Текст книги "Невиновных нет"

Грэйн эрна Кэдвен

«Ты не моя, – сказала усталая широкоплечая женщина в толстом рыбачьем свитере и штопаной штормовке и потрясла Грэйн за плечо. – Давай, поднимайся! Ты мне не нужна. И сестра просила за тебя. Не занимай место в лодке! Мне тут не нужны девки! Выбирайся на берег! Пошевеливайся!»

«Какая сестра?.. – хотела спросить Грэйн, но рот ее оказался забит песком, а губы не слушались. – Что за сестра? У меня же нет никакой сестры!»

«У меня зато есть, – ухмыльнулась рыбачка, отводя с лица серебристо-зеленую прядь, выбившуюся из толстой косы. – Давай-давай! А не то как бы она не порвала мне сети! Ну?! Пошла!»

И ладонью, грубой и широкой, словно лопата, крепко приложила ролфи по спине. Эрна Кэдвен покачнулась, по инерции сделала несколько неверных шагов вперед – и следующий шлепок вышвырнул ее из лодки. Грэйн споткнулась, в правой лодыжке что-то мерзко хрустнуло, и девушка ничком повалилась на мокрый холодный песок, а накатившаяся сзади волна накрыла с головой. Отплевываясь и кашляя, она приподнялась на локтях и обернулась…

…и открыла глаза.

Небо оказалось совсем рядом, серое и низкое, и жирные чайки кружились над черными скалами, приветствуя свет голосами резкими и пронзительными, словно речи той женщины в лодке…

Какая, к змеям, лодка?! Какая женщина?!

– Морайг… – выдохнула Грэйн и закашлялась, отплевывая морскую горечь. – Ты отпустила меня… Я… жива!

Засыпанная песком почти до пояса, она лежала чуть выше прибоя и, должно быть, лишь чудом не разбила себе голову о торчащий в каком-то дэме правее ноздреватый камень. Чудом… о да. Грэйн фыркнула и завозилась, подтягивая ноги, чтоб если не привстать, так хоть перевернуться. Морайг разжевала ее и выплюнула, найдя невкусной, – а может, и впрямь Локка выторговала у сестры шкуру своей посвященной. Изрядно побитую шкуру, надо признать…

Эрна Кэдвен захлебнулась стоном. Болело все. Каждая мышца, каждая жилка, каждая косточка ролфи жаловалась и ныла, прося… нет, требуя! – закрыть глаза и полежать так ну хоть немножко, хоть чуточку… Но… Пить! Глотка девушки горела так, словно она нахлебалась не морской воды, а обжигающей «комендантши», изрядно приправленной перцем и чесноком. А вода была тут, близехонько – плескалась себе в выбоине обтесанного морем валуна, словно в каменной чаше, и нужно было лишь привстать, подползти, приникнуть губами – и вылакать ее в два восхитительных, роскошных, невообразимо прекрасных и сладких глотка…

Жить… дышать… напиться… И знать, что в ладье Морайг и в самом деле не нашлось места для глупой девки! Как хорошо!

До капельки, насухо вылизав благословенный камень, Грэйн наконец-то поверила, что и впрямь осталась жива, и дрожащими руками принялась себя ощупывать. Она абсолютно ничего не помнила из того, что случилось с нею после того, как могучая рука Морайг подхватила ее, оторвала от палубы гибнущего корвета, вознесла над морем – и с размаху швырнула вниз… То есть совсем ничего. Но раз она жива, то где же…

Пальцы наткнулись на веревку, все еще обмотанную вокруг талии. Грэйн слепо перебрала ее, поразительно отчетливо ощущая каждое волоконце, каждую прядь, – и застыла, нащупав разлохмаченный, оборванный конец.

Джойн!

Ужас стеганул ролфийку будто огненной плетью поперек спины.

– Джойн! – крикнула она, рывком вскакивая, – и тут же повалилась обратно, обхватив выстрелившую болью лодыжку и крепко стукнувшись боком. – Джойн!.. – всхлипнула эрна Кэдвен, кусая губы. – О Морайг, Коварная… зачем я?! Почему – меня?!

Позже, сморгнув слезы, Грэйн обшарила безнадежным взглядом пустынный берег. Даже обломков почти не видно, даже тел не отдала земле жадная богиня коварства и волн. Песок и торчащие из него камни, словно гнилые зубы. И ни под одним из них не приткнулась тоненькая маленькая шуриа…

– Ну и стерва же ты, м-мать, – горько сообщила эрна Кэдвен равнодушному прибою, лизнувшему ей сапоги. – Взяла бы меня тогда уж… Она-то тебе зачем? Она ведь даже не ролфи!

