Текст книги "Эльфенок"

7

Куда исчез золотой лес, Назар не знал, но запах фиалок остался. Он лежал в незнакомом месте, на ворохе белоснежных, вышитых подушек. Комната, явно не больничная, принадлежала женщине или девушке: это можно было определить по изящному убранству и разным милым мелочам, обычно наполняющим женскую спальню. Лас заметил целые каскады колокольчиков, свешивающихся с потолка. Лёгкий сквознячок пробегал по ним иногда, и колокольчики издавали тихий, переливчатый звук.

Атмосфера этой комнаты дышала спокойствием и уютом. Изящная гобеленовая гардина была опущена, но в открытое за ней окно влетал сладостный, свежий аромат зеленеющего сада. На столике для рукоделья лежали пяльцы с натянутой тканью, в фарфоровых пиалах поблёскивали разноцветные бусины. Через спинку кресла было небрежно перекинуто что-то кремово-шёлковое с золотым шитьём: может – платье, а может – покрывало.

Лас попытался встать и тут только обнаружил, что сам одет в тонкую, почти прозрачную рубашку канареечного шёлка, сплошь покрытую вышивкой каких-то диковинных райских птичек и бабочек. Голова болела, руки и ноги не слушались. От резких движений изнутри подкатывала противная тошнота. «Вообще-то, какая разница, где я? – подумал вдруг юный эльф. – Главное, не в больнице и не дома…» И он блаженно откинулся на пахнущие фиалками подушки.

Ласу снилась мама. Вернее, её голос, полный тревоги и слёз. А рядом – другой голос, смутно знакомый, принадлежащий, наверное, очень красивой женщине.

– Что случилось, доктор? Почему с ним всегда что-то случается? Ну, почему он не может жить, как все нормальные люди?!

– Потому что он – эльф.

– Но ведь это игра, расстройство воображения. Его детство давно закончилось!

– Поверьте, все мы до старости во что-то играем! А ваш сын – вполне нормально развивающийся мальчик, впечатлительный, с тонкой душевной организацией. Но это свойственно всем талантливым людям. Я думаю, вам не о чем волноваться.

Юноша открыл глаза. Он вспомнил этот голос! Руаэллин! И это не сон?! Действительно, в приоткрытую дверь из соседней комнаты доносились обрывки разговора. Мама называла преподавательницу «доктором», и беседа протекала очень спокойно, что тоже немало удивило Назара. Женщины то и дело возвращались к какой-то ранее начатой теме психологического характера, но суть её Лас так и не смог уловить. Зато он понял, что случилось с ним в пещерах.

Оказывается, надышавшись ядовитыми испарениями, он потерял сознание и на поверхность выбрался каким-то чудом, будучи уже в глубоком обмороке. Спасатели недоумевали, как девочка смогла так крепко схватиться за верёвку, получив смертельную дозу ядовитых паров?! Она сейчас жива – и это тоже похоже на чудо. Самого Ласа в больнице продержали недолго: его отравление не было сильным. Это казалось удивительным, если учесть, какую порцию токсинов получил его организм за почти полный час времени, проведённого в трещине. Но в больнице Назар беспрерывно бредил и говорил такое, что у него начали подозревать расстройство психики. Потому Руаэллин, пользуясь положением практикующего доктора психологии, забрала его к себе домой. Затем позвонила родителям, и теперь они с его мамой говорят за стеной на какие-то странные темы, не подозревая, что он внимательно прислушивается, а вовсе не спит.

– Вы успокоили меня, доктор! Я так вам благодарна за Назара и за всё… – мама запнулась, видимо, смутившись.

– Значит, вы разрешаете ему провести эти праздники у меня? – спросила Руаэллин.

У юного эльфа перехватило дыхание от неожиданно свалившегося счастья. Он не верил своим ушам! Ему так хотелось спросить Руа о многом, но раньше это было сделать просто невозможно, зато теперь… Лас чувствовал, что она знает ответы на все его вопросы. Ему не терпелось вскочить с кровати и бежать в соседнюю комнату, чтобы обнять маму и благодарить Руа. Но предательская слабость не давала подняться.

