Текст книги "Черный океан"

Глава 2

Часто то, что происходит с нами, мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Представьте, например, что люди едят, или питаются, не три-четыре раза в день, а, скажем, один раз в месяц. Особое событие? Особое. И относиться мы будем к нему по-особому, как к празднику. А что вы скажите, если генеральную уборку в квартире мы будем осуществлять не раз в неделю, или в месяц, или даже в год, а каждый день. Не удобно, верно? Но вскоре мы привыкнем и станем и к этому относиться как к само собой разумеющемуся. Слишком глупые примеры… А вот, если каждый день на нас будут валиться неприятности (не приведи, Бог, если ты есть!), это была бы не жизнь, а кошмар! Но и к этому мы привыкли бы может, пусть не через неделю, не через две, но привыкли бы. Однако есть кое-что, к чему человек привыкнуть не сможет – к страху. Это то, что терзает человека днем и ночью, доходит и до того, что проникает в подсознание, снится, видится и слышится его самое жуткое воплощение. В конце концов, находясь на истощении сил, эмоций и гормонов страха, человек попросту сходит с ума…

Глеб пока что не был ни на полном истощении сил, ни на истощении гормонов страха. У него еще было довольно много и сил, и эмоций в запасе, который все же сбавлялся. Сейчас он наблюдал, как Анна жадно поглощает рисовый суп, только что сваренный им. Суп был горяч, однако, это ее не остановило. Она неуклюже держала ложку двумя пальцами. Настолько было ее жалко, что Глеб даже хотел покормить ее, но счел это лишним. Не хотел показать, что ее ему жаль. Людям не нравится чувствовать себя жалкими. Он не знал, чувствует она вкус или нет, но ела она явно с аппетитом.

– Еще? – Спросил Глеб, когда тарелка опустела, а Анна, второпях проглатывая суп, по-волчьи, с какой-то дикостью в серых глазах, смотрела на Глеба. Это ощущение подчеркивали мокрые патлы, нависавшие на глаза.

Она закивала, и Глеб налил ей еще супа. Анна принялась так же жадно его есть.

– Ты не ела, наверное, дня два-три. – Предположил Глеб, облокачиваясь на стену, скрестив руки на груди. Девушка проигнорировала замечание. Да и чем она могла ответить? Она опустошила еще одну тарелку, обернулась, взглянула на кастрюлю с супом, встала и, прихрамывая, отправилась в спальню, прилегла на кровать. Неловко открыв ноутбук, Анна принялась что-то печатать, кропотливо подыскивая каждую клавишу с нужной буквой.

Глеб, шедший следом за ней, остановился в дверном проеме. Девушка закончила печатать и призывающе взглянула на него. Он подошел и посмотрел на экран ноутбука.

«Спасибо вам за ваше гостеприимство. Меня не будет здесь никто искать. Я должна восстановить силы и отдохнуть. Выполните мои две большие просьбы: первая – Молчите обо мне, вторая – Мне нужен врач, но только для левой руки – восстановить сухожилия».

Прочитав это, Глеб задал вопрос.

– А ты не подумала, что обо всех ранениях врачи обязаны докладывать в милицию? Как ты думаешь, мне нужны проблемы? – Он сменил тон на более мягкий. – Хотя, что я говорю? Тебе ведь нужна помощь, пока сухожилия не приросли к плоти.

Глеб задумался, глядя куда-то вниз и потирая щетину на подбородке.

– Придется дать врачу взятку? – Спросил себя Глеб. Слово взятка почему-то показалось Глебу каким-то слишком тривиальным. Наверное, в будущем, введут закон о запрете на слово взятка. Так сейчас казалось. – Иного выбора нет.

Конечно же, он свозил ее в частную клинику.

В маленькой приемной никого не было, кроме чаморошной секретарши с губами-варениками и притупленным взглядом, если не сказать большего. Здесь было довольно уютно: дорогие дизайнерские кресла, бежевый журнальный столик далеко не самый дешевый, шершавые бежевые обои на стенах. На конторке у секретарши лежали бумажки, какие-то смятые записки, в рамках стояли две лицензии и какие-то грамоты. Глядя на них, можно было бы поверить во все. Такая уж эта вещь – бумага. Словами говори, сколько влезет, а все получится по-разному. А бумага молчалива и лаконична. На ней свидетельство встречи людей. Попробуй описать все словами.