Море рассмеялось и плюнуло ей в лицо клочком пены. Грэйн утерлась и вздохнула. Обидно… как же обидно и несправедливо это! Не так должно было все закончиться для шуриа, совсем не так! Она же предназначена Священному Князю, неужто Морайг решила отнять добычу у своего возлюбленного? И она…

– Она же спасла меня, – ролфи чуть не плакала. – Тогда… и потом тоже! Она, шуриа, спасла меня! А ты?!

«Дура», – вздохнули волны.

«Воистину», – согласилась визгливая чайка и презрительно расцветила плечо Грэйн пятнышком помета.

– Ой-й… – Грэйн хлопнула себя по лбу и тихо взвыла то ли от боли, то ли от досады. – Прости!..

Незримое присутствие Джойн – словно крохотный бубенчик где-то над левым ухом. Ну конечно же! Не будь шуриа в живых, разве не почувствовала бы это Грэйн, задолжавшая ей и до сих пор не вернувшая долг?! Она жива! Она где-то здесь, на этом берегу… должно быть, когда лопнула веревка, их просто раскидало в разные стороны и вынесло на пляж порознь, далеко друг от друга… и ее всего лишь надо найти!

Но для этого надо встать и пойти. Всего лишь.

Цепляясь за камень, Грэйн, чуть не искрошив зубы в скрежете, встала и попыталась шагнуть вперед, не наступая на раненую ногу. Ее повело в сторону, ролфи едва не упала обратно, но выпрямилась – и медленно-медленно поковыляла вдоль скал, стараясь не думать о том, что могла выбрать неверное направление. Почему-то ее тянуло на северо-запад, но это чувство запросто могло и обмануть.

Джэйфф Элир. Последний воин «Рилинды»

На рассвете туман такой густой-прегустой, что кажется, его можно черпать горстями, точно снег. Или пить, как молоко из крынки. Туман острова Шанта, он ведь побратим любого шуриа, он спрячет следы на траве или песке, он запутает врагов, он не подведет. Человек обманет, зверь испугается, а туман и дождь – никогда.

Джэйффу некуда было торопиться. След банды он взял еще три дня назад и все время неспешно шел позади, отмечая на карте все ружейные схроны. На обратном пути соберет трофеи – и все дела. Мушкеты паршивые, конечно, но хоть что-то, и за каждый комендант даст две меры муки. А может быть, даже и чего посущественнее – пшена, например.

Чори[5]5
  Чори – «пещерные жители», так называют себя разбойники о. Шанты.


[Закрыть] старались быть осторожны, и их можно понять. Когда по острову свободно гуляет Джэйфф Элир, ушки надо держать на макушке. И никакой бы силой не заманить их на Соленый берег, кабы не ночное кораблекрушение. Тут им не устоять, нипочем не устоять.

Поэтому шел Джэйфф легко и прятаться не собирался, а планировал занять себя самым прекрасным на свете промыслом – охотой на людей. Точнее, на стервятников-чори. За три дня пути под проливным дождем, за промокшую насквозь одежду полагалось же доброму шуриа хоть какое-то развлечение? Ружье-то отличное, новейшей ролфийской системы, комендант дал под расписку. Надо его опробовать на живой дичи, правильно? Опять же, палаш, охотничий нож, отцовская древняя ихинца[6]6
  Ихинца – национальное оружие шуриа в виде стилета.


[Закрыть] и скальный крюк хором просят крови, человечьей крови.

Шиларджи – Мать Всему и Подательница Жизни – простит своему сыну его маленькую невинную забаву, тем паче на руках этих семерых чори столько крови шуриа, что Сизая Луна, так и быть, закроет один свой глаз. Для последнего рилиндара что семеро новеньких на личный счет, что семь десятков – все едино, зато как покойно и тепло станет на душе у Джэйффа Элира.

Он шел по берегу не быстро и не медленно, а так, чтобы поспеть к самому активному мародерству, когда у чори все мысли будут о злате-серебре.

«Сначала я убью Марри, потом Трупоеда, а всех остальных как получится», – сладко мечталось рилиндару.

Главарь давно мозолил ему глаза, испытывая терпение, а еще за его толстые уши полагалась награда.