Мама, наверное, улыбалась. Её голос был полон нежной заботы:

– Пусть отдохнёт здесь, если не будет вам в тягость. Теперь я полностью доверяю сыну: он у меня герой!

Для Назара эти слова стали последней каплей, переполнившей чашу его утомлённого сознания. Мама доверяет ему! Ради того, чтобы снова это услышать, он ещё раз, не раздумывая, полез бы в ядовитую щель или куда угодно, – только бы мир навсегда воцарился в их семье! Сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди.

– Мамочка… – прошептал Лас и, уткнувшись носом в подушки, вновь забылся странным, похожим на беспамятство, сном.

Когда эльфёнок проснулся в третий раз, за окном уже стемнело. В комнате тихо пели колокольчики, а из сада доносилось стрекотание кузнечиков. За столиком для рукоделия сидела Руаэллин и вышивала при свете настольной лампы. Но едва лишь Назар зашевелился, она положила пяльцы и, улыбаясь, подошла к нему.

– Как себя чувствует наш герой?

Юноша вздохнул поглубже, проверяя своё состояние. Голова уже не болела, исчезла тошнота и слабость. Но как только он убедился в том, что почти здоров, щёки эльфа залил румянец смущения. Днём ему казалось замечательным вот так остаться с Руаэллин наедине, в час сумерек, и беседовать при свете свечей. Теперь же, когда этот момент наступил, он едва ли не с ужасом осознал, что находится в её спальне, на её кровати, и что она заботливо ухаживала за ним всё это время. Молодая женщина рассмеялась, заметив, как Лас вновь с головой зарылся в одеяло.

– Сегодня мой эльдэ вполне заслужил одежду и ужин! Одежда – на кресле, а ужин – на кухне.

И, шурша длинным шёлковым платьем, Руаэллин вышла из комнаты.

Смущение окончательно покинуло Назара лишь за накрытым столом. Они смеялись, вспоминая удачно проведённую ролёвку, и говорили друг другу «ты». Ласковый взгляд этой мудрой женщины наполнял душу лёгкостью, а во всём теле разливалось ощущение свежести и сладостного восторга. Эльфёнок наслаждался новым чувством, блаженно закрывая глаза и счастливо улыбаясь.

А когда Руаэллин достала чайный прибор и зажгла свечи, Лас отчётливо осознал, что вся его предшествующая жизнь была лишь подготовкой к этому моменту. Потому что сейчас он, наконец, узнает то, что поможет ему правильно выбрать свою дорогу и идти по ней, не спотыкаясь и не останавливаясь. Рядом вновь была Владычица Золотого Леса, её глаза таинственно сияли, и чистый голос звенел серебряными переливами:

– Настал час песен и бесед, мой юный друг! Мне нужно многое тебе рассказать…

Повесть вторая. Приключения менестреля

Глава 1. Сокровища графа Воронцова

– Налетай, перворожденные[18]18
  Перворожденные – эльфы. Считалось, что они бессмертны: эльфы, в отличие от людей, жили долго и были вечно юны, а умирая, не уходили из Круга Мира, но возрождались (см. Дж. Р.Р.Толкин)


[Закрыть]! Картошечка – самый смак!

Алиэ, опустившись перед костром на колени, выгребала из золы печёную картошку.

Ночь была тёмная, звёздная. Стоял конец июля. Уже несколько дней, как четверо друзей-эльфов разбили лагерь здесь, на пологом берегу реки Оки, под сенью векового, кряжистого дуба. Поросшие сосновым лесом береговые холмы защищали это место от ветров. Шоссейных дорог поблизости не было, не ходили сюда вездесущие дачники, и потому даже небольшое расстояние до города: всего шесть километров через поля, – не портило создававшегося впечатления, будто здесь с самого начала мира не ступала нога человека.

Лето выдалось изобильным, так что голодная смерть эльфам не угрожала. Недалеко от лагеря протекал родниковый ручей, из которого они брали воду для питья; в реке водилась рыба и раки, а лес был полон грибов и земляники. К тому же, ребята договорились время от времени выбираться в город за продуктами, поскольку намерены были прожить здесь до тех пор, пока ночи не станут невыносимо холодными, или пока не польют затяжные дожди.

