Текст книги "Конец легенды"

Людмила Игоревна Белякова
Конец легенды
Мистический роман

От автора

Жизнь моих любимых героев, журналистов Андрея и Анны, вошла в спокойное русло. Они счастливо женаты, обеспечены и ждут прибавления семейства… Кажется, здесь можно было бы поставить точку – обычно романы оканчиваются свадьбами. Но… Не все события благополучно завершились, не все злодеи обезврежены, да и благополучие главных героев оказалось непрочным… Тех, кто хочет узнать, почему это произошло, какие тени прошлого омрачили счастье Андрея и Анны, отсылаю к первым двум частям этой трилогии.

Конец легенды

Это было неуловимо странное и чуть тревожное чувство. Андрей помнил все события последних месяцев, но видел их как-то со стороны. Нечто отнюдь не лишенное своеобразной внутренней логики и почему-то приключившееся с ним, сыном потомственных московских интеллигентов.

Он встретился с Анной – то ли женщиной, то ли русалкой. Хоть и недолго, попортил кровь, пребывая в шкуре чудища поганого, на которого целенаправленно охотились «компетентные органы». Потом в одночасье сделался героем-победителем местного душегубца – водяного коня. Хотя тот, похоже, оказался вконец одичавшим бомжом… Но – кто знает, кто знает?… Далеко не все жители странноватого края верили в благополучное завершение давней темной истории с водяным конем… Да и что за существа населяли тихий районный город и его окрестности?!

Старик леший редактирует районную газету, существовавшую еще при царе-косаре. Ведьмочки разной степени ядовитости подвизаются репортершами в конкурирующем издании. Городская ясновидица идет на дело вместе с неуловимым, как котенок-баюн, юным воришкой. Как и, главное, зачем он, Андрей, столичный мальчик из хорошей семьи, оказался среди этих созданий?!

А то, что он въехал в эту ситуацию эдаким Иваном-царевичем на пожилой редакционной «девятке» вместо Серого волка?… Расколдовал героиню, естественно получив право на ее любовь… Подружился с добрыми волшебниками, защитил простой русский народ, разогнал по дальним углам татей да воров, сказочных и настоящих… Словно все они, Андрей с Анной, их родные, коллеги, знакомые, всем городом с окрестностями участвовали в какой-то навороченной ролевой игре с изменяющимися прямо на ходу правилами. А сейчас, наигравшись вдосталь – ну просто под завязку! – вернулись к обычной, даже нудноватой жизни среднестатистических граждан столичного региона.

И что – вправду вернулись?! Или – как?

Превратившись – наверное, слишком быстро – из замотанного репортера усыхавшей на корню газетки в главного редактора «влиятельного органа печати» и мужа очаровательной женщины, Андрей вспоминал себя прежнего и удивлялся – неужели самое худшее в его жизни позади?

… Лучшее из худшего состояло в том, что надо было доходчиво объяснить родителям, особенно маме, что в Москву он в ближайшее время возвращаться не намерен, поскольку… Ох, не надо об этом!..

Объясниться с отцом было проще.

– Ну, Ляля, вернуться в Москву он может всегда – тем более с опытом работы главным редактором, – увещевал отец расстроенную маму. – Это поправимо.

– Да, но само это место!.. По всем каналам передают!.. Там вечно каких-то женщин растерзанных находят…

– Ляля, мы воспитали настоящего журналиста и мужика! И давай прекратим эти разговоры… Андрей сам способен принять решение. А в Москве положение с женщинами ничуть не лучше. Зато журналистов на то же количество новостей гораздо больше.

– Да, но что за культурная среда в этом городишке?

Последнее замечание почему-то особенно задело Андрея.

– Мам, когда ты в последний раз вживую слушала своего любимого Вивальди?

– А при чем здесь это?

– Я просто спрашиваю… Мы в этом городишке за три вечера прослушали почти все лучшие симфонии Вивальди и Моцарта.

Мама была расстроенна и не придала значения слову «мы». Новость о том, что он в этой жизни не один, Андрей благоразумно оставил на следующий заход. И о своих подвигах рассказал только Виталику – поздно вечером, когда все разошлись «по местам ночной лежки», как выражался его младший братик.

