белье полетело во все стороны, будто крупные снежные хлопья во время вьюги, Квин от неожиданности выронил все свои вещи, однако почувствовал, как Грегор, словно заранее продумав подобную ситуацию, прижал рубашку к его талии, чтобы не нарушить хотя бы основных приличий, а может быть, тем самым спас положение.

Оставшись с пустыми руками, Квин и Селина какое-то мгновение не отрываясь смотрели друг на друга. Внезапно он понял, что старается поймать взгляд девушки, чтобы заставить ее не смотреть вниз, однако она, должно быть неосознанно, и вовсе опустилась на колени, чтобы собрать разбросанное белье. Квин тотчас сделал то же самое; это было самым безопасным выходом, учитывая, что его тело начинало весьма бурно и недвусмысленно реагировать на образы, которые родились в его воображении при виде женского нижнего белья. Он схватил ближайший предмет одежды, что попался под руку, и прикрыл им свои чресла.

Селина собрала в узел остальные вещи, поднялась и стремглав ринулась в ту дверь, из которой только что появилась, щеки ее пылали румянцем, а глаза были широко открыты и полны изумления. Дверь хлопнула прямо перед ними, а Грегор наконец не выдержал и взорвался смехом.

Квин взглянул вниз; предмет его смущения был скрыт совсем неподходящей по размеру тонкой, легкомысленной вещицей с кружевами и шелковыми лентами. Грегор вытер слезы, что выступили от неудержимого приступа смеха.

– Голубые ленточки вам не очень идут, – все еще едва дыша, проговорил он.

– Селину это отнюдь не потрясло, – сказал Квин, взбираясь в остывающую ванну, и погрузился в воду по самый подбородок. – Да, она была удивлена тем, что столкнулась с нами так неожиданно, она разволновалась, но не испытала потрясения. Совсем не так повела бы себя юная девственница, столкнувшись с двумя обнаженными мужчинами.

– Вы правы, – согласился Грегор, немного успокоившись и устроившись в другом конце ванны. – Как раз перед тем, как открылась дверь, вы говорили…

– Я думаю, что она замужем, но сбежала от своего благоверного, – поделился своим предположением Квин. – Она реагирует на мужчин не как невинная, но и не ведет себя как распутная девица.

– Вы расскажете Хаверсу? – Грегор задумчиво потирал подбородок.

– Нет. – Квин полностью погрузился в воду и тут же снова показался над поверхностью. – По английским законам деньги замужней женщины принадлежат ее мужу. Если она сбежала от какого-то негодяя, который избивал ее, то последним, кому Саймон хотел бы передать деньги, был бы этот человек.

– И что же тогда вы собираетесь с ней делать?

– Я еще думаю об этом. – Однако он уже знал, как именно поступит. Он был намерен дать Селине карт-бланш и сделать ее хозяйкой здесь и своей возлюбленной. Помимо всего прочего, это избавило бы его от необходимости искать даму сердца в Лондоне. Теперь ему оставалось только выбрать верный момент для того, чтобы преподнести все это ей.

* * *

Лина сидела на краю постели и перекладывала свое помятое белье. Не то чтобы ей никогда не приходилось видеть обнаженных мужчин – их можно было время от времени встретить в коридорах «Голубой двери», бегущими от преследования одной или двух девушек, которые звонко хихикали и старались снова загнать их в спальню.

Но впечатление от встречи с этими двумя огромными мужчинами, да еще так близко, было… Она не сразу нашла нужное слово. Ошеломительным. Они оба были великолепны, хотя сначала она просто оцепенела при виде широкого упругого торса Грегора. Она увидела его первым, увидела белые полосы рубцов, оставшихся от жестокого избиения плетью, и тотчас отпрянула, заметив, что Квин пытается поймать ее взгляд.

Но она, не обратив на него внимания, опустилась на колени и стала собирать разбросанное белье, и только тогда вдруг поняла, почему он так настойчиво старался удержать ее взгляд, он не хотел, чтобы она смотрела вниз. От этих воспоминаний ее бросило в жар, и она обмахивалась корсетом, который держала в руке. Не было никакого смысла отрицать тот факт, что ей непреодолимо хотелось прикоснуться к Квину, провести ладонями по этим рельефным мускулам, широким плечам и стройным бедрам. Какой была на ощупь его кожа? Его блестящие темные волосы? Без одежды он был настолько не похож на Толхерста, что они, пожалуй, могли бы принадлежать к разным видам.

