Текст книги "Запомни, ты моя"

Глава 19. Алена

Как же это глупо, встретиться с ним еще раз. Еще раз попытаться объяснить, что ему просто опасно быть со мной рядом.

Но он предложил сходить на фото выставку, и я не смогла ему отказать.

Наверное, потому что никогда не была на выставках, а, может быть, потому что приятно общаться с человеком, который видит в тебе что-то помимо вагины на длинных ногах.

А насчет Никиты он попросил не беспокоиться, так как он иностранный гражданин и неприкосновенен. Не знаю, насколько это так, но, судя по всему, Никита пока занят, раз за три дня не давал ни разу о себе знать.

– Ты тоже можешь стать иностранной гражданкой. Неужели тебе нравится эта варварская страна?

Я смеюсь. Вот серьезно. В голос. Так, что люди в музее начинают оборачиваться и посматривать на меня с опаской. Успокаиваюсь лишь спустя минуту и поднимаю брови, смотря на Роберто с иронией.

– Серьезно? Россия варварская? А остальной мир чист и не запятнан ни детским рабством, ни изнасилованиями, ни убийствами. Просто рай по сравнению с суровой русской действительностью.

– Ну, – мнется Роберто. – Все, конечно, не так радужно. Но согласитесь, что голландский паспорт дает гораздо больше возможностей.

– Мне не нужны эти возможности. Меня все устраивает.

– А деньги? – вздыхает он. – Неужели тебе не хочется жить в своем доме? Чтобы вы смогли надеть не эту дешевую тряпку, а настоящий шелк. Твоей кожи должны касаться только настоящие драгоценные камни и металлы.

Между прочим, эту блузку мне купила Вася. И она очень недешевая. Половина моей месячной зарплаты. Так что даже обидно. Но я могу его понять. Он захотел красивую игрушку и привык, что может все купить. Только вот загвоздка…

– Если бы я хотела носить шелка, я бы давно их носила, – говорю с легкой улыбкой и возвращаю взгляд на картину, где в абстрактном стиле изображена пара в страстном объятии.

Я бы давно носила шелка, но я ждала любви. И предметом любви для меня был всегда только один человек. Теперь же я осталась без шелков, без любимого, но зато с малышом, которого ношу под сердцем. А значит грустить глупо. Пора радоваться, а еще сказать Роберто, что наши встречи в эти дни были ошибкой.

Но так у меня была возможность не общаться с Викой в свободные часы. Она просто завалила меня вопросами. И ни на миллиметр не поверила, что ребенок не от Никиты. Теперь она продумывает план, как обмануть Никиту, потому что я ей сказала, что дерьма в моей жизни достаточно. И если Никита поймет, что ребенок его. Если об этом узнает Надя, то я уеду.

Я оставлю этот город без сожаления. Потому что как бы мне не нравилась работа, Вика, друзья… Счастье и спокойствие малыша я поставлю на первое место. Именно его благополучие теперь для меня в приоритете.

– Ты удивительная, Альона, – чувствую на талии руку и только хочу отстранить и сказать уже ему то, что отвадит от малознакомой женщины любого мужчину, как вдруг слышу жесткое:

– Всем оставаться на своих местах!

Обернувшись, вижу офицера с собакой. За ним еще двух. Явно из наркоконтроля. Все гости выставки замирают, быстро и пугливо переглядываясь. А главный пришедший офицер идет прямо к нам.

И я не боюсь собак, но невольно пячусь, пока в тишине не гремит столбик ограждения, создавая эхо.

Овчарка начинает шумно дышать носом, обнюхивая Роберто.

– Где ваше пальто? – спрашивает офицер. Когда Роберто не понимает, я перевожу.

– Они спрашивают, где твое пальто, – и я отвечаю за него. – Мы снимали верхнюю одежду в гардеробе.

Офицер кивает и тут же толкает Роберто в ту сторону, а я за ними. Переступаю ватными ногами, и в силу инстинкта самосохранения и потомства, держусь за живот, прикрытый свободной рубашкой.

