Текст книги "Неукротимая Сюзи"

– Ого! – воскликнул шевалье. – Под вашей шляпкой, насколько я вижу, скрывается не только красивая, но и… отнюдь не пустая голова! Вы, наверное, стали бы ученой женщиной, если бы ваша судьба сложилась… более благоприятно?

– Женщины отнюдь не обречены неизменно пребывать в невежестве, мсье, и, несмотря на заурядность моего происхождения, я приобрела в монастыре, в котором училась, и кое-какие знания, и кое-какие амбиции.

– А можно узнать какие? Богатенький муж? Место фаворитки при распутном знатном господине?

Сюзи покраснела, услышав подобные заявления, которые она сочла оскорбительными, и ответила резким тоном:

– Знания, мсье, и «более благоприятная судьба» не всегда заключаются только в том, как пробраться в постель к высокопоставленному мужчине. Я из тех, кто устраивает свою жизнь, даже и не помышляя о подобном: муж мне не нужен, а тому любовнику, которого я себе выберу, придется уважать и мои взгляды на жизнь, и мои устремления в ней!

– Вы говорите, что выберете себе любовника?

– Я не теряю надежды когда-нибудь найти для себя «Карту Страны Нежности» – именно такую, какой ее изобразила Мадлен де Скюдери![30]30
  К тексту одного из своих романов Мадлен де Скюдери приложила так называемую «Карту Страны Нежности», в которой рафинированный анализ любовного чувства облекался в форму аллегорической топографии.


[Закрыть]

– Я вижу, что чтение книг затуманило вам мозги, мадемуазель. Любовь – это несбыточная мечта!

– Несбыточные мечты меня абсолютно не интересуют!

Шевалье удивился тому, что у этой девушки не меньше ума и силы духа, чем у женщин гораздо более завидного происхождения, с которыми он частенько общался в различных салонах. Он почувствовал в ней трогательную наивность и обезоруживающую искренность. Ее лицо было похоже на лицо тех девственниц, которых рисовали итальянцы, – с матовым цветом кожи и проницательными глазами, голубизна которых казалась скорее выдуманной художником, чем существующей в реальной жизни.

Начиная с этого дня шевалье и дочь торговца стали любовниками, сохраняя, однако, свое целомудрие по отношению друг к другу. В ту эпоху словом «любовники» называли тех, кто был друг в друга влюблен, а не тех, кто имел плотские отношения. Однако удовольствия от устного общения очень скоро стало недостаточно для двух красивых молодых людей: когда они гуляли вместе в саду Тюильри или на аллее Кур-ла-Рен, держась за руки, они сжимали друг другу ладони с все большей и большей горячностью, их взгляды все чаще встречались, их плоть трепетала при каждом случайном прикосновении…

То, каким образом Сюзанну встречали дома, ее отнюдь не удивляло. Ее отцу и мачехе уже было известно, что она водит шашни с каким-то шевалье и что она ходит с ним в такие места города, в которые не пошла бы ни одна порядочная девушка. Сюзи полагала, что Рантий, которого она то и дело встречала на улице, ежедневно доносил о ней госпоже Трюшо, получая за это какое-то вознаграждение. Если она ничуть не боялась того, что ее потащат в Шатле, то, по крайней мере, рисковала тем, что отец и мачеха могут положить конец ее увлекательным прогулкам, которые они считали проявлением неповиновения и неприличия.

Поскольку мачеха ежедневно заявляла отцу: «Ваша дочь, мсье, шляется, как какая-нибудь девка, с неким кавалером, и тем самым позорит ваше имя», – тот в конце концов запретил Сюзанне выходить из родительского дома без сопровождения. Из-за того что было крайне нежелательно терять те – пусть даже и небольшие – деньги, которые приносила ее работа у продавца золотых и серебряных изделий и у аптекаря, ей по-прежнему дозволялось ходить на улицу Иллерен-Бертен, но только либо вместе с Мартиной, которая с настороженным видом следила за тем, чтобы Сюзи не встретилась с мужчиной, с которым ей встречаться не следовало, либо вместе с Аделаидой, которая немного прихрамывала и с трудом поспевала за своей сводной сестрой.

