Текст книги "Баллады, сказки, мифы, сны. Мифомистика 21 века"

Анна и король

Существует мнение, что в ожидании неминуемой гибели в заключении Анна пишет поэму «О смерть, дай мне уснуть»

 
Осенний вечер, свет такой печальный,
Король простужен, королева зла,
А шут пока хранит чужие тайны.
Для них пора осенняя пришла.
И растопила в прелести улыбки
Все подозренья, все его слова.
О, как им тяжкой, горестно и зыбко.
А ночь тиха, и тишина мертва.
 
 
И лишь художник пишет королеву,
Чтоб воскресить былые времена,
И страсти той знакомые напевы,
Когда была юна и влюблена.
Он не заметил, что настала осень,
Что короля ему не разбудить.
И рыжий кот-огонь ему приносит
Такие краски, так хотелось жить.
 
 
О палаче служанки говорили,
Король молчал, взирая на закат.
И только птицы черные кружили,
В том листопаде боли и утрат.
И слово ненавистное – измена,
Принес им ветер и швырнул в окно,
Да, в королевстве будут перемены.
О Анна, Анна, холодно, темно…
Поэма оборвется на рассвете,
Палач исполнит долг свой до конца.
На площади безлюдной дождь и ветер,
И бледность обреченного лица
 

«Сегодня ночью живописец пишет…»

 
Сегодня ночью живописец пишет
Лес за окном в различные тона,
И спит мужчина, он пока не слышит
Что осень так прекрасна, но больна
 
 
Тоской о страсти, и печалью дышит,
И хочется немного полетать
Над золотом и алой краской листьев,
Чтоб вдохновиться осенью опять…
 
 
Но что там? Исполняются желанья,
Пегас в тумане прямо за окном,
И вырываюсь в мир очарованья,
И покидаю мой заснувший дом,
 
 
Над Иртышем притихшим, над поляной
А там опять русалок хоровод,
И старый Леший будет неустанно
Там краски разводить, и маг поет
 
 
О том, что восхитительны картины,
И Мастер улыбнётся свысока,
И дарит нам то золото лавину,
То багрянец и кисть в его руках
 
 
Как дирижёра палочка, взлетает,
И музыка та дивная слышна,
И пусть опять природа увядает,
В мажор его стихии влюблена…
 
 
Сам Штраус с ним, и вальс его несется
Куда-то к звездам, и горит заря.
Опустит кисть, победно улыбнется,
Какая красота, и все не зря
 

Прошлая   жизнь

 
В прошлой жизни я черной кошкой
Снова льнула к твоим ногам.
У камина, о, мой непрошенный,
Ты стихи в тишине слагал.
Было нам хорошо, я помню,
В этом замке чужих иллюзий,
Прихожу к тебе снова в полночь.
Не тревожились чтобы люди.
 
 
Спишь, во сне ты витаешь где-то,
Черной шерсти моей касаясь,
Так и будем опять до рассвета
Вспоминать балы и красавиц.
Граф был дерзок, я это помню.
Как тогда меня испугался,
И метался в просторах комнат,
Перед выстрелом растерялся.
 
 
Ты смеялся над ним задорно,
Ироничен ты был немножко,
Как легко оставаться вздорным
Непокорным, поможет кошка.
Вот визжит она, только видя —
Перешла ей тогда дорожку,
О, рассеянная графиня,
Да тебе ли бояться кошки?
 
 
Ты сама управишься, знаю.
Помогу лишь тебе немножко,
И старуха пусть зарыдает —
Ей пригрезилась к смерти кошка.
Так и жили в музыке ветра,
Притомились тогда немножко,
От рассвета и до рассвета,
Изгибалась судьба, как кошка.
 
 
Вот и нынче опять в тумане
Заблудилась, грущу немножко,
Но судьба меня не обманет,
У камина Поэт и кошка.
Время там не течет, и снова
В этом зеркале бал, свиданье,
Жизнь волшебная, чары Слова,
Вдохновение, ожидание…
 

Кот и его художник

 
Хозяин куда-то умчался тайком
И пусто на даче в тот пасмурный вечер.
И только беседует ангел с котом,
И листья швыряет и делать им нечего.
– Да он не вернется, не жди его, кот,
Он с кем-то и где-то отпразднует встречу,
 
 
А кот не поверил, художника ждет,
И листья сгребает, пусть бесится ветер,
Пусть ангел смеется, ему-то плевать,
Он знает, художник его не оставит,
 
 
И будет осеннее солнце сиять
Не грея, и жмурится рыжий красавец.
Откроет глаза – больше ангела нет,
Лежит на террасе листок золотистый,
 
 
Но что это? Осени дивный привет,
И ветер в окно, разозлившись, стучится.
И нет для печали внезапной причины,
Все это неважно, все это потом,
 
 
На даче, художником снова покинутой,
Беседует ангел печальный с котом.
 