Лас, Сэм, Итиль и Алиэ крепко сдружились за прошедший год. Немало этому способствовали события последней первомайской ролёвки. Тогда же эльфёнок по-новому взглянул на Семёна, всерьёз заинтересовавшись его личностью. Характер менестреля интересовал Назара тем больше, чем меньше он понимал причины, толкавшие Сэма на поиски необыкновенных, порой рискованных приключений. Пусть правда в его рассказах была сильно приукрашена, основой самых невероятных историй всё же служили реальные события, и находилось множество людей, готовых это подтвердить.

Сэм был отчаянным. Не бесстрашным, а именно отчаянным. Но, осознавая всю степень риска в той или иной ситуации, он никогда не отступал назад. И, являясь незаурядным психологом, в компании друзей предпочитал скрывать свой тонкий ум и чуткое сердце под шутовской маской. Кто знает, признавался ли он в этом сам себе? Может, и была здесь некая доля бравады, Лас не мог бы сказать точно. Но противоречивый характер и неординарное поведение Семёна ни в коем случае не являлись следствием тяги к розыгрышам. Его внутренняя искренность никогда не ставилась под сомнение, а невинное лукавство всего лишь составляло часть того образа, который он сам себе создал…

Покусывая кончик шариковой ручки, Назар отложил в сторону блокнот и задумался.

Тёплый вечер настраивал мысли на романтический лад. Эльфы у костра притихли, залюбовавшись пламенем и игрой переливов цвета на горячих углях. Восхитительно пахли зрелые, влажные травы. Стрекотали кузнечики. От реки тянуло прохладой, а из-за прибрежных лоз доносился тихий плеск воды. Самих лоз, конечно, сейчас не было видно в темноте, но ребята знали, что там, за деревьями, в Оку впадает родниковый ручей, который они между собой окрестили Нимродэлью[19]19
  Нимродэль – река близ эльфийского королевства Лориэн (см. Дж. Р.Р.Толкин)


[Закрыть].

Наконец, Итиль призывно хлопнул в ладоши:

– Ну-с, начнём, что ли? А где наш эльфёнок?

Все обернулись в сторону палатки, брезентовую стену которой изнутри освещал желтоватый луч фонарика.

– Пишет, наверное, – заметила Алиэ, разливая чай по кружкам.

Итиль сложил ладони рупором.

– Лас! – позвал он. – Давай сюда!

Фонарик тотчас погас, и юный эльф выполз наружу на четвереньках. Сэм захихикал:

– Ты похож на черепаху!

– Да ну тебя! – шутливо отмахнулся Назар. – Я и не заметил, как замёрз. Есть, чем согреться?

Зябко кутаясь в шерстяной плащ, Лас придвинулся ближе к огню. Итиль, посмеиваясь, натянул ему на голову капюшон.

– Чай горячий и картошка. Нельзя столько думать, это вредно для здоровья, – наставительно изрекла Алиэ. Она теперь ловко нарезала бутерброды, отправляя в рот бракованные куски колбасы.

– Слышь, эльфёнок, а что ты там всё пишешь? – поинтересовался Семён.

Лас не замедлил с ответом:

– Трактат о вреде любопытства. Специально, чтобы Сэм спросил.

Эльфы рассмеялись.

– Ну-ну, этому палец в рот не клади! – сказал Итиль. – Я вот, как простой бессмертный, даже не стремлюсь проникнуть в тайны, доступные лишь посвящённым.

Поймав весёлый взгляд Ярослава, Алиэ подхватила:

– А я знаю, что наш эльфёнок умеет гадать на рунах!

Рука Ласа вместе с бутербродом замерла в воздухе, и его испуганные глаза вызвали у друзей новый взрыв смеха.

– Откуда ты…? Я же никому ещё не говорил! Хвастать-то пока особо нечем…

Озорно сощурившись, Наташа подмигнула Назару:

– Руа сказала. Я просила как-то погадать мне, а она в ответ: «Скоро Лас вам гадать будет. У него после майских приключений сверхспособности открылись».

– А Руа откуда…? – начал было Сэм, но тут же досадливо перебил сам себя. – Впрочем, она всё знает.