Собака начинает обнюхивать куртки, шубы, пальто и вдруг тормозит возле светлого, мужского. Роберто тут же поворачивает лицо ко мне, пока овчарка начинает оглушительно лаять, а офицер принимается шарить по карманам. И словно меч из камня, достает пакетик с чем-то белым.

– Это не мое! – тут же кричит Роберто на своем языке и со страху начинает тикать в сторону. Что и является роковой ошибкой. На него тут же прыгают и заводят руки за спину, зачитывая права и прямо говоря о депортации, а меня начинает подташнивать.

Что же это такое? Роберто, конечно, человек не святой, но не дурак, чтобы такие вещи в карманах таскать. Я делаю шаг в сторону задержанного и кричу:

– Я могу быть переводчиком.

– Оставайтесь здесь, – останавливает меня рукой офицер и, держа собаку, уходит за другими, что ведут Роберто, который все еще продолжает истерично кричать:

– Это не я! Это не мое! Меня подставили…

И в этом есть резон. Подстава. Но кто может быть настолько аморальным. Кому Роберто мешает в этой стране? И ответ приходит ровно в тот момент, когда в сумочке вибрирует телефон, и я отнимаю одну руку от живота, а другой беру трубку, слыша голос виновного там, и в реальности за спиной.

– Я предупреждал.

Я тут же оборачиваюсь и шумно выдыхаю воздух. Не могу понять, почему каждая встреча как серпом по груди, до острой боли. И особенно сильна она, когда мы смотрим друг другу в глаза. Но сидящий в углу на скамейке Никита опускает взгляд на живот, за который я все еще держусь.

Знает, твою мать. Он все знает.

Глава 20. Алена

– Ничего сказать не хочешь? – спрашивает глухо, а у меня голос пропадает. И если секунду назад я волновалась о несправедливом обвинении Роберто, то теперь любая мысль касается гардероба, где мне нужно забрать куртку и бежать. А лучше без куртки. Можно хоть обнаженной, только подальше от него… Поэтому молчу, отвожу взгляд и шаг в сторону делаю. Кладу номерок на стойку гардероба, как вдруг на ладонь опускается напряженная тяжелая, горячая рука, а виска касается теплое дыхание

– Ничего не хочешь мне сказать? – цедит Никита сквозь зубы, а у меня слезы наворачиваются. Не хочу. Ничего говорить не хочу.

– Нет.

– Ты беременна… – не вопрос, а утверждение, и я хватаю ртом воздух. Ладно, ладно, спокойно. Когда-то он должен был узнать. Так что… Вырываю руку и отхожу, смотря ему в глаза.

– Не переживай, это не твой ребенок, – главное, не покраснеть. Не расплакаться. Не умолять его развестись. Не показать своей лжи.

– Какой срок? Мы не предохранялись… – смотрит внимательно так, словно поймать на лжи хочет. Но ведь ему не нужна правда. Ему нужна сладкая ложь, чтобы снять с себя ответственность и идти дальше. А мне нужен повод держаться подальше от него.

– Пусть твоя душа и твоя жена будут спокойны. Я точно знаю, что беременна не от тебя, – резко так, обрывисто и, не выдержав сама, в гардероб захожу и беру свою куртку. Но Никита не оставляет меня в покое. Следом к выходу идет.

– А от кого? От этого Роберто?

– Да! – оборачиваюсь и чуть не падаю, насколько Никита оказывается близко. Он обхватывает меня за плечи и тут же отпускает. Ну, конечно. Вдруг кто-то заснимет, как он помогает бывшей шлюшке. – Да! А ты упек в тюрьму отца моего будущего ребенка.

– Брехня! – шипит Никита. – Он недавно приехал, а ты, судя по пузу, беременна несколько месяцев.

– Так если ты умный такой, зачем тупые вопросы задаешь?

– Потому что правду знать хочу. Потому что от этого зависит…

– Что? – перебиваю и еще ближе подхожу, почти губ дыханием касаюсь. – Что от этого зависит? Будешь ли ты со мной? Я отвечу за тебя. Не будешь. Потому что с некоторых пор этого не хочу я.