Мастер и его кот

 
Я говорил, что он еще вернется,
А ангел не поверил, грустный плут,
Когда блестит октябрьское солнце,
Так хорошо писать картины тут.
От шума городского мы укрыты,
И нет гостей в убежище его.
О чем молчит мой Мастер знаменитый,
И вспоминает в этот час кого.
 
 
И белый холст, как снегом занесенный,
И лай собачий где-то за окном,
И то ли он покинутый, влюбленный,
Я ничего не ведаю о том.
На лист посмотрит, на листок от клена
И снова курит молча в тишине.
Наверно все же нынче он влюбленный
Ждет Маргариту, но не скажет мне.
 
 
Куда же снова ангел подевался,
Мне не с кем в этот час поговорить,
И только у соседей звуки вальса,
Пошли туда, да хватит нам курить.
Но кто кота послушает, и снова
В урочный час у роковой черты,
Грустит мой Мастер, и в штрихах былого
Проступят и грядущего штрихи
 

Художник, кот и Муза

 
А знаете, вы гениальный художник,
Конечно же знаете, бог вас спаси,
У целого света, у жизни заложник,
Такой вы прекрасный, должно повезти,
 
 
Хотя как всегда мастера не в почете
И чаще беседуя только с котом,
Вы снова к картинам и письмам вернетесь,
Твердя о несбывшемся и о былом.
 
 
Все тайны хранит этот рыжий котяра,
Он странно спесив, он не может понять,
Что Муза не дева, и в пору удара
Она помогает все в мире обнять
 
 
А знаете, Мастер, ведь вы совершенство,
И это не лесть, я не льстила вовек,
Какая же радость, какое блаженство
Остаться в осеннюю пору, пусть снег
Все выбелил, золото стало золою,
И все-таки я никогда не уйду,
И кот мне поможет остаться собою.
В сиянье сирени, в раю и аду
 

Сон о чайке

 
Я видела эту чайку
Над гладью морской в тумане.
Парит она так отчаянно.
И нас в бесконечность манит..
И в крике ее, как в стоне,
Звучали иные песни.
И как в колокольном звоне
Вдруг души наши воскресли.
 
 
Я знаю, душа поэта
Над морем в тиши парила,
И где-то еще до света
Она эту тишь любила,
Горели во мраке звезды,
И слышались эти ритмы
И тихо сползали слезы
И падали там на рифы.
 
 
И женщины отраженье
В печали от мира скрыты.
И только ночные тени
Лежали на этих рифах.
В сплетении рук в тумане
Они искали покоя.
Но море опять обманет,
И их влечет за собою.
 
 
И чайка вдали парила
Над островом грез и стонов
.И кажется эта сила
Дарила покой влюбленным
 

На Башне

 
На Башне было шумно и тревожно,
Враждебны тайно, явно влюблены
Поэты проверяли осторожно —
Не избежать сраженья и войны.
 
 
И чья-то боль стояла за стихами,
И чей-то взлет падением грозил.
Вдруг строки «Незнакомки» в этом гаме.
О, как он тихо-тихо говорил.
 
 
И смолкли, отрешившись, все поэты.
И слушали в печальной тишине.
И Незнакомки явные приметы.
И танец при сияющей луне.
 
 
Холодный свет, печали и туманы.
Бальмонт очнулся первым и поник.
И стал тогда для всех таким желанным,
Не затерялся он средь остальных.
 
 
А страсти там так яростно кипели,
Все понимали – истина в вине-
И только на рассвете птичьи трели
Вели их по внезапной тишине
 
 
Рождение поэта – это мука,
Но он взлетел, чтобы пот ом упасть,
Враждебны тайно, от такого звука,
Все воскресали в темноте опять.
 
 
И где-то затерявшись в ресторане
Упрямо ждали явления страстей,
А женщина заменит и обманет,
И он во мглу бредет один, ничей…
 

Анна

 
Она ждала на Невском до рассвета,
Она хотела суть его понять.
Но не было в ночной глуши поэта.
Он продолжал по городу гулять
 
 
И пить вино, и с девами чужими.
Беседовать о тайне бытия.
Она напишет про глаза такие.
Уйдет в туман, лютуя и горя.
 
