Текст книги "Мушка"

– Уже нет. Она свалила.

Марина поджала губы и промолчала. Несколько мгновений было так тихо, что Демпси услышал щелчок светофора. Наконец она спросила:

– Человек, которого ты ждешь, это женщина?

– Нет.

– Я болтаю лишнее! – Она закрыла лицо ладонями. – Господи!

– Вовсе нет.

– Да! – Она отвернулась, вытащила из пачки вторую сигарету. – О, черт! – Она снова посмотрела на Демпси. – Я по тебе с ума сходила. Когда мы пошли в лодочный домик, я ничего не знала, ну в смысле опыта. Все, чем мы там занимались... я никогда такого не делала. Считала тебя страшно искушенным.

– Полагаю, впоследствии ты убедилась в обратном.

– Нет. Осталась при прежнем мнении. – Она ухмыльнулась. – Я бы сохранила себя для тебя, но ты так и не позвонил.

Теперь Демпси припомнил, как они катались на сооруженном из брезента ложе в лодочном домике. Вспомнил, что он чувствовал, как был возбужден, взволнован ее внезапными вспышками страсти и приступами стыдливости. Тогда они понравились друг другу, и она нравилась ему сейчас. Своей искренностью и внутренней силой. Если бы он поделился с Элизой своими мыслями, она бы рассмеялась и сказала что-нибудь вроде: «Ох уж эти мужики! Поставь перед ними доску с дыркой, и они убедят себя, что влюблены по уши». Но такой закон действовал в мире Элизы. Притяжение этого мира больше не действовало на Демпси. Сейчас он находился в пустом пространстве между мирами.

– Можно, я позвоню тебе как-нибудь? – спросил он. – Я бы хотел.

Марина кивнула, сначала медленно, потом энергично, словно не сразу поняв предложение.

– Это было бы здорово. Мне пора. Я дам тебе свой номер.

– Наверное, стоит подождать со звонком. У меня сейчас трудное время. Вряд ли тебе хочется...

– Нет! Если ты собираешься позвонить, пожалуйста, не откладывай. – Она тяжело вздохнула. – Вот теперь я действительно наболтаю лишнего. Сама себе удивляюсь. – Марина отвела глаза в сторону и ни разу не взглянула на Демпси, пока говорила. – Я думала о тебе все семь лет. Не постоянно, конечно. Просто когда в моей жизни образовывалась пустота, я вспоминала Билли Демпси и думала, что хорошо бы позвонить ему и узнать, как у него дела, понимаешь? Я знаю, что ты не вспоминал обо мне. Возможно, на твоем месте, я бы тоже не вспоминала. Но я считаю, что мы не просто перепихнулись со скуки. – Она смущенно фыркнула: – Ну, почти перепихнулись. – Она повернулась к нему спиной. – И я хочу убедиться в этом поскорее.

– Хочешь? – Демпси устремил взгляд в конец улицы, прислушиваясь к сердитому реву мощного двигателя на первой передаче. – Но возможно, мне грозит опасность. Стрельба и все такое.

Марина засунула руки в карманы куртки и принялась рассматривать мостовую. Она провела носком по трещине в асфальте.

– Я знаю, что ты невиновен.

– Виновен. Я застрелил парня.

– Но у тебя не было выбора.

– Да, возможно. Но я не... не прислушивался к внутреннему голосу.

– Ты страшно переживаешь.

– Вот именно.

– От того что не прислушался?

– Угу.

– Ну, мой тебе совет... – Марина подняла на него серьезный взгляд. – Больше так не делай.

Демпси рассмеялся, но она не присоединилась к нему, просто продолжала смотреть.

– Хорошо, – сказал он. – Я тебя понял. Позвоню на днях.

– Обещаешь?

– Честное слово. Можно мне сигарету?

Она шагнула к нему и легко поцеловала приоткрытыми губами.

– Конечно. Для начала.

Пинеро исчез. В туалете его не оказалось, а кресло, где он сидел, занял худой мужчина с седыми волосами. Ругая себя на чем свет стоит, Демпси протолкался сквозь толпу к Марине, разговаривавшей со швейцаром, и вытащил ее на улицу.

– Здесь есть задняя дверь? – спросил он.

– Да... к парковке. А в чем дело?