«Возьму куском солонины», – решил шуриа.

Мысли плавно текли по давно и удобно накатанной колее, воображение рисовало саму драку в мелких деталях. И вдруг глаз зацепился за… за что-то незнакомое.

Джэйфф присмотрелся… Что-что, а зрение у него с самого детства было острейшее. И не сразу поверил в увиденное – женщина, из последних сил ковыляющая по камням. Женщина? Здесь?

Рилиндар ускорил шаги, чтобы поспеть наперерез. Догнать ее – плевое дело. Не идет, а ползет и ногу волочит. Кто такая, откуда взялась, чего ей на Шанте понадобилось? Ну любопытно же!

Грэйн эрн-Кэдвен

Поначалу она останавливалась через каждые сто шагов, переводила дыхание, утирала холодный липкий пот – и снова заставляла себя идти, считая шаги. Про себя. Но вскоре, не пройдя и четвертой сотни, Грэйн начала считать вслух. На пятом десятке она неловко ступила на больную ногу и повалилась набок, ободравшись о камень. Побаюкав лодыжку и размазав по лицу слезы, ролфи стала подниматься – и не смогла. Зажмурившись, она попыталась снова. Проклятье! В объятиях Локки было больнее! В лапах Нимрэйда – поганей! В подвале у диллайн – хуже! Это всего лишь боль, это всего лишь тело… Встать!

А не можешь встать – ползи.

– Значит, поползу, – пробормотала она и впрямь поползла вперед, волоча ногу, словно колоду. – Шуриа же… ползают! И я… поползу!.. Я скоро, Джойн… я сейчас…

Перед нею вырос вдруг камень. Грэйн сослепу ткнулась в него лбом – и отпрянула, задыхаясь и подслеповато вглядываясь в расплывающееся перед глазами неожиданное препятствие. Камень… не слишком большой… мокрый темный камень, а на нем… Ролфи медленно подняла голову, почувствовав на себе чужой взгляд. И похолодела.

На камне стояли ноги. В сапогах. Высокие охотничьи сапоги на мягкой подошве, все в ремешках и каких-то не то лоскутках, не то висюльках… Не солдатские. Не ролфийские. Шурианские сапоги! А в них – шурианские, естественно, ноги. А выше ног, увы, – самый настоящий шурианский воин, словно вот так взял и шагнул из древних-предревних и кровавых– прекровавых саг. Надо же, оказывается, у них тоже были косы…

– Когти Локки… – с тоской выдохнула Грэйн, нашаривая рукой хоть какой-нибудь камень, что ли… Оружия не было, не было совсем! Жадные руки Морайг обобрали эрну Кэдвен до нитки – и пистолеты, и ножи, и даже бережно хранимые столько лет трубка с компасом – все ушло, все пропало. Ничего, совсем ничего…

Неужели так все и кончится? И она, безоружная, оказалась лицом к лицу с врагом – и даже встать не может? Неужели…

А у него – новенькая винтовка системы эрн-Торбейра – боги, откуда, откуда?! У него и палаш, и нож, и еще неведомо сколько всего. А у нее – ничего!

В ладонь ткнулся камень. Грэйн прищурилась и приподняла губу в оскале, едва сдерживая рычание. Этот – шуриа! – этот точно Конри не нужен! А значит…

– Куда ползешшшшь, хёлаэнайя? – пропел-прошипел шурианский воин. – Давно ползешшшь? Хорошшшшо ползешшшь!

И отчетливая насмешка в его голосе резанула по натянутым нервам ролфи раскаленным ножом. На миг забыв про раненую ногу, она взвилась, подхваченная кровавым бешенством, и древний боевой вопль сам вырвался из глотки.

– Кэдвен!.. – взвыла Грэйн и запустила в него камнем. И, не дожидаясь выстрела, скакнула с места, зацепилась за острый скол, подтянулась и…

Земля оказалась слишком близкой. И очень, очень твердой. Ролфи мотнула головой, отплевывая песок, – и снова бросилась. Ну же, ну… только б добраться, только б до горла!.. Шуриа… враг! Близко!

Срываясь вновь, она в кровь рассадила себе щеку – и не заметила. А этот, проклятый, и не думал стрелять, наоборот – присел на корточки и с любопытством наблюдал, как упрямо царапается вверх озверевшая ролфи – и опять срывается и падает. Даже зубами заблестел в улыбке. Забавно ему было… ну, ничего! Сейчас… еще немножко… и посмеемся вместе!