Кроме потрепанной секретарши, все выглядело дорого и просто, что казалось многообещающим. Впрочем, кто знает, может секретарша была довольно компетентна, несмотря на ее внешний вид и стервозно-приторможенное поведение.

Да что я так много о ней думаю! – Глеб вздохнул.

Главное – никаких бешеных медсестер – объемом талии в дверной проем, никаких карточек, никаких очередей, скрупулезных студентов, подсчитывающих дни своих болезней, дотошных бабушек, жалующихся на дурной слух, зрение, на колики в животе, суставах и мышцах каждому встречному врачу, медсестре и прочим! Никаких… В общем, это же частная клиника.

На «совковую» поликлинику государственного обеспечения не стоило и надеяться. А вот на частную – хоть и дорого, зато быстро и по-тихому.

Ну, не совсем быстро. Глебу пришлось потрудиться, втолковывая секретарше о том, что врач должен принять Анну без записи и сейчас же. В конце концов, не выдержав натиска Глеба, секретарша сдалась, но сообщила, что у Санова прием. Однако, доктора Санова долго ждать не пришлось. Через минут пятнадцать после прибытия Глеба и Анны из кабинета вышел пациент с рукой в гипсе. Стоя в дверях, он благодарил доктора, а при выходе из клиники заплатил секретарше.

Увидев в стеклянных дверях клиники, выходящих на улицу, как двое людей в белых халатах поднимались по лестнице в приемную и вели пациента, клюющего носом, Глеб и Анна поспешно прошли в кабинет.

Здесь было чисто, стояло несколько операционных столов, по-видимому, разного назначения. В углу, стоя у стеклянного медицинского серванта, вытирал руки невысокий доктор. Он резко обернулся. Это был мужчина наполовину восточной внешности, лет сорока, с черными волосами, поблескивающими кое-где сединой и с маленькими аккуратными усиками. Однако, каким-то образом можно было определить, что он всю жизнь прожил в России.

– Регистрироваться будем? – Сразу выдал он.

– Нет. – Коротко ответил Глеб. – Этот визит должен остаться тайной.

– Рад, что нашел людей, которые понимают тяжбы налогового бремени. – Он улыбнулся и его узковатые глаза сузились еще больше. – А точнее это они нашли меня. Что у вас?

В ответ Глеб нервно стянул с левой руки Анны вязаную перчатку.

– У нас… сухожилия… – Глеб подумал и добавил. – И еще язык.

Анна этого не ожидала и резко бросила взгляд на Глеба. Но все равно открыла рот.

– О-о, – уныло растянул Санов, завидев увечия, – не беспокойтесь, я не стану ничего разглашать. Сухожилия сделаю, а вот язык – не знаю, посмотрим.

– Буду вам признателен, – ответил Глеб.

Доктор запер двери и прикрыл окна шторами: на всякий случай.

– Значит что-то произошло, что заставило вас пойти к частнику?.. Молчу… – Санов выбросил руки вперед, перед Глебом, словно толкая невидимую стену. – Прошу сюда. – Он указал на кресло – смесь родильного и стоматологического, только с широкими подлокотниками. – Восстановление сухожилий? Знакомо. Делывали мы и такое.

У Анны был довольно спокойный вид, но все же, она взглянула на Глеба, словно говоря «не оставляй меня», и села в кресло, положив руки на подлокотники.

– Честно говоря, впервые такое вижу, – задумчиво сказал доктор, закатывая Анне рукава.

– Да, я тоже, – отмахнулся Глеб, садясь на соседний операционный стол.

– Это ужасно. – Продолжил доктор и натянул упругие резиновые перчатки. – Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но, Господи, кто же мог сделать такое?

– На бедняжке будто лица не было, когда я нашел ее, сам очень испугался, – вздохнул Глеб, – больше я ничего не знаю. Мне не нужны новые проблемы.

– Да, это я понимаю… – Доктор готовил шприц, – операция будет относительно сложная. Я вколю ей гексенал. Нарушения функции печени и почек есть?