– Черт! – Демпси раздраженно рубанул ладонью воздух. – Черт, черт, черт!

– Да в чем дело-то?

– Похоже, парень, за которым я следил, вышел через нее.

– Я думала, ты ждал кого-то.

– Ждал... следил. Не важно. – Он отступил на шаг, уперся руками в бока. – Черт!

– Ты о ком говоришь? Я его знаю?

– Не знаешь.

– Может, знаю. В основном сюда ходят постоянные посетители.

Демпси описал Пинеро.

– Это Тико. Ты следишь за Тико? Зачем? Нормальный парень.

– Ты говоришь о другом. Моего зовут Пинеро.

– Может, у него фамилия и Пинеро, но ты описал Тико. Он приходит сюда почти каждую пятницу. Устраивает по пятницам рейв-вечеринки. Вероятно, туда он и отправился сейчас.

– Нет, это явно не он.

– Он сидел в кресле, возле диванчика у окна?

– Тико. Устраивает рейв-вечеринки? Да быть такого не может.

– Рейв-вечеринки здесь недалеко. Могу показать тебе.

– Просто скажи, где это.

– Ты сам не найдешь. Подожди минутку. Марина торопливо вернулась в бар. Демпси увидел, как она разговаривает с блондинкой; похоже, она просила, объясняла; она прижала руку к сердцу, словно давая обещание, а потом вышла и радостно сказала:

– Пойдем.

– Послушай, – сказал он. – Если мы пойдем туда вдвоем, держись от меня подальше, когда мы там окажемся. Я не хочу, чтобы он видел нас вместе.

– Какие-то сыскные дела?

– Нет, личные. Он мой напарник.

– Тико – полицейский? Здесь он слывет за игрока.

– Разве полицейские не могут быть игроками?

Из бара донесся взрыв дружного смеха и аплодисментов, и через несколько секунд из дверей шаткой походкой вышли две женщины. Волосы у них были усыпаны какими-то белыми крупинками. Они остановились на тротуаре и поцеловались взасос. Оторвавшись друг от друга, они почти хором сказали Марине «привет» и пошли прочь держась за руки. На спинах у обеих висели плакатики с написанным от руки словом «новобрачные».

– Именно Тико и открыл стрельбу, да? – Марина хлопнула себя ладонью по лбу. – Господи, почему я сразу не догадалась? Но я все равно не понимаю, зачем тебе следить за ним.

– Самолечение. – Демпси повел Марину к своей машине, а когда она повторила вопрос, очевидно приняв ответ за шутку, он сказал: – Вопрос жизни и смерти.

Рейв-вечеринка проходила на верхнем этаже десятиэтажного здания, за Манхэттенским мостом, почти неотличимого от дюжины других зданий по соседству – грязно-серых, безликих, с пустыми черными окнами, похожих на бездушных каменных великанов. Поднимаясь в грузовом лифте, Демпси слышал тяжелые ритмы «техно», а когда дверь открылась, он почувствовал, как под мощным натиском звуковой волны у него сжимаются и выворачиваются внутренности. Помещение представляло собой огромную бетонную коробку, достаточно длинную, чтобы вместить целый крейсер, освещенную тусклым желтым светом, с окном во всю продольную стену, за которым открывалась широкая панорама Манхэттена. Справа от лифта, в углу, находился офис, отгороженный от остального пространства белыми сборными перегородками – там, сказала Марина, устраивались частные вечеринки. Вход только по приглашениям. Рано или поздно Тико там появится, если уже не появился. Посетители по всему этажу плясали, пытались разговаривать, перекрикивая шум, сидели на круглых скамейках, установленных у бетонных колонн. В расположенном рядом с офисом шатре с брезентовой крышей, на дюжине разложенных на полу матрасов лежали люди, отдыхая, восстанавливая силы, отрубаясь от передозы и снова очухиваясь. На покрытом малиновой скатертью длинном столе стояли бутылки с соком и содовой водой. С потолочных балок свисали психоделические плакаты, а с высокого многоуровневого помоста в центре зала ди-джеи со своими друзьями созерцали хаос, вознесенные над толпой, словно советские вожди, наблюдающие с Мавзолея за первомайским парадом. Демпси отошел от Марины и принялся искать Пинеро посреди огромной толпы, двигаясь между группами, постоянно меняющими очертания, возникающими и распадающимися, точно клетки жидкой протоплазмы. Какое-то время по пятам за ним неотступно следовал тощий жилистый паренек без рубашки. Две девушки с нарисованными на лицах бабочками попытались вовлечь Демпси в свой танец, а потом прыщавая полногрудая девчонка не старше пятнадцати, в футболке с портретом Джоуи Рамоне[2]2
  Джоуи Рамоне (наст. имя Джеффри Хаймен, 1951-2001) – вокалист панк-группы Ramones.