Нога хрустнула снова. Грэйн взвыла, дернулась – и тяжело упала. Задыхаясь, она заскребла по песку, затрясла головой, пытаясь встать, – но на этот раз уже не вышло. Не вышло! И тогда она замерла, моля богов только об одном – пусть тогда подойдет! Пусть только спустится, подойдет – и тогда…

– Устала, хёлаэнайя? – шуриа легко спрыгнул со своего насеста и подмигнул, не спеша, впрочем, приближаться.

Грэйн оскалилась и зарычала.

Он смотрел внимательно, чуть склонив голову к левому плечу. И – удивительное дело! – оценивающим этот взгляд был, а вот раздевающим – нет. И если в первый момент Грэйн поклясться была готова, что этот шуриа ну прямо-таки брат-близнец тому, проклятому предателю Нимрэйду, то теперь…

Этот был другой. Этот был – воин. И эрна Кэдвен вдруг успокоилась и даже рычать перестала. Этот, пожалуй, просто убьет. И если бы не Джойн…

– Ты не из форта, – отметил он, то ли к ней обращаясь, то ли к себе самому. – И ты не полукровка. Настоящая хёлаэнайя… ух ты, еще и клейменая! То-то так хорошо прыгала, жаль, невысоко…

Грэйн настороженно помалкивала, выжидая, что дальше будет, и не сводила глаз с винтовки. Новенькая, еще блестящая смазкой на вороненом дуле, она как по волшебству притянула взгляд ролфи, а потому девушка пропустила, как шуриа оказался совсем близко.

– Злая ролфи, хорошая ролфи… – приговаривал он, присев рядом. – Настоящая хёлаэнайя, Дилах клейменная хёлаэнайя… Давно таких не… видел. Кусаться не будешь?

Грэйн прищурилась, всем видом своим говоря – буду, а как же, и не только кусаться.

– Будешь, – удовлетворенно кивнул шуриа. – Хорошая злая ролфи… Сперва воды попьешь, потом кусаться, а?

– Во…ды? – прохрипела эрна Кэдвен, невольно облизнув распухшим языком потрескавшиеся губы. – Воды… Дай!

– За что люблю вас, ролфей, – ухмыльнулся он и протянул ей фляжку, восхитительно тяжелую, полную-преполную, под горлышко, под крышечку полную фляжку! – Простые вы. Прямые ребята. Первое слово всегда – дай! А?

Грэйн не слушала, жадно припав к фляжке. Сладкая… сладкая вода… и этот – может, и не убьет?

– Ты… кто? – выдавила она, с сожалением запрещая себе опустошать сосуд до дна.

– Надо же! – восхитился шуриа и даже языком поцокал, взвешивая фляжку в руке. – Оставила половину? Куда ты ползла, хёлаэнайя, совсем одна?

– Я… – Грэйн осеклась на миг, а потом вдруг решилась – а вдруг? Вдруг возьмет да и поможет? Не убил, напоил… кто знает, зачем? Выбора все равно нет, и если… в конце концов, если придется расплачиваться еще и с этим, так не все ли уже равно? Где один шуриа, там и двое. Теперь-то что терять?

И выпалила, зажмурившись, чтоб не изменила вдруг решимость:

– Я была не одна. Со мной плыла… спутница. На корабле. Я потеряла ее… но она еще жива, я знаю, и где-то здесь, на берегу. Спасешь ее – и я расплачусь, когда скажешь. Говори цену!

– Да что с тебя взять-то, ролфи? – он рассмеялся. – Шкура, и та подпорчена. Драная рубаха да штаны. Хотя… – и прошелся по ней еще одним оценивающим взглядом: – Снимай сапог!

«И все?» – поразилась Грэйн дешевизне и, приподнявшись, начала стягивать левый. Но шуриа перехватил ее руку и хмыкнул:

– Другой сапог, ролфи. Ты же на правую ногу хромая.

– Не получается, – она дернула правый и стиснула зубы, чтоб не взвыть в голос.

Зато получилось у него, на диво быстро и ловко и даже почти не больно.

– Только не кусайся пока, – шуриа снова подмигнул, деловито ощупывая ее лодыжку. – Ну-ка…

– Ар-р-р… – всхлипнула девушка, уже не стесняясь.

