Текст книги "Эльфенок"

Глава 5. Заколдованная зачётка

В летнем лагере эльфов Назар был абсолютно счастлив, но всё же, порой, он ловил себя на том, что скучает по своей прекрасной наставнице. Искренний в чувствах эльфёнок не без удивления замечал, как дорога ему стала эта женщина. Она учила никогда не лгать себе, осознанно воспринимать и оценивать любое случайное впечатление. «Наш внутренний мир состоит из мелочей, – говорила Руа. – Никогда нельзя недооценивать значение жеста, взгляда, мимолётного порыва души. Относись к ним сознательно, мой друг, и помни, что красота и богатство твоего мира зависят от того, как ты станешь воспринимать мелочи жизни».

В университете говорили, что у них роман. Но Назар только посмеивался, слыша тонкие намёки и словно бы случайные замечания. Сплетням он не верил. И Руаэллин не давала ни малейшего повода усомниться в кристальной чистоте своих намерений относительно Ласа. Их объединяла сказка. Жизнь представлялась прекрасным образцом совершенства, чудом, радостью. Новое видение мира предполагало и новый тип взаимоотношений, не укладывающийся ни в одну известную Ласу схему. К тому же, Руаэллин была мудрейшим человеком, и эльфёнок по праву гордился своим ученичеством у неё.

Что касается приятелей Назара, то его дружбу с преподавательницей они воспринимали по-разному. Рассудительная и не склонная к мистицизму Алиэ видела в ней просто деловое партнёрство, полезное общение. Сэм, напротив, усматривал нечто глубокое, тайное, невысказанное, оттого немного трагическое и ужасно притягательное. Однако ближе всех к истине находился Итиль, подозревавший, что Лас избрал Руаэллин своим духовным наставником. На все попытки друзей прояснить ситуацию в этом вопросе, Назар неизменно отвечал шутками, заставлявшими его смущаться и краснеть, что, в свою очередь, создавало определённую почву для слухов о его неразделённой любви к Руа.

Когда за вечерним чаем Сэм предпринял новую попытку навести разговор на этот щекотливый вопрос, эльфёнок даже не удивился. В последние дни часто вспоминая о Руаэллин, Лас охотно допускал мысль, что он – далеко не единственный, кому загадочный образ эльфийской владычицы не даёт спокойно спать.

– Слушай, правду говорят, что Руа умеет читать мысли? – Таинственный шёпот менестреля вызвал у Назара улыбку.

– А ты сам как думаешь?

Семён пожал плечами:

– От человека, который всерьёз интересуется староскандинавской магией и гадает на рунах, всего можно ожидать!

– А мне кажется, зря болтают, – вступила в разговор Алиэ. – Просто она – хороший психолог: только глянет на нас, как ей всё ясно.

– Может, и так, – согласился Сэм, – но я всё-таки думаю, не обходится у неё без сверхъестественных штучек. Где бы Руа ни появилась, там сплошные необъяснимые явления!

– Чем докажешь? – поинтересовался Итиль. До сих пор он скромно сидел в стороне, обматывая кожаным шнурком рукоятку ножа.

Сэм через пламя костра сощурил на него плутовские зелёные глаза:

– Помнишь плащ, который она мне подарила? Именно в нём я был, когда обнаружил в сарае у дяди Кости чудотворную икону… А в пещерах на Первомай? Почему при такой дозе яда в крови девчонка жива осталась? И Лас слишком подозрительно быстро выздоровел. Я уж про мелочи не говорю…

– Эльфёнок крепким оказался, и девочка… – заступилась Алиэ. – Всё вполне объяснимо с медицинской точки зрения.

Но Назар молчал, закусив губу. Он очень хорошо помнил тот взгляд Руаэллин, благодаря которому его психика сумела преодолеть наркотическую амнезию. И голос – неземной, прекрасный, наполнивший замкнутое пространство ядовитой трещины свежим ветром… Это не было галлюцинацией! Эльфёнок знал, что подобные вещи возможны, хотя и впрямь похожи на сказку.

Бросив быстрый взгляд в сторону Ласа, Итиль заметил, насколько ему неприятен этот разговор. Видимо, Сэм слишком далеко зашёл в своих предположениях.