 
И снежный мир его опять скрывает.
И исповедь его твердят с утра.
Лишь Анна от сомнений замирает
И понимает, что забыть пора.
 
 
Но вот еще немного, каменея.
Все не уходит от чужих ворот,
И отказать ему нет, не посмеет,
Она судьбу и откровенье ждет
 
 
Но не было в ночной глуши поэта.
Он продолжал по городу гулять
Она ждала на Невском до рассвета,
Она хотела суть его понять
 

Август. Смерть поэта

Болезнь моя росла, усталость и тоска загрызали, мне трудно дышать

А. Блок. Дневники 25 мая 1921 года

 
Если шторм нас оставит в покое,
Если буря смирила свой пыл,
То замрет в тишине над рекою
Ясный месяц, страданья забыв,
Он смотрел в этот мрак, угасая,
И не видел уже ничего.
И какая-то дама чужая,
Обольстить все пыталась его.
 
 
Это было последнее лето,
Скоро август, седьмое число,
Мы отсюда все знали про это,
А поэта куда-то влекло,
И свеча, у лица догорая,
Словно строчка забытых стихов,
В этой бездне манящей витая,
Про любовь все поет, про любовь.
 
 
Отшатнулся, ушел не прощаясь.
Как – то странно смотрел в эту ночь.
– Погадать тебе, грустный красавец.
– Ты ничем мне не сможешь помочь.
В мае маяться, знаю, пристало,
Все шептала растерянно там,
И душа в эту даль улетала,
И уже не явиться стихам.
 
 
Было странно прощать и прощаться,
Все проститься, но как по другому,
Будут странные тени метаться,
И двойник выходил из Содома,
И уже никакая бравада
Этот август не сможет оставить,
Что там было? Мираж звездопада,
Только черные птицы взлетали.
 
 
И цыганка кружилась, и снова,
Где-то там, отражалась внезапно
Долговязая тень Гумилева,
Говорил он кому-то:– До завтра.
Да ему пережить на неделю,
А потом расстреляют матросы,
Только черные птицы летели,
Как убитые им альбатросы.
 
 
И метались в каких-то проулках,
И печали не будет исхода,
А шаги за спиною так гулко,
Это время куда-то уходит.
Май и август, пожара стихия,
И на Невском столкнулись Поэты.
И еще им приснится Россия,
И соната в контексте сонета.
 
 
И поэмы оборванной снова
Слышу строчки откуда-то с неба,
И последнюю песнь Гумилева,
Эта маска – белее он снега.
Только буря внезапно стихает,
И мираж корабля над Невою.
Это бездна их всех увлекает,
В неизвестность ведет за собою.
 

Незнакомка или Кармен?

 
Тень незнакомки в сумерках прекрасна.
И в этом танце движется душа.
Раздета ли – одета, нам не ясно.
Но только видно – дивно хороша.
 
 
Она металась, плакала, смеялась.
И смех порой похож ее на стон.
Вот так и в нашей памяти осталась,
А кто-то говорил мне: – Это он.
 
 
Но кто, и что такое натворил он.
Что женщина, взлетая, танцевала.
Любил ее небрежно, не любил ли.
Она его уже не узнавала.
 
 
В тумане было одиноко – зябко,
В обмане этом скрыта вечно боль.
Но кто же он, и он откуда взялся.
О, незнакомка, что теперь с тобой.
 
 
И вновь мелькают сны и силуэты,
Над пропастью, как будто невпопад.
Никто не знает все твои секреты.
И только голос: – Он не виноват.
 
 
В печали тихо нега проступает,
И в этом танце вера и судьба.
Она тебя в ту вечность провожает,
И что там? Там Гарольдова труба.
 
 
Она зовет, она в пылу бросает.
И поднимает над бедою вновь..
И молча, незнакомка улетает.
Нам остается музыка и ночь.
 