Сюзи уже больше не могла видеться с шевалье, разговаривать с ним, чувствовать его волнительные прикосновения. Все это для нее закончилось.

Антуану удалось передать Сюзанне записку через юного Луи Трюшо, которого он подкупил серебряной монетой в десять солей. Девушка проворно спрятала эту записку в разрезе своего корсажа и прочла ее, когда ей представилась возможность остаться в одиночестве.

 
Я, считавший, что Эрос[31]31
  Эрос – древнегреческий бог любви.


[Закрыть] – отъявленный плут,
И что жертвы его – лишь одни дураки,
Познакомившись с той, что Сюзанной зовут,
Сам сгораю теперь от любовной тоски.
 

Записка заканчивалась следующими словами: «Давайте встретимся сегодня вечером с наступлением темноты перед фонтаном Палатин. Я буду вас ждать».

Сюзи не сомневалась: это не что иное, как объяснение в любви. Она стала раздумывать над последствиями решения, которое она уже почти приняла: если она отправится на встречу с шевалье, она уже никогда не вернется в отцовский дом и тем самым оставит за спиной безрадостное прошлое и скучноватое настоящее.

Как раз в то время суток, когда ей надлежало пойти в комнатку Мартины и лечь вместе с ней спать, она бесшумно открыла входную дверь, переступила порог и выскользнула на улицу.

Она не взяла с собой ничего – тем более что у нее ничего мало-мальски ценного и не имелось. Ей подумалось, что если бы Эдерна ее сейчас увидела, то стала бы ее всячески упрекать и отговаривать. Однако она, Сюзи, еще никогда не чувствовала себя такой свободной и радостной с тех самых пор, когда бегала босиком по грязным улицам этого квартала. Она поспешно зашагала в сторону улицы Гарансьер, на которой несколькими годами раньше по распоряжению некоей госпожи Палатин был сооружен фонтан. На узкие улочки, лишенные какого-либо освещения, падала огромная тень церкви Сен-Сюльпис, и Сюзанне то и дело становилось страшно, что сейчас откуда-то из-за угла выскочит головорез и, угрожая убить ее, станет требовать денег, а она ведь не имела при себе ни единого соля.

Мимо нее то и дело проезжали кареты, и их фонари на несколько мгновений развеивали ночную темноту. Темные гладкие булыжники мостовой при этом блестели, как зеркала. В небе мерцали звезды. Это была чудесная весенняя ночь.

Сюзи благополучно добралась до условленного места встречи, на котором Антуан Карро де Лере уже ждал ее, прохаживаясь взад и вперед. Темнота скрыла от посторонних глаз их первое объятие. Изо рта бронзового фавна[32]32
  Фавн – древнеримское божество.


[Закрыть] била струя воды, издававшая звуки, казавшиеся приятной музыкой. Сюзи, впервые в жизни целуясь с мужчиной, едва не упала в обморок. Антуан заставил ее пережить нечто такое, чего ей испытывать еще не доводилось.

Стало совсем уже темно. Сюзи сказала:

– Мсье, безрассудный поступок, который я только что совершила, лишает меня возможности вернуться в дом моего отца, и поэтому я теперь полностью предоставлена вашей милости, хотя это и не делает из меня вашу рабыню!

Антуан был вхож в дом мадам де Парабер[33]33
  Мари-Мадлен де Ла Вьевиль, графиня де Парабер – фаворитка Филиппа II Орлеанского в период выполнения им функций регента.


[Закрыть] – его большой подруги, которая недавно переехала во дворец Пале-Рояль к его высочеству регенту (ставшему, как всем было известно, ее новым любовником), а собственный дом предоставила в распоряжение своих «близких». Антуан был для нее очень даже «близким»… Шевалье окликнул кучера, который ждал его в повозке поодаль, и Сюзи подумала, что ее не иначе как похищают. Лошади помчались галопом, и повозка вскоре остановилась на улице Берси перед зданием, воздвигнутым в глубине сада. Здание это было простой конструкции, но своими размерами превышало другие особняки, которые выстроились дальше одно за другим, причем некоторые из них были расположены ближе к самой улице, а другие – ближе к дороге, которую называли «дорогой вдоль реки». Сюзи знала эти места, потому что когда-то в детстве приходила сюда вместе со своими товарищами по играм. И она, и ее любовник пребывали в предвкушении того, что вскоре должно было произойти. В течение всей этой поездки они держались за руки, осыпая друг друга ласками и любезностями, от которых оба приходили в восторг.