[Закрыть] повисла на нем, ничего не соображая. Он оттащил ее под мирную сень шатра, уложил на матрас и уже собирался выйти, когда заметил двух подростков, которые крутились неподалеку, словно голодные псы. Из чувства долга Демпси оставался с ней, пока другая девушка – очевидно подруга – не уселась рядом, враждебно и подозрительно уставившись на него. Поднявшись на ноги, он заметил плотного мужчину в черной кожаной куртке, с завязанными в конский хвост волосами, который помогал встать с матраса другой невменяемой девчушке. Потом он увел ее в офис. За открытой дверью Демпси мельком увидел ярко-красные стены и полулежащих на подушках людей. Он задался вопросом, стоит или нет вести наблюдение за офисом, но в конце концов решил, что сначала лучше осмотреть весь этаж. Когда он вышел из шатра, какой-то мужчина с торчащими в разные стороны волосами и обнаженными мускулистыми руками в татуировках уставился на него с угрожающим видом. Не сумев устрашить Демпси, он игриво поболтал проколотым языком и скрылся в толпе.

В конце длинного стола стояла стройная блондинка в длиннополом платье, которая за десять долларов разрисовывала желающим лица. Решив изменить свою внешность до полной неузнаваемости, Демпси сел и жестами предложил ей изобразить что-нибудь на ее вкус. Она попросила снять повязку. Он громко выкрикнул «нет» и откинулся на спинку стула, предоставив женщине заняться работой. Закончив, она протянула Демпси зеркало. Она превратила его лицо в топографическую карту: разноцветные волнистые линии на темно-коричневом фоне изображали цепи холмов и долин, тянувшиеся вдоль нижней челюсти, а наглазная повязка – черное озеро посреди равнины. Демпси не пришел в восторг, но был вынужден признать, что в этом что-то есть.