Хочу уже уйти. Бежать подальше, но Никита хватает меня как раз в тот момент, когда я хочу дорогу перейти, и садит в машину, пристегивает и садится сам. Как удобно…

– Похищать на улице людей, подбрасывать наркотики, это в твоем стиле. Что дальше, вспорешь мне живот?

– Не передергивай, – садится он удобнее и напряженно смотрит на дорогу, когда мы вливаемся в поток машин. А мне вот даже интересно, что будет, если я смалодушничаю. Если правду скажу. Но как же страшно, что он не поверит. Как же страшно увидеть в его глазах презрение. – Я защищаю свое. И не надо мне про жену! Помнится, кто-то пел соловьем, что любит меня…

– Помнится, кто-то пел соловьем, что оставит меня в покое….

– А ты хочешь этого? Действительно хочешь, чтобы я исчез, и никогда больше меня не видеть…

– Да! Никита! Да! Меньше всего я хочу подвергаться опасности, меньше всего я хочу ввязываться в драку с твоей женой…

– Скоро ты станешь моей женой…

– Не поняла, – глотаю крик и напрягаюсь всем телом.

– Я разведусь…

– Серьезно? Ты серьезно снова об этом говоришь? Снова?! А то, что я беременна от другого? Ты и это примешь? Будешь на родах? Назовешь его своим! – повышаю я голос… – Тебе не кажется, что прежде, чем заявлять такое, нужно разобраться в себе.

– А ты, я смотрю, в себе разобралась и уже все за нас решила? – рявкает он и по рулю бьет! – Скажи спасибо, что я эгоист и хочу дать тебе возможность передумать. Спасти нас.

– Никита! – хохочу как безумная. – Нас нет! Нас и не было никогда. Была фантазия извращенца, а потом была твоя свадьба, а теперь есть ребенок. Не твой ребенок!

– Узнаем, – говорит он и вдруг тормозит, а я сквозь уличное освещение замечаю вывеску на здании.

– Ты что удумал?

– Сначала узнаем, не врешь ли ты мне. Потому что по срокам этот ребенок так же может быть и моим.

Я теряю дар речи и начинаю натуральным образом паниковать. Я ведь была уверена, что он поверит мне на слово. И никаких тестов требовать не будет.

– Никита. Если только об этом тесте узнает твоя жена, я, конечно, не боюсь ее, но…

– Она ничего не сделает, – открывает он мне дверь, а я сижу и качаю головой. – Мы разведемся, и, если ребенок мой, то ты станешь моей женой.

И почему такое положение вещей не вызывает во мне ни малейшей радости. Может быть, потому что мне становится жалко Надю? А может быть, потому что я не хочу быть женой политика и быть на виду? А может быть, потому что Никита сказал это пресловутое «если». Если ребенок его, то я буду ему нужна. А если не его? Что будет тогда?

– А если нет? – сдавлено спрашиваю и вижу, как его ломает. Потому что он не знает. Он, черт возьми, не знает, что тогда будет. Потому что одно дело свой ребенок, а другое нагулянный во время работы проститутки.

– Сначала узнаем.

– И как ты предполагаешь сделать тест? Нужна же кровь ребенка, а я на это никогда не пойду…

– Кровь матери тоже подойдет.

– Откуда… – выхожу из машины… Я и не знала.

– Когда гуляешь с разного рода женщинами, нужно быть готовым, что одна из них предъявит беременность, – ведет он меня ко входу, пока я спешно думаю, что делать. А хочу ли я, чтобы он знал правду. С какой стати я вообще должна делать этот тест…

Разного рода женщинами. Сказал бы проще…

– А если я не хочу делать тест?! – торможу у входа в клинику, что ослепляет своим богатым убранство, но Никита крепко держит мой локоть и внимательно смотрит в глаза. И я прямо ощущаю энергетику его размышлений. У него больше нет точек давления. Нет же?

– Судя по всему, Вика стала тебе очень близка… – сволочь. – Будет неприятно, если она не сможет больше найти работу в любимой сфере.