– Ладно, Шерлок Холмс, успокойся, – заговорил он мягко, – напугаешь Ласа до смерти, а ему на втором курсе экзамен по философии сдавать.

Однако тема была настолько интересной, что менестрель не собирался так просто заканчивать её обсуждение.

– Ну и что, если напугаю? – спросил он, увлечённый новой мыслью. – Вот объясни мне, например, почему одна Руа не собирает зачётки перед экзаменом?

– Может, не верит в эту чертовщину? – предположила Алиэ.

Семён укоризненно покачал головой и ехидно заметил:

– А остальные преподы верят? Нет, я думаю, Руа и смотреть не надо, чтобы понять, у кого синяя зачётка. Она нас насквозь видит! Это я вам говорю!

– Ты скажешь… – протянул Итиль.

Назар обвёл лица друзей вопросительным взглядом:

– Вы мне голову морочите коллективно, да?

Сэм, Итиль и Алиэ, переглянувшись, дружно расхохотались. Но поскольку Ласу была непонятна причина их веселья, Ярослав поторопился объяснить:

– Как же ты две сессии-то сдал, если до сих пор не слышал университетскую легенду? Вот скажи, какого цвета твоя зачётная книжка?

Эльфёнок удивлённо пожал плечами:

– Красная. А что?

– А то, – подхватил менестрель, – что их уже лет семь красными делают. Но раньше зачётки были синими, в твёрдых корочках. И рассказывают, что училась в нашем вузе одна девушка. С первого по пятый курс в её зачётной книжке не было ни одной четвёрки – круглая отличница! А когда она получила свой заслуженный красный диплом, преподы повесили её зачётку в рамочку под стекло в кабинете ректора. И долго висела там эта достопримечательность, пока однажды не нашли кабинет открытым, стекло разбитым, а зачётку – пропавшей! Того, кто стащил реликвию, так и не поймали. Но с той поры ходят упорные разговоры, будто синяя зачётка отличницы появляется иногда перед экзаменами у разных студентов. У кого – не угадаешь. Только если вдруг привидится, что твоя зачётная книжка синяя, можно вообще ничего не учить: на экзамене язык сам будет говорить то, что нужно.

Лас недоверчиво покачал головой:

– Обычные байки!

Но на это совершенно неожиданно возразила прагматичная Алиэ:

– Ты за преподами понаблюдай! У вас перед экзаменами зачётки собирали?

– Ну.

– Кто?

– Да все. Разложат на столе, полюбуются, и лишь после этого приглашают нас тянуть билеты.

– Ага! – воскликнул Сэм. – Одна Руаэллин так никогда не делает. Единственная!

– Точно, – подтвердила Наташа, – мы на всех факультетах узнавали. У них вроде как – традиция. Но поговаривают, что преподы тоже видят синюю зачётку. И студента, кому такое счастье выпало, лучше не спрашивать: позора не оберёшься!

– Это месть отличницы за то, что не уберегли её сокровище! – произнёс Семён зловещим голосом.

– Кстати, я тут одну историю вспомнил! – вдруг хихикнул он, спустя некоторое время. – Весьма поучительную и с моралью.

– Давай!

Эльфы расселись поудобнее, и менестрель начал рассказ:

– В июне, после сессии, решили мы с ребятами отметить сдачу. Ты, Алиэ, помнится, тоже вместе с Арвен там тусовалась.

Наташа улыбнулась:

– Было дело. Только мы рано ушли, не дожидаясь, пока вы общагу разнесёте.

– Да ладно тебе! – слегка обиделся Сэм. – Мы, филологи, народ мирный. А шумно стало только после того, как историки набежали!

– Думаю, вы все друг друга стоите, – заметил Итиль, никогда не участвовавший в студенческих пирушках.

Семён повернулся к другу, и в его плутовских глазах зажёгся непривычно тёплый, ласковый огонёк.

