Текст книги "Богиня тьмы Никта. Мифы и легенды"

Глава 9 Противоречия

Пан недаром так отозвался о своем любимом отце. Обижен он был за себя самого. Почем отец не хочет называть и признать его сыном?

Нет, он не отталкивал его, конечно, но ведь и сближаться с ним не собирался. Это казалось особенно обидным. Он мог бы почаще заглядывать в этот лес, посмотреть, что там происходит, но нет никакого внимания, словно и нет у него сына и никогда не было.

Обида сжирала Пана, и никак не мог он спокойно подумать о лучезарном своем отце. А о том, что Гелиос так же был равнодушен и ко всем остальным детям, в то время это до Пана не доходило, он о том и не думал. Но зато внимательным оказался к Чудовищу другой бог. Узнав о том, что в дремучем лесу скрывается от взоров всего остального мира один из сыновей Гелиоса, Гефест, сын Зевса, такой же несчастный, как и он сам, и решил навестить его. Они были и друзьями по несчастью и родственными душами.

Вот и хотел бог – кузнец, который никогда не унывал, рассказать Пану свою историю.

– Ты не печалься сильно, не только с тобой такое случалось, когда Гера родила меня на Олимпе, – размышлял он, – она пришла в такой ужас, что оттуда меня и скинула, не задумываясь, вот и без оглядки полетел я с Олимпа, только пятки сверкали.

Вот и все почести для долгожданного наследника Зевса, от той, которая за семью горой стоит, нерадивый матерей сурово наказывает. Ты хотя бы не летел так высоко, ноги не ломал. А я не нее и не сердился, потому что все к лучшему, скучно и уныло на том самом Олимпе до невообразимости. Потом я дал Дриадам слово, а они меня приняли, как родного, что вернусь туда и заставлю их с собой считаться. Она придет сама ко мне, или своего ненаглядного Ареса пришлет, а вот тогда я подумаю, идти к ней или тут остаться.

– Но что можно было придумать, чтобы такое случилось? – воскликнул Пан.

– Я знал, что не смогу праздно проводить время и должен стать лучшим из лучших в каком-то мастерстве…

Больше всего мне понравилась кузнеца с ее огнем, со всем, что там было. С самого начала я проводил там много времени, и мастера пришли в восторг от моей работы. Тогда я понял, как вернуть то, что у меня отняли.

Долго пришлось возиться, но я сделал самый прекрасный в мире золотой трон. Как только Гермес, часто к нам заглядывавший, его похитил (а на это я и надеялся), и доставил на Олимп, так Гера и должна была вспомнить о своем давно позабытом сыне.

Моя мать слишком любила такие помпезные вещицы, она тут же уселась на него.

– И оценила твое мастерство? – удивленно спросил Пан

– Ей пришлось это сделать, потому она и взревела так, что и на земле и царстве Аида были слышны ее вопли.

– Что же такое случилось? – удивленно спросил Пан, наверное, оставаясь в глуши, он один только не слышал этой истории.

– Да потому что она не смогла с него подняться, это был золотой капкан, открыть который никто кроме меня не мог. Только я один ведал, как он открывается, – гордо заявил Гефест, и рано или поздно, когда ей надоест сидеть, они должны были найти меня и отвести туда.

Но ведь она сама меня и породила, а яблоко от яблони недалеко падает.

– Я не смог бы проделать этого со своей материю, даже если бы и захотел, – говорил с грустью Пан, – да я и не стану ничего такого делать, пусть она живет и радуется жизни.

– А ты добряк, как я погляжу, такой страшный снаружи, и такой добрый внутри, но каждый поступает так, как ему хочется.

– Я привык жить без нее, а зло, нимфы говорят, к тебе же и возвращается.

Гефест молча пил вино, которое принесли ему красавицы – нимфы, неожиданно появляясь и исчезая. Ему определенно нравился этот чудак.

– Его мать Гера, – говорил в это время Пан, – а моя только одна из этих нимф, она глупа и безрассудна, так зачем же мне ее так наказывать?

Гефест пробыл у него в гостях еще несколько дней, пьянствовал он все время, и казался Пану все менее симпатичным, что-то его сильно настораживало. Но выбирать своих гостей он не мог, приходилось мириться с тем, которые тут были.

– Пусть и боги и духи остаются такими, какие они есть, так и мир разнообразнее и интереснее. Он научился со временем желать только того, чего можно было добиться, не стал даже тянуться к тому, что было недоступно.