– Ну, ты даешь! Круто! – сделал круглые глаза Виталька. – И чего, в самом деле тот мужик, ну, типа оборотня оказался?

– Кто знает! Официальная версия – бомж, серийный маньяк. Раз безобразия прекратились – значит, действительно мутил. Пока тихо.

– Эх, жаль!.. Я б поехал, разобрался!

Виталька еще что-то бормотал о своих будущих героических свершениях, но Андрей его не дослушал – заснул, даже под ставший непривычным гул за окнами.

На «временном» месте работы Андрея дела обстояли следующим образом. Старинную рубиновую брошку, или, по-научному, фибулу, специалисты не без культурного шока признали подлинником Бенвенуто Челлини. Быстро, без шума в СМИ, ее продали некоему российскому олигарху – ни у Эрмитажа, ни у Исторического музея денег на приобретение не нашлось. Теперь воин в кроваво-красном плаще, ставший почетным пленником бронированного хрустального саркофага, проживал в вестибюле солидного банка, всем видом внушая клиентам священный трепет.

Его бывшая владелица, ставшая вдруг самой богатой женщиной района, переселилась из «убитой» однушки в просторные апартаменты в центре города. Завела горничную, машину с шофером, стала капризничать, мотать деньги и выкупила у города его самый любимый печатный орган…

На первом этаже того же здания нашлись офисные помещения, туда и переселилась сильно раздавшаяся в талии «Крестьянская газета». Сочетание недешевого офиса и названия по первости коробили Андрея, но потом и он, и его коллеги привыкли. Хотя всем было чуточку жаль двух комнатенок, где некогда ковалась славная трудовая биография «Крестьянки».

Андрею волей-неволей пришлось переодеться в костюм с жилеткой и галстуком, привыкнуть к тому, что Валя, сидящая в отдельном предбаннике, обращается к нему – по крайней мере, на людях – на «вы» и по отчеству. К счастью, когда им случалось общаться наедине, она по старой памяти называла его Андрюшей.

– Андрюш, а ты дедушку-то нашего не обидишь, нет? – спросила она в первые дни их нового быта, принеся ему чай.

– А… это ты о чем? – не понял Андрей, плотно прижатый не столько прямыми редакторскими обязанностями, сколь организационно-бухгал терской возней.

– Ну, Михал Юрича не забудешь пригласить?

– Он же собирался работать внештатно, по сельхозугодьям? Сам же предложил.

– Да предложил-то он предложил… Ты еще молодой, не все понимаешь. На пенсию, даже на его, особенно не разгуляешься, да и гонорары много не добавят.

– Валя, ну ты прямо скажи, а? – начал раздражаться Андрей Валиным укоризненным взглядом. – Я сделаю.

– Он, по-моему, приглашения ждет… В штат.

– Ну и пригласим!.. Настасья Степанна же не станет возражать?

– Наверное, нет. Она его любит.

– Его все любят. И что бы ему такого предложить?

– Ну, пусть бы он с общественностью работал. А?

«Вот уж общественность в виде пенсионеров, чиновников, изобретателей и товарищей из органов я Бороде сдам с превеликим удовольствием!» – подумал Андрей, размашисто подписывая споро изготовленный Валей приказ.

Михал Юрич вернулся в редакцию загоревшим и помолодевшим, получил собственный кабинет и титул заместителя главного редактора по связям с общественностью.

С «компетентными органами» у Андрея установился молчаливый нейтралитет – он не предъявлял им претензий за прошлые ошибки, они не пытались приписать ему новых… э-э… подвигов.

Не сразу получилось у Андрея и главное – мирная, размеренная интимная жизнь с Анной. Он так и не решился перевезти любимую женщину в съемную квартиру – слишком уж много неприятных дней и ночей провел там один. Зато теперь у них появилась своя, пусть служебная, зато хорошая, квартира. Они работали вместе, могли не разлучаться ни на минуту, но…

Однажды вечером, после ужина, Анна, как-то странно пряча глаза, спросила его, не передумал ли он оформлять их отношения. Андрей не первую неделю мыкался по кабинетам местных чинуш, переоформляя «Крестьянку» в собственность новобогачке Настасье Степанне и был очень усталым, слегка злым и не очень внимательным к любимой. Поэтому и ответил неопределенно – что за вопрос? Ну, постепенно… Окрутимся, не проблема. Чуть оклемаюсь от это чехарды… И сразу!..

