Текст книги "Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография"

Глава 25 Лик Демона

А потом зимой, в заснеженной Москве, Мишелю стали сниться сны – Кавказ, Пленник, Демон. Они сливались в единое целое. – Пленник был Демоном, Демон – пленником. И все происходило там, на Кавказе, куда всю зиму, долгую и снежную, стремилась его душа. Говорят, что побывавший там однажды, потом все время будет рваться к этим горам, к этим мифам и легендам. Горы забирают наши души и надолго не отпускают больше. Иногда они забирают их навсегда, так должно случиться и с ним, но пока он о том только догадывался.

Сначала снились просто картины, и он пытался их запомнить, чтобы потом описать в своих поэмах, а позднее просто брал перо в руки и начинал писать саму поэму о пленнике Демоне, и чем больше писал, тем сильнее чувствовал себя этим существом– духом, бессмертным духом. Тот вечно мечется между небом и землей и не может найти пристанища. Более близкого и родного образа для него не было в этом мире. Очень рано он стал единым и неделимым для Мишеля, таким и оставался до конца его дней. А дней, как скоро стало ясно, будет не так и много в его жизни, да что там, до обидного мало.

– Печальный Демон, дух изгнанья, – и в горле застревал ком, когда она перечитывал эту строчку.

Юноша с тревогой и волнением ждал появления тетушки, которая сразу все поймет, обо всем догадается. Главное, чтобы не рассказала бабушке, потому что та рассердится и больше не возьмет его с собой в путешествие. А ему очень надо было туда вернуться, обязательно вернуться. Теперь он жил только этим, и не мог оставаться тут, на равнине, где никогда не было гор. Он решил сразу с ней о том поговорить. Она согласится, потому что она все понимает, и главное, она верит ему. И не важно, добрый ли она ангел или злой дух, пусть только исполнит то, чего ему хочется больше всего на свете.

Ему удалось найти в старинных книгах историю о бунте ангелов, которые были сброшены на землю и теперь мечтали только об одном —вернуться на небеса. Они желали этого так же сильно, как он хотел вернуться на Кавказ. Мятежный, сломленный, но не поверженный дух свободы, который больше не может оставаться на земле. Он мечется между землей и небом, и никак не может остановиться.

Мишелю в те дни казалось, что это и есть настоящий герой, который может покорить сердце прекрасной девицы. Разве не таким его и будет любить Варенька. А ради того, чтобы это случилось, он готов был снова и снова переписывать свою первую и такую прекрасную поэму. Это были уже не просто стихотворные строки, это была легенда о жизни и бессмертии, оно может оказаться кошмаром, если ты не получишь неба в свои владения, если скитаться придется на земле, и только мечтать о небесах.

№№№№№№№№

Марию ждать пришлось довольно долго. Хотя может это ему только показалось, ведь когда ждешь чего-то так страстно, то время тянется слишком медленно, порой оно и вовсе замирает, потом останавливается, и требуются невероятные усилия, чтобы маятник часов снова закачался. Но как он и думал, она сразу поняла, кому и почему все это написано. Она только не знала, и даже не догадывалась, о ком из трех сестер страдает его душа. Но можно ли спросить его о том, не станет ли она так же далека, как и бабушка, а доверия его лишиться она никак не могла.

– Варенька, – прошептали совсем беззвучно его губы, ведь их разговор могли услышать пронырливые служанки и донести бабушке.

Но она все услышала и все поняла, кажется, удивилась, потому что она думала о тех двух старших сестрах, но никак не о младшей. А убедившись, что ему нравится именно младшая, она немного опечалилась, потому что понимала, что она слишком тиха и слишком грустна. Она не сможет противостоять бабушке, которая будет рядом до гробовой доски, и просто все и всех сметет со своего пути, если кто-то посмеет не так взглянуть на ее внука, не то сказать, не то сделать. А это неизбежно, когда возникает любовный союз, то между близкими женщинами начинается противоборство тихое или яростное, это как получится, но оно есть всегда. С какой стороны не посмотреть, в жены Мишелю Варенька никак не годилась.

Мария еще не знала финала поэмы, и легенду помнила смутно, только вернувшись домой, она пролистала книгу, и поняла, что Демоны губили безжалостно дев, спустившись к ним с небес. Значит, младшая будет принесена в жертву. А не слишком ли он жесток, или хочет переписать старинную поэму иначе. Хотя, судя по его мрачному и отрешенному виду, вряд ли он это хочет и никогда ничего такого не сделает. Нет, легенда близка и дорога ему в таком виде, как есть.

