Текст книги "Подальше от мужчин. Радфем-коммуна «Пчёлы»"

Абрикосовое дерево

Семья Олафсен на самом деле была очень большой. У Ганса и Рэй было четыре дочери и восемь внуков. Дети и внуки давно разлетелись по собственным гнёздам и большой прекрасный дом пустовал. Олафсены с радостью согласились помочь Ире и малышу. Старые знакомые родителей Ди, Олафсены были знаменитыми на всю Норвегию садоводами. Они так благоустроили свой участок около дома, что там плодоносили южные растения. С дерева, распластанного по восточной стене дома, удавалось собрать по 3—4 килограмма абрикосов. Для северной страны это был удивительный рекорд. Кусты смородины, которым было более ста лет, посадил еще дедушка Ганса. В большой теплице, которую Ганс и Рей оборудовали по последнему слову техники, были системы автоматического проветривания и полива.

После завтрака хозяева повели Иру на экскурсию по своему участку. Ира не всегда понимала, что Рэй говорит по-норвежски, но зато она понимала, что именно Рэй хочет сказать. Потому что в своей деревне Ира тоже держала огород и все растения были ей знакомы. С помощью знаков, латинских названий и интернациональных слов общение наладилось. Ира была в восторге от тепличных растений и от пчёл, жужжащих в улье.

– Что это? – спросила Ира, обнаружив огромный лист рабарбара, сделанный из цемента.

– Это сделала я, – сказала Рэй. – Это вода для птиц.

– Это очень красиво. – сказала Ира. – Ты большой мастер.

И Рэй улыбнулась. Маленький ручной снегирь слетел с крыши и сел Рэй на плечо. Рэй достала из кармана семечку и покормила снегиря.

Комитет 8 марта

– Итак, мы идем. У тебя всё готово?

– Да не беспокойся, всё пройдет нормально.

– Ты точно справишься?

– Да.

– Кнопка?

– Да.

– Телефон?

– Да.

– Тогда мы уходим.

Ида-Иден закрыл дверь за Моной и Ди.

Это был тот самый вечер, вечер главной операции. Все «Пчёлы» должны были покинуть дом, а Ида-Иден оставался ждать Конрада, которому подосланный «доброжелатель» сообщит, что Ира и ребенок в «Пчёлах». Ларкин позвонила со стадиона «Бранн» и сообщила, что Конрада можно ожидать вскоре после окончания матча. Ида-Иден проверил входную дверь. Она была заперта только на навесную щеколду.

«Пчёлам» требовалось алиби, так что собрание «Комитета 8 марта» было очень своевременным. «Комитет» определял, какие лозунги будут на больших транспарантах колонны, кто будет выступать на сцене, кто будет готовить еду для конференции.

Состав собрания незначительно менялся каждый раз, основу его составляли радикальные феминистки. Одним из правил собрания был полный запрет на голосование для мужчин. Апеллантами 8 марта – и на площади и на конференции – тоже могли быть только женщины. Мужчины исполняли поддерживающие функции – они могли вести подсчет голосов, участвовать в рабочих группах, рисовать транспаранты.

Зал для собрания был обставлен очень просто – недорогие столы и полосатые стулья, которых было достаточно, чтобы разместить 200 человек, ковер с геометрическим рисунком, среди цветов которого преобладал индиго, полностью лишенный всяких художественных достоинств триптих с кораблями, полки с неведомо кем и неведомо за что добытыми призами, кафедра, барная стойка, аппараты с напитками и кофе-машины. В цементные стены зала от потолка до пола была вмурована галька.

Феминисток интересовала только дискуссия, поэтому они сдвинули всю мебель к стенам, а затем поставили столы в круг и расселись. В зале находилось 67 человек, в основном молодые люди, из которых половина были мужчины. Все пришли в обыкновенной простой одежде, в основном в джинсах и рубашках. У всех молодых людей были что называется «особенные» прически. У кого-то были фиолетовые или красные волосы, у кого-то была обрита левая, правая или обе половины головы. У кого-то были мелкие косички или дреды. Самые разнообразные и безумные прически молодых контрастировали с традиционными прическами возрастных активистов. Один человек был барефутером и, несмотря на зимнее время года, у него не было обуви на ногах.