Некоторое время друзья ужинали молча, однако теперь их мысли, взбудораженные воспоминаниями, обратились к пещерам. И никто не удивился, когда Алиэ завела речь о сокровищах графа Воронцова.

– Я слышала, что спелеологи этими байками пугают туристов, особенно под вечер, – проговорила она таинственным шёпотом.

Эльфы, как по команде, обернулись к Семёну, но тот в знак протеста замахал руками:

– Не-е, Ярик, давай лучше ты. А то опять скажете, что я вру!

– Ладно, – согласился Итиль, – хоть я всех подробностей тоже не знаю. Рассказывают, будто в восемнадцатом веке в наших местах жил знаменитый чернокнижник граф Воронцов. В молодости он, якобы, вылечил Петра Первого, за что тот пожаловал ему имение. Барский дом стоял высоко над самой рекой, а из подвалов на другой берег вёл тайный ход. Теперь уже никто не помнит, где это: лазы, через которые мы забираемся в пещеры – всего лишь остатки штолен. В конце девятнадцатого века здесь работала артель по добыче известняка. «Тарусский мрамор» – слышали о таком? После революции шахта перестала приносить прибыль, и артель закрыли. Входы частично были завалены, частично они осыпались сами. Но спелеологи говорят, что через старые штольни по карстовым ходам можно пройти очень далеко и глубоко, ведь пещеры тянутся на много километров вдоль берега. С ними связано столько невероятных легенд! И не известно ещё, есть ли там хоть маленькая доля правды.

– Про кровавое озеро, например, – подсказал Сэм. – Меня не раз тянуло отправиться на его поиски.

Алиэ скептически покачала головой:

– Я бы на твоём месте не ходила. Сказки сказками, а заблудиться там очень даже просто. И обвалы часто бывают, всё-таки река: песок кругом, глина, где-то в разлив подмоет, – и поминай, как звали!

– Но ведь спелеологи лазают! – возразил Семён.

Ярослав усмехнулся:

– Давай, давай! Может, найдёшь винный погреб графа! Пещеры уходят вниз на шесть кольцевых уровней. На первом – штольни, на втором летают огненные шары, на третьем, якобы, существует волшебное озеро. Если вода в нём красного цвета, то колдун ни за что дальше не пропустит: обязательно угодишь под обвал! А если зелёного – всё спокойно, лазить можно. На четвёртом уровне была тайная лаборатория, на пятом – сокровищница, а на шестом – винный погреб. С нижнего уровня на правый берег ведёт ход, и в нём – масса разнообразных ловушек, устроенных графом.

– Ого! – удивился Лас.

– Да, – подтвердил Итиль, – наш чернокнижник был не прост! Говорят, он укрывал у себя раскольников, организовавших свой скит. За занятия колдовством его арестовали, а дочь и жену бросили в реку, сочтя ведьмами. Самого графа привезли в Москву и долго пытали в застенках Тайного приказа. Но добиться ничего не смогли, а следов истязаний на его теле не оставалось. Воронцова решено было четвертовать. Однако дьявольская сила его была так велика, что палач четыре раза пытался отрубить ему ноги и руки, но промахивался. Срочно пришлось изменить сценарий казни и вести её не по правилам: сначала отрубили голову, а потом уже руки и ноги. Крови при этом было на удивление мало. Пока колдуна пытали, его дом стоял опечатанным. А позже царёвы люди не обнаружили там никаких сокровищ, хотя жена и дочь графа имели много ценных украшений. Если верить слухам, он спрятал их в ходах под Окой. После казни тело прибили к воротам, но ночью оно непонятным образом исчезло, и с тех пор призрак графа Воронцова бродит по пещерам, охраняя свои сокровища.

Ярослав отхлебнул чаю из железной кружки. Эльфы, как зачарованные, смотрели на него.

– Ну, ты даёшь! Даже я поверил! – восхищённо выдохнул Сэм.

– А мне страшно стало, – призналась Алиэ.

Лас молчал, наблюдая за ребятами. Новая волна впечатлений смешивалась в его сознании с образами, неизгладимо отпечатавшимися после собственных приключений в пещерах. А Сэм уже нетерпеливо ёрзал на бревне и довольно потирал руки, ожидая продолжения.