– Угу… – Анна сидела понурая, сложив тонкие руки на коленях. – А когда будет это «сразу»?

Андрей был озадачен. Но если ей важно…

– Ну, давай хоть завтра пойдем заяву подадим.

– Ага… В четверг там как раз приемный день.

– Да?… Ох, извини, девочка! Завтра я весь день в мэрии… Я от них скоро сам мэрином сделаюсь. Давай на той неделе, а? Только ты мне напомни, хорошо? После пойдем куда-нибудь, отпразднуем.

То, что Анна уже прощупала подступы к оформлению отношений «через органы ЗАГС», Андрея слегка удивило. Разве это срочно? Ведь крепче их отношений, основанных на горячих чувствах и глубоких взаимных обязательствах, быть ничего не может. Зачем спешить? Тем более что они оба так заняты! Какая свадьба! Хорошее дело, конечно, но сейчас не до этого… Анна работала ответственным редактором и тоже пропадала в редакции целыми днями. Об организации пышного торжества думать было некогда.

Андрею – но не Анне.

Уже была середина октября, погода портилась, дел в редакции по-прежнему было выше крыши. Но Анна опять заговорила о свадьбе – Андрей так и не вырвался подать треклятое заявление. Он и дома-то появлялся не раньше десяти вечера, даже на работе Анну видел изредка.

И вот, в конце очередного дождливого, промозглого вечера Анна, угрюмо промолчав, опять напомнила Андрею о так и не поданном заявлении в ЗАГС.

– Если я у тебя только на то время, пока ты здесь работаешь, скажи сразу. Я приму это как данность. Но я должна знать, как мне строить мою жизнь! Мне нужна определенность, Андрей!

Анна не называла его так давно – может, только в первые эпизоды их непростой истории, это его насторожило. Что за новости! Он привык к тому, что Анна рядом, а тут на тебе – она строит «свою» жизнь?!

– А что тут неопределенного? Ты моя любимая жена…

– Я не твоя жена, Андрей! Я – твоя со-жи-тель-ни-ца! И меня это совсем не устраивает!.. Это ненамного лучше домработницы с проживанием.

Анна никогда не повышала голоса, а тут почти закричала на него. На глазах у нее появились слезы, этого Андрей тоже не видел с того момента, когда она рассказывала ему о похищении. На Андрея так и потянуло тяжким, могильным холодом из прежней жизни – а ведь он поклялся, что любимая никогда не будет плакать, ни единого дня – пока они вместе – не будет несчастной. Теперь она стояла посреди их кухни, почти плача крутила в руках какую-то цветастую тряпку… И выглядела такой жалкой и расстроенной… Андрей, как все нормальные мужчины, не переносил женских слез, поэтому ничего не мог сказать, только пытался сдержать какие-то неопределенные звуки в горле.

– Неужели ты не понимаешь, что со мной происходит?! – воскликнула Анна и почти выбежала из кухни.

– Это выходит – мы там, на празднике, так славно постарались? – слыша, как глуповато-растерянно звучит его голос, уточнил Андрей.

– Да уж… Попраздновали, ничего не скажешь.

Анна ласково поводила пальчиком по его слегка взмокшему лбу.

– Ну, в охотку ж было, – согласился Андрей, довольно улыбаясь. – Значит, Ванькой назовем.

– Ва-а-анечкой, – с упреком протянула Анна. – Ваняткой.

– Согласен. Будет хоть с кем в старости коньяку выпить, – опять согласился Андрей и отхлебнул из бокальчика.

Такую новость он без расслабляющего средства не осилил бы.

– А чего раньше-то не сказала? Я б сразу…

– Я не сторонница браков по залету. Мне важно было убедиться…

– Ох, да в чем тут убеждаться! – поднялся с тахты Андрей. – Неужели ты до сих пор во мне не уверена?!

Андрей посадил Анну перед собой, она недовольно захныкала:

– Ой, Андрюшик, осторожно…

Он ослабил хватку и легонько прижал ее к себе.

– А как ты себя вообще чувствуешь?

