Текст книги "Предел несовершенства"

Глава 12

С главным редактором городской газеты «Наш город» Егором Петровичем Заурским журналист Юлия Сорнева делилась многим, почти всем. «Чуток информации» она иногда оставляла для себя, ну, чтобы уж совсем не вытряхивать подноготную. Он был ее наставником, и таким наставником можно было гордиться. Егор Петрович всегда помогал определиться с главной проблемой материала, учил, что один из законов журналистики гласит: чем больше поймете вы, тем лучше расскажете-напишете, тем больше узнают и лучше поймут ваши читатели, читатели газеты. Для него было важно и ее мнение тоже, и если журналист Сорнева возражала и имела другую точку зрения, он никогда не ломал ее и не говорил:

– Делай, как сказал я!

Это вообще было не из его практики, главред давал право на собственную ошибку, собственную позицию, но, справедливости ради, он почти всегда в споре оказывался прав, с его-то опытом в журналистике он мог бы просто отдавать приказы, но никогда этого не делал, иначе как воспитаешь творческого человека? Сейчас Юле нужно было с ним посоветоваться, слишком много непонятностей возникло в деле Федора Павловича Крупинкина.

– Только вы, пожалуйста, моей информацией не делитесь со своими следователями знакомыми, – попросила она.

– Мы давай сначала с тобой обсудим, что ты «в клювике» принесла, а потом будем думать, стоит делиться с кем-то или не стоит. Хотя, извини, когда ты мне по телефону про дом в Испании сказала, мой знакомый следователь пил водку у меня дома, со мной, конечно. Он все слышал, ты уж извини.

– Это тот, который ваш друг детства?

– Который друг детства, правильно.

– Но он мужик порядочный, не то что молодой следак, который с места происшествия меня выгонял. С ним хоть договориться можно.

– Ну, сильно не заблуждайся, со следствием ни о чем никто не договаривается, со следствием только сотрудничают.

– А я не возражаю, главное, чтобы они не навредили нашему материалу. В общем, рассказываю. В документах Федора Крупинкина есть договор на покупку дома в Испании, жена об этом ничего не знает, за границу Крупинкин не выезжал, скопить на дом не мог, разве что получить его в подарок от королевской семьи. В такие сказки я не верю. Я, кстати, обещала вдове помочь и найти юриста, чтобы разобраться с недвижимостью. У меня одноклассник юристом работает, я его хотела попросить о помощи. Договор о покупке дома заверен нотариально, и фамилия нотариуса имеется – Камышев. Еще одна странность, о которой обмолвилась Мария Петровна, это недавняя авария, которая произошла на гальваническом участке, где работал Федор. Что там произошло на самом деле, она точно не знает, но происшествие связано с Федором, это точно. Здесь я берусь с Настей Ельчинской поговорить, она должна быть в курсе, как-никак, технолог.

– А договор на покупку дома у тебя есть?

– Откуда, Егор Петрович, смеетесь, что ли! Мне человек доверился. Не могла же я сразу договор забрать, она и так чего-то боится. Я договор на телефон сфотографировала.

– Ну, хоть кое-что.

– Ничего себе кое-что! Такой эксклюзивчик!!!

– Слов нет, ты молодец. Если еще фото договора мне скинешь, будешь молодец в квадрате.

– Не нужен мне ваш квадрат, сдадите мой эксклюзив своему другу!

– Не волнуйся, он в долгу не останется. Ну, например, теперь мы знаем, как убили гальваника, – закололи пикой. Несколько пик так и остались лежать около печки. Вероятно, кто-то их в цех приносил на закалку, вот убийца и схватил первое, что под руку попалось. А может, сам убийца принес их в цех. С этим как раз следователи разбираются. Про пики тоже у своего технолога спроси, может, она что видела. Кстати, отпечатки пальцев на пике смазаны, пытаются установить. Это информация от следователя персонально для тебя.

– Ладно, Егор Петрович, спаслись на этот раз, – рассмеялась Юлька. – Но информация про дом в Испании стоит дороже, чем про какую-то кипу пик. Помните, есть такая скороговорка, – купи кипу пик.

– Ладно, скороговорщица, иди, работай дальше, и не забудь, что с тебя в следующий номер интервью с учительницей, выигравшей в большой конкуренции краевой грант.