Обычно на учредительное собрание «Комитета 8 марта» приходило в два раза меньше людей и женщины – причем женщины нестуденческого возраста преобладали. Но в этот раз «Рабочая партия» хотела совершить переворот, лишить «8 марта» статуса радикального феминистского события и, так сказать, снизить градус протеста, добившись участия в акции мужчин. Поскольку всё решалось путем простого открытого голосования, для победы того или иного принципа достаточно было привести большинство сторонниц.

Радикальные феминисты тоже знали о намерениях «Рабочей партии», они мобилизовали все свои силы – мамы, бабушки, тётушки, подруги, знакомые… один голос мог стать решающим. Многие пришли, несмотря на сложные жизненные обстоятельства. До самого последнего мгновения никто не знал, как разделятся голоса и по какому пути покатится история норвежского 8-го марта.

Модератором была 20-летняя девушка, которую звали Элла-Мария. Она приехала на собрание прямо из больницы, после пункции спинно-мозговой жидкости, несмотря на сильное головокружение. Однако Элла-Мария не собиралась отказываться от идейной борьбы в такой важный исторический момент. Она заплела волосы в мелкие косички, вооружилась капиталистической, но тонизирующей кока-колой и принесла феминистские журналы собственного изготовления. Для Эллы-Марии принесли из коридора небольшой диван, установили микрофон и она могла вести собрание лёжа.

За проведение всего собрания отвечала ближайшая подруга Эллы-Марии, феминистка Миа. Ей тоже было 20 лет. Молодые норвежцы очень рано начинают социальную жизнь – особенно если они вырастают в семьях, интересующихся политикой. Если уж человеку суждено вести правозащитные битвы, то в Норвегии годам к 14 он, как правило, уже старается избрать политическую сторону и может даже возглавлять юношескую политическую группу. Правда, почти все юные активисты в первые годы мечутся и пытаются найти что-то наиболее подходящее для себя, поэтому они не представляют из себя особенно надежной силы. Но в краткий момент вовлеченности в ту или иную инициативу они развивают невероятную активность.

Миа была чрезвычайно известна среди активистов и никому из присутствовавших не надо было рассказывать что Миа – коммунистка-сталинистка, пацифистка, антикапиталистка, радикальная феминистка и борец за права саамов. Напротив неё на столе лежал маленький саамский флажок. Когда пришло время представляться, Миа ограничилась словами «Я – феминистка».

После того, как представились все остальные, Миа попросила поднять руки тех, кто за то, чтобы мужчинам было предоставлено право голоса. 33 человека проголосовали «за». Затем Миа спросила, кто против. 34 человека проголосовали «против». После этого феминистки начали аплодировать, а представители «Рабочей партии» в полном составе покинули собрание. «8 марта» остался радикальным как минимум еще на один год. Началось обсуждение следующего вопроса.

Каблуки и велосипед

Ида-Иден стоял у дверей и ждал появления Конрада. На самом деле, кроме Ида-Идена, только Мона и Ди знали о том, что будет происходить в коммуне. Ди и Мона были теперь в здании городского совета на собрании. Лиам поехал в гости к Даниэлю, Нил ушла на ночную смену, Лейла и Сири уехали в Восс на двухдневный семинар по самообороне.

В дверь позвонили. Ида-Иден вздрогнул и подошел к двери.

– Кто? – спросил он.

– Свои, – ответил Лиам.

Ида-Иден открыл дверь, но загородил вход в дом рукой. Лиам держал за ремешки туфли на очень высоких каблуках. Розово-черные полосатые колготки были разорваны на коленке.

– Слушай, сейчас домой нельзя.

– Ты что, ждешь девушку?

– Какую девушку, секс запрещен.

– Тогда что?