– Все, все… тише… Сейчас разомну, забинтую, и до вечера пробегаешь, хёлаэнайя… – бормоча это, Третий жестоко и сильно, но умело растер ей ногу, быстро соорудил повязку, а потом надел сапог обратно. – Все! Вставай, ролфи.

И, ухватив ее за предплечье, вздернул на ноги.

– Отряхивайся и пойдем. Стрелять умеешь?

– Винтовка эрн-Торбейра, капсюльный замок… – Грэйн потерла лоб и осторожно перенесла вес на ногу. Нога держала! И ролфи сразу повеселела: – Конечно!

– Вот и постреляем, – пообещал шуриа и опять показал зубы.

Ролфи решила больше пока не удивляться его ужимкам и прибауткам. Может, контуженый?.. И вообще – главное сейчас – найти Джойн, а все остальное – потом.

Только бы найти! Только бы живой…

Грэйн и Джона

За очередную выходку Юнану от матери причиталось крепких затрещин, а то и хорошая такая, давно уже нагулянная порка с последующим посажением на хлеб и воду дней на пять. А теперь уж и возразить будет нечего, при всем желании. Козу так и не нашел – раз, курточку порвал – два, ночевать не вернулся – три и на Соленый берег забрел – четыре. По отдельности – грехи простительные, а по совокупности… выходит порка. Под радостные визги домашней мелюзги. То-то малявка Иллка повеселится.

Юнан расстроенно сплюнул в песок. Она-то сестра, но такая ж за…ноза.

А с иного бока поглядеть, так и ничего особо страшного не приключилось. Ничего с этой бодливой тварью не станется, а куртку можно зашить. И не стоит забывать про ночной шторм. Куда, ну куда по такой погоде через ущелье идти? Смоет же! А на Соленом берегу наверняка всякого добра повыбросило с того разбитого корабля. Может, даже деньги.

При мысли о серебряных кругляшах, поблескивающих из серого песка, у мальчика радостно застучало сердце. Точно! За монетку ему будут прощены все шалости на год вперед. Матери деньги нужны ну просто позарез.

Юнан со всех ног припустил вдоль линии прибоя. Рассвет только-только занялся, и можно, если очень сильно постараться, опередить стервятников-чори.

И точно – все пространство широкого пляжа покрывали обломки погибшего корабля. Доски обшивки, куски мачт, обрывки веревок вперемешку с расколотыми бочками, какими-то рваными тряпками. Мальчик обошел сторонкой труп моряка с полуоторванной от туловища головой. Видно же, что простой матрос. У такого карманы все равно пусты.

А сундуков, набитых серебром, к слову, не наблюдалось совсем. Ни единой паршивой монетки, хоть медной, хоть какой. Юнан совсем пал духом. За блуждания под носом у чори мать не просто выдерет, она шкуру спустит. Вот ведь досада какая, хоть плачь.

Мальчик бы и заплакал, если бы вдруг не блеснуло невдалеке. Хищным золотым блеском! Удача! Вот удача-то! Он подбежал ближе к груде тряпья, среди которой заметил золото, и обнаружил, что никакое это не тряпье… вернее, не только грязные рваные тряпки, а еще и женщина. Черные волосы отрезаны, вся избитая, живого места нет – синячищи сплошные, в одном ботиночке, а на тоненькой скрюченной ручке браслетик золотой. Богачка! Всамделишная имперская богачка, только мертвая.

Юнан потрогал пальчики – холодные, белые с голубоватым отливом. Ну точно мертвячка! В первый раз мальчик пожалел, что обошло его проклятье. Видят… короче, кто-нибудь да видит, есть же на свете какие-то боги, кроме волчачьих или совячьего Предвечного, те, которые смотрят с небес за смесками вроде Юнана… Так вот, видят эти боги, как сожалеет юный полукровка, что не может с одного взгляда признать – мертвяк лежит или живой. Не помешало бы.

Хоть и тонка ручка у тетки, а браслет сниматься не хотел. И застежки на нем никакой. Вот беда-то! И так и эдак пробовал Юнан забрать свой трофей – все без толку. Вот сейчас бы топорик не помешал. Тетке рука без надобности уже.

– Ра…мман… – неожиданно подала голос «мертвячка» и с силой впилась пальцами в запястье мальчика. – Ра…мман… дет…ка…

– Пусти! – взвизгнул Юнан и дернулся в сторону.

Какой там! Точно капканом держала, не отпускала.