Девушка неуверенно отрицательно покачала головой.

– Лихорадочные состояния есть? – Продолжил врач.

– Лихорадочные состояния? – Переспросил Глеб.

– Ну, их, похоже, нет, – ответил Санов, – нет симптомов, а воспалительные процессы в носоглотке?

Девушка отрицательно хмыкнула.

– К чему все это? – Удивился Глеб.

– Это противопоказания.

Глебу это и в голову не пришло… Бывает.

– Очень хорошо, – сообщил доктор. Хотя, даже при всех этих обстоятельствах, ничего хорошего не было.

Девушка внимательно наблюдала, как по ее венам заходила холодная вата, а затем как вошел шприц и влил ей прохладную жидкость. Через некоторое время в глазах у Анны все поплыло и она обмякла. Услышав еще несколько слов, она и вовсе отключилась.

– Сухожилия повреждены только на пальцах. Виден толстый разрез, – причитал Санов, тщательно осматривая руку, затем открыл Анне рот, заглянул туда, – язык сокращен с хирургической точностью, возможно раскаленным резаком, мне понадобятся ассистенты, – он встал, прошелся по операционной до двери, ведущей во вспомогательное помещение и заглянул внутрь.

– Жора, Света, быстрее. У меня все готово, – окликнул доктор и, вернувшись к Глебу, произнес, – сядьте в углу, на кушетку, мы начинаем.

Доктор – беспробудный оптимист.

Глеб сидел, расслабившись на мягкой кушетке. После шока, перенесенного им сегодня, это было первое расслабление. Конечно, нервные клетки не восстанавливаются, этого никто не отрицает, но мышечное напряжение, обмякнув на удобном диванчике цвета хаки, снять можно. Он сидел и слушал, как переговариваются медики, окружившие небольшое кресло.

Каково содержать собственную клинику, тем более хирургическую? Какие деньги зарабатывает здесь доктор Санов? И как иногда, безусловно из необходимости, подделывают отчеты о доходах? Эти вопросы сейчас приходили в голову к Глебу, но все же меньше всего его интересовали. Он слышал короткие фразы, вроде «скальпель» – доктор протягивал руку и получал инструмент, «нить, игла».

Не секунду Глебу показалось, что он сидит в автомастерской. Грязный механик, ковыряясь под капотом машины обменивается короткими фразами с помощником: «ключ на шестнадцать» – и получает инструмент, запачканный машинным маслом.

Глеб тут же опомнился, выбросив бредовые мысли-галлюцинации по поводу автомастерской из головы; затем задумался обвиняя свое подсознание в том, что оно связало мастерскую и операционную.

Он взглянул на часы, мерно и тихо отстукивающие ритм времени. С начала операции прошло уже более полутора часов, а Глеб сидел на кушетке, словно в забытьи.

– Эй… – Шепнул доктор и Глеб проснулся.

– Глеб, – поздно представился Глеб, – просто Глеб.

– Да, Глеб. Ваша… девушка хорошо перенесла операцию, но ей нужно отдохнуть от наркоза, поспать часок-другой. У нее проявляется побочное действие – несильное угнетение дыхания.

– А есть какие-то стимуляторы?.. Или это неопасно?

– Есть анабазина гидрохлорид, но это больше для курильщиков. А вообще, ничего не надо, это пройдет скоро.

– Я отвезу ее домой, там и поспит, – уверенно сообщил Глеб, – а с языком что-нибудь сделали?

– Да, кое-что… Она сможет говорить, но плохо, впрочем, ее можно будет понимать. Но только через некоторое время, когда заживет язык. Инъекция в язык его ненадолго парализовала. Да, еще… первое время ей нельзя есть ни холодное, ни горячее.

– Так сколько я вам должен? – Глеб слегка наклонился вперед, доставая портмоне из узкого заднего кармана на джинсах.

Врач быстро буркнул сумму.

Глеб не был поряжен. Если учесть, что в оценке сложности операций он ничего не смыслит, то он даже и не подозревал, во сколько ему обойдется эта операция.

– И какова доплата за конфиденциальность? – достав кредитку, спросил Глеб.