– Пожалуйста, погуляй где-нибудь пару часов.

– Ну как я погуляю? – спросил Лиам и указал вниз. – Ты видишь, что случилось?

– А что случилось?

– Упал. Каблуки.

– Зачем ты вообще это носишь?

– А ты зачем это носишь? – спросил Лиам и поддел пальцем воротничок белой рубашки Ида-Идена.

– Ну я тебя очень прошу, погуляй?

– Я тихонько посижу в комнате. У меня все болит. У меня кровь даже. Где твоя человечность?

– Но ты обещаешь не мешать?

– Да зачем ты вообще мне нужен? Я вообще АСМТ-видео буду записывать для своих фанатов. Хоть кто-то мне посочувствует.

Рассказывать про Конрада было нельзя, Ида-Иден пропустил Лиама в дом, а сам расположился в гостиной так, чтобы в окно видеть всех, кто зайдёт на крыльцо.

Через 15 минут вернулась Нил. Ида-Иден открыл задвижку на двери и увидел, что рука Нил перевязана бинтом от пальцев до плеча и висит на перевязи.

– Что случилось? – спросил Ида-Иден.

– Велосипед!

– Но ты же не брала велосипед!

– Правильно, я не брала, – скала Нил, проходя в комнату. – А девушка, которую я сбила – брала.

Попросить Нил уйти из дома в таком состоянии? Нет, этого Ида-Иден сделать не мог.

– Ты кого-то сбила на машине? Ты же не водишь?

– Почему на машине. Вот, я рукой сбила, – и Нил приподняла забинтованную руку.

– Как это случилось?

– Я уже почти добралась до работы и недалеко от Флориды, ну знаешь, около входа в парк, все это и случилось. Я шла, она ехала сзади. Я подняла руку, чтобы поправить рюкзак и – тадам! – мы кувырком, кровища, прохожие, скорая помощь. В общем, вечер был замечательным, наложили 10 швов, лонгету и сказали, что трещина рано или поздно зарастет.

– У тебя трещина?

– Ага, – сказала Нил.

За время разговора они дошли до комнаты Нил, она указала, какую пижаму взять с полки шкафа.

– Теперь в ванную. Поможешь мне?

Ида-Иден помогал Нил мыть голову и думал, что надо всё срочно отменить. Надо сообщить Ди о том, что в доме полно народу, что у Нил сломана рука и что нельзя допустить, чтобы появился Конрад.

Лиам выглянул в коридор.

– Вечеринка?

Он подошел к ванной.

– Малышка, какой ужас!

– Я сбила велосипедистку!

– У тебя что с рукой?

– Трещина.

– А у нее?

– Сотрясение. Меня в полицию вызывают.

– Какой ужас.

– Я махнула рукой, а она упала.

– Это было на тротуаре или на велодорожке?

– Ни там и ни там. Недалеко от места, где тротуар делится.

– Но как вообще все произошло?

– Она ехала сзади на большой скорости и я подняла руку, чтобы рюкзак поправить. И она врезалась в меня.

– Нил, я же тебе не очень нужен? Лиам, побудь здесь, мне надо почту проверить, – сказал Ида-Иден и пошел в гостиную.

Нил зашла в душ и дальше рассказывала уже из душа.

– Похоже, что ты виновата.

– Полицейские сказали, что надо разбираться, надо смотреть камеры.

– Но сейчас что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

– Как-как? На работу позвонила, еще и с Даниэлем завтра встречу отменила.

– Плохо.

– Да.

– Я уже выхожу! Помоги! – сказала Нил.

Лиам открыл дверь душа.

Сначала оттуда показалась загипсованная рука, а затем только Нил.

Через пятнадцать минут, стоя на пороге комнаты Нил, Лиам сказал:

– Не переживай малышка. Всё пройдет. Всё будет хорошо. И знаешь, знаешь! Я сейчас приготовлю для тебя замечательные профитроли.

Он закрыл дверь и пошел на кухню, потому что действительно решил приготовить утешительные профитроли по рецепту любимой бабушки.