– Никита… Ты просто ничтожество…

– Мне надо знать правду, – почти толкает он меня внутрь и ведет мимо стойки администратора к кабинету главного врача. Ему похоже все двери открыты. – Роман Алексеевич, добрый вечер.

Глава 21. Алена

– Никита? – мужчина поднимается из-за своего дубового стола, и я быстрым взглядом оцениваю его внешность. На вид лет пятьдесят. Выглядит лощеным, словно в жизни никогда ничего тяжелее ручки не держал, при этом взгляд острый, проникающий в самую суть, я бы даже сказала циничный. А еще, судя по тому, как он посмотрел на меня – мужик не гуляет. Я даже немного расслабляюсь, когда понимаю, что главный врач не лебезит перед Никитой, а действительно с ним знаком и общается. – Вот это сюрприз. Я помню, что последний раз ты был у врача, когда Юра посчитал твоё недержание мочи симптомом серьезного заболевания.

Рука Никиты на моем плече напрягается, а сам он цедит сквозь зубы:

– Я не поэтому поводу.

– Да я понял, просто вы оба так напряжены, что я решил немного разрядить обстановку, – улыбается врач. – Вот и девушка заулыбалась.

Черт…

Никита бросает на меня тяжелый взгляд, а я пожимаю плечами.

– Я прекрасно помню, что теперь тебе не нужны памперсы, – пытаюсь оправдаться, но Никита все так же серьезен. Сажает меня в кресло и садится в соседнее, предварительно пожав руку проницательному врачу.

– И так, чем я могу быть полезен в столь поздний час.

– Я звонил, мне сказали, что вы на месте.

– Когда звонил? – не поняла я. Это он, получается, изначально планировал меня сюда привезти.

– Да, сегодня жена с дочерью в Питере. А я не очень люблю быть дома один. И так…

– Это Алена, – судя по голосу, Никите становится неудобно. Но я пока не могу понять, почему. Может быть, потому что этот врач не приемлет измены?

– Девушка, которую ты спас. Да, эта история облетела уже всю нашу компанию. Приятно познакомиться, Алена. Ваше мужество достойно уважения.

– И мне, – ну что за прелестный мужчина.

– Только я не понимаю, что вы…

– Она беременна, – перебивает Никита.

– Это я тоже заметил…

–Как? – быстро спрашивает Никита и я тоже вся во внимании.

– По опухшим голеням. Судя по комплекции, это симптом тяжести в ногах. Ну а потом я взглянул на грудь и живот. И есть пара почти незаметных пигментных пятен на висках… Ноги болят?

– Немного, – в немом шоке отвечаю. – Вы гинеколог?

– Нет, – улыбается Роман Алексеевич. – Но это очевидные симптомы беременных. Для врачей, я имею в виду. Близкие люди такие вещи подмечают в последнюю очередь, так что я бы не переживал. Срок – месяца четыре, я бы сказал. Так чем я могу помочь…

– Надо тест сделать, – бурчит Никита, бросая на меня предупредительный взгляд, на что я тут же поджимаю губы.

– Тест на беременность?

– На отцовство, – отвечает Никита. Роман Алексеевич открывает рот, видимо готовый задать пару сотен вопросов, но тут же закрывает. Затем просто берет телефон со стола и вызывает лаборанта. А потом подзывает Никиту к себе, уверенный, что я не услышу. Но мне слишком интересно, так что я внимаю каждому слову.

– Ты думаешь, что она беременна от тебя, тогда тест ее оскорбит. Если ты уверен, что не от тебя, и она утверждает то же самое, тогда я не вижу смысла…

– Мне нужно знать правду. Она будет говорить все, что угодно, чтобы отделаться от меня… – полностью согласна. Но то, что Никита это понимает, плохо.

– Тогда тест…

– Если вы не готовы, я обращусь в любую другую клинику… – злится Никита. Рассчитывал, что ему не будут читать нотации?