Это были праздные желания и мечтания, которые не приносили никаких плодов. Ему не хотелось попасть на Олимп, может потому, что его отец там почти никогда не появлялся? Но в чертог Гелиоса Пан заглянул бы с огромным удовольствием, если бы это было возможно.

– Пусть я страшен, но породил меня этот великолепный красавец, – говорил он сам себе, в утешение, я хочу быть рядом с ним, вместе с ним, и у меня есть такое право. Не моя вина, что ему захотелось развлечься с моей матушкой.

Глава 10 Слухи и сплетни

В то самое время, пропавшая где-то нимфа Клипия, возвращалась назад и стала рассказывать всем собравшимся у чертогов Пана о том, что Гелиос влюбился в Лифкофию, дочь персидского царя.

– Он без труда соблазнил ее и овладел ею.

И когда она остановилась, замолчала, то Пан и все бывшие там заметили, что нимфа готова умереть от горя. Вот и обступили они ее в тревоге.

– Что ты задумала? – спрашивал Пан.

Он внимательно следил за тем, что происходило вокруг. Он был страшно зол на отца своего, хотя, скорее всего тот ни в чем не был виноват.

– Но как он может так легкомысленно относиться к влюбленным в него нимфам и богиням, почему даже не задумался о том, что их ждет, что с ними потом станет? Откуда такое легкомыслие?

Как горестно было ему все это переживать, он ждал беды, как и все, кто тогда был рядом с влюбленной нимфой.

– Она безумна, – говорили подруги, оказавшиеся свидетелями всего происходящего.

– Но почему Гелиос должен возиться с каждой из тех, кто решил в него влюбиться? – вопрошали другие.

То, что он не знает и знать о ней не хочет, что же в этом удивительного?

Пан понимал, что не стоит отмалчиваться с благодушным видом, следовало просто быть к ней поближе и постараться спасти наивное создание.

Впервые он почувствовал себя нужным и важным.

– Гелиос слишком беспечен. Может, он и не должен отвечать на их чувства, но и оставаться далеким и равнодушным он не может, разве нет наказания за жестокость богов по отношению к остальным?

Нимфа с радостью ощутила его поддержку и словно бы родилась снова. Она решила завоевать Гелиоса, надеялась, что Пан ей в том поможет.

Она исчезла в тот же вечер, но теперь все знали, куда она могла отправиться, забыв о мире и о любимом лесе.

В полночь, удаляясь с небосклона, Селена появилась в замке Гелиоса и сообщила ему о случившемся за это время, о том, что она видела и слышала. Потом, немного помолчав, она рассказала Лучезарному грустную историю о влюбленной в него нимфе.

– Она хороша, как никто в этом мире, – прибавила томная Луна, и пока ты гонялся за темной и равнодушной старухой (Селена не произносила имени Никты), она страшно страдала из-за тебя.

Гелиосу не нравилось, когда кто-то, даже Селена, упрекала его в чем-то. Особенно он сердился, когда она начинала говорить о чьих-то чувствах к нему, заставлявших его волноваться и сердиться. Внешне он оставался спокойным и мог тут же позабыть о том, что говорилось. Но и Селена не умолкала:

– Ее отец не пощадит дочь, если узнает о тебе, а девица очень боится его ярости.

Он понимал, что Селена от него чего-то требовала, но не хотел вникать в то, о чем она говорила. Пусть все идет своим чередом, и если им суждено будет встретиться, то он так тому и быть, но искать нимфу он не собирался.

Больше всего Гелиосу хотелось отдохнуть, избавиться от проблем, обрушившихся на него в то время. Но не стоило оставаться таким спокойным и беспечным, потому что могла случиться беда.

Гелиос сразу все понял и только усмехнулся, на нее глядя. Тогда Селена обиделась и направилась прямо к персидскому царю и рассказала ему о том, что происходило между Гелиосом и его дочерью. Царь смотрел на нее и ничего не понимал, хотя в следующий момент ему вдруг все стало ясно.

– Безумная, как смеет она меня обманывать, – закричал он, – почему она оказалась в его объятиях. По какому праву он не остановил ее?

Царь метался по своему огромному дворцу, не в силах понять, что ему дальше делать. Он боялся даже думать о мести богу, но своей дочери он легко мог отомстить. Его покой и честь были раз и навсегда нарушены, и царь не оставит этого просто так.

№№№№№№№№№

Левкафия же ни о чем не подозревала, когда выбежала к своему возлюбленному.

Тут Гелиос и столкнулся с ней. По его взгляду она поняла, что ему все известно. И не зная, как ей поступить она на миг замерла на полном лету. Она лепетала что-то о том, что погублена и ей не на что больше надеяться. Бедная, бедная нимфа.

Глава 11 Трагедия

В небесах повисла тишина.

– Пусть так, – рыдала нимфа, – но я ни о чем не жалею, и рада тому, что меня пронзил своей стрелой амур. Я не смогу разлюбить тебя, что бы ни случилось.

Предательница – нимфа слышала всю эту пламенную речь. Она устыдилась своего скверного поступка, но было слишком поздно. Но исправить ничего она не смогла бы, даже если бы и захотела. Потрясен услышанным был и сам Гелиос. И он замер неподвижно, не понимая, что ему делать дальше. Но стражники уже настигли царевну по приказу грозного царя, бросили ее к ногам разъяренного отца.

Царь не видел даже самого Гелиоса, за ними с небес следившего.

Нимфа в ужасе спряталась. Она не сомневалась, что ее поступок вряд ли одобрят даже те, кто ей до сих пор сочувствовал и хорошо к ней относился. Глядя на страдания девицы, она особенно скверно себя чувствовала. Но в глубине ее души томилась злорадная радость, от которой она не могла отмахнуться.

– Отомщена, – вырвалось невольно у нее.

Но разве девица, брошенная к ногам отца, не должна была думать о том самом?

Девица эта пошла на все, потому что она хорошо знала своего отца, и не могла надеяться на его милость.

– Я любила, и буду любить Гелиоса, – говорила она упорно глядя на отца своего, словно испытывая его терпение, – ты можешь убить меня, но я никогда не откажусь от него, не забуду о нем, мне не нужен никто другой. Мне легче от своей жизни отказаться, чем от него.

Царь взирал на нее, словно безумец. Он понимал, что проиграл и бессилен даже перед собственной дочерью, что уж говорить о боге самом?

– Закопайте ее в песок на глазах у всех, – взревел он, – пусть ее возлюбленный о ней позаботится, а я больше ничего не хочу.

Царевна и слышала и не слышала все, что он говорил.

– Мне жаль тебя, отец, – наконец произнесла она, – ты жалок и несчастен, – только и произнесла она бессильно.

Царь в гордом молчании удалился, не в силах больше там оставаться.

От Селены Гелиос узнал о жестоком решении этого безумца.

Он видел, что царевна и на самом деле тут же была закопана в песок. В ярости он разметал этот песок, не переставая дивиться царскому безрассудству. Но пока он освобождал царевну, уверенный, что она лишь лишилась чувств, он не видел, что она уже мертва, тело ее, лишенное жизни, было извлечено из песка. Оставалось только положить его и оставить тут же. Гелиос, наконец, понял, что произошло, и не скрывал своего горя и ярости. Ему хотелось только одного – сжечь, уничтожить весь этот мир, следа от него не оставить. Но незаметно приблизилась Селена и напомнила ему:

– Не все люди в том повинны, почему же они должны страдать?

– Но какой же он царь, какой же он отец, если мог так поступить со своей дочерью.

Гелио мучительно думал о том, что же ему делать теперь. Это не должно оставаться безнаказанным.

– Многие вообще своих детей не замечают, – сказал кто-то неведомый за его спиной.

Но Гелиос даже не повернулся для того, чтобы понять, кто же это там был.

Нимфа жалела своего возлюбленного, так страдавшего из-за какой-то безымянной царевны. Она в отчаянье приблизилась к нему, чтобы хотя бы теперь быть ближе.

Это она напомнила ему о бедном Пане, так страдавшем из-за равнодушия отца.

Гелиос подхватил тело царевны и никого больше не видел и не слышал, слова нимфы повисли в пустоте. Он перенес мертвую царевну на остров своей любимой дочери волшебницы Цирцеи. К тому времени она была уже взрослой, и хозяйничала на подаренном ей острове. Она была слишком горда и не хотела общаться ни с кем из людей, служить и помогать никому, кроме своих близких не собиралась.

Если что-то ее и увлекало, так это безымянные пока путешественники, отправившиеся за золотым руном к ее брату Ээту.

Цирцея ждала грядущих потрясений, связанных с ее любимой племянницей Медеей.

Когда Гелиос исчез в Тартаре, она дивилась его влюбленности в Богиню Тьмы. Она просила вернуться его назад, потому что не мог он из-за тьмы и ее странной богини лишить их всех тепла и свет. А когда ей сказали о том, что он напрасно гоняется за богиней, она пришла в ярость. Но все кончилось в один миг, и она снова обрадовалась. Но потом Цирцея пожалела о том, что отец вернулся, потому что задержись он в лабиринтах тьмы, и девчонка осталась бы жива, а ему не пришлось бы так страдать.

Глава 12 Побег нимфы

Цирцея встретила отца своего в печали. Она искренне ему сочувствовала.

– Произошло только то, что произошло. Она превратилась в тлен. И оба они смотрели на небеса и видели, как она удалялась от них.

– Но как же так случилось? – воскликнул Гелиос.

– Ты сам знаешь о нимфе, которая была влюблена в тебя. Она случайно узнала о твоей тайне и отправилась к царю. Она ему обо всем рассказала

– Но как такое могло быть? – усмехнулся он, – она не могла так жестоко поступить со всеми нами.

Но Гелиос в глубине души чувствовал, что именно так она и поступила.

– Она любила тебя и ради этого она готова была на все.

– Но так не должно быть, любовь не бывает такой.

Но горести его не было предела.

– Любовь не всегда прекрасна, она может оказаться и самым большим кошмаром в мире, – говорила ему чародейка.

Хотя в те времена никаких разочарований она еще не пережила.

– Она безумна и ничто не может ее оправдать, – напомнила она о нимфе.

Гелиос не хотел оставаться у Цирцеи. Он быстро покинул остров, решив скорее забыть обо всем, что там происходило. Нимфа убежала немного раньше, понимая, что ее тайна раскрыта, и ей придется ответить за все, что она натворила. Она ненавидела чародейку, и считала ее самым отвратительным созданием. Она убегала, понимая, что должна спрятаться как можно дальше, и скрыться от Гелиоса можно только в лесах у Пана, куда он не заглядывает.

Больше нигде она не найдет себе покоя.

№№№№№№№№№

Пан видел, что нимфы не было слишком долго. И он стал беспокоиться, особенно, когда они услышали о расправе над царской дочерью, он понял, почувствовал, что она к этому причастна. И когда она бросилась в его объятья, он страшно обрадовался, и готов был защищать и прятать ее от всего мира.

Но и Пан, и нимфа понимали, что сбежать от Гелиоса они не смогут. Только теперь она по-настоящему понимала, что же натворила и что теперь будет не только с ней, но и со всеми, кто на свою беду рядом оказался. Зачем это ей было нужно? – она и сама не знала этого. Слишком горькими были ее размышления.

Гелиос впервые за все время шагнул на лесную поляну (Как она мечтала об этом прежде)

Но ни о чем не задумываясь, на глазах у Пана и других нимф она превратилась в подсолнечник.

Пан пришел от увиденного в ужас.

– Ты все время будешь поворачиваться к солнцу, – мстительно произнес Гелиос, не глядя на потрясенного сына.

– Она вечно будет прикована к нему своим взором, – размышлял он, умирая от тоски и горечи.

– Я слишком добра, нужно было совершить и не такое, ты заслуживаешь сурового наказания.

Пан, забыв обо всем, двинулся к отцу. Гелиос уже собрался уходить, но удивленно взглянул на него, словно бы увидел что-то страшное, невероятное, и глубоко ему противное.

Пан и сам был поражен своим проворством, а отец его показался жестоким.

– Что это за чудовище, – спросил он, хотя уже догадался, кто перед ним находится.

Но Лучезарный даже себе не хотел признаваться в том, что это он породил Пана.

– Это твой сын, – крикнула одна из нимф, – Даже его мать отказалась от него в ужасе. Она скрывала от тебя такое чудовище, но он славный парень и мы его полюбили, вот он и перестал нас раздражать.

– Пусть так, только чего ты от меня хочешь? – удивился Гелиос.

– Ты показался мне таким прекрасным, – обратился Пан к своему отцу. Но твоя красота опасна, тебя невозможно любить. Я вижу, как расплачиваются те, кто тебя любит.

Гелиос замер, ему хотелось спалить этого негодного так, чтобы и пепла от него не осталось. Но не шевелился, стоило ли увеличивать число жертв? Разве их было мало? Но Пан уже развернулся и пошел от него, как он смеет быть таким наглым?

Гелиос не собирался его останавливать, пан убегал напрасно.

Глава 13 Бунт в душе

Вот так и появилось на лесной поляне это странное и не дерево и не растение, пока еще не названное никак. Это потом славяне назовут его подсолнух. А тогда оно было еще безымянным и напоминало о вероломной и несговорчивой нимфе, обезумевшей от любви.

В душе у него зародился протест – страшный бунт, он не мог сладить с собой.

– Он не смеет с ней так поступать, – говорил нимфам Пан.

Но объяснять своих порывов и поступков Гелиос не собирался.

– Мне стыдно за него, – обреченно усмехнулся Пан, – я не хочу думать о том, что он мой отец.

– Он ни в чем себя не винит, – говорила Нимфа, – хотя две девицы из-за него так страдали, и погибли.

И тогда нимфы стали вспоминать и рассказывать свои истории, о тех несправедливостях, которые были в их жизнях.

Пан только дивился той жестокости, которая происходила в мире. И понял Пан, что его лес – самое лучшее в мире место, где он только и мог жить.

Тогда он и дал себе слово, что теперь навсегда здесь останется. А ночью к ним спустилась Семела, услышав, о чем они в те дни говорили. Они удивленно смотрели на богиню луны. Но она только улыбнулась всем сразу и расположилась среди них

– Я хочу вам рассказать, как у титана Гипериона и титаниды Тейн родился красавец сын и две дочери. Гелиосу была отведена в том мире важная роль. Он должен был освещать и согревать этот мир.

Никто никогда не мог представить себе, сколько усилий ему для этого потребовалось.

– Не суди его строго, Пан, – говорила Селена, – он сделал для этого мира больше, чем мы все остальные. Если он когда-то ошибался и капризничал, только потому, что всегда был на них обижен. Они забыли, что он для них сделал, и подчинились дерзкому Зевсу, который ни светить, ни обогревать никого не собирался.

Селена на миг замолчала. Она смотрела на него, и делать ничего не собиралась. Он может уйти, но жить без него станет невыносимо.

И Пан стал думать о том, что слишком легко судить и рядить, осуждать других, особенно когда тебе о том почти ничего не известно.

№№№№№№№№№№№

Пока Семела старалась защитить Гелиоса от нападавших на него родственников, сам Гелиос отправился в свой дворец на берегу океана. Дальше не было никакой земли, это и был тот самый край света, о котором так часто любили говорить во все времена. Но чтобы хоть что-то оставалось, он поднял со дна морского остров и назвал его Родосом.

Во время этого творения он немного отвлекся от огорчений, которые не давали ему покоя. Назвал он его в честь первой жены и тем увековечил память. Надолго он оставался в полном одиночестве, ни в кого не влюблялся, ни с кем больше не хотел говорить.

Ни одна из влюбленных богинь не осмелилась появиться в этом одиноком его жилище. Он же в то время вспоминал о первой своей жене. И хотя тогда он не слишком ее любил, смотрел на девиц, нимф, богинь, титанид, которые были рядом, кого только не было с ним в те дни.

– Он любил ее, – рассказывала Семела Пану эту давнюю и грустную историю.

Но жизнь небожителей слишком длинна и переменчива по любым меркам. Только люди, очень быстро покидающие этот мир, могут любить одного человека, но и они чаще всего так не поступают. А с богами это вообще невозможно.

Гелиос добр и терпим, не все могут быть такими. А то, что творится, не всегда от него зависит. Вспомни о Геракле. Но тут Селена заметила, что они о нем ничего не ведали.

– Вспомните о Геракле, – говорила Селена.

Но они об этом ничего не знали. Ей пришлось рассказать им эту историю с самого начала.

Лес жил своей особой жизнью, как оказывается, и то, что потрясало мир, их как будто не касалось. Они не интересовались даже самыми важными событиями.

– Геракл не всегда был ангелом, – говорила она, – а когда уснул и разогрелся на солнце, то он рассвирепел и запустил стрелой в Гелиоса.

Тот не стал наказывать его за такую дерзость, и чтобы он скорее проделал путь, одолжил ему свой золотой челн.