И она поняла, что теперь у нее есть еще один секрет от него, желание. Что бы она почувствовала, как бы повела себя, если бы Мейкпис попытался продать ее Квину? Он воспользовался бы искусством соблазнения, применил бы свое очарование, вскружил бы голову своим великолепным телом и отточенным умением заманить женщину к себе в постель.

«Это небезопасно, – сказала она себе и снова стала собирать разбросанную одежду. – Этот сладостный путь наслаждений ведет к погибели, я видела это собственными глазами». Как легко было быть добродетельной, пока не подкралось греховное искушение!

* * *

– Сегодня чудесный вечер, – заметил Квин, когда с десертом было покончено.

Лина замерла, держа в руке салфетку. Она уже собиралась встать и уйти из-за стола, оставив их с мужскими разговорами и портвейном или странным маслянистым ликером, который Майкл каждый вечер приносил из ледяного хранилища и который ей никогда не предлагали.

– Светит полная луна, ветер стих, и мне даже кажется, я слышу пение соловьев. Не хотите ли прогуляться по саду, Селина?

Она бросила взгляд на Грегора. «Мы все?» По обоюдному безмолвному соглашению никто не проронил ни слова о той непредвиденной ситуации, что имела место у дверей ее спальни, и после несколько напряженного начала трапезы вскоре все расслабились и, как обычно, вели любезную непринужденную беседу.

– Нет, нет, увольте, – сказал Грегор. – Я пойду собирать вещи. Завтра уезжаю в Лондон.

О нет! Она знала, что он планировал предпринять эту поездку, но осознание того, что уже завтра она останется наедине с Квином, не на шутку встревожило ее.

– Я даже не знаю.

Она не доверяла Квину, полагая, что он станет соблазнять ее, она не доверяла себе, боясь, что не сможет противостоять искушению. Квин улыбнулся ей одним только теплым взором, и это было первое неосторожное выражение чувств, которое он позволил себе с момента неудачной попытки прикрыть свою наготу изящной сорочкой.

И снова искушение. Если она будет осмотрительной и очень осторожной, то, возможно, от этой милой прогулки действительно не случится никакого вреда. Он не станет целовать ее против воли, она была уверена… почти уверена в этом.

– Впрочем, было бы очень приятно, – наконец сказала она, и ее собственный голос показался ей чересчур строгим и неестественным. – Только ненадолго.

Квин накинул ей на плечи шаль, едва коснувшись пальцами ее платья, и открыл перед ней высокую дверь, ведущую на террасу. Ветер был мягким и несильным и приносил лишь ароматы зелени и листвы из глубины сада, а запах моря оставался где-то далеко. Мелодичные птичьи трели, казалось, разливались, словно тягучее ароматное масло, услаждая слух и чувства.

– Как чудесно! – промурлыкала Лина, когда Квин взял ее под руку и повел на ровную лужайку.

Какое-то время они шли молча, ничем не нарушая тишины. Она подумала о том, что с ним легко, и тотчас резким движением выпрямила голову, почувствовав, что она предательски клонится к его плечу, словно в нем скрыт неведомый магнит.

Но даже красота пейзажа, посеребренного лунным светом, не могла надолго унять тревог, что мучили ее. «Грегор собирается в Лондон. Не услышит ли он там что-нибудь о сапфире Толхерста? Не прочтет ли объявление о розыске светловолосой молодой девушки по имени Селина? И почему до сих пор так и нет вестей от тетушки Клары?»

– Что он вам сделал? – спросил Квин таким невозмутимым тоном, словно говорил о погоде.

– Кто? – Лина почувствовала, что она в опасности.

– Ваш муж.

– Мой… – «Он думает, что я замужем?» – Мой муж?

– Да. Я полагаю, он и есть тот человек, от которого вы сбежали и скрываетесь. – Квин плотнее прижал к себе ее руку. – Сначала я никак не мог разобраться в вас, Селина. Вы не невинны, но и определенно не распущенны. Затем я понял, что вы, должно быть, замужем.

– Ах вот что… И что же заставило вас думать, будто я скрываюсь от кого-то?

– Интуиция. Я и сам был в бегах и скрывался, а этого, как правило, достаточно, чтобы почувствовать, когда кто-то другой делает то же. Он избивал вас? Или принуждал? – Голос Квина звучал сдержанно, но она услышала скрытые нотки гнева, и на сердце у нее стало теплее.

– Он принуждал меня, – сказала она, стараясь придерживаться как можно ближе к истинному положению дел. – Он был вдвое старше меня и… – Она не смогла сдержать дрожи, пробежавшей по телу при воспоминании.