А глаза-то грязно-синие, как у мамаши.

«Шуриа! Шуриа синтафская!» – догадался маленький мародер, дергаясь в жестком захвате, точно рыбка на крючке.

Из ее разбитых, облепленных песком губ потекла кровь, когда хрипло простонала что-то еще неразборчивое на незнакомом языке.

– Помо…ги…

И тут Юнан услышал голоса. Много голосов. Приближение чори подействовало на него, словно удар бичом. Пропади оно пропадом, это золото, если рядом «стервятники»! Он вырвался и бросился наутек, пригибаясь к земле и петляя испуганным насмерть зайцем. Скорее в кусты, скорее в родные скалы, домой, к мамке с розгой. А то еще снасильничают, как мамку когда-то. Они в своих схронах совсем одичали, им что баба, что пацан, без разницы кого.

И то, что та тетка живая оказалась, так это даже хорошо. Пока чори ей будут заниматься, о мальчишке, порскнувшем в прибрежные заросли, никто и не вспомнит.

– Марри, ты гля, че у нас тут? – взвизгнул тощий коротышка в не по размеру большой куртке, надетой прямо на голое тело.

– Че? – флегматично отозвался наголо бритый здоровяк.

– Баба! Живая баба!

Вопль коротышки разнесся по всему пляжу. Точно чайку камнем кто зашиб.

Бритоголовый тут же облапал Джону, убеждаясь, что зрение его не обманывает. Потом перевернул на спину и одним рывком разорвал остатки платья.

– А-р-рр, – утробно зарычал третий мужик – молодой, но на редкость некрасивый – какой-то криворотый и косоглазый.

Джойана чувствовала на себя их жадные горячие руки. Духи Великие, сколько же их? Трое?

Панталоны разлетелись на мелкие клочья… Пятеро?

– Мне! Я – первый! – заорал косоглазый.

Его схватил за грудки длинноволосый сильный парень и отбросил от женщины.

– Это еще почему? В прошлый раз баба под тобой померла, забыл?

– Да! Ты сегодня последний будешь! – взвился коротышка. – Не хочу больше с дохлячкой.

– Можно подумать, тебе не все равно?! Она ж еще теплая была.

Отбиваться-закрываться было совершенно бесполезно. Семеро! Их семеро, с ужасом поняла Джона. А она избитая и голая, лежит, распластавшись перед насильниками. Даже колени нет сил сдвинуть.

– Да ты болван! Тебя на привязи держать надо! Козлиная рожа! – разорялся один из бродяг. – Если осторожно, то можно по нескольку раз по кругу пустить. Всем достанется.

– Всем? Да ты на нее погляди – она ж и без… помрет.

– Кто? Я – козлиная рожа? Да я тебе!

– Ну, вы там пока разбирайтесь, – рассудительно решил здоровяк.

Его сотоварищи уже дрались за очередность. Катались по песку, лупили друг друга по чему попало, рыча и плюясь, точно бойцовые псы в загоне.

Бритоголовый же не стал тратить время даром. Видимо, он был главным, и его первенство никто не оспаривал. Он деловито раздвинул ноги Джоны пошире в стороны, сосредоточенно закусив пухлую губу, развязал веревку на штанах…

– Ты… это… лежи смирно… не дергайся, – предупредил вожак. – А то сломаю хребет…

Джоне хватило одного взгляда, чтобы понять – она и до второго желающего не доживет. Этим… этой… можно насмерть…

– И не орать…

Крик застрял в глотке.

Он уже схватил женщину за бедра, чтобы… и тут грохнул выстрел.

Несостоявшийся насильник ничком упал прямо на Джону. И головы у него уже практически совсем не было, а ее недавнее содержимое расплескалось по груди и лицу леди Янамари.

И никакого обморока, как назло, никакого спасительного небытия не последовало. Пока Джона оттирала глаза от кровавой маски, неведомый стрелок-спаситель занялся остальными бродягами. Или кто они там были, эти мерзкие твари? Мародеры? Да какая разница! Главное, что очень скоро они попадали рядком на песок мертвее мертвого. Один за другим – раскромсанные, порубленные, застреленные. Спасителей оказалось двое!

А потом… потом сильные руки вытащили леди Янамари из-под мертвеца, и то были руки Грэйн эрны Кэдвен.