– Нормально… Мама говорит, папа тоже ничего не замечал чуть ли не полгода.

– А, значит, не я один такой тупой. Это утешает.

– Не прячься за чужой отрицательный опыт!

Они еще немного посидели молча, как бы разговаривая без слов.

– Маме, выходит, ты давно поведала? – задним числом вдруг обиделся Андрей.

– Так то ж мама! Да она и сама б догадалась.

Через некоторое время Анна сообщила, что у них будет дочка. Андрея это не огорчило. Дочка так дочка. Будет такая маленькая девочка с длинными светлыми волосами, русалочка… Что-то больно укололо Андрея в сердце. Русалочка? Он попытался успокоить себя тем, что наполовину, а может, и больше их дочка – обычная земная девочка. Никаких проблем, кроме ослепительной красоты, у нее не будет.

А Ванятку они успеют забацать потом. Русалов мужскаго пола в природе, кажется, не бывает? Поэтому-то светловолосые чаровницы и обольщают земных мужчин.

* * *

Небольшой, но радостной профессиональной победой Андрея стала первая публикация самого юного внештатника «Крестьянки» Сергея Павлючка, ученика девятого класса. Нет, не ошибся в нем Андрей, не ошибся! История, попавшаяся в цепкие ручонки Павлючка, была, вероятно, достаточно обычной, но с помощью газеты встряхнула успокоившийся было город.

… Одноклассник Павлючка, тоже, видимо, не бог весть какой потомственный интеллигент, первого сентября явился в школу с буйно отросшими за лето вихрами. Мало того, новый учебный год он отметил, окрасив выгоревшие волосы в ярко-зеленый цвет. Настоятельные просьбы классного руководителя и директрисы привести себя в порядок должного действия не возымели. Зеленые лохмы собирались в разнообразные пучки и хвостики, что создавало среди однокорытников нездоровые настроения и желание подражать.

Когда непокорного дерзюку в очередной раз вызвали на директорский линолеум, там, кроме классного руководителя, обретались еще учитель труда и завхоз – главные мужчины в школе. Неслуха, отказавшегося обрить главу, по-быстрому скрутили и остригли. Волосатик вопил и активно брыкался, поэтому орудия экзекуции оставили на ученической главе несколько царапин.

– А почему это с зеленым хаиром в школу нельзя? – вопрошал Павлючок, сидя в кожаном кресле в кабинете Андрея. – Ну почему?

– В принципе-то, конечно, это лишнее, – решил не топтать уж совсем славное российское учительство Андрей. – Школа не дискотека. Но с насилием и ножницами я тоже принципиально не согласен.

– Ага! Их трое на одного было!

– А что – директорша тоже участвовала? – уточнил Андрей.

– Ну, не знаю… Макс говорит – его так на раз-два заломали, что он не видел.

– Ты, Серега, уточни эту деталь у приятеля – это важно. А флешку с материалом Валентине Николаевне отдай – пусть перепишет. И не забывай текст на проверку ставить – вон сколько ошибок накашлял.

– Я сильно злой был. Сел прямо сразу, как узнал, и давай, и давай!

Павлючок изобразил, как он долбил по клавиатуре.

– Журналистская злость – это хорошо, от нее весь драйв, – сказал Андрей. – Но надо доводить дело до конца. Это тебе на будущее.

– Но вы это в газете напечатаете?

– Однозначно, – веско ответил Андрей. – Материал яркий.

– Яркий, да?

Андрей заметил, как дрогнули у Павлючка губы – он был польщен и обрадован.

«А что – может, и доведу я до ума этого бедолагу? Уж сколько времени на него не жалуются, не ловят, не отправляют куда следует… Или просто хитрее стал?»

– А ваще здорово вы здесь облохматились, – сказал Павлючок, покрутив головой.

– Да вот, свезло нам по-крупному. Ты сам-то вообще как? Как мамка, братишка?

– Да живы, нормально. Чего им сделается-то?

Ему стало скучно. Или хотелось пойти поделиться с кем-то новостью – он будет печататься в газете.

– Ладно, Серега, на сегодня свободен. Не забывай, приходи, приноси новости.