Профитроли по рецепту любимой бабушки

Ида-Иден сидел в гостиной и смотрел на часы. Было 21:00. С минуты на минуту должен был появиться Конрад. Ида-Иден нервничал: «Телефон, камера, кнопка безопасности… Телефон, камера, кнопка…». Ида-Иден вышел в коридор. Лиам гремел кастрюлями на кухне. «О, только не это», – подумал Ида-Иден. Ужасные подозрения подтвердились. Лиам стоял в фартуке и кончик его носа был в муке.

– Ты что делаешь?

– Профитроли по старинному рецепту.

– Ты же видео хотел записывать. И обещал в комнате сидеть.

– Нил сидит в пижаме и плачет. Я должен её порадовать.

– Тогда не выходи из кухни, ладно?

– Да что ты там затеваешь в конце концов?

– Это мое дело.

– Твоё-твоё. Не буду я подслушивать. Иди.

В дверь позвонили. Ида-Иден подумал, что с учетом предыдущих звонков в дверь, это кто угодно, но только не Конрад.

Почти сразу после звонка раздался стук в дверь и крики:

– А ну открывай!

– Ира!

– Только для баб!

– Я им покажу!

Это был Конрад. Очень пьяный Конрад. Рядом с ним был призванный какой-то неизвестный и тоже очень пьяный мужчина.

Конрад стучал в дверь кулаками и каблуками.

Лиам выглянул из кухни. Он вытирал большую салатницу белым полотенцем.

Ида-Иден замахал руками, чтобы Лиам ушел.

– Ира! – кричал Конрад.

– Ира! – кричал друг Конрада

– Что вам нужно? – спросил Ида-Иден.

– Открой дверь! – закричал Конрад и начал бить в дверь плечом. Дверь была хлипкая и долго продержатся не могла.

– Прекратите ломать дверь. Мы вас не знаем.

– Здесь моя жена! Откройте дверь!

– Здесь нет вашей жены.

– Ира!

– Нет, это совершенно невозможно, – сказала Нил. Она вышла в коридор, одетая в пижаму с овечками.

– Безусловно, – сказал Лиам, который снова появился в дверях кухни и внимательно наблюдал за происходящим. – Это плохо закончится.

– Надо вызвать полицию, – сказала Нил и набрала номер.

Дверь начала трещать. Ида-Иден попробовал налечь на дверь с внутренней стороны, но это было очевидно бесполезно. Грузный Конрад ударил со всей силы и дверь слетела с петель.

– А ты мне еще что тут! – крикнул Конрад и ударил Иду-Идена. – Я всё равно тебя найду! – кричал Конрад и шел по коридору.

Ида-Иден упал. Он снова и снова нажимал на тревожную кнопку в кармане, но ему казалось, что кнопка не работает.

– Кажется, ты его убил! – сказал друг Конрада, зашедший было в дом.

– Никого я не убил. Если бы я хотел убить, я бы убил, – сказал Конрад и достал пистолет.

– Да ты крутой! – сказал безымянный друг.

– Ира! – продолжал кричать Конрад, забираясь по лестнице на второй этаж.

Товарищ Конрада, пошатываясь, присел около Ида-Идена.

– Эй, пацан, ты живой?

Он перевернул Ида-Идена лицом вверх, увидел, что все лицо залито кровью, встал и начал пятиться к дверям, а потом убежал.

Нил, которая стояла с широко раскрытыми глазами и снимала происходящее на телефон, подбежала к Иде-Идену и помогла подняться. Не обнаружив никого на втором этаже, Конрад скатился по лестнице вниз. Не обращая внимания на Нил и Иду-Идена, он направился в сторону кухни, в дверях которой стоял Лиам.