– Но это ещё не всё, – заговорил, наконец, Итиль. – По легенде, после смерти графа остался манускрипт, в котором зашифрован путь к кладу. В восьмидесятых годах сотрудники КГБ приехали сюда в поисках тайной лаборатории. И вот группа из восемнадцати москвичей спустилась в пещеры на нижние уровни, даже, говорят, что-то там обнаружила, однако у графа с Тайным приказом были свои счёты! Их всех похоронил обвал. Живым удалось вытащить лишь одного человека, который тоже скоро умер в больнице, не приходя в сознание. Только вот какая штука: при нём нашли золотое женское украшение, – и ни знакомые, ни родня раньше этой вещицы не видели[20]20
  Легенды о графе Воронцове, владельце имения Горяиново (ныне село Кольцово Ферзиковского района Калужской области), записаны по материалам, предоставленным научным сотрудником Калужского краеведческого музея В.И.Абакуловым.


[Закрыть].

Эльфы снова притихли, вслушиваясь в ночную тишину. Таинственный час и темнота располагали именно к таким историям: о сокровищах и привидениях. Отсветы костра бликами играли на встревоженных лицах ребят, отражаясь в их широко распахнутых глазах. Кузнечики уже стрекотали не так отчаянно, и шум воды казался ближе и звонче. Молчание нарушил Сэм:

– Я вам, конечно, не рассказывал, как мы с Орлом Шестого Легиона в пещерах извращенцев пугали?

Ярослав едва заметно вздрогнул и отвёл глаза, скрывая от друзей блеснувший в них огонёк. Это движение было настолько мимолётным, что увидел его лишь Сэм, не спускавший с Итиля пристального взгляда. В ответ на свои мысли менестрель решительно кивнул: если у него и возникли какие-то сомнения в том, нужно ли продолжать рассказ, то теперь они исчезли окончательно.

– Когда это было? – беспечно спросила Алиэ.

Вновь искоса взглянув на Ярослава, Семён небрежно бросил:

– Весной, когда мы первый курс заканчивали. Два с небольшим года назад.

Друзья Сэма знали, что, окончив первый курс университета, он серьёзно решил переводиться в духовную семинарию. Твёрдость его намерения удивила всех приятелей и родственников, которые просто не знали, что делать в подобной ситуации и как ко всему этому относиться. Родители Семёна в отчаянии решились на беспрецедентный шаг: настояли, чтобы их сын прошёл обследование у психотерапевта. К счастью, в конфликт вовремя вмешалась Руаэллин, тронутая просьбами Итиля помочь его другу. С тех пор Сэм стал толкинистом. Но, зная склонность менестреля к экстремальным вариантам решения любых проблем, его никто не расспрашивал о причинах возникшей ситуации: опасались, как бы Семён не выкинул ещё какой-нибудь номер. Виновник суматохи тоже не горел желанием изливать душу, и эльфы сильно удивились, когда их друг сам заговорил об этом.

Однако волнение Итиля было вызвано не только удивлением: в его движениях Лас заметил лёгкую растерянность. А небрежный тон менестреля и тайная горечь в уголках его губ окончательно убедили наблюдательного эльфёнка в том, что отношения друзей складываются непросто. Но он был терпелив, и сейчас молчал, опасаясь сказать лишнее.

Тем временем Алиэ уставилась на Сэма с откровенным изумлением:

– Вот это да! И вместе с Андрюхой?! Ты его знаешь?

– Лучше спроси, кто его не знает? – довольно ухмыльнулся Семён.

Но Лас остановил их:

– Я не знаю! Что за Андрюха?

Ему ответил Итиль, непринуждённо улыбающийся и, по всей видимости, уже полностью справившийся с волнением. Назар в который раз отметил про себя, что у его друга железное самообладание.

– Ещё та личность! Энциклопедист. Сейчас ему где-то под сорок, и закончил он всего девять классов школы. Но, бьюсь об заклад, такой обширной эрудиции, как у Андрюхи, нет ни у кого в городе!

– Внешность его тоже необычная, – продолжила Алиэ, – ночью увидишь – испугаешься! Высокий, худой, сутулый, будто сейчас из концлагеря. Весь чёрной бородищей зарос, и волосы длинные, кучерявые.