– С вами забудешь, как же… – проворчала Юлька. Она уже созвонилась с учительницей, обозначила темы интервью и договорилась о встрече. Записывать интервью с интересными людьми Сорневой нравилось. Женщина, с которой ей предстояло встретиться, о ком требовалось написать, была молода, умна, активна и оптимистична. Юлька уже знала, что она обязательно спросит у педагога. Как вдохновляет она своих учеников на множество полезных и добрых дел и как, она считает, дети должны учиться – на своих ошибках или на ошибках взрослых?

До интервью осталось достаточно времени, и она успевает встретить с работы Настю Ельчинскую, расспросить об этой чертовой аварии. Юлька не сказала главреду о слежке, которую чувствует Крупинкина. Угрызения совести Юлю не мучили, какая-та часть информации пусть останется ее достоянием, ее собственностью. Следствию помогать, конечно, круто и почетно, и она не возражает, но первым делом это материал для газеты, а уж следствие перетопчется.

Тут к Юльке пришло озарение, она поняла, что дальше делать с договором. Она скинет его своему американцу Кевину, он ведь классный программист и сможет разобраться, существует ли такой дом в Испании, когда он был продан и кто был его прежним владельцем. Сейчас в Интернете можно найти любую информацию, а Кевин в интернет-пространстве – и царь, и бог, она сама это не раз наблюдала. Он должен ей помочь.

Глава 13

Люсинда все-таки не вытерпела, и когда мужчина крепко спал, стянула со связки желтый ключ, которым, она случайно краем глаза видела, он замыкал запретную дверь. Ключ цвета соломы проник в замок мягко и свободно, она тихонько открыла дверь и вошла.

Она была женщиной не только любопытной, но и сообразительной. Мужчина не обманывал, комната действительно походила на химическую лабораторию. Кроме того, в углу стоял маленький станочек, только вот для чего он предназначался, она не поняла, поскольку в этом ничего не смыслила и отличить фрезерный станок от токарного не могла и этим даже не озадачивалась. Что он мог делать на этом станке – обтачивать, сверлить, нарезать резьбу, – Люсинда не понимала. На столах стояли колбочки, ступки с пестиками, ложечками-шпателями, цилиндрами, мензурками и прочей химической «ерундой». Поодаль располагался сушильный шкаф и маленькая муфельная печь.

– Правда химик, чего он тут может химичить? – Женщина читала названия химикатов, но не могла вспомнить, что бы это значит. Но вдруг Люсинду осенило:

– А может, наркотики?

Это было похоже на правду. Зачем обычному человеку занимать целую комнату химической ересью? Она знала из прессы десятки случаев, когда наркотики пытались изготавливать дома. Люсинда автоматически отсыпала белый порошок из стоящей рядом ступки в небольшой кусочек бумажки, лежащей тут же, и подумала, что покажет порошок тем, кто в этом понимает, благо знакомств в любой сфере деятельности у нее было предостаточно.

– Дура, какая же я дура! – подумала Люсинда, выходя из комнаты. – Вляпалась, как муха в паутину, причем залетела сама и замоталась поплотнее! Теперь надо как-то выруливать. А если это не наркота и мужчина действительно ученый химик? А что он изобретает? Сама-то в это веришь? – спросила она у себя, и на собственный вопрос ответ не находился.

Ключ был аккуратно возвращен в связку. Люсинда залюбовалась, как мужчина спал: раскинутые руки, атлетически сложенное тело, и даже шрам на лице его не портил. Сейчас в его позе не было обычного напряжения, и она вздохнула:

– Что-то в нем привлекательное все же есть…

Женщина понимала, что знакомство их кратковременное, и сроки определяет не она, а этот альфа-самец, что само по себе для нее обидно. С другой стороны, чего обижаться? Другие дамы не то что не проводят время с молодым любовником, а вообще не имеют и сотой доли внимания, которое уделяется ей сейчас. Сколько времени отведено ей судьбой на эту встречу? Столько их будет? Он не сказал ей своего настоящего имени:

– Можешь звать меня Ромео.

– О, я не тяну уже на Джульетту.

– Не переживай, она была молодой дурочкой.