У противоположной стены собирались люди, выстраиваясь в широкий полукруг. Демпси увидел вращающиеся над головами цепи с огненными шарами на концах. Он протиснулся в первые ряды вновь образовавшейся толпы и увидел, что цепями крутит Марина, танцуя с пылким самозабвением, которое заставляло вспомнить исторические фильмы о Римской империи и черкесских рабынь, со всей страстью отдающихся пресыщенному императору. Она упала на колени и откинулась назад, коснувшись затылком пола и продолжая крутить десятифутовыми цепями, а потом одним стремительным движением поднялась на ноги и закружилась на месте, воплощением чувственности, плавно виляя бедрами, похожая на женщину-змею. Марина приблизилась к Демпси, не сводя с него пристального колдовского взгляда, вращая цепями перед собой так, что они описывали в воздухе пересекающиеся круги и огненные шары пролетали всего в нескольких дюймах друг от друга, а потом медленно отступила прочь, выставив грудь. Он был настолько очарован грацией тонкого мускулистого тела, что не обернулся, когда почувствовал прикосновение чьих-то пальцев к затылку, а в следующее мгновение кто-то сорвал повязку у него с глаза и сильно толкнул в спину. Демпси выбрался из толпы, ища взглядом убегающего человека, и тут заметил мушку. Как и в прошлый раз, в туалете «Голливуд Лаунж», она разрослась, превратилась в сплетение тонких черных линий, занимавшее все поле зрения. Однако теперь мушка напоминала не коридор, а неровно сплетенную паучью сеть, делившую на сегменты пеструю разноцветную картину, стоящую перед глазами Демпси. Один из сегментов начал белеть с края и в считанные секунды побелел полностью, потом то же самое произошло с другим сегментом, и еще с одним... танцующая толпа постепенно скрывалась от взгляда. Словно перед Демпси замазывали штукатуркой незримую стену. Вскоре осталось лишь несколько незабеленных шестиугольников неправильной формы, в которых он, охваченный смятением, увидел сначала часть женского лица, фрагмент цветастого платья, а потом – упав на колени, потеряв ориентацию в пространстве – свою повязку на бетонном полу. Теперь он ослеп окончательно. Окутанный непроглядной белизной, объятый ужасом, раздирающий рот в неслышном крике. Он повалился на бок, перекатился на спину, почувствовал вибрацию пола, дрожащего в такт громовым ударам басов, услышал пронзительные завывания синтезаторов. Узор тонких трещин выступил из белизны, стоящей у него перед глазами, и в считанные секунды превратился в изображение черной двери. Черная металлическая дверь, тусклая, исцарапанная, с круглой красной ручкой. В белой стене. Процесс ускорился. Словно у человека, летящего вниз на «американских горках», эмоции у Демпси спрессовались в чувство жуткого радостного возбуждения. Еще один узор проступил на черной двери, сплетение красных линий затянуло глаза частой сетью, и неведомая сила втянула Демпси в ярко-красное помещение, где звучала приглушенная музыка и что-то бледное и окровавленное лежало на полу, а со стены на него пристально смотрела маска. Деревянная фигура, похожая на скульптуру Человека-рыбы из лавки лекарственных трав, только в откровенно африканском стиле. Более страшная на вид. Потом Демпси вгляделся в лишенные зрачков перламутровые глаза. Он словно уменьшился в размерах, или глаза идола вдруг увеличились – превратились в огромные выпуклые шары. Из них возник узор тонких линий, за которым опять начиналась белизна, но теперь она стала пространством залитым жемчужным сиянием, глубоким, тихим. В нем проявился еще один затейливый узор – нечто вроде головоломки из тысяч переплетенных тонких линий, которые расползлись в сияющей глубине, как трещины на стекле, образуя неправильные геометрические фигуры, постепенно обретающие цвет и объем, складывающиеся в картину знакомого Демпси мира, вызывающего в памяти топографическую карту, нарисованную у него на лице. Он стоял на возвышенности, глядя на голые холмы и долины, унылый пейзаж в бурых тонах. Крутые холмы, соединенные зубчатыми скалистыми грядами, долины между ними; а посреди самой глубокой долины, окруженная зданиями из грязно-желтого камня, зияет черная дыра. Овал абсолютной пустоты. Озеро, подумал Демпси. И развалины вокруг. Но у него на глазах недвижная гладь озера пришла в волнение, начала вращаться и вскоре расступилась, превратилась в тоннель, в бешено кружащихся недрах которого мелькали огни, словно вход в проточенную червем пещеру, где, под действием законов взбесившейся физики, целые галактики проносились сквозь пустоту с космической скоростью. Кружащиеся огненные шары под темной водой. Глядя на них, Демпси почувствовал движение в левом глазу, словно в нем тоже происходило нечто подобное, словно глаз и изображение являлись единым целым или, по крайней мере, имели родственную природу, действовали в согласии друг с другом. Взглянув наверх, он обнаружил, что небо тоже превратилось в головокружительный вихрь огня и пустоты, и понял, что место, где он находится... это и есть земля, крохотная аномалия в безмерном пространстве вселенной, имеющая для окружающей реальности не больше значения, чем мушка у него в глазу. Демпси ждал, когда в картине иллюзорного мира появятся трещины, когда из глубины выступит другой мозаичный узор и перенесет его в другое измерение. Но ничего не происходило, и при мысли, что отсюда нет выхода, что он является частью внушающей дикий ужас реальности, конечной деталью конечного мира, созданного из земли и высшей воли, подвешенного в бесконечности по прихоти Олудамара или другого бога, жалобный стон вырвался у него из груди. Демпси не мог найти утешения, способного смирить ужас, наводимый на него этим фантастическим и все же до боли достоверным видением, и он лишился чувств, выключился, вспыхнув как точка на угасающем экране телевизора, обретая спасение если не за пределами кошмара, то по крайней мере в мраке собственного беспамятства.