– Это что еще за чучело? – закричал Конрад, всмотревшись в лицо Лиама и направляя на него пистолет. – Да я тебя сейчас… – начал было Конрад, но мы никогда не узнаем, что да-он-бы-сейчас, потому что Лиам готовил профитроли. И все драгоценное тесто, которое так мечтало превратиться в сорок изящных французских профитролей со сливочным кремом, в одно мгновение оказалось на лице Конрада. А затем раздался звук, подобный гонгу. Тяжелая кастрюля приземлилась на голову Конрада. После этого Конрад упал.

– Главный секрет французской кухни в том, что хороший повар всегда знает что и когда уместно готовить. – Сказал Лиам. – А этот господин совершенно не разбирается в профитролях. Чего ты ждешь? – спросил Лиам у Нил. У нас 30 секунд, чтобы его связать.

Нил стояла неподвижно. Одна рука висела на перевязи, в другой был телефон в режиме «съёмка видео». Тело не слушалось, было очень страшно.

В эту минуту в дверях показались двое полицейских – один высокого роста и худой, другой маленького роста и толстый. Толстый сразу налёг на начавшего было приходить в себя Конрада и надел на него наручники. Худой наклонился и поднял пистолет.

– Стоп, снято. – сказала Нил и выключила камеру телефона.

Исчезновение белого кролика

– Суннива пропала! – кричала Нил.

– Как пропала? – спросила Ди, выходя из гостиной.

Марьяна, спускавшаяся по лестнице с огромным белым париком в руках, сказала:

– Нет, не смотрите на меня. Это все синтетические волосы, никаких кроликов.

– Клетка открылась и он убежал! Что, если он попал в подвал или кто-то его случайно задавит в комнате?

– Проверь стиральную машинку! – крикнула из своей комнаты Мона.

– Проверь духовку!

– Проверь мусорный бак!

– Да прекратите вы! Выходите и помогите искать.

Собрались все, кто был дома, и совместными усилиями за полчаса всё в комнате Нил было перевернуто вверх дном. Кролика не было ни в шкафу, ни под кроватью, ни в кровати, ни на окнах, ни в чемоданах, нигде. Ничто не было сгрызено или испачкано. Кролик словно испарился.

– Надо поискать на кухне!

– Точно, он пошел на запах!

– Там у нас что, капустная грядка?

– Но может, действительно, он хотел есть!

Но и в шкафах на кухне кролика не было. Нил села и расплакалась. Было решено закрывать каждую исследованную комнату, чтобы поиски не были бесконечными.

Мона обследовала подвал. Марьяна и Сири – комнаты второго этажа. Лиам высыпал в центре кухни мусорное ведро. Но всё было тщетно. Кролика нигде не было.

– На кого же ты нас покинула, Лолосоли-Камилла-Абигейл первая! – сказала Мона.

Но никто не улыбнулся.

– И как вовремя!

– Я просто убита! – сказала Нил.

– На месте кролика я бы тоже убежала во время такого скандала!

– Кролик убежал, но кто же теперь будет рисовать транспаранты о всемирном освобождении женщин? – спросила Ди. – Все будут искать Сунниву?

Все посмотрели на Марьяну.

– Не надо на меня смотреть. Я занята своим проектом о причёсках. Он тоже для феминистского фестиваля. А у меня только половина фотоснимков готова. И все, как назло, белокожие. Так что сами, сами. Я договорилась с Квиру-миром и буду делать фотографии темнокожих лесбиянок-мусульманок в масках.

– Тогда кто? – спросила Ди.

– Тогда кто? – спросила Мона. – Я могу, но не в одиночку.

– Да, нужно несколько человек, потому что это семь метров ткани.

Альберт, Элиза и транспарант

Оказалось, что кроме Лиама и Нил, все заняты.

Лиам, Нил, Мона и Ди, вынесли мебель из гостиной в коридор, включили диск группы «Альберт и Элиза» и направили на белую стену комнаты луч проектора. Ди нашла нужную картинку на ноуте и огромный лозунг появился на стене: «Борьба за полное освобождение женщин».

– Буквы очень большие, – сказала Нил.

– Да, надо рисовать по частям.

– Да, или будут искажения.