Дочь Пьера-Симеона Трюшо еще никогда не бывала в таком роскошном жилище. Хотя тут не было видно ни души, в подсвечниках на столах и подставках горели свечи, освещающие множество жилых комнат, салонов, кабинетов, будуаров и вестибюлей, в которых ее шаги отдавались гулким эхом вслед за шагами идущего впереди нее шевалье. Он был знаком с внутренним устройством этого дома и вел Сюзанну за руку, почти не давая ей времени рассмотреть окружающее ее великолепие, плохо различимое в тусклом пламени свечей: дорогую мебель, драгоценные предметы, золотые и серебряные изделия, хрусталь, огромные камины и дорогостоящие ткани (уж в тканях-то Сюзи толк знала!). Однако роскошь и гармоничная красота представшего перед взором Сюзанны интерьера отнюдь не кружили ей голову: она думала сейчас совсем о другом.

Она потеряла девственность на большой кровати с ситцевым занавесом, на простынях из батиста. Нежность ее любовника и его ловкость в постельных делах доставили ей превеликое удовольствие. В течение ночи они четыре раза сливались воедино, обмениваясь всем тем, что Эрос придумал для мужчин и женщин, чтобы они могли предаваться плотским наслаждениям.

Во время этих любовных утех Сюзанне Флавии Эрмантруде Трюшо пару раз вспоминались монахини-урсулинки, учившие ее добродетельному поведению, даже и не подозревая о том, какими сладостными могут быть те удовольствия, которые они объявляли порочными. Однако к мужчине, которого она познала теперь самым близким образом, ее влекло не только тело, но также ее сердце и ум.

Антуан Карро де Лере испытывал аналогичные чувства: в объятиях Сюзанны он напрочь позабыл обо всех своих прежних любовницах. К этой девушке он уже не собирался относиться так, как он относился к своим предыдущим подружкам: ему захотелось привязать ее к себе неразрывными узами.

На следующее утро, когда они проснулись в окружении роскоши, ставшей достойным обрамлением их первой ночи любви, он заявил:

– Сюзанна, я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Это невозможно, мой нежный возлюбленный, потому что у вас имеется титул и происходите вы из знатной семьи. Я же – дочь торговца сукном, у которой нет ни звучного имени, ни приданого… а теперь еще нет и добродетели!

– Твоя добродетель находится совсем не там, где ее могли бы увидеть заурядные люди! Я ничем не обязан своей семье, а мое имя… я тебе его дарю!

Последовали новые ласки, поцелуи и клятвы, и Сюзи, которая раньше презрительно относилась к брачным узам, согласилась посмотреть на них уже совсем по-другому, поскольку они должны были связать ее с мужчиной, которого она любила. «С единственным мужчиной, которого я в своей жизни буду любить», – искренне подумала она. Брак также представлялся ей теперь хорошим средством вырваться из отцовской власти. А еще – найти для себя новое положение в обществе, ибо сейчас у нее не было вообще никакого положения, поскольку она покинула свое место служанки, наставницы и счетовода в доме господина Трюшо.

Влюбленные провели в доме госпожи де Парабер несколько недель, однако при этом Антуан каждый день ходил в особняк Жозефа Бонье де ла Моссон, где занимался делопроизводством и смешил своего хозяина остроумными высказываниями, удовлетворяя его желание немного повеселиться. Шевалье подарил своей будущей супруге два элегантных наряда – чтобы, когда она ходила по улицам, ее уже не принимали за бедную простолюдинку, – и стал посещать вместе с ней светские салоны и игорные залы, которых в ту эпоху в Париже было превеликое множество и в которые шевалье уже давно частенько наведывался.

Вскоре маркизы, философы и рифмоплеты, которые регулярно слонялись по площади перед дворцом Пале-Рояль, стали узнавать на улице Сюзанну, обладавшую очаровательной внешностью, проницательным взглядом и способностью остроумно отвечать колкостью на колкость. Она, кроме того, была сообразительной и начитанной. Весь этот бомонд вскоре узнал, что ей предстоит стать спутницей жизни шевалье де Лере. Все заметили, что ей ничуть не кружат голову ни самодовольное бахвальство окружающих ее мужчин, ни та роскошь, среди которой ей довелось оказаться.