– Где потребуют твои данные, что приведет к последствиям, – и пока я слушаю ответ врача, мне на глаза попадается фотография. На ней Роман Алексеевич, судя по всему, с супругой. И вот ее я хорошо помню, потому что Василиса показывала снимки, где было несколько девушек, и среди них точно была эта стройная брюнетка лет тридцати. Балерина. А значит Вася с ней знакома.

– Мне нужно в туалет! – подрываюсь я.

– Нет! – тут же паникует Никита и делает шаг ко мне, как раз в момент, когда входит лаборант, но Роман Алексеевич поддерживает.

– В туалете окон нет. Так что не сбежит, Никита. А не пускать беременную в туалет – преступление, – посмеивается, на что я щурю взгляд и подтягиваю на плече свою сумку.

– А делать анализ против моей воли, разве нет? – врач смотрит на застывшего лаборанта, Никита раздувает ноздри, на что я надеваю маску клоунессы и произношу наигранно: – Шутка.

Но мне не до шуток и в туалете я звоню Васе.

– Что случилось? Ты где?

– В клинике мужа той балерины, фотографию которой ты мне показывала.

– Ромы? Как ты там… – секунда на осознание. – Никита все знает? Твою ж мать… Макар!

– Да, погоди ты. Есть идея, но нужно, чтобы было в курсе как можно меньше людей. Особенно, как можно меньше мужчин.

Глава 22. Никита

Я и сам не знал, что именно творю. Просто эта новость выбила трехочковым. Ребенок. Не то, чтобы я не задумывался. Скорее опасался. Узнал всевозможные способы, как девушка может обмануть парня. Даже сходил на пару женских форумов, где описывались методы забеременеть, методы «если залетела не от того», методы обмануть, методы обмануть тест ДНК. Надо ли говорить, что после посещения того сайта хотелось отмыться, а секс до Алены был только в презервативе, и не таким частым. Да и вера в самих женщин резко начала таять. И все это после случая, когда парня из нашего вуза девушка на стипендии затащила в брак, напев, что беременна. А потом на четвертом месяце после свадьбы и медового месяца на Сейшелах у нее случился, типа, выкидыш в ванной, после которого она поспала и сразу попросила новенький Майбах. Другого знакомого тоже обманули, выдав ребенка от азиата за его. И никто не сомневался, пока ребенок не родился, и стала очень видна разница национальностей.

Все это я рассказывал врачу, с которым мы ждали Алену, и тот, надо сказать, посмеялся и был солидарен.

– Да, в моей жизни тоже была такая дама. Она нас с Аней чуть не поссорила.

– Девушка вас, наверное, бросила, пока правда не выяснилась, – спрашиваю, посматривая на часы. Я не знаю, как оно у беременных, но сидеть на толчке больше десяти минут?

– Нет, конечно. Я бываю убедительным. Да и обмануть меня сложно. Где Алена? – тоже спрашивает Роман Алексеевич, и я встаю с кресла. Пугаю хлопком двери зевающего лаборанта и тут же бросаюсь к закрытой двери туалета. Дергаю ее раз, другой.

– Алена, в эти детские игры…

– Толкни просто, – помогает врач, и я прикрываю глаза, понимая, что на панике уже начинаю чудить. И действительно, дверь открывается в другую сторону, открывая за собой три кабинки и три раковины. Но Алены не было ни в одной из них. Даже в той, что была заперта на щеколду.

– Может, вышла? – хмурится тем временем Роман Алексеевич и выглядывает наружу, но медсестра, которой приказано отвести Алену, все так же стоит рядом. Только теперь бледная.

А я борюсь с паникой и злостью, оглядывая помещение и задавая насущный вопрос:

– А почему сюда? У вас точно должен быть нормальный туалет.

– Девушка сказала, что ей душно, – оправдывается медсестра, на что я сразу поднимаю взгляд к вентиляционному люку, прикрытому решеткой. Он над кабиной, где она закрылась сбоку, на расстоянии не меньше метра. И допрыгнуть до него в положении Алены проблематично. Так что, скорее всего, врет медсестра. Я бы так и продолжил думать, если бы не чуть отставший край металлической решетки.