– Ноль, – принял Санов, положил в карман халата и развел руками, – это же мои налоги…

– Ну да, – усмехнулся Глеб и покосился на Анну, лежащую в кресле с перебинтованной левой рукой, – она может идти?

– Нет, она еще спит, отвезите ее домой. Вам помочь донести ее на носилках?

– Э… не надо, – почему-то отказал Глеб, – спасибо.

Доктор удалился вместе с ассистентами во вспомогательное помещение.

– До свидания, – бросил он и хлопнул дверью.

– Ну, дорогая Анна, пойдем к машине, – вздохнул Глеб, взял девушку и понес ее к машине.

Глеб вспомнил муху, что сейчас сидит дома. Каково ей живется своей мушиной жизнью? И откуда потом вылетят ее дети?

До дома оставалось ехать считанные метры. На этой широкой дороге никогда не было слишком много машин. Конечно, это же окраина. Мимо проехали темно-синяя Субару, такси, Лада-калина и маршрутка с рекламой пельменей на боку. В это время – три часа дня, это могли быть таксисты, люди, взявшие выходной на работе, или попросту лодыри, которым нечем заняться, школьники, безработные, безработные жены и еще куча народу. Глеб не относился ни к тем, ни к другим, ни к третьим. Но сколько еще людей сейчас разъезжают на баклажановой Волге-люкс с незнакомой изувеченной девушкой на заднем сидении? К кому он относился, он пекся меньше всего.

Ему не терпелось поскорее все узнать у Анны. Но как уговорить ее все рассказать? Вдруг Глебу вспомнился тот дедушка в парке, под дождем. Как его звали? Глеб напрягся, вспоминая фантик «Пiвденной нiчи». Там было имя и отчество, дальше… улица… Глеб не имел понятия, есть ли в Смоленске такая улица. Но если написано – значит есть.

– Александр Петрович, – вспомнил Глеб вслух, – может, Анна его знает?

Пока Анна спала, Глебу пришлось выйти в Интернет, чтобы посмотреть карту Смоленска и схему проезда до улицы, которую указал этот Александр Петрович. Глеб никогда специально не старался запомнить улицы, он с трудом вспомнил бы название улицы, на которой живет мать. Просто ездил к ней – и все.

Сейчас он твердо решил поехать.

Может, он разъяснит в чем дело?

Глеб оставил Анне записку

Глеб подумал, что обо всем, что может понадобиться Анне, он написал и торопливо вышел из дому, сел в машину. Он поехал к Александру Петровичу, который столь странным образом дал ему конверт. Глеб, конечно же, подозревал, что Александр Петрович и тот человек в парке – разные люди, но что толку от этих необоснованных подозрений?

Машина Глеба ехала по дороге, иногда подпрыгивая на небольших рытвинах. Как сказал Салтыков-Щедрин, «В России две беды: дороги и дураки». Ну что же, время идет, дороги в России из разбитых постепенно превращаются в менее разбитые; а дураки – их не так уж и много: в силу нынешних тяжелых времен дураки не выживают, а фраза «дуракам везет!» давно перестала иметь силу. Но все же, к слову хочется добавить, что пропорция между дураками и плохими дорогами осталась та же. Ну, или почти та же.

Глеб все думал, позвонить ли Еве. Он хотел, но она каким-то образом все равно поняла бы, что что-то не так. Он взял в руку телефон, подумал немного, и положил, решив пока с этим повременить. Нежелание, чтобы она знала, что происходит нечто нехорошее, побороло желание слышать ее.

Слева и справа от дороги мелькали дома разной даты постройки. Фигурировали дома старинные в три-четыре этажа, высокие из-за высоких потолков. Их потрескавшиеся от времени и воды стены, хоть и стояли еще, но уже давно перестали реставрироваться. Вскоре Глеб попал и на саму улицу, указанную на фантике. Он увидел дом Александра Петровича и остановился на обочине дороги.