Он лежал на спине. И по-прежнему слышал музыку, но в отдалении. «Оклемался», – сказал мужской голос. Яркий белый свет. Демпси прищурил глаза. Мушка вернулась к прежним размерам: темное пятнышко в глазу. И это было хорошо. Он чувствовал себя так, словно не спал неделю. Взвинченный, возбужденный. В голове – слишком много вопросов, чтобы сосредоточиться на каком-то одном. Он сконцентрировал все свое внимание на настоящем моменте.

– Билли? – Над ним склонилась встревоженная Марина. – Ты в порядке?

Демпси попытался сесть, но она не позволила.

– Все нормально, – проговорил он, спуская ноги на пол.

Белая комната с белыми застекленными шкафами, похожая на кабинет медсестры в школе. У шкафов стоял тучный мужчина с густой щетиной.

– Что за дрянь вы приняли? – спросил он Демпси.

– Я ничего не принимал. У вас есть бинт?

– Вы были без сознания почти час.

– У меня проблемы со зрением. Мой глаз... болит от света. – Он уставился на мужчину. – Я целый час был без сознания и вы не вызвали «скорую»?

– Пульс у вас был в норме.

– Вы вообще когда-нибудь вызывали «скорую»? Я имею в виду, работая здесь?

– Зачем?

– Не хотели осложнений, да?

Мужчина пожал плечами.

– Где твоя повязка? – спросила Марина.

– Кто-то ее утащил. – Демпси обратился к мужчине: – У вас есть марля и бинт? Сделайте мне повязку на глаз.

Мужчина открыл дверцу шкафа.

– Без проблем. Но мне придется попортить рисунок на вашем лице.

Пока мужчина накладывал повязку, Демпси – уже немного пришедший в себя и старающийся отвлечься от мыслей о случившемся – сказал Марине:

– Ты классно танцевала.

– Спасибо.

– Где ты научилась так танцевать?

– Я занимаюсь у Элвина Айли.

– Серьезно?

Она улыбнулась:

– Подожди с разговорами.

В коридоре музыка звучала громче, но не заглушала голоса, и Марина сообщила, что Тико ушел.

– Они все вышли из кабинета после того, как ты отключился. Тико спустился вниз на лифте.

У Демпси даже не хватило сил расстроиться.

– К черту. Я хочу домой.

– Ты выглядишь неважно. – Она потеребила пальцами мочку уха. – Почему бы тебе не поехать ко мне? Я приготовлю ужин, а ты сможешь поваляться на диване.

– Мне нужно домой.

– У меня мягкий диван. Пуховые подушки. Любишь горячие бутерброды с сыром? – Она взглянула на него из-под ресниц. – Ну как, уговорила?

– Сейчас решающий момент. В эти сутки мне придется туго. А потом я приеду.

– Хорошо, – протянула она с многозначительной интонацией.

Рейв-вечеринка все еще была в полном разгаре; музыка неистово гремела, притупляя сознание. Подростки покачивающиеся на воображаемом ветру; скучающие девчушки из Джерси, которые налегали на выпивку, поскольку не повстречали крутых парней; туповатые ребята, мечтающие завести подружку из Джерси; бывалые рейверы, критически оценивающие сегодняшний рейв как хиленький; бруклинский дантист, который узнал об этом месте от пациента и теперь надеется убедить свою даму, что и с лысиной можно оставаться молодым в душе; наркодилеры наверняка уже наметили новых клиентов среди прожигателей жизни и бездельников нового тысячелетия; механик с разбитым сердцем, пытающийся отыскать в толпе свою бывшую девушку, которая, как он слышал, собиралась прийти сюда со своим новым парнем; пара, отрабатывающая танцевальные движения, готовясь к конкурсу; ребята из школьного хора, приехавшие в Нью-Йорк выступить на Дне святого Патрика и рассчитывающие по возвращении произвести впечатление на своих друзей рассказами о ночной жизни большого города; лесбиянки, байкеры, хакеры, панки и, может, даже монахи – по крайней мере, один паренек по прозвищу Трипе и три девушки Дезире. Словом, старая история, и Демпси старался не смотреть по сторонам, когда вел Марину к лифту. Но потом он вдруг заметил, что дверь отдельного кабинета для частных вечеринок – черная, с красной круглой ручкой, в белой стене. Как дверь в видении. Он подошел к ней.