Но Люсинда дурочкой быть не собиралась. Она выяснит по поводу белого порошка, и еще надо обязательно найти паспорт Ромео, она его сфотографирует на телефон и тоже по своим каналам выяснит краткую историю жизни молодого человека. Зачем ей нужны такие трудности, Люсинда знала точно: она хотя и жаждала чувств и любовных страстей, но головы терять не собиралась. Она помнила свое первое ощущение опасности, когда села к нему в машину, и это ощущение никуда не исчезло, оно просто пережидало где-то в уголке души и возникло опять. Люсинду устраивал секс с Ромео, но быть даже свидетелем по делу о производстве наркотиков, если это подтвердится, ей совсем не улыбалось.

Мужчина открыл глаза, и в комнате сразу возникло напряжение.

– Как спалось? – улыбнулась она.

– Нормально. А ты чем занималась?

– В окно смотрела, тобой любовалась, как ты спишь. Милые женские занятия.

– Ты в следующий раз лучше меня разбуди. – Ему не понравилось, что она бесконтрольно передвигалась по его квартире, Люсинда это поняла.

– Хорошо, я тебя обязательно разбужу в следующий раз. – Она говорила искренне, а в его глазах читала, что следующего раза может и не быть. Люсинда вспомнила нежные ухаживания Мужа Три, его еженедельные скромные букеты цветов и загрустила. Чего ей, черт возьми, не хватало в их отношениях! Почему они были ей невыносимы? Тогда ей казалось, что она, разрывая их, поступает абсолютно правильно, уходит от рутины и скуки.

Люсинда уже давно не задавалась вопросом, счастливы ли в браке ее подруги, или они научились хорошо обманывать сами себя. Когда они ругали своих мужей, то все время думали: а что будет с детьми, что скажут родственники, как будем делить нажитые в совместном браке квартиру, машину и дачу? Это был их выбор – обслуживать детей и мужа, терпеть и молчать.

Люсинда не осуждала их, детей у нее не было, а себя она считала женщиной эмансипированной и хотела жить здесь и сейчас. Мужчины, которые ее окружали, исключая Мужа Два, изменника и предателя, всегда делали ей комплименты, дарили подарки и, как ей казалось, были счастливы этим.

Она вспомнила, как один из ее коллег, подавший на развод, рассуждал за чашкой кофе:

– Женские услуги сегодня стоят до тысячи долларов в месяц, вариантов море, включая секретаршу с интимом. Это гораздо дешевле, чем «домашняя пила», выносящая мозг по любому поводу и не разрешающая встречаться с друзьями. Сплошная неадекватность! Ну скажите, пожалуйста, почему я должен отдавать ей всю свою зарплату?

– А душевное тепло? А дети? Как быть с этим? – возражала Люсинда.

– Нет там никакого душевного тепла, а у детей давно своя жизнь в виртуальном компьютерном пространстве, им не до нас. А у меня пока – сплошные потери.

У Люсинды с Ромео тоже пока были одни душевные потери, потому что за те несколько месяцев, что они встречались, она так и не смогла вычислить, просчитать, кто же он на самом деле, – учитель химии, изобретатель или подпольный изготовитель наркотиков?

Последнее ее решительно не устраивало. Люсинда не могла также определить мотивы поведения мужчины, который был как набор матрешек, каждая из которых однажды раскрывалась, и обнаруживалась пустота. Пустота в первую очередь для нее, и она чувствовала неладное. Конечно, все это было из области женской интуиции, которая словно летающая тарелка – ее существование не доказано, но Люсинда ей доверяла.

– Расскажи мне про свою работу, что ты делаешь, чем занимаешься? Кстати, ты у меня ни разу не спросил, что делаю я. Может, я шпионка, и зовут меня Мата Хари?

– Зачем тебе знать про мою работу? Мы с тобой встречаемся не для работы, а для постели. Мне твоя работа неинтересна. Если ты Мата Хари, это даже забавно.

– Но ты мне интересен как человек!

– Меня все время удивляет, где ты берешь эти глупости?

Люсинда рассмеялась:

– Из головы, откуда же еще!

– Выбрось из головы все лишнее, поверь, тебе станет легче, и свари мне кофе наконец.

Женщина пошла на кухню, так и не приблизившись к разгадке странного Ромео.

– А ты любил когда-нибудь? Расскажи, мне это тоже интересно, это уже не про работу.

– Нет, не любил.

– Такого не может быть! Была у тебя какая-нибудь любовь – в школе, в институте, в жизни?

– Я же сказал, нет. У меня отсутствует эта хромосома.

– Какая хромосома?