Андрей препоручил Анне выполнить ювелирную операцию – отредактировать павлючковский опус так, чтобы он не утерял «индивидуальный творческий почерк автора» даже после того, как будет очищен от таких перлов, как «преподы должны ответить за хомье».

Еще Андрей так и не смог уловить из контекста значение слова «голимый» и решил спросить у Павлючка в следующий раз. Подправленный Серегин материал Андрей снабдил послесловием, в котором приветствовал дебют молодого, талантливого журналиста.

«А пусть! Он же всю жизнь этот клочок бумаги хранить будет!..»

Когда Валя принесла на утверждение список свадебных гостей, Андрей искренне удивился обилию знакомых, появившихся у него за год с небольшим жизни в этом городе. И это не считая героев его статей! Поэтому их с Анной свадьбу было решено играть в самом большом зале города – златокольцовом «Интуристе». Родителям о предстоящем торжестве сообщить изустно и прямо Андрей не решился – послал по почте приглашения на открытке с голубками и розами. Понадеялся на отца, который мог и должен был взять на себя основной удар информационного взрыва.

Анна была счастлива – это было самое главное. Но почему-то она захотела надеть на венчание красное платье.

– А мы венчаться будем? – уточнил Андрей.

– Ну да, а как же иначе?

– Ладно, раз ты хочешь. А с чего красное? Ну, там кремовое, голубое – это понятно. Красное-то почему? – не слишком приятно удивился Андрей.

– Ну, белое только в первый раз надевают. Второй раз по православному обычаю должно быть красное, – неохотно объяснила Анна.

– А мне по фигу! – бранчливо заметил Андрей. – Я в первый раз женюсь! И пусть будет белое и такое все – пыф-пыф! Все в кружевах! И чтоб фата до полу!

– Хорошо, хорошо! – поспешно успокоила Анна. – Будет фата, будет!

– А-а, поняла, кто в доме хозяин? – развеселился Андрей, уразумев вдруг, что выглядит глупо: бегает по гостиной и размахивает руками.

– Поняла… И еще поняла, что ты будущий тиран и самодур.

– Почему будущий? – остановился Андрей посередине комнаты. – Я всегда такой был. Ты просто не замечала.

До позднего вечера они сидели в гостиной и сочиняли конкурсы и игры для гостей, воображая, что было бы, если бы Михал Юрич принял участие в соревновании по бегу в мешках или Костику достался бы фант на исполнение песни – еще в раннем детстве фотокор был чудовищно изуродован каким-то медведем-шатуном.

Все было так мирно, уютно и чудесно.

«Нет, я не тиран и не самодур, – засыпая, думал Андрей. – Я просто прирожденный мещанин и обыватель. Притворяюсь героем, а на самом деле!.. Тюфяк тюфяком».

Рядом тихо дышала уже заснувшая Анна, и Андрей чувствовал, что к его бедру прижимается ее теплый округлившийся животик.

Если б их жизнь была книжным романом, здесь можно было бы поставить точку. Марш Мендельсона и шампанское, церковный хор и запах горящих свечей, крики «Горько!» и «Дюжину!»… Свадебные тожества благополучно закончились, жизнь продолжалась, и вроде бы неожиданных изгибов в ней не предвиделось – разве дежурные и сугубо положительные.

В редакцию «Крестьянки» пришло несколько новых сотрудников. На дамскую тематику плотно села сбежавшая из «Подмосковной мимозы» рыженькая Ксанка.

– А почему вы решили сменить место работы? – спросил ее Андрей. – Разница в окладах у нас как бы непринципиальная.

– Обстановка там нездоровая, – ответила девчонка. – Малокреативная. Главная наша требовательная больно стала…

– Я, Оксана Валерьевна, тоже требователен и к себе, и к другим, – перебил ее Андрей, думая, что разговор не состоялся.

– Во-о-от, Андрей Викторович! – всплеснула соискательница пухлыми ручками в заметных даже осенью веснушках. – А она – только к другим. И от этого такие гэги!.. Форменный улет!

И Ксанка, тараща крапчато-зеленые, как форма десантника, глаза, поведала ему о том, что их «редакторша» уволила пару недель назад одну девчонку – якобы за гулянку в рабочее время. Девчонка отчиталась материалом, но отступать «эта стервь» не захотела.