Свадьба была назначена на первое июля 1718 года. Будущему супругу пришлось, однако, соблюсти кое-какие формальности. Он явился в дом господина Пьера-Симеона Трюшо, чтобы в полном соответствии с существующими правилами попросить руки его дочери. Господин Трюшо поначалу вспылил, услышав, что речь пойдет о Сюзанне – непутевой и распутной девушке, сбежавшей из отцовского дома. Потом он успокоился, услышав, что представший перед ним кандидат в мужья не собирается требовать никакого приданого. А затем он даже и обрадовался, осознав, что его старшая дочь неплохо устроится в жизни (причем без каких-либо усилий и расходов со стороны отца) и даже станет дворянкой. Он дал свое согласие на бракосочетание и… и уже больше никогда не видел свою дочь. Дочь, которая поселилась вместе со своим будущим мужем на улице Турнель в маленькой меблированной квартире, принадлежащей вдове Гасте. Вдова эта когда-то прислуживала Нинон де Ланкло[34]34
  Нинон де Ланкло – французская куртизанка и писательница XVII–XVIII веков.


[Закрыть] в стоявшем поблизости особняке, где та некогда жила, размышляла, писала и принимала толпы любовников и всех великих мыслителей ее времени. Вдова почувствовала дружеское расположение к этим двум голубкам, которые, поселившись у нее, уже отнюдь не имели возможности наслаждаться такой роскошью, какая окружала их в доме на улице Берси. Их доходы были низкими, поскольку состояли только из той платы, которую Антуан получал за услуги, оказываемые им Жозефу Бонье де ла Моссон.

Сюзи днем занималась вышиванием (ее научили этому в монастыре урсулинок) или же читала стихи, написанные для нее человеком, которому вскоре предстояло стать ее мужем, в то время как этот человек был вынужден заниматься делопроизводством у своего покровителя. Вечером влюбленные отправлялись в какой-нибудь салон. Чаще всего они бывали в салоне мадам де Тансен[35]35
  Клодина Александрина Герен де Тансен – французская куртизанка и писательница XVII–XVIII веков.


[Закрыть] на улице Сен-Оноре, куда захаживали епископы, кардиналы и прочие высокопоставленные священники, не считавшие свое церковное одеяние препятствием для того, чтобы предаваться удовольствиям – как сугубо интеллектуальным, так и плотским. Антуан и Сюзи встречали там также и поэтов (таких, как Луи Расин, сын знаменитого драматурга Жана Батиста Расина), философов (в том числе некоего господина де Монтескье[36]36
  Шарль-Луи де Секонда, барон де Ла Бред и де Монтескье – французский писатель, правовед и философ XVII–XVIII веков.


[Закрыть]), пуристок[37]37
  Пуристки – сторонницы чистоты и строгости нравов, языковых норм и т. п.


[Закрыть] и умных женщин (в частности, придворную актрису Адриенну Лекуврер). В салоне маркизы де Ламбер они познакомились с некоей госпожой Пуассон и ее дочерью Жанной-Антуанеттой д’Этиоль[38]38
  Имеется в виду будущая любовница французского короля Людовика XV, более известная как маркиза де Помпадур.


[Закрыть]. Все эти люди очень быстро прониклись симпатией к Сюзанне Трюшо, будущей супруге шевалье де Лере. Она блистала умом и красотой и никоим образом не попадалась на удочку тех ловеласов, которые бесстыдно пытались за ней волочиться: она любила Антуана.