– Ничего себе! – удивился Лас. – А почему – Орёл? Да ещё – Шестого Легиона?

– Это мы его в крымской экспедиции так прозвали, – сказал Ярослав. – Знаешь, песня такая есть… А у Андрюхи фамилия Синицын.

Словно пытаясь отвлечься от преследовавших его навязчивых мыслей, Сэм задумчиво протянул:

– Да-а, он такой – Орёл Шестого Легиона… Меня с ним Василий познакомил, спелеолог. Ты, эльфёнок, должен его помнить: он был в тот день у трещины вместе с Таней, своей сестрой.

Назар кивнул:

– Помню, хотя смутно. Я тогда не в себе был немного…

– Василий – главный любитель постращать туристов разными байками. Рассказывает им, что в полнолуние призрак графа Воронцова бродит по пещерам, гремит цепями, или чем там греметь полагается. А если кого живого встретит – поманит своим проклятым золотом, и поминай человека, как звали.

– Ну, и что туристы? – улыбаясь, спросил Итиль.

– Кто-то верит, кто-то – нет. Но, сам же знаешь, людей хлебом не корми, дай страшилки на ночь послушать! Я вас тоже сейчас ужасами потчевать буду, время как раз подходящее.

И, выдержав приличествующую хорошему рассказчику паузу, Сэм начал:

– Вышло всё случайно. Лазили мы как-то по весне с Андрюхой в пещерах. Он мне ходы всякие показывал, гроты, подземные залы. Байки травил. Интересно, нечего сказать. То место, где ядовитая щель, ну, где девчонка провалилась, мы с зажатыми носами проползали. Дальше от щели ход ведёт в большой красивый зал, в котором можно стоять в полный рост, и спокойно поместятся человек двадцать. Одна стена зала гладкая, словно шлифованная, из чёрного блестящего камня. Это тем более удивительно, что во всех ходах – и в карстовых, и в шахтах – сплошной известняк. Что за камень – не знаю, врать не буду. Только в свете свечей стена – как зеркало: переливается разноцветными блёстками и даже можно разглядеть своё отражение.

Андрюха подвёл меня к самой ровной части этого камня и показывает на пол. А там, люди добрые, чего только нет! Свечных огарков видимо-невидимо, спички валяются, палки какие-то, железки, ремни. Словно кто их специально спрятал от чужих глаз. Орёл говорит: «Тут в полнолуние чёрт знает что творится! Раз увидишь, страху натерпишься на всю жизнь!» Мне, сами понимаете, интересно. Словом, выяснилось, что под чёрным камнем проходят оргии. То ли сатанисты, то ли извращенцы. Нанюхаются у ядовитой трещины, а потом ползут сюда и творят всякие непотребства. И всё с ритуальной точностью при свете свечей. Я спрашиваю Орла: «Ты откуда знаешь?» А он мне: «Сам видел». Оказывается, над большим залом есть грот, где щёлка в полу выходит как раз над самым гладким местом чёрного камня. Щель выполняет роль вентиляции, и, благодаря ей, воздух в зале всегда свежий. Но попасть в этот грот можно только из другого хода, который на сто метров ниже по реке. Спелеологи знают, конечно, а больше, думаю, никто. Туда туристов не водят, потому как в половодье через входное отверстие заливается вода, и всё лето до осени стоит страшная сырость. Выше-то вода уже не доходит, а над залом и вовсе божья благодать: сухо, тепло, двоим сидеть можно и дырка в полу. Вот я и предложил заявиться сюда в полнолуние, посмотреть, чем люди около камня занимаются, а заодно шутку придумал. Про призрак колдуна все знают, и если мы с собой цепи прихватим, погреметь, плёночку со звуками природы типа «вопли мертвеца», или что-то в этом духе, – то веселье будет знатное! Главное, не заржать в самый ответственный момент!