– Та, что отвечает за любовь, за влюбленность, увлеченность, страсть, привязанность. Это все иллюзии, у меня их нет, и потребности в любви тоже нет.

– Но ты ведь живой, не робот, а живой человек всегда должен кого-то любить!

– Я никому и ничего не должен.

Люсинда растерялась. Она вдруг вспомнила, как недавно читала, что мужчинам и женщинам в их бесконечном душевном ритме необходимо встречное движение по ту сторону качели, иначе просто сам ритм не состоится, потому что в качельном полете сила нажима с обеих сторон должна быть равнозначна. И Люсинда поняла, что ее мучило, она наконец сформулировала себе ответ:

– Ромео почему-то ведет себя так, будто уверен, что он должен подавлять и угнетать других для того, чтобы выжить. Он не умеет любить. Это какая-то особая форма измененного сознания подавляющей личности, рядом с которой исчезают все правильные действия, а появляются только неправильные.

Ее словно облили холодной водой.

– Дура, какая ты дура! Надо тихо свинчивать с его территории, уползать, отказываться от отношений. Но сначала я отдам порошок на анализ, чтобы, как говорится, сердце успокоить. Господи, просвети мой ум и сердце для разумения!

Глава 14

– Вспоминай! Давай вспоминай, Настя! – Юлька наседала на Ельчинскую по телефону. – Ты не можешь про это не знать!

– Юля! Я похожа на сумасшедшую? Полгода не прошло, как я работаю в цехе, в мою бытность аварии не было, не было! Это ведь форс-мажор, я должна была это знать.

– Хорошо, допустим, ты не работала в это время, но говорят, что ваша пескоструйщица Налько про эту аварию рассказывала своим знакомым.

– Да, Светка болтушка. Ей лишь бы поговорить. Юля, я тебе заявляю как технолог, что при мне аварии не было!

– Тогда скажи, кто может нам об этом рассказать? Мастер по фамилии Жданов? Или я что-то путаю?

– Ничего ты не путаешь. Костя мастером несколько лет работает, намного дольше, чем я. Он должен знать, но он мне об этом никогда не говорил.

– Хорошо, тогда можно мне встречу с Костей организовать? Хочешь, втроем, хочешь, я одна с ним поговорю.

– Давай ты одна.

– У тебя с ним проблемы?

– Юля, понимаешь, у нас с ним немного разные зоны ответственности, и, может, он не захочет при мне говорить. Ты об этом подумала? Потом, он пытался ухаживать за мной.

– Понятно, что, безуспешно? Или я что-то пропустила?

– Безуспешно.

– Тогда, пожалуйста, скинь его телефон, и я попробую что-то прояснить.

Юлька решила, что обязательно поговорит еще и с болтливой пескоструйщицей, адрес ее возьмет в отделе кадров завода и скажет, что раз про молодых специалистов в силу обстоятельств статья не получилась, то попробует написать о женщине, которая выполняет нестандартную работу. Почему журналист Сорнева решила, что эта работа нестандартная, она ответить не могла, но ей самой казалось, что такой аргумент убеждает. В кадрах она получила адрес и Жданова, и Налько без особых проблем. Дамочки, ведающие кадрами, щебетали:

– Да, ужас какой, сроду такого не было на заводе! Людей убивают прямо в цехе! Наркоманы, наверное. Крупинкин – наш старейший работник.

Юлька не стала вступать в полемику и уточнять, как наркоманы проникли в цех, ну и так далее, по цепочке.

Константину Жданову она все-таки решила сначала позвонить, глупо будет прийти к нему домой, лучше сначала обозначить встречу. Мастер Костя ее звонку не удивился.

– Я, надеюсь, не в герои попал?

– Нет, Костя, мне нужно получить у вас производственную консультацию. Экспертную оценку, так сказать.

– Вы, может, лучше с Настей Ельчинской поговорите, она ведь технолог, у нее образование специальное, она эксперт получше меня. Я в технологиях не силен.

– Я с Настей уже встречалась, теперь нужна ваша оценка.

Для встречи они выбрали кафе-мороженое, и Юлька, привыкшая приходить на встречи заранее, была приятно удивлена. Костя уже ждал ее за столиком.

– Как я люблю обязательных людей, Костя! Спасибо.

– Да что вы, у меня пунктик такой – никуда не опаздывать.