Сюзи быстро позабыла о суровой жизни в монастыре, о прозябании на улице Сен-Доминик и о заповедях приличия, которые монахини и родители пытались вдолбить ей в голову. Вместе со своим будущим мужем она посещала игорные дома и научилась там играть в вист, пикет и триктрак. То, что поначалу было всего лишь развлечением, затем стало страстью. Большинство игроков выигрывали мало, а проигрывали много, причем зачастую в долг. Сюзи сперва наблюдала за игроками, стоя за их спинами, и мысленно – лишь ради собственной забавы – продумывала, как в той или иной ситуации на их месте поступила бы она. Эти ее решения частенько оказывались выигрышными. Однако она никогда так и не осмелилась поставить ни одного соля. Антуан же был заядлым игроком. Оказавшись за игорным столом, он иногда даже забывал о своей спутнице. Она, будучи всерьез влюбленной в этого мужчину, порой начинала не на шутку беспокоиться по поводу мимолетного исчезновения интереса к ней.

Первого июля – в день, на который была назначена свадьба, – Антуан Карро де Лере был болен и находился в Бастилии. Он угодил туда не за карточные долги (что вообще-то вполне могло произойти, поскольку молодой человек частенько был вынужден уклоняться от их уплаты), а за литературные произведения, позорящие его высочество регента, его придворных и его министров, которые, поговаривали люди, были такими же распутными, как он сам, и такими же непоследовательными в своей манере управления государством. Антуан Карро де Лере в предыдущем году, образно говоря, окунал свое перо в те же чернила, что и господин Вольтер, и навлек на себя такое же наказание – заключение в тюрьму Бастилия. В данном отношении он был не первым и вряд ли стал бы последним. От изящной беспечности и упоения жизнью, характерных для начала правления Филиппа II Орлеанского в качестве регента, остались одни лишь воспоминания. Поговаривали, что у ворот Парижа собирались толпы оборванцев и что они уже прокололи вилами одного откупщика. Поговаривали также, что в селах назревали бунты. Однако Сюзи была влюблена, она собиралась сочетаться законным браком, а тут человека, которого она уже считала своим мужем, отняли у нее на восемь недель. Какое ей было дело до каких-то там оборванцев и их вил!

Ей пришлось вступать в брак среди высоких стен мрачной крепости, в которой Антуан отбывал свое наказание. Следовало бы признать, что жизнь, которую он вел в этой тюрьме, была не очень-то тяжелой, а назначенное ему наказание – не особенно суровым, потому что ему дозволялось принимать посетителей, есть пищу, которую можно было заказать в близлежащих трактирах, и читать все, что вздумается. Также не запрещалось пользоваться пером и чернилами, и Антуан, имея много свободного времени, мог писать стихи Сюзанне и даже начать трагедию, сочинить которую он замышлял уже давным-давно, но все никак не находил для этого времени, будучи всецело занятым работой и светской жизнью.

Сюзи, приезжавшая его навещать, первая выслушала текст его трагедии, громко аплодируя после каждого действия.

– Ты пишешь ничуть не хуже господина Расина! – восклицала она.

Сюзи постепенно становилась эрудиткой: обладая живым умом, она, чтобы угодить своему будущему мужу, читала те сочинения, которые он считал выдающимися.

Бракосочетание состоялось в присутствии коменданта крепости и священника, угодившего за решетку за то, что он открыто не соблюдал поста. Он и обвенчал Сюзанну и Антуана. Третьим присутствующим на церемонии был нотариус, составивший брачный контракт. Свидетелями согласились стать два тюремных надзирателя. Им за это налили по большой кружке хорошего бургундского вина, которое привезли в тюрьму в бочонке, чтобы устроить возлияния, приличествующие торжественному случаю.

Пришлось прождать еще долгих четыре недели, прежде чем у молодоженов появилась возможность устроить брачную ночь.

Выйдя на свободу, Антуан Карро де Лере снова стал захаживать в светские салоны и игорные дома вместе с девушкой, которая теперь была его женой.

Как-то раз вечером, находясь в игорном доме «Бугардье», Антуан согласился сыграть в пикет с графом де Броссом, который, как поговаривали, был очень богат, но при этом не очень умен.