Лас заметил, как дрогнула рука Семёна, державшая кружку, как опустил он глаза, избегая смотреть на друзей. Но отступать было уже поздно, и потому, безнадёжно махнув рукой, менестрель попытался улыбнуться:

– Ладно… Значит, засели мы с Андрюхой в гроте в первый день полнолуния. Цепями запаслись, как положено, приготовили музычку со спецэффектами. Еду с собой взяли: знали, что до утра выбраться не удастся, ведь внизу слышен каждый шорох. Чтобы родители не волновались, я им сказал, что на дискотеку пошёл. А до этого мы всё проверили: входы-выходы, как звук идёт сверху, не видно ли света, если мы свечу оставим гореть, и так далее… В половине двенадцатого ночи начали подтягиваться люди. Мы по очереди смотрели в щёлку. Ну и жуть, скажу я вам! Сколько они у ядовитой трещины торчали, не знаю, только в зал вползали уже на четвереньках и штабелями валились на пол. Всего человек пятнадцать. В основном, малолетки: по пятнадцать – семнадцать лет, но были и старше. Все как один – в чёрном. Зажгли свечи, стали их выстраивать фигурами у зеркального камня. А как полночь наступила, завыли дурными голосами, поснимали одежду, и давай друг друга хлестать, чем ни попадя: верёвками, ремнями. Натурально, извращенцы! Мне аж дурно стало от такого шоу… А взгляда оторвать не могу: смотрю в щёлку, как приклеенный. Никогда не видел ничего подобного и, надеюсь, больше не увижу!.. Кровь, крики, пена на губах, в лицах ничего человеческого… Если мне не верите, спросите у Андрюхи… Главное, там девчонки были, мелкие совсем, пацанята, вроде тебя, Лас, – а попадись им кто чужой в это время, разорвали бы!..

Сэм замолчал. Эльфы сидели с широко открытыми глазами, пытаясь представить дикую сцену, только что описанную менестрелем. Разум отказывался верить в её реальность, но никто даже не попытался уличить рассказчика во лжи.

– А я, например, думаю, что так и было, – нарушил молчание Лас, выразив тем самым общие мысли. – Кто знает, что им приглючилось у трещины? Там про всё забываешь, остаётся только…

Сплетаясь в сознании в дивную, серебристую мелодию, далёкие колокольчики рождали слова, продолжая начатую фразу: «…то, что скрыто глубоко в душе, мой друг. То, что составляет тайную суть твоего существа. Ты стоял лицом к лицу с самим собой – не испугался и ничего не забыл. У других – иное. Поверь, не так просто глядеть себе в глаза…»

– Лас?

Эльфёнок вздрогнул. Он снова сидел среди друзей у ночного костра, а невдалеке по камушкам звенел невидимый ручей, так похожий на голос Руа…

Итиль мудро улыбнулся:

– Чувствую, это необычная ночь. Что-то случилось в подзвёздном мире. И Сэм давно не был так откровенен…

Действительно, от прежней плутовской беспечности менестреля не осталось и следа. Он сидел, обхватив руками колени, весь как-то подобравшись и съёжившись. Из-под длинного, взлохмаченного чуба задумчиво поблёскивали глаза, и горькая усмешка порой, совсем не в такт разговору, кривила его тонкие губы с ямочками в уголках. Наконец он вернулся к прерванному рассказу:

– А дальше было самое интересное… Лежу я, такой обалдевший, вдруг чувствую, Андрюха в бок пихает: пора, мол, чего застыл? Чуть не заорал от неожиданности, честное слово! Хорошо, Орёл мне вовремя рот рукой зажал, а сам на часы показывает. Медлить уже и правда было нельзя, внизу малолетки дошли до последней стадии исступления, и я сильно сомневался, услышат ли они что-нибудь вообще. Тут мы магнитофон включили, цепями забренчали… Сначала, действительно, эти бешеные не обращали внимания на посторонние звуки. Но как дурь маленько выветрилась, они насторожились, засуетились. Наконец, прозвучало заветное: «Призрак графа Воронцова!»

Семён невесело усмехнулся:

– Что тут началось, люди добрые! Глядя вниз, я просто счастлив был, что наш вход на сто метров ниже по реке и грязища там непролазная! Представляете, наши могильные завывания на их больное воображение и расстроенные нервы?! Думаю, этот глюк они на всю жизнь запомнили! Но и нам уже не до смеху было, тем более что пришлось просидеть в пещере до утра: боялись наткнуться в лесу…

– Не завидую, – пробормотал Итиль.