№№№№

Кроме тетушки никого не было в доме той зимой. Правда, иногда приходил отец, но быстро уходил. Он не мог тут задерживаться, даже если они не сталкивались с бабушкой, какая-то странная сила выталкивала его из старинного особняка. Он задыхался, он уходил прочь, ему совсем не хотелось оставаться в этом месте, если бы не сын, его ноги тут бы не было никогда больше.

Повторяя чарующие пушкинские строки «печаль моя светла», Мишель не понимал их смысла, его печаль всегда была темна, всегда лежала тяжелым грузом у него на душе. И пока ему хотелось только одного, как можно скорее дописать поэму, чтобы все сложилось, чтобы самому понять, что и как будет там, в повествовании, каким станет его Демон. А ее приходилось переписывать снова и снова, потому что он хотел добиться совершенства. И все время что-то было не то и не так, словно какая-то неведомая преграда стояла между ним и всем остальным миром. Он бился всем телом о невидимую стену и никак не мог разрушить ее, она казалась неодолимой.

Часть 2 Гусары, боги и цари

Глава 1 Быть нелюбимым и отомстить

Кроме стихотворений и картин в жизни Мишеля еще царила музыка.

Скрипка была тем чудом, которое дарило ему музыку. Ничто так не увлекало его, как игра на скрипке, та музыка, которая врывалась в его дом и его мир. Он упражнялся, забывая о времени и ждал только одного, восхищенного взгляда сестер в тот момент, когда он что-то для них исполнит, это его смущало, восхищало и радовало, это оставалось тайным желанием и страстной мечтой. Но для того, чтобы восхищались, надо было долго и упорно заниматься. Мишель изнурял себя упражнениями, и чем дольше играл, тем больше ему хотелось еще и еще раз повторять этюды, если бы кто-то взглянул на него в тот момент, то понял бы, что парень одержим музыкой. Но пока этого никто не видел.

Мальчик страшно уставал, но скрипку не выпускал из рук, он просто засыпал в кресле, обнимая ее, решив передохнуть только минутку, а потом снова он станет творить музыку. Она не должна стихать надолго, она должна продолжаться, окружать его, обволакивать, уводить в неведомые миры.

Вот однажды за таким занятием его и застала Мария, вернее, она сразу заметила, что он спит, обнимая скрипку, ее так умиляла такая картина, что она невольно замерла на месте. Словно почувствовав ее вторжение, он проснулся в тот же миг, и стал удивленно смотреть. Как она улыбается, какая у нее была улыбка, а потом он немного смутился, и спросил, почему ей так весело, что ее рассмешило. Да и вообще, почему она подглядывает за ним, ведь это не хорошо.

– Видела, как ты обнимал скрипку, – призналась она, – хотела попытаться ее отнять, но разве это возможно?

Она не повинилась, только улыбнулась, и он решил не сердиться на нее, потому что не хотел терять единственного друга, да что там. близкую душу.

– Мне снилась прекрасная музыка, – признался он, – только я не смог ее записать и запомнить. Она витала где-то высоко в небесах и все время ускользала, жаль, я не смогу тебе сыграть ее, но каким же прекрасным был сон.

– Ты вспомнишь ее, обязательно вспомнишь, – заговорила снова Мария, и она верила в то, что говорит, и он тоже поверил.

№№№№№№№№

Тетушка все понимает, а вот Вареньке и ее сестрам рассказывать этого не стоит, они не поймут, зато будут думать, что с ним не все в порядке, а вот этого ему совсем не было нужно. Хотя разве с влюбленным может быть все в порядке?

Но музыка – это только одна часть его тайны. Когда он исполнил то, что удавалось ему лучше всего, Мишель стал рассказывать о Демоне, о том, что это он спустился с небес, чтобы расправиться с женихом Тамары, а потом, ускорив ее падение в его объятья, и для этого искуситель постарался, стал причиной гибели девушки.