– Не думаешь же ты, – словно читая мысли, интересуется врач и по моему взгляду понимает все правильно. – Ей бы в цирке выступать. Пойдем, выход трубы на улицу.

Именно там я застаю Алену, которая сначала долго думает, как спрыгнуть при высоте четыре метра. Я не сомневался – в обычном своем состоянии она бы спрыгнула, но теперь безопасность ребенка превыше всего. Этот факт безотчетливо и по-детски раздражает, ведь теперь не я у Алены на первом месте. А был ли?

– Давай помогу, – поднимаю руки, привлекая внимание. Алена дергается от испуга, но в ее глазах я ясно вижу восхищение.

– Ты первый, кто меня поймал при таком способе побега. Впечатляет.

– Я бы во всем у тебя хотел быть первым, – ловлю Алену и долго держу на руках, пока она внимательно смотрит мне в глаза. Медленно убирает выбившуюся из модельной прически прядь, вынуждая мое тело буквально плавиться. Затем говорит искренне и честно.

– Я тоже.

Я уже ощущаю, что мне почти все равно и на тест, и на ее побег, но на углу здания появляется охранник, и магия момента рушится.

– Ты считаешь себя очень важной персоной? – меняю тон голоса, пока несу Алену на руках в здание. Теперь я хрен куда ее отпущу. – Считаешь, что люди не хотят домой и должны ждать, когда ты наиграешься в сталкера?

– Кого?

– Ты слушаешь вообще меня?

– А ты меня слушаешь? Не нужен тест, я говорю. Ребенок не твой.

– Ты сходила в туалет? – спрашиваю, на что Алена в недоумении замолкает…

– Что?

– В туалет. То место, в которое ты ушла, и из которого сбежала. Неужели ты думаешь, что после этого финта я поверю хоть одному твоему слову?

– Можно подумать, ты когда-то бы поверил, – говорит Алена неожиданно тихо и грустно, вынуждая меня крепко задуматься и давить в себе чувство вины. Но когда не получается, лучшим способом борьбы с виной я избираю нападение.

– Ты не особо стремишься стать честной. Что из того, что ты мне сказала о своей прошлой жизни, было правдой? – спрашиваю, когда мы-таки достигаем кабинета главного врача клиники. Наши лица близко, губы почти соприкасаются, дыхания смешиваются, глаза полыхают воспоминаниями, когда такое положение всегда оканчивалось совокуплением. Раньше. Опускаю Алену в кресло, чувствуя, как дрожит тело, как конец упорно долбится в ширинку. Я бы многое отдал, чтобы закрыть двери и выбить из любимой всю дурь. Правду. Доверие. Любовь.

– Ты действительно первый, кто догадался, что я полезла в вентиляцию, – шепчет она, пока я, уже чувствуя себя пьяным, почти ее целую. Но меня останавливает довольно холодное условие.

– Если ты сейчас проведешь этот тест, можешь забыть о всех частях моего тела. Ты трахнешь меня только силой, это я тебе обещаю. Так ли тебе нужна правда?

– Секс с тобой я люблю. За него я готов даже убить, ты знаешь, – вспоминаю, как убил ее сутенера в первые сутки знакомства. – Но сейчас я могу подождать.

– Скорее ад на земле замерзнет….

– У меня хорошие связи. Если потребуется, я поговорю с самим дьяволом, чтобы он устроил ад здесь и заморозил его, – поднимаюсь, продолжая смотреть в наполненные обидой ясно голубые глаза, как раз в тот момент, когда лаборантка приходит брать кровь.

– Это все? – спрашивает Алена, как только она уходит, а Роман Алексеевич берет свое пальто. – Тогда спасибо, было очень познавательно.

Я догоняю ее, делаю попытку посадить в машину, но та указывает на наружные камеры парковки.

– Если тебе и нужна публичность, то я ею нахлебалась сполна, – вырывает Алена локоть и шагает вдоль дороги, в сторону метро. Я за ней. Теперь не выпущу ее из поля зрения ни на секунду. Поэтому звоню охранному агентству РЭД, которое и помогает мне узнавать об Алене последние новости.