– Молчи, трезвенник, и слушай, что за чудеса с людьми происходят! Когда все уже собирались расходиться, заявился Денёк Мальцев с пятого курса исторического. Тот ещё алконавт! Он уже был под мухой, и с собой что-то принёс. Мы попытались, конечно, воззвать к его совести, поскольку назавтра Денёк готовился сдавать последний дипломный экзамен. Но совести у него не оказалось, и наши увещевания пропали зря. «Э, что тут! – безнадёжно сетовал наш гений. – Мне не жалко! Я всё равно на лекции не ходил, и учить ничего не собираюсь. Давайте, ребята, лучше выпьем за то, как меня завтра попрут из родного вуза!» В этот момент кто-то вдруг и ляпнул про синюю зачётку, в том смысле, что только чудо может Дениса спасти. Как он обрадовался, если бы вы видели! Выложил на стол свою зачётную книжку и сказал, что будет пить до тех пор, пока она синей не станет. Теперь всем стало интересно, чем дело кончится. Расходиться мы раздумали, притащили выпивку, закуску и организовались по второму кругу. К утру я отключился, как и следовало ожидать, а когда проснулся, гляжу, Денёк тут же, рядом, в зеркало смотрится, глаза протирает и бормочет: «Синяя… Синяя…» «Что? – спрашиваю. – Морда у тебя? Так это точно!» Он только пальцем у виска покрутил. «Дурак, – говорит, – зачётка ночью была синяя, сам видел!» Потом и остальные ребята проснулись. Затолкали мы Дениса в холодный душ, привели немного в чувство и на экзамен отправили, так сказать, в последний путь. Даже панихиду спели, не удержались!

Дальше вот что было. Пришёл наш герой на дипломный экзамен: лицо опухшее, мозги ничего не соображают и перегаром разит на три метра! А там целая комиссия преподов под председательством Рюрика. Собрали у всех зачётки, разложили на столе, шепчутся. Вдруг Рюрик как рявкнет: «Мальцев! Позорище рода человеческого, ко мне!» Денёк, пошатываясь, к нему. А ваш грозный Сан Палыч весело посмотрел на него и ла-асково так предлагает: «Мы сейчас сыграем с тобой в русскую рулетку: я задаю один вопрос – всего один! Ответишь – будешь аттестован и диплом получишь, как полагается. Не ответишь – вылетишь из университета без разговоров. И считай, что пять лет зря сюда ходил. Идёт?» Денёк перед ним стоит, икает. Согласился, конечно, выбора-то нет! Не знаю, что за вопрос Рюрик задал, только этот паршивец ответил правильно. Как он сам потом рассказывал, не помнил, что говорил. Мелет что-то заплетающимся языком, а преподы в комиссии всё бледнее и бледнее становятся. Кончилось дело тем, что аттестовали нашего студента и отпустили с миром. А он после экзамена прямиком в больницу угодил с сильным алкогольным отравлением. Вот такой печальный финал!

Последние слова менестреля утонули в дружном, громком хохоте.

Глава 6. Момент истины

В походной жизни лесных эльфов наступил знаменательный день: у них закончились продукты. После долгих и горячих споров решено было так: Итиль и Алиэ пойдут в город за провизией, Сэм останется присматривать за лагерем, а Лас – за Сэмом.

Свежим, росистым утром, когда сонное солнышко только что выглянуло из-за дальних холмов, окрасив верхушки сосен в золотисто-розовый цвет, неразлучная парочка собралась в путешествие. Закинув за спину самодельные вещмешки, и даже не потрудившись сменить зелёные одеяния эльфийских пограничников на костюмы, более соответствующие концу ХХ века, Наташа и Ярослав простились с друзьями.

– Эльфёнок, остаёшься за старшего! – помахала рукой Алиэ.

– Ждите нас к полудню! – добавил Итиль и, весело посвистывая, зашагал в сторону дороги, ведущей в город.

Сэм растерянно глядел ему вслед. Странное выражение на секунду омрачило его лицо, так, что казалось, даже веснушки на щеках потускнели, скрытые тенью невесёлых мыслей. Лас это заметил.

– Что у вас с Яром? – тихо спросил он, положив руку на плечо застывшего в меланхолической неподвижности Семёна.