– И старик Саймон приютил вас.

– Да. Он некогда знал мою тетушку, а она сейчас нездорова. Я не могла оставаться у нее, и она написала ему обо мне.

– Хаддон не ваше настоящее имя?

Она замотала головой.

– Так как же вас зовут?

Она отреагировала так же.

– Вы не доверитесь мне? Нет, полагаю, нет; я прошу у вас слишком многого, если вы действительно так напуганы мужчиной. Но я надеюсь хотя бы на чуточку доверия с вашей стороны, Селина.

Они дошли до края лужайки, где под раскидистым дубом стояла скамья.

– Присядем ненадолго?

Не проронив ни слова, она позволила отвести ее к скамье, думая лишь о том, к чему все это приведет. Квин сел подле нее и взял ее за руку.

– Я подумал, быть может, вы согласитесь стать моей возлюбленной.

Увлекшись разговором о ее жизненных сложностях, Лина позабыла о непосредственной опасности.

– Нет! – Она вскочила, резко высвободив руку. Она ожидала, что Квин предпримет осторожные попытки соблазнить ее, но столь откровенный вопрос ошеломил ее. – Да как вы смеете? Вы хотите разрушить мою жизнь? – Разволновавшись, она сделала несколько шагов прочь, но затем в порыве повернулась к нему, как раз когда он поднялся со скамьи. – Глупый вопрос! Ну конечно, вы хотите.

– Вы разрушили свою жизнь, когда сбежали от мужа, – прямо сказал Квин.

– В этом не было моей вины, – возразила Лина.

Квин пожал плечами:

– Боюсь, мир видит это в несколько ином свете.

– Так же как и вы, я полагаю.

– Я принимаю мир таким, какой он есть.

Он оперся плечом на опору беседки, увитой розами. Он был так близко и так далеко от нее. В лунном свете, среди пения соловьев, в экзотических восточных одеяниях он был подобен герою «Тысячи и одной ночи».

– Нет, это не так, – возразила она. – Вы заставляете мир быть таким, каким он нужен вам. Вы отказались следовать традиционным устоям, подчиниться тому, чего от вас ожидали, и жениться на дочери лорда Шерингема. Где бы вы ни появились, там тотчас рождаются возмутительные слухи и сплетни. У вас нет чувства ответственности ни за что и ни за кого, кроме Грегора, насколько я успела заметить. Мужчины нередко ведут себя подобным образом, и это считается романтичным и обворожительным, – продолжала она. – Стоит женщине выказать хотя бы сотую часть такой независимости, и она тотчас приобретает широкую репутацию скандальной, никчемной падшей женщины.

– Я сказал лишь, что мир сочтет вашу жизнь разрушенной, – в ответ на ее тираду заявил Квин. – Я вовсе не говорил, что я считаю вас никчемной или распущенной.

– Но я непременно стала бы такой, проведи с вами хоть одну ночь.

– Я очень на это надеюсь, – сказал он с откровенной улыбкой, не заметить которую даже в лунном свете было невозможно.

– Бог мой! Вы невыносимы! Я не собираюсь спать с вами. У меня и так уже достаточно проблем, не хватало еще быть вашей любовницей.

– Мы еще не обсуждали условий, – сказал он и, скрестив руки на груди, с улыбкой смотрел на нее сверху вниз. Судя по всему, негодование оказалось проигрышной тактикой, так как его это, очевидно, только подзадоривало. Впрочем, это происходило в большинстве случаев. – Вы еще можете передумать.

– Здесь нечего обсуждать.

– Я буду очень и очень щедр.

– Если бы я сказала «да», то мы могли бы решать, стану я дешевой шлюхой или дорогой куртизанкой. Но поскольку я не собираюсь становиться никакой шлюхой вовсе, то этот вопрос теряет всякий практический смысл.

– Не стоит употреблять это слово, Селина. – Квин, нахмурившись, сурово посмотрел на нее. Ну вот, кажется, и она преуспела в своей задаче пощекотать ему нервы, не так ли? Быть может, в конце концов, и он был не вполне искренен. – Я ведь попросил вас быть моей любовницей, а не дарить свою благосклонность всем моим знакомым.

Они стояли чересчур близко друг к другу, а потому она чувствовала себя некомфортно, даже несмотря на то, что он стоял спокойно, просто сложив руки на груди.

– То есть финансовые договоренности, о которых вы упомянули, не делают меня шлюхой?