Алену я проводил до самого подъезда и, только убедившись, что свет в квартире загорелся, а охрана продолжает наблюдать за ее безопасностью, беру такси домой.

Разговаривать с Надей мне не хочется. Поэтому коротко подтвердив ее сплетню, вызывая этим самодовольную улыбку, иду к себе в спальню. Сначала хочу сразу завалиться спать, но на глаза попадается папка, где теперь я храню свои рисунки. И поначалу тянусь к ней, но резко убираю руку и отхожу в сторону.

Затем долго стою у окна, засунув кулаки в карманы, смотря на ночной океан московской иллюминации, думая, размышляя, планируя.

Порой я жаждал избавиться от зависимости, которая убивала во мне все разумное. Вырвать с корнем чувства к чертовке, стереть с лица земли ее лик и жить как раньше.

Но как выжечь из памяти человека, имя которой сидело в тебе уже на протяжении пятнадцати лет? Стало почти молитвой. Стало тайной. Стало самым ярким воспоминанием из детства. Как избавиться от мыслей о той, кому ты поклялся в верности, когда вы были совсем детьми. Сорванцами, так часто убегавшими за забор детского дома. Друзьями, делившими все на двоих. Единым целым.

И на протяжении долгих лет, когда я уже был уверен в смерти Алены, иначе почему за столько времени не было вестей, я сохранил в памяти воспоминания о ней в виде детских рисунков.

Сначала это были просто наброски, потом они оформились в более яркие образы. А с возрастом стали приобретать следы подросткового вожделения той, с кем я мог бы встречаться. Алена, черт тебя дери.

В день свадьбы Алена забрала с собой рисунки после жестокой борьбы. Но даже без них образ из детства был настолько ярким, что я, не бравший карандаш в руки с окончания школы, легко воспроизвел самый первый эскиз Алены. Две маленькие косички. Огромные голубые глаза на худом лице. Поджатые в злобе губы. Она и на парковке такая была, но уже взрослая, охренная.

Она всегда умела постоять за себя. В первые дни, когда меня привели в приют после смерти приемных родителей, даже умудрялась защищать, чем вызвала гнев и почти ненависть. Но все изменилось, когда Алена принесла мне отобранные у придурков рисунки.

Все изменилось в моей жизни, когда она снова в нее вошла четыре месяца назад. В клубе Амстердама, где мы тусили с друзьями. Гибкая. Сексуальная. Порочная. Идеальная. Алена буквально вторглась в мой распланированный мир, так же, как я любил вторгаться в ее совершенное тело.

Она отлучила меня от себя, забрала рисунки, но я не из тех, кто привык сдаваться. Может быть поэтому, быстро раздевшись, я нахожу заново нарисованный эскиз и делаю фото. Именно в этот момент без стука заходит Надя.

– Я на вечеринку с Дианой. Поедешь?

– Не сегодня, – прикрываю листок. Терпеть не могу показывать кому-либо свое творчество. Еще с детства отец убедил меня, что это не для мужчин. И был очень недоволен, когда сын избрал архитектуру основным предметом в МГУ.

– Тогда спокойной ночи. Вернусь поздно, – говорит Надя, и я киваю, а потом возвращаю взгляд на экран телефона и отправляю сообщение Алене. Пусть знает, что я ничего никогда не забуду. Я не отступлю, даже если придется спуститься в ад.

Сообщение прочитано, а в ответ ничего. Так что напряженный и злой звоню Алене. И только спустя пятнадцать минут трубку берет совсем не она.

– Ты разрушил жизнь одной моей подруге, теперь пытаешься разрушить налаженную жизнь другой. Так что засунь рисуночки себе в задницу и забудь этот номер! – шипит идиотка, которая не понимает, во что влезла. Затем произносит в сторону, пока я ломаю в руках карандаш. – Не смотри на меня так, я все выскажу этому мудаку. Иди лучше дверь открой. Там Диана пришла.