Менестрель вздрогнул, но головы не повернул. Какое-то время он стоял так, собираясь с мыслями, и эльфёнок почти физически ощущал бурю противоречивых эмоций, владевших сейчас его другом. Слова Ласа были подобны пощёчине, резко и больно хлестнувшей именно в тот момент, когда Семён не был готов ответить ударом на удар. Наконец, повернувшись, он медленно произнёс с удивлением и горечью:

– Не знал я тебя, Назар. И недооценил. Ты слишком похож на него…

Один беглый взгляд дал Сэму понять, что Лас догадался обо всём: о муках его больного самолюбия, о титанических и безуспешных попытках найти своё место в этом мире… Даже о том, что дружба с Ярославом значила для него слишком много. С самого детства Итиль был единственным человеком, к мнению которого Семён внимательно прислушивался и которому старался подражать, часто забывая, насколько различны их характеры. Это стремление, наконец, создало трагический, почти непреодолимый раскол в его собственной личности. Тяжело признаваться себе в том, что ты неспособен разрешить проблему взаимоотношений с лучшим другом, и вдвойне больно оттого, что уже не можешь этого скрывать. Семён не видел выхода.

Сейчас он стоял, устало потупив глаза, понимая: откровенного разговора не избежать. Отпираться было бесполезно, а смотреть правде в глаза – невыносимо. Но эльфёнок словно и не нуждался в объяснениях. Улыбнувшись светло и ласково, так, наверное, как ему самому улыбалась Руаэллин, Лас заметил:

– Ты всегда будешь ему другом, Сэм!.. И мне тоже.

Менестрель со вздохом отвернулся. Ох уж это внутреннее благородство! Они оба сумасшедшие! Откуда взялся этот солнечный эльф, так похожий на его друга… и так непохожий?! Тонкая, иронично-горькая усмешка скользнула по губам Семёна:

– Вот и Яр мне всегда говорил, что чувство собственного достоинства не зависит от внешних обстоятельств. Он на своей шкуре это испытал! Кто бы сейчас поверил, что наш эстет, красавец и денди – мальчик из неблагополучной семьи?! Мы росли, как братья, и, пожалуй, из всех знакомых ребят только я знал, как ему тяжело. Сколько раз он приходил ко мне с портфелем на ночь глядя, просился переночевать – и всегда улыбался! Представляешь?! Лицо разбито в кровь, в глазах слёзы, – а он смеётся! И верит в людей, в мечту, в удачу… Искренне верит… Я уже тогда, в детстве, чувствовал огромную разницу между нами! У меня было то, чего не было у Яра: дружная семья, собственный дом. Среди многочисленной взрослой родни я оказался единственным ребёнком, и потому каждый мой каприз удовлетворялся моментально… Потом всё изменилось. Когда мы учились в старших классах, Итиль познакомился с Фроди и, сбежав от отчима, года полтора жил у неё. А ещё через некоторое время вернулся из Америки его родной дядя – брат матери. Он разыскал племянника, купил ему квартиру, помог поступить в университет. Теперь уже Яр воспитывался в духе высшего света научной аристократии, намереваясь стать учёным-историком, как дядя, преподававший в Гарварде. А я по-прежнему пытался себе что-то доказать, пока не понял: это может длиться бесконечно…

Лас был потрясён. Итиль никогда не рассказывал о своём детстве, он вообще мало говорил о себе. Весёлый менестрель тоже предстал теперь Назару совершенно иным. И картина взаимоотношений двух друзей вдруг развернулась перед ним совершенно отчётливо. Здесь было всё: привязанность и чувство вины, благодарность и отчаяние, желание помочь и невозможность принять эту помощь. Ярослав считал себя виновным в постоянных неудачах друга, в его неосуществлённых мечтах, поскольку знал, что всё это проистекает единственно из желания Сэма походить на него. Семён, в свою очередь, тоже страшно мучился, чувствуя, насколько он недостоин чистой привязанности благородного сердца Итиля. Этот узел затягивался всё туже, грозя в ближайшем будущем превратиться в серьёзный конфликт.

Тем временем, приятели вышли на берег Оки. Солнце уже стояло довольно высоко, его горячие лучи почти полностью высушили росу на прибрежных травах. Опустившись на крупный щебень, намытый волнами со дна реки, эльфы смотрели на её сдержанно-спокойную поверхность, скрывающую под собой могучую силу потока. Было очень тихо.

– А ты не пробовал всё начать заново? – спросил вдруг Назар.