Тетушку взволновала не знакомая история, а то, как он ее поведал, с какими чувствами и настроениями, не надо быть проницательной, чтобы понять, что говорил он не о Духе изгнания, а о себе самом, о своей судьбе, о грядущем. Он видел это грядущее, это немного пугало ее, нельзя быть таким проницательным и заглядывать в те сферы, где быть нам не положено.

Она вопросительно посмотрела на Мишеля, он понял, о чем она думает и говорит и только утвердительно кивнул в ответ. Она обняла его порывисто и прижала голову к пышной груди.

– Бедный, бедный Мишель. Каково тебе будет в дальнейшем.

В словах ее было что-то унизительно ласковое, но он не посмел от нее отстраниться, потому что испытывал настоящее блаженство. Так музыка подарила ему еще и эти чудные мгновения.

№№№№№№№

А потом Мария рассказывала ему о творениях лорда Байрона.

– Вот он был настоящим Демоном, – с каким-то тайным восторгом говорила она, – он и не такое совершал, хотя тебе еще рано читать все это, но если спрячешь хорошенько от бабушки, то я принесу тебе его «Дон Жуана» – тогда сам увидишь, каким может быть Демон.

Мишель мог поклясться чем угодно, говоря о том, что бабушка никогда не узнает их тайну. И она не сомневалась, что он исполнит эту клятву.

Мария улыбнулась про себя, ей хотелось, чтобы еще один Байрон появился тут. Рядом с нею, потому что и жить торопиться, и чувствовать спешить, разве это не самое главное для юного создания. И тогда она сможет сказать, что была причастна к явлению великого поэта и такого очаровательного грешника на этой земле. Ей хотелось, чтобы так и случилось все, чтобы судьбы их неразрывно оставались рядом.

Если у бабушки в библиотеке и был мятежный лорд, то взять его с книжной полки он никак не мог, а вот книга, которую принесет Мария —совсем другое дело, он сможет ее читать сколько душе угодно.

Он все-таки исследовал библиотеку, если у них и был мятежный лорд, то он был хорошо спрятан. А потому надо было ждать нового свидания с тетушкой и запретной книги, а уж тогда это будет пиршество для ума и души. Каким же сладостным было то ожидание.

Глава 2 Нет, я не Байрон, я другой

Книги мятежного лорда скоро появились в покоях Мишеля, как и обещала тетушка. Он их так надежно прятал от бабушки, что боялся даже, а вдруг в один прекрасный момент и сам не найдет? Но по-другому он не мог, бабушка ничего не должна была знать, и она не узнает, пока не настанет час, не придет его слава, мгновенная и вечная одновременно, вот тогда.

Конечно, она разозлится сначала, полютует немного, а потом все поймет и оценит. Потому что она мудра и знает, что это стоило того. что если бы она узнала, то ничего такого и не было бы.

Бабушка недоумевала почему он так тих и запирается так надолго у себя там. Чтобы подозрений не было слишком много, Мишелю приходилось прятать очередную книгу и выходить к ней, к гостям, просто прогуливаться в старом саду. Хотя это страшно тяготило его, но Мишель понимал, если этого не будет, то он не сможет дочитать послания мятежного лорда, он будет разоблачен, наказан, отлучен от того, чем он живет и дышит.

Он любил бабушку, но странной любовью. Понимал Мишель, что если делать так как она хочет, так как требует, то жизнь его перестанет быть его жизнью, это станет чем-то невообразимым. Он был послушен, но только до определенного момента. Да, она знает, как ему надо, но парадокс в том и заключается, что так, как она хочет, ему ничего и не надо. Он был убежден с самого начала, что она не должна проживать его жизнь, его жизнь совсем другая, ей она не принадлежит. Он точно и сам не ведает, какая именно, но не та, о которой думает она. А потому мальчику приходилось прибегать к запрещенным приемам, таиться и скрывать самое главное.

№№№№№№№№

И вот когда были прочитаны все основные книги лорда, которые он не мог и не должен был читать в столь юном возрасте, тогда и появилась эта строчка в сознении его: « Нет, я не Байрон, я другой». Продолжения пока не было, одна только строчка, в таком порядке слов, родившаясяся в один миг и оставшаяся неизменной. Но дальше ничего не клеилось.

Он ходил и бормотал эти слова, боясь, что они достигнут чужих ушей, и будут переданы бабушке.

Надежда оставалась только на то, что наушник не поймет, не запомнит фамилии лорда, что-то исковеркает до неузнаваемости, иначе беда.