Обойдя дом со двора, он отметил, что никого нет. Нет ни дедушек, по старой памяти играющих в домино, ни детей, резвящихся на детской площадке, ни подростков, с хмурым видом сидящих где-нибудь в удобной для них позе, ни даже бабуль, злостно перемывающих кости вселившимся в их дом молодоженам. Глебу казалось, что все это должно быть в каждом дворе, тем более, что дождя уже не было и все успело высохнуть от влаги, лишь серое небо густыми тучами продолжало нависать над городом.

Пусто и пасмурно.

Он зашел в первый подъезд, подошел к двери третьей квартиры и понял, что ему снова стало страшно. Страшит и неожиданность, и угроза, которая, возможно ожидает там, по ту сторону двери. К тому же, это был хмурый день, начавшийся свалившимися на голову Глеба проблемами, напастями и страшными неожиданностями. Уж не бросился ли Глеб на амбразуру, своим приездом сюда? Как бы то ни было, теперь уже наивно было бы ждать от этого дня чего-то хорошего. По всему телу от этих мыслей выступили крупицы пота. Но Глеб смирился, нервно вздохнул подъездным воздухом, полным запахов готовящейся еды, курева и мочи, и нажал на звонок у двери. Обычной деревянной двери без глазка, выкрашенной в красный цвет.

Дверь открылась. Сделав шаг вперед, Глеб очутился в полутьме. Однако, эта полутьма не пугала, наоборот, в нее хотелось погружаться еще глубже, ощущая ее объемную мягкость. Погружаться, словно в мягкое уютное одеяло. Глеб медленно, смакуя каждый шаг в этой полутьме, продвигался вперед по коридору с мягкими обоями. Он увидел впереди затененного, коренастого человека в рубашке нараспашку.

Глеб вгляделся сквозь полутьму. Этот человек был седой, по его морщинистому лбу, ровному и широкому носу, по старческому подбородку, покрытому белесой щетиной, ровно ложился свет от приоткрытого окна, вписанного куда-то далеко в комнату, что была слева от него.

Глеб опомнился. Полутьма медленно отпустила его, как мягкая рука. Этот седой человек был тем самым, с которым Глеб встретился в парке. В миг коридор с мягкими обоями стал совсем обычным коридором, а полутьма, казалось, скрылась куда-то в темные уголки квартиры.

– А… Александр Петрович? – Промямлил Глеб, держась за голову, затем буркнул едва слышно себе под нос. – Нервы шалят, что ли?

– Нет, это не нервы, – сказал человек, – проходите в гостиную, я вам все расскажу. По крайней мере все, что знаю сам. – Он протянул Глебу руку приветствия, когда тот подошел ближе. Они обменялись крепкими рукопожатиями. – А вы – Глеб, вас уже ищут. Они знают о вас все. – Он улыбнулся. Не по-злому: это не была издевательская злорадная улыбка. Это была какая-то приятельская улыбка сочувствия.

– Кто? – Спросил коротко Глеб, вытирая пот с лица.

– Проходите, – спокойно пригласил Александр Петрович, кланяясь, – чувствуйте себя как дома.

Несмотря на излишнюю внешнюю доброжелательность, в Александре Петровиче что-то не устраивало Глеба. «Одно „…как дома“ чего стоит!» – Размышлял Глеб, проходя в уютную гостиную классического стиля.

В гостиной было довольно уютно. Не столько красиво, сколько чисто и аккуратно. Гладкие покрывала, словно накрахмаленные, ровной площадкой лежали на строгих креслах и диванах. На тумбочках (их было две: у древнего телевизора «Березка» и у одного из кресел), также ровно лежали узорчатые салфетки. Пожалуй, слишком ровно!

Все вокруг безупречно чисто и ровно, словно вопило: «не смей прикасаться ни к чему!»

Но Александр Петрович, несмотря на это ощущение точности, безупречности, любезно предложил присесть и сел сам на одно из этих кресел старого стиля, выглядевших, как новые. Глеб не стал отказываться, предполагая, что разговор предстоит долгий. Он сел на диван и будто поломал тонкий слой ровного покрывала: оно с трудом прогнулось под ним.

– Успокойтесь, вы дрожите, – твердо сказал Александр.

– Вовсе нет, – напряженно, преодолевая упругий ком в горле, произнес Глеб.

– Вы не первый, кто чувствует это.