Глаза Сэма лихорадочно блестели, полускрытые длинными ресницами. Лас прав: это предельная черта, которую не растянешь до бесконечности. Слишком много усилий потрачено на борьбу с самим собой. Сейчас Семён не чувствовал ничего, кроме смертельной усталости. Но чтобы что-то поменять в своей судьбе, ему нужен серьёзный стимул, нечто необыкновенное, способное заставить раз и навсегда твёрдо поверить в себя. Менестрель грустно усмехнулся.

– Мотивации не хватает… – сказал он и, поднявшись, медленно побрёл по тропинке вдоль берега. Эльфёнок проводил его задумчивым взглядом.

Глава 7. Праздник Перуна

Время давно перевалило за полдень, а Итиля и Алиэ всё не было. Эльфы нарубили дров, прибрали поляну, даже успели найти немного грибов в березняке на склоне ближайшего холма. К утреннему разговору они больше не возвращались. Сэм был равно благодарен Ласу за то, что он вызвал его на откровенность, заставив, наконец, посмотреть правде в глаза, и за то, что сейчас эльфёнок тактично молчал, предоставляя менестрелю следовать течению собственных мыслей. Со стороны сложно было сказать, о чём думает Семён: беспечно и весело улыбающийся, он порой замирал, недовольно хмурился, покусывая губы, потом неожиданно в его зелёных глазах загорались искорки победного торжества и веснушки вспыхивали под ярким солнцем, словно приглашая Ласа разделить с ними игривое праздничное настроение.

Сам Назар к обеду просто измучился от мыслей и предчувствий. Нельзя сказать, чтобы они были тревожными. Пожалуй, суетливыми и беспокойными. Эльфёнку хотелось действия, ожидание становилось невыносимым. Как призывно поблёскивает кованый меч! Устроить бы сейчас поединок! Но с Сэмом нельзя: он не может держать удар травмированной рукой. В лагере менестрель дрался только посохом, которым неплохо владел, однако их тренировки всё равно больше напоминали индийские фильмы, где орудие боя почти никогда не достигает цели. Зато стрелял Семён великолепно и, находясь в ударе, вполне мог соперничать с Итилем – лучшим лучником среди городских толкинистов. Но сейчас менестрель был очень далёк от мыслей о поединке, поэтому Лас решил оставить его в покое.

Бесцельно побродив по лагерю и не придумав, чем бы заняться, эльфёнок поймал себя на том, что ему нестерпимо хочется свернуть палатку. Просто руки чешутся! Да что же это такое происходит?! Не в силах больше бороться со своими бредовыми ощущениями, Лас опустился на бревно и обхватил голову руками.

– Руа, Руа, – прошептал он, – где же ты? Твой верный эльдэ, кажется, сходит с ума!

Подошедший в этот момент Семён со вздохом присел рядом.

– Слушай, Лас, я вот уже битый час думаю о том, куда провалились эти бездельники? Есть хочется, да и тревожно что-то, не пойму отчего…

Эльфёнок кивнул, но обменяться замечаниями они так и не успели: на тропинке показалась лёгкая фигура Итиля. Великий лучник ещё издали приветственно помахал рукой:

– Эй, рыцари, заждались?

Ярослав был один. И без мешков, набитых провизией. Лас с Сэмом удивлённо переглянулись, чувствуя, что их опасения начинают сбываться.

– На вас что, разбойники напали? – поинтересовался менестрель. – Где Алиэ? И еда?

Но лицо вернувшегося эльфа сияло торжествующей улыбкой:

– Бери выше! Мы встретили реконструкторов. Вон за тем лесочком, в излучине реки, нас ждут обед и приключения!

– Что-о?! – Сэм вытаращил на друга полные ужаса глаза, в которых ясно читалось: «Ах ты, предатель!»

На это Ярослав только по-королевски повёл бровью, давая понять, что возражения не принимаются.

– На большой поляне целая толпа народу: и воины, и славяне-ролевики, только эльфов не хватает, – объяснил он. – Поэтому мы все официально приглашены на праздник Перуна, который начнётся за два – три часа до заката и будет продолжаться… ну… Руслан советовал прихватить с собой палатку!