– Так что та сделала в отместку, представляете? Подгадала, когда Галки в редакции не было, а большинство народу или в отъезде, или на обеде – все ж все знают, кто, где и с кем… И шмыг к ней в кабинет! Налила под ковер молока, за мебель, где не видно, кусочки мясного фарша накидала…

– Это зачем? – решительно не въехал Андрей в кулинарные изыски. – Чтоб тараканы появились, крысы?

– Круче!.. Тараканы – это когда еще! Уже через несколько часов все это в тепле протухло, и к утру у Галины в кабинете такая вонища была! На весь этаж – жу-у-уть!

– Ой, дамы, с вами не дай бог поссориться! Ну и чем все это кончилось?

– Галина-то к обеду обычно является, но девчонки ей позвонили утром, она так перепугалась, что службу спасения вызвала, заставила их помещение на радиацию и ртуть проверить… А когда все выяснилось, те очень не хилый счет редакции выставили – как за коммерческое обслуживание. И потом еще штуку с хвостом баксов за уборку офиса заплатить пришлось – все за счет премий сотрудникам. Весело, да?

Ксанку Андрей на работу взял, потому что дело она знала, писала лихо, в ситуациях ориентировалась. А молоко на палас… У него в кабинете был паркет.

Кроме того, он никогда – или почти никогда – не обижал женщин.

Помимо Ксанки удачным приобретением оказался Стас, молодой, толковый репортер «с опытом работы в правоохранительных органах», протеже Михал Юрича. Он охотно взял на себя раздел криминальной хроники, но и его появление не обошлось без веселого события.

Буквально в первый же свой рабочий день Стас выехал на происшествие. И довольно скоро вернулся – на подгибающихся ногах и рыдая от смеха.

«Так, – подумал вышедший на шум в коридоре Андрей. – У нас, похоже, первая жертва профессионального долга».

Но все обошлось.

… Наслаждаясь первыми весенними вечерами, некая парочка прогуливалась в городском экополисе – парке, одной стороной выходящем к Москве-реке. Ну и заметили влюбленные в кустах некий подозрительный предмет. Им был завернутый в пленку обнаженный женский труп – так издали показалось в мягких, синих сумерках. Как иначе – из пластика торчали голые розовые ноги, вываливались на грязноватый, пористый снег пышные белокурые волосы.

Голубки, хоть и повизгивали от ужаса, проявили гражданское мужество, вызвали милицию и терпеливо, замерзая на мартовском морозце, дождались милиционеров. Те, тихонько матерясь на тему начавшегося у граждан весеннего обострения, полезли в кусты, без труда выволокли оттуда подозрительно легкую упаковку и тут же ее бесцеремонно раскурочили.

Юной парочке, которую до времени не отпускали, сделалось дурно, причем больше парню, чем девушке, которая поддерживала спутника, приговаривая: «Потерпи, все скоро кончится». А менты, гогоча и изощряясь в эпитетах, вытащили под свет загоревшихся фонарей потрепанную резиновую секс-шоповскую куклу…

– … Я уж тоже не мальчик, повидал, – передернул плечами вдруг посерьезневший Стасик. – Но никогда не думал, что это так пакостно выглядит – голая кукла… Голая женщина – это еще куда ни шло, но с… раскинутыми…

– Стасик, не надо, – тихо пробормотал Михал Юрич. – Здесь дамы.

– Дама – это нормально, даже голая, но это… до такой степени…

Стас покрутил пальцами в воздухе.

– Непристойно? – подсказала Валя.

– Да, наверное. И даже где-то жалко ее, куклу… Голая, на снегу, растрепанная, вокруг люди… Ребята эти ржут… Ф-фу… Гадко.

– И какие у тебя мысли на этот счет? – вернул Андрей разговор в профессиональную плоскость. – Какие у товарищей из органов версии? Как в парке появился данный… э-э… предмет?

Кто-то глумливо хихикнул.

– Ну, решили, что этот, ну, ее как бы… Короче, хозяин постеснялся рядом с домом выбросить. Ну, в кустики снес, подальше, ночью или днем, пока в парке никто не гуляет. И выкинул.