Они сразу же установили, сколько очков нужно набрать, чтобы выиграть партию: сто. Сдающим стал Антуан. Он раздал по двенадцать карт себе и своему партнеру, выдавая за раз по две карты. Восемь карт остались в «магазине». Граф де Бросс сбросил три карты, которые его не интересовали, и взял три карты из «магазина». Шевалье сбросил только одну карту. Однако, поскольку перед сбрасыванием у него не было ни одной «фигуры» – то есть ни короля, ни дамы, ни валета, – он получил десять очков за «белые карты». Сюзи, стоя за спиной своего мужа, внимательно следила за каждым этапом игры и оценивала при этом его шансы получить несколько карт подряд одной масти и тем самым набрать больше очков, чем соперник. Ее сердце бешено билось. Антуану были известны хитроумные комбинации. Он первым набрал сто очков и тем самым выиграл сто тысяч ливров – сумму, установленную его соперником, которому хотелось наглядно продемонстрировать, что он богат, и который не боялся рискнуть такими большими деньгами. После трех партий подряд шевалье де Лере выиграл триста тысяч ливров – целое состояние! Те, кто наблюдал за этой игрой, были ошеломлены. Постепенно все дамы и господа, пришедшие в игорный дом «Бугардье», собрались вокруг стола, за которым проигрывались – и, соответственно, выигрывались – такие большие деньги.

Выигравший сидел с самым невозмутимым видом. Его жене несколько раз казалось, что она вот-вот упадет в обморок, – настолько сильно были натянуты ее нервы. Кроме того, этой молодой чете было бы очень трудно выплатить такую умопомрачительную сумму, если бы удача оказалась не на стороне Антуана. Однако удача решила улыбнуться сегодня именно ему, а все остальное довершила его сноровка.

Когда шевалье и его супруга покинули игорный дом, они были уже богаты. Они уносили с собой на улицу Турнель долговую расписку проигравшей стороны. Десятью днями позже эта сторона выплатила долг, поспешно продав кое-что из своего имущества. Маленькая квартира Сюзанны и Антуана превратилась в сокровищницу, набитую золотом.

Этот случай получил в Париже широкую огласку. Граф де Бросс, униженный и лишившийся трехсот тысяч ливров, распустил в светских салонах, при королевском дворе и вообще по всему Парижу слух, что его облапошил настоящий шулер. Когда слух дошел до ушей шевалье де Лере, он, имея поэтические способности, отреагировал на него пасквилем в своем характерном стиле:

 
Маркиз де Бросс, видать, считал,
Что раз маркизом он рожден,
Своей супругой никогда
Не будет одурачен он!
Да вот считать он не мастак:
Чтоб обыграть его в пикет,
К обману прибегать, друзья,
Большой нужды, поверьте, нет.
Уверен, что его жена
Ему рога наставит вновь,
Она красива и стройна,
Ей с дураком – что за любовь?
А впрочем, дуракам везет,
Но что-то не везет ему,
А стало быть, его жене
Ему быть верной ни к чему.
 

Граф потребовал у шевалье де Лере сатисфакции за оскорбление. Их секунданты организовали дуэль на лугу Пре-о-Клер – как того требовала традиция, с которой в течение уже многих десятилетий пытались покончить сменявшие друг друга на престоле монархи. Пытались, но безрезультатно: дворяне упорно стремились защищать свою честь, когда, по их мнению, на нее кто-то посягал: дуэли все еще происходили чуть ли не каждый день. И многим они стоили жизни.

Накануне дуэли Антуан заявил Сюзанне, что ему необходимо срочно решить с графом де Броссом один вопрос на лугу Пре-о-Клер. Она поняла, что он собирается драться на шпагах, и попыталась его отговорить:

– Если ты умрешь, то умру и я! Давай спасемся вместе: я знаю одно поместье в Бретани, где нас примут. Это родовое поместье моей подруги Эдерны…

– А ты сможешь продолжать меня любить, если я стану вести себя как трус? Де Бросс ловок со шпагой примерно так же, как он ловок с картами! Я вернусь очень быстро!

В течение последовавшей ночи они оба смогли почувствовать силу любви, которая соединяла их друг с другом.

С первыми лучами солнца Антуан покинул свою квартиру на улице Турнель. Он счел необходимым оставить Сюзанне кольцо, которое носил на безымянном пальце, их брачный контракт, составленный нотариусом Лангле, и ту огромную сумму, которую он недавно выиграл в пикет. Эти предосторожности встревожили его молодую жену. Проводив своего мужа и поцеловавшись с ним на прощание, она попыталась убедить себя, что ее опасения напрасны, что она обязательно его снова увидит, что он вернется с победой и со своим обычным насмешливым и самодовольным видом. Она даже и думать не хотела о том, что, обнимая мужа перед уходом, прощалась с ним навсегда.