Лас облегчённо вздохнул: пожалуй, он поторопился с выводами о собственном сумасшествии! Все предчувствия объяснялись просто: на этом празднике их ждало нечто необыкновенное. Несомненно, для каждого эльфа судьба уже приготовила сюрприз. И хотя Семён всем своим видом показывал, что идти не собирается, Итиль уже посвящал друзей в подробности:

– Котелки давно кипят, мясо жарится на вертелах! Свои мешки мы тоже там оставили. Алиэ помогает готовить пиршество. Впрочем, и для нас работа найдётся: вечером намечаются ратные игры и турнир лучников в честь прекрасных дам. А в полночь Фроди будет класть требу Перуну. После этого Руслан с Добрыней обещали сюрприз! Ну? Что вы стоите? Сматываем лагерь!

Лас, конечно, был «за» двумя руками. Но Сэм, всё это время исподлобья глядевший на Итиля, вдруг насмешливо поинтересовался:

– Ты правда думаешь, что я пойду?

В воздухе запахло ссорой.

– У тебя нет выбора, – спокойно ответил Ярослав, глядя в презрительно-зелёные щёлочки глаз своего друга. – Фроди лично передала приглашение, сказала, что ей было бы очень приятно видеть Сэма-скальда. Если мне не веришь, можешь у неё спросить.

Дважды задетый за живое, Семён взбесился.

– Ты… – прошипел он с искренней злостью, едва подбирая слова, – ты… что сделал?! Мы не виделись два года, с того самого раза… Я думал… она…

И рука его вдруг взметнулась, готовая нанести удар. Семён никогда бы не простил себе этой пощёчины, но сейчас он совершенно не владел собой, плохо понимая, что говорит и делает. Ярослав, внимательно следивший за каждым движением Сэма, знал это прекрасно. Стремительным жестом он успел перехватить руку менестреля и, крепко сжав её, медленно отвёл от своего лица. Ласу даже показалось, что Итиль не столько защищается от удара сам, сколько защищает от него Семёна.

– Остынь, – тихо сказал лучник, – биться будем на турнире. А Фроди помнит тебя, и всегда помнила. Пошли!

Бледный и испуганный, Сэм всё же нашёл в себе силы посмотреть прямо в глаза Ярославу так, что тот, не выдержав, отвернулся. Однако эта попытка сопротивления была последней, и вскоре менестрель молча присоединился к Итилю и Ласу, которые начали разбирать лагерь. Они вместе быстро свернули палатку и, побросав в мешки свой нехитрый скарб, зашагали к большой поляне, где вечером должен был состояться праздник Перуна.

Чтобы добраться до излучины реки, им пришлось пересечь широкий прибрежный луг, поросший клевером. Здесь важно гуляли разморенные жарой коровы, и несколько коз ощипывали листья с густой поросли ивняка. Пастух, сидевший тут же, в тени высокой ивы, не обратил ни малейшего внимания на трёх парней в зелёных костюмах.

Немного пройдя по тропинке вдоль берега среди огромных валунов, принесённых сюда, наверное, ещё ледниками, друзья, наконец, оказались прямо напротив места, где Ока делала крутой поворот. Здесь-то и располагался лагерь реконструкторов, спрятанный в сухой береговой низине и окружённый высокими холмами. Великолепные смолистые сосны – остатки древней, самой южной полосы хвойных лесов – тянули к небу свои шершавые стволы, а на склонах холмов привлекали взгляд несколько старых, раскидистых дубов, неизвестно как поселившихся тут.

Поляна была достаточно большой и ровной, чтобы устроить на ней помимо всего прочего площадку для турниров. Эльфёнок удивлённо отмечал про себя, насколько грамотно реконструкторы выбрали место и организовали лагерь.

Справа от большого кострища, обнесённого кругом брёвен-скамеек, брезентовые домики образовывали жилой сектор. Сейчас там было тихо, и только из крайней от леса палатки доносился плач младенца вместе с ласковым женским голосом, мурлыкавшим колыбельную. Зато слева, где был натянут навес для продуктов, жизнь кипела вовсю! Несколько девушек и женщин постарше, в группе которых Лас заметил Алиэ, готовили праздничное угощение. Им помогал проворный подросток лет тринадцати, одетый в белую славянскую рубаху. Назар, посмеиваясь, отметил про себя, что паренёк просто бестолково путается под ногами, вызывая у женщин громкие весёлые восклицания. Ему, несомненно, хотелось поучаствовать во всех подготовительных этапах, сунуть свой любопытный нос всюду, где это только возможно.