Лина представления не имела, как ей хватает выдержки, чтобы стоять перед ним и вести этот спор, метко отвечая на каждую его реплику. Видимо, во времена своего отчаянного бегства из дома викария она и приобрела этот несгибаемый стержень, который позволял ей стоять на своем до последнего и достойно вести любой спор и борьбу.

– Брак – это тоже своего рода финансовая сделка, – заметил Квин.

Лина оставила свои мысли и снова сосредоточилась на человеке, стоявшем перед ней.

– Или, быть может, вы вышли замуж по любви? Что-то не похоже на то.

– У меня не было выбора, когда я совершила этот поступок, – подавленно проговорила она. «Но он у меня был; я могла вновь убежать, но я осталась и попыталась сделать хоть что-то для своей тетушки и ее девушек. Нет, я больше не маленькая, беспомощная мышь…» – Меня заставили, угрожая при этом другим, дорогим мне людям. А замужество – это вещь постоянная и неизменная, по крайней мере, так должно быть. Ведь от этого зависит безопасность и благополучие детей…

Она почувствовала, что голос ее теряет уверенность при мысли о той хрупкой защите, которую дало ей самой замужество ее матери.

– И что я должна буду делать, когда вы снова уедете за границу или просто устанете от меня? Вероятно, мне придется искать другого мужчину.

– У вас уже есть определенное наследство. Я же позабочусь о том, чтобы, когда мы расстанемся, вам никогда не пришлось бы посвящать себя какому бы то ни было мужчине, если только сами этого не захотите. Я не обещаю вам роскоши, Селина, но я обеспечу вам независимость, если вы и сами будете вести себя благоразумно.

– Но почему я? – Селина озвучила свой вопрос, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно и мягко, не выдавая тот гнев, что кипел в ней, но предназначался ему лишь в той же мере, что и ей самой, за ту глупую фантазию, в которой она смела вообразить, будто нравится ему.

Этот вопрос определенно вывел его из равновесия, и в первый раз Лина увидела Квина Эшли растерянным. Как правило, женщины не спрашивают «почему?», когда мужчина вроде него останавливает на них свой выбор; они лишь восторженно улыбаются и говорят «да».

– Вы очень привлекательная женщина, – произнес он после минутного раздумья. – Вы мне нравитесь, и я думал… что тоже не противен вам.

– К тому же это так удобно, – сказала Лина, с улыбкой довершив его объяснение.

– Да, и это тоже. – Квин, должно быть, заметил весьма откровенную ловушку и обошел ее с присущей ему легкостью. – Если в делах такого рода вообще может идти речь об удобстве. На мой взгляд, единственное, что имеет значение, – это взаимная симпатия.

– Тогда это необыкновенная удача, что вы так привлекательны и обворожительны, так опытны и изысканны в манерах, милорд, – тихо проговорила Лина. – Однако я не считаю, что это умаляет тот факт, что вы находите возможным воспользоваться моим шатким положением ради удовлетворения собственных желаний.

– Черт возьми, Селина. – Он выпрямился, нахмурился и сделал шаг ей навстречу.

– Вы можете считать меня наивной мечтательницей, милорд, – сказала она, отступая от него, – но я действительно не смогла бы быть к человеку более благосклонной, будь у него эффектная внешность, бесконечное очарование и опыт. Или деньги. Все, чего я хочу от мужчины, чтобы он любил меня и был ко мне искренне привязан, чтобы видел во мне личность, а не нечто удобное или полезное в данный момент жизни.

– Вы хотите, чтобы я признался вам в любви? Вы это хотите от меня услышать? – настаивал Квин. – Что ж, если ложь позволит вам легче согласиться, то будет вам ложь, Селина. Вот только я был уверен, что вы искренны и всегда честны с собой.

– Теперь вы обижаете меня и оскорбляете мои чувства, – проговорила она сквозь зубы. – Что бы вы ни сказали, ничто не заставило бы меня поверить в то, что вы меня любите, и что бы вы ни сделали, ничто не заставит меня лечь к вам в постель. Теперь вам понятно?

– А вы не боитесь, что я разыщу вашего мужа и стану угрожать вам этим? – спросил он. – Похоже, вы хотите заставить меня найти для вас самые неприятные мотивы.

– Нет, я не боюсь, – сказала Лина. – Подобным поведением вы оскорбили бы чувство собственного достоинства, а вы ни за что не стали бы делать того, что могло бы понизить вашу самооценку, не так ли?

Она решительно развернулась и пошла прочь, сердце ее бешено билось, и она едва могла вздохнуть от напряжения. Абсолютная тишина у нее за спиной казалась более пугающей, чем любая вспышка самого неистового гнева.