Внимательно осмотрев дверь, Демпси убедился, что видел именно ее. Те же царапины, те же вмятины. Что это говорило о природе его ощущений, оставалось загадкой, но гипотеза о сгустках белка в глазу теперь представлялась весьма сомнительной. Поскольку единственной альтернативой был культ вуду, Демпси решил, что имеет смысл заглянуть в комнату. Он велел Марине смешаться с толпой, а сам толкнул дверь. Заперто. Он подозвал одного из охранников и показал свой значок. Демпси прокричал, что хотел бы осмотреть помещение; мужчина ответил, что у него нет ключа. Демпси попросил найти кого-нибудь с ключом. Вскоре к нему подошел потный тучный мужчина лет сорока, в черной кожаной куртке, с завязанными в хвостик волосами, и вручил ему визитку. Роберт Боргезе. «Блэк Сан Продакшнз». Он имел самодовольный вид и сильно смахивал на мужчину, который ранее увел из шатра в офис девицу. Демпси сказал, что подозревает, что в комнате хранятся наркотики. Боргезе помянул что-то про ордер на обыск. Разумеется, с готовностью сказал Демпси. Он вытащил свой мобильник и, надсаживая глотку, сопровождая слова выразительными жестами, сообщил Боргезе, что сейчас позвонит насчет ордера и вызовет подмогу. Когда коллеги прибудут, они проверят удостоверения личности у всех присутствующих, обыщут каждого и все такое прочее. Ясно? Боргезе такая перспектива не понравилась, и через две минуты Демпси уже переступил порог комнаты.

Здесь, за закрытой дверью, музыка звучала приглушенно, и в относительной тишине он почувствовал себя более уверенно. Красные стены, дешевый восточный ковер на полу и разбросанные по нему разноцветные подушки. Пьедестал у стены, судя по размерам, рассчитанный именно на деревянную статую с бледными глазами навыкате. Что самое интересное, в комнате витал сильный запах освежителя воздуха. Вряд ли люди, оттягивавшиеся на рейве, стали бы убирать за собой. Демпси наполовину скатал ковер и обнаружил под ним на бетонном полу овальное влажное пятно длиной футов десять и шириной фута три. По спине у него пробежали ледяные мурашки. Он вспомнил, как в своем видении проходил через красную комнату и краем глаза заметил бледное окровавленное тело на полу. Он тщательно осмотрел пол и изнанку ковра. Никаких следов крови. Потом разбросал ногами подушки. На нижней стороне бледно-голубой подушки темнело пятно размером не больше монетки. Все еще липкое. Перочинным ножом он вырезал лоскут с пятном. И за неимением пластикового пакета, засунул его в бумажник.

Воспоминание о Боргезе (если это был он), ведущем в офис не вполне вменяемую девчушку; темное пятно на подушке, влажный пол; сходство между тем, что Демпси недавно привиделось, и тем, что он видел сейчас, – все наводило на мысль, что в комнате проводился кровавый ритуал. Но он не мог прочно увязать концы с концами, не располагал доказательствами. В пользу его догадки говорило единственное обстоятельство. Статуя, в глаз которой он вошел в своем видении, лишь напоминала, но не повторяла в точности деревянную фигуру из лавки лекарственных трав. Если все его видения являлись результатом умственного расстройства (а он не мог начисто отвергнуть такую возможность), тогда скорее всего он воссоздал бы в своих галлюцинациях уже прежде виденный образ. Зло вокруг, сказала Сара Пичардо. Осознайте свое место в мире. Подумайте о том, что произошло и что произойдет в будущем. Положим, своего места в мире он лишился, а что касается раздумий, то ни о каком серьезном анализе ситуации не могло идти и речи. В настоящий момент Демпси мог лишь проводить линии между разными, далеко отстоящими друг от друга точками, но пока у него не получалось осмысленного рисунка. Через двадцать один час он должен встретиться с Сарой Пичардо в церкви. Фрагменты общей картины и туманные намеки. Чутье. На него ему и придется полагаться.