– Так, значит, с нашей резиновой сестрой, – вздохнула менеджер по рекламе Зоя. – Поматросил, сволочь, и бросил?

Все уже насмеялись вдосталь, и ее замечание вызвало только тихий, скорбный вздох. Надо было расходиться по местам.

– Ну, вот тебе и первый материал, – сказал Андрей. – Опишешь все в деталях.

– А чего описывать-то? – удивился Стас. – Происшествия как такового не было.

– Как это не было?! – даже чуть прикрикнул Андрей. – Имело место чье-то безответственное поведение, нанесшее урон нравственности и спокойствию горожан. Зряшный вызов милиции. Вот, изволь изложить. В следующий номер пойдет! Работай!

Наступала весна. Анна, находясь на последнем триместре, уже была в официальном декрете, но помогала Андрею, просматривая дома окончательную верстку. Андрея же с некоторых пор стало раздражать, что он сам давно ничего не пишет, кроме небольших «Колонок главного редактора». И Анна, и Михал Юрич утешали его, говорили, что так и должно быть. У него ведь теперь другие обязанности.

В редакции все давно знали о скором прибавлении их семейства, и Костик взял привычку ерно подкусывать Андрея: у него-де двое парней, а он, эдакий богатырь, только и расстарался, что на одну девчонку.

– Не доработал ты, Полевой, – как-то в очередной раз цапнул его фотокор, – не дотянул… Было б у тебя две дочки – мы б с тобой породнились.

– Чтооо?! – поперхнулся чаем Андрей. – Да я!.. Я лучше… Матушке в монастырь дочку сдам, чем она Дудыкиной будет! Отзынь от меня, плесень, а то я за себя не ручаюсь! Удумал! Ду-ды-кин!

Их фамилии, когда они работали над материалом в паре, действительно смотрелись анекдотично: «А. Полевой. Фото К. Дудыкина».

– Зазнался ты, забронзовел, – не отставал Костик. – Звездная болезнь!

– Кто тут ссорится? – в кухню-столовую заглянул Борода.

– Да тут начальство нами недовольно, – скривился Костик.

– Не нами, а тобой! – уточнил Андрей. – Все, выдь давай, сделай мне репортаж о весне в городе! Неча в редакции задницу плющить!

– Да ладно тебе…

– Не «ладно», а пшел на задание, Дудыкин! Я сказал! Распустились тут… До среды тебе сроку! Чтоб на разворот! И не пустяки какие-нибудь, а вкусненькое!

Костик, так и не поверив тому, что его отправили работать, бочком вышел.

– Нервничаешь, сынок? – участливо спросил Борода, проводив фотокора взглядом. – Анечка себя плохо чувствует?

– Нет, с ней все о’кей. Работает даже.

– А у меня к тебе дельце одно… Ты сейчас в принципе свободен?

«Если дельце стоящее, сам сделаю… Мне тоже невмоготу в кабинете сидеть. Или это обычные весенние заморочки?… Самцов на волю тянет».

Андрей кивнул, Борода сел и начал, изобразив душевное сокрушение:

– Я, был бы помоложе, сам сходил. Или Стасика, будь он опытней, посоветовал бы послать. А тут и не знаю. Ты сам-то как?

– А в чем дело, Михал Юрич? Вы говорите…

– В Духовицах или даже дальше, в каком-то поселении, фирма одна появилась или, скорей, московский филиал…

«Если опять какие-то путаны в сауне – откажусь или зашлю Стаса. Пусть он малоопытный, но хоть неженатый».

Видя, что Андрей брезгливо поджал губы, бывший начальник замолк.

– И чего делают? – пришлось спросить Андрею.

– Они организовывают что-то типа сафари для состоятельных людей. По моим сведениям, эти развлечения не всегда носят безобидный характер.

– Что – пейнтбол реальными пулями по живым мишеням?

– Да нет, до этого не доходило, но говорят, пару раз вертолет для эвакуации пострадавших вызывали. Интересно тебе? Ты ж у нас мастер журналистского расследования.

– Да мне-то интересно, Михал Юрич, и я сам в четырех стенах засиделся… Сходил бы. Но под каким соусом? Как они, эти сафарщики, журналиста в свои ряды допустят?