– Давай сразу договоримся на «ты», мы почти ровесники.

– Чего ты от меня хочешь, ровесница? Какой я, на фиг, эксперт, если у меня образование физкультурное, давай я тебе лучше про нагрузку на мышцы расскажу при поднятии детали. Я ведь как диспетчер работаю: получили детали – отдали в работу. Главное, с техпроцессом не напутать, термичка – это в печь, гальваника – это в ванну. А что там происходит в ванне, мне не ведомо. Что-то осаждается, как-то покрывается. Приходит контролер и детали принимает или не принимает.

– А пики, одной из которых был убит Крупинкин, – они откуда взялись?

– Ой, Юля, тащат в цех всякую дрянь кому не лень! Одному начальнику брошку жене закалить, другому крючки рыболовные посеребрить, в день несколько поручений имею и отказаться не могу. Пики явно кто-то из рабочих принес, тоже, наверное, попросили закалить в печи, забор из них делать. Но теперь никто не сознается.

– Не сознается, – подтвердила Юлька. – А что бы ты мог про убитого Крупинкина сказать? Что он был за человек?

Костя вздохнул.

– Писать собираешься?

– Собираюсь, – кивнула она.

– Вредный мужик, за словом в карман не лез, мог любого обидеть, но дело свое знал. Если какие сложные детали покрывать, то это к нему. В ночную часто работал, молодежь в ночь спит, а у него ванна гальваническая по полной загружена. Вот у него все спорилось, у другого волноводы не серебрятся, а пузырями идут, а у Крупинкина покрытие на волноводы ровно ложится, хоть делают по одному техпроцессу. Бывало, к нему на участок конструкторы приходили посоветоваться, ему это льстило очень. Настю он сразу признал, потому что она разбирается в сути, а я – так, диспетчер, говорю тебе.

– Хорошо, про технологию я поняла. Костя, скажи, что за авария была на участке в последний год и какое отношение к ней имел Крупинкин?

Костя сразу насупился.

– Не авария, а технологический сброс.

– Ну, ты мне расскажи, я в этом ничего не понимаю.

– Да нечего тут понимать. – Костя заерзал. – А ты что, и про это писать собралась?

– Товарищ физкультурник, про это я писать не собираюсь, но для того, чтобы правильно написать про другое, мне надо чуть-чуть представлять, что за технологический сбой такой.

Костя облегченно вздохнул.

– Настя мне ничего не могла рассказать.

– Это за три месяца до ее появления произошло. Не было тогда Насти. Почему-то комиссия так причину точно и не установила – может, ванна закородировала, может, что еще причиной было, но обшивки ванны чуть не разошлись по швам и весь гальванический раствор спустили в канализацию.

– И тот, где золотом и серебром покрывают?

– Конечно.

– А такие случаи когда-нибудь раньше были? Техника, химия – она ведь непредсказуема.

– При мне ничего подобного не было. Восстанавливали потом целую неделю, комиссии рыскали, работать не давали. Раствор в гальванической ванне каждый день в лаборатории проверяли.

– А что, раньше не проверяли?

– Проверяли, но не десять раз кряду.

– В тот день, когда была авария, работал Крупинкин?

– Не было аварии, еще раз повторяю. Это называется технологический сброс. Так и в акте комиссии написано.

– Хорошо. В день технологического сброса работал Крупинкин?

– Да, Федор Павлович, собственной персоной, и ничего необычного в этом не было. Если бы кто-то другой был старшим по смене, то аварию устраняли бы дольше.

– У тебя оговорка – прямо по Фрейду, сам сказал про аварию.

– Это ты меня путаешь. Не было никакой аварии.

– Хорошо, я еще с начальником цеха поговорю.

– Да не отвлекай ты Василия Егоровича по пустякам.

Юля никогда не употребляла так много мороженого, и у нее даже перехватило горло. Ничего такого, чтобы ее заинтересовало, физкультурник Костя не сообщил.

К сожалению, есть такое дурное правило, когда на заводах скрывают информацию об авариях, утечках ядовитого газа. Но своей журналистской интуицией Юля чувствовала, что визит к пескоструйщице Налько будет более продуктивным. К тому же, как предупреждают все, она болтушка, что журналисту на руку. Разговорить женщину, о которой она якобы собирается написать, журналисту газеты «Наш город» Сорневой не составит труда.