Поэтесса. Изгнанница

 
Как в этот миг прощенья и прощанья
Была ты далека от торжества,
И как звучали в пустоте признания.
И вроде бы еще была жива,
И так прекрасна, но в огне пожарища,
Где все сгорела, в жуткий этот час,
Печальные, разбитые не знавшие
Куда идти, как отразится в нас
Нелепый бунт, и у тоски в объятиях.
И не во сне ты видела Париж,
И только там звучавшие проклятия.
Как дар небес ты примешь и простишь.
И вдруг черты неведомой красавицы
Проступят в пустоте и сне другом,
И если вновь душа твоя отправиться
В миры и грезы, кто сказал о том,
Что в этот день, в печали этой яростной
Ты не была бы откровенна с ним.
Но музыкант, жестоко и безжалостно
Смеялся над неверием твоим.
И лишь художник, друг твой по несчастию
Вдруг вырвал душу из нависших грез
О бедная, ждала ли ты участия,
Мир полыхавший приняла всерьез.
А страсть в костре неведомом сгоравшая
Была началом тех ужасных бед
И все еще чего-то где-то ждавшая
Смотрела ты на призрачный рассвет.
И в этот миг прощенья и прощания,
Как далека была от торжества,
И лишь еще звучали так отчаянно,
Последние жестокие слова.
 

Пианистка

 
В лунном свете замок утопает.
И летят ночные мотыльки
К люстре, где она еще сыграет
Эту песнь и тоже улетит.
– Будет бал, вы слышали, мой милый,.
Император грустен так и нем.
Только страсти бешеная сила,
Только звать меня назад зачем?
 
 
Говорят, безумец, он стрелялся,
Гению прощают все опять.
И ко мне он в полночи являлся
А просил, о чем? Да как мне знать.
Я ему велела отправляться.
Я устала от внезапных мук.
И во сне он будет мне являться.
О мой милый, мой далекий муж.
 
 
В лунной свете около рояля
Замирает, гибкая спина,
А лица ее я не узнаю.
Не увижу как же там она
Хороша была, смела, крылата,
Покорила этот высший свет.
И ушла растерянно куда-то.
А поэт? Дуэль, да он поэт,
 
 
И терпеть не станет, и пророчить
Он умеет, что ему хандра.
Он стихи напишет этой ночью.
Чтобы утром прохрипеть: – Пора.
И растает где-то и оставит,
Лишь долги и дивные стихи.
Женщина корить его не станет.
И соната лунная звучит.
 
 
И опять над миром, как расплата.
Страсть, и молний этих дикий свет.
И дуэль, остановись, куда ты?
Поздно, ангел мой, убит поэт.
И в порыве бешеного вальса
Не могла поверить в то графиня
И шептала, но кому: – Останься.
Он меня вовеки не покинет
 

Музыка страсти и огня

 
И Демон, сидящий на склоне горы,
Все слушал и слушал Поэму экстаза.
И жизнь его снова до этой поры,
Неслась в поднебесье, и каждая фраза,
И каждая нота была так горька,
Что впору от горя ему задохнуться,
И вдруг проступила иная строка.
Лиловые краски, и он оглянулся,
Над краем обрыва поэт замирал…
Прекрасный, печальный, таких не бывало.
Очнулся, когда Пианист доиграл,
Смеялся и плакал наш Демон устало.
Что это? Поэма Грозы и Огня,
И века начало в преддверье финала.
И смотрят и смотрят они на меня.
И только Поэмы экстаза им мало.
Творцы в этой бездне угрюмых страстей
Жестокого мира едва ли осилят,
И Демон спустился к Тамаре своей,
И крылья беды распростер над Россией.
А там Незнакомка грустна и мила,
Такая небесная или земная,
По углям она в эту пропасть пришла,
И вновь воскресая, и снова сгорая.
Она нет, не ведьма, богиня любви
Все слушала этой симфонии ужас.
И только сгорали, сгорали вдали
Три гения темных, три горестных мужа.
И в пламени этом восстанет мираж.
В печали останется только услада.
До неба подняться и в горечи фраз,
И в ужасе звуков в плену звездопада…
 

Метель 14 года

 
Я люблю в эти снежные дни у огня оставаться,
Там такая симфония снова взлетает и тает.
И снежинки порхают в глуши в ритме венского вальса.
И какие-то тени в зазеркалье моем возникают.
 
 
Снова бабушки лик, и за нею стоят незнакомки,
В этом мире снегов они снова все в белом прекрасны.
– Мы к тебе на минутку, и ты нас такими запомни.
И смотрю в эти лица, и вдруг мне становится ясно.
 
 
Что незримые нити сквозь вьюгу ко мне протянули
Наши добрые пряхи, стараясь их всех показать.
Мы не можем забыть, за черту так легко вы шагнули.
Только в этой метели все будут они танцевать.
 