Конечно, ему надо быть осторожнее, не искушать судьбу, но хорошо размышлять о том. А вот когда ты просто проживаешь жизнь, то все становится совсем другим, тогда уже не до размышлений.

Лорд казался настоящим Демоном, тем самым, который и должен был к нему явиться внезапно, чтобы перевернуть всю его жизнь, и пройти вместе с ним тот короткий, но такой яркий путь. И он явился, конечно, слишком рано, по общепринятым меркам, но Мишель был благодарен за то, что он вообще пришел. Байрон распахнул перед ним целый мир страстей. Он был порой неверояно жесток, и мир и сам лорд. Хотя возможно так было только в книге. Надо найти и прочитать историю его жизни, только не теперь. Он сделает это позднее. Пока же было достаточно того, что он увидел и пережил тут и сейчас.

Когда Мария стала спрашивать о прочитанном он заявил:

– Я никогда не стану таким, как он, но нет и наверное, не будет человека, писателя, который был бы мне ближе и понятнее. Он был старше, у него было больше свободы и дерзости, он мог исполнить все, что желал…

И в который раз тетушка ловила себя на том, что она говорила со взрослым, с совершенно взрослым человеком, а не с мальчишкой, только что вышедшим из детского возрасте, но был ли у него тот самый детский возраст? Она в том сомневалась.

№№№№№№

Марие очень хотелось заглянуть на дюжину лет вперед и посмотреть, что будет там. Хотя если честно, она боялась туда заглядывать. Какая-то тьма и вечный мрак виделись ей в грядущем. Она чувствовала, что ее там нет, что она где-то совсем в другом месте. Но что же будет с ним, каким он там будет, что ждет его в этом мираке. Отступит ли тьма?

Она ничего не стала говорить Мишелю о своих видениях, пусть он пока побудет в этой безмятежности. Успеет погрузиться во тьму, она никуда от него не уйдет.

А в другом сне она видела себя в объятьях Лорда. Наверное, об этом мечтали все девицы и дамы их времени. Только они понимали, что это уже невозможно, на этом свете точно. Его придется искать в том мире, и в одном из кругов ада, куда наверное, никто из них не сможет добраться, даже если бы они и захотели, но как очарователен и как страшен был этот ее сон. И не хотелось просыпаться, и она понимала, что может и не проснуться. Но лорд подождет. Ему некуда торопиться, а она должна остаться тут, потому что очень нужна Мишелю.

Глава 3 Мой Демон

Это был самый странный день в ее жизни. Тетушка не сомневалась, что племянник будет удивлять ее снова и снова. Да и были ли какие-то секреты, о которых она еще не ведала?

Оказывается, удивлял, и секреты были. Мишель останется тем созданием, с которым не соскучиться никогда, он будет удивляться сам и удивлять других, в том не было сомнения, просто она оказалась первой на его пути, и тогда он не был так жесток и капризен, скорее одинок…

Бабушка отправилась куда-то с визитами, как только она появилась, и оставила их вдвоем. Надо сказать, что они не расстроились, а скорее даже обрадовались такой возможности. А потом началось.

Они расположились около распахнутого окна, там красовался старый сад – самое любимое место на земле

Солнце исчезло внезапно, ну очень быстро. Небо заволокли серые, почти стальные тучи, но они не замечали этого, потому что ему нужно было прочитать ей очередной вариант «Демона», теперь уже под музыку.

Мишель считал, что скрипкой он владел сносно, можно показать свое мастерство близкому человеку, который точно не станет смеяться. И Мария должна слышать то, что родилось у него за время ее отсутствия.

И она услышала в тот самый миг, когда в залу ворвалась музыка, она сначала даже не поняла, откуда музыка взялась, а потом догадалась, что это ее мальчик взял скрипку в руки. Ну как тут было не удивиться. Она слышала его в первый раз и была приятно удивлена. Да он Мастер!!!

Поэму он читал наизусть, хотя исписанные листы валялись рядом, но он не видел и не замечал их. Поэма стала его плотью и кровью, она была его всем теперь, и он впивался в нее существом и сознанием.

Музыка, строки, в озвучке почти совершенные – это то настоящее чудо, которое потрясло сначала ее, а завтра будет потрясать и всех других. Но для них это случится завтра, через какое-то время, а она все это слышала теперь и страшно гордилась тем, что была первой его слушательницей.