– А если не расшифровываться? – заерзал, будто подбираясь для прыжка, Борода. – Зачем? Вряд ли, если они из Москвы, тебя в наружность знают.

«Не насколько я популярен, ага».

– Ты вроде как тоже – развлечься, а?

В глазах у старика забегали искорки.

– По-моему, вы и сами могли бы пойти, – невольно улыбнулся Андрей.

– Ну, если летом… Сырость мне в кости лезет. Ну ты подумаешь, а? Наводки у меня есть.

– Я с Аней посоветуюсь. Сами понимаете – если она скажет «нет», придется отложить. А так – я не против. До конца недели сообщу.

– Да он, похоже, за меня все решил, Михал Юрич. Привык командовать-то.

Анна ходила дома в розовом флисовом брючном костюме, и Андрею она сейчас напоминала некогда дефицитный и поэтому желанный кондитерский товар – сливочную помадку в гофрированной бумажке.

– Ну, на три дня я тебя отпущу, – сказала она, забирая у него тарелку. – Главное, чтобы это прошло без каких-то…

Она не договорила.

– Ничего особенного не случится. Наш район, сезон относительно теплый…

– А если тамошние деятели узнают, кто ты?

– А кто я? Я и на самом деле бизнесмен, директор коммерческого предприятия.

Анна налила чаю и присела – осторожно, тяжело.

«А может, не стоит?… Или потом?»

– А узнают – сами рады будут, что про их заведение напишут… Доплатят еще, чтобы посочнее расписал.

– Ну ты и вправду деловой стал, – улыбнулась Анна.

Наутро в редакции, степенно беседуя с Валей, его ожидал старина Павлючок.

– А ты чего не в школе? – строго спросил Андрей.

– Да сейчас… У нас по идее зачет по лыжным гонкам, а какие сейчас лыжи? Все стаяло. Я тут принес…

Его материал, напечатанный пару номеров назад, произвел впечатление на общественность города, и Павлючок, явно войдя во вкус, принялся разоблачать безобразия преподов с энтузиазмом истинного прозелита. Более того, к нему стали обращаться за помощью притесняемые негодными учителями ровесники.

– И чего – так прямо и написала на лбу? – не поверил Андрей, бегло просмотрев боевой репортаж Павлючка.

– Ага! Фломастером единицу нарисовала, расписалась и поставила пацаненка перед классом на весь урок. А те сявки и рады стараться! Ржали, бумажками пуляли! Потом его лечили даже, от нервов.

– Ну да?

– Да! Чё – я врать буду?

– А фамилию учительницы что не узнал? Это обязательно надо было сделать, я же тебе говорил. И здесь тоже – про химичку? Ни имени, ни фамилии… Недоработал, спецкор!

– Чё – не будете печатать? – явно огорчился Павлючок. – А я-то старался!

Он поднялся, собираясь уходить.

– Постой, Сергей. Я тебя не отпускал. Все мы это напечатаем, обязательно.

Павлючок сел опять.

– Но надо будет еще побеседовать с учителями. Мало ли – может, на них наговаривают.

– Они со мной говорить не станут – еще и нажалуются, – вздохнул парнишка.

– Это ты прав. Сделаем так – я покажу твой материал нашему сотруднику, со взрослыми он побеседует сам…

Павлючок кивнул.

– … а впечатления пострадавших мы дадим в твоей интерпретации – от первого лица. Как тебе такой вариант?

– Ага. – Он явно что-то соображал, и это было забавно. – А деньги мне как заплатят – напополам с ним или как?

В начале следующего месяца Павлючок должен был получить свои первые честно заработанные творческим трудом деньги, и это обстоятельство его, по-видимому, волновало.

– Штатники получают оклад, а ты получишь гонорар как за отдельную публикацию. Не обидим.

– Ну да… Понял.

– На, напиши номера школ, адреса, если помнишь, твой мобильный для связи. И – свободен.

Серега пошел окрыленный, а Андрей подумал – а почему самые вредные учителя в школе – учителя химии? И его когда-то доставала химичка – глубокая пенсионерка ростом с зонтик, и тут вот – некая зараза объявила, что всем, кто сделал пирсинг, больше тройки по ее предмету не видать… Реактивы, что ли, на психику плохо влияют?