– Ты жива! – всхлипнула ролфи и прижала к себе шуриа, словно родную. Крепко-крепко и к полнейшему удивлению мужчины с еще дымящимся ружьем в левой и тяжелым кавалерийским палашом в правой руке, удивлению, которое было написано на его лице – тонком, красивом, типично шурианском. Это ведь только полукровки на вид неказисты, а чистокровные очень даже привлекательны.

– Боги, ты совсем голая! – ужаснулась Грэйн. – Что… что они сотворили с тобой? Они с тобой что-то сделали?

– Ничего… не успели… – выдавила из себя Джона и горько заплакала, уткнувшись носом в плечо своей похитительницы. От счастья. Потому что на этом свете есть эрна Кэдвен. Этого достаточно.

«Вот те на!» – только и подумалось Джэйффу, когда он увидел ролфийку, обнимающуюся с шуриа.

Впрочем, а чему удивляться? Женщина женщину всегда поймет, и проникнется, и посочувствует, и спасать пойдет. Только глупые малолетние пацаны верят в ущербность женской дружбы. Рилиндар же видел в своей долгой жизни немало примеров обратного.

В отчаянном положении чего только не случится. Кто когда-нибудь думал, что Джэйфф Элир заведет взаимовыгодное знакомство с комендантом ролфийского форта? А вот тем не менее. Кстати, о Хэйлиге эрн-Тэлдрине!

Шуриа нагнулся над убиенным главарем:

– Хорошее ружье и выстрел хороший.

Но, повертев мертвеца с боку на бок, разочарованно зацокал языком:

– А мимо солонинки-то мы пролетаем. Н-да… За половинку уха Тэлдрин ничего не даст. А яйца… Нет, мне и своей вони хватает. Ушко хоть прикоптить можно, а ливер протухнет, – практично рассуждал мужчина. – Возьми в мешке одеялко и заверни подругу, она ж уже синяя вся, – присоветовал он Грэйн, а сам занялся остальными покойниками. Но сначала, точно наглых чаек, погонял новопреставленных духов. Ошалелые, они вились вокруг. – Кыш! Пшли вон! К своему Предвечному или куда вам положено… Брысь! Кыш!

Даже руками взмахнул.

Джона только зубами клацнула. Духи покорились мужчине с невиданной легкостью.

– Так-так… Огниво мне твое ни к чему… А вот кисет… кисетик-то не твой, голуба… Нет, не твой… Колечко тоже… О! А ботиночки славные, славненькие… новенькие…

Рилиндар на глазок прикинул, подойдет ли добыча на кого-нибудь из женщин.

– А-а-а… все равно возьмем… Пригодится… Солонинки хочется потому что… А ну-ка, ну-ка, что у нас туточки? О! Шесть сребрушек! Да ты богач, парень… хм… был… За курточки отдельное спасибо.

Догола раздел, обобрал до нитки, чтобы ни единая ценная вещь не пропала попусту. На Шанте изобилия не наблюдается, здесь все пойдет в дело.

– Птички пообедают, волки покушают, и рыбки тоже. Все остатки в один котел, как велела Шиларджи – Земная Мать, – назидательно заявил он, кивнув на мертвецов, и лихо эдак усмехнулся.

Обстоятельный мужчина, хозяйственный. Он сразу определил на Грэйн курточку, сложил добычу в запасной мешок, а потом запеленал трясущуюся Джону плотно в одеяло да и взвалил на плечо.

– Прости, на ручках не получится, так что терпи. А ты, красавица моя, – бросил он весело ролфийке, – бери-ка наше славное ружьецо и топай следом. Тут недалеко, но все больше в гору.

Будто бабочка, присевшая на прогретую солнцем скалу, так чувствовала себя леди Янамари в объятиях сородича. Большой, теплый и легонько вибрирующий во время разговора, Джэйфф не смолкал ни на минуту. Первым делом он, конечно, представился дамам. Весьма куртуазно, между прочим.

– Зовусь я уже… давно, в общем-то, зовусь Джэйффом Элиром, милые девы. Отзываюсь даже на: «Эй, ты, змей с косами!» и «Ты чего? Я же пошутил». Мне же больше по душе – просто Джэйфф. Договорились?

Джона согласно пискнула из одеяла, а Грэйн чуть громче засопела где-то позади.

– А тебя как, сокровище? – спросил шуриа у Джоны, ласково погладив по бедру, словно пугливое животное, а не как женщину. Скажем, как побитую без вины собаку.