Сюзи стала ждать, терзаясь, заламывая руки и стучась лбом о стены своего жилища. Она знала, насколько опасным может быть такой заядлый дуэлянт, как граф де Бросс, что бы там ни говорил Антуан. Она также знала и о последствиях, которые могло возыметь это безумие, если Антуану повезет и он останется жив: прокурор не оставит данное правонарушение без внимания, и победоносного шевалье скорее всего уже не только снова посадят за решетку, но еще и оштрафуют.

Антуану Карро на дуэли повезло меньше, чем в карточной игре: шпага оскорбленного графа два раза пронзила насквозь его обидчика. Утром 4 октября 1718 года два секунданта шевалье внесли безжизненное тело в его скромное жилище на улице Турнель. Его туловище было окровавленным, и в нем зияли две глубокие раны. Секунданты, которые его привезли, не стали долго задерживаться, поскольку опасались, что вот-вот может нагрянуть стража, которую пришлет начальник городской полиции, стремящийся выполнить королевские указы, запрещающие дуэли и предусматривающие суровые наказания для тех, кто в них участвует.

Сюзи долго смотрела на мужчину, которого она любила и который любил ее. Ей потребовалось некоторое время для того, чтобы до конца понять смысл происшедшего события. Ее возлюбленный покинул ее бодрым и веселым, с улыбкой на устах, а вернулся к ней неподвижным и холодным, как статуя. Она не стала плакать: еще никогда в своей жизни она не выражала своего горя подобным образом. Она склонилась над лицом этого молодого мужчины: оно было бледным, как воск, а губы скривились в жуткой ухмылке. Сюзи попыталась заставить себя спокойно поразмыслить. Она знала, что ей теперь угрожает: неприятные вопросы, которые станет ей задавать начальник городской полиции, конфискация ее золота и, возможно, презрение со стороны семьи Карро де Лере…

Сюзи не могла оставаться в городе, где все будет напоминать ей о постигшей ее беде, о ее утрате! Она осознавала, что дружба, которую она завела с различными людьми в светских салонах, после смерти ее мужа сойдет на нет, тем более что дружба с игроками никогда не бывает прочной.

Сюзи поспешно сложила в большую дорожную сумку свои наряды и свое «наследство» – триста тысяч ливров золотом, брачный контракт и кольцо, который носил ее муж до того, как столь скоропостижно скончался. Она сняла верхние и нижние юбки и облачилась в одежду, которую носил Антуан, – чулки, короткие бархатные мужские штаны, жилет из рисунчатой ткани, камзол и туфли с застежками. Затем она связала волосы тесемкой и натянула на голову треуголку. В карманы камзола она засунула два пистолета, также принадлежавшие шевалье.

Такие предосторожности казались ей необходимыми. Если она станет выдавать себя за мужчину, ей не будут докучать ловеласы, с которыми она может столкнуться в пути, да и начальников полиции она сумеет обвести вокруг пальца, поскольку они не смогут догадаться, что под мужским нарядом скрывается беглая вдова (которую они, возможно, уже начали искать).

Сюзи поцеловала белый – как будто мраморный – лоб Антуана и, оставляя труп мужчины, которого она любила, на попечительство блюстителей порядка и похоронных бюро, вышла из дома и отправилась на улицу Петит-Экюри к нотариусу Лангле. В конторе этого нотариуса она заявила о своем желании завещать кое-какую сумму денег Жану-Батисту Трюшо – своему самому младшему сводному брату, к которому она все еще питала теплые чувства. Нотариус заставил ее подписать документ, согласно которому этот ребенок, достигнув совершеннолетия, получит сумму в размере тридцати тысяч ливров золотом, которую она тут же и оставила на хранение нотариусу. Личность того, кому завещаны эти деньги, должна была держаться в секрете.

Затем Сюзи отправилась на поиски повозки, чтобы добраться до Сен-Мало, где ее ждало море, которое она так давно мечтала увидеть, и где она надеялась получить приют в семье Бонабан де ла Гуэньер.