Демпси испытывал желание вернуться домой и принять таблетки. Выпить водки. Включить телевизор, убавить звук и посмотреть что-нибудь спокойное. «Клинт Иствуд против Годзиллы». Но он утратил вкус к подобным развлечениям: не будет от них толку. Он еще раз обдумал приглашение Марины. Он хотел покоя. Она предлагала покой, отдых и искреннее участие. Все, в чем он нуждался сейчас. Демпси открыл дверь, заметил Боргезе и поманил его пальцем. Как только мужчина вошел и закрыл за собой дверь, Демпси указал на влажное пятно на бетонном полу и спросил:

– Что это?

– Вот, черт! – Боргезе стрельнул глазами по сторонам.

– А поточнее? – Демпси.

– О чем вы? Просто подушки и ковер.

– Я про пятно на полу.

Лицо Боргезе приняло затравленное выражение.

– Наверное, кто-то облевался.

– Чертовски аккуратные ребята. Сначала скатали ковер, а потом заблевали пол. Сверху ковер сухой. Пощупайте.

– Верю на слово.

– Может, мне стоит спросить у Пинеро? Бьюсь об заклад, он мне поможет. Вы знаете Пинеро? Тико?

– Послушайте, почему бы вам не назвать свое имя и номер значка? – Боргезе извлек из кармана куртки записную книжку, вынул ручку из нагрудного кармашка рубашки.

– Кто-то говорит, что я полицейский? – Демпси удивленно округлил глаза.

– Вы не из полиции? – Боргезе переступил ногами, принимая агрессивную позу.

Демпси вытащил пистолет и небрежно направил ствол на Боргезе.

– Зато у меня пистолет. Впечатляет?

Боргезе отступил на шаг назад.

– Эй... черт!

– Похоже на полицейский пистолет, тебе не кажется? Я имею в виду, если бы кто-нибудь подошел ко мне здесь с такой штуковиной и представился полицейским, я бы сказал: «Вот здорово! Моя полиция меня бережет!» А ты не хочешь это сказать?

Боргезе отчаянно старался придать своему лицу бесстрастное выражение.

– Ответь на один вопрос, Боб. Я видел, как ты затаскивал сюда девчонку лет пятнадцати. Что с ней произошло?

– Слушайте, они сами сюда приходят.

– А потом? Что с ними происходит потом?

– Вы и без меня все знаете.

Демпси повторил вопрос, и Боргезе, с видом человека, готового пойти на отчаянные меры, сказал:

– Занимаются сексом, наверное.

– Занимаются сексом, – задумчиво повторил Демпси. – Похоже, ты прав.

Он схватил Боргезе за ворот рубашки, крепко прижал к стене и сунул ствол ему под подбородок.

– Однажды мы с Пинеро допрашивали парня, и я играл «плохого» полицейского, чтобы его расколоть. Пинеро сказал, что за эту роль «Оскар» мне обеспечен. Он сказал, что я так здорово вошел в образ потому, что и на самом деле малость не в своем уме. Тогда я не согласился с ним. Мне казалось, я себя контролировал. Но позже я задался вопросом, а не попал ли Пинеро в точку. На допросе со мной творилось что-то неладное. Нет, никаких голосов я не слышал. Ничего подобного. Просто все время такое ощущение, будто не можешь завинтить пробку на бутылке. Тебе это знакомо, Боб? Никак не попасть в резьбу, не совладать с напором дерьма, и оно прет, и прет, и прет!

Нечто вроде искорки мелькнуло в глазах Боргезе, и Демпси сказал:

– Ого! Знаешь, что ты сейчас сделал? Ты дернулся. В участке мы называем это проколом. Ты знаешь, кто я, верно? Ты меня вычислил.

Боргезе процедил сквозь стиснутые зубы:

– Я ничего про вас не знаю!

– Я вижу, когда человек прокалывается, Боб. Ты все понял. А это значит, ты связан с Пинеро. А если ты связан с Пинеро, значит, такой же подлец. А коли так, мне наплевать, что с тобой произойдет. – Демпси отвел назад ударник затвора. – Знаешь, кого я люто ненавижу? Я ненавижу парней, по милости которых страдают дети.

С Боргезе произошла резкая перемена. Внезапно он успокоился.

– Вы меня не убьете.

– В чем дело, Боб? Сила позитивного мышления?

Боргезе сохранял самообладание.

– Думаешь, я не смогу? Из-за свидетелей? Да, здесь можно разделать китовую тушу, и никто не заметит. – Демпси надавил стволом Боргезе на гортань. – Мне сошло с рук убийство пуэрториканца. Неужели, по-твоему, я не сумею вывернуться и на этот раз?