Та назвалась, вызвав удовлетворенный смешок спасителя.

– Хорошее имя, шурианское имя. Кто твоя мать, Джойана?

– Элишва Ияри.

Джэйфф цокнул языком.

– А что? Похожа, очень даже похожа…

И снова погладил горячей ладонью, но теперь по ягодице.

– Тебе тепло, малышка?

– Угу.

И вправду, то ли Джона успела пообвыкнуть к переноске на плече, то ли у сородича оно оказалось очень удобным, но леди Янамари даже пригреться успела.

– А тебя как мать назвала, красавица моя?

Голос у шуриа был воркующий, заботливый такой. Нравилось ему общество двух молоденьких женщин, соскучился по нежным голосам и мягким волосам.

– Отец назвал – Грэйн.

– Грэйн эрна… кто?

– Кэдвен.

– Хорошее имя у отважной дщери достойного отца. Сэйвард эрн-Кэдвен… А я бы мог и признать…

«О боги… – устало подумала Грэйн. – И этот туда же! Право, да есть ли под тремя лунами хоть кто-то, кто не слыхал о папеньке?»

Такая известность ее уже, признаться, начала потихоньку раздражать. Сперва Джойн делает большие глаза, восклицая: «Тот самый Кэдвен!» – а теперь и шурианский… змей, да еще и с косами, оказался настолько близко знаком с капитаном эрн-Кэдвеном, чтоб узнать потом его дочь! Ха, и еще неясно, в каком же ключе происходило то знакомство.

Менее всего сейчас Грэйн хотелось бы нарваться еще и на какую-нибудь застарелую кровную месть. Между ролфи и шуриа и так хватает старых долгов, да и у самой эрны Кэдвен к змеиному народу образовался небольшой, но очень личный счет. Но… Ролфийка покосилась на то, как легко шагает по узенькой и крутой горной тропке необычайно высокий для Третьего и сильный даже на вид Дже… Дш… еще одно заковыристое шурианское имя! А, все равно не выговорить… «Пусть будет Элийр», – решила Грэйн и резко выдохнула, чуть не оступившись. Шуриа мгновенно обернулся на шорох укатившегося из-под ног эрны Кэдвен камушка. И то, каким было это движение… Ролфи быстро опустила глаза и уставилась на тропинку. О да, она не видит духов, и не разговаривает с деревьями, и не способна представить себе степень шаманской силы проводника. Но и телесной силы достаточно. Обернись этот весельчак врагом – и что сможет сделать Грэйн? А ничего. Он не только в разы сильнее, он много старше и опытней.

И какое, проклятье, ему-то дело до ее отца? Боги, если батюшка успел в свое время как-нибудь насолить этому… и он решит отомстить? Что тогда?

– Эк мне повезло-то. В кои-то веки. Хорошшшие девочки из приличных семейств. В этих горах дичаешь в один момент. Не поверите, девушки, иной раз по нескольку месяцев не с кем словом перекинуться. Не с чори же вести задушевные разговорчики, верно? Духи… скучные они. Джойана, малышка, ты же знаешь, что нам с тобой нельзя скукой маяться. Но ты не бойся, на Шанте донджета везде… Словом, тяжело здесь жить, опасно очень. Чори одни чего стоят. Ублюдки! Откуда только лезут? Эх, малышка, мне бы до Тиглатовой глотки добраться. Какая-то сволочь в Синтафе ему денег дает, а он, сволочь, на них всякую шваль сюда тащит. Ты же видела их? Разве это люди? Твари голодные!

Будь у Джоны пресловутый змеиный хвостик, она бы его поджала от страха перед сокрытой угрозой в голосе шуриа. Ибо прекрасно знала, кто та сволочь, которая оплачивает расходы господина Тиглата.

– Спасу нет от этих гадов, ни нам, ни ролфям из форта. Что ни месяц, то новая атака. Вот такие у нас дела невеселые, девушки… Вот мы и на месте, – объявил шуриа.

Джоне показалось, что они дошли быстро, но, судя по тяжелому надсадному дыханию Грэйн, дорога была нелегкой.

Даже пещерой эту расщелину в скалах не назовешь. Так, закуток между утесами, с обустроенным кострищем и навесом из веток. Внутри соломенный тюфяк, накрытый овчиной, котелок на треноге и небольшой запас хвороста.

– Располагайтесь, милые девы.

Шуриа сделал широкий приглашающий жест и заразительно улыбнулся.