Ей хотелось крикнуть, что он гений, что такого не может быть, что и Пушкин, впрочем, ни о чем таком говорить она не могла, потому что не должна была смущать такого юного поэта. Если даже это не испортит его, а он явно знал себе цену, то он все равно не должен слышать таких слов, пока он жив. Их надо произносить, когда человека уже нет с нами, хотя бы ради его спокойствия.

№№№№

И в тот миг, когда Демон шел к своему трагическому финалу, в небесах сверкнула молния, словно в подтверждение того, о чем она думала. Мария испугалась и вздрогнула, мальчик оставался невозмутим. Может быть, он просто не видел и слышал природной стихии, настолько погрузился в ткань поэмы. Хорошо, что не вернулась бабушка и не прервала этого действа. Оно должно было завершиться здесь и теперь.

И вот он замолчал, отложил в сторону скрипку, словно вес ее был невероятно большим, и больше такой тяжести он не мог держать на плече.

Мишель не произнес ни звука, но она понимала, что он ждет от нее каких– то слов, но какие это могут быть слова, если она решила не говорить самого главного и важного. А что-то сказать все равно она должна была. Молчание казалось каким-то нелепым и неуместным, потому она и произнесла:

– Она испугает любого, откуда столько страданий в твоем Демоне, их не может быть, их не должно быть.

То, что он произнес в ответ напугало ее еще больше, чем строчки опаденной адским пламенем поэмы. Так в тот момент она и определила творение, которое еще не видело свет. Мишель произнес буквально следующее:

– Я отомщу всем женщинам, которые не любят и никогда не полюбят меня. Я им отомщу жестоко, вот увидишь.

Вот теперь тетушка совсем растерялась, она точно не знала, что могла еще сказать на такое заяваление, повергшее ее в настоящий шок:

– На свете счастья нет, а есть покой и воля, может быть тогда в Грецию, как Байрон. И там рассчитаться со всеми, кто против тебя?

Она то ли утверждала, то ли спрашивала, сама наверное, не поняла.

Кажется она и себя причислила к тем, кому Мишель собирался мстить.

– Нет, – резко ответил он, – я же кавказский пленник, – мне там оставаться, Греция это для него навсегда могила, а не для меня. Горы, солнце и птицы высоко-высоко, я видел такой сон.

Так задолго до нового путешествия на Кавказ он определил и своего героя, и свое будущее.

№№№№№№№

Вспоминая эти слова значительно позднее, думая о нем, когда все сбылось, Мария пыталась понять, знал ли он все это на самом деле или просто все совпало? Но могут ли быть такие совпадения? Сомнений у нее не оставалось, он все это знал, точно знал в те дни. Но как же можно было жить с таким грузом: Вот уж точно, знания умножают печали.

Когда вернулась бабушка, ни скрипки, ни листов с поэмой уже не было, они перекочевали в тайник, где и потом хранились все время. И он казался спокойным и безмятежным, словно полчаса назад не пережил все это, не исполнил, и даже не ведал, что такое может быть и твориться в душе. Если бы Мария не была свидетельницей пережитого, она не поверила бы в то, что такое было, что могло быть.

Бабушка смотрела с подозрением, передавая Марии сплетни и новости, но думала о другом, она подозревала что-то, но никак не могла понять, что же именно так ее волновало и тревожило. Был какой-то заговор, это точно, но могли ли эти двое пойти против нее.. Мария точно не могла, а вот в своем внуке она не была так уверена. Было в нем что-то этакое, невыразимое и непередаваемое, и ей не понятное, а потому пугающее страшно.

Глава 4 Снова Государь

А потом настала для Мишеля самая трудная пора – разлука, с родным домом. Он должен был отправиться в гимназию, чтобы не оставаться неучем, получить какое-то образование.

Если бы они знали, как ему не хотелось всего этого. Но даже под дулом пистолета его бы не заставили в том признаться. Правда, тетушка все это чувствовала, она видела по его взгляду все, что творится у него в душе.

Бабушка тоже поняла, что ее так волнует, но просто взглянула на Марию, и разговор закончился, не успев начаться. Да и понимали все они, что это не прихоть, а неизбежность, а раз так, то и говорить не о чем. Но как он там будет, один среди всех, один против всех? Всех детей отправляли учиться, но был ли кто-то так мало приспособлен к жизни вне дома? Наверное, нет.