– Отдай сюда сыр, иначе он не доживёт до полуночи! – высокая загорелая девушка с длинной русой косой шутливо попыталась схватить мальчика за полу его длинной рубахи. Но тот ловко увернулся, продолжая отщипывать от свёртка, который держал в руках.

– Не дам!

– Пашка, рассержусь! Тебе что, больше нечем заняться? – девушка притворно строго сдвинула красивые брови.

Но тут за расшалившегося подростка заступилась Алиэ:

– Оставь человека в покое, Мирослава! У него, может быть, личная драма: ему Руслан не позволил пилить дрова!

Девушки рассмеялись, а Лас только сейчас обратил внимание на звук, доносившийся с дальнего края поляны: там жужжала бензопила и стучали молотки. Лагерь был наполнен весёлой суетой – верной предвестницей праздника. Мужчины сбивали мишени, натягивали верёвочные ограждения, отделяющие площадки для турниров от зрительских мест. Кто-то пилил дрова, кто-то носил воду из родника, наполняя огромные канистры, – словом, каждому здесь находилось дело. Это маленькое подобие муравейника выглядело тем более живописно, что все люди были одеты в костюмы, стилизованные по древнеславянскому обычаю. Полотняные рубахи, обильно украшенные вышивкой и тканой тесьмой, кафтаны с коваными застёжками, меховые шапки. Даже кожаная обувь была скроена так, как её носили наши далёкие предки! Сейчас, в жаркое время суток, все тёплые детали одежды вместе с доспехами и оружием лежали в тени некоего подобия плетня, ограждавшего лагерь со стороны дороги.

Этот плетень привлёк к себе особое внимание юного эльфа именно потому, что ничего подобного он раньше не видел. На ореховых колышках, воткнутых в землю и переплетённых несколькими прутьями, красовались два черепа: лошадиный и коровий. Здесь же был укреплён флаг с гербом клуба, а по центру, на специально устроенной небольшой площадке, стоял деревянный идол, изображавший Перуна. Где, когда и кем был вырезан идол, а также, насколько точно он соответствовал славянским образцам, Лас даже не попытался узнать. Его воображение поразило другое.

Все эти люди: взрослые мужчины и женщины, девушки, парни, подростки, – сейчас самозабвенно играли, отрешившись от мира, который они называли «реалом». Для них не существовало городской суеты, этот маленький палаточный посёлок в старославянском стиле казался центром вселенной. Даже поклонение силам природы приобретало здесь совершенно особый смысл. За время своей многовековой истории человек слишком отдалился от первоосновы – Земли с её всеобъемлющей любовью и нежной красотой. Люди стали забывать, насколько дивно возвышенными могут стать они сами, приблизившись к природе и впустив её гармонию в свою жизнь. А здесь, на зелёном берегу, переодевшись в старинные костюмы, можно было перенестись в другую реальность, почувствовать себя человеком другой эпохи, прикоснуться к истокам мудрости, ощутить чистоту взаимоотношений.

Назар так увлёкся созерцанием собственных мыслей, что не заметил, как кто-то подошёл им навстречу.

– Опа-ньки, эльфы прибыли! – вдруг раздался весёлый, пронзительный голос, похожий на голос мальчика-подростка. Лас от неожиданности вздрогнул. Уже собираясь шуткой ответить на задорные слова паренька, он повернулся и… остолбенел.

Голос принадлежал не мальчику, а высокой, крепкой женщине средних лет с царской осанкой и приветливой, детской улыбкой. Её когда-то чёрные, теперь же густо посеребрённые сединой волосы были коротко острижены и схвачены золотой тесьмой. Карие глаза блестели молодо, их острый взгляд оставлял впечатление глубокой, идущей от самых корней мудрости. Мужской древнеславянский костюм очень подходил воинственному виду незнакомки: широкая рубаха и штаны из тонкой шерсти, крашеные в блекло-сиреневый цвет и расшитые золотой тесьмой. На кожаном поясе гордо красовался охотничий нож вместе с неожиданно изящным, вышитым золотом и бисером кошельком. Бросалось в глаза отсутствие украшений, даже тех, что обычно носили мужчины: шейных гривен и браслетов, поддерживавших длинные рукава.