Воспользоваться для задуманного путешествия обычной почтовой каретой ей не удалось: Сюзанне хотелось уехать немедленно и быть при этом единственным пассажиром, однако почтовые кареты отправлялись лишь по расписанию, а их кучера не имели права перевозить частных лиц в индивидуальном порядке. Поэтому Сюзи решила нанять повозку, но и для этого ей пришлось получить в почтово-пассажирской конторе «разрешительное письмо». Кучер предупредил Сюзанну, принимая ее, конечно же, за молодого мужчину: «Будем надеяться, мсье, что я смогу довезти вас до места назначения несмотря на то, что, как я слышал, в Бретани кое-где вспыхнули мятежи. Благоразумие, мсье, подсказывает, что лучше избегать больших дорог, а это означает, что наш путь удлинится на много лье и что, следовательно, поездка обойдется вам не меньше как в тридцать ливров!»

Сюзи согласилась, не торгуясь. Она была богата. Кроме того, золото, которое лежало в ее дорожной сумке, вызывало у нее определенное беспокойство. Перед отъездом она подумывала о том, чтобы поменять его на банковские билеты: поговаривали, что система, внедренная неким господином Джоном Ло[39]39
  Джон Ло – шотландский экономист и спекулянт, создавший в начале XVIII века во Франции финансовую систему («систему Ло»), которая впоследствии закончилась крахом и привела к финансовому кризису в стране.


[Закрыть], могла увеличить вложенный капитал, да и ехать не с золотом, а с банкнотами было бы, наверное, удобнее… Однако она в конце концов решила этого не делать, опасаясь надувательств и не желая терять времени. Она надеялась, что ее наряд бравого молодого человека отпугнет бандитов, нападающих на путников на дорогах, а также исключит похотливые домогательства мужчин, на которые она наверняка натолкнулась бы, если бы отправилась в путь в женской одежде.

Сюзи то и дело оглядывалась по сторонам, желая убедиться, что за ней не следят. Она боялась королевской полиции, грабителей и «стукача» Рантия, который, как она полагала, выслеживал ее в течение уже нескольких месяцев.

Кучер щелкнул кнутом, и повозка тронулась. Сюзанне пока что удавалось ускользать от тех, кто мог ее преследовать, однако душу ее терзала боль, которая, как ей казалось, никогда не ослабнет…

Итак, получалось, что через три года после того, как Сюзанна Флавия Эрмантруда Трюшо досрочно покинула монастырь урсулинок в Сен-Дени, она сменила свою не очень красивую фамилию на гораздо более благозвучную, став Сюзанной Карро де Лере благодаря браку с Антуаном Карро де Лере. У нее теперь имелся дворянский титул – не очень-то высокий, но все же благородный. Однако она не успела вдосталь насладиться радостями семейной жизни, поскольку была замужем всего лишь в течение трех месяцев.

Теперь она стала вдовой и отправилась в путь под именем своего покойного супруга и в его одежде.

Когда повозка миновала ворота Парижа, лошади помчались галопом по большой дороге, выложенной булыжником. Сюзи вдруг почувствовала, что к глазам подступили слезы. Перед ее мысленным взором то и дело появлялся Антуан – появлялся таким, каким она видела его в последний раз. Ее терзали мысли о том, что она рассталась с ним навсегда. К тому моменту, когда наступила ночь, Сюзи благополучно проехала на повозке с кучером восемь лье.

Они остановились на ночь на придорожном постоялом дворе, расположенном прямо посреди поля. Этот постоялый двор являлся также и почтовой станцией, и юная вдова вскоре убедилась, что она выбрала правильную тактику действий: ломовики[40]40
  Ломовик – извозчик, занимающийся перевозкой тяжестей.


[Закрыть], кучера, конюхи и коробейники не обращали ни малейшего внимания на молчаливого и мрачного молодого мужчину, приехавшего на постоялый двор позже их. Хозяйка же постоялого двора – некая незамужняя госпожа Жубер – стала, наоборот, всячески этого «мужчину» обхаживать, видя, что он весьма симпатичный, хорошо сложенный, наверняка благородного происхождения, да и ведет себя намного культурнее, чем те грубияны, с которыми ей обычно приходилось иметь дело. Она предложила ему сесть за отдельным столом, подала стакан вина и сказала: