Текст книги "Забавы и шутки демиургов. Литературные мифы"

Забавы и шутки демиургов
Литературные мифы
Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2020

ISBN 978-5-4490-6492-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Не особенно веселая наука литературоведение, скажу я вам. Да и любая наука – это довольно скучная и даже часто нудная вещь.

Один очень умный дядька-философ, по этому поводу размышляя, хотя он очень любит литературу, это я точно знаю, пишет очень искренне:

А монологи Штольца с Обломовым или Базарова даже я не помню.

Это уже прошлый век.

Прочитав такое, скажу вам честно, грустно мне стало. Жаль всех наших героев, а вдруг они и правда, настолько устарели, что уже никуда не годятся.

Выяснить это очень хотелось, но как это сделать?

А что если с весельем и отвагой?

Легко сказать, да трудно сделать, пришлось придумывать что-то такое невероятное. Долго ничего не придумывалось, и вдруг показался рог чуть повыше письменного стола, а по полу брякнуло копыто.

Кто бы это мог быть?

Наши старые знакомые демиурги Игнат и Тарас появились, чтобы взяться за дело. Они всегда готовы помочь. Недаром распевают свою песенку:

Вы нам только шепните,

Мы на помощь придем.

И придут обязательно, кто сомневается, сами посмотрите, шепните только и придут, и все сделают, что сами захотят.

Но что может получиться, если за дело берутся неугомонные духи заповедного леса, которые скучать не привыкли. А при этом взбрело им в рогатые их головы, что они должны отправиться именно в страну Литературию и Мифологию, и там постараться набраться каких-то познаний, и развлечься немного. Потому что они и сами часть той страны, и очень даже деловая и шустрая ее часть, мы-то с вами успели в этом убедиться.

А тогда и получаются « дней минувших анекдоты от Ромула до наших дней», которые, как мы помним, даже наш не особенно любимый герой Евгений Онегин хранил в памяти своей.

И назовем мы все это очень просто – филоложками – коротенькими рассказиками, нагло вырванными из нашей многострадальной классической литературы, переделанными и переписанными, порой даже трудно узнаваемыми, потому что черти свои лапы к ним приложили. И все-таки иногда это у них получалось забавно, порой удивительно, как такое можно было сотворить, и часто просто интересно.

№№№№№№№№

Если у нас некоторые уважаемые историки создают параллельную версию даже истории нашей, почему бы чертям ни создать параллельную версию литературы? Они сделают это, если даже вы их не попросите.

Хуже уже не будет, и классический ее вариант никак не пострадает. Разве только некоторые особенно любопытные читатели захотят еще раз заглянуть в классический вариант того самого произведения и посмотреть, а как на самом деле было, но думаю, от этого оно не пострадает, а даже наоборот, выиграет, книжки хоть немного читать начнут. Очень обидно, когда утверждают некоторые, что классики, это те, которых все уважают, но никто не читает.

Но каждый о своем, а мы с демиургами пошли свои фиололожки творить самозабвенно, чего и вам желаем.

Огромная просьба к уважаемым читателям не путать демиургов с бесами, те товарищи, которые нам совсем не товарищи, появились значительно позднее, и совсем из другого мира к нам пожаловали

Соавтор Тараса и Игната.

Пролог

Мы знаем, что во все времена любимым развлечением людей, а духов и подавно были путешествия, в разные земли и страны. Очень хотелось свободным и праздным, а может и не праздным, а обиженным и отвергнутым гулякам на мир посмотреть и себя показать.

Но кто не мечтал не только в разных пространствах, а еще и во временах разных побывать?

Невозможно, говорите, но нет ничего невозможного для наших чертей, ведь каждому известно, что они вездесущи. Они тем и прославились, и имя свое получили, потому что могли легко черту переступать, тогда вдруг проявлялись в мире людей, свой облик обретали. Другие духи так не могли из одного пространство в другое прыгать, вот чертей и посылали, если что-то передать или устроить в мире людей надо было.

Правда, устраивали они часто на свой лад, творчески к процессу подходили, но все-таки делали все, что от них требовалось, чаще удачно, а кто ошибок не совершает? Правильно, тот, кто ничего не делает. Но Игнат и Тарас не из их числа были, это я знаю точно.

Пока другие черти в заповедном лесу в болоте валялись, ссорились и мирились, и выясняли свои очень не простые и страшно запутанные отношения друг с другом и другими духами, встретились как-то бес Игнат и бес Тарас и разговорились о том да о сем.

Долго говорили и договорились они до того, что хорошо было бы заглянуть в разные отдаленные места, посмотреть, что там твориться, а потом истории рассказывать так, что кот Баюн уже отдыхать может, а со временем и учителями для других духов стать можно таким ученым чертям.

И чем больше они о том говорили, тем больше понимали, что такое путешествие им просто необходимо, с какой стороны не посмотреть.

Сказано – сделано, пошли они к Яге, только ей одной рассказали о том, чего они хотели. Она вроде бы одобрила, после того разговора таинственного исчезли они бесследно, что совсем не удивило остальных духов, мало ли чертей у них появляется да исчезает снова, словно корова их языком слизала.

Долго их не было в лесу заповедном, а вернулись они совсем другими, очень загадочными и непредсказуемыми. Словно черти когда-то вообще предсказуемы были, нет, конечно, только на этот раз еще что-то особенное было в плутоватых взглядах их.

Подступились к ним духи с расспросами, что да как. Игнат долго молчал и только загадочно усмехался, словно подчеркивал, что ничего им рассказывать не собирается – сплошное притворство, скажу я вам, а Тарас не стал заставлять их просить себя дважды и очень даже охотно начал говорить, о том, что было, что быть могло и чего уж точно, никак не могло быть.

Но такими интересными и занимательными оказались те самые истории, что слушали духи, и наслушаться не могли. И чем больше они слушали, тем больше им знать хотелось. Интересных историй никогда не бывает много. А потом, когда черти свои рассказы на самом интересном обрывали и прощались до следующего вечера, духи еще долго говорили о том, как огромен мир, и как необычная и непредсказуема может быть жизнь в разных его местах. Но если чертей, и других духов это так заинтересовало, то не пора ли и нам послушать, что такое они рассказывали, где они были, что видели, а что и пережили в тех иноземных мирах и временах непредсказуемых. Что же, в путешествие, по волнам времени в неведомые миры начинается, и отправимся и мы вместе с Тарасом и Игнатом, когда еще такой случай занятный представится. Начинать надо, конечно, с самого начала, а кто будет спорить, что все начиналось когда-то с предания о докторе Фаусте и Мефистофеле?

Вот и на этот раз именно к ним мы с чертями нашими и заглянем.

Часть 1 Приключения демиургов в разных мирах

Филоложка 1 О том, как звал доктор Фауст Мефистофеля, но пришел к нему совсем другой черт и что из этого получилось..

Солнце слепило, но не очень сильно грело, когда наши путешественники оказались в Германии туманной, из которой известный всем герой привез « учености плоды, вольнолюбивые мечты, дух пылки и довольно странный».

Но наши черти Игнат и Тарас оказались там значительно раньше, как раз в тот самый момент, когда доктор Фауст очнулся от сна своего научного, понял, что жизнь-то прошла, и почти вся закончилась, и ничего – то он не видел и не слышал, а посему должен срочно что-то предпринять.

А что тут сделаешь? Беса, которого Мефистофелем зовут, звать надо, чтобы продлил он мгновение ускользающие, хоть какие радости подарил, а если повезет, и молодость со всеми красками ее и чувствами вернул.

Опасно было в те допотопные времена заниматься такими вещами, на костер можно было легко угодить и за меньшие грехи, только доктору нашему особенно бояться уже нечего было. И стал он беса звать, один раз позвал, не отзывается бес, позвал второй раз, никакого ответа, тогда третий раз он его позвал, и появился перед ним бес. Огляделся он по сторонам, и спросил странным такими голосом:

– Чего тебе надобно, старче?

Доктор не знал, а нам с вами известно, что был это никто иной, как наш бес Игнат, который ближе других к дому его оказался. Вот первым на зов и откликнулся. Только, в отличие от Мефистофеля, он не очень хорошо знал, что там было такое и что делать надо с этим доктором странным, просто отзывчивый оказался, но не особенно осведомленным в делах давно минувших дней. Книжек мало читал, сказки кота Баюна невнимательно слушал.

Удивился доктор Фауст тому, что ему такой неученый бес достался, но другого – то все равно нет (Тарас спрятался и из своего укрытия за ними наблюдал). И пояснил он, что хочет получить молодость, чувства возродить в душе угасающей, и ради такого подарка на все, что его бес не попросит, готов.

Глубоко задумался Игнат, и сразу вспомнилась ему сказка про Ивана Царевича и Серого волка.

И показалось, что та история очень на эту похожа.

Съел серый волк коня Иванова, между прочим, потому, что тот сам такой выбор сделал, а потом и началось: то Жар-птицу ему подавай, то коня нового, еще лучше, чем съеденный, да красну девицу. Да не просто девицу, а Елену Прекрасную. Притом, что сам царевич только в скверные истории попадать научился. А выпутываться из этого волку приходилось, самому сухим из воды выходить, да еще и царевича с добром украденным для него же выносить. Почему – то показалось бесу, что это такая же точно история будет. Догадлив он больно оказался, хотя той истории и не знал, но бес есть бес, сказки кота Баюна он очень внимательно и не один раз прослушал. Вот и действовал так, как кот когда-то рассказывал.

– Значит, тебе Жар-птицу, и коня и девицу надо? – уточнил Игнат.

Доктор Фауст про птицу и коня не особенно понял, но как только про девицу услышал, так догадался, что это именно то, что надо, бес думает правильно, и согласно закивал в ответ.

– Ничего не было в жизни у меня, а жизнь вроде прошла уже совсем, – только и говорил доктор.

И так жалобно старик при этом смотрел на беса, что любой другой бы уже прослезился, да и Игнат носом шмыгнул, но быстро опомнился.

№№№№№№№№№

Но видать недаром в нужное время и в нужном месте вспомнил Игнат старую сказку, в которой все уже было заранее прописано. И хотя жаль ему было старика ученого, который жизнь свою уже почти всю и прожил, так, что ему было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Но решил бес, что должен он, чтобы в несчастного серого волка не превратиться, твердым оставаться. И тогда выдвинул он доктору встречное условие:

– Хорошо, старче, будет исполнено, только для начала должен ты отыскать такого серого волка, который будет с тобой носиться и выпутываться из всех твоих бед, в которые ты по молодости да бесшабашности своей непременно попадешь.

– А ты, что ты делать станешь? – поинтересовался Фауст.

– Ну, уж точно не с тобой носиться, другие немного у меня планы, – отрезал бес Игнат, и суровой стала его физиономия.

Задумался доктор Фауст, и понял он, что, скорее всего, не найдет такого волка, где его взять. Тот, из сказки, вероятно, был единственным, а теперь и он ученым стал, собственных ошибок повторять не станет. И его не уговоришь на такое.

Вот об этом и сказал гостю своему печальный доктор.

– А коли так, то ничего не выйдет, без волка молодость у тебя такая же, как и прежде будет, а может еще хуже, но ведь не хочется тебе еще раз ее проживать.

Молчал доктор, но молчание его было знаком согласия, это точно.

– Пред гением судьбы, пора смириться, сэр, – услышал доктор последнее слово от беса Игната.

На том они и попрощались и с миром разошлись.

Может, не так и плохо наш бес с доктором на этот раз поступил, ведь недаром бесовская мудрость гласит, что надо бояться своих желаний, они и исполниться могут.

Старому доктору бояться больше нечего было, а мечтать никому не вредно, как известно.

Филоложка 2. О том, как на пути у наших героев встретились два нигилиста яростных и были это всем известные Евгений Базаров и Марк Волохов, и что из этого вышло.

Долго еще бродили – летали по Германии туманной герои наши рогатые, сами не заметили, как они оказались в другом мире и времени другом. Как хотели, так и шагали, куда хотели, туда и устремлялись, но чаще всего они вообще о том не думали. Нравилось им оказаться где-то неожиданно в непредсказуемом мире в непонятное время.

Вот и на этот раз в чистом поле бескрайнем они приземлились.

Лес, речка, птички поют, усадьба вдали барская виднеется, и два человека на берегу сидят и спорят о чем-то так яростно, друг на друга волками смотрят, словно этот мир поделить они не могут.

Тогда к ним черти наши и направились. Правда, те и себя-то и друг друга не видят и не слышат, до чертей ли им в тот момент было?

Так как молоды они были еще оба, то показалось сначала чертям, что это два Фауста каким-то чудом молодость и без их помощи получившие, только больно уж они шустрые да неусидчивые оказались.

Но сколько не прислушивались, так ничего они и не поняли. Один кричал о том, что природа, вроде не храм, а мастерская, второй доказывал, что не собирается он жениться, а женщина нужна исключительно для того, чтобы потребности его удовлетворить. И в мастерской этой, а не только в храме, она, конечно, вещь необходимая, но долго возиться с ней не стоит. И дальше все в таком же духе.

После прошлого приключения очень бесы подивились и запутались, и если поняли что-то, то только то, что не стоит масла в огонь подливать, те и без них уже наговорили столько бреда всякого, что не убавить и не прибавить.

– Да, здесь все запущено, какие поганки в головах своих они гоняют, – повернулся Тарас к Игнату.

Он подозревал, что настал его черед действовать, только что-то не понимал он никак, что ему с этими господами делать надо. А Игнат молчал, ему хотелось, чтобы спутник его и сам что-то придумал.

Они отошли в сторону, и стали все-таки совещаться.

– Если их не остановить, то они далеко пойдут, – говорил Игнат, уже набравшись опыта с Фаустом, – тогда и чертям тут делать больше нечего будет, они и нас переплюнут.

– Мы должны им показать все, что они упорно видеть не хотят, – говорил задумчиво Тарас, и можно было понять, что он не знает, что именно этой парочке показать надо, но вида не подавал, а ждал подсказки от Игната.

– Остановим, – спокойно говорил Игнат, и настроен он был, в отличие от Тараса, в тот момент решительно.

Герои к тому времени уже иронично раскланивались и уходили в разные стороны – к женщинам своим. Но им только казалось, что к своим, потому что черти уже начали действовать.

Марк Волохов, сам того не желая, оказался в усадьбе Анны Одинцовой.

Удивился он немного, огляделся, но останавливаться не привык и пошел дальше.

– Это вы? – спросила его хозяйка, – но про себя решила, что так будет еще интереснее.

Ей – то конечно, интереснее, она «науку страсти нежной» очень хорошо изучила и во всю ее использовала, но господин нигилист растерялся при этом столкновении страшно. Он понимал, что не только не сможет овладеть этим восхитительным телом, – это половина беды его, она уже вынула его мятущуюся душу, которая до сих пор просила бури, уверенная, что в ней есть покой, просила, просила, вот и выпросила.

Остался он без души за это короткое свидание. Только Чичикова, скупавшего мертвые души, еще поблизости не было, но и его недолго ждать осталось.

А она, – она просто смотрела на него, сначала тихо смеялась, потом засмеялась громче, и в тиши прекрасной усадьбы слышал наш Марк уже хохот звонкий, вот тебе и Вера, и Надежда и Любовь. Всего он лишился в одночасье, ни о ком и ни о чем больше не думал.

Тарасу, который за ним следовал, даже жаль его стало, хотя никогда ни у кого, даже у людей, уж не говоря о бесах, персонаж этого не вызывал никакой жалости. Но всякое случается, когда такая героиня с бесами заодно действовать начнет.

Сама же Одинцова облегченно вздохнула, потому что на этот раз не слышала хотя бы объяснения в любви жалкого и ничтожного, а душа, что, и без нее спокойно прожить можно, многие живут, и ничего счастливы.

№№№№№

Как вы успели догадаться, Игнат вместе с Евгением Базаровым тоже на свидание отправился, только уже не к пленительной светской львице, куда он рассчитывал попасть, а к скромной, задумчивой деревенской девушке, мечтательной и пылко чувствовавшей все. К девушке с самым удивительным именем, для него не особенно понятным, впрочем, Вера.

Она была по-своему хороша, мила, только некогда было ему вглядываться, вслушиваться и в чувствах разбираться, потому что о плоти он мечтал, роскошной и вызывающей, о слишком откровенном наряде, о том, что одежды одним движением с плеч спадут, и он, забыв обо всех своих теориях, отдастся страсти раз и навсегда.

А Вера, да что Вера она была прекрасна, с ней можно было поговорить, но он и с Марком уже досыта наговорился недавно, потому только взглянул он на нее, услышал ее растерянное:

– Вы, как вы тут оказались.

– Мимо проходил..

Это была почти правда, наш любитель лягушек, в которых не искал он никаких царевен, а наоборот и лягушек резал, только для того, чтобы их внутренности изучить, посмотреть, как они устроены. Какие там царевны, не нужны ему были не лягушки, ни царевны, в тот момент, когда он о счастье и спасении человечества думал.

Развернулся и пошел Евгений прочь. Долго смотрела ему вслед Вера, и думала о том, что этот совсем непонятен, тому хоть ясно, что требуется, в тут раздражение, слова какие-то странные, обида на весь мир и ничего больше. Какие странные ей мужчины попадаются, совсем как той леди, о которой она только что роман прочитала – один инвалид к коляске своей прикованный, второй дикарь, никогда не понимающий ничего. Вот и выбирай (ей казалось, что она стоит перед камнем перепутным). Но никакого выбора и не было, разве что серый волк появится, да посочувствует, конечно, если это будет тот самый волк, который в свое время царевичу достался, когда такие люди рядом, на зверей последняя надежда остается.

Но уже растаял в тумане Базаров, словно его и не было вовсе, а волк так и не появился. Вероятно, Марк последнего пристрелить успел, да и сам где-то затерялся, словно его и не было.

№№№№№№№№

Только бес Игнат за ним и следовал по пятам, хотя казалось Базарову, что был он совсем один в этом прекрасном, но таком для него чужом мире.

И показалось Игнату, что этот еще хуже того, что даже господин Чичиков такую душу не купит, испугается, и поищет чего-то более подходящего и смирного, а что обо всех остальных, нормальных людях говорить.

Бесы встретились на берегу той самой речки, где недавно с героями столкнулись. Долго обсуждали то, что видели и слышали, и решили для них последнее испытание устроить.

– Страсть – это жизнь, – изрек бес Тарас, именно на нее последние надежды и возлагавший.

Игнат с ним согласился. И хотя эти герои не особенно того стоили, но решили они, что прежде чем их Чичикову и вечности отдавать, надо их испытать хорошенько.

Сначала Игнат не понял, что там Тарас бубнит себе под нос, а потом разобрал слова:

Кто к торгу страстному приступит?

Свою любовь я продаю,

Скажите, кто меж вами купит

Ценою жизни ночь мою?

– Чудненько, вот и посмотрим, что будет, когда самые греховные их желания исполняться начнут.

В путь.

И они отправились к царице, но не Клеопатре, а все-таки царице. И господа нигилисты должны были последовать за ними, а куда бы они интересно делись, не для себя же бесы старались. Хотя и для себя тоже.

Филоложка 3 О том, как судьба забросила чертей и нигилистов в мир гор и демонов, и они воскликнули «Кавказ подо мной», и чем это завершилось.

Вероятно, никто кроме наших чертей и не отправил наших господ-нигилистов в путешествие такое. Это дворяне могли себе позволить служить на Кавказе, путешествовать по нему, да и вообще отправиться, куда вздумается. А у этих господ ни средств, ни желания особого не было, им только делом хотелось заняться, хотя они и не знали точно, каким именно.

Только на этот раз, когда черти вмешались в дело, их никто и не спрашивал, хотят они путешествовать или нет.

А черти решили просто – тех, кого мировые проблемы волнуют надо лечить в объятьях страстных. Те девы и жены, которых они для этого выбрали сами, не годились, нужна была королева или царица. Ближе всех по их разумению, последняя оказалась. Она точно выбьет такую блажь, как бунт, из голов их. Они научатся ценить любовь и жизнь, когда на краю пропасти, над бурлящей рекой окажутся. Чертям хоть смерть и не грозила, но от картинок таких жутковато становилось.

Как успел нам поведать другой кавказский пленник, в те времена жила в одинокой башне царица Тамара. Конечно, не та знаменитая, которая с русским непутевым князем измучилась, и с поэтом великим, прослывшим витязем в тигровой шкуре, дружила. Это была совсем другая царица Тамара. А кто – то ее вообще Дарьей называл. Но дело не в этом, а в том, что она больше всех на знаменитую Клеопатру похожа. Поджидала роковая эта дева путников, как мы знаем, заманивала к себе, ночку страстную проводила, а потом и исчезали они где-то в ущелье или речке быстрой, так, что их никто больше не видел, и тел их хладных отыскать не мог. Зато и рассказать они свои невероятные истории тоже не могли. Живым, вероятно, вырвался оттуда только поэт наш мятежный, который искал покоя в буре, и без всяких бесов сам на Кавказе оказался.

Черти так подозревали, что он с царицей ночку– то провел, иначе, как смог бы написать свое эротическое стихотворение, по тем временам даже очень дерзкое. Но не знали они только того, как он оттуда вырвался, как ноги унес. Видно оказался из породы тех, кто в огне не горит и в воде не тонет, недаром сам себя Демоном считал.

Но теперь, после того, как они уверили друг друга, что и от такой царицы вырваться все-таки можно, наших нигилистов к той царице черти и направили, а что им терять-то было? И умереть в объятьях страстной девы не самая худшая смерть, между прочим. На всех революционных баррикадах похуже будет, здесь хотя бы сначала удовольствие получишь и мужчиной себя почувствуешь.

Но в середине ночи, когда дело вероятно, уже к кровавой развязке должно было подходить, и по тайному знаку царицы появился палач ее личный. Он убирал все следы, того, что происходило, вместе со спящими безмятежно женихами. Они во сне по глупости и наивности своей уже о троне стали мечтать, да напрасно, троном их овраг глубокий оказался.

Наши бесы решили все-таки позабавиться немного, да и не хотели они героев убивать. Все-таки герои, хотя и не самые лучшие. Вот они и спрятали их незаметно, а сами теми героями и обернулись, так, что и царица бы не распознала, где черт, а где молодец, а уж палач, который их мельком только и видел, тем более ничего не понял.

Да и не особенно он разглядывал, сколько их через его руки проходило, на всех не наглядишься. Вот и схватил он одного черта Евгения, ворча про себя, что теперь уже их по двое шастает, ни сна и ни покоя честным работникам и слугам верным нет. Проткнул его кривым кинжалом, кинжал для верности повертел в хладном теле несколько раз. Перед окном пока бросил, посочувствовал немного бедняге, прежде чем в реку бурлящую выбросить, за второго черта Марка взялся.

Так же точно и с ним все проделал, но пока подтащил его к окну, первый уже и поднялся, и идет к нему навстречу, да еще рожи строит. Он за покойника схватился, никогда прежде не видел, чтобы мертвый так себя вел, пока снова его резал, да старался выбросить, и второй поднялся. Он его в окно, тот упал вроде, но пока за второго хватался, и дорезал, этот снова каким-то чудом в доме оказался, и уже к царице направился.

Тамара всегда уверена была, что палач ее дело знает. Только она не знала, что на этот раз с чертями связалась, а как увидела окровавленного любовника с ножом в груди, который прямо на нее и двигался, как подпрыгнула, да закричала дурным голосом, так что палач тоже подпрыгнул. Но он еще и оттого подпрыгнул, что тот, которого он выбрасывал, пнул его копытом довольно сильно, и как раз в самое болезненное место, ниже пояса. Да такой приступ боли был, что он уже и о царице своей развратной на время позабыл, только за то самое место держался, да подпрыгивал еще.

Видать от боли нестерпимой стало ему казаться, что в комнате уже не два жениха, а четыре, притом, что он ясно видел, что два из них были прирезанные, а два точно такие же, но целые, без единой царапины.

Как палач такое своими глазами увидел, так он к окну и кинулся, совсем забыв о том, что они в башне находятся, и высоко прыгать. Но путь недавних жертв он повторил в точности, и та же самая участь его на этот раз поджидала. Недаром говорится, что получишь ты то же самое, чего другим творишь.

Но об этом палач только в последнюю минуту на лету подумать успел.

Бесы же приказали героям бежать без оглядки, потому что палачей у царицы много, и всех точно не перебьешь и в окошки не накидаешься. Они не заставили себя долго ждать и исчезли, а бесы еще немного побыли с беснующейся царицей, объяснили ей, что надо себя умерить немного, потому что карающая длань рано или поздно настигнет и ее, как нынче ее палача настигла. Она слушала их внимательно, и язык во рту окаменел. А что ты им скажешь? В главном они правы были. Царица пообещала быть осторожнее и осмотрительнее со своими женихами грядущими.

Так и растаяли они, слова доброго или злого от нее не услышали, постояли немного на берегу той бурной речки, в которую бросился недавно палач царицы, но его давно уже отнесло далеко, и нигде не было видно, хотя вряд ли он мог уцелеть после такого падения.

А черти, уже став самими собой, в личинах героев им не очень уютно показалось, они еще стояли на берегу потока и, стараясь перекричать его, спорили, кто из героев древних Персей или Тезей с Прокрустом так же почти расправились.

И до того доспорились, что стали друг друга колотить и пинать, так, что в ту самую реку и свалились.

Только после этого купания в ледяной воде и остыли немного. Выбрались мокрые, и страшнее прежнего, обсохли немного на солнышке, взглянули на башню, где было подозрительно тихо, но выяснять, что делает царица не стали.

Они просто отправились дальше, навстречу новым приключениям.

Лирическое отступление кота Баюна

КОГДА Я ВЕРНУСТЬ. Реквием ИЗГНАННИКАМ

Путешествовать любят все, но откуда у русских такая тяга по любому поводу и без повода убегать из страны, если «Дым Отечества так сладок и приятен».

О чем, кроме путешествий, пишут наши классики, почему их герои погибают на чужих бессмысленных войнах, но крайне редко возвращаются в родные усадьбы, отчего они сами себя зачислили в «лишние люди» и бегут от любви, от проблем, а часто просто от жизни на чужбину?

Так и остаются где-то между мирами, и умиляются собственной любви и тоске к России, которую оставили, забыли, не знали прежде и уж тем более не могут понять из милой сердцу Италии или туманной Германии.

– Рюрик не русич, – говорили о древнем князе. Но он-то как раз вернулся назад из мира снегов и льдов. А они русичи?

Невольно думается о том, что может быть есть тайный смысл в том, что наш гений оказался «не выездным», конечно, Михайловское не Венеция, но все-таки он остался с нами навсегда…

 
Карету мне, карету
А. Чацкий
 
 
Вот и снова несутся, забыв о России куда-то,
Что их гонит в туманы и смутные дали опять?
Только там, в тишине, так измаялся ангел крылатый —
Наших Чацких, Онегиных больше уже не догнать.
Как хранить на чужбине, какая в том боль и отрада,
Всюду синее небо, но земли чужие милы?
Вот остался один над просторами Летнего сада,
А других в эти дали заморские сны увели.
 
 
И мелькают кареты, их встретит старушка Европа,
Перекрестки России оставив давно за спиной,
Уносились герои к каким-то чужим перекопам,
Шли в печальные битвы, забыв о России родной.
Снова в ужасе Рудин рванул, но закончилась битва,
Снова где-то Печорин не может покоя найти.
Над чужбиной звучат и послания их, и молитвы,
Лишь опальный поэт там, в Михайловском, пишет стихи.
 
 
Посмотреть на других и себя показать всей Европе,
Рим, Неаполь, Париж, все годится для русской тоски.
Только там, в иноземье, ты вспомнить язык свой попробуй,
Если вспомнишь, пиши и картины свои и стихи.
Мир прекрасен и мил, кто же спорит, творцы и скитальцы,
В звездном небе блудили, домой возвращались не в срок.
Долго Пряхи устало искали их где-то, и пальцы
Ненароком на нити вязли опять узелок.
 
 
Гоголь плачет о тройке, Италией снова любуясь,
И Тургенев в Париже за Русь поднимает бокал.
Так живут вдалеке, и тоскуют, и знают другую,
Небывалую Русь так, как гений ее описал.
Жизнь несется легко или тяжко, труды и заботы,
Мир погряз в пустоте и экстазе несбывшихся снов.
Знаю, гении наши не могут сидеть, отчего-то
Им в туманной Германии слышится музыка слов.
 
 
Все бросая опять, о Москве суматошной мечтая,
То Париж свой, то Рим оставляют скитальцы во мгле.
Жить в Европах легко, а в России душа умирала,
Гневно ангелы где-то все звали к родимой земле.
И на кладбищах мира остались они в лихолетье,
Что же делать, мой друг, им чужбина родней и милей.
А былинная Русь снова снился во мгле на рассвете,
Ждет напрасно и немо забывших ее сыновей.
 
 
Что там снова за гром? Отчего так тревожно воюют?
Это гений дуэль на Кавказе своем учинил.
А Перун в небесах, все увидев, хрипит и лютует.
Он вершины достиг и погиб, о, отчаянный мир.
И не скоро к нему доберутся по грязи телеги,
А угрюмый полковник его хоронить запретит.
Мир устал и нелеп, только молния яростно где-то
Это мертвое тело в немой тишине осветит.
 
 
Ангел видит во тьме, что куда-то несутся кареты,
Не сидится им дома, не сможет никто удержать.
В иноземье стремятся, забыв все немые запреты,
Эта жажда скитаний, ее не понять, не унять.
– Где вы были куда направляетесь, ангел мой, летом?
Вод целебных мираж, и желание мир посмотреть.
И хранитель усталый напрасно парит над поэтом,
«Ни дожить не успел, не допеть ему вновь не успеть».
 
 
И мелькают во мраке Флоренция, Вена и Прага,
Кто на лето туда, кто на вечность уходит шутя.
Повод есть убежать, и Европа как будто бы рада…
Вот забыв обо всем, в неизвестность как прежде летят.
– Эти русские снова, – я слышу, а дальше не ясно,
То ли хвалят угрюмо, а может, ругают шутя.
И несутся кареты, и ждем их обратно напрасно.
Что же делать, мой друг, чем не тешилось наше дитя?
 
 
Не успев повзрослеть, или может, стареть не желая,
Уносились до срока, искали, где им хорошо.
Скорбно древняя Русь и Россия опять вспоминают
Тех, кто рано ушел, и домой, заплутав, не пришел.
Их чужая земля как могла в тишине укрывала,
Иноземная речь над могилами снова слышна…
И какая-то девушка, имя читая – рыдала….
Вспоминала поэта и плакала снова княжна…
 

Филоложка 4. В которой мы встречаемся совсем с другим героем, и попадаем прямо с Кавказа на бал.