– Будьте как дома! – вновь заговорила женщина, приветливо улыбнувшись каждому эльфу. – Вы с палаткой? Очень хорошо! Сэм, здравствуй, голубчик! Рада тебя видеть!

Но в ответ Семён только холодно кивнул, торопливо прошагав мимо. Нарочитая небрежность его движений выдавала внутреннюю скованность, вызванную сильным волнением; однако незнакомка, казалось, не заметила этого: взгляд её остался столь же ласковым, а выражение лица – суровым. Зато Итиль, смущённый вызывающим поведением друга, виновато опустил голову.

– Не обижайся на него, Фроди! Он ведь пришёл…

Фроди?! Эта женщина – Фроди?! Назар не ослышался? Он представлял её молодой, стремительной, весёлой – этакой богатыркой с длинными русыми косами в славянском стиле. Теперь же Лас пришёл в такое замешательство, что даже на секунду отвернулся, чувствуя, как предательский румянец заливает его щёки. Фроди, внимательно наблюдавшая за эльфёнком, насмешливо сверкнула белозубой улыбкой.

– Как я выгляжу, синдэ[28]28
  Синдары (ед. число – синдэ) – сумеречные эльфы (см. Дж. Р.Р.Толкин)


[Закрыть]? – обратилась она к Ярославу. – Неужели, так страшно? Сегодня все мужчины шарахаются от меня, как чёрт от ладана!

Сердце Итиля вдруг трепетно дрогнуло, словно хрупкий стеклянный шарик, готовый упасть с высоты. «Синдэ…» Как бы сложилась его жизнь, если бы не эта мудрая атани[29]29
  Атани (мн. число – эдайн) – человек, смертный, в отличие от бессмертных эльфов (см. Дж. Р.Р.Толкин)


[Закрыть]? Даже представить страшно! А ведь для неё он – всё тот же маленький ласковый синдэ, и ничего не изменилось…

Объятый внезапным порывом, Ярослав вдруг опустился на одно колено и благодарно обхватил обеими руками жёсткую ладонь Фроди.

– Жрица народа эдайн великолепна! И я по-прежнему её верный рыцарь!

Растроганная женщина по-матерински нежно улыбнулась ему.

– Выучила на свою голову! – проворчала она, стараясь скрыть волнение под маской суровости. – Придётся принять твою клятву верности!

Эльфёнок наблюдал эту сцену с открытым ртом. Вот как! Жрица… И у Итиля, оказывается, тоже всё серьёзно: он эльф, настоящий сумеречный эльф, далёкий от игры с переодеванием как сам Назар, как Руаэллин. Почему раньше Лас не замечал этого?! Радостное эхо отдалённых колокольчиков заполнило поляну и всё его существо, подхватило, закружило звёздной мелодией. А рядом в ослепительном сиянии стоял молодой рыцарь в сером плаще с лунными узорами, тонкая серебряная скань венца временами вспыхивала отблесками драгоценного алмаза, искусно вплетённого в её прихотливый рисунок.

Итиль положил руку на плечо притихшего Ласа.

– Ты видел мой камень? – шепнул он. – Молчи! Это секрет!

И Ярослав, почтительно поклонившись Фроди, оставил её наедине с Назаром. Эльфёнок совершенно не представлял, о чём они будут разговаривать. Окинув Ласа изучающим взглядом, женщина удовлетворённо кивнула. Её пристальное внимание не вызывало неловкости, а взгляд… Руаэллин тоже иногда так смотрела на него.

– Ты прав, малыш, что не задаёшь вопросов, – наконец, сказала воительница, – всё станет ясным в свой срок. Быть учеником Руа – большая честь!

Улыбнувшись в ответ, эльфёнок мысленно поблагодарил жрицу за то, что она избавила его от необходимости самому рассказывать о себе. Наверное, Фроди знала о нём больше, чем он сам, во всяком случае, у Ласа создалось именно такое впечатление.

– Я не пойму только одного, – медленно заговорил юный эльф, подозревая, однако, что Фроди известен ход его мыслей. – Зачем Итилю было нужно, чтобы Сэм непременно сюда пришёл? Боюсь, это плохо кончится…