Боргезе молчал.

Демпси вдавил ствол глубже в шею Боргезе.

– Я не собираюсь обсуждать здесь вопросы нравственности. Мне нужна причина, чтобы не убивать тебя, а я не могу придумать ни одной.

– Они совершают какие-то ритуалы, – сказал Боргезе. – Я не знаю, что они делают с девушками. Наверное, ничего хорошего. Я видел здесь кровь, видел всякое. Но я не знаю, что все это значит. Я просто выполняю его распоряжения.

– Распоряжения Пинеро?

– Ублюдок крепко держит меня в руках. Меня, мой бизнес... все.

– «Блэк Сан Продакшнз»? Фирмой владеет Пинеро?

– Он владеет всем.

– Мне нужно знать больше. – Демпси приставил пистолет ко лбу Боргезе. – С кем я могу поговорить?

– Никто из этих парней не станет с вами говорить. – Боргезе прочистил горло. – Может, девица, которая раньше работала на меня. Она жила с Пинеро, потом порвала с ним, явилась ко мне за деньгами. Она до смерти его боялась. Переехала, сменила имя. Возможно, она расскажет что-нибудь.

– Знаешь, где она живет?

– Да, я посылаю ей деньги. Она тоже держит меня на крючке.

Демпси поднял с пола записную книжку и ручку Боргезе.

– Напиши имя и адрес.

Боргезе написал и протянул записную книжку Демпси. Он взглянул на нее. Донна Касс. Адрес – на Стейтен-Айленд.

– Женщина напугана до смерти – и переезжает на Стейтен-Айленд?

– У нее больной ребенок, живет с бывшим мужем. – Боргезе уронил подбородок на грудь и тяжело дышал. – Она не хотела уезжать далеко.

Демпси сунул записную книжку в карман. Он снова направил пистолет на Боргезе, исключительно в воспитательных целях, но в следующий момент испытал острое желание спустить курок. Он не мучался бы никакими угрызениями совести. Он словно наяву почувствовал кровавый запах, стоящий в комнате. Этот человек являлся соучастником преступлений. Этот жирный боров, косящий под Тони Сопрано, с вросшим в мясо толстого безымянного пальца обручальным кольцом, который каждый вечер возвращается в свою квартиру в Джерси, где его дети таскают у него деньги из бумажника, а заплывшая жиром жена утробно хрюкает под ним по ночам; а на следующий день он отправляется на работу в своем навороченном автомобиле и просиживает задницу в офисе, лапая секретарш и названивая другим жирным ублюдкам, с которыми сговорился кинуть других ублюдков, рангом пониже; а раз в неделю выуживает из толпы и отводит в кабинет молоденькую девицу, после чего от нее остается всего лишь влажное пятно на бетонном полу...

– Эй, не надо! – проговорил Боргезе, облизывая губы. – Без дураков! Я выложил все, что знал, приятель.

Демпси пришлось совершить над собой усилие: казалось, воздух затвердел и не давал шевельнуть рукой. Он с трудом отвел пистолет в сторону.

– Сейчас был опасный момент, – сказал он. – Ты понимаешь, о чем я?

– Да.

– И ты знаешь, через что мне пришлось пройти в последнее время, верно?

– Я читаю газеты.

– Очень хорошо. Тогда ты, наверное, читал, что я нахожусь на грани нервного срыва.

Боргезе кивнул и снова облизал губы, избегая смотреть Демпси в глаза.

– Отнесись к этому серьезно, – сказал Демпси. – И друзьям расскажи.

Отвар пионии напоминал на вкус размешанную в воде землю, но Демпси выпил все до последней капли и забрался под покрывала, постеленные Мариной на диване. Он ожидал увидеть у нее в квартире потертую мебель, постеры на стенах, кофейные чашки, используемые для хранения безделушек. Но Марина оказалась очень женственной натурой. Мягкие подушки, комнатные растения, светлые обои; журналы на кофейном столике; несколько афишек танцевальных вечеров в рамке; корзиночки с саше, источающие аромат натуральных ингредиентов. Никаких открыток с котятами на виду, но если поискать, одна-другая наверняка найдется.