– Мы сделаем так. Мы сейчас закрепим ткань напротив проектора, посмотрим что влезает.

– А потом будем передвигать.

– Главное, чтобы текст наискосок не пошел.

Первые три метра огромного белого куска материи были прикреплены к стене строительным скотчем, все взяли по карандашу и начали переводить на ткань буквы слогана. Ткань была такой тяжелой, что в любое мгновение могла упасть. Действовать приходилось быстро.

– Я люблю рисовать, – сказала Нил. – Особенно грибы и птиц.

– Может, она нарисует птицу в углу?

– Я могу нарисовать удода!

– Нет. Не надо. Только буквы.

– Немного скучно что все буквы красные. Может сделаем разноцветные?

– Во-первых, есть только красная краска. Во-вторых, надо красные, так решили на собрании.

Оказалось, что настраивать проектор очень даже непросто и что буквы при этом все время меняют свой размер. После часа работы и после того, как контуры были перенесены на полотно, на пол постелили строительный полиэтилен, а затем ткань и достали большую банку красной акриловой краски. Затем все легли на пол и каждый из четырёх художников начал выводить доставшиеся ему буквы.

– Эй-эй-эй, ты что! Острожнее! Ты чуть не испортила моё «О».

– Ещё не засохло!

– Возьми фен!

– Моя баночка!

– Скорее бумагу!

– Тут ошибка!

– Точно ошибка!

– Здесь удлиним, а тут укоротим и закрасим белым!

– Супер!

– Можно было и без ошибок написать!

– Этот текст прислали по мейлу!

– Ты могла прочитать внимательно!

– Все могли прочитать внимательно!

– Это из-за того, что транспарант такой огромный!

– А где вообще вы такой большой кусок ткани взяли?

– В Икее, в обрезках. Представляешь, мы там встретили ещё четырех человек, которые тоже приехали за белой тканью для транспарантов.

– Как глупо! Можно было для всего фестиваля закупить и не посылать столько народу.

– Но там были вообще не феминисты!

– А кто?

– Курды, геи и беженцы.

– Отлично.

– И мы.

– Икея должна организовать поставки белой ткани до центральной площади.

– Да, бесплатный автобус должен привозить в центр рулон один раз в день.

– Будет страшная экономия времени.

– И активистских денег. Ведь, когда мы туда едем, мы покупаем кучу разного барахла.

– Вот именно.

– Но сейчас красивую посуду купили, прозрачную.

– Интересно, хорошо она летает? – спросила Ди.

– Ты опять? Я очень расстроена, что тогда разбила посуду, – сказала Мона.

– Но было весело!

– Особенно мне, – сказал Лиам.

Когда всё было закончено, в гостиную поставили несколько радиаторов и начали сушить транспарант. Затем его разместили на длинной стене. Это был транспарант «Борьба за полное освобождение женщин», главный лозунг городского «Шествия 8 марта».

Ночью Сири проснулась от странного звука. Шк-шк-шк. Словно кто-то ходил по ее комнате.

– Кто здесь? – спросила она.

Человек замер. Сири очень испугалась и отдернула штору. Уличный фонарь осветил комнату, но в ней никого не было.

Сири попробовала уснуть, но снова услышала шаги.

Она встала, включила свет и поняла, что ритмичный шум доносится из-за комода. Она осторожно заглянула за комод и увидела Лолосоли-Камиллу-Абигейл первую, которая прыгала на одном месте, пытаясь выбраться на свободу.

– Вот ты где! – сказала она. – Иди ко мне.

Сири взяла испуганного зверька за уши и посадила на комод. А затем отнесла кролика в комнату Нил. От радости Нил перебудила всю коммуну. Она кричала, смеялась и пыталась накормить кролика.

– Все должны отдыхать, а ты кричишь!

– Завтра такой тяжелый день!

– Мне вставать через три часа!

– Успокойся, Лолосоли-Камилла-Абигейл первая и так испугалась.

– Кроличек любимый!

– Смотри, ей, кроме кролика, никто не нужен.