Все выяснилось очень быстро. Мишель не жаловался, вообще ничего не говорил, но сомнений в том, что там было скверное, не было никаких. Мария потеряла дар речи при встрече с Елизаветой Алексеевной.

Бабушка говорила, что человек ко всему привыкает. Мария не спорила, хотя ей хотелось сказать, что их Мишеля эта вечная истина не касается, он никогда не будет одним из всех, скорее против всех. А ведь это такой долги срок, страшно даже представить.

Они мало знали о гимназии, не знали почти ничего, и это тоже волновало и тревожило. Но одно событие не могло ускользнуть от них от всех, в гимназии появился Государь император. Он хотел видеть и слышать тех, кто должны были со временем поступить на службу. Это входило в его обязанности, но после всего пережитого в первые дни правления, такие мероприятия наводили на него тоску и тревогу. И как не пытался, но скрыть этого Николай Павлович никак не мог. Чуткие дети все это чувствовали, одни терялись и старались отстраниться, вторые наоборот вырваться вперед. Они все видели государя так близко в первый раз, и от тяжелого взгляда его многие просто едва держались на ногах.

№№№№№№

Бабушка заехала к Марии и рассказала о том, что должно было случиться в ближайшие часы там, где оставался их Мишель.

– Что-то дурные у меня предчувствия, – сразу выпалила Елизавета Алексеевна. – Ведь он такой, а потом всю жизнь будет расхлебывать.

Говорила она скорее всего о внуке, хотя об этом можно было только догадываться, и она откровенно боялась того, что может там произойти.

Настало время удивиться Марии, она не думала, что ее тетушка может вообще чего-то бояться, не таким она была созданием, а вот ведь как оно вышло. Ей приходилось не терять самообладания, оставаться на высоте.

– Да ничего, все обойдется, где император, а где Мишель, – слабо противилась она.

– Ну да, ну да, – как-то глухо повторяла та, но чувствовалось, что слова Марии ее ни в чем не убедили.

Обеим хотелось только одного, чтобы все поскорее закончилось, и до них дошла добрая весть о том, что ничего страшного там не произошло.

Блажен, кто верует, легко ему на свете. Но как было не верить во все это, вот они и верили пока.

Ничего такого не произошло. Просто Мишель единственный из всех был спокоен, даже невозмутим в тот день – это тогда запомнили многие.

Государь невольно остановился перед гимназистом, и не нашелся что сказать. Побледнел его учитель и как-то невольно расправил плечи, он готов был к любому повороту. Но гробовое молчание в зале, где все они собрались в тот день не нарушали даже назойливые мухи, казалось, что и они проявили почтение к Его величеству.

Но почему этот малыш был так спокоен? Император спросил потом его фамилию и узнал, что это внук Елизаветы Алексеевны, и кажется, только тогда для него что-то прояснилось.

В тесном кругу знати, особо приближенной к царскому двору все хорошо всех знали.

Бабушка побледнела, когда узнала, что император спрашивал о ней, вернее, о том, кто его родители.

– Что же он такое натворил? – не выдержала она

Учитель только развел руками, ему действительно нечего было сказать.

– Ничего, но Его величество выделил вашего Мишеля. Наверное, нашел родственную душу.

Бабушка усмехнулась. Но похоже, что этот человек не лукавил и не лгал. Ой, не пройдет для него даром такое внимание, не пройдет. Откуда она об этом знала, почему так думала. Потом, когда она пересказывала Марии все, что узнала в гимназии, они обе невольно вспомнили о тех смутных днях, о том, что пришлось пережить в тот день, когда он принимал присягу и начался бунт. Бабушке не нравился новый император, определенно не нравился, но и тогда и теперь она говорила об одном:

– Лучше он, чем новое восстание, а если бы был Пестоль, упокой Господи его душу, – произнесла бабушка и крестясь, она вспомнила все, что таил в себе тот декабрь.

– Но тут не полюбят ни одного импратора, – пробовала сказать ей Мария, -она только махнула рукой в ответ.

Страшная тревога нарастала в душе, она чувствовала, что ее внук попадет в беду. И то, что император заметил и выделил его, только убеждало ее том еще раз. Это явно было дурным знаком.