– Что вы имеете в виду? – Также сковано спросил Глеб. К его горлу подкатила волна удушья. Строго поклеенные обои на безупречно-ровных стенах с ужасающей силой давили на него все грубее.

– Все, кто приходили сюда, испытывали самые разные чувства, причем чувства, меняющиеся с удивительной быстротой. Одним казалось, что вся моя квартира – огромная клетка, – говорил Александр Петрович, – они то бились о стены, то раздирали на себе кожу до крови, то вдруг бросались в окна. А я хватал их и держал, чтобы они успокоились. Другие думали, что попали в сказку своей мечты, где текут кисельные реки, где можно строить замки из сахара. Их тоже приходилось вразумлять. Ну а третьим, к примеру, казалось что они в огне, кричали, испытывая неудержимую агонию! Им и вправду казалось, что их кожу съедает адское пламя, они дико кричали. Мне даже соседи стучали в стену…

Вдруг Глеба словно прижало к дивану. Он ощутил, как по его спине пробежал мороз, затем его охватил жар. Он сжал свою шею – дыхание затруднялось. Бежать! Бежать из этой квартиры! Но ноги словно оцепенели, впились в деревянный пол.

– …Но они не понимали, что это всего лишь иллюзии, – спокойно продолжал Александр Петрович, – и вы тоже ощущаете это, – он умолк и вдруг закричал, видя, что паранойя Глеба сейчас перерастет в большее. – Закройте глаза! Это иллюзия!

Глеб послушался. Его веки сомкнулись в судорожном оцепенении. Жар ушел. Сердцебиение восстановилось. Холодный пот заструился по телу.

– Теперь откройте глаза, – Александр Петрович говорил спокойно и убедительно.

Веки Глеба разомкнулись, руки и ноги обмякли. Он осмотрел все вокруг.

– Что вы видите? Что чувствуете? – Спросил Александр.

Это была самая обычная гостиная, выполненная по запросам, вполне сходным с возрастом Александра Петровича. Салфетки на тумбочках лежали чуть мятые, пожелтевшие от времени, небрежно свесившие свои кружева вниз. Диван, на котором сидел Глеб, был мягок. Покрывало пластично щекотало ладони рук своими скатавшимися мягкими и сравнительно крупными катышками. Слегка выцветшие, кое-где отошедшие от стены обои теперь радовали глаз своей нормальной, можно даже сказать, здоровой запущенностью.

Ком в горле больше не волновал Глеба, но после него в горле стало сухо. Он спокойно вдохнул воздух немного запыленной комнаты, где пахло старой древесиной мебели и медленно выдохнул.

– Так, значит, иллюзии? – Угрюмо спросил он.

– Да. Не спрашивайте. Я все расскажу сам, я живу один. Знаете, уже не те годы, когда я мог бы бегать за компанией. Теперь мне только в домино во дворе играть с другими дедами. Так что, я люблю поговорить. Чай? Кофе? – Расслабленно сказал Александр.

– Коф… э… нет, спасибо, можно лишь воды. В горле пересохло.

Александр Петрович вышел из гостиной и вернулся через секунд десять со стаканом воды в руке.

– Вы, наверное, теперь готовы принять правду, как она есть? – Александр передал Глебу граненый стакан прохладной воды.

– Да. После всего, что произошло, я готов к небольшому рассказу, – Глеб выпил воды и поставил стакан на низенькую тумбочку со старой салфеткой, – спасибо.

– Тогда, с вашего дозволения, я начну…

Александр Петрович отклонился на спинку кресла и начал свой рассказ.

– Это моя квартира. По закону. Но это не только квартира. Это храм. Не обычный религиозный храм, разумеется. Я не какой-нибудь сектант, проповедующий смерть во имя жизни в ином мире. Тут другое дело, пусть даже иной мир здесь – это два мира, связанных с Землей посредством Промежуточного Пространства…

Глеб открыл рот, чтобы спросить, что такое Промежуточное Пространство, он уже начал: «…Что тако…», но Александр Петрович его перебил.

– Я же сказал, что сам все расскажу. Терпение, – многозначительно сказал он, – эта квартира – храм, служащий переходом в Промежуточное Пространство. Нельзя где попало входить и выходить из Пространства. Можно только в храмах.