 
Кто там снова сердит. Что еще с нами может случиться?
Только вальса порывы, и сила земная огня.
И душа моя снова, как легкая светлая птица.
Уплывает за ними, и хочется дальних понять.
 
 
В эти снежные дни, не страшат нас уже расстоянья.
И усталое время не имеет той силы в тиши.
И в печали метели, улыбаются мне на прощанье.
Гаснет тихо огонь. В небеса им усталым спешить.
 
 
Мы прощаемся нынче, но встретимся снова, я знаю.
Тихо бабушки смотрят, и ищут ответа вдали.
И в мерцанье огня я поэму свою сочиняю,
О веселой Надежде, о светлой прекрасной Любви
 
 
И снежинки порхают в тиши в ритме венского вальса.
И какие-то тени в зазеркалье моем возникают.
Я люблю в эти снежные дни у огня оставаться,
Там такая симфония снова взлетает и тает.
 

Сон во сне

 
И темные аллеи сохранят
Все наши тайны, поцелуи, сны,
О чем-то там поэты говорят,
И листопад мы пережить должны.
И снова удаляясь от тепла,
Забыть о том, как зябко и тревожно,
Она в ту осень где-то умерла,
Все было так отчаянно и сложно.
Но нынче возвращается опять
В мой теплый дом и говорит о Блоке,
И долго будет бабушка играть
Собой, судьбой, о этот миг жестокий,
Когда любовь, один короткий вздох,
А плен ее не кончится годами.
Он нас спасает от унынья – Блок,
И листопад летит во тьму за нами.
Кого там встретим на аллее той,
Да был бы кто-то, поздняя бравада
И осенью живем мы золотой,
И утопаем в вальсе листопада.
Смятенье чувств, напрасная хандра,
Какой-то граф, вернувшийся с дуэли.
Молчит и курит, ухожу, пора,
Я задержалась. Хлопнули там двери.
Пора проснуться. Только это ль сон?
И солнце запоздалое искрится,
И к нам они приходят – этот сонм
Родных и близких призрачные лица…
Огонь свечи, метавшейся во мгле,
И темная аллея за туманом,
Душа стремится к брошенной земле,
Ко всем ее красотам и обманам
 

В мире Бродского

 
И в мире Бродского осенняя прохлада,
Там тишина срывается на плач,
И листопад в глуши немного сада,
Какой-то задник, непонятный план,
Где женщина с зелеными глазами,
Босая, над безбрежностью парит,
Седая осень в странной этой драме,
О чем-то непонятном говорит.
 
 
Кто слышит их, и кто ему внимает,
В печали, забытьи, за час до сна,
И сон во сне он снова воплощает
В безбрежности судьбы и полотна.
Идет по листьям, и спешит на встречу,
И видит ли всю негу и печаль,
Стихов не слышно, их уносит ветер,
И в старом парке им не повстречаться,
 
 
Она не Маргарита, боже, правый,
Там есть художник и к нему спешит.
И только непонятный и лукавый,
Поэт проходит мимо и молчит.
Что это было? Темные аллеи,
И страсть ее к художнику, вдали,
Там листья отлетевшие алели,
Они расстались – пленники любви.
 
 
С художником ей проще в миг заката,
Поэт к своей Венеции спешит,
И все твердит: – Она не виновата,
Поэму пишет, о любви молчит…
И в замке грез ее портрет пылится,
Как задник той картины роковой,
Кто ведьму знал, и кто в нее влюбился,
Тот потерял и дар свой, и покой.
 
 
Ему же словеса всего дороже,
И он боится, потерять сей дар,
И гонит нежно так и осторожно
Любимую, и молча смотрит в даль,
Не ревность правит миром, только лира,
Вершит его печальную судьбу.
И на гондоле, в самом сердце мира,
Офелию он встретит лишь в гробу
 
 
И ужаснется, Гамлета судьбину
Как данность примет, чей-то жест, поклон…
Совсем один плывет куда-то мимо
И рядом усмехается Харон,
Там, в небесах, сияет Беатриче,
Но он не Дант, ему Вергилий мил.
Идет по аду с вечным безразличьем.
И слушает поэта в звоне лир.
 

На берегу

 
Старик на берегу неведомого века,
И пред глазами вновь нависла пелена.
Он ждет ее и верит, когда заря померкла,
Является внезапно из прошлого она.
 