Алиэ подняла на него встревоженные глаза:

– Кому? – Было видно, что девушка находилась под сильным впечатлением от рассказанной истории.

– Никому. Ни тем бедолагам, которые из пещеры удирали, ни Сэму с Андрюхой. Вам, поди, самим тогда хороший психотерапевт был нужен? – обратился Итиль к менестрелю.

Тот попытался улыбнуться сквозь колотившую его мелкую дрожь:

– Спасибо Руаэллин, иначе бы я тут с вами не сидел!

Тишина вновь повисла над лагерем. В этот предрассветный час и в природе всё замерло, наслаждаясь последними каплями ночного отдыха. На траву начала оседать роса, кузнечики окончательно угомонились, и только невдалеке плескал бессонный ручеёк, тревожа своим воркованием мягкие струи Оки.

Сэм положил на горячие угли сухую веточку можжевельника, которая мгновенно вспыхнула. В воздухе разлилось пряное благоухание.

– Говорят, можжевельник хорошо злых духов отгоняет, – задумчиво заметил менестрель и, помолчав, добавил:

– А знаете, ребята, у этой истории продолжение было. В том году.

– Да ну? – удивился Лас.

– Верно говорю. Я когда ходил к бабушке в больницу, с сестричкой познакомился. Милая такая девушка, скромная, приветливая. Аней зовут. И показалось мне ещё, будто где-то я её видел. Словом, начали мы встречаться. Только она о себе молчала, как я ни выспрашивал. Ну, вы тут все – люди взрослые, стесняться нечего. Дошло у нас до любви… Лас, ты чего краснеешь? Вижу, хоть и темно ещё пока! Не было у нас с Аней ничего. Только начал её раздевать, смотрю – вся спина в шрамах. Тут меня словно обожгло: вспомнил, где видел это милое личико! Покраснел, не хуже, чем наш эльфёнок. И признаться во всём не мог, и объяснить, почему на меня столбняк напал, тоже не получалось. Наверное, я так изменился в лице, что Аня с перепугу мне всё и рассказала. Молодой была, глупой, не хватало острых ощущений! Однажды они с приятелями до того доглючились, что примерещился им призрак графа Воронцова. Все – бежать! А Анечка моя обессилела так, что ноги от страха отнялись. Тут она вспомнила про Бога, взмолилась, если выберется живой из пещеры, до конца своих дней будет людям помогать и вести здоровый образ жизни. А сама ползёт, подтягивается на руках, поскольку ноги не работают. Так в её ладони перстень оказался. Аня решила, его кто-то из приятелей потерял, и сунула в карман, чтобы потом вернуть. Но когда она из больницы вышла, зараз вылечив ноги и голову, оказалось, что перстень-то ничей, причём антикварный и очень дорогой. Может, тоже из сокровищ графа, кто знает? Только Аня эту вещицу продала, не долго думая. Сказала, что не хочет к прошлому возвращаться. А сама в медицинский институт поступила и параллельно устроилась работать в больницу. Вот такие дела, ребята.

– Ну, и как у вас теперь? – полюбопытствовал Итиль.

– А никак. Мы расстались почти сразу же. Не мог я быть с ней рядом после того, что видел, сами понимаете…

Сэм вздохнул. Молчание дрожало в воздухе, словно рассветная тишина, изредка нарушаемая робким посвистыванием самых ранних птах. Ребята вдруг почувствовали на своих плечах всю тяжесть бессонной ночи, навалившуюся неожиданной усталостью. Эта усталость настойчиво толкала их в палатку, в тёплые спальные мешки, – и трое эльфов, перестав сопротивляться, вскоре пошли спать, а Итиль, взяв полотенце, решительно зашагал купаться.

Светало. Над Окой дрожал густой, молочный туман – верный признак ясного дня. Слышно было, как в прибрежных лозах просыпаются птицы, и плещет рыба в реке. Белые кисточки случайно задетого дудника стряхнули на руку Ярослава свои прохладные капли. Наступало новое, прекрасное утро, и ночные рассказы уже казались сном, отдаляясь с каждой минутой.