– Их много? – Вставил-таки свое слово Глеб. – Почему люди о них не знают?

Александр Петрович сделал серьезное лицо, показывая, чтобы Глеб его не перебивал.

– Их достаточно. – Продолжил он. – А люди об этом не знают, потому что им и дела до этого нет.

– Как? Это же нечто иное?.. Им должно быть интересно.

– Большинство людей так приземлены, что и допустить не могут существование других миров. Им кажется, что это сказки, что такого не может быть, и забывают. Или же просто не вдаются в подробности. О чем это я?..– Задумался Александр и продолжил. – Ах, да… Это Пространство малоизученно, поскольку ученые не должны знать о переходах между мирами. Они сообщат всему миру об этом. Некоторые из них стали писаками. Другие, поняв, что им не донести истин до ушей народа, завязывали с этим. Бывали такие случаи, когда их запугивали, упекали в психиатрические лечебницы, а если это не помогало, то ссылали в Промежуточное Пространство и считали на родине без вести пропавшими или усопшими… Впрочем, важно другое: храм – место, где магнитные поля миров искажаются. Это частично вызывает галлюцинации. Как у вас, как только вы вошли сюда. Все, кто переходил отсюда в Промежуточное Пространство, проходили через эти галлюцинации. В большей или меньшей степени. Но если верить, что это неправда, верить, что это иллюзии, то они перестанут иметь силу над человеком.

– Можно спросить? – У Глеба был вид прилежного и послушного ученика, тянущего руку с вопросом к учителю: такой же нахмуренный лоб в сочетании с невинным выражением лица.

– Да, – вздохнул Александр Петрович.

– Так что же такое это «Промежуточное Пространство»? – Поинтересовался Глеб.

– Это место, являющееся переходным между смежными мирами. Нельзя перейти из одного мира в другой сразу же. Это Промежуточное Пространство – как в лифте, между этажами. Между Промежуточными Пространствами и смежными мирами существуют входы и выходы. Некоторые храмы служат входами, другие – выходами, но чаще – у выходов храмов нет, то есть многие выходы не определены. В этом храме… квартире есть и вход и выход. Понимаете, Глеб?

– Вроде да… – Как объяснить состояние Глеба? Вроде бы понял, вот только как понять или вообще поверить в такую невероятицу? Но с другой стороны – все это так ново и необъяснимо свалилось на голову Глеба, что он даже не мог сказать точно: понял он или нет. У него возникло странное чувство. Оно не было ни на что похоже. Подобное Глеб уже чувствовал вчера, например. Это было какое-то чувство заговора.

– Так зачем вы меня пригласили? Что со мной-то происходит? – Задумчиво произнес Глеб. – И… кто эта Анна? Что за дыхание я слышу в трубке?..

– Я отвечу только на первый вопрос, – вздохнул Александр. Все это время он сидел почти неподвижно. Что было, как казалось Глебу, немного неестественно.

– Ответьте хоть на один, – хмурясь, попросил Глеб.

– Видишь ли, Глеб… Ты … – Александр Петрович сразу перешел на «ты», как только речь зашла о цели визита своего собеседника. – Тебе грозит опасность. Кто-то ищет тебя. Кто-то извне, не с Земли, понимаешь?

– Но зачем? – Возмутился Глеб. – Я жил своей жизнью, своей спокойной жизнью! Как вдруг все это свалилось на меня. У меня были свои планы! У меня был… – Разошелся он…

– Я знаю, Глеб, успокойся. Я не знаю зачем ты им, но они за тобой охотятся. Сюда, из Промежуточного Пространства переходили люди, спрашивали про тебя. И вот тогда, я узнал о тебе. Я решил помочь тебе, предупредить. Понимаешь? – Александр Петрович вопросительно поднял брови в надежде услышать слова понимания.

– И что они сделают со мной? То же, что с Анной? Зачем? – Глеб, дрожащими руками медленно потер лоб.

– Кто эта Анна?

– Она каким-то образом вся изувеченная оказалась у меня в шкафу, как раз когда я слушал это дыхание в трубке телефона.

– А может раньше? – Намекая, спросил Александр.