 
Все так же молода и так еще прелестна
Что отступив на миг, закроет он глаза,
Она спешит к нему, но нынче бестелесна,
Она ведет его в то прошлое, назад.
 
 
Гусар замрет на миг, склонившись у рояля,
О чем ему поет невеста в этот час?
И за спиной твердят, что на заре стрелялись.
И друг его погиб. И слышит дивный глас.
 
 
О, юности экстаз, о, пыл страстей вчерашних,
Сегодня при луне, явился он из тьмы.
– Ты стар и сед теперь, скажи, тебе не страшно?
Ты скоро к нам придешь, и будем вместе мы.
 
 
Он медлит в этот час. Он не дает ответа,
И немощь все сильней, и горечь, и испуг,
По берегу опять он бродит до рассвета,
И знает, что не ждут невеста, мать и друг.
 
 
Когда б они смогли простить его, о, Боже,
Какая суета и бесконечность грез.
Он на песок упал, и только птиц встревожил,
И никого вокруг, ни суеты, ни слез…
 

Дама с котом

 
Старая дама с сиамским котом
Бродит по листьям в незримой печали,
Шепчет стихи, говорит о былом,
И ироничной улыбкой встречая
Парня, припомнила горестно миг,
Страсти и нежности, как это греет,
Где-то в сюжетах прочитанных книг
Пламя забытое все еще реет.
 
 
Что ей в грядущем? Конечно, зима,
Кот убежит, не захочет остаться,
Тьма за окном и в душе ее тьма,
В мире цинизма, разврата, сенсаций.
Все-таки надо весь век свой изжить,
Прежде чем в полночи грез раствориться,
Листья слетают, и кот весь дрожит,
И проступают забытые лица.
 
 
Кто ей приснится? Конечно же, Блок,
Это же с ним она вновь в ресторане,
Сон так красив, разноцветен, глубок,
На маскараде кружится с друзьями…
Поздняя осень, отчаянный кот,
И ничего впереди им не светит.
Самовлюбленный летит идиот,
И обгоняет и листья, и ветер…
 
 
Шепчет стихи, говорит о былом,
И ироничной улыбкой встречая,
Старая дама с сиамским котом
Бродит по листьям в незримой печали,
 

Смерть ангела

 
Ангел упал и разбился,
Больше не в силах хранить,
В синих глазах отразился
Странный потерянный мир.
Было в нем столько покоя,
Столько несказанных строк,
Только еще беспокоя,
В небе метался листок.
 
 
Листик упал на ладошку.
В мрамор оделась душа.
Ангел помедлил немножко,
Тихо ушел, чуть дыша.
Нам о бессмертье твердили,
Только замаялся он,
Тихо присел на могиле,
И не скрывал уже стон…
 
 
Там лейтенант улыбался,
Ангелу дивному рад,
Он на граните остался,
Так и живут и обратно,
В мире живых им так туго,
Так одиноко без нас,
Но не бросают друг друга.
Вместе они и сейчас…
 
 
Где-то упал под Кабулом,
Всех прикрывая собой,
В синее небо шагнул он,
Манит простор голубой.
С ангелом в лунные ночи
Снова беседу ведет.
Тот то грустит, то пророчит,
Молча ушел его взвод…
 
 
Грустный полковник внимает,
Ангелу, сыну и снам,
И навсегда исчезает
Молча плывя по волнам.
Все это только приснится,
И восклицаю – Олег, —
Гордая белая птица,
Мрамор,, и листья и снег
 

Ангел в листопаде

 
Ангел бродил в листопаде,
и сочинял он стихи,
Медлил, с тоскою во взгляде
Рифмы не мог он найти.
Где-то она затерялась,
Где-то укрылась от глаз,
В золоте листьев осталась,
Вот и никак не нашлась…
 
 
Ангел грустил, и смеялся
Ворон на ветке вдали.
– Как без стихов ты остался
Грозный хранитель любви…
Как же внушишь ты хранимым,
Чтоб им остаться вдвоем,
И пролетавшие мимо
Птицы кричали о нем,
 
 
Вдруг он услышал и понял,
Вот она – музыка грез.
И рассмеялся, и в полдень
Песню влюбленным принес.
Было немного печали,
Радости много и грез,
После глухими ночами.
Слышали песню, до слез
Их улетавшие птицы
Тронули грустью своей.
И не могли разлучиться,
И помирились быстрей.
Ангел внимал, улыбаясь,
И растворялся в тот миг,
Тел обнаженных касаясь
Ласкою крыльев своих…