Светлана Налько оказалась женщиной неопределенного возраста – ей можно было дать от сорока пяти до шестидесяти. Светлые неопрятные волосы обрамляли веснушчатое лицо, в котором присутствовала какая-то удивительная детскость, к этому добавлялась искренняя улыбка.

– Ой, я вас знаю. Я видела вас на нашем участке. Вы журналист из газеты.

– И я по вашу душу, Светлана Сергеевна.

– Ой, да можно просто Света.

– Газета заказала мне цикл статей про женщин необычных профессий. Вот решила начать с вас.

– Да ну! – кокетливо махнула рукой Света. – Какая у меня особенная профессия – пескоструйка? Вы шутите!

– Какие тут шутки, Света, когда я уже у вас дома? – Юля без приглашения прошла и села на диван, а хозяйка продолжала стоять в прихожей, повторяя:

– Шутите вы, наверное…

– Давай, расскажи мне про себя, просто про свою жизнь, а я потом вопросы позадаю.

Света Налько была не то что разговорчива, она действительно была болтлива, и Юля понимала, как утомительны такие люди.

Налько говорила без умолку, перескакивая с темы на тему. Уже были пересказаны младенческие и школьные годы, тезисно отмечена работа на заводе, и даже установка счетчиков в Светкином подъезде каким-то образом вплелась в текст и струилась отдельной волной в этом словесном водопаде. Юля все это время молчала и думала, как извлечь для себя пользу из подобной ситуации, ведь пока вставить хоть слово было совершенно невозможно. Света напоминала ей флюгер-ветряк, вся информация, которую она сообщала, была бесполезной. Наконец, Налько перевела дух, и этого мгновения Юльке хватило, чтобы перехватить инициативу. Для этого ей пришлось встать во весь рост и громко произнести:

– А кто, по-вашему, убил Крупинкина? Вы ведь его не любили?

Светка-ветряк остановилась и замерла.

– Я не знаю. Он все время меня доставал, про какие-то деньги говорил. Шутка у него была дурацкая. Злой был Федька, жадный, Мария Петровна много лет в одном платье ходила, он все экономил, жмот.

– Света, у вас очень много информации, и вы все верно подмечаете.

– Есть такое, – сразу согласилась пескоструйщица. – Мужики на участке все больше на детали смотрят, а мне что, деталь положу в камеру, а глаза и уши все время свободны.

– Вы мне очень поможете, если вспомните про аварию, которая произошла на участке около года назад.

– Может, и вспомню чего. – Налько вдруг стала менее уверенной, и Юлька почувствовала, что информационный поток Светы резко снизил скорость. – А вы с начальником цеха поговорите или с мастером Костей, там ведь комиссия работала, а я человек маленький, стою целый день за установкой…

– Но ведь в тот день на гальванике работал Крупинкин?

– Работал! Руки в брюки ходил. Он кичился тем, что много знает, даже в техпроцесс иногда не заглядывал, на глазок делал, подумаешь, ветеран Первой конной!

– Говорят, что к нему многие за помощью обращались?

– Ну да, если кому рыболовный крючок посеребрить, так Федька первый. Ему потом бутылки в знак благодарности носили.

– Ну, это неправильно, конечно.

– Да чего уж правильного? Тут горбатишься целую смену на пескоструйке, и никто не замечает. Он в тот день сам решение принял слить растворы в канализацию, утверждал, что могло произойти замыкание, обшивка в ванне якобы нарушилась, а Василий Егорович, добрая душа, в это поверил. Это ведь преступление – раствор серебрения и золочения вылить! Сколько деталей можно было покрыть! Думаю, что неспроста Федька все в канализацию отправил. Не было там раствора нужной концентрации, вода подкрашенная была, а как раз лаборатория должна была брать раствор на анализ. Вот он и струхнул, быстро избавился от того, что сам в ваннах намешал.

– Света, вы так думаете или что-то знаете?

Светкин «ветряк» на секунду остановился и опять начал вертеться.

– Я бы и думать ничего не стала, только из ванны исчезли аноды – золотой и серебряный.

– Как исчезли? А где они находились до этого?

– В электролите, в растворе. Анод – это такая металлическая пластина, из которой металл под действием электричества или химии осаждается на детали. Деталь покрывается серебром или золотом. Слить в канализацию серебряную и золотую пластину невозможно, это я вам говорю, Светка Налько!