– Что вы имеете в виду? Вы хотите сказать, что ее кто-то положил ко мне в шкаф, когда меня не было дома? – Пробормотал Глеб. Ему показалась одна загадка насчет Анны наполовину решенной. Но хмурый тон Александра Петровича словно поставил Глеба на свое место: на место непонятливого ученика.

– Нет. Вы, похоже, не поняли ничего, – кратко ответил Александр Петрович и покачал головой, затем встал, тихо кряхтя, обошел диван и, подошедши к окну, остановился, глядя куда-то на улицу, перевел руки за спину, – отвратительная погодка уже второй день. А ведь синоптики предсказывали другое!

Глеб глядел на него, сидя на диване в пол-оборота. Почему Александр Петрович не отвечает на его вопрос?..

– А знаете почему? – Александр обернулся к Глебу.

– Не погодит. Синоптики часто ошибаются. Вот почему. – Автоматически произнес Глеб.

– Эх, – вздохнул Александр Петрович и снова повернулся лицом к серому дождливому пейзажу за высоким окном, – нет, не поэтому, Глеб. Дождь и серость оттого, что изменение электромагнитного поля привело к частичному изменению атмосферного давления. От давления, как известно, появляется ветер. В Смоленске изменилось давление, следовательно – ветер в нашу сторону нагнал тучи, которые первоначально двигались в противоположную сторону. Отсюда и пасмурно. Это не значит, что обязательно будут дожди, может быть и жара. Изменение климата в этом районе всегда случается, когда кто-то проходит из Пространства сюда, или в него отсюда. Они пришли сюда из Мекситты: из мира по ту сторону нашего Промежуточного Пространства и ищут тебя. То есть, скорее всего, уже нашли. Знаете, в жизни каждого человека рано или поздно наступают переломные моменты. Будь это свадьба, поступление в университет, перемена места жительства, похороны. Но человек постепенно привыкнет и к супругу, к учебе, к новому дому, к утрате. Но только не к постоянному преследованию. – Александр Петрович Повернулся к Глебу и увидел в его глазах страх и осознание грядущего. – Правильно! С этой мыслью нельзя свыкнуться. Я понимаю, какой это стресс для тебя, ты уж прости. Это и есть для тебя твой переломный момент, который, как раз-таки, многое изменит в твоей жизни.

– Чего они хотят? – Обреченным тоном спросил Глеб, и Александр отметил, что его взгляд пуст и не направлен ни на что. Сейчас он думает, переживает, выдвигает в голове нелепые версии…

– Я не знаю. – Александр Петрович прошел обратно и сел в кресло, а Глеб все так же сидел в пол-оборота и смотрел в сторону окна. Александр продолжил:

– Они воздействовали на меня психологически, может даже посредством гипноза. Они спрашивали про тебя… Я все никак не мог понять сколько их было: их могло быть от четырех до двадцати. Они были в темных рясах, какие-то расплывчатые. Я не знаю. Не знаю… – Было видно, как Александр напрягается, вспоминая события как страшный сон. – Все было словно в тумане. Ну, чтобы перейти в Пространство, нужно потерять сознание, иначе не перейдешь. А они даже были в сознании, когда оказались здесь… Со мной такое впервые. Обычно люди входят в Пространство и выходят: все четко. Я всегда узнаю кто они, сколько их, цель их визита, что они транспортируют… А тут… Поэтому я взялся помочь тебе с этим, – закончил Александр.

– Так что с дыханием в трубке? – Спросил Глеб. Его глаза совсем стали такими пустыми, словно он ослеп. Они были пустыми и… уставшими. – Что это вообще? Что эта за Анна? Она появилась словно из ниоткуда…

– Из Промежуточного Пространства, – пояснил Александр, – а насчет дыхания в трубке… – Он ненадолго умолк. Его губы вздрогнули, будто в этот момент с них упало какое-то беззвучное слово. И резко ответил. – Мы пока не можем объяснить этот феномен.

– Феномен? – Глеб стал более-менее сознательно выглядеть. Он не знал, что этим вопросом он щекочет нервы Александру, заставляя его вспоминать нечто ужасное, что случилось при нем когда-то.